Дедова ложкаДовольно часто бывает, что смотришь на какую-то вещь, полученную в подарок или в наследство, и вспоминаешь человека, с которым это связано. Но, наверное, в жизни каждого из нас были или есть такие люди, для воспоминаний о которых ничего внешнего не требуется. И воспоминания те необязательно являются вслед за какими-то исключительными переживаниями, а очень часто наоборот - когда приходится разбираться в повседневных житейских делах. Например, при воспитании детей открывается просто бездонный источник самых разнообразных переживаний и воспоминаний о собственном детстве и собственных воспитателях. Случалось, таким образом я приходила к неутешительной мысли, что каких-то неприятных ситуаций между мной и моими детьми могло и не быть, если бы я относилась к их воспитанию так, как мой дедушка, например, относился к моему. В детстве я искренне считала, что дед позволяет мне всё, чего бы я ни захотела - казалось, если бы начала на ушах ходить, он не был бы против. Только повзрослев я поняла - мне именно казалось, а границы дозволенного всегда стояли - и стояли непоколебимо. Наверное, это и есть настоящее искусство воспитания: не тыкать ребёнка заранее и бесконечно в те самые границы - то нельзя, туда не смей - а незаметно для воспитанника направлять его так, чтобы он сам за них не стремился. Но с кем не бывает. Понесло и меня однажды "через границу". Было мне тогда, может, годков пять, но запомнила я эту историю очень хорошо и на всю жизнь. Произошла она во время обеда. Было строгое правило: за столом вести себя спокойно, прилично, говорить по делу, а если нет - лучше помолчать. Но нашло на меня что-то такое - я и смеялась из-за какой-то чепухи, и болтала, не умолкая, и вертелась словно на углях. Напротив меня сидел дед, а сбоку - бабушка. Они сначала строго смотрели в мою сторону, потом сделали замечания. Но где там! Я не останавливалась. И тут в приступе сомнительного веселья вижу, как на меня, словно в замедленной съёмке, надвигается дедова серебряная ложка. Сама в это время ещё успеваю думать: "Как?! Дедушка?! Которого я так люблю?! На МЕНЯ?! С ложкой!?" А она тем временем ближе, ближе - и кажется, что это уже не ложка, а целый половник... Раз - и ложка совсем слегка, почти касается, моего лба. Я же, прекрасно понимая, что меня не ударили, всё равно резко переключилась со смеха на плач - из-за внезапной большой обиды на деда. Меня высадили из-за стола, выдворили в другую комнату, оставив без обеда. Я спряталась в уголок за шкафом и заплакала ещё сильнее - ведь дед с бабушкой староваты, может, не слышат, что пора им уже идти сдаваться. Но никто из них к моему величеству с извинениями и пончиками не прибыл. Наоборот, они занимались своими делами, как будто меня и не было! А я, пересмеявшись, переплакав, сидела за шкафом - и было мне очень горько и тяжело... Дальше так подробно, минуту за минутой, не помню совсем. Конечно же, извинялась потом я. С тех пор у меня осталось это воспоминание, осталась дедова ложка. Но главное - осталась наука, что бывает очень уж отвратительное, тяжелое, мучительное ощущение, когда знаешь, что делаешь неправильно, не по совести, обижаешь или обижаешься - и всё равно продолжаешь. И вторая наука, которую стараюсь постичь: насколько бы хороший, спокойный, вежливый не был человек (а именно такой характер имел мой дед), нужно отстаивать свои принципы, если уверен в них, - то ли это правила поведения за столом, то ли Высшие Законы, данные Богом. Иначе невозмутимость и вежливость, превратившись в слабость и ничтожество, принесут только горе и упадок всем, кого подобная мягкотелость коснётся. Валентина Рашэтник
|
|