Осокина Людмила : другие произведения.

Козел отпущения

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Фантазийный роман о делах небесных


  
   Глава 1. Черная Дума или Ангельский валет
  
   Отца всех бесов называли звучным именем - Дьяво! /По желанию можно добавить и "л" на конце/. Дьяво сидел у себя в Поднебье и обдумывал очередное черное дело против Бога, людей и "светлоликих ", то есть, ангелов.
   По сведениям, полученным от личного советника Дьяво Черного Праведника, Бог собрался послать на землю трех светлоликих, чтобы они, вселившись в души избранных людей, доказали, что добро и справедливость в мире все-таки, существуют, что мир подвластен пока что ему, Богу, но никак не супротивнику его - Дьяво. Ход был весьма серьезный и Дьяво никак не устраивало оставаться в проигрыше или просто в бездействии в этом вопросе.
   Дьяво собрал всех своих советников из Черной Думы в Черном Зале и все вместе стали размышлять, как испортить очередную Божью задумку. Напрямую в Божьи дела они вмеши­ваться не могли, а вот устраивать какие-либо косвенные козни, в особенности на земле, - это другое дело.
   Советники усердно думали. Их было 11. Дьяво из принципа сделал количество советников в 11 единиц, а не в 13. Число 13 уж так поднадоело и навязло в зубах, не меньше, чем черные кошки, что Дьяво очень редко использовал его в своих делах. Ведь 11 тоже являлось его, дьявольским числом, но почему-то было незаслуженно забыто и Дьяво решил воздать ему должное. Итак, советников было 11.
   Первым советником являлся Черный Праведник или попросту - Черный. Он занимался сбором информации, которая являлась потом основой для ведения всех дьявольских дел. В Думе находились также колдун Зяма, гадалка Виринея, астролог Фукс, ведьма Амалия, философ Квентис, волшебник Лин, кудесница Софья и тому подобные личности. Для поддержания традиций пригласили Черную Кошку. Но Дьяво, как известно, особо следовать традициям не любил, поэтому он выбрал такую кошку, у которой под хвостом имелось небольшое белое пятнышко. Никто об этом не знал, а сама Кошка особо хвост не задирала. Так благополучно и числилась в Думе. А Дьяво, всякий раз глядя на эту Кошку, испытывал особую, тайную радость: вроде и традиции соблюдены, но, все-таки, он, Дьяво, хоть немного, но им всем напротиворечил - Кошка-то с изъяном.
   Советники думали уже довольно долго, но никто не решался начать.
   - Кто-нибудь что-нибудь может сказать по данному вопросу? - произнес начавший терять терпение Дьяво. - Так ведь можно и до скончания времен просидеть!
   - Предлагаю сперва бросить карты, - ото­звался Черный Праведник, - ну, то есть, - погадать. Нужна дополнительная информация.
   - Погадать так погадать, - согласился Дьяво, - пойди сюда, Виринея.
   Гадалка подсела ближе и заверещала злове­щим шепотом:
   - Червы, бубны, пики...Вижу все, вижу...
   - Что видишь, что? Говори скорей! - заволновались присутствующие, обступив ее.
   - Вижу я при поздней дорожке, - продол­жала гадалка, - три валета красной масти...Тут им препятствие в дороге - восьмерка пик!
   - А третий валет какой масти будет?! - изум­ленно выкрикнул Черный Праведник.
   - Третий-то - бубновый.
   - Ну а второй и первый?.. - не унимался чернейший.
   - Второй и первый, - червы, - спокойно ответила гадалка.
   - Неправильно все это! - с жаром возразил Черный. - Не бывает двух валетов одной масти!
   - Не бывать-то не бывает, так вот - есть! - запальчиво крикнула Виринея.
   - Как это - есть? Что значит - есть? Что за шутки? - закричали чернодумцы.
   - Что же это ты, Виринея, карты пере­дергиваешь? Думаешь, управы на тебя нету? Ну-ка признавайся, откуда взялся второй червонный валет? Из другой колоды добавила? - попытались докопаться до истины советники.
   - Ничего я не добавляла, он сам откуда-то появился, - оправдывалась Виринея. - Я - честная гадалка и в такие игры не играю.
   - Откуда же он мог взяться? Хи-хи! - продолжал изводить гадалку чернейший. - Нарисовался? Материализация из воздуха? Фокус-покус? А может, ты в кудесницы пере­училась, чудеса начала городить?...
   - Она уже не в первый раз жульничает! - завопила ведьма Амалия. - Мне вон на прошлой неделе гадала, так у нее четыре пиковых дамы откуда-то появились. С тех пор у меня непри­ятностей - по самую макушку!..
   - Обыскать ее надо! - предложил кто-то. - Мне думается у нее везде лишние карты пона­пиханы.
   - Крапленые! - крикнули откуда-то сверху.
   - При чем здесь крапленые? - возразила Виринея. - Крапленые для игры используют, а не для гадания!
   Гадалку, все ж таки, обыскали. Ничего лиш­него при ней не оказалось. Она после такого унижения начала обиженно шмыгать носом, но подозревать ее все равно не перестали. Заодно пересчитали и колоду карт: их оказалось ровно столько, сколько и нужно для обычного гадания -36. Это при всем при том, что второй червонный валет тоже был в колоде. Такое положение вещей всех озадачило, ведь при счете должно было оказаться 37 карт, но их все-таки было 36, как не считали.
   - Мне кажется, я кой о чем догадываюсь, - в напряженной тишине Черного Зала вдруг вымолвил философ Квентис, - это ангельский валет!
   - Как так - ангельский?! - ахнули собрав­шиеся.
   - Ну мы ведь на ангелов гадаем, а ангелы не могут быть темной масти, - закончил свою речь Квентис.
   - Может, и вправду она не виновата, может так оно и есть - валет-то - ангельский! - загово­рили чернодумцы.
   - Н - да! - мрачно произнес Дьяво. - Ну и заморочила ты нам голову, Виринея. Гадать сегодня больше не будем. Темное, однако ж, это дело, даже при наличии ангельских валетов.
   Опять наступило молчание.
   - Есть еще какие-нибудь соображения? - вопро­сил Дьяво.
   Но никто не решался говорить.
   -Мяу! - подала, наконец, голос Черная Кошка. - Предлагаю перебежать им дорогу. Тогда уж им точно пути не будет, все пойдет наперекосяк.
   - Чепуха какая - дорогу!.. - загалдели вокруг. - Нашла, что предложить. Старо, как мир, ничего интересного.
   - Старо, зато надежно, - проворчала Кошка, сворачиваясь в клубок.
   - Между прочим, идея неплохая, - подхва­тил предложение Кошки Дьяво, - хоть и не современная. Но в данном случае нам ничего другого не остается. Кошка - она кто? Животное. Ходит, где ей вздумается. Почему бы ей не прогуляться там, у Небесной дороги, и как бы ненароком ее перебежать?
   - А что нам это даст? - вопросили советники.
   - Как это - что? - ответил Дьяво. - Проход Кошки спутает траекторию их судеб и они попадут на земле не туда, куда им нужно, а как раз туда, где меньше всего предполагали бы очутиться. Тогда посмотрим, как им удастся выполнить свои дела!
   -Верно! Вот это здорово!
   - Надо попробовать! Стоит рискнуть!
   - Таким образом, их миссия вообще может быть нарушена и мы здесь будем вроде бы не при чем, - подвел итог Дьяво.
   На том и порешили.
  
  
  
  
  
   Глава 2. Черная Кити или Перебежчик
  
   Наконец, наступил день и час спуска светлоликих на землю. Ангел Милосердия, ангел Честности и ангел Чистоты заканчивали послед­ние приготовления. Приготовились, как извест­но, и бесы. Черная кошка по прозвищу Кити с возложенной на нее сверхъдьявольской задачей сидела у Небесной дороги, притаившись за кочкой.
   И вот вдали послышался тонкий свист, который, разрастаясь, превращался во все более угрожающий рев. Земля Поднебья задрожала у Кити под ногами мелкой дрожью. Три маленькие светлые точки, показавшиеся в конце дороги, стремительно приближались, превращаясь в ослепительно яркие шары. Шары неумолимо приближались, обдавая Кити жутким жаром. Казалось, еще немного и ее шерсть начнет дымиться. И в самом деле, запахло паленой шерстью. " Так ведь можно и заживо сгореть!" - с ужасом подумала Кити и, не помня себя от страха, рванула через дорогу, прошмыгнув почти что под ногами у светлоликих.
   Загрохотало. Завизжало. Задергалось. Шары стали уклоняться с дороги.
   - Черт побери! Кто тут путается под ногами?! - раздался громогласный возглас.
   - Мы потеряли направление! Я не вижу дороги! - вмешался второй .
   - Я заметил под ногами что-то черное! - прокричал третий. -Наверное, мы задавили кого-то из чертей!
   - Какое несчастье, если задавили, - начал сокрушаться второй. - Нам не положено давить даже черномазых!..
   - Нашел о чем сожалеть! - сказал первый. - Черт бы с ними, с чертями! Лучше подумайте о том, куда мы теперь попадем - дорога-то пропала!..
   Голоса и сияние ангелов стихли вдали. Кити с трудом встала на ноги. Шерсть еще тлела и она заковыляла к близлежащей канаве с водой, чтобы окунуться. К ней с о всех сторон спешили наблюдатели, обмениваясь между собой впечатлениями от происшедшего.
   - Ну и Кити! Здорово как сиганула!
   - Надо же, какая смелая, прямо под ноги!
   - Даже шерсть свою не пожалела, бедняжка!
   Дьяво поприветствовал Кити прямо из воды. До поры до времени он был в образе коряги.
   - Объявляю тебе благодарность, киска, и дарю новую шубу, своя-то в негодность пришла! - Дьяво бросил Кошке новую, только что сотворенную шубу. - Иди, переоденься! Да не бойся ты, не растает! Когда от всей души творю и у меня получается по-настоящему!
   - Дьяво сверкнул глазами:
   - Ну теперь у них действительно все пойдет - наперекосяк!
  
   Глава 3. "Казнь" негодяя или Не убивай!
  
   Ангел Милосердия, этой ночью спущенный с небес на землю, попал не в душу добро­детельного человека, как поначалу предпо­лагалось, а в душу городского палача. Может быть, палач был добрым и гуманным, однако должность у него была совсем немилосердная. Палач этот прозывался Мико и жил он со своей женой Нелиной в небольшом собственном домике на окраине одного городка.
   Нелина, как всегда, разбудила мужа на рассвете, так как вскоре должна была состояться казнь очередного негодяя.
   - Эй, Мико! - теребила она своего, не в меру разоспавшегося супруга. - Пора вставать, завтракать да и на работу идти. Ты говорил вчера, что нонче будешь пьянчугу Вьячика казнить.
   - Давно пора, - продолжала бормотать себе под нос Нелина, - уж по нем, по душегубцу проклятому, топор плачет. Это ж надо, до чего допиться, что жену свою пристукнуть, за то, что похмелиться ему не дала.
   Мико, а теперь уже и не Мико вовсе, а наполовину почти что ангел, просыпался в этот день с душой новорожденного младенца, не понимая еще, кто он такой и что от него, собственно, требуется.
   - Я никогда не был душегубцем, - бормотал он спросонья, - никогда! Я - ангел Милосердья!
   - Да не ты душегубец, не ты, - успокаивала его супруга, - а Вьячик, а ты его сегодня должен будешь казнить...
   Мико, наконец, проснулся окончательно и сел на кровати с расширенными от ужаса глазами:
   - Кто? Я должен его казнить? Ни за что... Никогда... Что я, изверг какой, чтобы убивать человека?!..
   Нелина отшатнулась от него и побежала на кухню принести смоченное холодной водой полотенце, чтобы приложить его ко лбу Мико, думая, что тот переутомился от такой тяжелой работы и спросонья бредит.
   - Все будет хорошо, кормилец ты мой, - говорила она вполголоса, прикладывая ко лбу Мико полотенце, - все будет хорошо. Казнишь ты этого изверга в два счета. Я и топор тебе вчера отточила, притупился он у тебя малость, а теперь - сечет, как молния. Сейчас я тебе его принесу, попробуешь на палец.
   Мико, с поселившемся в нем ангелом Милосердья, о присутствии которого в своей душе он и не догадывался, содрогался от каждого слова, сказанного Нелиной, а когда она произнесла, что принесет ему для пробы топор, он и вовсе пожелал вознестись вместе с ангелом на небо. Ему не хотелось быть соучастником таких страшных дел, но - увы! - это было пока невозможно. Поэтому палач взял, наконец, себя в руки и лихорадочно стал искать выход из создавшегося положения.
   Тут он подумал, что для того, чтобы казнить принародно этого самого пьянчугу и изверга Вьячика, совсем необязательно его убивать. Нужно просто инсценировать казнь, чтобы все присутствующие подумали, что Вьячик казнен, а на самом деле и не притрагиваться к нему вовсе. У Мико в кладовой сохранился еще достаточный запас прошлогоднего вина. Вино было темно-красного цвета и при казни вполне могло сойти за кровь казнимого, которую Мико уж ни в коем случае не хотел проливать. Палач попросил жену принести ему один бурдюк с вином, якобы для того, чтобы угостить после казни одно высокопос­тав­ленное лицо. Уложив бурдюк в свой заплечный мешок, Мико зашагал по дороге. Его беспокоила еще одна мысль: как объяснить такое неожи­данное милосердие своей жер­тве.
   Вьячик дрожал от холода и страха, когда палач распах­нул тяжелую дверь каморы, где тот был заперт.
   - Что, боишься меня?! - загрохотал Мико. - Бояться надо было раньше, когда женку свою душил! А сейчас - боись не боись - конец один! Вот так-то, голубчик мой! - громко говорил Мико, так чтобы слышали стражники, стоящие за дверью. Но, подойдя к Вьячику поближе, прошептал:
   - Слышь ты, доходяга, жив останешься сегодня. Не буду тебе голову рубить...
   - Как так?! - изумился Вьячик.
   - А вот так! Добрый я нынче очень, потому и милую тебя.
   - А как же ... - начал было Вьячик.
   - Что - как же? - перебил его Мико. - Казнь, ты хочешь сказать?.. Казнь я тебе сорганизую самую что ни на и есть - распрекрасную - закачаешься! Но ты не переживай! После казни ты будешь цел и невредим, как огурчик с грядки!
   Пьянчуга с сомнением покачал головой, оглядев себя. Он представлял не очень-то привлекательное зрелище.
   - И - эх! - произнес он с досадой. - И на что мне такая жисть, если выпить не на что!
   - Вот неблагодарный! - возмутился Мико. - Я ему жизнь дарю, а он мне за это и спасибо не хочет сказать!
   - Жисть - она всякая бывает! - со вздохом сказал осужденный . - Иную и даром не возьмешь! Ну да ладно, согласен я помило­ваться, все ж таки своя голова - не чужая, что ж ее раньше времени-то лишаться.
   - Вот то-то! Уразумел, наконец! - проворчал Мико. - Поднимайся, идти нам уже пора. Ждет народ твоей кровушки...
   - Эй, стража! - крикнул он в коридор. - Сопроводите заключенного к месту казни.
   Вьячик нехотя направился к выходу. За дверью два стражника присоединились к нему и, не отставая ни на шаг, повели его на площадь.
   Народу собралось довольно много. Городская площадь шумела, как штормовое море. Вьячик взобрался на помост и сам не зная, почему, поклонился собравшимся. Народ заулюлюкал.
   - Смотри-ка, он еще и кланяется! Как в цирке, ребята, ей, ей!
   - Эй, ты! Шут гороховый! Тебе сейчас голову отрубят, а ты кланяешься тут! Лучше бы помо­лился напоследок, изверг! Глядишь, Господь и простил бы тебя!
   - Что ж! И помолюсь! - в сердцах вымолвил Вьячик, грохаясь на колени! - Помолюсь, пропади вы пропадом!
   Пока Вьячик молился, стукаясь лбом об доски, Мико приготовил место казни, укрепив на нем бурдюк с вином и прикрыв это место рогожкой. Закончив молиться, Вьячик подошел к палачу и покорно положил свою голову в предназначенное для нее место. Приглашенные на казнь барабанщики стали выбивать на своих барабанах предсмертную дробь, а Мико занес высоко над головой свой топор, думая в этот момент только о том, как бы не промахнуться и опустить топор точно на бурдюк, а не на Вьячикову голову. Дробь достигла по силе своего апогея, когда палач со всей силы рубанул по бурдюку с вином, положенному рядом с головой казнимого. Эффект казни получился великолепным! Вино брызнуло фонтаном во все стороны. Народ ахнул. Крик восхищения и ужаса пронесся по толпе.
   - Надо же, сколько крови у этого пропойцы! - заметил стоящий неподалеку старичок. - Кто б мог подумать!
   - Кровопивец, вот кто он такой! - отозвалась одна бабуся. - А ты спрашиваешь, милок, откуда кровь-то у него? За всю жизнь, небось, насосал­ся!..
   - Это Вьячик-то кровопивец?!.. - возмутился какой-то мужик. - Да он сам еле ноги таскал! Кровопивец!...Тоже мне, скажешь, бабка...
   Бабуся с осуждением поджала губы и поспе­шила отодвинуться.
   В это время со стороны помоста дохнул легкий ветерок и стоящие вблизи уловили отчет­ливый винный запах. Народ заволновался.
   - Вот пьянчуга! Допился до чертиков, даже кровь вином пропахла!
   - У Вьячика вместо крови - вино! - пронес­лось по толпе. - Вино вместо крови!..
   - Так как же ей вином-то не быть! - заго­лосила стоящая в толпе толстушка Настя. - Он у меня позавчерась из погреба целую бутыль наливки упер! Вот она где теперь, моя наливочка-то! - добавила она причитая.
   - Хватай подойник и цеди свою наливку, пока льется! - крикнул кто-то. Вокруг захохотали.
   Известие о том, что у казненного Вьячика вместо крови оказалось вино, сильно всполо­шило присутствующих на казни и еще не привлеченных к такой суровой ответственности местных пьяниц. Некоторые из них полезли под помост, желая испробовать на вкус кровь казненного собутыльника и думая о том, что не пропадать же добру. "Кровь" еще щедро стекала сквозь дырки в помосте и пьянчуги получили несколько блаженных минут, поглощая ее.
   - Превосходная кровь! Пальчики оближешь! - весело отвечали они на вопросы любопыт­ствующих горожан. - А на вкус - так чистое вино. И не отличишь!
   Горожане стали оживленно обсуждать между собой происшедшее событие. А Вьячик, лежащий под грязной рогожкой и ничуть, как известно, не казненный, испытывал в этот момент адские муки. Ему тоже так хотелось испить собственной "крови", что у него даже в горле пересохло от желания. Он, конечно же, догадался, что палач для его спасения пожер­твовал огромным количеством первосортного вина. Но для Вьячика это было совершенно невыносимым: знать и чувствовать, что рядом с тобой льется рекой превосходное вино и не мочь его испить - что может быть ужаснее! Скорее всего, казнь Вьячика все-таки состоялась, правда не физическая, а душевная. Но это то было хуже всего, так как удар пришелся точно в цель. "Уж лучше б казнили меня, чем так издеваться!" - со смирением вконец измученного человека подумал пропойца.
   А Мико, очень довольный тем, что ему так ловко удалось инсценировать казнь, не убив человека, подошел к рогожке, под которой лежал еле живой от страха и желания выпить Вьячик, схватил его своими огромными ручищами за ноги и вместе с рогожкой швырнул в дрожки с сеном, предназначенные для трупов казненных, чтобы везти их к месту погребения за город. Как будет потом почти казненный Вьячик выбираться из этих дрожек или из могилы его уже не интересовало. Он, Мико, сделал свое дело, он его - не убил!
  
  
   Глава 4. Кошелек или Не укради!
  
