Аннотация: В страшном пожаре погибли многие обитатели тихой, глухой деревеньки. За много лет подробности зловещего происшествия стёрлись из памяти людей, пока в деревне не появился призрак из прошлого...
Книга первая
Абуджайская шаль
или
история о начале
Глава 1.
Семья Перегудовых. Переезд.
- Ах, душа моя, да всё как-то мне беспокойно! Сердце мается и в груди как-то все болит, болит, а то уж, словно раз... и оборвётся! Так я вся и обмираю и страшно мне, друг мой, страшно-то как! И тут же и корю себя - глупости, глупости! То-то хорошо будет Катеньке на природе, уж детки-то порезвятся, да и воздух там верно, хорош... Да хорош ли там воздух?
Невысокого роста расторопная дама в почтенных летах тревожно взглянула из-под спущенных на нос очков на своего собеседника - представительного немолодого господина с пышными седыми усами и роскошными бакенбардами, на морщинистом, обрюзгшем лице. В отличие от дамы, проявляющей такое нервозное беспокойство, он был совершенно невозмутим и едва прислушивался к её бесконечным вопросам, попыхивая длинной изящной трубочкой с перламутровой инкрустацией.
- И воздух хорош и природа на диво... полноте вам, Дарья Платоновна так-то переживать, поживёте, осмотритесь... - невозмутимый господин не торопясь, выбил содержимое трубки на низкое блюдечко из потемневшего серебра, аккуратно приминая прокуренным жёлтым пальцем дымящиеся угольки, - чай, не в Америку едем, ну не понравится, так что за беда?! Вернуться-то всегда можно!
Дарья Платоновна в ответ на его замечания только горестно качала головой, тяжело вздыхая и растерянно оглядываясь вокруг. Её нарядная, ухоженная гостиная, надёжный семейный приют во всякие времена, сегодня выглядела разорённой, пустой и сиротливой. Мебель, обряженная в чехлы, голые окна со снятыми портьерами, суетливо бегающие взад и вперёд слуги, всё говорило о скором неизбежном переезде и ввергало бедную Дарью Платоновну в страшную тоску. Не находя в себе сил принимать участие во всеобщей суматохе, она бездумно перебирала руками шёлковые нити незаконченной вышивки, словно цепляясь за единственно привычное занятие.
- Бабушка! Бабушка!!!
Краснощёкие малыши, любимые внуки-баловни, Настенька и Володя семи и шести лет подбежали к ней с двух сторон громко переговариваясь, и возбуждённо перебивая друг друга. Девочка тотчас взобралась на колени Дарьи Платоновны, бесцеремонно сталкивая на пол деревянные пяльцы и горячо шепча ей в самое ухо.
- Бабушка, миленькая! Прикажи мисс Флинт, чтобы она разрешила нам взять в поездку нашу Китти!
- Она нам запрещает, бабушка! А Китти не хочет оставаться одна! Кто же с ней будет играть?! - поддержал сестру Володя, крепко сжимая в руках красноглазую белоснежную крысу, - посмотри, какая она грустная, бабушка! Она же понимает, что мы оставляем её!
В подтверждение своих слов он поднёс зверька к самому лицу Дарьи Платоновны, чем едва не вызвал дурноту у несчастной дамы, стойко не переносившей наглого грызуна.
- Ах, Володя, уволь меня от созерцания своего любимца! - раздражённая, она ссадила Настеньку со своих колен, поднимая брошенные пяльцы, - а вы, маленькая дама, извольте вести себя прилично! Ну что это такое, налетела, всё покидала на пол! Что за манеры?! Уж если я что и прикажу мисс Флинт, так это внимательнее следить за вашим воспитанием!
Маленький Володя прижал к своей груди усатую Китти так, что она пискнула и попыталась укусить мальчика за палец.
- Бабушка! - на глазах мальчика показались слёзы, - но она же умрёт от тоски!
Настенька умоляюще сложила руки, просительно заглядывая в глаза рассерженной бабушки, тоже готовясь в любую минуту расплакаться.
Сердце Дарьи Платоновны в одну секунду смягчилось при виде печальных детских личиков.
- Ну, будет, будет плакать! Разве оставим мы такое сокровище, не ровен час, пропадёт, я первая не переживу! Ступайте, да не плачьте более, обещаю поговорить с мисс Флинт...
Погладив мальчика по пухлой щеке и рассеянно поцеловав Настеньку в пушистую кудрявую макушку, она отослала детей прочь и вновь погрузилась в свои тревожные мысли.
Размеренная, покойная жизнь навсегда осталась в прошлом для Дарьи Платоновны с того самого дня, как её супруг, действительный статский советник Дмитрий Степанович Перегудов, объявил о своём решении выйти в отставку и поселиться всей семьей в родовом имении, полученным в наследство от старой тётки Софьи Михайловны Перегудовой.
Нельзя сказать, что таковое решение явилось для Дарьи Платоновны вовсе неожиданным. Лет Дмитрию Степановичу было немало, службу нести становилось всё труднее, да и дети, кроме младшего Николеньки в жизни, слава богу, определились, так что о неизбежной отставке в семье поговаривали давно. Вот только бесконечные намёки Дмитрия Степановича о его намерении переехать в деревню Дарья Платоновна решительно отказывалась слушать. Да и добро была бы деревня где-нибудь за городом, куда смогут приехать погостить старые друзья, да и сама Дарья Платоновна могла бы отправиться с визитом к знакомым, так нет же! Деревенька та находилась бог весть как далеко, в стороне от всяких дорог и поселений! Потому, слушая рассуждения Дмитрия Степановича о преимуществах деревенской жизни, Дарья Платоновна лишь пожимала плечами и неизменно переводила разговор на другие, более волнительные темы. Даже строительство нового дома в имении Перегудовых восприняла наивная Дарья Платоновна, как очередную блажь взбалмошного супруга и рассчитывала, что деревенская усадьба в лучшем случае будет использована, как охотничий домик для мужских забав Дмитрия Степановича и сыновей Александра и Николеньки.
Сама же Дарья Платоновна деревенской жизни всячески чуралась. С самого рождения она жила в городе, любила посещать театры и модные салоны ездила с визитами к знакомым, принимала визитёров в свою очередь у себя, и другой жизни себе не представляла. Если случалось ей бывать летом на даче, она неизменно искала достойного общества, а от созерцания красот природы скучала и жаловалась знакомым на невыносимость деревенской жизни. Оттого она до самого последнего дня не могла поверить в то, что её любезный супруг сыграет с ней такую злую шутку и заставит на склоне лет зажить отшельницей в глухой, отдалённой от всякой цивилизации деревне.
Да только как выяснилось, намерения Дмитрия Платоновича были самые, что ни на есть серьёзные, и чтобы стало ясно, как такое несчастье приключилось с Дарьей Платоновной, требуется пересказать всё с того самого времени, как молодая Дашенька дочка Платона Аристарховича Синицына повенчалась с господином Перегудовым, то есть - по порядку.
