Аннотация: Классическая история про сумасшедшего ученого.
МАШИНА ВРЕМЕНИ
День начинался самым обычным образом - с похмелья. Про-снувшись, Павел некоторое время лежал, не открывая глаз и уткнув-шись лицом в подушку. Он привык сначала ощущать окружающий мир кожей, а не зрением. Итак, он лежит на своей кровати, в собствен-ной скомканной постели. Судя по всему, сейчас часов одиннадцать, число и день недели вспомним позже, а вот время года, судя по тому холоду, которым веет от балконной двери - зима.
Павел поежился и нехотя разлепил веки. Точно, дверь балкона открыта, и холодом тянет именно оттуда. Хотя балкон и застеклен, в морозы в этой комнате всегда холодно.
Он перевернулся на спину, потом потянулся и сел на кровати, которая не преминула громко и отвратительно скрипнуть. Павел скривился и встал босыми ногами на пыльный холодный линолеум. Нащупал тапки и направился в ванную - умываться.
Павлу было двадцать четыре года, из которых десять он отдал родной школе, пять - мореходке, и два - ржавой развалине, носящей гордое имя "Ильяс Есенберлин". На данный момент он занимал должность первого помощника второго мичмана, что на бумаге являлось младшим офицерским званием, а на деле... На деле Павел был тем, кого называют "старший помощник младшего дворника". Павел, которого практически вся команда звала просто Пашкой, де-лал самую черную работу. И матросы, и офицеры относились к не-му снисходительно, что не могло не бесить самолюбивого парня.
Он готовил себя к военной карьере, а попал в торгфлот. Плати-ли, конечно, неплохо, прямо скажем, хорошо платили. Но ему этого было мало. Возможно, он до сих пор оставался идеалистом, но воен-ная романтика просто бурлила в его крови. Может, в этом был вино-ват пример его отца. Сергей Прямко был моряком торгового флота, и проводил в море по полгода. Его жена, мать Павла, использовала это время на всю катушку. Хахалей у нее было по трое в неделю. Павел не захотел повторять судьбу своего отца, и твердо решил стать воен-ным моряком. Увы, у него ничего не вышло - парень не вынес же-стокой муштры, и не прошел даже первого года службы. Он был вы-нужден уйти, и не нашел для себя ничего лучшего, кроме как "Есенберлин".
Павел вышел из ванной, вытирая грудь полотенцем и на ходу размышляя о том, как бы провести день. На дворе было первое янва-ря, позади - встреча Нового года в компании пары десятков по-лузнакомых, а впереди - неизвестность. Павел подошел к зеркалу, провел расческой по мокрым волосам и скривился, глядя на свое отражение. Голубоглазый блондин - разве это облик настоящего мужчины? Хорошо еще, что нет веснушек и нос не курносый, а то был бы вылитый Иванушка-дурачок. И что только находили в нем девчонки? Не красавец (хоть и далеко не урод), довольно среднего телосложения и роста. Только и радости, что кожа чистая, без угрей и прыщей. Короче, как поют всем уже опостылевшие "Скобки" - нормальный парень, не наркоман и не псих. Возможно, именно эта его нормальность и привлекала к нему женский пол. Уж в чем-чем, а в девушках Павел не испытывал недостатка.
Одеваясь, он поневоле вспомнил свое последнее увлечение. Ее звали Лариса, и, по однозначному определению матери Павла, бы-ла она стервой. Красивая, как все стервы, яркая и эффектная девуш-ка, Лариса танцевала стриптиз в ночном клубе. Довольно высокая, стройная и гибкая, с небольшой, но высокой и упругой грудью, с длинными прямыми ногами и шелковистой гладкой кожей, она всегда производила фурор своими выступлениями. На одном из них она и приметила светловолосого моряка, скучающе наблюдавшего за ней.
Лариса сочла себя оскорбленной, и приложила все усилия для того, чтобы затащить его в свою постель. Ей это удалось довольно легко. Но одного его тела Ларисе было мало. Павел был нужен ей весь, целиком - и душой, и телом. Она попыталась влюбить его в се-бя, да не тут-то было. На все ее тонкие намеки Павел отвечал глупы-ми шутками и анекдотами про тещу.
Видимо, в конце концов ей все это надоело, и Лариса пропала из его поля зрения. По крайней мере, Новый год Павел встречал не с ней.
Натянув джинсы и рубашку, Павел потопал в кухню - готовить завтрак. Эта однокомнатная квартирка с крохотной кухней и совме-щенным санузлом досталась ему от отца, не вернувшегося из рейса. Мать Павла жила в двушке улучшенной планировки в центре горо-да.
Павел жарил яичницу и не знал, что его судьба уже сейчас запутывается в сложный узел, по ходу распутывания которого круто изменится вся его жизнь.
***
"Никэльс О"Лири, двадцать шесть лет, бывший сотрудник Интерпола, футболист. Бабка во время Войны бывала в Германии. Физически развит, силен, обладает быстрой реакцией и острейши-ми слухом и обонянием. Красив, очень нравится женщинам".