   Ангел Честности попал в душу уличного воришки. Воришке было не то 13, не то 14 лет, он и сам не знал - сколько, так как жил один, без родителей, на чердаке старого, полузаброшенного дома. Звали воришку Мунька.
   С того момента, как ангел Честности влетел в его душу, Мунька, конечно же, не мог воровать. Но как это было сделать, если всей своей жизнью он был вовлечен в прямо противоположные занятия, если вся его жизнь была ни с какой честностью несовместима.
   Первой мыслью после того, как Мунька нежданно-негаданно проснулся честным человеком, была мысль о кошельке, который лежал у него в головах. Кошелек этот Мунька стянул вчера у одного толстенного господина в городском универмаге. Господин этот. Видно, хотел купить себе костюм и, пока он примерял его, пока то да сё... Мунька изловчился и стибрил кошелек. Заглянув в одном из укромных уголков вовнутрь, Мунька подивился своей удаче - кошелек был битком набит крупными купюрами.
   Пацан в этот день решил больше не воровать и все оставшееся время с радостью в сердце пробродил по городу. Ночью, ложась на своем чердаке спать и положив кошелек под голову, Мунька блаженствовал на нем, как на лебяжьей подушке, а утром, проснувшись уже совсем другим человеком, ощущал его под изголовным тряпьем, как жесткий булыжник. Кошелек, казалось, прожигал его насквозь и являлся весомым доказательством вчерашнего Мунькиного греха. Становилось ясно, что от кошелька нужно избавляться и одним единственным только способом - вернуть его законному владельцу. Но как найти этого владельца и каким образом вернуть ему кошелек, Мунька не имел понятия. Для начала он решил сходить в тот универмаг, возле рынка, где он этот кошелек "приобрел" и каким-то образом постараться найти там хозяина этого кошелька.
   Спускаясь с чердака, Мунька нос к носу столкнулся со своим напарником и учителем вором по кличке Удав. Тот обрадовался так, будто не видел Муньку сто лет. - Ба! На ловца и зверь бежит! Не пришлось под самую крышу подниматься! А я хочу с утра пораньше по магагзинам прогуляться, может, и обломиться чего. Дай, думаю, Муньку с собой прихвачу, пацан он хороший, надежный, прикроет, если что.
   Муньку огорчило появление Удава. Он не только мешал исполнению его честных намерений, но еще, вдобавок, мог вовлечь Муньку в какую-либо историю.
   - Ты это... замялся Мунька, - иди пока один. Мне сейчас некогда. У меня тут дело одно есть...
   - Мунька, - удивился удав, - какие у тебя могут быть дела? Ты что, с луны свалился? Давай, пошли, не гони дуру... Я хочу для начала в универмаг, что возле рынка заглянуть. Там народ хороший ходит, богатый...
   Мунька решил согласиться на такое предложение, так как ему надо было именно в этот универмаг, всё равно по дороге. А там он, может, как-нибудь от Удава и ускользнет, а заодно, может, и намеченное дело удастся сделать
   В универмаге, как всегда, толпилось много народу. Удав, надвинув кепку на глаза и насвистывая себе под нос какой-то мотивчик, стал выбирать себе жертву. Мунька же, прошел в отдел готовой одежды и начал приглядываться к посетителям, надеясь отыскать среди них обворованного им вчера человека. Но они все не были похожи на того, кого Мунька искал. Оди, правда, был весьма похож, и воришка уже собрался было к нему подойти, как вдруг этот человек обратился к продавцу с просьбой: " не могли бы вы мне показать вон тот костюм для моего мужа. Никак не подберу нужного размера". Продавец кинулся показывать костюм, а Мунька остановился, как вкопанный, представляя, как бы он сейчас опозорился бы, ведь дяденька оказался тетенькой, несмотря на усы и брюки.
   В расстройстве Мунька пошел бродить по универмагу и проходил почти час, но предполагаемого хозяина кошелька так и не встретил. Удав куда-то подевался. Мунька собрался было уходить, но вдруг его внимание привлек к себе один человек, покупавший ремень в галантерейном отделе. Мужчина был настолько толст, что ни один ремень на нем не застегивался. " Тот, точно, то, - решил про себя Мунька, - у того тоже, когда он примерял костюм, пуговицы на брюках не застегивались". Да и внешне человек был похож. Мунька обошел его кругом. "Всё, решено, отдаю ему кошелек." - подумал Мунька.
   Но тут он столкнулся для себя с таким вопросом - а каким образом он будет это делать? Воровать кошельки он воровал, а вот отдавать еще не приходилось. Просто так подойти и отдать мужчине кошелек, сказав при этом: " Дяденька, возьмите ваш кошелек, я его вчера у вас украл, а сегодня решил, что сделал нехорошо и возвращаю его вам" Муньке не хотелось. Дядень­ка-то, может, кошелек и возьмет, а Муньку, как пить дать, упрячет после этого в тюрьму. Даже при наличии ангела Честности в душе, Муньке не хотелось начинать новую жизнь, сидя за тюремной решеткой.
   Тогда Мунька решил сделать по-другому. Он придумал незаметно положить кошелек в карман предполагаемому пострадавшему. Вот то-то он обрадуется, когда потом его у себя обнаружит!
   Поскольку все-таки дело по положению кошелька в карман представлялось для Муньки не совсем обычным, а, точнее, совсем необычным, Мунька решил для начала обследовать намеченный кармана, нет ли там чего, какого-либо предмета, что могло помешать осуществлению его Мунькиной затеи. Поэтому, подойдя к толстяку на самое возможное по близости расстояние, Мунька незаметно просунул руку в карман его пиджака.
   Там что-то лежало. Продолговатое, плоское, твердое, но не кошелек. Что бы это могло быть?.. Мунька частенько, тренируя свой профессионализм, старался определить на ощупь лежащие в карманах предметы. В карманах ничего особенного, обычно, не водилось. Кроме кошелька можно было встретить разве что носовой платок, расческу, зеркальце, ключи, записную книжку. Иногда попадалось оружие: нож или пистолет.
   А в этом кармане лежало что-то непонятное. Мунька щупал этот диковинный предмет и так и эдак и даже потряс его, но так и не смог определить, что это было такое.
   За этим занятием и застал его владелец кармана, накрыв карман с зажатой в нем Мунькиной рукой своей огромной ручищей. Осторожно отцепив Мунькину руку от предмета, незнакомец повернул к нему свое удивленное лицо:
   - Мальчик, скажи мне, пожалуйста, что делал сейчас в моем кармане?
   Мунька не имел представления, как можно было ответить ан этот вопрос, он только мычал и покрывался красными пятнами.
   - я не о том спрашиваю, зачем ты туда залез, - продолжал толстяк, - в чужой карман залезают понятно зачем. Но почему ты так долго там прокопошился? Почему же ты сразу не взял, то, что там лежало?
   "Если б я только мог знать, что там у вас лежало..." пронеслось в бедной Мунькиной голове.
   - Это полная безграмотность и непрофессионализм, - говорил мужчина, - я в молодости тоже был воришкой, но я бы так глупо не засыпался бы, ясно тебе?"
   - Ясно, - произнес, наконец, своим голосом Мунька.
   - Так вот, из уважения к своему далекому прошлому я тебя прощаю. Иди и больше не попадайся. - Толстяк отпустил Мунькину руку. Мунька вздохнул с облегчением и повернулся, чтобы уйти, но вдруг вспомнил о кошельке.
   - Дяденька! - позвал мужчину Мунька. Но, всмотревшись теперь уже более внимательно в его лицо, понял, что ошибся, это был не тот человек, которого он вчера обворовал, одна деталь не совпадала: у того был двойной подбородок, а у этого - тройной. И ради чего он тогда так рисковал, да еще чуть было не вляпался! Хорошо хоть толстяк попался ничего, из бывших, понятливый. Другой бы и думать не стал, сразу бы полицию кликнул.
   - Чего тебе, мальчик! - отозвался тот.
   - да так, ничего, - потупился Мунька, - ничего, извините меня.
   Толстяк, наконец, растворился в толпе. А Мунька с невеселыми раздумьями побрел по универмагу. Что же теперь делать? Где искать хозяина этого злополучного кошелька? Мунька понял, что находиться в этом магазине можно было часами и даже днями, но так и не встретить того, кого нужно. Может, этот человек вообще не местный и находится сейчас за сотни миль отсюда. Так что избранный Мунькой способ возвращения кошелька решительно не годился. Мунька уныло побрел к выходу.
   В это время к нему как-то боком подошел запыхавшийся Удав и со словами: "Держи, малыш, а мне тикать надо, хвост за мной!", опустил в его карман еще один ворованный кошелек. Удав тут же исчез, а Мунька остался стоять посреди магазина с ужасом ощупывая у себя в кармане еще один ворованный кошелек.
   Тут в центре зала послышались крики, плач. Народ засуетился, собираясь в толпу. Мунька поспешил туда, пытаясь хотя бы краем глаза взглянуть на того, кого обчистил Удав.
   Потерпевшей оказалась немолодая женщина крестьянской наружности, вся обвешанная мешками и сумками, по всей видимости, приехавшая в город за покупками для всей деревни. Она причитала:
   - Ой, люди добрые! Украли всё, украли! Ироды треклятые! Не на что даже домой уехать!
   К ней протолкался полицейский:
   - Так, гражданка! Сейчас мы этот факт запротоколируем , свидетелей опросим. Придется пройти со мной в участок.
   - Ироды, украли всё, украли! - женщина рыдала в голос, не обращая внимания на слова полицейского.
   В другом конце магазина послышались свист, топот, какая-то возня, ругань. Двое сыщиков в штатском подвели к пострадавшей пойманного Удава. Тот бубнил своим осипшим баском:
   - Ничего не знаю, господин начальник, я эту бабу не трогал, при мне ничего нету, можете пошмонать...
   - Мы сейчас разберемся: нету, есть ли, - пробурчал сыщик.
   - Эй, тетка! - крикнул другой, - посмотри-ка, не было ли поблизости этого молодца, когда у тебя кошелек пропал?
   Тетка отерла слезы и вгляделась в Удава:
   - Так как же - был! Провалиться мне на этом месте! Он мне еще сумки помог поднести, спрашивал - не тяжело ли мне.
   - уж и помочь женщине нельзя, - пробурчал Удав, - чуть что - сразу вязать.
   - Помогать надо сумки носить, а не кошельки, - ответил сыщик.
   Тетка рванулась к Удаву:
   - так вот, значит, как ты помочь мне хотел, а я, старая дура, поверила, нюни распустила, думала, хоть один добрый человек нашелся...
   Она схватила вора за грудки:
   - А ну-ка, отдавай мои денежки, ирод, иначе живым от меня не уйдешь!
   - нуты, гражданка, остынь, - вмешался полицейский, отстраняя ее, - всё должно делаться у нас по закону. Закон разберется, кто прав, кто виноват, тогда и наказание последует. А самосуд мне тут не устраивай!
   Потерпевшая отстранилась, продолжая с ненавистью прожигать Удава глазами.
   - Чего зенки выпятила? - вдруг взбеленился тот. - Еще доказать нужно, что я взял. А так, мамаша, на мене где сядешь, там и слезешь, понятно тебе? Нету у мене твоего кошелька, и всё тут. Может, обронила где, а на людей грешишь. Господин полицейский, обыщите меня, что же это я должен ни за что оскорбления терпеть!
   Удава в конце концов обыскали. Кошелька при нем, конечно же, не оказалось. Он бросил на тетку торжествующий взгляд.
   - Всё равно, гражданин, - не пожелал вот так просто расставаться с Удавом сыщик, - пройдете с нами в участок, составим протокол происшествия, запротоколируем вашу личность в качестве свидетеля.
   Личность у Удава была самая что ни на и есть - темная, поэтому выражение неприкрытой досады появилось у него на лице. Видно попадание в полицейский участок и выяснение там его личности грозило ему неприятностями необычайными.
   Мунька, наблюдая эту сцену, разрывался от сочувствия и жалости как к ворюге Удаву, так и к этой чужой, совсем незнакомой женщине. Поняв, что медлить больше нельзя и надо как-то спасть положение, он придумал следующее. Нагнувшись, якобы для того, чтобы развязать шнурок на ботинке, он незаметно вынул теткин кошелек из кармана и бросил его на пол. Потом, отойдя шага на два в сторону, крикнул:
   - Ой, люди, смотрите! Чей это кошелек тут валяется. Я чуть было на него не наступил!
   Все взоры обратились на Муньку. Он подошел к кошельку, взял его в руки и, подняв высоко над головой, повторил свой вопрос:
   - Чей кошелек?
   Обокраденная, увидев свое сокровище, ломанулась сквозь толпу к Муньке, издали глядя на свой кошелек и причитая:
   - Нашелся, родненький, нашелся, надо же...Неужели, обронила, растяпа я эдакая, неужели же обронила?..
   - Ваш кошелек, маманя? - обратился Мунька к владелице кошелька.
   - Мой, мой, - закивала счастливица.
   - Ну так возьмите, - сказал Мунька, протягивая ей кошелек.
   - Стойте! - вдруг вмешался полицейский. - Не трогайте кошелек. Может, он не ваш, а чей-нибудь еще, ведь мог же его кто-нибудь другой потерять.
   Тетка замерла с протянутой рукой и с разинутым от изумления ртом. Она и не предполагала, что нельзя будет вот так просто взять свой собственный кошелек.
   - Видно же, что мой, - пролепетала женщина, - не зная еще, что сказать в свою защиту
   - ну это вам видно, а нам не видно, - возразил полицейский, - всё, гражданка, должно делаться у нас по закону. Ясно сейчас только одно, что вот этот гражданин к краже не причастен, так как сам факт кражи при обнаружении этого кошелька ликвидируется. Отпустите его, - обратился полицейский к сыщикам.
   Те нехотя отпустили Удава. Удав, используя благоприятное мгновение и бросив на Муньку благодарственный взгляд, тут же исчез.
   - Итак, сударыня, - опять обратился полицейский к тетке, вы утверждаете, что это ваш кошелек?
   Та поспешно кивнула.
   - В таком случае, сколько в нем было денег и какими купюрами?
   Пострадавшая стала что-то шептать себе под нос, загибая при этом пальцы.
   Тут к одному из сыщиков протолкался какой-то человек и сказал6
   Господин начальник! Я видел, как вот этот пацан, - он указал на Муньку, - вытащил кошелек у себя из кармана, бросил его на пол, а потом всем сказал, что он его нашел. Сами понимаете, свои собственные кошельки человек из карманов выбрасывать не будет, правильно я говорю? Значит, дело нечисто, господин начальник, верно ведь?
   Сыщик побагровел:
   - Это правда, гражданин?
   - Истинная правда, господин начальник, ей-ей, не вру, провалиться мне на этом месте.
   Сыщик вперился в Муньку тяжелым взглядом:
   - А ну-ка, пойди сюда, хлопец!
   Мунька остался стоять, как завороженный змеей кролик. Он и не предполагал такого поворота событий, поэтому был застигнут этим происшествием врасплох. Конечно, он в мгновение ока сообразил, что при наличии такого свидетеля, да еще другого ворованного кошелька в кармане, не миновать ему сегодня тюрьмы. Надо же было так получиться, что при всех своих сегодняшних благих намерениях он, в конце концов, так бесславно влип. "Чтоб тебе, идиоту, кирпич на голову свалился, - подумал он о невесть откуда взявшемся прозорливце, - всё мне испортил"
   - ты, что, оглох? Пойди сюда, слышишь! - угрожающе повторил свое приглашение сыщик.
   - Сейчас иду, - еле слышно ответил воришка.
   Мунька понял, что единственным выходом из создавшейся ситуации будет его бегство. Не дойдя до сыщика трех шагов, Мунька боднул стоящего рядом с ним мужика головой в живот, прополз под ком-то на четвереньках, в два прыжка оказался у двери, одним рывком выскочил на улицу, вдохнув свежего ветра, юркнул в какой-то темный двор и пропал из глаз.
   У сыщиков даже в голове закружилось от быстроты происходящего. Они засвистели, закричали: "Держи его, держи!" А кого держать-то, не прошло и десяти секунд, как мальчишки и след простыл, а народ даже не понял, что, собственно, произошло и кого и почему надо держать.
   А Мунька, пропетляв изрядно по городским подворотням и убедившись, что за ним никто уже не гонится, приходил в себя на одном из потайных чердаков. "Вот ведь как получается, - с горечью думал он, - захочешь доброе дело сделать, а тебе же еще за это и достанется! Как это вообще понять и где, в конце концов, справедливость Божья?" "Да, - продолжал сокрушаться мальчуган, - что же теперь с этим добром делать? - он потрогал злополучный кошелек, - где найти его хозяина? А что если взять и выбросить его, вот просто - взять и выбросить?"
   Мунька обрадовался такой прекрасной идее. И как это он раньше до этого не додумался? Мунька подошел к широко раскрытому чердачному окну и не глядя, швырнул кошелек вниз.
   Кошелек бухнулся прямо под ноги одной полунищей старушки, сидевшей у подъезда. Она трясущимися руками подняла его, раскрыла, и, убедившись, что никто не посягает на это, неизвестно откуда свалившееся богатство, мысленно поблагодарила Бога за такой подарок.
   Мунька же спустился вниз, вышел из подъезда через другую дверь и, освобожденный, наконец-то, от ворованных денег, с ангелом в душе, пошел искать новую, чистую и светлую жизнь.
   Как-то ему это удастся?..
  
   Глава 5. Блудница или Не прелюбодействуй!
  
   Фаина, красотка из публичного дома, спала довольно крепко, но когда ангел чистоты после прохода Черной Кити не совсем мягко спланировал в ее душу, вздрогнула, как от толчка и проснулась. Первое время она лежала не шевелясь, ни о чем не думая, но ощущая, что с ней что-то происходит. Она наслаждалась этим происходящим. Словно какой-то бальзам изливался в ее душу и она становилась нежной и чистой, как у новорожденного ребенка.
   Она вспомнила, как маленькой девочкой бегала по лугу неподалеку от своего деревенского дома, как пыталась поймать при этом красивую бабочку, но это ей никак не удавалось. Как рыбешки стайками кружили возле ее ног, когда она заходила по щиколотку в теплую маленькую речку, как она хотела поймать хоть одну из них, но это ей тоже не удавлось. После таких воспоминаний все ее занятия в этом грязном доме разом вдруг сделались для нее отвратительны и она подумала, что ничего больше не допустит над собой, уйдет из этого дома, лучше будет стирать или мыть полы, чем заниматься всей этой мерзостью. Успокоенная такой чудесной мыслью, Фаина приготовилась заснуть, но никак не получалось.
   Кто-то упорно скребся по стеклу. " Наверное, голубь, - подумала Фаина, - голодный небось". Она взяла из тумбочки кусок хлеба, и подошла к окну, чтобы покрошить проголодавшемуся голубю. Но это оказался не голубь, а самый неистовый ее поклонник из клиентов Федор. Он едва дождался рассвета, спровадил свою супругу на базар за провизией, а сам со всех ног кинулся к своей возлюбленной.
   Заведение еще было закрыто в столь ранний час, поэтому он решил забраться к своей красотке на второй этаж по водосточной трубе и шаткому карнизу.
   Проснись и пой
   Красотка мая!
   Окно открой,
   Меня впуская!
   пропел он радостный куплет почти что собственного сочинения. Федор уже протягивал к ней из форточки свои темпераментные руки.:
   - Моя лебедка! Твой лебедь прилетел и хочет попасть в твои объятия!
   Но радость любовника была преждевременной. Если вчера Фаина страстно попрощавшись с Федором, только и мечтала на следующий день поскорее увидеть его вновь, то уже сегодня после происшедшей в ее душе метаморфозы, о причинах которой она и не догадывалась, уже сегодня, она не иначе как с ужасом думала о подобных встречах. В душе блудницы нежданно-негаданно поселился ангел Чистоты, и не только спать с мужчинами, но даже и думать о чем-то таком, нескромном, она уже была не в состоянии.
   - Уходи отсюда, слышишь, уходи! - зашептала она срывающимся шепотом. - Я сегодня работать не буду.
   - Пенка моя, иди ко мне - я хочу тебя слизать, - продолжал Федор, не обращая никакого внимания на ее слова. Он дотянулся до оконного шпингалета, щелкнул им , и окно распахнулось. Любвеобильный Федор шагнул в комнату с распростертыми объятиями.
   - Ты что, не слышишь меня?! - Закричала Фаина. - Уходи отсюда, уходи немедленно...
   Федор оторопел:
   - послушай, любовь моя, что я тебе такого сделал, что ты меня прогоняешь? Я всю ночь не спал, так хотел тебя увидеть, а ты меня гонишь? Ая-яй! Как нехорошо!
   Фаина решила перейти к более тонкому приему избавления от своего кавалера. Она отошла от окна и всхлипнула:
   - Дело в том, дорогой, что я сегодня ночью заболела страшной болезнью...
   - Какой болезнью, любовь моя, - испугался Федор, - ведь вчера вечером никакой болезни не было.
   - Я спала с открытой форточкой, ночью у меня начался жар и кашель, а это признаки самого настоящего смертельного гриппа.
   - Но с таким же успехом это может быть обычная простуда? - возразил Федор.
   - Может и грипп, а может и простуда, - настаивала Фаина, - поэтому ты сейчас, чтобы не заразиться, должен надеть ватно-марлевую повязку.
   Повязку эту красотка придумала для того, чтобы Федор в пылу своей страсти не вздумал бы наброситься на нее с поцелуями, что в ее теперешнем положении было совершенно невыносимым. Смастерив повязку, Фаина с такой силой завязала ее на физиономии Федора, что тот едва не задохнулся.
   Немного придя в себя от произведенного над ним насилия, Федор вдруг вновь обрел надежду.
   - Скажи, а она, проговорил он едва дыша и тыча пальцем в магический треугольник чуть ниже пояса, - а она, пипочка твоя, тоже болеет гриппом?
   - Да, тоже, - твердо ответила Фаина, - если я вся болею, то как же ей не болеть?
   - Но она ведь не чихает и не кашляет, так что моему "мальчику" этот грипп не помеха. Давай, все-таки, займемся любовью, ангел мой!
   - Дело в том, что это особая разновидность гриппа с фильтрующимся вирусом В2 В4, - Фаина начала втолковывать Федору дотоле неведомые ей самой медицинские истины.
   - вон и вирус у тебя какой-то особенный, - мечтательно сказал любовник, - флиртующий!.. Чтоб его!..
   - Да не флиртующий, а фильтрующийся, - с досадой поправила Фаина, - от слова "Фильтр".
   - а чем же он опасен, этот флиртующийся вирус? - продолжал упорствовать в своем невежестве Федор.
   - Он проходит сквозь всё, даже сквозь кожу! - страшным шепотом предупредила блудница.
   - надо же, какой шустрый...
   - поэтому твоему "мальчику" в моей "пи-пи" будет очень даже небезопасно, - подвела итог своей лекции Фаина.
   Но Федор сделал свой выбор.
   - Дорогая! - торжественно произнес он. - я согласен рискнуть. Потому что, если я не умру от гриппа, я умру от любви!
   Теперь уже застонала красотка, не зная, что больше предпринять.
   Но от любовной горячки ее кавалера имелось одно, но очень эффективное средство и этим средством являлась его собственная супруга. А она уже давно заподозрив неладное и поимев кой-какие сведения от своих доброжелателей, проследила сегодня за Федором и вычислили его теперешнее местонахождение. И как раз в тот момент, когда Фаина ломала руки, не зная, что еще придумать, в дверь сильно постучали.
   - Эй, муженек! - раздался сиплый грубый голос, - ты опять у этой проститутки? А ну-ка, открывайте сейчас же!
   - Это моя жена! - в страхе зашептал Федор, - спрячь меня, голубка моя, спрячь поскорее, иначе не сносить мне головы.
   - Самое время тебя сейчас удалиться, - воспрянула Фаина. Она была рада такому удобному случаю избавления от измучившего ее кавалера.
   - Точно также, как и пришел, - красотка показала на распахнутое окно.
   Федору не хотелось теперь уже и выходить таким неестественным способом, но другого не предвиделось. Он с неохотой взобрался на подоконник, сделал из окна шаг в сторону по карнизу, схватился за водосточную трубу, висевшую уже на честном слове и с с грохотом рухнул вместе с трубой на землю.
   - Да открой же ты, шалава несчастная! - гремел голос его супружницы, - а то я сейчас дверь выломаю!
   Фаина, проводив таким образом Федора, поспешила открыть.
   - Вам кого? - обратилась она к разъяренной фурии. Та, отшвырнув Фаину в сторону, ворвалась в комнату.
   - Где он, кобель проклятый?! - заорала она так, что Фаине пришлось заткнуть уши.
   Убедившись на первый взгляд, что ее супруга-таки в комнате нет, она занялась более тщательным осмотром: заглянула в шкаф, под кровать, в ванную комнату и даже в прикроватную тумбочку, где не только ее супруг, но даже бы его ботинок 43-го размера не смог бы поместиться.
   - Куда ты дела моего мужа, проныра? - обратилась она к хозяйке. - Я же сама слышала его голос, когда стояла за дверью!
   Тут она заметила распахнутое окно.
   - Ах, вот оно в чем дело? Через окно, значит, утек!
   Женщина подбежала к окну и выглянула на улицу. Ее благоверный, едва пришедший в сознание после приземления на каменистую почву, отползал из-под окна на четвереньках.
   - Ах, вот где ты ползаешь! - торжественно проголосила супруга. - До чего докатился, голубчик, тошно смотреть! Ну я тебе сейчас покажу!
   - А с тобой, подруга, мы еще сочтемся! - пообещала она Фаине, скрываясь за дверью.
   Потрясенная Фаина присела на кровать перевести дух от этого нашествия.
  
  
   Глава 6. Обо всем понемногу или о Боге и Дьяво, о Поднебье и поднебовцах, о Райской Трубе и Божьей манне и кое-что о Гордости
  
   Отца всех ангелов, а также всего сущего на земле и на небе звали Господь Бог. После всем известной ссоры со своим сыном, в прежние времена называвшемуся Сатаной, а в теперешнее время - Дьяво, Господь продолжал жить, как и жил, у себя на небе, в раю, а вот сын оказался за пределами райских врат или в Поднебье. Часть небесных жителей поддержала в этой ссоре сына и ушла вместе с ним из рая в Поднебье. С той поры дотоле дружные обитатели небес раскололись на два враждебных лагеря и как могли, устраивали друг другу всевозможные козни.
   Ангелы являлись коренными жителями Неба. Ангелов, ушедших в Поднебье, стали называть поднебовцами, поднебесами или просто - бесами. А кто-то даже обозвал их чертями, то есть, находящиеся за чертой, за райскими вратами.
   Жить в Поднебье оказалось намного тяжелее, чем в раю. Не хватало света, тепла, да и пропитание являлось довольно скудным. Поэтому со временем многие поднебовцы от такой жизни потемнели лицом, обзавелись рогами и копытами. Правда, сами за собой они такой перемены не замечали, так как сменилось уже не одно поколение чертей. И откуда современным жителям было знать, какую наружность имели их далекие предки. Только Дьяво мог помнить, какими были те, древние поднебесы, так как являлся бессмертным. Все ж таки Божий сын, хоть и ушедший из рая. Дьяво, конечно, видел эти печальные перемены, происшедшие с его народом, но что он мог сделать? Он обладал как Божий сын определенным могуществом, но на его народе лежало Божье проклятие и никакими собственными усилиями он не мог его снять. Дьяво тоже не миновало это проклятие, и он потемнел лицом и приобрел рога копыта, но мириться с Батей не захотел, даже попав в такое неприглядное положение.
   Господь с самого начала хотел примириться с сыном, словно чувствовал за собой какую-то вину, но Дьяво ни на какое примирение идти не хотел, гордость мешала. Так всё и оставалось по-прежнему.
   Небо и Поднебье связывала специальная Труба. Для Небес Труба являлась своего рода канализацией - в неё сбрасывали все райские отходы. Нельзя же было рай захламлять. Для нижних жителей Труба стала навроде рога изобилия и поднебовцы толпами подбегали к Трубе в назначенное время, чтобы хоть что-то ухватить от очередного сброса.
   Сбрасывали много кой чего. Но особой любовью у нижних пользовались райские колбаски. Вкус и запах у них был отменный, кроме того, они прекрасно утоляли голод. Очень нравилась также поднебесам райская водичка или "ситро", как её называли в народе. Водичка эта прибавляла сил, вселяла бодрость. Но требовались определенные предосторожности в употреблении райского напитка. Ситро являлось довольно крепким, и если выпить его чуть больше положенного, то можно было оказаться в неудобном положении. Его действие было сродни земному вину, перебравший мог свалиться и уснуть прямо на дороге, а некоторые начинали горланить песни или дебоширить. Среди чертей уже были сильно пристрастившиеся к напитку, ведь он давал во многих случаях райские видения, а так не хотелось потом с этими видениями расставаться и опять смотреть на бренную поднебесную жизнь. Поэтому около Трубы, где-нибудь в кустах или в канавках, прятались любители хлебнуть. И как только начинали падать первые капли благодатной жидкости выпивохи- ситрошники с криками подбегали к Трубе и подставляли кто ведро, кто банку, кто бутыль, а кто и просто собственное горло.
   Сыпалась из Трубы и , так называемая, манна небесная. Ее было больше всего. Поднебесы с удовольствием собирали ее и варили из нее вкусную манную кашу. Правда, они не догадывались, что это всего-навсего мыльные хлопья, образовавшиеся от Божьей стирки. Да и зачем им было об этом знать? И поднебесы недоумевали, зачем это верхние жители выбрасывают такие превосходные продукты? Наверное, от изобилия.
   Только один Дьяво не пользовался Божьими дарами, никогда ничего не собирал у Трубы, не вкушал райских продуктов. Он, конечно, понимал, что это за ситро льется из Трубы и что представляют из себя райские колбаски, да и о манне небесной имел представление. Но не хотел лишать свой народ удовольствия есть райские отходы. Ведь с продовольствием в Поднебье всегда было туговато. Раз нравится - пусть едят.
   Сам же Дьяво питался единственным блюдом личного приготовления - своей собственной Гордостью. Запасы Гордости в стародавние времена казались неисчерпаемыми, но в последнее время она стала заметно убывать. А может, и воровал кто потихоньку. Из-за убытка Гордости стали вдруг возникать сомнения: а может, он чего делает не так. Такое положение вещей сильно беспокоило Дьяво, и он в последнее время был сам не свой , весь на нервах. А тут еще Господь -Батюшка душу бередит, в Трубу постукивает, масла в огонь подливает.
   К слову сказать, в личные покои Дьяво тоже выходила райская труба, но уже другая, не канализационная. Ее Господь специально сотворил для связи с Дьяво в экстренних случаях. Мало ли что может случиться и ему, Дьяво, вдруг срочно понадобится Божья помощь. Не кричать же об этом в канализацию!
   Но Дьяво из гордости никогда этой трубой не пользовался и даже заткнул ее от соблазна разными тряпками, паклей, мусором. Но Господь не унимался, все стучал в трубу и кричал громким шепотом:
  -- - Сынок! Эй. Сынок! Как ты там, без Божьей-то помощи? Эх, горе ты мое горькое, горе луковое! Молчишь? Ну помолчи, помолчи еще чуток! Вот Гордость-то кончится, тогда и заговоришь! Тогда и потолкуем с тобой!
   Дьяво недоумевал, откуда Отцу известно об убытке его Гордости, но тем не менее, ему об этом было известно.
   Господь частенько подходил и к общей Трубе, только не во время сбросов/что лишний раз нижний народ волновать1/, а в промежутках между ними. Под Трубой играли чертенята - чертовы дети, не приспособленные пока еще по младости лет ко всяким демоническим работам. Резвясь и играя, они заглядывали в Трубу, любовались в просвет Трубы райскими кущами, а завидев его. Господа, кричали: "Дедка! Дай конфетку!" Господь доставал из бездонных карманов своего одеяния разные сладости и бросал их чертенятам. Наблюдая с умилением. С каким удовольствием поедают их эти. Ни в чем неповинные еще создания.
   Однажды его за подобным занятием застал Великий Праведник и раскричался так. Что тошно стало:
   Ну и ну! Чертей, значит, подкармливаете?! Нехорошо, Господь-Батюшка, эдак поступать! Мы с ними борьбу ведем, дней и ночей не спим, а вы им конфетки суете! Так они пуще прежнего разведутся, совсем покою не дадут!
  -- Да я разве чертей кормлю, - пытался оправдаться Господь, - я самых маленьких, безгрешных еще. Ведь малыши совсем, сладенького хочется им, а откуда у них там сладенькому взяться?..
  -- Вон, посмотри, самый мой любимый бесенок, Чертоша, - Господь подвел Великого Праведника к Трубе, - какой миленький, а? Вот только личико ему немножко от сажи отмыть и чем не ангелок?..
   Чертоша в этот момент стоял под Трубой и умильно смотрел вверх, ожидая, когда добрый дедка появится еще раз и сбросит ему сладкое мороженое.
   Великий Праведник как раз заглянул в Трубу и, увидев замызганного Чертошу с рожками, ожидающему подношения, тотчас отпрянул, скривившись от отвращения:
  -- Что вы такое говорите, Господь-Батюшка, только поганей рожи я не видел еще! Тьфу! Сгинь, нечисть проклятая! Сгинь! - и сплюнув, пошел прочь от Трубы.
  -- Эх, горе вы мое горькое, горе луковое, - с укоризной сказал Господь вослед уходящему Праведнику. Под Трубой, внизу раздавались горькие рыдания обиженного бесенка. Господь позвал малыша:
  -- Чертоша, эй, Чертоша! Глянь-ко сюда!
   Чертенок посмотрел на Господа глазами, полными слез.
   -Не слушай его, это нехороший дядя. Пойди-ко лучше ко мне, я тебя пожалею и мороженое дам.
  -- А как, Дедка? - Чертоша отер слезы. - Я уже пробовал туда забраться, но ничего не получилось, все время скатывался вниз.
  -- Просто так, без моей помощи ты, Чертоша, никогда сюда не заберешься, - шепотом сказал Господь, - но если я разрешаю, значит можно. Я тебе сейчас ступеньки сотворю.
   Тотчас внутри Трубы появились очень удобные ступеньки и бесенок в мгновение ока взбежал по ним в рай.
   Господь усадил чертенка на колени и, сунув ему мороженое, которое тот тут же начал уписывать за обе щеки, принялся расспрашивать юного жителя Поднебья о его житье-бытье. Чертенок с живостью отвечал.
  -- Скажи, Чертоша, ты когда-нибудь пробовал умыться? - спросил Господь после своих безуспешных попыток стереть с лица малыша грязь, размазанную слезами.
  -- Никогда не пробовал! - с гордостью отвечал Чертоша. - Нам Тятяня мыться не велит. Говорит, раз мы черти, значит. Должны чумазыми ходить!
  -- - Ну это он зря говорит, - с досадой пробурчал Господь. -Чистота - она никому еще не помешала. Тятяня! Ишь, чему детей учит!
  -- -Непременно должны грязными ходить! - весело лопотал бесенок, иначе, кто ж нас бояться будет? А нам надо всех стращать, так Тятяня гутарит. Мы ж - черти, значит, стращать всех должны. Так положено нам.
   Господь уже почти ничего не говорил и только печально качал головой в ответ на россказни бесенка:
   Эх, горе вы мое горькое, горе луковое, эх-хо-хо!..
  -- Дедка! - вдруг встрепенулся бесеныш. -Когда еще раз в Трубу заглянет этот противный дядька, я в него из рогатки стрельну. У него вот такой фингал вскочит! Будет знать, как забижать меня!
   Господь опять покачал головой, не зная, что и возразить на подобное заявление:
   -Эх, горе вы мое горькое. Горе луковое...
  -- Ну ладно, Дедка, мне пора! - сказал Чертоша. - А то меня маманя искать будет. Испужается, подумает, что где-нибудь в болоте утонул, у нас ведь такие страшные болота кругом!
  -- -Иди, ненаглядный, иди, - проговорил Господь. Спуская Чертошу с колен. - Как-нибудь опять придешь ко мне в гости.
  -- Приду, Дедка, приду, - весело крикнул чертенок, спускаясь по ступенькам вниз.
   Когда Чертоша скрылся из глаз, Господь, тяжело вздохнув, опять ликвидировал ступеньки. Непонятно было только, почему его так волновали бесовские проблемы и зачем ему , Господу это было нужно.
  
