Аннотация: Загадочный "космический странник" пронёсся над Землёй, в одно мгновение унеся жизни многих людей и навсегда изменив судьбу героини рассказа...
Поезд двигался настолько плавно, что я, не слыша привычного перестука колёс, почти забыла, где нахожусь. Вышла из купе, потягиваясь и потирая уставшую спину, в очередной раз пытаясь оторвать напросившуюся со мной в поездку подругу от планшета:
― Кать, сделай перерыв хоть на десять минут, пойдём разомнёмся, задолбало четыре часа сидеть как мумия в саркофаге...
Но подружка пробурчала, даже не поднимая головы:
― Уже? Вроде только сели... И, кстати, мумия лежит себе спокойненько, а не дёргается, как некоторые... Иди, я сейчас, осталось совсем немного... Ох, чёрт, зачем отвлекла, дурилка? Чуть не продула...
C досадой махнув рукой, немного побродила по вагону, остановившись у приоткрытого окна. Тёплый весенний ветер взъерошил отросшие за зиму волосы, как мама, нежно погладив разгорячённые духотой щёки... Я не видела её целых три месяца и безумно соскучилась, а ведь совсем недавно рвалась в Москву, крича, что уеду из этого убогого городишки и не вернусь ― так достала его провинциальная серость, вечное сонное царство...
Кто знал, что уже скоро в бездушной столичной суете мне будет не хватать тепла и уюта родного дома, привычного ворчания бабушки и раздражающих воплей младшей сестры. Впрочем, я ни за что не призналась бы в этом даже самой себе...
Мимо на фоне оранжевого закатного неба пролетали телеграфные столбы, кособокие деревья и облезлые дома, прятавшиеся за старенькими покосившимися заборами. Небольшие змейки рек, в чьих тёмных водах отражались огненные блики уходящего за горизонт солнца, пересекали опустевшие, казавшиеся бесконечными прямоугольники полей. И над всем этим висела удивительная тишина, лишь изредка прерываемая приветственными гудками встречных поездов...
― Осталось совсем немного ― примерно через час прибудем на станцию, правда, скоро уже совсем стемнеет, но не страшно ― дорогу к дому найду и с закрытыми глазами. Всего-то двадцать минут пешком. Надеюсь, Катерина не будет, как обычно, ныть... И зачем только увязалась за мной, идиотка, экзотики ей, видите ли, захотелось. Будут тебе козы, овцы и глухой пастух в придачу ― налюбуешься. Впрочем, этой игроманке всё равно ― лишь бы сеть ловила...
Я задумчиво смотрела в окно, пропустив момент, когда среди разноцветных облаков из ниоткуда вынырнула яркая светящаяся точка и, быстро увеличиваясь в размерах, помчалась по небу наперерез движению поезда. Едва успела крикнуть:
― Кать, скорее тащи мобильный, я свой забыла в купе, тут метеорит... ― словно тысяча фейерверков взорвалась над головой, и вагон подпрыгнул, как на горке. Только чудом меня не размазало о стену ― наверное, повезло, что мёртвой хваткой вцепилась в поручни, но голову здорово повело... Даже зажмурившись я стонала от выжигающей мозг боли ― проклятый яркий свет проникал не только под веки...
А перестав кричать, не сразу решилась приоткрыть глаза, до конца не веря, что ещё могу дышать после пронёсшейся по вагону обжигающей, сминающей внутренности волны. И только почувствовав под ногами лёгкое дрожание ― вопреки здравому смыслу поезд продолжал двигаться ― разлепила мокрые то ли от слёз, то ли крови ресницы.
Сначала всё вокруг двоилось и плыло, кружа и переворачиваясь, словно пылинки в лучах света. Но это на удивление быстро прошло, и сквозь узкие щели продолжавших гореть глаз я смогла снова видеть мир. А он, на первый взгляд, совсем не изменился: окна в вагоне почему-то остались целы ― ни одного кусочка стекла на полу, что, конечно, после такого взрыва было невероятно... И ещё пугала тишина ― не раздавалось так бесившего хныканья детей из соседнего купе, не матерились наши попутчики, после бутылки горячительного всю дорогу ожесточённо сражавшиеся в карты. Я даже подумала:
― Неужели контузило?
Меня трясло, как после купания в ледяной проруби на прошлогоднее Крещение, и, выбивая зубами дробь, кое-как развернувшись, я по стеночке "поползла" к двери. Руки настолько ослабли, что вряд ли сумели бы её открыть, но делать этого не пришлось ― распахнутая настежь, она не скрывала пугающей пустоты ― внутри купе никого не было.
В тот момент я плохо соображала, поэтому еле слышно позвала:
― Катя, что за бред? Где ты...
Попятившись, споткнулась о собственный рюкзак, валявшийся на полу рядом с другими разбросанными вещами. Машинально подняв его, закинула на плечо и выбежала из купе, не замечая, что с размаху бьюсь о дверь, и продолжая звать подругу:
― Катя, пожалуйста, не шути так, мне страшно...