Человек за клавиатурой компьютера произнес:
- Дайте изображение, пожалуйста.
На мониторе появилась картинка: бледный темноволосый парень с упрямо сжатыми губами и яркими сине-зелеными глазами. Человек удовлетворенно кивнул:
- Подойдет.
***
Зазвонил телефон, и Павел, оторвавшись от кружки кофе, схва-тил трубку:
- Да! Лара, ты? Вот не ожидал! Ты где? Хочешь встретиться? Сейчас? А где? В "Каникулах Бонифация"... Хорошо, через полчаса буду. До встречи!
Он положил трубку и принялся одеваться.
Кафе располагалось недалеко от его дома - в соседней пяти-этажке. К этому заведению Павла приохотил Сашка Сиверцев, вто-рой механик "Есенберлина". И единственный, кого Павел мог бы назвать своим другом. Вот судьба у человека странная! За свои двадцать шесть лет Александр где только не побывал, кем только не был, что только не видел! Его отец был военный, и Сашка успел поездить по всему Союзу. Потом был Политех, армия (точнее, флот), а потом он почему-то ушел со сверхсрочной в торговый флот, и по-пал на корабль имени славного нерусского писателя. Надо сказать, что корабль от этого выиграл больше - его жизнь поддерживалась именно благодаря усилиям второго механика.
Вдобавок к биографии Сашка имел на своем счету неординар-ную внешность (ярко-рыжие волосы, зеленые кошачьи глаза, рост под два метра и широченные плечи с соответствующей мускулату-рой) и мягкий, ровный характер. Он умел находить общий язык со всеми - от академика до бомжа. Дружба Павла с Сашей во многом держалась именно на умении последнего вовремя перейти на другой уровень общения. Он научил этому и Павла.
Вот и сейчас, подходя к "Каникулам Бонифация", Павел гото-вился в разговоре с Ларисой применить все то, что знал.
Войдя в кафе, он сразу прошел к стойке, откуда можно было увидеть весь зал. Проститутки - непременный атрибут любого бара, вроде как высокие круглые табуреты - проводили его откровенно плотоядными взглядами. Но они уже его знали, и понимали, что с этим парнем им точно ничего не обломится.
Окинув почти пустой зал внимательным взглядом, Павел повернулся к бармену:
- Стакан томатного сока.
Бармен, оценив похмельный вид Павла, поставил на стойку пачку:
- Вот. По-моему, так будет лучше.
Павел удивленно хмыкнул:
- Спасибо...
Но больше ничего не успел сказать, потому что услышал сзади добродушный хмельной баритон Александра Сиверцева:
- О, Пашок, и ты здесь?
Меньше всего Павел хотел бы сейчас видеть своего друга. Но тот уже был здесь, и с этим ничего нельзя было сделать. Павел поспешно изобразил улыбку и обернулся. Он не ошибся Саша нали-чествовал во всем своем рыжем великолепии за столиком у колон-ны. Неудивительно, что Павел его не заметил - тот словно специально прятался.
Саша позвал его:
- Идем, надо поговорить!
Павел глянул на часы, на дверь, и решил, что минут десять у него есть - раньше Лариса не появится. Он подошел к Саше:
- Привет!
И с некоторым удивлением понял, что Саша вовсе не так уж пьян, как казалось от стойки. Павел присел рядом на тяжелый деревянный стул и спросил:
- Саша, что происходит?
- А что?
- От стойки ты мне казался совершенно пьяным, а сейчас...
- А что сейчас?
- Сейчас ты трезвеешь прямо на глазах. Может, ты объяснишь мне такое чудо химического обмена? Тем более, что ты сидишь в баре над стаканом водки.
- Может, и объясню. Ты зачем сюда пришел? Утром, да еще по-сле новогодней ночи...
- Ну, у меня здесь как бы свидание. Я Ларису жду.
Саша вскинул на него свои изумрудные глаза:
- Как Ларису? Вы же вроде разошлись?
- Вообще-то да, но... В конце концов, какое тебе до этого дело?
Саша посмотрел на Павла совершенно трезвым взглядом и тихо, отчетливо спросил:
- Вы расстались или нет?
- В общем да, расстались. Но Лара позвонила и попросила ме-ня прийти...
Саша задумчиво произнес:
- Значит, и тебя взяли на том же...
Павел недоуменно взглянул на него:
- Взяли? Куда взяли?
- Хороший вопрос - куда...
***
"Александр Сиверцев, двадцать шесть лет, бывший военный моряк, уволен в запас в 1996 году в связи с избиением старшего офицера. В данное время работает вторым механиком на сухогрузе "Ильяс Есенберлин". Физически развит, очень силен, несколько медлителен, но напорист и упрям. Во время Войны дед привез жену из Германии. Не рекомендуется к работе ввиду непредсказуемости реакции на аморальные предложения".
Человек за клавиатурой компьютера поморщился:
- Ну что за формулировка! Писали бы прямо - парень честен до глупости. А вообще-то, он мне подходит. Беру!