   Глава 7. Божий грех или Козел отпущения
  
   А Господу это было очень даже нужно, потому что...потому что неспокойно было у него на душе. Ведь никто иной, как Дьяво и его народец отдувались сейчас за все райские грехи. Заодно, конечно, и род людской. Но об этом никто не знал: ни ангелы, ни демоны, ни святые, ни праведники, ни уж тем более, люди. Не знал об этом и Дьяво.
   Дьяво думал, что он сам, по собственной воле, из своей великой Гордости ушел из Рая и обретается теперь в Поднебье. Ничего подобного. Не будь на то его, Божьей воли, никакая свободная воля Дьяво не смогла бы проявиться. Он, Господь, всё это подстроил, потому что так было необходимо.
   И вот Всевышний все-таки решил признаться Дьяво в своем грехе, иначе уж было невозможно. Подойдя к личной Трубе и оглядевшись, нет ли кого кругом, Господь постучал в Трубу:
   - Сынок, а сынок, ты слышишь меня?
   Дьяво не отозвался напрямую, но кашлянул, желая показать, что он здесь и в принципе - слушает.
   - Сынок, подойди-ка поближе, мне нужно тебе что-то важное сказать.
   Дьяво не проронил ни слова но к Трубе подошел.
   - Сынок мой любимый, самый чистый, самый светлый, самый умный из всех! Помнишь ли ты то время, когда здесь, на Небе, ты действительно был таким?
   "Помню, помню, как не помнить?" - сказал про себя Дьяво.
   - Так вот, - продолжал Господь, - в то самое время в Раю скопилось очень много всяких грехов, нечистот, грязи. Никто их не замечал, только мне, как Богу и Творцу дано было это видеть. Я не знаю, откуда взялись эти грехи, эта грязь. Наверное, я при сотворении мира допустил какой-то просчет, что-то недосмотрел, что-то недоделал. Факт оставался фактом - на Небе обнаружились грехи и надо было что-то с этим делать. Я не хотел весь Рай объявить греховным и грязным, тогда надо было просто уничтожать его и делать заново.
   - Тогда я решил поступить по-другому: я собрал все грехи воедино и решил взвалить их на кого-нибудь одного. Пусть уж лучше один будет виноват, чем все разом. Я взвесил тяжесть этих грехов: никто из жителей тогдашнего Рая не смог бы поднять и с честью понести этот груз, кроме тебя, мой сын. Ты оказался еще и самым сильным. Только ты мог спасти мир от грядущей катастрофы.
   - И я пошел на э т о. Я принес в жертву собственного сына. Я сделал его козлом,
   к о з л о м о т п у щ е н и я! Вот он, мой грех, мой великий грех, сынок!
   Голос Бога потонул в рыданиях.
   Вот это получался номер! Такого Дьяво, действительно, не ожидал! Он, конечно, знал, что он - козел. Да и как было не знать, если на голове рога, а на ногах копыта! Не знал он только о том, что является, оказывается, одним из самых несчастных козлов, которые когда-либо существовали - козлом отпущения! Да, здорово с ним Батяня обошелся! Ничего не скажешь - ловко придумано: вали всё на серого! Вот и валят! Что получается - кто где когда какую гадость ни сделает, всё получается он - Дьяво виноват! А он может и не слыхивал об этом вовсе! У Дьяво от такой обиды даже слезы навернулись на глаза.
   - Сынок, а сынок, - опять зашептал Господь, очнувшись от своих рыданий, - ты уж прости, сынок, душу мою грешную, чего уж там. Ведь сделанного не воротишь. Самое ужасное в том, что исправить ничего нельзя. Грехи ведь продолжают образовываться и их надо , опять же куда-то девать, кто-то должен их ликвидировать. Только твой народ вполне способен с нимим справляться, да я вижу, они и не жалуются.
   "Чего уж там, - хмыкнул про себя Дьяво, - райские колбаски, ситро, Божья манна! Черти чумазые всё стерпят, куда ж им деваться, есть ведь что-то надо!"
   - Я вот что еще хочу сказать тебе, сынок, - продолжал свои откровения Господь, - зря ты Гордость взял, когда уходил. Гордость - она что железяка, ее и не разгрызешь. Лучше б уж Терпение захватил, всё помягче, да и повкуснее ведь будет. Я тебя сейчас Терпение попотчую, может, понравиться тебе, сынок.
   Господь провертел своей дорожной палкой дырку в Трубе и сыпанул вниз горсть чего-то, похожего на хлебные крошки. Дьяво взял одну крошку и положил на язык. Она источала ненавязчивый аромат горних просторов.
   "Попробовать, али не стоит? - призадумался Дьяво.- А попробую! Хуже уже не будет!" Он проглотил загадочную крошку и в тот же миг всё его существо охватили покой и умиротворение. Обида на Бога прошла, слезы высохли. Дьяво даже не понимал, почему он минуту назад так нервничал. "Что ж, блюдо, пожалуй, ничего," - решил Дьяво, присаживаясь на корточки и собирая оставшиеся крошки.
   - Сынок, что - понравилось? - повеселел Господь.
   - Понравилось, - буркнул Дьяво, не решаясь еще в открытую выражать свои чувства.
   - Тогда я тебе сейчас все закрома заполню, будешь есть когда пожелаешь! Да не бойся ты, Гордость твою я не трону, будь она неладна! Я всё это рядышком уложу.
   За стеной, в дьявольских закромах, что-то громыхнуло, сдвинулось. Дьяво полюбопытствовал в щелку. Господь разобрал часть крыши, сотворил громадный ларь и сыпал сейчас в него прямо из рукавов своего одеяния полноводной рекой новое кушанье. Гордость же скромно лежала в уголке, зажатая этим, неподобающих размеров, ларем. Да и осталось ее всего ничего, с небольшой сундучок. В другое время Дьяво бы возмутился подобными вещами, но сейчас, почему-то решил промолчать. Или съеденное Терпение начинало действовать?..
  
   Глава 8. Кто виноват: Бог-Отец или Природа-Мать?
  
   Теперь Господь и Дьяво, помирившись, часто беседовали, сидя в потайной комнате, которую Господь сотворил прямо внутри личной Трубы. Им было что сказать друг другу.
   - Отец, - сказал как-то Дьяво, - мне думается, вовсе и не ты виновен в этих, так называемых, райских грехах.
   - Если не я, то кто же? - удивился Всевышний. - Ведь кроме меня тогда никого и на свете-то не было!
   - Всё дело в твоей матери, - задумчиво произнес Дьяво, - вот у нее и надо искать разгадку этому вопросу.
   - Какой такой матери? - насторожился Господь. - Не было у меня никогда никакой матери!
   - Как это - не было? - возразил Дьяво. - Мать, она, Батя, у всех должна быть. Вот отец не всегда бывает, а без матери никак нельзя.
   - Что ты такое говоришь, сынок, даже в голове не укладывается, - пробурчал Господь, - какая может быть у Творца небесного мать? Я сам себе и отец, и мать, и сын, к тому же.
   - Не было, говоришь, матери у тебя? - не унимался Дьяво. - А откуда же ты тогда взялся?
   - Откуда я взялся? Откуда взялся, говоришь? - Господь даже задохнулся от возмущения. - Да я всегда тут был!
   - Быть-то ты, может, и был, а вот появился ты откуда?
   Всевышний сжал кулаки и тяжело дыша, начал ходить по комнате, стараясь остыть от гнева и бормоча про себя:
   - Надо же, откуда я взялся?! - цедил он сквозь зубы, - до чего дожить?
   "А ведь и вправду - откуда? - вдруг промелькнуло в голове. - Не мог же меня аист принести и не нашли меня, как некоторых, в капусте. Интересный вопрос, надо будет над этим поразмыслить. А может, Дьяво чего знает? С какой стати он бы стал подобные вопросы задавать?"
   - Сынок, а может ты знаешь, кто моя мать? - спросил Господь как бы в шутку.
   - Может и знаю, - неопределенно отвечал Дьяво. - Во всяком случае, догадываюсь.
   - Ну так скажи.
   - Могу и сказать...
   - Скажи, скажи, что же ты от родного отца такие вещи скрываешь?
   - Да я не скрываю, я только недавно об этом подумал.
   - Ну так и кто же моя мать?
   - Твоя мать, Отче, в тебе самом.
   - Ну вот, приехали, Отца передразниваешь. Это я тебе только что говорил, что я сам для себя и отец, и мать, и сын, к тому же.
   - Я не передразниваю. Ты меня не так понял. То, из чего ты создан, Отец, и есть твоя мать.
   - Ма-те-рия?.. При-ро-да?.. Так вот о чем ты говоришь?.. А я-то думал...
   - Да я об этом говорю. О материи от слова "мать" и о природе от слова" род".
   Господь впервые оглядел себя в большом, наскоро сотворенном зеркале.
   -В общем-то, ты по-своему прав, сын мой. Я действительно из чего-то создан, из чего-то состою. А иначе бы ты меня просто не увидел. Вот ведь какие дела происходят! Как это я раньше не подумал? Всё только заботы и хлопоты, всё только об ангелах, о чертях да о людях думаешь, а собой и заняться некогда. Кто б мог подумать - первый раз на себя в зеркало смотрю! И ведь состою же я из чего-то!..
   - Ну, конечно, я не из той материи создан, из которой я их всех делаю, - начал успокаивать себя Господь. - Постой-ка, что значит - не из той? А из какой же еще? Другой откуда взяться?..
   - Так что же такое получается? Если материя, вещество, субстанция, природа, ну, то есть, материал, из которого я делал, то есть из которого меня делали... Тьфу ты, запутался совсем...
   Дьяво осторожно вышел, чтобы не мешать. Господь в очередной раз прошелся перед зеркалом:
   - Короче, мы все: и я, Господь, и ангелы, и демоны, и даже люди сделаны из одного и того же вещества, значит, мы все одной и той же природы: я ничуть не лучше их, а они ничем не хуже меня? Все мы, как говориться, одним миром мазаны...
   - Нет, не может этого быть! Не может, да и всё! Это чтоб люди да черти да вровень с Богом! Нет, нет, никогда! Надо бы у матери спросить, из чего я все-таки сделан, может, из чего-нибудь другого, особенного...
   - Да, но где ее искать-то, эту мать...Тоже мне, нашел о чем подумать...
   Господь метался по потайной комнате, как раненый зверь. И зачем только Дьяво ему об этом сказал? Не было, как говориться, печали... А теперь вот размышляй: кто из чего сделан и кто кому кем приходится...
   - Господь-Батюшка! Где вы? - донесся до него из Рая голос Великого Праведника. - Ищем, ищем и куда запропастились?..
   - Опять зачем-то понадобился, - оторвался от своих размышлений Всевышний. - Уж и минуты нельзя одному побыть. Надо выходить, пока эту комнату не обнаружили, а то совсем тогда покою не дадут.
   Господь вышел в Рай, осторожно прикрыв дверь потайной комнаты.
  
   Глава 9. Следствие ведет Великий Праведник или Не рой другому яму...
  
   Небесная канцелярия получила первые сведения о пребывании своих посланцев на земле, и они оказались не очень-то приятными. Все обеспокоились тем фактом,что ангелы неизвестно по каким причинам сбились с пути и в итоге попали в столь неприглядные души. Также очень огорчило служителей Рая всё, что с ними потом произошло. Они стали искать Господа, чтобы сообщить ему о случившемся и решить, что делать дальше. Великий праведник нашел его в тот момент, когда Господь вышел из потайной комнаты, где он беседовал с Дьяво о смысле бытия.
   - Господь-Батюшка, что же это такое происходит на свете белом - сплошное безобразие! - кинулся Великий Праведник к Богу.
   - А в чем дело?
   - С нашими ангелами по пути через Поднебье что-то стряслось и они попали из-за этого на земле в большую переделку.
   - Интересно, интересно, что же это могло стрястись с нашими ангелами? - пробурчал Всевышний.
   - Они сбились с пути и попали на земле совсем не в те души, в какие было запланировано, - начал отчитываться Праведник, - наверное, черти проклятые подсуетились, иначе, с чего бы это всё?
   - Что вы все на чертей валите, - возразил Господь, - сами, небось, тоже хороши!
   - И не защищайте их, Господь-Батюшка. Черти, говорю вам, виноваты. Чует мое праведное сердце. Больше некому. Вот давайте в зеркала посмотрим, тогда и убедитесь.
   На Небе имелись специальные зеркала, с помощью которых райские служители могли наблюдать за происходящим не только на земле, но и в некоторых районах Поднебья. Зеркала имели память и могли показать впоследствии разные, запечатлевшиеся в них эпизоды. Особое наблюдение велось за небесной дорогой. Господь с праведником прошли в Небесную канцелярию и подошли к стене с зеркалами.
   - Вот, посмотрите, Господь-Батюшка, а то вы думаете, я зря наговариваю.
   Великий праведник к одному из них и нажал рычаг управления. Зеркало осветилось изнутри. Показалась небесная дорога. Она представляла безмятежный вид. На придорожных деревьях не шевельнулось ни листочка. Вокруг не было ни души.
   Праведник еще раз нажал на рычаг. Зеркало подернулось рябью. Эпизоды небесной дороги замелькали в нем с ужасающей быстротой, пока, наконец, не остановились. Снова показалась дорога, только в левом верхнем углу зеркального экрана красными буквами было написано прошедшее число: день, час и минуты того момента, когда происходил спуск ангелов на землю.
   Опять послышался тонкий свист, превращающийся в рев. В зеркале показались ангельские шары. Они благополучно передвигались по дороге. Вдруг что-то черное, выскочив из-за придорожной кочки слева с быстротой молнии прошмыгнув под ногами у ангелов, скрылось в придорожной канаве. На экране произошел как бы всплеск, на мгновение исчезла видимость, послышались грохот, скрежет и ругательства.
   - Черт побери, кто тут путается под ногами?!..
   - Мы потеряли направление, я не вижу дороги!..
   - Я заметил под ногами что-то черное, наверное, мы задавили кого-то из чертей!..
   - Я думаю, для начала довольно, Господь-Батюшка.
   Праведник подошел к зеркалу и остановил просмотр.
   - Что вы теперь можете сказать?
   - Что тут скажешь? Я и не знал, святейший, что мои ангелы, оказывается, могут ругаться не хуже чертей! Кроме того, они кого-то там еще и задавили, вот это уж, действительно - безобразие!
   - Господь-Батюшка, опять занудил Великий Праведник, - сейчас не об этом нужно думать. Задавили и задавили, бес с ним, одним нечистым станет меньше, всё хлопот поубавится. Вы бы лучше подумали над тем, кто им дорогу перебежал и с какой целью? Ведь с этого все неприятности и начались.
   - Ладно, с ангелами за их поведение я потом разберусь, когда вернуться. А вот насчет перебежчика, так это, наверное, какой-нибудь чертенок, малыш ихний, с перепугу сиганул. Они ведь вон, как скрежетали - до смерти напугаться можно!
   - Всё-то вы упрощаете, Господь-Батюшка, - не унимался Праведник. - Чует мое праведное сердце, что тут дело нечисто и вряд ли это малыш. Давайте еще раз посмотрим.
   Праведник прокрутил эпизод еще раз и остановил изображение на том месте, где черный клубок выскочил из-за кочки. Правдоискатель нажал еще одну кнопку. Черный клубок стал увеличиваться и вскоре принял совершенно реальные очертания черной кошки.
   - А вы говорите - малыш! Кошка это! - с торжеством провозгласил святейший.
   - Тем более, кошка! - охладил его радость Господь. - Перепугали беднягу, она и бросилась бежать! Вечно вы, святейший, делаете из мухи слона, зря панику поднимаете!
   - Э, не зря, Господь-Батюшка, вовсе даже не зря! - теперь уже с полной уверенностью воскликнул правдолюбец. - Ладно бы, просто кошка была, а ведь кошка-то - черная! Вон, глядите-ко! А ведь известно, если черная кошка дорогу перебежит - добру не бывать. Вот и нашли разгадку загадке, вот и ясненько всё стало.
   Господь призадумался.
   - Пожалуй, ты прав, святой отец. Это меняет дело. Черная кошка могла наделать переполоху. Но опять, кому мы можем претензии предъявить. Кошка - она всё-таки, животное, гуляет, где ей вздумается, по своим кошачьим делам. Могла просто так, из вредности, дорогу перебежать. Да и несерьезно как-то с кошкой счеты сводить, хоть она и черная.
   - А вы не подумали, что ее мог кто-то послать?
   - Об этом не подумал, - засмеялся Господь, - кошку послать! Брось ты, святейший. Ну и кто же, например, ее послал?
   - Дьяво, а то кто ж еще!
   - Устал я от тебя, святейший. Только и слышишь: Дьяво да черти, черти да Дьяво, а никаких доказательств нет. Хоть бы потрудились что разузнать.
   - Хорошо, Господь-батюшка, я раздобуду вам сведения насчет содеянного безобразия. Только в первую очередь надо решить, что же теперь с ангелами делать, вызволять их как-то надо, несладко им там сейчас приходится.
   - Насчет ангелов я что-нибудь придумаю, - заверил Великого Праведника Господь, не зная уже, как избавиться от столь настойчивого радетеля за Божьи интересы.
   Праведник, успокоенный, удалился.
   Господь не настолько был огорчен происшествием с ангелами, как представлял Великий праведник. Если бы правдолюбец мог видеть Творца в тот момент, когда он его оставил, он увидел бы Господа улыбающимся и даже потирающим от удовольствия ладони. Это по официальной версии Бог посылал ангелов на землю для пущего торжества своих принципов. На самом же деле задумки у Творца были несколько иные, но он никому об этом не собирался докладывать. Всевышний, конечно же, понимал, что никакими ангелами не повлиять на запутанное земное житье-бытье. Отправь он на землю хоть легион ангельских созданий, вряд ли из этого вышло что-нибудь путное. Земля являлась таким местом, где сам черт, как говориться, ногу сломит. Однако жители Неба этого не понимали. Они обладали положительным, но достаточно однобоким восприятием мира и требовали такого и от людей и от чертей. Но земля - не Небо, и люди - не ангелы. Господь хотел, чтобы ангелы собственноручно убедились, что такое земная жизнь и каково там, на земле, оставаться честными, чистыми и милосердными. На Небе-то не сложно ангелами быть, пусть на земле попробуют! Так что самые сокровенные замыслы Бога осуществлялись и он радовался, что посланцы получат хороший жизненный урок, от которого наверняка уж поумнеют.
   Еще он подумывал над тем, к каким чертям услать Великого праведника. Уж так он достал его своей праведностью, просто слов не находилось! Праведник, пожалуй, слишком долго засиделся в небесных чертогах, потому и потерял истинное представление о добре и зле, стал чересчур прямолинейным, самонадеянным. Не мешало бы ему проветриться, побывать в местах не столь отдаленных... а что если отправить его на землю, якобы для помощи попавшим в беду посланцам?.. Господь даже расхохотался, представляя, что из этого получится. Вот будет потеха! Насмеявшись вдоволь, он пошел искать святейшего, чтобы сообщить ему о своем решении.
   Святейший и не подозревал, что его еще раз хотят подвергнуть такому жестокому испытанию, каким являлось пребывание на земле. Завидев Господа, он с радостью поспешил к нему навстречу, подумав, что Господь, наверное, уже решил, как помочь несчастным ангелам и хочет ему об этом сообщить.
   - Господь-Батюшка, что-нибудь решили насчет ангелов? - обратился Великий Праведник к Богу.
   - Да, святейший, да,. - ответил Господь.
   - Ну так что же?
   - В помощь ангелам я решил послать тебя. Твое пребывание на земле было бы сейчас как нельзя кстати: ты и ангелов из беды выручишь, а заодно, глядишь, и людей на путь истинный наставишь.
   Праведника как громом поразило. Некоторое время он стоял не шевелясь, с выпученными, как после кошмарного сна , глазами. Он, конечно же, жил на земле, но это было так давно, так давно, что и не вспомнишь. К тому же, воспоминания об этой жизни у него остались не совсем приятные, а точнее, совсем неприятные. А скольких трудов стоило ему вести там, внизу, свой благочестивый образ жизни? Легче усмирить тысячу чертей, ч ем еще раз такое попробовать! Но делать было нечего, отказываться в таких случаях не полагалось.
   - Хорошо, Господь-Батюшка, - еле слышно прошептал Великий Праведник, - только как же...
   - Ты хочешь сказать - Рай без тебя останется? - с юмором произнес Господь. - Ничего, святейший, я присмотрю, уж не сомневайся. К твоему прибытию черти тут не заведутся!..
   - Не шутите, Боже, не до смеху мне, - со слезами в голосе произнес Праведник. - Когда прикажете отправляться?
   - Да чем скорее, тем лучше. Им ведь там тоже несладко приходится.
   - Ну тогда прям сейчас и отправлюсь, вот только вещички кой-какие соберу.
   Праведник понуро пошел собирать свои вещички. А Всевышний был рад, что ему так ловко удалось разрешить сразу два неприятных вопроса: и ангелам помочь и от Праведника хоть на время избавиться.
   Сборы праведника были недолгими. Господь проводил его до небесной дороги и долго смотрел, как удаляется святейший. И только когда совсем потерял его из виду, глубоко и облегчением вздохнул, после чего со спокойной душой пошел делать свои Божьи дела. А их у Бога и Отца всех времен и народов было немало.
  
  
  
   Глава 10. Для кого в Рай нету входа или Для кого из Преисподней нету выхода
  
   Небесная дорога издавна привлекала жителей Поднебья тем, что по ней, на первый взгляд, можно было запросто попасть в Рай. Но это только на первый взгляд. На самом же деле двигаться по этой дороге представлялось возможным только в одном направлении: из Рая в Поднебье и далее - на землю, но никак не из Поднебья в Рай.
   Многие бесы, бесята и бесятки пробовали пробежаться по дороге в сторону заветного местечка, но ничего не получалось, при приближении к воротам сильный ветер оттуда из райских врат, сдувал их всех напрочь и не давал сделать даже шагу в нужном направлении. Как раз наоборот, халявщики попадали после своих попыток туда, где меньше всего мечтали бы очутиться - на землю, и взывали потом из какого-нибудь земного болота или буерака с криками о помощи.
   Поднебовцы выручали своих сородичей-бедолаг, спуская им сверху веревку, лестницу или просто цепляя несчастных багром. Можно было попасть в родные пенаты забравшись на вершину высокого дерева или дома, запрыгнув на проходящую мимо тучку. Но таким способом пользовались самые смекалистые и не робкого десятка.
   Существовали, правда, специальные ступени, по которым с земли понимались в Поднебье или - наоборот, но вход на них с земли был закрыт и открывался по особому распоряжению Дьяво для важных дел. В остальное время вход на эти ступени охранялся дабы кто из людей не смог пробраться по ним в Поднебье. Ступеней этих было 666. Сам Дьяво одолевал их в три шага, взрослые бесы - в 33, а молоденьким бесятам приходилось делать аж 333 шажочка.
   Непонятно было, как ангелы и другие небесные посланцы, время от времени посещавшие землю, потом оттуда выбирались. По небесной дороге можно было двигаться только в одном направлении. Совершенно очевидно, что ни лестницами, ни баграми, ни, тем более бесовскими ступеньками они для этой цели не пользовались. Да и добраться таким способом можно было только в Поднебье, но никак не в Рай.
   Выбираться-то они, конечно же, выбирались, только не такими примитивными способами. Внутри самой высокой земной горы был сооружен подъемник, доступ в который имели лишь представители небес. Для поднебовцев, а также для людей подъемник был просто-напросто невидим и неощутим, поэтому они и не знали о его существовании. Как это ни странно, в подъемник иногда попадали людские души, причем самые непотребные - души воров, алкоголиков, убийц. Наверное, их засасывали туда земные смерчи, если их обладатели умирали в сильную непогоду.
   Поднимавшиеся наверх ангелы и святые, брезгливо подбирали свои блистательные одежды, завидев непрошеных гостей, которые сами не понимали, где они ч то с ними. Но святые никаких действий против них не предпринимали, потому что знали, что при прохождении подъемника через Поднебье специальная система очистки не позволит этим негодяям проникнуть дальше. Очистительный ветер через особое отверстие выдувал всех непрошеных гостей в Поднебье. Грешники начинали скитаться по стране, выпрашивая милостыню и пугая детей.
   Черти, а в особенности чертихи - чертовы мадам, не очень-то жаловали выходцев с того света. И когда какой-нибудь бывший земной пропойца стучался под окном, прося вынести стопарик водки да кусок хлеба на заедку, хозяйка выбегала по большей части не с милостыней, а с каким-либо увесистым предметом, норовя съездить гнусного просильца по горбу, чтобы тому неповадно было больше наведываться.
   - Сгинь, нечисть! - кричала чертиха. - Ишь, повадились ходить, погибели на вас нету!
   - От нечисти слышу! - огрызался гонимый. - чертовка ты эдакая1 чтоб у тебя рога отсохли, чтоб у тебя копыто подвернулось!
   - Иди, иди, проваливай! - не унималась чертова баба. - А то сейчас душегубов кликну, в Душегубку тебя отправят!
   При этих словах нечестивец мгновенно исчезал, так как никому из них в эту самую Душегубку попасть не хотелось. Душегубка, а также преисподняя являлись тем самым последним местом, куда могли попасть после смерти грешные людские души и не менее грешные их тела.
   Грешные людские души Дьяво использовал для обогрева Поднебья. А что еще с ними было делать, ведь Бог о них и слышать не хотел! Не пропадать же добру! Для этого, кроме Преисподней в самом Поднебье Дьяво придумал соорудить озеро с кипящей смолой. Это озеро и прозывалось Душегубкой.
   Дьяво заметил, чем грешнее была душа, тем жарче она горела и давала намного больше тепла. Поэтому для него в некотором роде была небезразлична степень грешности людских душ. Какой смысл разводить праведников, если они все равно, за редким исключением оставались невостребованными, а в качестве материала для горения были считай что непригодными. От них только дым валил сырой да едкий, а от некоторых и вовсе лишь легкий парок поднимался.
   Для Душегубки Дьяво старался отбирать заядлых алкашей. Они, пропитанные за долгие годы земного пьянства винными парами горели превосходно и давали при этом отменной тепло. Дьяво даже сам ходил любоваться на сжигание особо прославленных выпивох. Каким же жутким пламенем они горели! Это ж надо до чего можно дойти в своих безобразиях, чтобы потом так гореть! Итак, в лучшем случае, скитальцев ждала Душегубка, в худшем, их опять же отлавливали и отправляли на землю, чтобы спалить потом в Преисподней.
   Поднебесы недоумевали, откуда брались эти несанкционированные негодяи, скитающиеся по стране. Ведь тех, которых использовали для сжигания в Душегубке, привозили с земли в хорошо запечатанных контейнерах, выбраться из которых было практически невозможно. Крышки контейнеров, все щели и щелочки запечатывались магическими заклятиями и проклятиями, и даже если какая-либо разудалая душа попыталась бы сбежать черз какую-либо щелку, всё равно она бы не смогла преодолеть силу этих могущественных заклинаний. Да и при отправке контейнеров с земли души пересчитывались, после прибытия - пересчитывались заново. Всё сходилось, никто еще при счете не потерялся.
   Нижние жители отправили по этому поводу возмущенное письмо в Рай, в Небесную канцелярию. Оттуда ответили, что знать этих личностей не знают и откуда они берутся - понятия не имеют, во всяком случае не с небес. Так это дело и зависло. Оставалось только одно - отлавливать время от времени мерзких инородцев, как бродячих псов и проводить над ними соответствующую экзекуцию.
   Этим занимались душегубы - ловцы бродячих душ. Дьяво платил им хорошее вознаграждение за такую неприятную работу и они старались вовсю. Душегубы ходили с огромными сачками и внушительными заплечными мешками. У многих в мешках уже копошились и попискивали пойманные нечестивцы. Особо злобные покрывали своих ловителей из мешка отборной руганью и даже матом.
   Часто можно было видеть, как какой-нибудь душегуб с развевающимся по ветру сачком гнался за очередным призраком многие мили, пока, наконец, не излавливал и не упрятывал его в мешок. После того, как мешки заполнялись под самую завязку, душегубы относили их к озеру и под пение особых заклинаний вытряхивали грешников в смолу. На этом кончались для бедняг их земные и небесные странствия, так как из Душегубки, равно как из Преисподней никто еще никогда не выбирался.
  
