Никифор Сергеевич вышел во двор и, встав на цыпочки, прогнул спину. Солнце только - только взошло, а холодный ночной воздух еще не успел прогреться как следует. Следом за стариком вышел большой черный кот с гладкой шерстью и начал тереться об ноги. Никифор Сергеевич вернулся в дом, и скоро опять показался на улице, держа в одной руке большой топор для рубки дров, а в другой - немного помятую курточку.
- Пойдем, Эшафот, нарубим немного дров, - обратился он к коту, - холода скоро. А дерево ведь не всякое можно здесь жечь, да?
Кот, вместо ответа, бросился вперед хозяина, и, с трудом перепрыгнув калитку, оказался на улице. Дом старика Никифора стоял на самом краю деревни. С присыпанной, листьями, крышей, с обставленным, прошлогодней сухой кукурузой, забором, он и сам был похож на древнего старца. Возле калитки возвышались горой тыквы. Не успел Никифор Сергеевич скрипнуть трухлым деревом, как из небольшой пристройки раздался визг. Визжали свиньи.
- Учуяли, черти, - улыбнулся старик себе в пышные усы и снова повернулся в сторону кота, - подожди немного, Эшафот. Сейчас пару тыкв разрублю свиньям, и пойдем дальше. Старик занес топор в воздух и с силой, которая невесть откуда все еще жила в его руках, опустил на добротную тыкву. Послышался глухой стук и следом за ним треск. Тыква лопнула, а старик уже приканчивал следующую. Закончив с этим, он взял ведро, и набросал туда куски, отнес в пристройку. Визг умолк и теперь слышалось только дружное громкое чавканье.
- Идем, Эшафот, - улыбнулся дед коту и, забросив топор на спину, шагнул на улицу. Улица была пустынной, и с первого взгляда ничто на ней не выказывало, что здесь живут люди. Однако Никифор Сергеевич знал, что в самом конце, рядом с въездом в деревню, живет Павел. Фамилию он его не помнил, поскольку тот был почти лет на тридцать младше за него самого. Иногда к ним присоединялся их третий сосед - Иван Петрович. Тот, правда, приезжал в деревню только на лето, в остальное время жил в своей родной "трехкомнатке" в Киеве. Сорняки и трава были выкошены только двора Сергея Никифоровича. Несмотря на седьмой десяток, он был совсем не против взять в руки косу или топор.
Миновав дорожный знак "Чистогайловка" он свернул на едва заметную тропку в посадку, доставая из кармана небольшой прибор, похожий на компас. Едва он его включил, как тот запищал, моргая красными огоньками на экране. Эшафот пугливо бросился в ближайшие кусты.
- Да знаю я, знаю, - отмахнулся от писка старик и посмотрел на панель .
26 микрорентген в час. Это превышало норму в трижды, но особой опасности не представляло. Стоило отойти от деревьев или зданий, как фон стабилизировался. Иногда, писк утихал совсем.
Лужайка, где Никифор Сергеевич рубил дрова, находилась совсем рядом. Он уже дважды проверял их, но сильного повышения радиации не наблюдалось. Значит, их можно жечь! Поплевав на руки, старик принялся за работу. Он вернулся чуть больше, чем через час, неся с собой большую вязку дров. Бросив ее у входных дверей, он сел на пень и достал из кармана мятую пачку "Примы". Это были еще советские сигареты, которыми изобиловал ближайший магазин. Многое в нем испортилось - крупы, зерно, пиво с квасом - все пришло в негодность. Что растащили крысы, а уцелевшее - испортил грибок. Но многое осталось в пригодном к употреблению виде - водка, вина, стоящие на пыльных полках и треснувших витринах, консервы и тушенка в подвале. И сигареты. Сигарет было - хоть завались.
Докурив, старик Никифор встал и отнес догоревший бычок к железному ведру у калитки - свой двор он содержал в чистоте и порядку.
- Ну что, Эшафот, - отыскал он глазами кота, - пойдем, подоим Муню? Заодно и овец покормим. Жарко им, да недолго еще осталось. Идем, попьешь свежего молочка.
Кот заурчал, и спрыгнув со старого заржавелого москвича, направился перед дедом в сарай, где стояла корова.
Никифор Сергеевич посмотрел на горизонт и вздохнул - в такую ясную погоду Чернобыльские блоки виднелись особенно хорошо - их от деревни "Чистогайловка" отделяло каких-нибудь четыре-пять километров.