Невестою Дарья Платоновна была, что называют завидною. Миловидная, с лукавым взглядом голубых глаз и пушистой белокурой косой, барышня Синицына была из хорошей семьи, за ней давали богатое приданое, и все эти качества в совокупности вскружили голову не одному воздыхателю. Отец Дашеньки, Платон Аристархович, рассчитывал для дочери блестящую партию, пока не появился на горизонте некий Дмитрий Степанович Перегудов, господин с небольшим чином и с ещё меньшим достатком, а уж если откровенно - то и вовсе без оного! Будь Дмитрий Степанович обычным знакомцем, его и близко не подпустили бы к хорошенькой Дашеньке, но молодой человек приходился сыном старинного приятеля Платона Аристарховича и оттого в доме Синицыных был принят благосклонно. Платон Аристархович относился к юноше как к собственному сыну, всячески поощрял его общение с семьёй и тот вскоре стал являться к Синицыным запросто, не дожидаясь особого приглашения. При таком положении вещей нечего было и удивляться, что в один знаменательный день Дашенька Синицына и Дмитрий Перегудов краснея и запинаясь от застенчивости, заявили родителям о своей любви и желании идти далее по жизни рука об руку. Ежели в тот момент Платон Аристархович и пожалел, что приласкал в своём доме безденежного юношу, то к чести своей, даже виду не подал. Поговорив серьёзно со своей дочерью и убедившись, что она души не чает в молодом Дмитрии Степановиче, счастью дочери противиться не стал, мудро рассудив, что от судьбы не уйдёшь, а приданного дочери с лихвой хватит на то, чтобы обеспечить молодым достойную жизнь. Многие недоброжелатели тогда поговаривали, что, дескать, ловко удалось Дмитрию Степановичу отхватить такой куш, обойдя более достойных претендентов на руку и сердце Дарьи Платоновны и, что де пожалеют ещё Синицыны, приняв в свой дом нищего выкормыша, да только наветы их не оправдались. С пользой использовав приданое жены, Дмитрий Степанович сумел сделать карьеру головокружительную, поскольку отличался отменным трудолюбием, почтением к начальству, да и вообще был большой умница. Через несколько лет, нажитый им капитал, всемеро превышал полученное приданое, после чего замолчали даже самые ярые ненавистники их счастья и зависимое положение Дмитрия Степановича Перегудова от полученных вместе с молодой женой денег, позабылось навсегда.
Прожили супруги в дружбе и согласии тридцать восемь лет, как дай бог и каждому прожить. Никогда сколь либо серьезная беда не касалась этого милого семейства, о чем Дарья Платоновна каждый день не забывала неустанно благодарить господа. Детей у четы Перегудовых было трое. Старший сын Александр, тридцати шести лет, с детства увлекался наукой, читал запоем толстые книги и проводил в старом флигеле не всегда безопасные эксперименты. Его детские увлечения с возрастом переросли в серьёзное изучение медицины и спустя всего пару лет по окончании университета об Александре Дмитриевиче Перегудове заговорили, как о знающем хирурге, способным исцелить всяческий недуг и даровитом учёном, подающем большие надежды. Женился Александр двадцати трех лет на младшей дочке дворянина Картеева - Машеньке и к тому времени, как ведется рассказ, их первенцу Виктору было уже лет двенадцать, а супруга Машенька снова была на сносях.
Вторым, а вернее второй по счету у Перегудовых шла дочь - красавица и всеобщая любимица Катенька. Она отличалась на редкость спокойным и безмятежным характером, казалось, никакие жизненные передряги не смогут вывести её из себя. Сидя всегда в уголку то с шитьём, то с вязанием она ласково всем улыбалась и на любые выходки своих братьев вовсе никогда не сердилась. Некоторые злые языки за такую особенность её характера поговаривали, что она-де глуповата, но родные любили её всем сердцем и души в ней не чаяли. Семнадцати лет посватал её господин Огуреев (человек не слишком молодой, годов ему на ту пору было уж больше тридцати), но с большим достатком. Причем доставало ему не только богатства, но так же честности и порядочности, сочетание в наш век столь редкое, что Перегудов, тотчас же благословил сей союз, а послушная дочь Катенька не противилась, да и то сказать никогда о том после не жалела. В ту пору, о которой идёт речь, у них подрастали два премилых ребенка семи и шести лет - дочка Настенька и сынок Володенька.
Третий ребенок Перегудовых младший сын Николай, в жизни себя еще никак не определил. То хотел, было в военные, да жизни в казармах побоялся, потом подался по совету батюшки в университет, в студенты, но большого рвения к наукам не проявлял. Особых хлопот впрочем, с ним не было, шумных студенческих вечеринок с известными проказами он чурался, предпочитая вечера проводить дома с книгами. Правда, толку от такого чтения было чуть. Полезных да умных книг он не читал, от учебников его все чаще в сон клонило, а любил пустяковые романы по большей части иностранные про всякие небывалые приключения и путешествия. Батюшка его за то корил, да только так - для виду! Так вот потихоньку и жили.
Лет за шесть до начала нашей истории Дмитрий Степанович получил неожиданное наследство от троюродной тётки Софьи Михайловны Перегудовой. Наследство было тем более неожиданно, что Дмитрий Степанович и хоть и слыхал от покойного батюшки о существовании тётки, родственницу эту за всю свою жизнь не разу в глаза не видел. Та жила в своём имении затворницей, слыла большой чудачкой, знакомых и родни всячески сторонилась, что не помешало ей отписать в завещании незнакомому племяннику обширное имение, с лесом, речкою и даже собственным озерцом, а в имении том - деревенька, с веселым и солнечным названием - Полянка.
Сама по себе деревенька была небольшой, насчитывала всего четырнадцать крестьянских изб, в которых народишку проживало девяносто четыре души. В деревне стояла старинная церковь, добротная деревянная мельница и небольшой кирпичный флигель, единственное строение, что осталось от господского дома, после случившегося там пожара. В этом флигеле проживал управляющий имением, обрусевший немец господин Мюллер с супругой, который начал служить ещё при покойной Софье Михайловне и после её смерти Дмитрий Степанович не счёл необходимым заменить его кем-то другим.
Несмотря на отдалённость деревни от города про пожар, случившийся в деревенском господском доме, некоторое время с ужасом передавали различные слухи один другого загадочнее. В том страшном пожаре в усадьбе погибла сама Софья Михайловна и вся её близкая обслуга, за исключением нескольких человек, в том числе управляющего, которых Софья Михайловна отослала из дома со срочными поручениями.
Перегудову, как единственному наследнику задавали всяческие вопросы, не известно ли ему подробностей, отчего произошло такое страшное происшествие, но он неизменно пожимал плечами, поскольку и в самом деле ничего не знал. Один молодой, но очень рьяный чиновник, расследуя причины трагического события, даже пытался сопоставить, внезапную смерь Софьи Михайловны и завещание, подписанное накануне её гибели в пользу Перегудова. Но едва этот слух дошёл до Дмитрия Степановича, как тот страшно осердился и ещё долгое время незадачливый следователь оставался в младших чинах, не смея надеяться на повышение.
Переживая ото всех этих толков, да разговоров, Дмитрий Степанович первое время только раздражался, когда ему напоминали про полученное наследство. Даже читая подробные отчёты о хозяйственной деятельности в имении, с приложением небольших денежных сумм от господина Мюллера, Перегудов недовольно хмыкал и сурово шевелил кустистыми бровями. Прошло целых два года, когда Дмитрий Степанович, наконец, успокоился и решился съездить осмотреть полученное имение, рассуждая при этом, что единственным правильным решением будет продать злополучную деревеньку, да и забыть о том навсегда. Но в тот год запланированная поездка не случилась. То нельзя было оставить дела служебные, то Дарья Платоновна закапризничала и велела свозить её на воды, потом Николеньку надобно было на учение определить, так что все недосуг.