   Глава 10. Подземье или Преисподняя
  
  
   Прямо под землей находилась еще одна местность - мрачное Подземье. Эта область была в полном распоряжении чертей, правда, в отличие от Поднебья в Подземье черти не жили, а работали. Солнце сюда почти не заглядывало, разве что перед самым закатом ненадолго освещало этот край зловещим темно-багровым заревом. Впрочем, здесь имелось свое, местное освещение, которое исходило от пылавших в изобилии костров, печей, жарилен и варилен. Этот подземный завод по переработке отходов жизни назывался Преисподнею или Адом. Если в самом Поднебье в озере Душегубке сжигались грешные людские души, то в Преисподнюю поступали бренные людские тела после их естественной или неестественной смерти. Таким образом осуществлялось сразу два полезных дела. Первое: происходила очистка земли от разных там разлагающихся элементов /Помилуйте! Разве можно антисанитарию разводить? Да и воняет очень, если не прибрать вовремя!/.Люди думают, что это черви поедают их тленные останки, что в корне неправильно. Где столько червей набрать, это ж полчища нужны, а откуда их взять? Да и работают они медленно, точат, точат, даже на один экземпляр и то сколько времени уходит, а от него ведь несет невыносимо, поэтому лучше бывает, если побыстрей. То ли дело адская печь: швырнул туда, оно и готово - ни вони, ни мороки. Это раньше черви были в чести, а сейчас - другая технология, более быстрая и современная. Кроме того, при сжигании происходила подтопка земли. Если не подтапливать, так и окоченеть можно. На солнце ведь тоже особых надежд возлагать не приходилось, светить-то оно светит, а вот греет далеко не всегда.
   В Преисподней работал особый род чертей - чертосы. Они были выше ростом, мощнее сложением и чернее наружностью по сравнению с другими поднебовцами. От жаркой потной работы шерсть на их телах практически не произрастала, да если б и выросла, все равно б пришлось ее пожечь у костров и печей.
   В Подземье из Поднебья вели каменные ступени, они шли прямо в Преисподнюю, минуя землю. Ступени располагались в сумрачном сыром тоннеле, который освещался на всем протяжении смоляными факелами. Тоннель охранялся собственноручно на входе и на выходе двумя громадными чертосами. Правда, от кого - непонятно, выхода на землю из этого лаза не было, так что люди в него проникнуть не могли, разве только мертвецы или их души из Преисподней, но они, как известно, к передвижению не способны. Охрана велась так, на всякий случай, для порядку, мало ли что...
   Женское население у чертосов прозывалось чумичками. Чумички являлись грязными, замызганными чертовками, со спутанными, немытыми волосами, отродясь не носившие никаких нарядов и даже презиравшие их. Все их одеяние состояло из длинных холщовых, донельзя заношенных размахаек. На работу они надевали поверх них брезентовые фартуки. Излюбленным занятием чумичек в свободное время являлось курение трубок. Район Поднебья - Очумково, где жили чумички с чумизами, был весь задымленным. Это чумички день-деньской смолили трубки - чумки, как они их называли. Чумки дымились у них на манер адских котлов. Чертосы же хоть и любили посмолить, но в большей степени им нравилось нюхать табак, а также пить особое очумковское пиво, которое варили с примесью адской золы, доставленной для этого случая из Подземья. Зола придавала неповторимый цвет, аромат и крепость напитку. Райское ситро, льющееся из Трубы, по сравнению с этим пивом казалась простой газировкой.
   Работу свою чумизы и чумички передавали из поколения в поколение своим детям, внукам, правнукам и никакой другой житель Поднебья не мог на нее рассчитывать./Честно говоря, никто такой грязной работы и не жаждал/ Маленькие чертосики с раннего детства помогали своим отцам поддерживать огонь в кострах, девочки-чумички оказывали матерям помощь в выгребании золы.
   Руководили всем этим производством чумиз Гробила и его супруга чумичка Варька. Гробила командовал чумизами, Варька - чумичками. Они вели график выхода чертей на работу, наказывали за прогулы и нерадение. Следили а исправностью печей, котлов и прочих адских приспособлений.
   Многие адские костры и котлы находились прямо под кладбищами. Работа велась, в основном, по ночам. Каждый вечер чумизы-смотрители обходили вверенные им кладбища с целью обнаружения новых поступлений. Под свежезакопанной могилкой раскладывался костер, открывали ее исподнизу специальными крючьями и гроб с телом покойного проваливался прямиком в адское пламя. Это пламя имело свою специфику: оно сжигало только тела, а кости, гроб и разные там одеяния и смертные прибамбасы: подушечки, покрывала, веночки и цветочки оставались нетронутыми. А зачем их жечь, они же не воняют! После сжигания неприятно пахнущих частей гроб забрасывался в яму заново, место захоронения аккуратно упаковывалось и - здрассте-пожалуйста! - как будто ничего и не происходило. Если кто захочет еще раз полюбоваться на упокоившегося - милости просим! - он в целости и сохранности, правда теперь уже в виде набора костей, ну тут уж ничего не поделаешь - чем богаты, тем и рады, не нравится - не смотри!
   Но не все могилки можно было обработать подобным образом. Некоторые из них являлись заклятыми. Это те места, куда хоронились колдуны, знахари, вампиры и прочая людская нечисть. После смерти они намеревались еще долго вести развеселую жизнь - вылезать из гроба по ночам и вытворять всяческие безобразия. Время своей кончины они знали заранее, поэтому место для вынужденной лежки выбирали сами еще при жизни и обрабатывали его специальными заклинаниями, чтобы даже адские черти не смогли нарушить их уединение. Поэтому когда чумазы натыкались на подобное захоронение, открыть гробовую яму не представлялось возможным. Крючья натыкались на невидимую непробиваемую стену и служители Преисподней отходили в сторону несолоно хлебавши. Мало того, эти окаянные покойники оттуда сверху, из своих гробов, крыли чертей ужасной руганью, корча страшные рожи, пытаясь даже ухватить за что-либо своих могильщиков, чтобы поцарапать или укусить. А некоторым мечталось и кровушки чертовской попить! Поэтому приходилось быть особо осторожными с этим мерзким народцем.
   И только Гробила с Варькой могли отчитать проклятых колдунов, ведьм и вампиров, отправить их нечистые тела на переплавку. Для сжигания подобных останков существовала специальная Колдовская печь. Огонь в ней был неимоверно сильный, испепеляющий, пожигающий даже кости. Колдовские кости сжигались на всякий случай, чтобы уж наверняка. Чтобы ни слуху, ни духу не оставалось. А то - мало ли что... Гробы в колдовские могилки забрасывались уже пустыми, без костей. Да так оно и естественней, ведь ясное же дело, кто тут похоронен. Ушел покойничек погулять, да и не вернулся, а когда придет - неведомо, может, вообще -тю-тю лю-лю, где-нибудь прижился...
   С человеческими телами все ж таки больших проблем не случалось, гораздо трудней приходилось с душами. Человеческие души находились в сердцах. Поэтому после смерти надо было просмотреть каждое человеческое сердце на предмет обнаружения и доставания оттуда души. Это была нелегкая работа, потому что далеко не в каждом сердце можно было обнаружить. Некоторые сердца были пустыми. Приходилось искать небесное сокровище по всему телу. Иногда душа обнаруживалась в голове, иногда - в животе, иногда - в пятках, а в некоторых случаях и вовсе, простите, в заднем месте. Случалось временами, когда душа не обнаруживалась вовсе: то ли ей самой каким-то образом удавалось выбраться из тела и куда-то пропасть, то ли ее не было совсем.
   Людские души до отправки их в Поднебье хранились в Душехранилище. Поскольку души, в отличие от тел и после смерти оставались не мертвыми, а живыми, то с их хранением существовали определенные трудности. Из Душехранилища все время доносился неумолчный шум и гам, какие-то вопли и крики. Души то и дело между собой ссорились, дрались, выясняли отношения, друг друга притесняли и оскорбляли. Черти недоумевали - как так можно, уж после смерти-то следовало бы вести себя поприличней, из-за чего уж тут, в Подземье, ссориться, чего делить? От этого постоянного шума у чертосов и чумичек, которые работали рядом с Душехранилищем, ужасно болела голова. Но на все их претензии и просьбы вести себя потише и поскромнее эти бессовестные только шумели пуще и посылали всех подземных просителей куда подальше. Для их угомону, правда, изобрели не так давно специальное приспособление. На крыше Душехранилища установили бак с водой, в потолке проделали маленькое отверстие в виде душа из мелких дырочек и когда шум становился невыносимым, через это отверстие поливали все это сборище струей воды.
   От воды души размокали и валились наземь как подкошенные, говорить и кричать после этого у них не было возможности. И пока они высыхали, а на это уходило часа два, можно было немножко отдохнуть.
   Двери Душехранилища нельзя было вот просто взять и открыть. Целый сонм душ всегда толпился у выхода, надеясь на оплошность чертей, если открыть без предосторожностей, непременно кто-нибудь вылетит. Однажды какой-то нерадивый черт зазевался, не подумавши открыл, так вырвалось сразу с десяток потусторонних субъектов и разлетелось по Подземью. Пришлось потом снаряжать целый поисковый отряд и ловить этих бестий по всем закоулкам. Не уверены, правда, что всех поймали. Две или три души где-то схоронились. А иначе к чему бы некоторым чертосам после ночного дежурства призраки стали чудиться. Правда, не поймешь, то ли призраки это, то ли какой подземный туман, но определенно что-то несколько раз вырисовывалось. Да ладно б только призраки чудились, а то у чумичек стали исчезать съестные припасы, взятые с собой на работу. Да ладно б припасы, а то вон адские костры уже который раз сами по себе угасают. Наверное, тушат мерзавцы из вредности. Доставили даже спец собак из Поднебья, чтобы разнюхали, где эти окаянные прячутся, но всё напрасно. Это же не люди, а души их, как ты их унюхаешь, такие собаки еще не родились, чтобы души ловить. После такого случая перед открыванием дверей придумали следующее: прямо у выхода поставили два мощных насоса. Нажимаешь на кнопки и они сдувают все души от дверей в самый дальний угол на безопасное расстояние, после этого можно уже открывать.
  
   Глава 11. Стращалки или Побойся черта!
  
   Для того, чтобы со всей серьезностью, по всем правилам искусства стращать земных обитателей, Дьяво в Поднебье учредил соответствующее учебное заведение под названием Школа Страха. Обучаться в нем бесеныши начинали с самого мало-мальски пригодного для этих занятий возраста, едва только научившись ходить или разговаривать. И любой поднебовец, едва только вставший на две ноги, обязан был поступить для обучения в Школу Страха.
   В Школе обучались не один год, а многие лета; обучались как безобидным испугам, так впоследствии, уже в старших классах самым изощренным наваждениям. Это нужно было для того, чтобы оправдать перед землей и небом свое природное назначение: раз ты черт, значит, тебя должны бояться. Пугать ангелов и других жителей Рая у поднебовцев не было никакой возможности по причине недоступности для бесовского сословия этих самых краев. Брать на испуг своих сородичей тоже считалось опасным, так можно и по физиономии схлопотать. В конечном итоге, все свое мастерство в деле страха и испуга чертям приходилось демонстрировать лишь людскому населению.
   В начальных классах Школы малышей обучали лишь умению производить незначительные шумы: шорохи и шелесты. Эти шумы являлись как бы фоном для более серьезных звуковых атак. Шорохи делались в жилых домах, да и то, лишь ночью, в других местах и в другое время их просто не услышали бы. Темной тихой ночью, когда все обитатели намеченного дома укладывались спать, и всё вокруг на короткое время стихало;, ненароком, исподволь, начиналось шуршание за печкой, потом - стихало; потом - производилось опять, но же под полом; затем проносился легкий, как дуновение ветерка, шелест под потолком; потом чуть-чуть шелестело вдоль стен, слегка задевались тюлевые занавеси; опять под полом как бы шуршала бумагой мышь/хотя какая под полом может быть бумага?/; по дому в дальних комнатах шаркали чьи-то приближающиеся и удаляющиеся шаги; поскрипывали половицы, шелестели тараканы на кухонных полках и тому подобное. Вот, примерно, и всё, что умели малыши. Остальному надо было учиться в более старших классах.
   Самыми распространенными стращалками являлись стучалки, так как все эти шорохи и шелесты были чисто подготовительной работой и могли испугать только лишь субъекта очень мнительного или какую-нибудь кисейную барышню.
   Стучать было гораздо веселее, ч ем шелестеть, и чертенята постарше с удовольствием этим занимались. Но даже в таком простом деле, как стучание, тоже была своя система. Стуки обычно начинались на чердаке или на крыше. Тук-тук-тук. Так было более естественно, стук наверху не производил такого резкого пугающего эффекта, как стук в дверь, хотя непонятно - почему? Кто мог стучать ночью по крыше, дятел что ли?
   После крыши легонько простукивались стены: то - тут, то - там, то - тут, то - там. Потом приходила очередь идти в подполье и оттуда выбивать веселые мелодии. Но на многих, сильных духом жильцов, эта чердачно-застенно-подпольная стукотня не производила ровно никакого действия, только дети иногда спрашивали своих мамаш: " Мам, это что, Баба-Яга стучится?" "Да, дитятко, - сонно отвечала мамаша, намаявшись за день, - и если ты не будешь спать, она тебя заберет". Ребенок пугался и тут же засыпал.
   Вся эта барабанная симфония заканчивалась стуком в двери или окна, который действительно мог напугать людей. Тут тоже стучали по-разному: куда -тихо и вкрадчиво, куда - властно и сильно, куда - разбойно и грубо. Естественно, что на вопрос хозяина "кто там?", за дверью никто не отзывался, что, конечно же, производило должное впечатление. Однако, самым излюбленным в этом виде стращания был стук в окно, но не первого, а более высоких этажей. Такой стук давал потрясающий эффект, особенно если при этом показаться в окне какой-нибудь чудной рожей.
   В систему стращания входило также явления чертей народу, когда в своем первозданном виде, когда - в чьем-либо образе. Стращание образом лучше всего получалось в нежилых местах, будь то сарай или баня, либо амбар, погреб, а то и просто сенцы. В сарае или хлеву хорошо объявиться тем животным, которого у хозяев и в помине не водилось, в бане или погребе прошмыгнуть лягушкой или змеей, в амбаре или сенцах сигануть дикой кошкой, норовящей выцарапать глаза.
   Особым почетом в Школе пользовались музыкальные стращалки. О, тут требовалось не только особое мастерство, но и определенные способности! В Школе для особо одаренных учеников был создан класс вокала, производились хоровые спеки под руководством опытных хормейстеров. Спевки делались, в основном, без слов, со словами - это, пожалуй, было бы слишком и не так устрашающе.
   В основном распевали гласные: кто тянул "у", кто "о", , кто "и". Некоторые усложняли задачу, добавив к оным гласным еще два-три звука. Получалось что-то типа "уй", "ой", "оё -й" или "ая-яй". Зато как прекрасно звучал такой хор, когда затягивали все звуки в совокупности. Хормейстеры не покидали своих подопечных и тогда, когда требовалось осуществить пение в земных условиях, сидя в печной трубе и имитируя вой ветра, а также подлаживаясь под завывание волков и рев бурана в чистом поле. Музыкальные бесята и на земле с удовольствием исполняли свои стращалки.
   Музицировать можно было не только сидя в печной трубе или зависнув в дверном проеме, либо в оконной форточке. Самыми великолепными по своей слаженности и грандиозности считались кладбищенские хоры. Ну подумайте только, что может быть интереснее чертовских песнопений, происходящих на каком-нибудь заброшенном погосте, да еще жуткой ночной порой! Здесь можно было потянуть не только заунывное печное "у-у" да "и-и", но и поблеять козлом, поквакать лягушкой, поухать филином, а для пущей веселости пропищать младенцем или прохохотать обезумевшим стариком.
   Да кладбище есть кладбище! Тут уж раздолья хоть отбавляй! И развлечения не только музыкальные, шумовые могут быть. Можно вдоволь поскакать по крестам и могилкам, по всяким там надгробиям и памятникам, пошелестеть могильной травой. А уж если человек забредет в такую-то пору, да в такое место - потех не оберешься! Можно прикинуться его умершим родственничком, скромненько эдак присев на край заветной могилки и трогательно подперев щеку рукой. Незабываемая картина! После подобного представления еще живые посетители становились сродни покойным, бухаясь в обморок. Приходилось наспех приводить их в чувство, а то как же представлять им дальнейшую культурную программу?
   А программа была до великолепия разнообразной. Сюда входили и шествия мертвецов с косами вдоль дороги, пляски скелетов, танцы вампиров, спевки черных кошек, да мало еще чего, допустим, просто бесовская потасовка с мяуканьем и улюлюканьем. Клиент после такого пламенного концерта бывал, конечно же, на грани жизни и смерти, и если у него оставались силы к передвижению, то он летел с погоста со всех ног, так что свист стоял за ушами. А кто не мог убежать, так как его ноги становились ватными, а тело леденело от страха, падали уже в глубокий продолжительный обморок и вывести их из этого состояния не было никакой возможности до самого утра, когда не только все бесовские наваждения, но и сами черти исчезали, как дым.
  
   Глава 11. Черти на болоте или Ссыльные бесы
  
   За всевозможные провинности чертей ссылали на болота. В Поднебье вусяких болотистых местностей хватало с избытком, так что проблем - кого куда не возикало. Было бы, как говориться болото, а черти найдутся.
   Ссылали на разные срока: кого на месяц, кого на год, кого на многие лета, ведь провинности у поднебесов тоже были различные. Существовали болота и с вечными сроками. Сидевшие на них черти считались почти что ангелами, поскольку никаких гадостей делать не умели, как их этому не учили. Исправлению они, таким образом, не подлежали, вот и приходлось им гнить-умирать в вечном болотном крае.
   Болта подразделялись на Ближние, Дальние и Вечные. Для связи с ними выстроили узкоколейку. По ней перевозили продовольствие, медикаменты, почту и другие необходимые грузы, а также самих ссыльных и их родственников для проведывания. Каждое утро товарно-почтовые вагончики узкоколейки отправлялись за Черту - так называлась узкая пограничная полоса, отделявшая болота от остального поднебья. На Черте дежурили пограничные черти, следившие за тем, чтобы ссыльные с болот не проникли незавонным образом назад в Поднебье.
   Болота подразделялись на Ближние, Дальние и Вечные. Прямо за Чертой лежали Ближние болота, потом следовали Дальние, и уже затем располагались Вечные болота. Перед Вечными болотами была еще одна Черта, она так и прозывалась Вторая Черта или Черта П. Правда, в народе она получила название Последней черты, в том смысле, что дальше уж было некуда. На Второй Черте также располагался пост. Охранники следили за тем, чтобы неисправимые черти с Вечных болот не смешивались быс остальными ссыльными и не портили бы их своей неисправимостью. Честно говоря, предосторожность эта была излишней, так как неисправимые сами не испытывали особого желания общаться с другими чертями. В каком-то смысле они были ненормальными/с точки зрения других поднебовцев/ и чувствовали себя среди нормальных гарждан поднебья не совсем уютно. Поэтому такая изоляция от всех нормальных их по-своему даже устраивала. У неисправимых сложился свой собственный мир и круг общения и посторонних они старались в него не допускать. Поэтому они не только сами не стремились проникнуть на соседние болота, но и, как раз наоборот, если какойнибудь ссыльный бес с Ближних или Дальних болот ради любопытства прониал на их территорию, они тут же сдавлаи его охране, не желая вступать в контакт с принципиально чуждым им субъектом.
   Наверху, в Раю, знали про Вечные болота, слыхивали и о неисправимых. Богу нравилось, что существует такое замечательное сословие чертей, и он иногда радовал Вечные болота райским сиянием, от которого потом на землю сыпались радужные конфетти. Дети несправимых с веселыми криками собирали эти конфетти, набивая ими полные карманы. Их можно было есть, по виду и вкусу они напоминали обычные леденцы и подрастающее поколение несправимых с удовольствием ими лакомилось.
   Впрочем, на Вечных болотах ссыльным жилось не так уж и плохо по сравнению с жителями соседних болот. Единственным наказанием для неисправимых была изоляция, правда сами они это наказанием не считали. Никаких других тягот, работ или забот на них не возлагалось. Неисправимые они и есть неисправимые, какой смысл с ними возиться, если их все равно уже на путь истинный не направишь? Изолировать их от общества, чтобы других своей болезнью на заражали, да и дело с концом!
   Потруднее жилось чертям на Дальних болотах. Они были заняты на исправительных работах: валили лес, обрабатывали древесину, добывали торф, дети и женщины собирали болотную ягоду: клюкву и морошку. Но больше всего доставалось провинившимся на Ближних болотах. Срок у них был небольшой, провинности тоже, но наказывали их примерно, дабы неповадно было впоследствии совершать что-нибудь нехорошее. Ближнеболотные черти осуществляли добычу болотного газа, и маслянистой жидкости из болотной жижи. И газ, и жижа после сосответствующей обработки шли потом на освещение домов и улиц в Поднебье, а в некоторых случаях и на подтопку. Работка по добыванию всей этой гадости была не из легких! Да и здоровье потом ухудшалось изрядно. Нанюхаешься этого вонючего газа, налебаешься отвратительной жижи, будешь потом всю жизнь чихать да кашлять, никакие лекари не помогут!
   Да, болота они и есть болота! Ничего хорошего от них ждать не приходилось, каке бы они не были: Ближние, Дальние или Вечные. Попасть за Черту - это все равно, что попасть в чертовский ад, а никому из чертей этого не хотелось.
  
   Глава 12. Как стать Богом или Как не быть Дьяволом
  
   экзекуции над душами людей, честно говоря, не приносили Дьяво особой радости, просто необходимость заставляла его так поступать, но где-то, в глубине души, он испытывал к несчастным сострадание. Поэтому неслучайно после примирения С Богом Дьяво за очередным разговором решился спросить его о дальнейшей судьбе людского населения. Он, Дьяво да черти, понятно почему страдают - по необходимости, а вот людям-то к чему такие муки? С одной стороны они были наказаны за непослушание, но не может же их наказание и муки длиться вечно?
   - Видишь ли, сыне, в чем дело, - ответил Господь, - теперешние люди почти не имеют никаких шансов попасть в Рай, потому что они гораздо дальше от меня, чем даже твой народ.
   - Ты хочешь сказать - грешнее?
   - да, грешнее, сын мой, они настолько грешнее чертей, что я не имею к их душам совсем никакого доступа. Между мной и людьми лежит пропасть и эта пропасть непреодолима.
   - Но почему, Отец, почему?
   - Сыне, подумай сам: твой народ питается райскими отходами и из-за этого он потерял бессмертие и приобрел свой теперешний облик: рога, копыта, шерсть...Люди же в свою очередь, питаются отходами Поднебья: ведь и у вас есть свои "райские колбаски", "райское ситро" и т.д. Вы ведь тоже сбрасываете на землю свои отходы, свой хлам, свои грехи. И всё это должны уничтожать люди. Для них эти отходы являются своеобразным душевным питанием. Подумай теперь, насколько они, таким образом смертны и грешны, а также - безобразны. Ваш хлам действует на их душу, а из-за своей душевной слепоты они не в состоянии его увидеть, их материальное облачение скрывает до поры до времени всю их мерзостную сущность.
   Дьяво помрачнел:
   - Неужели, Отец, им совершенно не на что надеяться? Ну должен же быть хоть какой-то выход?
   - Выход есть, но...
   - Что, Отец, говори, что?..
   - Но спасти их можешь только ты, сын мой.
   -Я?!.. - Дьяво даже вскочил и от изумления забегал по комнате. - Но каким образом?
   - Ты гораздо ближе к ним, чем я. Ты можешь стать для них Богом, а также сделать у себя в Поднебье нечто похожее на Рай.
   - Но ведь Бог ты, Отец, и не может быть другого Бога, кроме тебя!
   Это для тебя - не может, для ангелов, даже для твоего народа, а для людей - может. Я от них так далек, что они совсем забыли обо мне, так что ничего не стоит явиться перед ними в образе нового Бога.
   - Но, Боже, они видят во мне только Дьявола, как же я предстану перед ними Богом?
   - Богом предстанешь - Бога и увидят. Явись перед ними в образе Христа, Спасителя и они встретят тебя с распростертыми объятиями.
   - Как же я явлюсь им в образе Бога, если у меня рога и копыта? Ведь они сразу поймут, кто я такой и не поверят в мои благие намерения!
   - Сыне, - ответил Всевышний, - для того, чтобы они тебя не узнали, тебе надо просто-напросто воплотиться, родиться на земле от земной женщины, на время стать человеком, тогда за твоей земной оболочкой ни твоих рогов, ни копыт они не увидят. Ты, сыне, являешься Спасителем Неба, но ты можешь стать и Спасителем земли.
   - Теперь я все понял, и я согласен, Отец.
   - Если ты и вправду хочешь помочь этим несчастным, то я готов тебе пособить. У меня ведь тоже душа болит, - признался Господь. - Пойдем, я покажу тебе кое-что. Возможно, это поможет тебе в твоей благородной миссии.
   Господь увлек за собой Дьяво в райскую дверь.
  