В соседнем купе, как и остальных, никого не оказалось ― тот же погром, словно все второпях покинули поезд, забыв главное ― меня... Я глотала слёзы, повторяя:
― Мама, мамочка, помоги... ― открывая дверь в тамбур соседнего вагона, чтобы уже через минуту убедиться ― здесь тоже пусто...
Дальше шла вперёд уже безо всякой надежды и оказалась права ― в этом летящем на всех парах поезде остался только один пассажир...
― Как же так... А машинист и помощник ― неужели они тоже исчезли? Кто же тогда ведёт...
В дрожащий вагон ворвался обжигающе холодный ветер, и двери как по команде бесшумно поплыли в сторону ― состав плавно поворачивал. Свет мигнул, и, взвизгнув от ужаса, что сейчас останусь в полной темноте, я помчалась назад в свой вагон, как будто это что-то меняло... От страха даже в голову не пришло, что неуправляемый поезд в любой момент может сойти с рельсов, похоронив меня под искорёженной грудой металла...
Едва дыша, я стояла у окна напротив купе, пытаясь взглядом догнать быстро мелькающие силуэты деревьев. Сумерки не позволяли рассмотреть проносящиеся мимо предметы, пряча их в своих тенях, и приходилось вглядываться в надвигающуюся ночь, щуря глаза при свете редких фонарей, в надежде увидеть хоть одну человеческую фигуру. Мысль, что там, за окном поезда, тоже никого нет, сводила с ума куда сильнее, чем неотвратимо приближающееся крушение...
На улице заметно похолодало, но даже гулявший по вагону сквозняк не мог остудить моего пылающего лица и высушить безутешных слёз. Несмотря на ночную тьму, пытавшуюся заполнить собой весь мир, я узнавала родные места ― блеск речной воды в свете выплывшей в небо огромной луны, строгие очертания старых храмов и монастырей пригорода. Значит, остались считанные минуты до того, как сумасшедший поезд или промчится мимо станции, или высадит меня во мрак одиночества...
Вагон вздрогнул, и движение состава замедлилось, а я со стоном опустилась на пол. Снова мигнули светильники под потолком, и внезапно распахнувшаяся дверь "нашего" купе выпустила на волю двух хнычущих мальчишек-дошколят. Вслед за ними выплыла дородная женщина в блестящем плаще и, прикрикнув на ребят басом, потащила за собой к выходу, даже не взглянув в мою сторону.
Я не верила своим глазам:
― Люди, живые... Неужели от волнения зашла в чужой вагон? Не помню, всё перепуталось в моей бедной голове...
Словно из-под земли вынырнула рыжеволосая проводница в новенькой форме и, остановившись рядом, зашипела:
― Совсем распустились, ни стыда, ни совести... Не могла до станции потерпеть, что ли? Вон за окном вокзал, там и пей, сколько хочешь. Ишь, расселась, пьянь... А ну, быстро вставай, вот так... Выходишь или нет? Нечего дорогу загораживать... ― и она от души выругалась, тут же, как ни в чём не бывало, мелодично пропев на весь вагон:
― Стоянка поезда две минуты, поторопитесь...
Но я её не слушала, радостно кивая и пробираясь к выходу на полусогнутых от слабости ногах.
Какой-то старичок протянул мне руку, помогая выйти на перрон, и от мысли, что не одна в этом мире, я готова была его расцеловать. Но недремлющая супруга "добряка" окинула меня суровым взглядом, и, засмеявшись сквозь так и не высохшие слёзы, я поспешила к зданию вокзала, бормоча под нос:
― Вот ведь дурёха... Наверное, после взрыва потеряла сознание, потому и поймала этот бред на свою голову. Надо же, чуть не умерла со страха, глупая... и мобильный в купе забыла. Ладно, это всё ерунда, позвоню Кате из дома. Не маленькая, разберётся ― если что, выйдет на следующей станции, потом встречу...
Я остановилась перед на удивление похорошевшим зданием вокзала, чтобы напиться из колонки, и, умываясь ледяной водой, хлюпала носом, не переставая говорить сама с собой ― похоже, стресс не собирался меня отпускать:
― Надо же, наконец-то закончили ремонт, не прошло и десяти лет. И новенький асфальт положили, просто чудеса цивилизации в нашем захолустье...
Мимо прошелестел шинами современный автобус, и я притворно охнула:
― Да иди ты, правда, что ли, новый? А где же старая развалюха, неужели, наконец, сдали на металлолом? Оп-па, и афишу в кои-то веки сменили, что тут у нас идёт в городском театре ― ага, опять "Ревизор". Похоже, до сих пор актуальный сюжет...