Однако на третий год Дмитрий Степанович решительно собрался в дорогу на осмотр собственного имения, тем более, что случай представился более чем благоприятный. Дарья Платоновна, взяв с собой Николеньку, отправилась на месяц к своей сестре погостить (старшие дети к тому времени уже жили своими домами), а Дмитрий Степанович остался совершенно один. Не теряя времени даром, он тотчас отослал нарочного в Полянку сообщить о своем приезде, да вскоре выехал и сам.
Укрытая от любопытных глаз высокими холмами, поросшими густым, непроходимым лесом деревенька, доставшаяся Перегудову в наследство, стояла не так далеко от города, как это себе представляла Дарья Платоновна, но её отдалённое расположение от больших дорог, действительно делало Полянку отшельницей, среди многочисленных поселений губернии.
Сначала Дмитрий Степанович ехал по большаку, где вокруг раскинулись распаханные поля, скрипели колёсами встречные повозки, и постоянно попадался народ, уныло бредущий в обе стороны. Затем, оставив большую дорогу позади, коляска свернула в сторону и, прокатив вначале вдоль полей, поехала через редкий лесок, вскоре превратившийся в дремучую чащу, такую густую, что узенькая дорожка едва виднелась среди низко склонившихся ветвей, близко растущих деревьев.
'Эк, ведь, какая глушь! - досадливо подумал Дмитрий Степанович - нужды нет, в такую-то глухомань ездить. Продать - да и вся недолга!' Окончательно укрепившись в такой мысли, Перегудов вскоре задремал и, проснувшись лишь к вечеру, услыхал негромкий разговор своего кучера с незнакомцем.
- Эй, Федор, что там? Далеко ли? - повелительно, хотя немного охрипнув спросонья, спросил он, высунувшись из окошка.
- Да вот, барин, - обернулся к нему кучер, - ихний-то управляющий господин Мюллер человека прислал, чтоб значица не заплутать, да и то - вовремя! Я уж битый час стою в раздумье, дорога-то - вишь, в обе стороны пошла! А куды ехать то? Ребус!
Кряхтя, Дмитрий Степанович вышел из кареты (засиделся - хоть ноги размять), махнул сердито стоявшему поодаль пареньку лет семнадцати, державшему в поводу низенькую лохматую лошадку.
- Ну, любезный, поди сюда! Отвечай - кто таков?!
Паренёк приблизился, прихлопнув открытый доселе рот (сроду не видал такого важного барина!). Сдернул потрепанную шапчонку с головы под осуждающим взглядом кучера Федора, неловко поклонился и неожиданно сорвавшимся до тонкой ноты голосом (отчего вспыхнул сразу, как маков цвет и далее говорил нарочито грубо) произнес:
- Полянские мы, мельника Захара сын - Данила. Нас господин Мюллер послал, управляющий. Сказал - езжай, встрень барина у Ползучей топи, не то дороги перепутают и непременно в болото попадут.
- Ты что же это несёшь-то дурень! - осердился утомленный дорожными неудобствами Дмитрий Степанович, - нешто здесь дорога в болото проложена?
Данила шмыгнул носом, почесал колено и после произнес:
- Верно, барин. Вот эта дорога по правую руку - в Полянку, а по левую - на болото.
Решив больше не продолжать расспросы, Перегудов раздраженно махнул рукою кучеру:
- Езжай, Фёдор! - и повернулся к Даниле:
- А ты ступай! Показывай куда ехать! Да смотри мне, шельма, не вздумай плутать!
Колеса плавно покатились по узкой, но ровной дорожке покрытой короткой мягкой травой. 'К утру бы доехать, - зевнув, подумал Дмитрий Степанович, - что за сторона - болота, леса... продать!' за такими мыслями Перегудов снова задремал и очнулся от толчка, когда карета стала. Пождав минуту и не услышав ни шороха, Дмитрий Степанович досадливо крякнул, засопел и громко переступил ногами, в надежде быть услышанным и получить пояснение, почто опять остановка. Но его телодвижения не были услышаны, пришлось, прочистив кашлем горла прикрикнуть:
- Федор! Что? Завез нас дурак в болото?
Немного погодя Федор откликнулся странно изменившимся голосом:
- Гляньте-ка, барин, вон она Полянка-то ваша! Приехали, стало - быть...
Перегудов вылез из коляски и, хмурясь, прошёл вперед, оставив за собою кучера и проводника.
Дорога вышла из леса, и Дмитрий Степанович заметил, что сумерки, давно наступившие в густом непроходимом лесу, здесь на открытом пространстве едва начались. Солнце, огромным алым краем ещё держалось в почерневшем сумеречном небе, бросая багровые отблески на раскинувшиеся вокруг холмы. Внизу меж холмами виднелась деревенька. Первое, что пришло Перегудову на ум, была мысль: 'И верно ведь - Полянка. Ехали-ехали лесом, и вдруг - невидаль, внизу-то чисто ни кусточка, вся деревня словно на ладошке'.
Внизу, с левой стороны дороги выстроились в ряд крестьянские дома, Перегудов насчитал их числом четыре штуки. Первый в ряду - под самым холмом, последний - возле неширокой речушки с берегами, поросшими обычною в таких местах ветлою. С правой стороны - ещё две избы. Дорога, по которой они ехали, в аккурат проходила вниз между двумя рядами крестьянских домов, разделяя их по обе стороны. Посреди деревушки стояла церковь, небольшая, но добротная - с красного кирпича. Маковки позолочены, не облезлые, а может сверху-то не больно и видать. С правой стороны все продолжался холм, за ним угадывалась вода. 'Озеро', - вспомнил Перегудов письма управляющего (тот ему подробно все доходные статьи описывал). Все увиденное Дмитрий Степанович охватил одним взглядом и вид был ничем не примечателен, кроме спокойной умиротворенной красоты, что отличает многие русские деревни. Затем взор Перегудова обратился в сторону, что с таким вниманием рассматривали Федор и Данила.
На склоне холма стояли почерневшие обгоревшие развалины старой барской усадьбы. Стены местами обвалились под напором бушевавшего здесь огня, крыша рухнула и лишь в одном месте нависала обломком над закоптелыми руинами. Причудливо разбросанные останки сгоревшего дома придавали сходство с огромным зверем, распахнувшим немую черную пасть и глядящего на мир пустыми глазницами мертвых окон. Впечатление развалины производили отталкивающее, отвратительное. Смотреть на них не хотелось, так, словно на чистом веселом лице ребенка виден был уродливый шрам и как бы ты не отводил взгляд, но вновь и вновь невольно обращаешь внимание на этот досадный недостаток.
- Что развалины? - нарушил общее молчание Перегудов, - верно барский был дом?
- Барыни, верно, - Данила замолчал, хотя, судя по всему, парень был разговорчивый, но видно продолжать заданную тему не хотел.
- Что ж не уберут? - рассердился Дмитрий Степанович, - ведь весь обзор нарушает, словно бельмо какое, прости Господи!
- Да как же? - с внезапным страхом спросил Данила.
Перегудов вопроса не понял.