  
   Глава 13. Дочь Бога или Божественная Любовь
  
   Господь подвел Дьяво к комнате на двери которой огромными буквами было написано: "Творильня". Они прошли вовнутрь.
   - Это, сыне, моя творческая мастерская, - с гордостью произнес Господь. - Отсюда вышли и земля и небо, и ангелы и демоны, и люди, конечно.
   Дьяво благоговейно осмотрел помещение. Оно было заставлено всевозможными сосудами, котлами, чанами, в которых что-то шевелилось, булькало, переливалось, но в отличие от дьявольских чанов, в них находились, конечно же, не грешники.
   - Из этих материй я создаю всех земных и небесных тварей. По своей структуре вещество это одинаково во всех сосудах. Различается оно лишь по степени плотности. Из более плотной я создаю души земных существ - Господь сунул руку в один из котлов и вытянул оттуда что-то похожее на тесто, - А вот из этой, - Он заглянул в другой сосуд и достал оттуда нечто легкое и прозрачное, похожее на тюль или туман, - вот из этого я творю ангелов и других райских обитателей.
   - Почему такое различие? - заинтересовался Дьяво.
   Господь тяжело вздохнул:
   - Раньше, правда, я лепил их всех из одного котла. Дело в том, сын мой, что люди и ангелы находятся в неравных условиях, поэтому для людских душ требуется более прочный материал, нагрузка большая, не выдержат.
   - Да, Отец, понимаю, - кивнул в ответ Дьяво.
   - А вот это озеро Любви, - Господь подвел Дьяво к небольшому озеру, чистота и прозрачность которого поразила Дьяво. Здесь хранится моя Божественная любовь в чистом виде, без всяких материальных примесей. Это самое дорогое, что у меня есть. Эта чистейшая любовь вытекает из меня в минуты особой радости, когда я купаюсь здесь. Я использую ее потом в актах творения. Любовь, хотя бы капелька любви, необходима при сотворении любой души, любого живого существа, от ангела до человека, иначе акт творения будет недействительным, то есть, сотворенное существо впоследствии погибнет или оно принесет одно только зло.
   "Так вот чего мне не хватало, - подумал Дьяво, глядя на озеро Любви, - я ведь тоже неоднократно пробовал творить, но почему-то получались какие-то мерзкие уродцы, которых я после прогонял с глаз своих, до того противно было на них смотреть. Им не хватало Любви, этого Божественного нектара.
   - Да, сынок, именно любви им и не хватало, - повторил Господь, как бы читая его мысли.
   - А вот теперь, сыне, я хочу сообщить тебе о самом важном, для чего я тебя сюда позвал, - торжественно произнес Господь. - Сыне! У меня родилась дочь!
   У Дьяво глаза округлились от подобного сообщения:
   - Как это - родилась? А кто же ее, с позволения спросить, мать?..
   - Да что ты все заладил: мать, мать... Дочь моя родилась прямо на моих глазах из этого озера, тогда, когда у меня был небывалый всплеск любви, это случилось в тот день, когда мы с тобой помирились, сын мой. Она родилась именно от переизбытка любви, потому что такого количества этой субстанции в озере не было очень давно, не было с того момента, когда родился ты, сын мой.
   - Я?! - Дьяво не знал, что и сказать.
   - Да ты, Люци, ты. Ведь ты тоже вышел из этого озера, из моей Божественной Любви, поэтому ты рожденный, а не сотворенный, как думают все.
   - Почему же ты мне никогда об этом не говорил?
   - Потому что...- Господь замялся, потому что это было тайной и ее нельзя было разглашать. Я не хотел, чтобы жители тогдашнего Рая считали тебя не таким, как они сами, тебе бы тогда стало очень одиноко, ведь они могли испугаться тебя и отстраниться от тебя. Они и по сей день Они и по сей день думают, что ты такой же, как они, сотворенный ангел, но только по каким-то неясным причинам я тебя приблизил к себе и назвал своим сыном, впрочем, они ведь все - мои дети, только не рожденные, а сотворенные. Они думают, что это просто моя блажь, и таким образом Божьим сыном мог бы быть любой из них. Но различие твое от них большое, вернее даже - непроходимое. Ты не сотворен, ты - рожден, а это совершенно разные вещи. То есть, ты сыне, такой же Бог, как и я. Бог, сыне, должен рождаться от Бога и никак он не может быть сотворен.
   Дьяво был поражен подобными откровениями и не знал, что и подумать.
   - Пойдем, я покажу тебе дочку, - продолжал Господь. - Она у меня тут, за занавесом. Я создал ей специальный бассейн, так как она пока что не хочет вылезать из плавательной среды. Днями напролет она плещется в воде, а чтобы ей не было там скучно, я развел ей там всякую флору и фауну: рыбок, водоросли, дельфины, медузы... и прочие прелести.
   Они подошли к занавесу, из-за которого доносились шум, плеск воды и смех.
   - Дочку зовут Любовь. Божественная Любовь. Это ее полное имя. Но я называю ее просто Лю. Так удобнее. Ты умрешь, когда увидишь Лю, настолько она красива. Она красивее всех земных и небесных девушек, каких ты только можешь себе представить, прекрасна настолько, насколько может быть прекрасна Божественная Любовь во плоти.
   - Послушай, Отец, - вдруг сказал Дьяво. - Я, пожалуй, дальше не пойду. Я ее отсюда посмотрю, из-за занавески.
   - Почему, сынок? - удивился Господь.
   - Ну, у меня рога, копыта, шерсть к тому ж. Она может испугаться.
   Господь заулыбался:
   - Люци, мальчик мой, тебе нечего бояться. Ведь ты находишься в Раю, а в Рай с грехами войти невозможно. Грехи твои, то есть, рога, копыта и прочее, остались там, за дверью потайной комнаты. Здесь ты находишься в совсем истинном облике - в облике чистого и прекрасного юноши, правда, когда ты опять спустишься в Поднебье, ты снова станешь прежним, но тут уж ничего не поделаешь.
   Дьяво посмотрел на себя в зеркало, да, действительно, он был уже другим, без рогов и копыт, сильным молодым и красивым, и как это он раньше не заметил?
   - Кстати, Отец, почему ты зовешь меня сейчас Люци? Это что, мое новое имя вместе с моим новым обликом? - спросил Дьяво.
   - Сынок, это не твое новое имя, это твое старое имя, твое настоящее имя и есть. Как же ты мог его забыть?
   Дьяво стал что-то припоминать:
   - Люци...Люци...Люцифер, так кажется меня звали?
   - Совершенно верно, сынок, - подтвердил Господь, - именно Люцифер и есть твое настоящее имя.
   Дьяво теперь уже без смущения шагнул вместе с Богом за занавеску.
   - Дочка, Лю! Пойди ко мне, - позвал Господь, - смотри, кто к нам пришел!
   - Сейчас, Отец, плыву! - она вместе с маленьким дельфинчиком бросилась наперегонки к берегу. Через минуту Лю была уже на берегу и, низко поклонившись Отцу широко открытыми глазами смотрела на Дьяво.
   - Кто это, Отец?
   - Это твой брат, дочка и зовут его Люци, Люцифер. Правда, у него есть еще другое имя, но оно тебе ни к чему.
   - Люци, Люцифер, - повторила девушка. - А меня зовут Лю, Любовь.
   - Я знаю, - тихо ответил Дьяво.
   Лю была действительно прекрасна и Дьяво не мог на нее налюбоваться. Длинные серебристо-золотистые волосы от каждого движения издавали легкий, едва различимый звон, как если б они были из серебра или из золота, кожа имела ослепительно молочную белизну, а взгляд ее ярких голубых глаз не поддавался описанию
   - Отец, сказала Лю, - но ты ведь не говорил, что у меня есть брат? И почему он раньше к нам не пришел?
   - Дочка, дело в том, что он живет не с нами, Не в Раю, а совсем в другом месте. К тому же, у него было очень много всяких срочных дел, поэтому он и не мог тебя сразу навестить.
   Господь засуетился:
   - Ты иди, дочка, играй, а нам с Люци пора идти, у нас тут одно важное дело есть.
   - Хорошо, Отец, - покорно произнесла Лю и направилась к бассейну.
   Господь и Дьяво скрылись за занавесом.
   - Ну что, видел? - с гордостью произнес Господь.
   - Такой красоты, честно говоря, видеть не приходилось, - ответил Дьяво.- как же тебе удалось такое...Дьяво не знал, какое слово поставить в данном случае: "создать" вроде бы не годилось, "родить" как-то не звучало.
   - Как же тебе удалось такое произвести? - нашелся, наконец, Дьяво.
   - А кто же его знает! - машинально произнес Господь. Он и сам не имел понятия, как это произошло. Это ведь был акт рождения, а не творения. А отследить такое дело даже Господь был не в состоянии.
   - Вот, получилось, знаешь ли, - только и мог что добавить Всевышний.
   Рождение дочери, также, как и рождение в свое время сына было для Всевышнего явлением непостижимым. Поэтому он скрыл тогда от всех тот факт, что Люцифер, является рожденным, а не сотворенным, так как не мог объяснить этот факт даже самому себе. Знал он только одно - что дочь родилась неспроста. Ведь неспроста же в свое время родился сын! После этого должны были произойти какие-то события, какие-то перемены. Это беспокоило Господа, в связи с чем он после рождения дочери находился в сильном волнении. Мучило еще и другое: как могло такое случиться, если он - всезнающий, всеведущий всемогущий, был бессилен и несведущ перед такими грандиозными событиями, как рождение дочери, сына, а также появление грехов. Как могло такое произойти? Смешно сказать, он даже не знает точно, с достоверностью, откуда он сам, собственно взялся? Даже этого не знает, о чем еще говорить? Таким образом, получается, что на свете есть еще кто-то, более могущественный, чем он, а он - Бог даже не имеет понятия о его существовании!
   Господь, вконец раздосадованный от таких мыслей, на прощание рассеянно пожал Дьяво руку. Тот скрылся за дверью, ведущей в Поднебье.
   - Кто, кто, кто это таинственное существо? - в отчаянии зашептал Господь. - Где его найти?
   Но все его вопросы остались без ответа. Ответа на них никто не знал.
  
  
   Глава 14. Спуск Великого Праведника на землю или Ангельский трамплинчик
  
   А Великий Праведник тем временем шел себе не спеша с небес на землю. Конечно, ему следовало бы поторопиться, ведь каждый мучительный час на земле для ангелов казался вечностью, но он все-таки не спешил. Было бы перед кем показывать свою расторопность - не перед кем, а ангелы не такие уж большие птицы, чтобы суетиться. К тому же сам факт отправки его на землю являлся сплошной неожиданностью, он так выбил его из привычной колеи, что Праведник не знал, как соотнести себя с происшедшим событием.
   Он присел на большой околодорожный камень, чтобы отдохнуть и к тому же немного поразмыслить над случившемся. К слову сказать, у Праведника имелось имя, в прошлые времена, когда он жил на земле. Его звали отец Никодим, правда в раю к нему с таким именем не обращались, оно казалось каким-то земным. Но сейчас Великий Праведник находился отнюдь не в Раю, поэтому он и вспомнил о своем прежнем и настоящем земном имени.
   Прежде чем спускаться непосредственно на землю, надо было узнать, где находятся ангелы. Для этого отец Никодим достал из дорожной сумы особый прибор - ангелоискатель, для удобства повесил его себе на шею. Видом он был с обычный компас, только стрелка своим острым концом указывала не на букву "С" - север, а на букву "А", что означало "ангел". Стрелка компаса точно указывала на ангела, если он находился где-нибудь поблизости. Этим прибором можно было с не меньшей вероятностью обнаружить и черта, так как другой конец стрелки, обозначенный синим цветом, указывал в компасе на букву "Д", что означало соответственно "демон". Но таким образом, с помощью только одного ангелоискателя обнаруживать ангелов и демонов представлялось возможным в непосредственной близости, версты эдак на две. На более дальние расстояния требовался еще пространственно-временной компас. Он висел у отца Никодима на шее, чтобы быть всегда под рукой. С одной стороны компас показывал местонахождение в пространстве, с другой - во времени. Только пространство он показывал не как обычно: север, юг, запад, восток. Вместо севера он показывал землю, вместо юга - небо, вместо востока и запада стояли две буквы две буквы "П", что означало "Поднебье" и Преисподняя или Подземье/ Подземье являлось мрачной местностью, располагавшейся непосредственно под землей, где не было солнца и варились грешники в котлах, таким образом осуществлялся подогрев земли/. Сейчас стрелка компаса показывала на "Поднебье". Конечно, на земле такой компас с небольшой корректировкой можно было использовать и как обычный - по сторонам света.
   Со временем дело обстояло сложнее. Дело в том, что на Небе, в Раю, вопроса о времени просто не возникало, так как там оно отсутствовало. Там царила вечность. В Поднебье время имелось, но оно было не совсем таким, как на земле, текло гораздо медленнее и своеобразнее. Значит, вопрос мог ставиться только о земном времени. Временная сторона компаса показывала земное настоящее, прошедшее и будущее. Надо было найти в каком времени находятся сейчас ангелы. При ближайшей прикидке отец Никодим выяснил, что после происшествия на небесной дороге ангелы разлетелись по разным временам. Два из них попали в земное прошлое, и только один - в настоящее. Поразмыслив и уточнив с помощью компаса и ангелоискателя точное время и местонахождение всех ангелов, отец Никодим решил для начала отправиться за двумя ангелами в прошлое, а потом уже заскочить за оставшимся в настоящее. Так было удобнее.
   Преодолев последние километры небесной дороги, отец Никодим с тяжелым сердцем приготовился к спуску на землю. Он бросил прощальный взгляд в сторону Рая: "Господи, Отец небесный! И за что ты прогневался на меня, грешного, за что покарал? За мое усердие? Эх-хо-хо! Вот и усердствуй на свою голову! Ну да ладно. О чем теперь сожалеть? Пора и за дело приниматься. С Богом! Отец Никодим перекрестился и с глухим стоном бросился в земную неизвестность.
   Святейший волей-неволей выругался, когда преодолевая последние метры небесной дороги, он не заметил, что она внезапно кончилась и он кубарем полетел на землю с крутого поднебесного обрыва, приземлившись прямо в шиповничий куст. Надо заметить, что отрезок небесной дороги, ведущий непосредственно на землю, являлся в некотором роде недоделанным. Дело в том, что эту дорогу строили ангелы и они сделали ее так, как им, ангелам представлялось сподручней. В непосредственной близости от Рая они еще делали все по правилам, а вот уже поближе к земле решили схалтурить. Ближайшую к земле часть дороги они не достроили вовсе, а устроили в Поднебье что-то навроде трамплинчика, с которого они с гиком и хохотом спрыгивали вниз, расправив крылья / должно же и у ангелов быть хоть какое-то развлечение!/ А поскольку на землю отправлялись, в основном, лишь ангелы, то вопроса о недоделках еще не возникало.
   Но отец Никодим был не ангел и крыльев за спиной не имел, поэтому данный прыжок с ангельского трамплинчика был для него не совсем приятным, точнее, совсем неприятным./К слову сказать, он и слыхом не слыхивал о подобном безобразии, так же как не ведал об этом и сам Господь!/
   - Что же такое деется, а? - ворчал святейший, потирая ушибленные места. - Кругом одни беспорядки и Господь ничего не знает. Ну, доберусь я до вас, негодники, когда в Рай возвращусь! Вы мне ответите за все содеянное! Как еще ноги не переломал, и не только ноги, тут и головы можно лишиться! - кричал отец Никодим невесть кому и невесть зачем, ведь проказники ангелы все равно его сейчас не слышали.
   Немного поостыв и придя в себя от случившегося, отец Никодим вспомнил, что он прибыл на землю не ругать небесных посланников, а спасть их;, и, устыдившись своего гневного порыва, пошел разыскивать ангела Милосердия, который находился в душе теперь уже небезызвестного городского палача.
  
   Глава 15. Черный Праведник или Навреди!
  
   Проход Великого Праведника в Поднебье не остался незамеченным. Главный дьявольский информатор и деловед колдун Зяма понял, что святейший отправился на землю неспроста, а, конечно же для помощи попавшим в беду ангелам.
   Колдун Зяма являлся в Поднебье примерно тем же, чем Великий Праведник в Раю: он был таким же ярым радетелем за дьявольские интересы, как святейший - за Божьи. Так же, как Господь не знал, куда деваться от Праведника, Дьяво не знал, как спастись от приставаний Зямы. Поэтому, чтобы избежать лишних хлопот, Дьяво дал Зяме особые полномочия: некоторые не особо важные или какие-либо срочные дела решать самолично, лишь впоследствии поставить его в известность. И Черный Праведник старался вовсю, приводя его, Дьяво, в изумление своей прытью, изобретательностью и деловитостью. Дьяво в отдельных случаях с ужасом признавался самому себе, что даже он не смог бы додуматься до таких мерзостей, какие придумывал Черный. Зяма был непревзойденным изобретателем все новых и новых гадких дел, хитросплетений, интриг, заговоров, как в самом Поднебье, так и на земле. Правда в Поднебье он занимался этим лишь для поддержания порядка, сохранения законности и всех дьявольских традиций. О! Все черные традиции, ритуалы, а также особый дьявольский правопорядок в стране он блюл неукоснительно и горе тому виновному, который осмеливался в чем-то его нарушить или осквернить. Все громы и молнии мира обрушивались тогда несчастному на голову и Черный не оставлял его в покое до тех пор, пока провинившийся черт полностью не искупал свою провинность.
   Чернейший следил также за своевременной и правильной работой Черной Думы и, насколько мог, за всеми Божьими делами, которые касались земли или Поднебья. А отслеживать Божьи дела было очень и очень затруднительно, так как никоим образом бесовское отродье в Рай пробраться не могло. Но каким-то чудом неизвестный черт-изобретатель соорудил что-то наподобие приемно-подслушивающего устройства, и можно было, как следует настроив его, прослушивать кое-какие разговоры из нижних отделов Небесной канцелярии. Черный Праведник спрятал эту установку в одной из тайных комнат в укромном месте, порой часами сидел за пультом, надеясь хоть что-то уловить из неумолчно несущегося в наушники небесного шума и треска. Иногда ему это удавалось. Но впоследствии, измучившись от утомительного занятия, он посадил на прослушку чертенка Мурзю. Мурзя сидел в наушиках день-деньской и почти безрезультатно, но иногда всё-таки приносил чернейшему записанные на клочке бумажки драгоценные сведения. Так было получено сообщение об отправке ангелов на землю. Дьяво, конечно же, знал об этой установке, Зяма доложил ему, но он, почему-то не проявил к ней особого интереса, даже еще буркнул что-то навроде того, что надо вести честную игру, без всяких там подслушек. На что Черный Праведни про себя возмутился: честную! Как бы не так! Поэтому установка поступила в его полное распоряжение, а Дьяво о ней как бы забыл.
   Правда, спуск Великого Праведника на землю Черный отследил без всякой прослушки и решил, что нужно что-то делать. Надо было не только помешать святейшему освободить ангелов, но и сообразить нечто большее, во всяком случае сделать так, чтобы пребывание его на земле раем не казалось. В противовес Божьему принципу - " Не навреди!", Черный был верен своей идее, прямо противоположной - "Навреди!", и как можно больше! - всегда добавлял про себя при этом Зяма.
   Вокруг чернейшего почти всегда находилась свита разного мелкого чертва, которое он использовал для исполнения разных мелких поручений. Особо выделялся среди всех рассыльный бесенок Чап и маленькая ведьмочка Чапа. Они проявляли заметное рвение и изобретательность в исполнении многих поручений. Ходил слух, что это побочные, неизвестно от кого рожденные дети Зямы. Но по официальной версии они были найдены им в неизвестном леске и представлены всем как сироты. Правда толком об этом никто ничего не знал. Черный Праведник вел довольно-таки аскетический образ жизни, поэтому бросить ему явное обвинение в амурных делах никто не отваживался.
   Чапа, кроме всего прочего умела петь. Она частенько убегала в ближнюю рощу и отводила там душу, распевая грустные и заунывные песни о своем житье-бытье. Конечно, это было далеко не ангельское пение, но ведь и Поднебье тоже Раем не являлось. Иногда ей аккомпанировал Чап на струнных собственного изготовления. Может быть кому-то их музицирование казалось слишком пронзительным и негармоничным, но было в нем что-то притягательное. И старые демоницы, заслышав вдали вопли Чапы, откладывали на время свои дела и, усевшись у окна и подперев щеку рукой, слушали с тайными вздохами душещипательные откровения доморощенной певички и думали о своем, о заветном. Но песнопения можно было производить только на недолгом досуге, так как и Чапа, и Чап были почти всегда заняты исполнением каких-либо поручений Зямы.
   Также из личной свиты Черного можно упомянуть долговязого беса по кличке Шатун. Он напоминал разбуженного среди зимней спячки медведя, за что и получил свое прозвание. Часть его сознания казалось, была объята глубоким сном, но другая, бодрствующая половина, беспрекословно подчинялась любым приказам, исходящим от Дьяво и Зямы. Никому другому Шатун распоряжаться собой не позволял, кто бы ему не приказывал и как бы его не умоляли.
   Поэтому для устройства дальнейших помех ангелам и спешившему к ним на помощь Великому Праведнику чернейший избрал из всего чертва троих, самых надежных и исполнительных: Чапа, Чапу и Шатуна. Наскоро снабдив их нужными указаниями, Зяма отправил Чапа сбивать с пути истинного Муньку с ангелом Честности в душе; Чапа отправилась строить козни красотке Фаине, с засевшим в ней ангелом Чистоты; а Шатун был послан водить за нос палача Мико на пару с ангелом милосердья, а заодно чинить всякие препятствия Великому Праведнику, то бишь, отцу Никодиму, который находился от Мико уже поблизости.
   Самому Дьяво о только что произведенном бесовском десанте колдун пока что не сообщил. Он решил сначала сделать дело, а уж потом о нем и доложить. А то вдруг надумает помешать! Кто знает?!
  
   Глава 16. Ловушка для ангелов или Не лезь в чужую душу!
  
   Вся беда ангелов заключалась в том, что они не могли сами, без чьей-либо помощи, выбраться из человеческих душ. Душа представляла собой некую болотную субстанцию, типа трясины и держала попавшие в нее предметы довольно крепко. Правда, предметы имелись ввиду небесные, те, которые сбрасывали за ненадобностью на землю из Поднебья. И чего порой не водилось в некоторых душах: и камни ненависти, и колючки злобы, и лужи уныния, и ручьи зависти, и облака похоти, а также всевозможные живые существа-паразиты с теми же названиями. Время от времени надо было весь этот мусор вычищать, производить соответствующую уборку, травить паразитов, но мало кто из людей всерьез этой работой занимался. Ведь душевная грязь земным жителям была не видна. Разглядеть всю эту дребедень могли или ангелы, или же черти, да и то только после соответствующей фокусировки. А даже небесным посланцам не хотелось фокусировать свое зрение на подобной дряни, настроение портить. Разве только в случае необходимости.
   Мусор в душе люди хотя и не видели, но все-таки ощущали, и особенно чувствительные старались каким-то образом выбросить его вон, хотя это было не таким уж легким делом. Но, в основном, не обращали на него внимания. Чего не видно, того как бы и нет. Хотя, конечно же, подобная установка проблемы не снимала.
   Вот почему ангелы, собираясь на землю, стремились попасть в более мене чистые души. Мало того, что в грязных душах им было трудно дышать из-за поднимавшихся от нечистой душевной субстанции ядовитых испарений, но, кроме того, очень сильно мешали разнообразные паразиты, кишмя кишевшие в некоторых душах. Да! В некоторые души не приведи Господь было соваться!
   Вот ив душе городского палача, куда по драматической случайности попал ангел Милосердья, было не все благополучно. Мало того, что душа была сильно замусорена, кроме всего прочего здесь еще здесь еще находилось несколько живых экземпляров душевной живности. Кружмя кружила, все заполоняя собой огромная змея ненависти. При появлении нового постояльца она сразу же кинулась на него в атаку, но ангелу удалось несколько утихомирить змею своими ангельскими эманациями, и она через некоторое время мирно задремала в уголке под кустом. Тявкали из темного угла волчата злобы, приблизиться, правда, не решались. Без конца напускали смрадной копоти своим карканьем вороны уныния. Ангел мог видеть и слышать всё, что находилось за пределами его душевной и физической тюрьмы, но сам что-либо сказать или сделать был не в состоянии. Даже на хозяина души он мог подействовать только своими ангельскими излучениями милосердия, но никак не словами и, тем паче, делами.
   Да, что не говори, обстановочка была не из приятных! Но выбраться из этой западни ангел мог лишь в том случае, если откроется душевный клапан, а он мог открыться в результате какой-либо сильной встряски хозяина души: падения, удара, обморока, а также в результате смерти .Естественной смерти содержателя подобного зверинца пока что не предвиделось. Оставалось надеяться на помощь извне или какой-нибудь счастливый, а может быть, несчастный случай.
   На помощь ангелам, как известно спешил отец Никодим. Но он был на земле не таким уж расторопным и слово "спешил", пожалуй, в данном случае не подходило. Скорее, направлялся. В этом же направлении был отправлен кое-кто еще, а именно - бесюга Шатун из свиты Черного Праведника. В данном случае слуги Черного Праведник проявили необычайную расторопность и исполнительность, не в пример отцу Никодиму, и в мгновение ока успели добраться до нужных им субъектов. Даже неповоротливый Шатун успел на какое-то время обскакать святейшего, и, находясь буквально в двух шагах от домика городского палача, готовился взять под свой контроль как самого палача, так и увязшего в его душе ангела Милосердья. И, конечно же, Шатун спешил не выручать ангела, а, наоборот, подвергнуть его еще большим мучениям и унижениям. Так что ангела Милосердья ожидали в ближайшее время не лучшие времена. Но, что поделаешь? Такова была жизнь на этой грешной земле, и что людям, что чертям, что ангелам доставалось от нее одинаково.
  
   Глава 17. Кто успел, тот всё и съел или Не спеши, но поторапливайся
  
   А палач Мико угощался тем временем своим ежевечерним ужином и размышлял над произведенной им сегодня казнью, вернее, ее инсценировкой. Он понимал, что с ним весь сегодняшний день происходило что-то непонятное, а что - понять не мог. Вот для чего только ему нужно было миловать пьянчугу Вьячика, по которому уже давно топор плакал - на этот вопрос Мико никак не находил ответа. Хуже всего было то, что не сегодня- завтра этот помилованный Вьячик мог объявиться в городе и наделать переполоху. Тогда ему, Мико, не сдобровать. Обман откроется и его сочтут либо ненормальным, либо бунтовщиком. Также Мико чувствовал, что не в состоянии больше брать топор и исполнять свою каждодневную работу. Убить человека - что может быть ужаснее? А рубить повинные головы надо было и завтра, и послезавтра, и всегда, кром6е выходных и праздников, разумеется. Да, ситуация складывалась не из приятных и Мико уже по десятому разу за этот вечер думал над ее разрешением. Но пока что ничего придумать не мог.
   В это время в дверь постучали. Нелина кинулась открывать и вернулась, ведя в дом закутанного в темный плащ высокого угрюмого мужчину. Лицо его наполовину скрывал капюшон. Сонные глаза уставились на Мико:
   - Хозяин, странник я. Иду издалеча. Не побрезгуй, покорми скитальца. Уж, почитай, со вчерашнего вечера ничего не ел.
   Мико жестом указал гостю на место за столом. Он устал размышлять над своей тяжкой проблемой и рад был этому человеку, который своим появлением мог отвлечь Мико от тяжких раздумий. Нелина засуетилась, потчуя странника.
   - Куда путь держишь? - поинтересовался Мико. Едок поднял голову и посмотрел на палача пронизывающим взглядом. От этого взгляда у Мико всё внутри захолонуло.
   - В святые места, господин, в святые места.
   - А далеко ли они, твои святые места? - спросила Нелина.
   - Какие - далече, а какие и поблизости, - уклончиво отвечал ходок. Супруги не решились больше отрывать странника от еды. Насытившись, он произнес:
   - В двух днях ходьбы от вашего городка святая гора есть. Хочу до нее дойтить, у целебного источника водицы испить. Говорят, многие хвори вылечивает, особливо душевные: тоску али страдание какое.
   Супруги переглянулись. Ни о какой горе они и слыхом не слыхивали, хоть и жили неподалеку. Странник, будто угадывая их мысли, продолжал свой рассказ:
   - Да только недавноть об этом узнали, пастух местный напился той водицы - давнюю хворобу излечил.
   Мико вдруг подумалось, а почему бы, собственно, и ему не сходить к тому источнику, попить водички. Может, это и помогло бы ему разрешить мучившую его проблему. Странник опять посмотрел на Мико своим нездешним пронизывающим взглядом:
   - Всё бы ничего, да больно скучно одному ходить, вот коли б попутчик был, куда бы как быстрее дорога шла. Ты, хозяин, не хочешь ли до горы пройтись, хвори свои полечить? Хвори-то они у каждого есть, не ходи к гадалке. Это тут недалеко, через несколько дней и возвернешься.
   Мико обрадовался такому своевременному предложению и поспешил согласиться. Хоть этот человек внушал ему страх и тревогу, другой возможности разрешить свою проблему он так и не нашел. Палач приказал жене собрать ему дорожный мешок, принести плащ от дождя и посох.
   - Завтра с утречка и отправимся, как только солнышко взойдет, - сказал Мико.
   - Э, нет, хозяин, - запротестовал ходок. - Я только по лунному свету стараюсь ходить. Так сподручнее, никто не мешает, да и жарко днем. Если идти, так надо сейчас отправляться. Тороплюсь я, некогда мне.
   Мико на минуту призадумался. Пожалуй, он прав, этот незнакомец. Ему, Мико, в сложившейся ситуации лучше уйти из городка прямо сейчас, а то - кто его знает, что там утром произойдет, вдруг этот проклятый Вьячик объявится, у него на всё ума хватит, выпить захочет и пойдет по погребам и сараям шарить. Да, нужно уходить и как можно скорее. А там разберемся.
   Нелина запричитала, узнав, что Мико собирается уйти со странником немедленно. Она и не ведала о проблеме с не казненным Вьячиком.
   - Куда же ты, на ночь-то глядя, кормилец мой! Страшно-то как ночью идти! И на кого же ты меня оставляешь?!
   - Слушай, жена, не реви! - прервал ее вопли Мико. - Ты же сама видишь, переутомился я от такой работы. Мне нужен отдых хоть на несколько дней, да и лечение тоже не помешает. Руки что-то пошаливать стали, совсем топор не держат. А другой такой случай, - добавил на выходе Мико, - может не скоро представиться.
   Мико удалился со странником, а Нелина осталась сидеть, роняя слезы за неубранным столом. От появления этого неприятного незнакомца до ухода с ним Мико прошло так мало времени, что ей с трудом удалось осознать происшедшее. Только что был муж, и вот уже нет мужа, и она в целом доме одна. А что как он не вернется? Что как с ним по дороге что-нибудь случиться? Вот ушел на ночь глядя с каким-то проходимцем. Неприятный тип. И глаза такие нехорошие: то сонные, мутные, а то вдруг сразу такие жгучие, пронзительные, как будто буравят тебя насквозь, до самых печенок. И как может быть у одного человека такой совершенно различный взгляд?
   Нелина продолжала так сидеть и размышлять довольно долго, и мысли роем носились в ее голове. Вдруг в дверь опять постучали. Она вздрогнула и радостная побежала открывать, подумав, что, верно, Мико вернулся, видно раздумал идти. Но за дверью стоял не Мико, а совершенно незнакомый человек - строгий седобородый старец. "Вот ить на ночь глядя паломники повадились", - недовольно подумала Нелина.
   - Скажите, здесь проживает палач Мико? - вопросил гость.
   - Здесь, здесь, - закивала хозяйка.
   - А где же сам хозяин, позовите его, он мне нужен, - опять довольно грозно произнес старик.
   - А вы кто такой будете, зачем вам мой муж? - поинтересовалась Нелина.
   - Это тебя, женщина не касается. Я к нему по делу прибыл и только с ним буду обо всем говорить.
   - Моего супруга нет дома, - сказала Нелина.
   - Как это - нет? - всполошился незнакомец. Где это он может быть в такой час - ведь ночь на дворе.
   - К нам тут недавно один странник заходил. Вот с ни он и ушел к святой горе, водицы испить. Всё дела, дела, а ведь и отдохнуть человеку надо, заработался он.
   - Так, значит, ушел, - недовольно вымолвил старец. - Вот мороки начинаются, одно хуже другого. Скажи-ка, женщина, а где эта святая гора находится, в какой стороне?
   - Да здесь неподалеку, отец, день али два ходьбы. Источник из нее, говорят, хороший бьет, все хори излечивает.
   Старец сильно помрачнел от подобного сообщения:
   - Вот уж и подумать не мог, что в этих местах водятся какие-либо целебные горы. Бесовское ущелье мне известно, а вот чтоб святая гора? С каких это пор она здесь объявилась?
   Нелина перепугано смотрела на старца, а тот, даже не попрощавшись с ней тут же исчез во мраке, бормоча что-то про себя и постукивая палкой по дороге. Она же, так ничего и не сообразив, постояла на пороге еще какое-то время и отправилась спать. Пропади они пропадом все эти странники, паломники , старцы. Утро вечера мудренее.
  