Слова застряли в горле, и сразу стало нечем дышать: я разевала рот выброшенной на берег рыбёшкой и била себя кулаком в грудь. Но воздух, противно хрипя, упорно не хотел идти в скомканные лёгкие. Прислонившись лбом к афише, наконец глотнула знакомую, наполненную речной сыростью прохладу и провела трясущимися пальцами по пахнувшим свежей типографской краской строчкам:
― Весь сезон на сцене городского театра с вами... бла-бла бла... и в конце дата...Что за... Это ведь шутка, да?
Вытащив из рюкзака косметичку, впопыхах чуть не выронила из рук зеркальце. Лучше бы оно разбилось, чем показывать перепуганной девчонке усталое женское лицо с глубокими вертикальными морщинками над переносицей, синевой под не накрашенными глазами и горькими складками у красивого рта.
Я закрыла пудреницу, подойдя к подсвеченным неоном стеклянным дверям вокзала. В зеркальной поверхности отражалась стройная симпатичная женщина средних лет с короткой стрижкой и печальными глазами, в моей футболке и дырявых джинсах, сжимающая ремешок рюкзачка с большим милым брелоком в виде рыжего котёнка. Мамин подарок перед отъездом...
Я смяла его в руке и, отцепив, быстро убрала внутрь сумки.
― Нет, этого просто не может быть... ― у меня внезапно кончились слёзы, и, едва дойдя до ближайшей скамейки, со стоном рухнула на неё, спрятав лицо в дрожащие ладони.
Рядом раздалось неуверенное покашливание, и кожу руки обожгло холодом металла. Вздрогнув, я подняла словно засыпанные песком глаза на опрятно одетого мужичка с неровно постриженной бородкой в не по сезону тёплой куртке. Его совсем нестарые, умные глаза смотрели с неожиданным сочувствием. Незнакомец протянул мне банку пива и, смущённо отводя взгляд, сказал:
― Возьмите, пиво хорошее, нашего завода... Вы не думайте, я его купил. Не надо грустить, какие Ваши годы, всё обязательно наладится. Вот увидите... Ну ладно, пойду, ― и он взялся за ручку нагруженной тележки из супермаркета.
Ещё вчера я бы послала этого типа куда подальше, чтобы не лез не в своё дело. Но сейчас... мне так нужны были слова поддержки и утешения, что казавшийся чужим голос едва не сорвался, вздрагивая:
― Спасибо Вам... Не уходите, пожалуйста, побудьте немного, мне так плохо...
Он только кивнул и, вздохнув, сел на другой конец скамейки.
Мы молчали. С трудом открыв банку, я сделала несколько неуверенных глотков. Голос у человека был приятный и хорошо поставленный:
― Поверьте, я много чего повидал, всё рано или поздно проходит ― и плохое, и хорошее...
Горько усмехнулась в ответ:
― Наверное, но жизнь так несправедлива, за что?
Он посмотрел на меня как на ребёнка:
― Не ищите ответа на этот вопрос, просто радуйтесь, что живы. Многим людям не повезло гораздо сильнее, чем нам... Вот лет двадцать назад, я тогда ещё работал машинистом на здешней железной дороге, упал в наших краях метеорит. Неужели не слышали? Как раз была моя смена, но дочка заболела, пришлось с ней на руках мчаться в больницу, вот я с другом и поменялся. Ромка вёл злополучный поезд, когда этот проклятый камень взорвался...
Он достал из тележки ещё одну банку пива и открыл:
― Меня Степаном зовут...
― А я Маша...
Неожиданный собеседник продолжил:
― Так что, я ― везунчик, а вот все пассажиры погибли, никого не нашли, да и сам состав пропал. Испарился, что ли, так ответа до сих пор и нет ― осталась огромная воронка. Сначала-то шума было много ― газеты, телевидение, даже кино снимали, а теперь все молчат, тайна... Так что не стоит, Маша, плакать, у нас с Вами есть шанс хоть что-то изменить в жизни, а у них ― уже нет...
Я глотнула ещё пива:
― Считаете, все погибли?
Он удивился:
― А как иначе? Силища-то какая рванула...
Мой тихий смех, наверное, показался ему ненормальным, но он вежливо промолчал.
― А я вот думаю, не все... Только пока неясно, счастье ли это. Посмотрим, ― пустая банка нырнула в мусорный контейнер, ― спасибо Вам, Степан, но мне пора. Надеюсь, мама до сих пор ждёт... ― сказала, и сама ужаснулась этим словам.
Он тоже встал:
― Далеко Вам идти, Маша? На Заречную? Знаю, конечно... Не возражаете, если провожу, мне-то спешить некуда... Вот и хорошо, а то мало ли что, ночь всё-таки...
Любопытная Луна провожала нас до маминого дома, пока мы под скрип разболтанных колёс тележки Степана не спеша шли вниз по улице, ныряя из светлых пятен от фонарей в тёмные провалы между ними и негромко обсуждая, как изменился старый город за прошедшие двадцать лет...