- Что ты, плут, не знаешь, как и убрать? Уж, небось, всё, что плохо лежало, по избам то растащили, что ж и головёшки то не забрали? Ведь срамота! Стоит сверху этакая горелая дурында, настроение людям портит! Верно ведь - Федор? - обратился Перегудов за поддержкой к кучеру.
- Да уж, как и верно-то, барин. Ведь кажись так и по сею пору, гарью-то несет!
Внезапно подувший ветерок и впрямь принёс запах гари и неизвестно отчего расстроенный Дмитрий Степанович, пожав плечами, полез в коляску, охая и кряхтя.
- Ну, трогай, Федя. Уж и ночь наступает, а там ещё устроиться надо, да и поужинать. Разве ж дело - весь день ни крошки во рту!
Коляска мягко и неслышно покатилась с горки и вскоре ехала меж деревенских домов. Немного времени спустя Федор внезапно обернулся:
- А посмотреть, барин, так и странная же деревня!
- Чем же она странная? - спросил снова задремавший Перегудов.
- А то странная что ни собака не забрешет, ни дитя не выскочит на дорогу. Дома стоят, а людей вроде и нет.
'А ведь и верно,- подумал Перегудов, - то-то все чудится мне, что как-то тут не так, словно и не вправду!'
- Эй, человек! Как тебя! Данила? Окликнул он проводника, высунувшись из коляски.
Данила неспешно приблизился, склонил голову, свесившись со спины своей маленькой лошадки (седла под ним не было) и лицо его оказалось вровень с лицом Дмитрия Степановича. Впервые при свете заходящего солнца, Перегудов рассмотрел своего проводника. Лицо его было мягким, по юношески округлым, волосы светлые, тщательно причесанные, но какие-то сероватые, верно не мытые давно. Нос чуть вздернут, растет на лице кругленькой картошиной, губы немного припухлые, лицо чистое, без прыщей и веснушек, подбородок мелковат, но при общей округлости черт облик создавался милый и простодушный.
Перегудов совсем было открыл рот, собираясь задать вопрос, как последний луч заходящего солнца осветил лицо юноши. Тот поспешно отвел взгляд, но Дмитрий Степанович успел заметить невозможную странность во взгляде, которую он долго не мог для себя уяснить и осмыслить, настолько это было неожиданно. Да уж после решил он, что привиделось в сумерках и, успокоившись, спросил:
- А что, Данила, в деревне то тихо? Аль уснули все? Ведь не ночь!
- Так все на той стороне реки, барин, в Паучьей слободке - охотно объяснил Данила, - Матвей-пасечник себе жену новую привел с Верхнеречья, так все встречать пошли, праздновать, новый житель в Полянке.
- А куда же он старую-то жену дел? - изумляясь, спросил Перегудов.
- Так тож, барин... - пробормотал Данила,- она ж у старой барыни в услужении была. Вместе с ней, стало быть, и сгорела.
- Что ж у вас в деревне то? Коровы да собаки с людьми свадьбы празднуют? - задал Федор, мучивший его при въезде в деревню вопрос.
- Почему с людьми? - озадачился Данила.
- Да потому, - в сердцах проронил кучер,- тишина у вас ровно мы на погост въехали, коровы не мычат, собаки не лают.
- Коровы по ту сторону холма, за прудом, - пожал плечами Данила, - ребятишки, что постарше, пасут в подлеске, так все лето там и живут. Бабы туда коров доить ходят, и еду пастухам носят. Осенью-то коров назад в хлева переведут, с ними и пастухи вернутся. А собаки... так собак в Полянке отродясь не было!
- Как же так - не было? - одновременно воскликнули Перегудов и кучер.
- Не было, - твердо ответил Данила, - я собак видел, когда в город с батей ездил, да у старой барыни была собачонка, да не долго и прожила - до того паскудное создание! Кошки - это есть, они от мышей зимой спасают. А собак нет - не бывало.
Снова, как при взгляде на лицо паренька у Дмитрия Степановича шевельнулась в голове странная и неуловимая мысль, но не найдя выхода до поры до времени осталась в глубине Перегудовского сознания.
Пока они так переговаривались, коляска неспешно обогнула холм, оставив позади развалины. Новый вид предстал перед лицом Перегудова, да только не слишком было его различить в наступившей темноте. Лишь разглядел он озеро, небольшое и чистое с левой стороны от дороги, а справа, у подножия холма небольшой беленый домик. На пороге дома с фонарем в руке стоял управляющий господин Мюллер с супругою, готовые встретить долгожданных гостей.
Встреча приехавшего хозяина и управляющего оказалась короткою. После взаимных приветствий и обязательных расспросов о пройденной дороге, Перегудов наскоро отужинал и, сославшись на усталость, отправился спать, благоразумно отложив все дела на утро. Перед сном вышел во двор, выкурить трубочку и, увидев своего кучера, осведомился, как тот устроен.
- Что, Федя? - кротко поинтересовался Дмитрий Степанович, - али не покормили тебя?
- Да уж спаси бог, барин и покормили и на постой к мельнику определили. Да я уж туточки во дворе возле лошадей переночую, к вашему превосходительству поближе...
- Чем же тебе, Федор, у мельника не глянулось?
Федор огляделся по сторонам и, приблизившись к Перегудову вплотную, отчего тот невольно отшатнулся, прошептал:
- А то, барин, что вы как хотите, а не ладно здесь. И деревня нехороша и люди... Вы глаза-то у этого Данилы видели? Это где ж это видано, чтобы глаз у человека, как у кошки по ночам светился? А я вам скажу барин, что и у отца его - мельника и у родни ихней, всё такие глаза! Я как в избу-то вошел, так и обомлел, ровно нечисть по углам сидит, так глазищами-то и сверкают! И на голове у них - шерсть! Право слово, барин Дмитрий Степанович, не волосы это - шерсть! Не бывает у людей таких волос!
Перегудов потянул носом воздух, явно послышался сивушный запах.
- А ты ведь, Федор, выпил, - заключил Дмитрий Степанович.
- Это, барин, верно, - понурился кучер, - так ведь со страху, барин! Ей-пра, со страху! Да нешто вы сами ничего не замечаете!?
- Ступай, Федор, спать, - ровным тоном, не терпящим возражений, проговорил Перегудов, - коли у мельника не желаешь - в коляске уснёшь. Ночи нынче тёплые - небось, не замерзнешь.
Развернулся и пошёл к дому, и тут-то выползла из головы, глубоко засевшая мыслишка: 'А прав, Федор, прав! Глаз-то у мальчишки уж больно нехорош! Не правильный взгляд, не людской...'
И слово это точно определило то смутное, неопределенное, что мучило Дмитрия Степановича последние часы.
Долго ещё, укладываясь спать в чужой неудобной постели, Перегудов вспоминал весь прожитый день и охал и вздыхал и молился потихоньку, а после не заметил, как и уснул.