   Глава 18. Дорожное происшествие или Зарежь петушка!
  
   Уже совсем смерклось, когда Мико и незнакомец зашагали безлюдной дорогой прочь из города. Мико заботился только о том, чтобы как можно быстрее уйти куда-нибудь подальше от родного городка и не особенно задумывался над тем, куда ведет его угрюмый странник.
   А странник вел его прямиком в бесовское ущелье, ибо это был ни кто иной, как бес Шатун, ловко перевоплотившийся в паломника. У шатуна была задача увести Мико в такие места, где его не только Великий праведник, но и сам Господь затруднился бы найти. Но по дороге надо было как следует помучить находящегося в душе палача ангела Милосердья. Шатун видел ангела в моменты фокусировки, он сидел там ни живой и ни мертвый, свесив крылья, не в силах пошевелиться от сковывавшей его душевной трясины. Ангел тоже видел Шатуна и трепетал, как пойманная в силки птичка, понимая, что этот чертов бес пришел продлить его муки. Надо сказать, что все излишние переживания, тревоги, волнения отнимали у ангела его силу, и он слабел. А поскольку подпитаться ему было неоткуда, так как он находился не в раю и даже не на свободе, то подобное положение грозило ему большой опасностью. Ведь на ослабевшего ангела могли напасть и здорово потрепать находившиеся в душе паразиты.
   Бесюга, когда Мико того не видел, страшно щерился и строил ангелу всякие гнусные рожи, дразня его. Ангел же только печально посматривал на него из своей гробницы. Над ним скорбно мерцало ангельское сияние.
   Через некоторое время дорога привела Мико и его спутника в какую-то деревню. Из дома, расположенного близ дороги, вдруг выскочила женщина и бросилась прямо в ноги Мико, умоляя его только об одном: зарезать ей петушка.
   - Зарежь петушка, мил человек! Уж как я тебе благодарна буду! Завсегда сама боялась курям головы рубить. А муж - он в город уехал, там и задержался до завтрева. А мне сейчас и поесть нечего. Уж Богом молю, зарежь петушка!
   Мико отшатнулся от нее, как от привидения
   - И не проси, милая, некогда мне, - говорил Мико, пытаясь обойти женщину. - Да и не моя это забота - петухам головы рубить. Странно, однако ж, в такое время ужин готовить, все добрые люди уже спать легли.
   - Его, женщина, только людские головы интересуют, петушки ему не к чему, - как бы между прочим произнес странник. Мико, правда, не расслышал этих слов. Но странник, подойдя к нему вплотную, вдруг добавил:
   - неужели так трудно отрубить курице голову? И времени на это совсем немного уйдет! А еще палач называется!
   Мико удивился тому, что незнакомцу известно, о том, что он палач. Правда, он долго на этой мысли не задержался, подумалось, может кто сказал ему, ведь его, Мико, каждая собака в городе знает. Мико интересовало сейчас только одно - как найти достойный выход из создавшейся ситуации. Ясно было одно, что не только какого-то петуха, но даже ничтожную муху он не смог бы сейчас убить.
   - Ты... это...обратился он к своему спутнику, - может, сам отрубишь. А то что-то руки у меня сегодня дрожат весь день, боюсь, как бы топор себе на ногу не уронить.
   Незадачливая хозяйка с мольбой глядела то на того, то на другого. Паломник с какой-то ехидной жалостью посмотрел на Мико и, переведя взгляд на хозяйку, произнес:
   - Ладно, рубану.
   Мико с облегчением вздохнул:
   - Вот спасибо, дружище, выручил.
   Они прошли во двор, где странник, тут же поймав приговоренного к смерти петуха, ловко отсек ему голову. У Мико вся земля перевернулась от подобной картины. Он едва устоял, чтобы не упасть в обморок. Незнакомец же, подавая хозяйке трепетавшую в его руках птицу, из горла которой ливмя лила черная петушья кровь, только и произнес:
   - Вот и всё. Делов то.
   Женщина горячо поблагодарила своих спасителей, сунув им в котомки по паре калачей. Мико же, не зная, куда деваться от стыда, всё ж таки был рад, что ему и на этот раз удалось никого не убить. Выйдя за калитку, странники продолжали свой путь.
  
   Глава 19. Месть белокрылому или Разбойничий налет
  
   Дорога продолжалась. Солнце немного поубавило свой пыл и идти стало намного сподручней. Шатун размышлял, какое бы еще происшествие измыслить для Мико, чтобы помучить ангела. История с петухом немало позабавила его, а ангел, соответственно, пережил неприятные моменты. Так ему, белокрылому, и надо! Сидел бы в своем раю, не высовывался - ничего бы и не случилось, не попал бы в такую переделку. А то людей им, видите ли, надо спасать, облагораживать. Нашли кого облагораживать - людское племя! Да они грязнее нас, чертей, будут! Одни души чего стоят, глаза б не смотрели!
   Втайне Шатун и многие другие бесы, конечно же, завидовали белым ангельским крыльям, а также всему их светлому, приглядному облику. Да и то верно, кому охота с хвостами, рогами, да копытами ходить! Хоть Дьяво и говорит, что так положено им, чертям, такими быть, потому, как стращать всех должны, испокон века так было, только верится в это с трудом. Старые черти гутарят, что очень давно их народ был не таким, без рогов и копыт и весьма похожий на ангелов. Разговоры даже шли о том, что и в раю их предки жили. Только кто в такие россказни поверит, насчет рая, скажут тоже! В рай, сколько он себя помнит, ни одна бесовская нога не ступала. Там вон какие заслоны выставлены, нипочем не преодолеть!
   Расстроившись от подобных мыслей, Шатун состроил ангелу одну из самых омерзительных рож. У, райское отродье! Пока тебя кто-нибудь выручит, ты у меня тут света белого не взвидишь! Вконец раздосадованный, Шатун решил напустить на Мико с ангелом дорожных разбойников, благо они здесь водились в изобилии. К слову сказать, бесюга приманивал всех нужных людей своими мыслями, особо настроенными, таким же образом он внушал делать им всё, что ему хотелось. Таким свойством обладали не все бесы, а только бесы высшего разряда, этому надо было учиться, да и после учения не у каждого оно еще и получалось.
   Разбойники не замедлили явиться, возникнув перед Мико и его спутником прямо из какой-то канавы. Их было, правда, всего двое, но для палача этого оказалось достаточно, чтобы он задрожал, как осиновый лист. Задрожал внутри и ангел.
   - Слухайте, робята, отдавайте всё, что у вас есть, если вам ваша милая жизнь дорога! - обратился один из них к странникам, медленно доставая из-за голенища сапога пикообразный нож.
   - Гони деньжата, да побыстрее!.. - просипел второй, вынимая из-за пояса тоже что-то весьма увесистое. Спутник Мико вытащил из под плаща тяжелый кинжал и сунул палачу в руку:
   - На, возьми! Режь их, собак, а я кулаком буду бить!
   - Нет, нет...- отстранился Мико, - не нужен мне кинжал, лучше я кулаком ударю.
   "Ударишь ты, как же! - подумал про себя Шатун, - ты теперь и мухи дохлой не убьешь".
   - У меня кулак покрепче будет, я их сейчас так садану - на камушки рассыплются, -проговорил он, насильно всовывая в руку палача оружие. Мико взял кинжал двумя пальцами, глядя на него, как на гремучую змею.
   - Да что с тобой, дружище? - изумился странник. - держи кинжал как следует. Ты, что, надеешься, что они тебя помилуют? Как бы не так! Они за твою жизнь недорого возьмут!
   - Я ни на что не надеюсь... - пробормотал Мико, - я не могу...это...кинжалом человека. А вдруг убью?..
   - Не велика печаль, таких негодяев не жалко. По ним уже давно топор с веревкой плачут.
   - Эй, вы! - крикнул странник разбойникам, - откуда такие смелые взялись?! Подходи поближе, силушкой с вами будем меряться! Мы своего добра просто так не отдадим!
   Мико, напуганный и встречей с разбойниками, и возможной смертоубийственной с ними потасовкой, выронил страшный кинжал и со всех ног бросился бежать со всех ног куда глаза глядят. Через несколько мгновений он скрылся из глаз среди больших валунов, рассыпанных вокруг.
   - Черт, ушел! - недовольно пробурчал Шатун, - вот и затевайся с такими! Наперед не знаешь, что они выкинут!
   - Сейчас померяешься с нами силушкой, - обрадовано пообещали грабители, обступая Шатуна. - напарник-то твой - сбежал! Уж какой ловкий оказался, не догнать теперь.
   - Сейчас померяемся, - машинально произнес Шатун, разозленный на Мико. Он схватил одного грабителя за ворот, другого за ногу и зашвырнул их по разные стороны дороги, кого куда. Негодяи никогда в жизни так высоко еще не взлетали и так тяжко еще не приземлялись. После падения они еще долго оставались на своих местах, не приходя в сознание, так сила у Шатуна была великанья. К слову сказать, всё бесовское отродье обладало силой, намного превышающей человеческую, так что Шатун в этом деле не был исключением. Он мог бы без особого труда раскидать подобным образом и десятерых, правда у него таких проблем с земным народцем еще не возникало.
   Не заботясь более о самочувствии неудачливых разбойников, Шатун кинулся искать свою жертву среди валунов. Расставание с Мико для него было пока что преждевременным.
  
  
   Глава 20. Слишком хорошо - тоже нехорошо или Чем хуже, тем лучше
  
   Мико лежал, забившись в какую-то ямку под огромным камнем. Шатун кинулся к нему:
   - Слышь, хозяин, вставай!
   Мико оторопело посмотрел на своего спутника, живого и невредимого.
   - Раскидал я их всех, где им со мной силушкой-то тягаться!
   В голову Мико пришла страшная мысль:
   - Ты что, кого-нибудь убил?
   - Да что ты все заладил: убил да убил! Как помешанный прям! Просто швырнул одного туда, другого - сюда, и всех делов!
   Мико не поверил своим ушам:
   - Как это - раскидал, их же двое было!
   - Ну и что, что двое, - ответил странник, - два дурака одному умному не помеха. Особливо, если силушка есть! - он победоносно выставил прямо перед носом Мико свой кулак. Кулак действительно был таких громадных размеров, что внушал уважение.
   Мико тут подумал, что он и впрямь с самого утра сегодня, как помешанный, если его этот вопрос так волнует. Раньше для него человеческая жизнь ничего не стоила, почитай, что каждый день людям головы рубил. А сегодня - как с ума свихнулся: Вьячика помиловал, петуху не смог голову отрубить, от разбойников убежал, человека в беде бросил, стыдно и в глаза ему теперь смотреть.
   - Вот что, мил человек, - сбивчиво заговорил Мико, - ты уж прости меня за то, что я сейчас сделал, ну, деру дал. Уж не знаю, что на меня нашло, ноги сами понесли.
   - Ничего. Бывает. - с каким-то злорадным ехидством сказал странник, сверля его своим пронзительным взглядом. - с людьми еще не то приключается. Это всё ерунда.
   - Поскорей бы святой водицы испить, - оправдываясь продолжал палач, - может быть, поможет мне страхи изгнать. Далеко ль еще до источника идти?
   - Да может, завтра там и будем, - ответствовал странник, - а сейчас, хозяин, нам надобно немного отдохнуть, ногам роздых дать, да и поспать чуток. Много мы сегодня прошли
   - тут, неподалеку, ущелье одно есть, - продолжал путник, - тихое, удобное, люди туда не ходят. Там и передохнем до утра. А утром опять пойдем, как рассветает.
   Мико согласился и они продолжили свой путь по направлению к ущелью. Ущелье и в самом деле было не так далеко, правда Мико не знал, что оно-то и являлось конечной целью их путешествия.
   Бесовским оно называлось потому, что черти, когда обделывали на земле свои дела, использовали его как бы в качестве перевалочного пункта. Здесь они отдыхали в утренние и дневные часы, так как не очень-то любили в такое время выходить на свет Божий, разве только в случае большой необходимости. В этом месте они назначали встречи друг с другом, обговаривали какие-либо важные вопросы, тут же устраивались частенько бесовские гулянки с плясками, пением и прочими удовольствиями. Ведь в Поднебесье развлечься как следует, отвести душу, не всегда было возможно. Мешали всякие соглядатаи, да и Черный праведник не дремал, нравственность блюл. На земле же присматривать за всей чертовской братией становилось куда как сложнее и этим многие отчаянные головы пользовались.
   Человеку, конечно же, попадать в такое ущелье не следовало, так как это было равносильно смерти. Сидевшие так черти так замучивали гостя, что он падал, в конце концов, после всех их представлений бездыханным. Бесчувственное тело черти выбрасывали потом в пропасть. Правда, и забрести в такое место без особых причин было мудрено. Дорога к нему являлась такой неудобной, вернее, даже непроходимой. Ее то и дело преграждали завалы из камней, расселины, оползни.
   Мико вряд ли сам, по доброй воле, пошел бы подобной тропой, но если этот странный странник ходил здесь раньше и знает эти места, то ему, Мико, нечего бояться. После встречи с грабителями Мико хотелось только одного: поскорее скрыться с глаз людских, обрести покой и уединение.
   Шатун, перед тем, как завести Мико в ущелье и окончательно с ним расстаться, готовил для него еще потрясение. Он решил попугать Мико медведем. Медведя он уже выманил из расположенной неподалеку берлоги /надо заметить, что и звери очень чутко реагировали на мысленное воздействие бесовни/ и ведун, разъяренный от нависшего над ним наваждения, уже шел им навстречу.
   Мико, погруженный в свои невеселые мысли, шагал за странником почти не разбирая дороги и не замечая ничего вокруг. Вдруг его сопроводитель на какое-то мгновение исчез из глаз и прямо перед Мико на дороге оказалось что-то огромное, черное и лохматое. Палач, пока еще не особо разглядевший это что-то, попытался сходу обойти непонятно откуда возникшее на его пути препятствие, но оно вдруг ожило, заревело и стало надвигаться. Мико остановился, как вкопанный, с ужасом прозревая перед собой большущего медведя.
   - О-о-о! - заревел зверюга, замахиваясь на Мико когтистой лапой.
   Думать было некогда.. Мико сделал нечеловеческий прыжок назад и в сторону и, оступившись, полетел кубарем с крутого обрыва.
   Шатун, наблюдавший из-за скалы эту сцену, понял, что перестарался. Он забыл, что вверенную ему жертву нужно оберегать от сильных толчков и падений. Ведь в результате этого открывался душевный клапан и пленный ангел таким образом мог получить свободу. Бес мрачно смотрел на то, как ангел, пока Мико катился по склону, пробкой вылетел из его души и радостно замахал крылами, разминая их. Мико без ангела был теперь шатуну ни к чему, а вот сам ангел представлял для слуги чернейшего серьезную опасность. Шатун знал, что ангельское милосердие на чертей практически не распространялось, поэтому он решил, пока ангел окончательно не очухался, как можно быстрее унести ноги.
   Бес исчез с быстротою молнии среди скал, а ангел, придя в себя и не обнаружив своего обидчика, отправился на посадку в небесный подъемник, чтобы, наконец-то, после стольких земных передряг благополучно вернуться в родную райскую обитель.
  
   Глава 21. Сон на дороге или Пропажа райских вещичек
  
   Отец Никодим находился уже совсем недалеко от места встречи Мико с медведем, когда получил на свой ангелоискатель от освобожденного ангела сигналы радости, свидетельствовавшие о том, что ангел Милосердия из ловушки каким-то образом выбрался и в состоянии теперь сам позаботится о себе.
   Святейший, присев на валун, облегченно вздохнул. Ну вот! Наконец-то! Одно дело с плеч долой - всё легче будет! Уж кто там помог страдальцу - неизвестно, но это уже не имеет значения. Пусть он опоздал, но всё ведь обошлось.
   А опоздал отец Никодим, честно говоря, не просто так. Если б он захотел, то мог бы двигаться намного быстрее и избавить Мико, точнее, находящегося в нем ангела, от многих, уготованных для него мук. Святейший всё еще злился на ангелов из-за подлости с небесным трамплинчиком, а также пребывал в некоторой обиде на Бога за столь бесцеремонное и по сути предательское к нему отношение, совершенно, как он считал, незаслуженное. Надо же, его, такую фигуру послать на землю спасать ангелов! Неужели поменьше чина не нашлось? И в раю всякой мелкоты рассыльной хватало! Тех же ангелов бы и послал, их там столько развелось, что уж не знаешь, куда и деваться. Целый день по раю слоняются, крыльями машут, песни поют! Отправить бы их на денечек на землю, сразу бы все песни из головы повылетали бы! Да! Нет справедливости ни на земле, ни на небе!
   Отец Никодим, уставший от подобных размышлений, а также от дальней дороги, решил прилечь подле большого валуна и немного передохнуть. Ведь на земле он становился обычным человеком и ему надо было и спать и есть. Он закрыл глаза и, сам того не ожидая, тут же уснул.
   А Шатун, так бесславно завершивший порученное ему дело и сбежавший от мести измученного им ангела, понял, что после возвращения в Поднебесье, он получит за подобный провал от Зямы большой нагоняй и стал размышлять, как загладить совершенную им провинность. Тут он вспомнил об отце Никодиме, о котором напрочь забыл, когда возился с ангелом. Ведь святейший тоже был возложен на него. Шатун на всех парах помчался назад по дороге, пройденной с Мико, предполагая, что Праведник где-то неподалеку и только чудом не нагнал их раньше. Так оно и оказалось. Отец Никодим спал своим праведным сном, уютно устроившись подле валуна и положив рядом с собой мешок с райскими причиндалами.
   "Ну и спасатель! - брезгливо поморщился Шатун. - Вот и дожидайся таких, безответственных! Да меня бы за подобное безобразие двадцать раз уже на болота бы сослали!" Тут он подумал, что болота ему, пожалуй, будут обеспечены за случай с медведем, в результате которого был упущен ангел. Бес засуетился. Надо было как-то выправлять положение.
   Поскольку Праведник пока что безмятежно спал и никаких препятствий в этот момент ему чинить не представлялось возможным, Шатун решил украсть у него мешок с райскими принадлежностями. Для святейшего на земле они являлись предметами первой необходимости, так как без них он уже мало чем отличался от простых смертных / разве что своей праведностью?/ и становился беспомощным, как грудной младенец. Как бы его самого после этого не пришлось спасать!
   Среди вещичек находился ускоритель движения - с его помощью можно было быстрее обычного передвигаться в пространстве. Он незаменим был при перемещениях на большие расстояния, например, из одного конца света в другой. Малые, правда, лучше было преодолевать обычным земным транспортом, так как существовала вероятность проскока места назначения.
   В мешке лежал также райский луч - небесное оружие, которым можно было усмирить, когда требовалось не только людей, но и всё чертово племя. Бесы боялись его, как огня, потому что этот луч не только расшвыривал их на необозримые расстояния от исходного места, но и от него, к тому же плавились рога и копыта, принимая уродливейшую форму, но совсем, почему-то никогда не отпадали. Приходилось потом всю жизнь припадать на обе ноги или ходить со сбитыми набок рогами. Правда райские милосердцы особо этим оружием не злоупотребляли и применяли его только в случае действительной необходимости. Но необходимость эта частенько возникала, так как поднебесовцы были народ неугомонный инередко сами лезли на рожон, за что и получали. Так что многие из них уже ходили с подпорченными физиономиями и имели шаткую походку. Но тут уж ничего не поделаешь, что заслужили, то и получили.
   В мешке был также заменитель пищи в виде небольших твердых шариков размером с горошину. Один такой шарик давал возможность обходиться без пищи целые сутки. Отец Никодим взял с собой целую пригоршню таких шариков на всякий случай. Мало ли куда попадешь, где нельзя будет раздобыть себе на пропитание.
   Находились в мешке и некоторые другие мелочи, необходимые райским посланцам для пребывания на земле и выполнения особых Божьих заданий. Вот такое драгоценное сокровище собирался утянуть злобный Шатун, но для начала он решил немного подстраховаться.
   Многие бесы, кстати, тоже имели крылья, но не в пример ангельским они были только черного или же серого цвета. Крылья эти были съемные, они рождались отдельно, появляясь на свет Божий вслед за приплодом как своего рода бесплатное приложение. Никто из чертей не понимал, почему оно так было и почему, собственно, сразу не рождаться чертовским младенцам крылатыми. Да и не ко всем новорожденным эти самые крылья прилагались, что тоже являлось загадкой природы. Крылья крепились к спине на специальные наросты, которые имелись у бесов, рожденных с крыльями и не доставляли в использовании никаких неудобств, как будто бы они из спины, собственно, и произрастали.
   У Шатуна крылья имелись, они были сложены вчетверо и висели у него на поясе под плащом. При Мико он, конечно, не мог их надеть, а вот сейчас они были как нельзя кстати.
   Достав и прикрепив крылья, Шатун осторожно по-пластунски, подобрался к бесценному мешку и, подтянув его к себе суковатой палкой, тут же взмахнул крылами и вместе с мешком взвился на недосягаемую для Праведника высоту. Да, к сожалению, к большому сожалению, Отец Никодим крыльями так и не обзавелся ни на земле, ни на небе. Но Шатун беспокоился зря. Святейших даже после всех его бесовских маневров так и не проснулся.
   Бесюга, крепко выругавшись, презрительно сплюнул сверху прямо Великому Праведнику на голову и умчался в горы искать тихое местечко, чтобы исследовать содержимое мешка. Найдя высоко в горах уединенную площадку среди камней, он приземлился и вытряхнул вещи наружу. Но повертев их и так и эдак, Шатун понял, что все эти предметы в его руках не более, чем бесполезный хлам. Он вспомнил, что воспользоваться ими не могли ни люди, ни бесы, а действовать они начинали только в руках небесных посланцев.
   Шатун с досады расшвырял противные предметы по сторонам и полетел наверх докладывать Черному Праведнику о проделанной работе, трепеща от страха перед неотвратимыми болотами.
  