***
Утром, Дмитрия Степановича разбудили птицы. Громкие и нахальные, они осаждали кусты сирени, росшие возле самого окна, и дрались и переругивались непонятно за что, временами заглядывая в открытое окно, с любопытством наклоняя яркие хохлатые головы. 'Что же за пичуги? - подумалось Перегудову, - эка, ведь век почитай прожил, а окромя воробьев да голубей и птиц-то не знаю!'. Спал Дмитрий Степанович не сказать, что долго, но чувствовал себя на удивление хорошо отдохнувшим и страшно голодным. Одевшись и умывшись приготовленною с вечера водою, Перегудов пошёл осмотреться. Домик был всего в четыре комнаты, где в одной проживал господин Мюллер с супругою Анной, другая служила для гостей (коих впрочем, супруги Мюллер видели немного). Самая большая комната - гостиная, где по праздникам господин Мюллер с женою неизменно принимали семью местного священника (у священника было шестеро детей, и бездетная чета Мюллер их баловала, хотя после посещения шумных гостей Анна Мюллер страдала мигренью). Последняя маленькая каморка была для прислуги. Там жила бабка Пелагея, женщина уже пожилая, но сильная. Была у неё когда-то семья и муж и сыновья, да только младший сын помер ещё в младенчестве лет этак трёх, хотя родился он уродцем и многие думали, что Пелагея-то, кстати, от несчастного мученика избавилась. А старший сын её с мужем погибли на том страшном пожаре, где погорела старая барыня. Муж Пелагеи служил там конюхом, а сынок-подросток ему помогал. Как сгорели они, бабка волосы на себе рвала и два дня волчицей выла. Сама-то она пожара не видела, уходила с бабами в подлесок коров доить. Ушла-то как раз ночью, под утро (ведь пока дойдёшь, а летом ночи-то коротки!), как вернулась, так уж только уголёчки и застала, ровнёхонько после её ухода и занялось, спали все в доме-то, проснуться никто не успел. Кабы она не ушла, так бы и тоже сгорела! Так вот два дня повыла-повыла, а потом замолчала и с тех пор все молчит, редко когда слово какое скажет. Мюллеры её к себе взяли по дому хозяйствовать, так она всё делает и всё-то молча. Что не скажут ей - всё молчит. Все уж привыкли.
Перегудов прошёлся по комнатам, но в доме никого не застал. Выйдя на улицу, он внезапно задохнулся от изобилия свежего воздуха и яркого солнечного света. Такой покой, да благодать бывает только в деревнях ранним утром, когда полуденный зной ещё не сушит кожу, комары уже уснули, а мухи ещё не проснулись. По дороге в сторону деревни мимо Дмитрия Степановича проходила стайка баб и девок, с любопытством на него поглядывая. 'Верно, возвращаются с утренней дойки', - догадался Перегудов. Самая смелая сделала шаг в сторону от толпы к Дмитрию Степановичу и звонко прокричала:
- Здоровьичка вам! Доброго утра, барин!
Остальные рассмеялись, будто их подруга сказала что-то смешное.
- И вам доброго утра! - благодарно промолвил Перегудов, покручивая с улыбкой ус.
Бабы сбились с шага, застопорились и вразброд поздоровались. Старшие покланялись.
Дмитрий Степанович сошел с крыльца и прошелся в сторону озера, оглядывая окрестности. За озером усмотрел он дом и мельницу, следом - реку, а по ту сторону реки вверх по склону высокого холма густой непроходимый лес.
Вся деревня словно уместилась на дне огромного блюда. Со всех сторон её окружали высокие, поросшие дремучим лесом холмы, посередине протекала река, а рядышком разместилось небольшое озерцо с прозрачной и чистой водой.
Когда Перегудов вернулся с прогулки, дома его дожидались хозяева. Господин Мюллер с утра осматривал хозяйство (так уж было заведено), а Анна с бабкой Пелагеей проводили время на заднем дворе в птичнике.
Накрыли стол. За завтраком Перегудов всё расспрашивал о здешнем народе, обычаях, да чем народ промышляет. Мюллер охотно отвечал, что да, мол, народ здесь хороший, трезвый и работящий. Места богатые, охота да рыбалка знатные, грибов да ягод бабам за всё лето не перетаскать. Он то не местный, служил у помещика Синцова, да потом перешёл в услуженье к старой барыне. По личным обстоятельствам. За разговорами время пролетело быстро. Дмитрию Степановичу не терпелось продолжить смотр владений, и господин Мюллер вызвался его сопровождать. После завтрака оба двинулись в путь. Обошли кругом озеро, осмотрели мельницу, сходили за реку. Перегудов вернулся уставший и возбужденный, увиденное всё более и более нравилось ему. С утра сговорились с Мюллером на рыбалку, так что ещё один день был проведен приятно.
Незаметно для себя Перегудов прожил в Полянке целую неделю, хотя и уезжал на два дня. Собираясь в обратный путь, Дмитрий Степанович испытал внезапное сожаление. Тогда-то и зародилась у него мысль о скорой и неизбежной отставке, и что-де неплохо бы было поселиться в этаком вот тихом местечке. Всё вокруг - твоё! Красота природная, воздух, ни тебе суматохи городской, ни сослуживцев-завистников. На лето дети, внуки съедутся - уж тут им раздолье! Не казенная дача!
С такими радужными мыслями Дмитрий Степанович покидал Полянку, сидя в коляске и благодушно переговариваясь с Федором. Когда обогнули холм, взгляд Перегудова вновь наткнулся на обгорелые развалины, дохнуло в лицо гарью и сердце вдруг сжалось недобро, да махнул тогда Дмитрий Степанович рукою 'Убрать! С глаз долой этакую страсть! А для семьи дом поставлю у реки, в два этажа и чтоб непременно с белыми колоннами...'. Так, погрузившись вновь в мысли приятные, Перегудов покатил дальше, а над развалинами молча кружили огромные черные птицы и провожали внимательным взглядом уезжавших людей...
***
С того времени прошло без малого три года. Мысль обустроиться в Полянке и выйти в отставку не оставила Дмитрия Степановича ни на один день. Дарья Платоновна вначале горячо возражала, не представляя себя деревенской жительницей, но одобрительные отзывы старшего рассудительного сына Александра, съездившего в Полянку разведкою и горячие уговоры внуков, мечтавших попасть в этакую благодать, после рассказов деда, сделали своё дело, и Дарья Платоновна сдалась. Сама уж начала рассуждать с подругами о благоразумии переезда в тихое уютное место к старости и вместе с супругом строила различные прожекты об их деревенском будущем.
Миновало время, все дела были улажены, новый дом в Полянке стараниями Дмитрия Степановича готовился принять новых жителей, и вся семья принимала живейшее участие в переезде за город.
Вот собственно и всё, что необходимо было рассказать, чтобы стало понятно, как Дарья Платоновна, почтенная мать многочисленного семейства оказалась сидящей в собственной гостиной с совершенно расстроенными нервами и полном смятении чувств!
Глава 2.
День первый. Несчастный случай.
Большая гостиная в городском доме завалена узлами, коробками свертками, кругом снуют дети и прислуга, которых словно стало вдвое больше. Гам стоит такой, что порою никто не слышит собственного голоса. Дарья Платоновна восседает у окна на высоком деревянном сундуке, перевязанном для прочности верёвками. Она всё задаёт последние вопросы, будто вдруг услышит нечто такое, что заставит её всё поменять, прекратить эту суету и забыть навсегда о хлопотах переезда.
Но... внизу уже подъехали коляски, вот все вещи погружены и путешественники усаживаются по своим местам.
В первой коляске едут Дмитрий Степанович с сыном Николенькой и внуком Виктором. Во второй Дарья Платоновна с дочерью Катериной, внуками Настенькой и Володенькой и их гувернанткой мисс Флинт. Старший сын Александр с супругой остались в городе (ввиду интересного положение Марии), а супруга Катерины задержали дела - обещал быть позднее.
Все вещи уже давно были перевезены, новая мебель в новом доме куплена и расставлена, поэтому взяли лишь то, что не отправлено заранее, да то без чего хозяевам ни дня не обойтись. Набралось всего довольно, так что ехали в тесноте, постоянно роняя под ноги различные свертки и наступая на всевозможные узлы.
Рано утром такою ватагою выехать не удалось, потому решили заночевать в пути в последней деревне перед поворотом в лесные чащобы. Зато уж на следующий день отправились в дорогу в надежде к обеду быть на месте.
Да только скоро не вышло. Уж больно много встречалось в лесу соблазнов, зовущих соскочить с коляски. То прямо у дороги полянка с грибами, нахально выпирающими из травы, то ветки, усыпанные спелыми сочными ягодами, свешиваются точнёхонько в повозки и грех не остановиться и не попробовать ягоду на вкус, не нарвать грибочков! Словом к дорожной развилке прибыли под вечер. У развилки поджидал старый знакомец Данила - мельников сын.
- Что, Данила, - добродушно промолвил Перегудов, - в такую пору эдак далеко забрался?
- Вас вышел встренуть, барин, - с неловким поклоном отвечал подросший, за три года и окрепший в плечах юноша.
- Да нешто мы заблудимся, - удивился Дмитрий Степанович, - чай ведь не в первый раз по этой-то дороге едем! Верно, Федор?
- Верно, ваше превосходительство, - усмехаясь, проговорил невзлюбивший Данилу с первой поездки, кучер, - ты видно, Данила, тут кралю какую глазастую поджидал, а мы тебе все карты спутали - понаехали этаким-то табором!
- Право слово, барин, тут такие у нас места чудные, что бывает и забудешь всё! Батя говорит: 'Пойди, встрень, не то угодят прямо в Ползучую топь!'
- Экий ты право, чудной Данила, - скривился Перегудов,- ну что ты несёшь-то, братец, уж не пьян ли? - и поворотясь к кучеру: - Давай-ка Фёдор, поворачивай направо!
Коляски со скрипом повернули и поехали по уже знакомой дороге. Данила уныло последовал за ними.
Через какое-то время Дмитрий Степанович стал примечать, что сумерки превращаются в ночь, дорога давно уже идет вниз, а Полянка всё не появляется. 'Что за чертовщина?' подумал Перегудов, и толчком в спину остановив Фёдора, молча вылез из коляски. Неожиданно под ногами чавкнуло. Дмитрий Степанович осмотрелся, и сердце его тревожно сжалось, лес впереди был не тот, что раньше. Он поредел, и вокруг росли всё больше редкие кустарники. Меж ними виднелись неровные круги, заполненные чёрною водой и кое-где поросли редкой и хилой травы. Подошёл встревоженный Фёдор.
- Беда, барин, кажись и впрямь в болото заехали! Что за напасть, ведь сколь годов мы с вами по дороге этой езживали, а тут вона что! А я уж давно еду и чую, под колёсами-то хлюпает!
Из соседней коляски высунулась Дарья Платоновна:
- Дмитрий Степанович! Скоро ль деревня?
- Да, матушка, - рассеянно и односложно отвечал Перегудов.
Из темноты бесшумно вышел ехавший поодаль Данила:
- Поворачивать надо, барин! Дальше ходу нет - трясина!
- Сам вижу, дурья твоя башка! Почто ты раньше-то молчал?
- Дык, говорил же, барин, а вы...
Дмитрий Степанович решительно пресёк дальнейшие объяснения:
- Поворачивай, Фёдор! - и к Даниле, пригрозив кулаком: - показывай дорогу-то, ирод, да смотри мне!
Коляски поворотили назад, с трудом разворачиваясь на узкой и топкой дороге. Утомлённые дети и Катерина уже уснули, Дарья Платоновна сидела притихшая, не решаясь обратиться к мужу, видя его раздражение, но убаюканная мерным покачиванием коляски, вскоре задремала и сама.
Дальнейший путь до Полянки проделали без приключений и на место приехали уже за полночь. Местные красоты было не разглядеть в кромешной темноте, да и видеть их никто и не возжелал - устали. Сонных Настю и Володеньку перенесли в приготовленные комнаты и уложили в кровати. Остальные на ночлег разбрелись сами и измученные долгою дорогой проспали беспробудно до обеда следующего дня.
На другой день первыми пробудились младшие дети. Едва раскрыв глаза они принялись бегать по дому, заглядывать во все комнаты и восторги свои выражали столь шумно, что рассерженная гувернантка мисс Флинт, была вынуждена собрать их на прогулку, пока они не подняли на ноги весь дом. Решено было прогуляться до реки, благо идти было не далеко (лишь немного спуститься по склону идущему от усадьбы), и нарвать для маменьки полевых цветов.
Речка Бездонка в Полянке протекала неширокая, но очень глубокая, с множеством подземных, ледяных ключей и прозрачной чистою водою. Тщательно закрытая от любопытных глаз раскидистыми широкими вётлами, пробегая мимо усадьбы Бездонка делала широкий и плавный изгиб, омывая пологий песчаный берег, единственное место, где не росли деревья, и только здесь позволяла разглядеть себя во всей красе. Прозрачная вода переливалась на солнце, лениво проплывая с лёгким, едва слышным журчанием. Со дна непрерывно поднимались подводные струйки, лопаясь на поверхности лёгкими воздушными пузырьками и серебристые рыбки резвясь в глубине хватали их беззвучными губами, тут же уносясь прочь.
Другой берег был мрачен и крут. Над высоким каменистым обрывом нависали высокие тёмные сосны, угрожающе растопыривая над водой, корявые корни. Некоторые из деревьев, не в силах устоять на крутом берегу, постоянно подмываемом стремительно бегущей рекой, едва держались на отвесной круче, бессильно припадая вечнозелёными кронами к самой поверхности воды.
Дети, совершенно очарованные здешними местами поминутно выражали свою радость, показывая её не только словами, но и бурными жестами, громкими разговорами и несдержанным смехом. Мисс Флинт, хоть и не уставала делать им замечания, но, однако, не меньше восхищалась солнечным днём, ласковым и свежим ветром и сказочной красоты природой.
- Ах, смотрите, Настенька, мисс Флинт! Там на реке плавают гуси, вы видите? Это гуси! А может быть и даже лебеди? Мисс Флинт, скажите, это гуси или лебеди? - захлёбываясь от нетерпения и подпрыгивая от восторга, кричал мальчик.
- Это гуси-лебеди, гуси-лебеди, - вторила ему сестра, - как в сказке!
- Смотрите - там мост! Вот так мост! - Володин неутомимый пальчик, показывал уже в другую сторону, - Мисс Флинт! Мисс Флинт! Пойдемте же туда! Давайте всё посмотрим!
Дети схватили слабо упирающуюся гувернантку за руки.
- Пожалуйста, мисс Флинт, на одну минуточку! Мы только взглянем на этот мостик одним глазком - и тут же назад!