   Глава 23. Смысл жизни или Жертва философии
  
   Красотка Фаина еле успела перевести дух после нашествия Федора и его супруги, как в дверь опять постучали. На этот раз стук был тихим и вкрадчивым. Фаина неохотно пошла открывать. За дверью стоял Шичка, доморощенный философ и, по мнению местных жителей, близкий к помешательству субъект. Целыми днями он занимался поиском смыла жизни, но за всё время не продвинулся в этих поисках ни на шаг.
   Шичка частенько наведывался к Фаине, проводил с ней время в разговорах на свою излюбленную тему: о смысле Бытия. Он даже платил красотке деньги как обычный посетитель за соответствующие профилю этого заведения услуги. Но за все время общения Шичка ни разу с Фаиной не переспал, по всей видимости, он не имел ввиду этого занятия даже в мыслях. Деньги же он платил за то, чтобы Фаина соизволила выслушать его философские бредни, так как никто в городе их слушать был уже ни в силах. Блудница же проявляла завидное терпение и даже кротость, так как это был единственный мужчина, жаждавший общения с ее никому не нужной душой, а не с бренным телом.
   Поэтому увидев за дверью Шичку, а не кого-нибудь еще, красотка несказанно обрадовалась. Философ являлся именно тем человеком, который больше всего ей сейчас был нужен. С ним она как раз и собиралась поговорить о своих честных намерениях, посоветоваться о том, как устроить свою дальнейшую жизнь, не опасаясь, естественно, никакого физического насилия с его стороны.
   Но с Шичкиной душой ночью тоже произошла перемена. Ни ангел, ни демон, правда в нее не влетали, но именно в эту ночь он нашел, наконец, то, что так долго искал: смысл жизни! И смысл этот представился ему в наслаждениях! Женщины, вино, отменные кушанья, красоты природы и искусства!.. Что еще нужно простому человеку в этой жизни, какой в ней еще смысл искать?!
   Удовлетворившись поисками, Шичка решил тут же, не откладывая дело в долгий ящик, испробовать найденную философию на деле. Для этого он и отправился с утра пораньше к Фаине, ибо ему не к кому было больше направляться.
   Он прихватил с собой бутылку неплохого вина, жареную курицу, купленную мимоходом в какой-то лавке, кулек со сладостями и букетик фиалок (как же - к женщине, да без цветов!) Именно в эту ночь он осознал тот нехитрый факт, что Фаина все-таки женщина. Раньше он об этом как-то не задумывался. Ко всему прочему прилагались еще и деньги, соответствующая сумма. (ну что вы, помилуйте, он же знает, куда идет!). В глубине души деньги Шичка считал основополагающим моментом в их встрече, так как на свое мужское обаяние и талант обольстителя он не надеялся совершенно и боялся, как бы, Фаина не отправила его восвояси, вместе с вином, курицей и цветами, так и не дав опробовать найденную философию на деле. Она иногда так поступала - выставляла его за дверь: если у нее было плохое настроение или, если, допустим, у него, у Шички, не было в этот момент денег. Но в данном случае он не хотел рисковать, так как исход дела имел чрезвычайно важное для него значение, поэтому он положил нужную купюру в самый ближайший карман, чтобы извлечь ее оттуда, когда понадобится - одним-единственным движением.
   Увидев обрадовавшуюся при его появлении Фаину, Шичка воспрянул духом и совсем уж было уверовал в успех задуманного мероприятия. ­
   Фаина широким жестом пригласила Шичку пройти в комнату. Тот торжествующим шагом победителя прошествовал вовнутрь и, водрузив на обеденный стол корзинку со снедью, волнующимся голосом произнес:
   - Дорогая! Как вы сегодня прекрасны! Припадая к алтарю вашей красоты я прошу принять от меня этот скромный букетик, а также мое неподдельное восхищение вашей свежестью, юностью и красотой!
   Он протянул красотке фиалки. Фаина взяла букетик и тут же, подойдя к зеркалу, приколола его себе в волоса. Ей приятно было принять цветы из рук этого чистого, не замутненного пошлыми мыслями человека.
   Шичка жестом пригласил ее к столу, доставая из корзинки продукты:
   - Сейчас мы с вами это дело отметим, - говорил Шичка, откупоривая вино, - только вот необходимы бокалы, во что налить.
   Фаина машинально поставила на стол бокалы. Шичка начал разливать вино:
   - Вот, дорогая, прошу вас, чем Бог послал, угощайтесь!
   - постой, постой! Вдруг встрепенулась хозяйка. - А что отметим-то? Для чего ты мне всё это принес? Мы вроде с тобой ни о чем таком не договаривались.
   Фаина пристально вгляделась в Шичку и только в этот момент заметила его горящие глаза и весь его взволнованно-растрепанный вид. Она растерялась.
   - Что случилось, Шичка, а? Что произошло? Говори, не пугай меня. Какой-то ты сегодня не такой.
   - Да вы не бойтесь, - успокоил ее философ, - я такой, как всегда есть. Но случиться - кое-что, конечно же, случилось, произойти - наконец-то произошло, - произнес он громким голосом.
   - Что произошло? - произнесла Фаина, едва дыша.
   - Я нашел его, - продолжал громыхать Шичка. -Я его так долго искал. Но, чудо свершилось и я обрел его.
   - Кого - его?
   - Смысл жизни!
   Собеседница облегченно вздохнула:
   - Что ж ты так меня напугал! Я думала, у тебя беда какая, али неприятность произошла, а ты мне туту голову морочишь, смысл жизни он, видите ли нашел!
   - Эх, дорогая! - обиженно воскликнул Шичка. - Ничего-то вы не понимаете! Для меня этот самый смысл жизни, может быть, дороже всех счастий и несчастий вместе взятых. Ведь я его полжизни искал!
   - Смысл жизни, смысл жизни, - пробормотала Фаина, можно и без всякого смысла жизнь прожить - и ничего!
   - Очень даже чего, - запротестовал Шичка. - Очень даже чего. Без смысла она, жизнь, ни во что покажется, бессмысленно, без вкуса пройдет. А со смыслом - совсем другое дело! Вот за это я и предлагаю бокалы сейчас поднять.
   - Ну если это для тебя так важно, тогда, конечно, я не против тебя поддержать, - сказала Фаина, поднимая бокал и пригубливая вино.
   Философ залпом выпил свой бокал и потянулся за куриной ножкой. Фаина, отпив глоточек, поставила вино на стол.
   - И в чем же он, этот самый смысл жизни для тебя заключается? - заинтересовалась она.
   - О, вот это вопрос по существу, - оживился Шичка, расправляясь с куриной ногой и наливая себе другой бокал. - Смысл жизни для меня теперь заключается в наслаждениях! Вот!!
   Фаина, сама того не ожидая, рассмеялась. Она не представляла, как можно было совместить Шичку с наслаждениями.
   - Я что-нибудь смешное сказал? - насторожился собеседник.
   - Да нет, это я так, от неожиданности, - посерьезнела Фаина, убирая улыбку с лица.
   - Так вот, - продолжал Шичка, - наслаждения теперь являются для меня смыслом жизни.
   - А какие, собственно, наслаждения ты имеешь ввиду? - вопросила красотка.
   - Ну...вино, прекрасные кушанья, красоты природы и искусства...женщины, наконец...
   После этих слов его слушательница не смогла больше сдерживать и захохотала диким хохотом:
   - Женщины! Ой, не могу, держите меня! Шичка и женщины! Ой, не могу, спасите, умираю! Ха-ха-ха!..
   Шичка взволнованно заходил по комнате:
   - Дорогая, если вы думаете, что поскольку я никогда не предлагал э т о г о вам, то я не способен на э т о вообще? Вы ошибаетесь. Я вполне способен, и я это вам сейчас докажу.
   Шичка одним махом снял жилет и судорожно начал расстегивать пуговицы на своей сорочке. Фаина прекратила смеяться и испуганным взглядом следила за Шичкиным раздеванием. Она не ожидала от него таких действий:
   - слушай, ты, Шичка, не надо, я тебе верю, прекрати раздеваться!
   - Верите? - Закричал Шичка. - Нет, вы мне не верите, вы только смеетесь надо мной. Но вы сейчас убедитесь, что я способен на всё, что я ни какой-то там зачуханный философ, но и мужчина к тому ж.
   Сдернув сорочку, мыслитель принялся расстегивать штаны. Они слетели от одного только Шичкиного прикосновения к ним, благо держались на одной только пуговице. Две прочих потерялись уже давно, а у Шички руки не доходили их пришить. Гордо переступив через лежащие на полу штаны и сверкая застиранными подштанниками, философ направился к Фаине.
   - Дорогая, я жду ответных действий с вашей стороны. Раздевайтесь.
   Фаина от ужаса и быстроты происходящего не знала, что сказать и только беззвучно разевала рот и делала в сторону Шички бессмысленные движения руками. В другое время она , может быть, и возрадовалась столь решительным действиям со стороны этого скромника, но сейчас это никоим образом не входило в ее планы.
   - Я вас понял, - с достоинством сказал кавалер, - я вам помогу.
   Он подошел к Фаине, взял ее на руки, отнес на постель и дрожащими руками начал стаскивать с нее туфли.
   - Шичка! - вдруг заорала Фаина благим матом. - после такого потрясения она, наконец, обрела дар речи. - Прекрати, не смей трогать меня!
   Она дотянулась до уже снятой обувки, вырвала туфли из рук Шички и стукнула его ими по голове.
   - Ну, знаете ли!.. - завопил Шичка, вскакивая с кровати. - Еще и деретесь! Честно говоря, никак не ожидал, никак не ожидал, знаете ли... За что?.. За что такая немилость?..
   - О, наконец-то догадался философ, - я вас вторично понял! Вы думаете, я так на дурачка пришел. Нет, дорогая, я вам заплатить за всё хотел. Я по честному, я ни какой-то там прощелыга, я порядочный человек.
   Шичка бросился к своему жилету, сунулся в карман, достал оттуда магическую купюру с заветными цифрами. Держа ее в вытянутой руке, он направился к Фаине:
   - Вот возьмите и оставьте ваши церемонии, мы ведь взрослые люди.
   Шичка положил купюру на тумбочку и снова присел на кровать, намереваясь продолжить начатое занятие. Теперь уже твердым, вполне законным движением, философ поднял у Фаины низ юбки и ухватился за чулок, намереваясь спустить его вниз.
   - Нет, не трогай меня, опять взвизгнула блудница, сбрасывая Шичкину руку со своей ноги. - Нет, нет, нет, никогда.
   - Но почему? - Шичка нервно вскочил на ноги. - Может, я опять что-то не так сделал?
   Он приложил палей ко лбу:
   - Я вас в третий раз понял! Нужно заплатить больше. Что ж, я согласен. Истина стоит дороже и я готов за нее пострадать.
   Шичка, не мешкая, полез в карман своей жилетки и, достав оттуда другую, точно такую же купюру, присоединил ее к уже лежавшей на тумбочке.
   - вот, дорогая, надеюсь, теперь-то вы не будете возражать? - он осторожно присел на край кровати.
   Фаина, наконец, обрела способность выражать свои мысли:
   - я никогда, слышишь, никогда не буду с тобой спать. И тебе придется проделывать свои опыты в другом месте.
   Шичка медленно поднялся с кровати:
   - Так, значит, вот оно в чем дело! А почему, позвольте спросить? Ах, можете не отвечать. Я вас понял, кажется в четвертый раз. Я не молод, неинтересен, некрасив. Я вам противен. Что ж, согласен. Но не думаю, чтобы все ваши посетители, которые сюда являлись до меня были непременно чем-то примечательны. Но вы же с ними спали! Отвечайте, спали же, когда они платили вам деньги?..
   Фаина не знала, что и сказать на подобные обличительные речи. Шичка продолжал неистовствовать:
   -Вы же спите с мужчинами только за деньги и вас их внешность не должна интересовать. Хорошо, я доплачу за свою неприглядность, за свою противность.
   Шичка порылся в карманах теперь уже своих брошенных посреди комнаты штанов и, нащупав последнюю из оставшихся купюр, вынул и поднес ее Фаине.
   - Возьмите, но больше у меня денег нет,- он потерянно опустился на кровать, закрыв голову руками.
   Фаина с грустью посмотрела на расстроенного философа. Ей было жаль его и в другое время она, пожалуй бы, без особых раздумий принесла бы себя в жертву философии, но сейчас она не могла это сделать ни за что на свете. Ангел чистоты сидел в ее душе и, соответственно ни о каких, подобного рода занятиях, она не могла даже помыслить.
   - Шичка, - тихим голосом произнесла Фаина, - я не буду спать с тобой ни за какие деньги.
   Тот поднял голову и пронзительным взглядом посмотрел на нее:
   - А вот теперь я вас совершенно не понял, дорогая. Объясните, пожалуйста, что все это значит.
   - Прошу, не обижайся на меня, - начала свои объяснения красотка, - но с сегодняшнего дня я больше не буду спать ни с одним мужчиной на свете, ни за деньги, ни за просто так.
   Шичка чуть не заплакал от подобного откровения:
   - Но почему? Почему именно сегодня, в тот момент, когда я, наконец-то, обрел смысл жизни? Что за несчастье?
   - Я не могу объяснить - почему, - сказала красотка, но с сегодняшнего утра мне почему-то глубоко опротивело это занятие и мне кажется, что я умру, если хоть один мужчина ко мне когда-нибудь прикоснется.
   Из Шичкиных глаз показались слезы:
   - Вот так всегда, знаете ли, у меня получается, невезучий я человек. Ну почему бы вам не принять свое решение завтра утром, почему именно сегодня, когда вы мне так необходимы?..
   - С таким же успехом почему бы тебе не найти свой смысл жизни вчера, когда я еще могла тебе помочь? - ответствовала Фаина.
   - и то верно, что туту возразишь? Значит, не судьба.
   Шичка начал облачаться в сорочку и жилет.
   - А деньги свои ты забери, - напомнила хозяйка. - мне они ни к чему. Философ молча сгреб купюры, засунул их в жилетный карман и, горестно светя подштанниками, направился к выходу.
   - Шичка! - крикнула ему вдогонку Фаина. - А штаны? Ты штаны забыл! Как же ты нагишом-то пойдешь?
   Мыслитель бросил взгляд на свои голые ноги, повернулся, безучастно добрел до своих, сиротливо лежащих посреди комнаты штанов, надел их и также безучастно скрылся за дверью.
   Фаина несколько мгновений сидела молча, приходила в себя после столь оригинального визита, потом принялась безудержно хохотать, утирая при этом слезы.
   - Ой, не могу! Ха-ха-ха! Дорогая, я нашел смысл жизни! Дорогая, я вас вторично понял!
   Все неумелые домогательства Шички ее тела встали у нее перед глазами. Тут она обратила внимание на оставленную на столе снедь. Фаина подбежала к двери:
   - Эй, Шичка! -крикнула она в коридор. - Ты провизию оставил! Вернись за курицей!
   Но философ не отозвался. Он был уже далеко.
  
  
   Глава 23/24/. Явление "инокини Анны" или Бегство из борделя в монастырь.
  
   После проводов Шички Фаина решила больше не рисковать своей женской честью - мало кто мог нагрянуть каждую минуту! Поэтому она спустилась вниз, к хозяйке заведения, сказалась больной и попросила весь сегодняшний день к ней никого не пускать. Потом поднялась в свою комнату, крепко заперла двери, легла на кровать и стала размышлять над своим положением: что ей делать и как жить дальше после принятого утром решения. Отвращение к ее блудному ремеслу, непонятно откуда взявшееся и спутавшее враз всю ее жизнь, не проходило, а, наоборот, усиливалось.
   Фаина не знала, что делать. Надо было уходить из этого заведения, но даже этого она не могла сделать так просто, потому что по разным причинам задолжала хозяйке приличную сумму денег. Сбережений и драгоценностей у не тоже никаких не водилось. И думать было нечего, что хозяйка вот так просто простити ей долг и отпустит с миром, поэтому Фаина решила просто-напросто сбежать от мадам Митье/ так звали владелицу борделя/ и от своей злополучной судьбы. Бежать она решила не позднее как сегодняшней ночью. Наскоро собрав свои нехитрые пожитки, Фаина с нетерпением стала ждать наступления темноты.
   А Чапа тем временем не дремала. Чернейший разрешил ей для спуска на землю воспользоваться бесовскими ступеньками; самолично открыл ржавым ключом тяжелую дверь и отдал распоряжение грузному чертиле, охранявшему вход, чтобы тот не замедлил впустить Чапу назад после ее возвращения.
   Быстренько уточнив местонахождение ангела Чистоты, а с ним и красотки Фаины, Чапа с каждым часом стала неумолимо приближаться к своей жертве. И вот, когда солнце уже коснулось земли, чертовка стояла перед самым входом в заветное заведение. Мгновенно преобразившись в кроткую монахиню, закутанную в черное, она поспешила вовнутрь. Представившись мадам митье инокиней Анной, дальней родственницей Фаины, она получила разрешение пройти к Фаине в комнату.
   Красотка вздрогнула от страха, когда в дверь опять постучали. Она думала теперь только о побеге и боялась, как бы кто не помешал осуществлению ее задумки. Слабым голосом прямо с кровати она спросила: "Кто там?" За дверью вкрадчивый женский голос произнес: "Это я, инокиня Анна, твоя дальняя родственница. Пришла по делам в город, да вот, заодно, решила навестить тебя, дочь моя".
   Фаина немало изумилась этому, еще более загадочному посещению. Она не помнила, чтобы среди ее родственников, и ближних и дальних, были какие-ибо инокини. Но красотка не стала особо размышлять над этим вопросом: раз такая почтенная женщина говорит, что она ее родственница, значит, так оно и есть, зачем ей ее обманывать?
   Девушка впустила гостью. Та прямо с порога принялась целовать и крестить бедное заблудшее дитя.
   - Дочь моя, доколе ты будешь пребывать в этом грязном позорном месте?
   - Ой-ё-ёй! - заохала она, оглядывая убогую комнату, - да разве ж можно так жить, грех-то какой энтим ремеслом заниматься, грех-то какой!
   Фаина сидела молча, потупив голову и кусая губы.
   - вить надо не только о теле своем заботиться, - продолжала наставница, - но и о душе подумать. Душа она тоже заботы требует.
   Тут Чапа вспомнила, что пришло самое время заглянуть в душу блудницы, чтобы убедиться в наличии там ангела. Она сфокусировала зрение и действительно увидела в душе красотки бледное и печальное создание. Ангелу в этом месте пребывания было явно не по себе, об этом можно было судить по его мрачному и унылому виду. Вокруг него лениво кружила змея. Но это уже была не змея Ненависти, как в душе палача, а змея сладострастия, судя по ее красно-оранжевой окраске. В верхнем углу на веточке сидел пестрый павлин. Его присутствие в душе символизировало страсть к нарядам и украшениям. В темных уголках поблескивали воробышки сребролюбия. Взгляд в душу длился не более одного мгновения, после этого наставница, принялась вновь костить Фаинино житье-бытье.
   - Денег много ли накопила с такой работы? Денег много ли собрала?.. А, молчишь! Потому что сказать нечего. Денег у тебя нет и никогда не будет, ремесло потому что неправедное. Оно как тебе деньги дает, так и забирает.
   - Матушка, что же мне теперь делать? - наконец решилась произнести Фаина. Глаза ее были наполнены слезами.
   - Уходить тебе надо отсюда, уходить. Вместе со мной, в монастырь Пресвятой Девы, грехи замаливать.
   - с сегодняшнего утра, атушка, мне это ремесло почему-то ужасно опротивело, я и сама думала куда-нибудь уйти, только вот не знала, куда.
   - Вот, вот, правильно говоришь, - закивала инокиня, в монастырь, в монастырь, тебе, голубка, надо.
   - Я согласна уйти в монастырь, матушка, только вот так просто меня хозяйка не отпустит, я ей очень много должна.
   Фаина назвала требуемую сумму. У Чапы не было такого количества зеных денег для выкупа Фаининой души с ангелом. Чернейший дал ей некоторую сумму, необходимую для мелких расходов, но он не одобрял расточительства, поэтому чертям на земле не приходилось особо вольготничать в смысле денег и надо было измысливать какие-то собственные способы их добычи.
   - А ты сбеги, дитятко, сбеги, - только и нашла что предложить инокиня. - В первую очередь - душу спасть надо, а потом уж и о бренном подумать.
   - Я уж подумала было сбежать, - сказала блудница.
   - Сбеги, дитятко, сбеги, а потом, когда оклемаешься маленько и вернешь хозяйке долг.
   Фаина призналась инокине, что у нее уже все готово к побегу и она только дожидается наступления глубокой ночи, чтобы можно было вылезти наружу через окно.
   И вот, наконец, далеко за полночь, когда бордельные девицы занялись своими еженощным обязанностями, а мадам Митье - присмотром за ними, Фаина и ее гостья приступили в осуществлению задуманного. Они связали веревку из двух разрезанных простыней. Один конец веревки прикрепили крепко-накрепко к спинке кровати, другой перебросили через подоконник.
   Первой стала спускаться Фаина. Ее спуск заметили с другой стороны улицы два подвыпивших мужика, возвращавшихся с вечерней попойки.
   - Ой, гляди-ко, красотка спускается, - радостно заметил один.
   - Правду говоришь, - подтвердил другой, - должно быть от кого-то сбегает. Пойдем, поможем ей.
   Мужики быстренько перебежали через улицу и, заглядывая Фаине снизу под юбки, приняли ее на свои руки и благополучно поставили на землю. В благодарность за это красотка влепила этим, невесть откуда взявшимся помощникам, две оглушительные пощечины. А спускавшаяся вслед за ней с быстротой молнии инокиня , двинула сверху одному из них тяжелым каблуком прямо в зубы, после чего незадачливые ухажеры, тихо охая, поспешили удалиться, проклиная всех женщин и зарекаясь больше помогать им.
   - Стерва, однако ж, ­- говорил, постанывая один. - Не зря ее муж бьет. А ты говоришь, красотка, красотка...
   - да я вон оттуда видел, что это ведьмы из окна лезут, а ты - пойдем, да пойдем, поможем им... Синяк, еще, небось на губе будет.
   - Видел ты, как же... Сам первый, как кобель, задрамши хвост к ним помчался.
   - Будет тебе, пропади они пропадом, чертовки этакие...
   Голоса обиженных мужиков стихли за углом.
   Инокиня же, схватив Фаину за руку, увлекла ее за собой в противоположную сторону, в тихую, темную, полную неизвестности ночь.
  
   Глава 24. Мнимый родственник или Продолжение земных подлянок
  
   Отец Никодим, очнувшийся в скором времени от сна, понял, что его обворовали: мешка, с такими нужными для него сейчас вещами, нигде не было. Святейший пришел в ужас. После подобного происшествия он не только не мог спасать ангелов, но и сам оказывался в незавидном положении. Хорошо еще, что на левой руке остался браслет со специальным устройством, с помощью которого осуществлялась связь с раем. Да на шее болтался ангелоискатель.
   Отец Никодим связался с небесной канцелярией, рассказал о происшедшем, попросил выяснить, кто его обокрал и можно ли вернуть украденные предметы. Оттуда посмотрели в зеркала, но ничего не увидели, так как в этом районе земли зеркала на запись поставлены не были, что было и к лучшему, так как праведник немало опозорился бы, если канцеляристы увидели, что проделал над ним мерзкий Шатун. Вещи святейшего с помощью зеркал всё-таки отыскали, они находились высоко в горах, там, где побросал их Шатун.
   Отец Никодим, проклиная всё на свете, стал карабкаться на скалы. На это ушло довольно много времени, но, наконец-то святейший был вознагражден за свои усилия. Первым делом он наткнулся на сам мешок, но тот оказался пустым. Недалеко от него валялась коробочка с шариками - заменителями пищи. Святейший, не евший уже с самого своего исхода из рая и чувствовавший давно невероятный голод, обрадовался этим шарикам безмерно. Открыв коробочку, он поспешно положил в рот сразу два шарика и замер от удовольствия, чувствуя, как всё его существо наполняется запахом и вкусом небывалых яств. Утолив таким образом голод, а заодно и жажду, отец Никодим занялся поиском остального. Всё свое имущество он в скором времени отыскал и благополучно поклал в мешок. Не нашелся только райский луч, так как злобный бесюга из-за особой нелюбви к данному предмету зашвырнул его прямо в бездонную пропасть. Но в пропасть отец Никодим лезть не собирался, это было свыше его праведных сил. Так что после всех, свалившихся на его голову напастей, святейшему пришлось еще остаться и безоружным, а это было не так уж и безопасно, учитывая подлый и беспокойный нрав земного народа, не говоря уже о поднебесном. Правда, из небесной канцелярии сообщили, что пришлют к нему на землю ангела для передачи другого райского луча, но пока этот ангел до него доберется, всякое ведь может произойти.
   Спустившись с гор и передохнув немного, отец Никодим стал уточнять местонахождение двух других, попавших в ловушки ангелов. Не долго думая, он отправился выручать ближайшего из них - ангела Чистоты, который находился в душе блудницы Фаины. Добравшись уже довольно затемно до искомого городка и дома, святейший в последний раз посмотрел на свой ангелоискатель. Но вопреки ожиданиям стрелка ангелоискателя показывала не на дом, в котором располагался бордель, а в сторону темного проулка.Да и вела она себя как-то странно, перескакивая попеременно с буквы "А" /ангел/ на букву "Д2 /демон/ и обратно. Святейший забеспокоился. Пожалуй, опять его опередили. Бесы, получается работали более организованно, чем райский посланец. Желая окончательно удостовериться в сем неприятном событии, отец Никодим поспешно вошел в бордель и, представившись очередным родственником блудницы/измыслить что-либо другое у него не было ни времени , ни фантазии/, взошел наверх, в его комнату. Дверь оказалась заперта и изнутри никто не отзывался. Святейший позвал хозяйку и та, отперев дверь своим ключом, подтвердила все его самые худшие предположения. Комната была пуста, ни самой Фаины, ни инокини Анны не было и в помине. А из распахнутого окна торчал обрывок простыни.
   - Сбежали!.. - прошептали в один голос мадам Митье и райский посланец.
   - Сбежала, курва!!.. - заорала во весь голос мадам, осознавая, что она враз лишилась всех тех денег, которые задолжала ей Фаина.
   Святейший потерянно смотрел на проявление ее горя. Его огорчение, однако ж, было не меньше.
   - Что ж такое, мил человек, делается? - завывала хозяйка. - она ж мне столько денег должна, и вот ни стыда нет, ни совести у человека: взяла и сбежала. Вот и доверяй таким, неблагодарным.
   - Ой, лихонько мое, лихонько мое, - продолжала причитать теловладелица. - Где ж ее, негодницу, теперь искать? А ведь какой овечкой прикидывалась, какой смирно, порядочной... Вот и доверяй таким!..
   Отец Никодим уныло побрел по коридору. Столько просчетов за короткое время. На ангелов грешил - вот и сам не лучше оказался. Кому он может теперь претензии предъявить? Как раз наоборот - ему предъявят! Да и Господь в долгу не останется: долго потом будет подтрунивать и изводить его. И что он может сказать в свое оправдание: мешок с вещами украли, двоих ангелов прямо из под носа увели. Надо было срочно что-то делать. Святейший быстрым шагом направился к выходу. А шедшую за ним и вопившую что было сил мадам вдруг осенила счастливая мысль.
   - Послушайте, мил человек! - вдруг обратилась она к отцу Никодиму. - Ведь вы же родственником Фаине приходитесь?
   Тот, не останавливаясь, кивнул.
   - Так и заплатите за нее, коли вы ее родственник, а то с кого же мне ее должок теперь взять? А потом по-свойски с ней и рассчитаетесь.
   Отец Никодим остановился и ошалело посмотрел на нее. До него разом дошел весь сказанного. Изо всех земных подлянок, которые ему довелось сегодня испытать, эта являлась одной из худших. Денег у него не было, лон совсем забыл про них, собираясь на землю. А в раю, как известно, они были без надобности.
   - Никакой я ей не родственник! - только и нашел что выкрикнуть святейший.
   - Ах, не родственник! Пуще прежнего заголосила вздорная баба. - Тогда кто ж ты такой будешь? А? Тоже мне, всякие проходимцы родственниками называются1 Ты, мил человек, плохо меня знаешь. Давай, плати за эту шлюху или не выйти тебе отседова!
   Такого позора святейшему никогда в жизни не доводилось испытывать. Не помня себя от унижения и страха отец Никодим прыжком добрался до дери, рывком распахнул ее и выскочил на улицу.
   - Люди! - запричитала мадам. - Помогите! Грабят!
   Проститутки и их клиенты, давно уже слышавшие вопли хозяйки, но до поры до времени не выходившие из своих укрытий, поспешили теперь к ней на помощь. Полуодетые, закутанные в застиранные простыни, они выглядели как испуганные привидения, застигнутые врасплох дневным светилом.
   До святейшего дошло, что промедление смерти подобно. Трясущимися руками он раскрыл мешок, вынул оттуда ускоритель движения, не глядя нажал на первую попавшуюся кнопку и в то же мгновение оказался за многи е мили от злополучного борделя.
   А злая тетка, выбежав на улицу и обнаружив вместо мнимого родственника только столб пыли, завопила пуще прежнего
   - Прохиндей! Проходимец! Жулик! - кричала она в темноту. - Думаете, управы на вас нету? Я на вас управу найду!
   Но ее вопли распугали только уличных собак. Отец Никодим ее уже не слышал.
  
  
   Глава 25. Поединок со львом или Всенощное бдение
  
   Избавившись таким образом от преследований бабы-злодейки, святейший, тем не менее, попал в еще худшую переделку. В спешке он нажал не на ту кнопку и очутился не знамо где. Но это только в первое мгновение он не понял, куда попал. В следующий миг он это отчетливо понял.
   Он находился в огромной каменной пещере, которая являлась жилищем не менее огромного песчаного льва. Лев мирно дремал на своем каменном ложе, дожидаясь ночной охоты, но внезапное появление человека вывело его из равновесия.
   Хищник приподнялся на двух лапах и угрюмо рыкнул. Отец Никодим от неожиданности и страха выронил из рук ускоритель, который тут же закатился под лапы льву. Святейший попятился назад. Взгляд его заметался по отвесным гладким стенам в поисках спасения. Сзади, за его спиной на стене имелась небольшая приступочка, недосягаемая для зверя. Впрочем, для святейшего она тоже была недосягаемой.
   Но после того, как хищник,. Рыкнув еще раз и встав на все четыре ноги, приготовился к решающему броску, дабы растерзать непрошеного гостя, отцу Никодиму каким-то чудесным образом удалось-таки на эту приступочку взойти. Лев вне себя от ярости, с налитыми кровью глазами, заметался внизу. Праведник же, стоя на приступочке одной ногой (другую пришлось поджать, так как она не помещалась) только повторял про себя: "Господи, Отец Небесный! И за что ты прогневался на меня, грешного, за что наказал!" Обращаться за помощью в небесную канцелярию отец Никодим не посмел, настолько смешным выглядело его теперешнее положение. Засмеют, пожалуй, а в итоге сочтут никуда негодной личностью. О своей безопасности не может позаботиться, какого-то песчаного льва испугался! Их бы на эту стенку, да без всякого оружия, поняли бы тогда, почем фунт лиха!
   Распластавшись по стене и боясь пошевелиться, Праведник стал терпеливо ждать, когда лев, насладившись зрелищем его позора, уйдет по своим делам. Но лев уходить не спешил. Наверное, он твердо решил разделаться с пришельцем, посмешим объявиться в его жилище. Так и прокараулили они друг друга всю ночь.
   Под утро перед отцом Никодимом прямо из стены появился ангел, доставивший ему райский луч. Увидев Великого Праведника в столь несоответствующей его возрасту и сану позе, ангел радостно хохотнул. Но, передав святейшему грозное оружие, тут же упорхнул, опасаясь великого праведного гнева.
   Праведник вздохнул с облегчением. Наконец-то, его муки закончились и он разделается в конце концов с этим проклятым львом. Направив луч на ничего не подозревающего хищника, святейший с превеликим наслаждением нажал на кнопку. Лев, перекувырнувшись два раза в воздухе, вылетел из пещеры и исчез в неизвестном направлении. Райский луч швырял на расстояние не менее двух миль и пока лев бы стал добираться назад до своего логова, отец Никодим надеялся убраться из этой пещеры подобру-поздорову. Убивать хищника насмерть он не хотел, несмотря на то, что зверюга промучил его всю ночь. Святейший все-таки должен был блюсти свою святость и проявлять посильное милосердие и к людям, и к зверям.
   Спустившись, наконец-то, со спасительной приступочки на просторный каменный пол, отец Никодим размял затекшие руки и ноги. О, как приятно в конце концов обрести свободу - свободу телодвижений! Придя в себя после столь отменного стеностояния, святейший поспешил вновь завладеть своим ускорителем, который лежал посреди пещеры. На нем остались глубокие вмятины от львиных когтей и зубов: зверь от нечего делать, забавлялся этим предметом, пока караулил святейшего. Но устройство ускорителя не пострадало от таких варварских действий.
   Отец Никодим с благоговением сдул песок со священного предмета, и, нажав на кнопку, теперь уже на какую надо и в точности так, как положено по райским инструкциям, взвился в воздух и пропал из пещеры, надеясь уже никогда за всё свое праведное бессмертие не попадать в подобные места.
  