Мост через реку и в самом деле был примечателен. В землю, по обоим берегам, вкопаны крепкие деревянные опоры, тщательно отполированные с вырезанными по бокам непонятными знаками и изображениями птиц и зверей. От опор туго натянуты крепкие толстые канаты, заменяющие перила, а сам мост, висящий над быстрой речной стремниной, казался таким лёгким и сказочно воздушным, что даже мисс Флинт непременно захотелось взбежать на него и покачаться над рекою, с замиранием сердца глядя в светлую, прозрачную воду.
Что уж было говорить о детях! Они с восторгом и страхом вступили на его шаткую основу и тут же ринулись на середину повизгивая, как щенята от счастья, а затем принялись раскачиваться, словно на качелях, крепко держась руками за канаты.
- Дети, осторожно! - сердито и испуганно окликнула их мисс Флинт, медленно перебирая руками перила.
Но дети совсем её не слушали.
- Смотрите! Смотрите-ка мисс Флинт! - ликованию их не было предела, - смотрите! Отсюда всё видно! Вон наш дом! Видите? Там стоит Виктор! Виктор, Виктор, иди же к нам! А вон там мельница! А вон, Настенька смотри, видишь, что это?! Ой!..
Мисс Флинт с ужасом увидела, как тело мальчика внезапно скользнуло сквозь предательски разошедшиеся канатные переплетения, рот его зашелся в немом крике, маленькие ладошки пытавшиеся ухватиться за качающиеся верёвки скользнули мимо и замахали нелепо не найдя опоры. И вот уже всё его худенькое тельце летит в безудержную стремнину и, не успев коснуться воды, Володя издал крик короткий и жалкий. Сколько ужаса и страшной боли было в нём!
Маленькая Настя рухнула на колени, вцепившись руками в деревянные перекладины моста. Она рыдала и боялась даже поднять голову, думая, что непременно упадет вслед за братом.
Всё в обезумевшем взгляде несчастной мисс Флинт смешалось кошмарную карусель! Качался мост, небо, река и деревья, всё вокруг кружилось в сумасшедшем и диком танце. Она увидела, как с другого берега метнулась тенью высокая и гибкая фигура и бросилась в реку, туда, где упал мальчик.
- Настенька, - бормотала мисс Флинт трясущимися непослушными губами, - девочка моя не шевелись я иду к тебе, не плачь...
Она неуклюже оторвала девочку от перекладин и, взвалив её, кричащую и смертельно испуганную на руки постаралась скорее покинуть мост, ставший вдруг таким опасным.
Лишь положив девочку на траву, ей удалось перевести дух.
- Лежи, - задыхаясь, проговорила она, - лежи здесь и не смей никуда уходить - жди меня!
Мисс Флинт бросилась вниз к реке.
- На помощь! - голос её сорвался, и она крикнула ещё раз, - помогите! На помощь, скорее!!!
Она видела, что к берегу уже бежали люди, но, боже! Как же они были далеко!
Мисс Флинт не умела плавать. Но ни секунды не раздумывая, лихорадочно отвязала стоящую у берега лодку, и решительно запрыгнула в неё, взяв в руки весла, совершенно не представляя себе, что делать дальше. Внезапно, рядом раздался плеск. Сначала из воды показалась запрокинутая голова Володи с мокрыми слипшимися волосами, а за нею лицо его спасительницы. Мисс Флинт, выпрыгнув из бесполезной лодки, бросилась в воду навстречу мальчику. Вдвоем с незнакомой пловчихой они вынесли малыша не берег и бережно уложили его на земле. Но тело мальчика было неподвижно...
Бледная и решительная мисс Флинт, коротко, тоном, не терпящим никаких возражений, отдавала приказы подбежавшим людям, одному - глаз не спускать с Настеньки, другому - тот же час мчаться в господский дом - известить о случившемся несчастье.
Незнакомая спасительница тем временем безуспешно пыталась вернуть Володю к жизни. Несколько томительных и страшных минут прошли в полном отчаянии, мисс Флинт, упав на колени, горячо возносила к небу безутешные молитвы.
Внезапно тело мальчика дрогнуло и шевельнулось и тут же поперхнувшись, он закашлялся. Изо рта и носа его потекла вода, он неудержимо кашлял, размазывая по лицу воду и слёзы и, наконец, заревел басовито, кривя некрасиво рот, захлёбываясь и икая.
Мисс Флинт и подбежавшие Виктор и Настенька кинулись к нему рыдая, и смеясь, целуя и браня его.
В это время незнакомка отошла в сторону и внимательно наблюдала за ними, отжимая из волос воду.
- Дорогая, - мисс Флинт бросилась к ней, открыв объятья, - какое счастье, что вы оказались здесь в эту минуту! Страшно подумать, что по моей вине мальчик мог погибнуть!
Мисс Флинт оглянулась и с удивлением увидела, что собравшаяся было толпа местных жителей (до странности приземистых и длинноволосых!), поспешно покидает место происшествия, боязливо оглядываясь.
- Отчего же все разошлись, - недоумённо воскликнул Виктор, - неужели никто не хочет нам помочь?
- А чего же помогать-то? - девушка закончила заниматься волосами и принялась отжимать подол платья, - все пока живы и вроде бы как здоровы...
Мисс Флинт вздрогнула от неприкрытой угрозы прозвучавшей в её голосе.
- Зачем вы так? Здесь же дети - вы их пугаете!
- А меня надо бояться, - встряхнулась как мокрая собака, потрепала Володю по голове и проговорила весело, - верно, малыш? Будешь бояться да помалкивать - дольше проживёшь...
Она расхохоталась раскатисто и звонко, высоко поднимая голову. Некоторые крестьяне при звуке раздавшегося смеха испуганно пригнулись и побежали вприпрыжку, будто хоронясь от её громкого голоса.
- Не люблю я их, - поморщилась девушка, - нелюди они, хуже зверей.
- Отчего же? - удивлённо пролепетала мисс Флинт.
Девушка вскинула плечи недоумевающим жестом:
- Откуда ж мне знать? Верно, родились такими. Вы бы дамочка с дитями-то возле дома своего гуляли, пока не обвыкните. Что ж вас в первый же день в Паучью слободку понесло?
Она легко подняла мокрого Володю на руки и понесла к барской усадьбе, кивком приглашая остальных следовать за ней.
- Что это - Паучья Слободка? - едва поспевая за широкими шагами девушки, спросила мисс Флинт.
- Вон те хижины за мостом, - небрежно мотнула та головой, - там вовсе дикой народ живёт, окромя плётки закону не признают! Да сечь их некому! Как Старая Барыня жива-то была они и носу на этой стороне не казали, а теперь вишь - гуляют, как у себя дома. Ну, ништо, вот ужо я им покажу, где раки зимуют!
- А где они зимуют, сударыня? - пискнула Настенька, забегая вперёд и глядя на новую знакомую с некоторой опаскою.
Девушка усмехнулась:
- Ишь ты, любопытная! - сняла с рук озябшего Володю и, поставив его на землю, подтолкнула легонько к дому, - далее сами дойдёте, прощайте покудова, а мне недосуг.
И развернувшись, стремительно пошла прочь.
- Постойте! - запоздало окликнула её мисс Флинт, - скажите хоть, как вас зовут?
- Марьей! - не оглядываясь, крикнула новая знакомая, и легко и быстро шагая вдоль реки, вскоре скрылась из виду.
***
Дома до самого вечера только и было разговоров, что об утреннем происшествии! Володю уложили в постель и, несмотря на все его горячие протесты, строго-настрого наказали не в коем случае не подниматься. Мисс Флинт чувствуя себя самой главной виновницей, страшилась попасться господам на глаза, пока сжалившаяся над нею Дарья Платоновна не разыскала её и не произнесла успокаивающе:
- Ну, будет, будет... Полно уж, душенька так виниться! Мы знаем, голубушка, что только вам и можно детей-то доверять, а ведь они сорванцы отчаянные! Важно, душенька, что всё обошлось, а вас никто не винит - господь с вами!
Мисс Флинт подавив рыдания, бросилась ей в ноги, умоляя простить за недогляд, и клятвенно заверяя, что глаз не спустит с молодых господ.
Дарья Платоновна мелко перекрестя её, промолвила:
- Да вы уж, не переусердствуйте, голубушка, не переусердствуйте! Не то с вами нервический припадок случится, чего доброго! Ну да будет слёз, ступайте с богом!
Дарья Платоновна задумчиво повернулась и пошла в кабинет мужа. Подойдя, открыла дверь без стука и певуче проговорила:
- Позволишь ли войти, Дмитрий Степанович?
Перегудов стоял у открытого окна, глядя на закатное небо. Он нехотя повернул голову:
- Что-то случилось, Дашенька?
Дарья Платоновна торжественно промаршировала к креслу и опустилась в него, благообразно сложив ухоженные руки.
- Не хочешь ли ты мне, Дмитрий Степанович, рассказать чего?
- Голубушка, я не расположен к беседе. Если тебе чего-то узнать надобно, так говори.
Дарья Платоновна шумно вздохнула и начала издалека:
- Хорошо здесь, в деревне-то, верно Дмитрий Степанович? Дом добротный, эдак всё с удобствами устроено! Народ хороший...
- Дашенька, ежели ты об утрешнем деле, так пустое, дети - всякое бывает! Помнишь ли, как Николенька наш из коляски выпал, да на полном скаку! И ведь все рядом сидели и ты и я и Ёра Семёнович, дядька Николенькин, а всё не доглядели! Глазом никто не успел моргнуть, как он - фрррь...! И был таков! Разве ж углядишь за пострелятами? Я вот думаю надо мисс нашей, Флинт, Ёру Семёновича в помощь поставить. Николаша давно вырос, в дядьках не нуждается, да и Ёра не у дел...
Дарья Платоновна, всё более мрачнея лицом во время мужнина монолога, невежливо прервала его:
- Полно мне, Дмитрий Степанович, зубы-то заговаривать! Уж, чай, я не мисс Флинт, успокаивать меня не надо, сама троих детей вырастила, на ноги поставила и знаю! - Дарья Платоновна напряглась и повысила голос, чуть приподнявшись в кресле, - я знаю, что обошлась добром детская-то шалость - и ладно! Бог оберёг, и слёзы тут проливать не о чем, а догляд - удвоить! Решение твоё об Ёре Семёновиче я одобряю, и толковать тут не о чем! - она немного помолчала, разволновавшись и собираясь с духом.
- Я ведь, Дмитрий Степанович, о другом говорить пришла...
Перегудов, внимательно посмотрев на супругу, неторопливо присел на соседнее кресло.
- Ты вот что расскажи-ка мне, душа моя, - наклонилась к нему Дарья Платоновна, - ты ведь впервой-то сюда боле трёх лет назад приехал, так ли?
- Так, матушка, - осторожно подтвердил Дмитрий Степанович.
- А уж после-то, как дом строили, вы с Фёдором, почитай, каждую неделю сюда приезжали, так ли?
- Так, - чуть помедлив, подтвердил и это Перегудов.
Так объясните же, Дмитрий Степанович! - голос Дарья Платоновны задрожал, - как же это вы с Фёдором не узнали давеча дороги? Да полно, батюшка! Сюда ли вы ездили-то, почитай три года! Ведь дорог то здесь всего две! Одна направо, другая - налево! Не десять, батюшка, ни двадцать - две!!! А вы, как дитё малое, в двух соснах заплутали!
Дмитрий Степанович в изумлении посмотрел на жену. Дело принимало совершенно неожиданный, и даже невозможный оборот!
- Да ты что, Дашенька, - растерянно пролепетал он, - в чём ты меня обвиняешь?
- А в том, Дмитрий Степанович, - Перегудова с достоинством поднялась с кресла, - что прожили мы с вами жизнь долгую, детей, внуков нажили, да видно верно говорят: 'Седина в бороду - бес в ребро!', что ж..., - голос её вновь задрожал, - я не молода, и собою уж может и не хороша, да только стыдно вам Дмитрий Степанович! Перед людьми должно быть стыдно! Ведь и вы Дмитрий Степанович не молоды! И..., - тут силы ей изменили и, обливаясь слезами, она рухнула в кресло.
Совершенно сбитый с толку, Дмитрий Степанович несколько мгновений молча взирал на неё. (Тут надобно заметить, что супругом Перегудов был всегда примерным. Бывало, конечно, приглянется какая красотка, так ведь и волочиться было недосуг! Карьера, дети малые, жена, дом, прислуга - куда там! До флирту ли тут, только успевай поворачиваться!) Осознавая всю нелепость подобных обвинений, Дмитрий Степанович, пытался, однако утешить рыдающую Дарью Платоновну, неловко поглаживая её по склоненной голове.
- Полно тебе, душенька, полно, успокойся, дети услышат, прислуга...
- Пусть слышат, страстно прошептала Дарья Платоновна. - пусть! Да для кого же это будет новостью! Уж, небось, Фёдор похвалялся в людской о ваших-то похождениях! - такая мысль с новой силою расстроила Дарью Платоновну, а на Перегудова произвела отрезвляющее действие, он вдруг опомнился и не на шутку рассердился.
- Ну вот, что, Дарья Платоновна! Это вы в чём же обвинить-то меня вздумали!? Уж не желаете ли вы сказать, что я не порядок в хозяйстве к вашему-то приезду устанавливал, а с городскими кокотками время проводил? Да вы Дарья Платоновна в своём ли уме?
- Я то в своём уме, - запальчиво выкрикнула супруга, - а вот вы то, Дмитрий Степанович, три года ездить и дороги не знать? Что же это с вашим умом то такое приключилось?
- Да знаю я дорогу, - не удержавшись, рявкнул её муж и ударил кулаком по столу, заставив Дарью Платоновну вздрогнуть и испуганно замолчать, - знаю я дорогу, - чуть тише повторил Перегудов, - сто раз по ней езживали... и я и Фёдор. Каждый кустик нам известен. Да что там! Глаза, кажется, закрой, да и то дорогу найду! Я ведь, матушка, всяко представлял, как мы вместе по дороге то ехать будем и всё я вам рассказывать буду, как тут, да и что...
Перегудова вновь залилась безудержными слезами.
- Да, что ж это вы, Дарья Платоновна, - гораздо мягче воскликнул её супруг, - да разве ж мог я когда, с вами то так поступить! Стыдно тебе, Дашенька, невесть что подумала. Это в мои то лета...! - Перегудов неожиданно развеселился, - вот уж не гадал, не думал, что на старости лет этакие страсти испытаю!
Дарья Платоновна пристыжено помолчала и робко осведомилась:
- Так ведь тогда как же? Что же на вас с Фёдором, порчу какую навели? Как же вы заплутали там, где и младенцу мудрено запутаться?