   Глава 26. Ночная пирушка или Избиение прелюбодеев.
  
   Благополучно вырвав Фаину из лап мадам Митье, Чапа намеревалась устроить ей в ближайшее время не менее развеселую жизнь. Первым делом нужно было подвергнуть унижению и позору сидевшего в душе Фаины ангела Чистоты. Для этого следовало сделать так, чтобы Фаина, несмотря на наличие в своей душе небесного создания, все-таки согрешила бы, и, таким образом, покрыла бы несмываемым пятном позора ангельское величие. Вероятно, что ангелу после этого грозило бы одно из самых ужасных наказаний: изгнание из рая.
   Здесь же, в этом же городке у Чапы была знакомая ведьмачка Вера. Вместе с Верой жил ее супруг - ведьмак Гоша. Вот к ним-то и направила свои стопы Чапа под предлогом необходимого сейчас ночлега. Дело, конечно, было не в ночлеге или не только в нем. Чапа намеревалась отвести Фаину к Вере из-за Гоши. Дело в том, что этот самый Гоша являлся отъявленным блудодеем и любую, сколь-нибудь приглядную особу женского пола , попавшую в поле зрения, не оставлял без внимания. Вера на это смотрела сквозь пальцы, впрочем, у нее имелось множество других, более интересных занятий, чем ревнование Гоши, кроме того, у нее тоже водились ухажеры. Так что Гошины развлечения его супргой практически не ограничивались и он не знал в этом никакого удержу. Если только сами объекты его мимолетных страстей не сдерживали его оплеухами, пощечинами, криками и тому подобными действиями сопротивления. Но сластолюбец в некоторых случаях, особенно когда знал, что останется безнаказанным, способен был совершить насилие. На это и рассчитывала Чапа, ведя туда свою жертву.
   Дом ведьмачки находился не так далеко от борделя. Чапа решила сначала войти в дом одна, дабы ввести ничего не подозревавшую Веру в курс дела и заручиться ее поддержкой.
   Вера сильно обрадовалась появлению Чапы, она уже давно не видела своей небесной подруги, не знала свежих поднебесных новостей. Конечно же, она согласилась на Чапино предложение. Гошу тоже посвятили в происходящее, и он возликовал в предвкушении упоительной ночи.
   Фаина, переохладившаяся на свежем ночном воздухе и умиравшая от страха и неизвестности в этом безлюдном уголке, обрадовалась, когда инокиня вернулась и повела ее в теплый уютный дом.
   Но перед тем, как лечь спать, Вера решила угостить своих гостей хорошим ужином, а заодно за этой трапезой подпоить Фаину вином, чтобы та не смогла оказать Гоше сопротивления
   Ужин затянулся надолго. Бесовки любили выпить, как следует поесть и поболтать, а ничего этого Чапе уже давно не удавлось при постоянном контроле со стороны Черного Праведника. Поэтому в доме у Веры Чапа, наконец-то, получила возможность отвести душу. Фаина была изумлена подорбным винолюбием и чревоугодием своей дальней родственницы, монахини к тому ж. Но та ее успокоила, сказав, чтов монастыре они часто этим баловались, это их единственное, можно сказать, развлечение в их трудной монашьей жизни.
   Фаине тоже предложили выпить бокал вина, чтобы ей лучше спалось в эту решающую для ее жизни ночь. Вино красотке чертовки налили наикрепчайшего и проследили, чтобы та выпила бокал до дна. Фаина и раньше употребляла веселящие напитки, правда самые легкие и в умеренных количествах, поэтому она не усмотрела в этом предложении никакого подвоха. Закусив отменной телятиной, она развесилилась. Впрочем, всё не так уж и плохо, она благополучно ускользнула от своей хозяйки, из этого неприличного заведения, сейчас вступает в новую жизнь, почему за это и не выпить? Ей тут же налили второй бокал и, девица, весело хохоча, осушила его.
   Гоша, за всё это время не сводил с блудницы жгучих глаз, представляя, как он в скором времени будет обладать ею. Но он тоже любил и поесть и выпить, поэтому решил не отставать в этом деле от своих сообщниц.
   После распития еще нескольких бокалов, Фаина уже вовсю строила Гоше глазки, находя его весьма привлекательным. Вино, к сожалению, ослабляло действие ангельских эманаций. Чертовки, наблюдая из своего угла за преображением Фаины, покатывались со смеху, представляя себе, каково сейчас ангелу Чистоты в ее душе. Они то и дело фокусировали зрение, чтобы посмотреть, как там белокрылому живется. Ангел же был ни жив, ни мертв от свалившихся на него в таком количестве ядовитых испарений. Да и змея сладострастия от вина набирала силу, ощущая себя в этом месте полной хозяйкой и намереваясь вот-вот вплотную приступить к выяснению отношений с незваным гостем.
   В скором времени Гоша решился уже вплотную подсесть к Фаине, на что та изъявила полное согласие. И пока Вера и Чапа шептались в укромном углу о своем, вспоминая былое, Гоша перешел отчасти к делу покорения красотки, говоря ей на ухо всякие сальности и хватая за столом за все места, на что та отвечала зазывными похохатываниями и томными взорами.
   Прияная для всех, за исключением ангела, пирушка, затянулась до утра. Чапа и Вера спохватились, когда за окном стало светать. Они попросили Гошу отвести Фаину в приготовленную для нее комнату. Обняв уже едва соображавшую блудницу за талию, сластолюбец повел ее наверх в свою спальню. Чертовки же остались внизу ждать скорого ангельского позора и падения.
   Уложив красотку на кровать, Гоша начал судорожно стаскивать с себя штаны, дабы побыстрее приступить к своему излюбленному занятию.
   Но исполнению его сокровенного желания помешало в этот момент появление Великого Праведника. На этот раз он не промахнулся и попал тоно в цель - к ложу пьяной красотки.
   Увидев бесюгу, собравшегося совершить срамное дело, отец Никодим цыкнул на него со страшной силой. Гоша был не дурак и сразу понял кто это и откуда. Не помня себя от страха, он, опустившись на карачки, быстро заполз под кровать.
   Решив, что Гоша его делу не помеха, святейший подошел к блуднице, взял ее на руки, приподнял насколько смог и так сильно швырнул ее обратно на ложе, что она тут же лишилась последних чувств, какие у нее еще имелись. Ножки у кровати подломились, кровать рухнула, придавив всей своей тяжестью Гошу, лежавшему под ней. Тот глухо застонал.
   Но пленный ангел получил таким образом, свободу. Еле живой от свалившихся на него безобразий, он радостно вылетел наружу и затрепетал перед святейшим, выражая всем своим видом неописуемый восторг в благодарность за столь своевременное спасение.
   - Ну будет тебе, будет, - отмахнулся отец Никодим, - лети наверх, лети, намаялся небось.
   Ангел, радостный улетел. А отец Никодим, бросив на Фаину полный презрения и брезгливости взгляд и проговорив только одно слово: "Срамота!", исчез вслед за ангелом также скоро, как и появился.
   Несчастный же Гоша, после ухода Великого Праведника кое-как вылезший из-под кровати, получил теперь за все свои муки полное вознаграждение. Он в исступлении набросился на лежавшую перед ним Фаину и начал утолять свою страсть еще до того, как она пришла в сознание. Очнувшаяся через некоторе время блудница с неменьшим пылом присоединилась к нему, благо нкито ей теперь не мешал.
   Две чертовки долго прождали своего сообщника, припозднившегося с радостными вестями, но он так и не удостоил их вниманием. Заподозрив неладное, они на цыпочках подкрались к заветной комнате и заглянули вовнутрь. Гоша и красотка продолжали душить друг друга в самых жарких объятиях. Однако это было уже слишком! Вера, подойдя сзади, треснула забывшего про всё на свете супруга скалкой. Тот, взвыв от боли, свалился с кровати на пол. Этой же скалкой ведьмачка огрела и Фаингу. Подошедшая следом Чапа сфокусировала зрение на Фаининой душе, дабы убедиться, что дело сделано и ангел повержен, но обнаружила, что никакого ангела там нет и в помине.
   - Где он? - накинулась Чапа на перепуганного Гошу.
   - Кто - он? - тот от перенесенной боли и страха ничего не соображал.
   - Как это - кто? - возмутилась Вера. - Ангел!
   - Ах, ангел, - Гоша, наконец, вспомнил, зачем его, собственно, сюда послали. - За ним приходили.
   - Кто приходил? Откуда? - попыталась узнать истину посланница.
   - Оттуда!.. -только и мог сказать перепуганный сластолюбец, указывая пальцем в небо.
   - Надеюсь, ты успел подвергнуть его позору? - вмешалась Вера.
   Гоша понуро покачал головой.
   - Так почему же ты сразу нам ничего не сказал, изменник проклятый?! - взвыла супруга. В ней неожиданно проснулась ревность от увиденной только что любовной сцены. С ней Гоша никогда так страстно не забавлялся.
   - Некогда было, - только и нашелся что ответить сладострастник.
   - Ах, некогда! - заревела ведьмачка. - Некогда, говоришь, было?!
   На Гошу посыпался град немыслимых ударов. Заодно досталось и блуднице. Фаина, мигом после этого очнувшаяся от Гошиных лобзаний и от выпитого вина, схватила свои одежды в охапку и пулей вылетела из столь нелюбезного дома. Она решила лучше вернуться к мадам митье, чем еще раз переживать подобное безобразие. Мадам, по крайней мере, ее скалкой не била.
   Чапа же, наблюдавшая за избиением прелюбодеев, после бегства Фаины решила, что ей тут тоже, собственно больше делать нечего. Даже не попрощавшись с Верой, которая продолжала упоенно колотить свою вторую половину, Чапа тихо вышла из дома. Она только что вспомнила, что для помощи ангелам из рая был послан наземлю Великий праведник. И как она могла о нем забыть! Это он приходил за ангелом и спас его в последнее мгновение от ниминуемого позора. Блестящая затея рухнула, так и не свершившись.
   Проклиная всё на свете, ведьма потащилась к небесным ступенькам, взошла наверх и с тяжелым сердцем постучала в тяжелую дверь. Она понимала, что за такой провал чернейший ее по головке не погладит.
  
   Глава 27. Голод - не тетка, или Ночлег в "теткином" доме или Финита ля комедия.
  
   Мунька, избавившись, наконец-то, от ворованных денег, обрел душевный покой. Да, вот теперь у него начнется новая жизнь, он станет честным человеком, не будет прятаться от порядочных людей по чердакам и подвалам, сможет смело взглянуть в глаза любому: вот он я весь и ничего за душой темного и подлого не имею.
   Весело и вольготно ходил в этот день Мунька по улицам родного города. Смело и открыто смотрел в глаза встречным прохожим, улыбался и даже подмигивал самым, на его взгляд, симпатичным из них. Посмеялся над упавшим пьяным, помог подслеповатой бабуле перейти улицу, утешил плачущего мальчика, который заждался у магазина свою мамашу. День был приятный во всех отношениях, давно уже у Муньки не было такого дня.
   Да, всё бы это было ничего, но к вечеру Муньке захотелось есть. Сначала он отогнал мысль о еде, как несуразную, не вписывающуюся в его новое душевное состояние. Некоторое время после этого его удалось побыть в хорошем расположении духа. Но вскоре желудок напомнил о себе страшным урчанием и есть захотелось нестерпимо. Мунька присел на уличную скамейку. Он в первый раз за весь день задумался о том, где раздобыть себе еды: в кармане у него не имелось ни гроша. Пожалуй, это он поспешил с избавлением от кошелька. Ну и что, что кошелек ворованный. Что сделано, то сделано, украл-то он его до того, как решил вести честную жизнь. Мог бы и оставить себе эти деньги на первое время, пока всё образуется, пока он найдет себе работу. А теперь вот - что делать? Хоть иди опять воруй. Воровать - это, конечно, не выход. Мунька отмел эту мысль, как совершенно неприемлемую для него. Но что делать в его теперешнем положении и состоянии он не имел понятия.
   На скамейку к Муньке подсел какой-то человек. Некоторое время он сидел молча, но потом, подобравшись поближе, произнес:
   - Что, пацан, жрать охота?
   Мунька, оторвавшись от своих невеселых раздумий, машинально кивнул. Незнакомец вынул из кармана куртки яблоко и протянул его Муньке:
   - На, едай!
   Воришка схватил яблоко и почти мгновенно расправился с ним.
   Незнакомец расхохотался:
   - О, да ты , видать, сильно голодный и одним яблоком тебя не накормишь1 Что случилось, пацан, выкладывай? Что произошло в твоей жизни? Мне ты можешь всё рассказать, может и помогу тебе в чем-либо.
   У мальчугана от съеденного яблока голод разыгрался еще пуще прежнего, но он нашел в себе силы успокоиться и рассмотреть сидящего рядом с ним человека. Незнакомец был в темных очках, поэтому Мунька не смог толком рассмотреть его лицо. Его интересовало только одно, как этот, совершенно незнакомый человек мог определить, что он, Мунька, голоден. С этим вопросом он и обратился к собеседнику.
   -Как определил, говоришь? - человек опять развеселился. - а что тут определять? Глаза безумные, выпученные, лицо бледное, а рукой за живот держишься...Тут и определять нечего, всё и так видно.
   Да, конечно, незнакомец был прав: вид у Муньки был самый что ни на и есть достоверный и с головой выдавал его желание поесть.
   - Так что же всё-таки случилось, малыш? - мужчина опять приступил к воришке с расспросами.
   - Дело в том, что я сегодня утром выбросил кошелек, а денег себе на жизнь не оставил, - не подумав выпалил мальчуган.
   - как это - выбросил? - изумился человек. - Ничего себе, делишки! У человека денег нет, голодный ходит, а еще кошельки выбрасывает! Бьюсь об заклад, что ты пошутил! Это у тебя, наверное, от голодухи ум за разум заходит.
   Мунька поспешил согласиться с такой версией. Как можно было объяснить нормальному человеку то, что он сделал со своим кошельком?
   - Пойдем-ка я тебя сначала покормлю, - предложил новоявленный благодетель, а потом погорим с тобой о твоей житухе.
   Незнакомец повел Муньку в ближайшую закусочную.
   Человек этот был никто иной, как Чап, сошедший из Поднебесья. Черный Праведник, как известно, отправил его заниматься Мунькой, а точнее ангелом Честности, сидевшим в Мунькиной душе. При фокусировке, которую Чап провел, ведя Муньку в закусочную, он убедился, что ангел сидит-таки в Мунькиной душе. Всяких там разных змей и прочей живности в душе у Муньки пока что не водилось, а вот грязи и мусора было предостаточно. Ангел сидел на куче какой-то пакостной мерзости и зажимал нос от нестерпимой вони, разносившейся вокруг. "Сейчас я тебе добавлю благовоний, - мысленно пообещал несчастно бес, - совсем голову потеряешь!". Поэтому, чтобы окончательно свести ангела с ума, Чап купил Муньке в придачу к миске супа и бараньим котлетам две огромные кружки пива. В эти кружки он незаметно плеснул водки, так что от подобного напитка пацан должен был изрядно окосеть, а ангелу от спиртного добавились бы новые мучения.
   Мунька пиво любил, несмотря на свой возраст, спиртные напитки в своем беспризорье он опробовал очень давно, правда, особо ими не увлекался, но для пива делал исключение. Поэтому увидев перед собою целых две кружки своего любимого напитка, Мунька не задумываясь залпом осушил одну из них и только после этого принялся за суп и котлеты. Проглотив в быстром темпе еду, Мунька столь же быстро запил ее второй кружкой.
   - Что, малыш, наелся? - поинтересовался благодетель.
   - Пока что да, - пацан хлопнул себе по пузу. - Уф, хорошо! Спасибо вам большое!
   - Пойдем на улицу, на прежнюю скамейку, там и поговорим обо всем, - предложил незнакомец.
   Они вышли на улицу. На скамейке Муньку развезло. Он признался мужчине, что он воришка, но с сегодняшнего утра решил начать новую честную жизнь. Поэтому ему и пришлось заниматься возвращением ворованного кошелька. Сколько неприятных приключений с ним из-за этого произошло и как потом пришлось этот кошелек просто-напросто выбросить.
   Незнакомец слушал и понимающе кивал. В отдельные моменты Мунькиного рассказа он звучно похохатывал и потирал руки. Мунька только не замечал, что оживлялся и хохотал его слушатель вовсе не в тех местах, где следовало, а там, где это совсем вроде было и не к чему.
   Человек же смеялся вовсе не над Мунькиными приключениями, сфокусировав зрение на Мунькиной душе, Чап покатывался со смеху над ангелом, который после принятия мальчуганом спиртного напитка, в особенности такой адской смеси, как пиво с водкой, корчился теперь там внутри в страшных муках, содрогаясь от такой гадости. Чап даже видел две слезы, блеснувшие в прекрасных ангельских очах. Это развеселило Чапа пуще прежнего. Он вскочил со своего места и заходил вокруг скамейки, громко напевая какой-то победный бесовский марш.
   - Тра-лям-лю-лю! Тра-лям-лю-лю! Я вижу сон, но я не сплю!
   Мунька на мгновение прозрел и с изумлением уставился на незнакомца:
   - Что с вами, дяденька? Что вы такое поете?
   - Всё в порядке, малыш! Всё в полном порядке! - Заверил Муньку его благодетель. - Просто я слушая тебя, тоже вспомнил молодость, вспомнил, как мы шалили с пацанами, обворовали как-то из озорства соседский дом. Правда потом всё вернули.
   -А-а! - протянул Мунька, зачарованно следя за незнакомцем. - Понятно...
   - слушай, дружок! - вдруг сказал тот. - а ты не мог бы продемонстрировать мне сейчас что-нибудь из своего воровского искусства, ну как ты это делаешь, например, как воруешь? Мне очень хотелось бы посмотреть.
   - как я это делаю, - тихо произнес мальчуган. - Я, конечно, могу показать, но ведь я решил с сегодняшнего дня больше этого не делать. Я же решил теперь раз и навсегда стать честным человеком.
   - Зачем тебе, малыш, становиться честным человеком? Вот глупость какую, право, ты придумал! Разве можно быть честным среди воров? Ведь по сути среди людей - все воры: кто-нибудь когда-нибудь у кого-нибудь что-нибудь да украл! Или не так, скажешь? Или это неправда? Правда только в том, что не все занимаются этим профессионально, как ты, например. И еще правда в том, что они не пойманы за этим своим постыдны занятием, поэтому и могут корчить из себя честных людей. Я-то знаю и вижу, что, может быть, честнее всех этих "честных" людей будешь, хоть ты и вор!
   - Откуда вам это знать, дяденька! - изумился Мунька. - Вы что, в душу ко мне заглядывали?..
   "В душу как раз тебе я и заглядывал! - с досадой подумал Чап. -Не такой уж ты пропащий будешь! Только вот мусор выгрести..."
   - Я-то знаю, - сказал незнакомец вслух. - У меня опыт большой по внешности людскую сущность определять. Ну так своруешь что-нибудь, чтобы показать, какой ты профессионал?
   - Так-то оно так, - задумался Мунька, только не хотелось бы мне всё-таки всё это продолжать. Я же решил больше этого не делать.
   - Вот заладил, как ненормальный, прям: честным человеком, честным человеком.
   "Чтоб тебя, - выругался про себя Чап, - наверное, мало выпил, если еще честным человеком желает быть. Надо бы еще подпоить, тогда, наверняка уж согласиться что-нибудь украсть".
   - Ладно, малыш. Если не хочешь больше воровать - не надо. А сейчас не желаешь ли ты еще немного перекусить да пивком побаловаться?
   Мунька давно уже желал, так как съеденной еды явно не хватало для утоления разыгравшегося аппетита, и они с незнакомцем опять перебрались в закусочную. Чап не поскупился на этот раз на целых три кружки с пивом, приправленным огненным зельем и две порции котлет. Мунька ел в этот раз гораздо медленнее, чем в первый заход, но всё-таки осилил всё, что ему было предложено.
   - Ну, теперь, надеюсь, ты насытился?
   - Уф, насытился, под самую завязку, - Мунька провел пальцем по горлу. - Спасибо вам еще раз, дяденька. Только вот не пойму: вы меня всё кормите и кормите, угощаете и угощаете и всё забесплатно. А я вам - совершенно посторонний человек. Скажите, как мне с вами рассчитаться, может и я смогу что-то для вас сделать?
   - А, пустяки, ответствовал незнакомец, - ничего мне не надо, святое дело - покормить голодного человека. Правда, мне хотелось одного - посмотреть, как ты воруешь, любопытства ради. Но ты же не можешь, не хочешь, раз завязал, то тогда - что ж...
   - Пустяки! - раздухарился вдруг Мунька. - Сейчас завязал, через час - развязал! Ради вас, дяденька, я готов сделать такую малость.
   - ну если так, тогда пошли! - мужчина вывел пошатывающегося Муньку на улицу.
   - Что вы хотите, чтоб я украл? - поинтересовался воришка.
   - Здесь, неподалеку, - сообщил благодетель, - на соседней улице, в большом каменном доме с садом живет моя старая тетушка. Я бы хотел, чтобы ты украл у нее коробочку с драгоценностями, которую она хранит в ящике письменного стола. Коробочку отдашь мне, а я завтра незаметно подложу ее старухе. Старуха рано ложится спать, а почти вся прислуга после этого расходится по домам, так что ты почти ничем не рискуешь.
   - Хорошо, дяденька, - согласился Мунька и незнакомец повел его по улице.
   Уже порядком стемнело и Мунька, совершенно окосевший с трудом различал попадавшиеся ему навстречу дома, деревья и одиноких прохожих. Тогда он целиком положился в деле передвижения на своего поводыря. А тот уверенно вел его к нужному месту.
   - Вот этот дом, - шепотом произнес незнакомец. Действительно, перед Мунькой возник большой серый дом, окруженный роскошным садом.
   - Вон, в то окно надо влезть, - мужчина указал на третье окно слева. Оно отсвечивало могильным мраком. Стол стоит прямо у окна. Драгоценности - в верхнем ящике. Ящик - не заперт. Окно тоже не закрыто, старуха летом окон не закрывает
   - Хорошо, я всё сделаю как вы сказали, - пообещал воришка, - только помогите мне, дяденька, через забор перелезть, сам я, пожалуй, уже не перелезу. Уж больно пиво было крепкое.
   Чап помог Муньке перелезть через забор и тот, пошатываясь и спотыкаясь побрел к намеченному окну. "как бы окна не перепутал, - подумалось вдруг Чапу, - а то заберется к старухе в комнату, наделает переполоху". Старуха эта - старая земная ведьма, была давней приятельницей Чапа, он частенько заходил к ней, когда бывал на земле.
   Мунька окна не перепутал, благополучно дошел до нужного окна, раскрыл его, взобрался на подоконник, перевалил через него и скрылся в темной комнате. Чап же начал радостно ходить вокруг забора, потирая руки и похохатывая, представляя, как сейчас свершится одно из самых черных дел - падение ангела. Поэтому Чап с величайшим нетерпением ждал, когда из окна появится Мунька с заветной коробочкой в руках.
   Но Мунька всё не появлялся. Прождав воришку битый час, Чап забеспокоился. Окно всё также было открыто, в доме царила тишина. Что же такое могло произойти? Не имея больше сил на ожидание, бес решил собственноручно посмотреть, в чем же там было дело. Перепрыгнув через забор, он подобрался к окну.
   - Эй, малыш, - шепнул он в темноту, - где ты? Что случилось? Выходи скорей!
   Изнутри донеслось какое странное сопение.
   - Пацан, ты слышишь меня? - чуть громче произнес Чап. - куда ты пропал? Выходи!
   Но опять никто не отозвался, только посапывание усилилось, превращаясь в нечто, весьма похожее на храп. Чап перемахнул через подоконник в комнату и, сделав внутри несколько шагов, наконец-то всё понял: прямо перед ним на полу возле дивана лежал спящий Мунька. Несколько кружек пива, разбавленные водкой, сделали свое дело: воришка просто-напросто свалился и уснул. Чап с досады заскрежетал зубами: он, конечно, переборщил с этим пивом. Напоить парнишку надо было, но не до такой степени. Хорошо начатое дело грозило провалиться.
   Чап попробовал разбудить Муньку. Но всё было тщетным: мальчишка не подавал никаких признаков жизни, кроме сопения и храпа. Поняв, что разбудить пацана не удастся, Чап присел на диван и стал ожидать естественного Мунькиного пробуждения, надеясь после этого хоть как-то исправить свой просчет.
   Под утро перед Чапом в проеме двери появилась полусонная старуха с колотушкой в руках. Ее разбудил безудержный Мунькин храп и она решила посмотреть, кто это так сладко почивает в соседней комнате. Спросонья она не узнала Чапа и с криками: "Вор! Разбойник! Держи его! Держи!" набросилась на него с колотушкой.
   - Ты что дерешься, старуха, или не узнала меня, это я, Чап!" - завопил наблюдатель.
   Старуха вгляделась в непрошеного гостя:
   - Ить и вправду - Чап! Когда же ты зашел, я тебя не видела?
   - Да вот зашел ночью через окно, не стал тебя будить.
   - А кто это тут так страшно храпит? Как ведьмедь, прям! Разбудил меня в такую рань. Я б, может, еще поспала...
   - Это мальчишка мой, мальчуган, -ответствовал Чап, выпил немного, вот и расхрапелся.
   - Мальчуган...Старуха раскрыла рот от изумления, - разве мальчишки так храпят?
   - Другие, может и не храпят, а вот этот храпит, чтоб его...
   Старуха, наконец, разглядела лежащего у ее ног Муньку, храпевшего что было сил:
   - Ить и вправду, мальчишка, да какой храпун! Ить сколько ж сил надо, чтобы так храпеть?..
   "На что не надо - у него силы есть, а вот на что надо - не оказалось, чтоб тебе пропасть..." - с раздражение подумал Чап.
   - Ну я пойду еще посплю, чтой-то меня в сон клонит, - сказала старая ведьма, а ты попом, попозже зайдешь ко мне. - Ладно, - пообещал Чап. Старуха скрылась за дверью.
   Но Чапу не суждено было дождаться пробуждения Муньки. Через несколько минут в комнате объявился отец Никодим. Благополучно освободив ангела Чистоты из души блудницы, святейший поспешил на выручку к ангелу Честности.
   Увидев спящего пьяного Муньку и караулившего его мелкого беса, Великий Праведник пришел в неистовство. Он достал райский луч и с его помощью тут же зашвырнул Чапа в неведомые дали. Бес даже и вскрикнуть не успел.
   После этого святейший, взяв Муньку с пола в охапку изо всей силы бросил его на диван. Полумертвый ангел вывалился из его души. Напрочь отравленный спиртными парами, ангел едва-едва шевелился и не в состоянии был произнести ни слова. Праведник бросился оказывать ему первую помощь. Достав из-за пояса фляжку с святой водой, отец Никодим стал отпаивать этой водицей бедного мученика и брызгать ему в лицо . Ангел после этого открыл глаза, но был еще все равно очень слаб. Праведник достал ускоритель, взвалил больного ангела на плечи и, нажав на кнопку, очутился прямо у небесного подъемника.
   Дело было сделано, все ангелы были спасены и теперь и сам праведник со спокойной душой и легким сердцем мог подняться на небо. Когда двери подъемника закрылись и он легко и бесшумно пошел наверх, отец Никодим глубоко и с облегчением вздохнул. Он надеялся уже больше никогда, никоим образом, ни за какие грехи не попадать на эту проклятую землю.
  
  
  
  
   61
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"