***
Софья валялась на кровати и занималась ничегонеделанием. Позади осталась бурная встреча Нового года в компании Ники, Са-ши, Дениса, Виоланты и милой пахучей елочки (после четырех обе парочки куда-то рассосались, и Софья осталась с елочкой наедине), впереди была сессия - три экзамена, из которых сдавать, слава Богу, только один, ну а в данный момент требовалось привести себя в порядок. Придя к такому выводу, Софья тяжело (Ника бы сказала "тяжелешенько") вздохнула и свесила ноги с кровати. Вставать утром для нее было тяжелой проблемой. Медленно передвинувшись к краю кровати, она нехотя села, и тут ее взгляд упал на часы, висящие на противоположной стене. Куда только делась медлительность и лень! Одеяло полетело в одну сторону, подушка - в другую, и спустя секунду в комнате уже вовсю гремело радио, а из ванной доносился звонкий голос, подпевающий "Чижу".
Софья вернулась в комнату и в нерешительности остановилась перед шкафом, обдумывая, что бы такое надеть на встречу с одно-курсницами - они собирались отмечать Новый год сегодня.
В конце концов она остановилась на универсальных джинсах, черной водолазке и темно-синем пиджаке. Софья оделась, быстро застелила кровать и отправилась вниз, на кухню - завтракать.
Родителей дома уже не было. Мама отправилась на встречу каких-то благотворительниц, отец даже в праздник нашел себе дела. Так что Софья сегодня была дома одна.
Она забросила в микроволновку вчерашний окорочок, достала из холодильника остатки салата и поставила на огонь чайник.
Через полчаса, наевшись и напившись кофе, Софья снова под-нялась наверх - краситься. Наложив макияж и причесавшись, она уже хотела уходить, как вдруг зазвонил телефон. О, это вечное "вдруг"! Именно с этого слова всегда начинаются неприятности.
Софья взяла трубку:
- Да! Саша, это ты? Что-то случилось? Нет, я не знаю, где Ника. Вы же ушли вместе, тебе лучше знать, где она. А что, ее похитили, да?
Софья всего-навсего хотела пошутить, и потому даже отдерну-ла трубку от уха, когда Саша заорал:
- Ты что-то знаешь?! Они позвонили тебе? Что они сказали? Да отвечай же, не молчи!!!
Девушка растерянно проговорила:
- Саш, да я пошутила... А разве Нику похитили?
Саша замолчал, последними словами ругая себя - теперь Софья не отвяжется от него, пока не разузнает все в самых мельчайших подробностях. И ведь знал, кому звонит, знал!
Худшие опасения сбылись, и в итоге десятиминутного разгово-ра Софья выведала о том, что Нику действительно похитили. Саша узнал о похищении из записи на автоответчике, оставленной неведомыми похитителями, в которой ему советовали не дергаться и ждать дальнейших сообщений.
Софья задумчиво спросила:
- А зачем Нику-то похищать? Что, разве она богата? Вот когда меня украли, там все было ясно - ради выкупа. А тут... Бедный ты, бедный, - посочувствовала Софья и тут же решила приехать к нему и "поддержать его морально". Сколько ни пытался Саша ее отгово-рить, у него, конечно, ничего не вышло. Спустя полчаса Софья по-явилась в "Каникулах Бонифация".
Она стремительно вошла, и Павел изумленно уставился на нее. Вроде бы ничего сверх- и супер-, вполне обычная девчонка. Ни тебе осиной талии, ни распирающего водолазку бюста, ни ног от ушей. Напротив, довольно скромно одета, с вполне ординарной внешностью. И все-таки было в ней что-то, что заставило Павла так среагировать на ее появление.
Саша представил их друг другу и сразу ввязался с Софьей в какой-то спор. Суть его сводилась к тому, чтобы убедить девушку не вмешиваться в "жестокие мужские игры". Софья ехидно напомни-ла Саше о том, что без ее помощи он бы никогда не разобрался в своих отношениях с Никой. И тут же обвинила себя в том, что Саша вляпался в эту историю, и, следовательно, Софья просто обязана помочь ему. И ничто не могло сдвинуть ее с этой позиции. В конце концов Саша махнул на нее рукой и смирился...
***
"Павел Прямко, двадцать четыре года, мичман на торговом сухогрузе "Ильяс Есенберлин". Предки - приволжские немцы. Фи-зически развит, самолюбив, замкнут, реакция непредсказуемая".
Человек у компьютера недоуменно спросил:
- И что, это вся информация?
Другой человек подобострастно ответил:
- Да, господин.
- И что это значит? Сильный, самолюбивый и непредсказуе-мый - и что? Как прикажете с ним работать? Вдруг он на мое пред-ложение ответит пулей в голову? Причем не себе, а мне в голову? Ну, отвечайте же, отвечайте!
Второй человек натянуто улыбнулся:
- Ну, надо же иногда рисковать... господин. Пусть он будет на-шей темной лошадкой.
Человек за клавиатурой компьютера протянул:
- Ну-у... Да, это может оказаться интересным - необычная ре-акция... Ну ладно, возьмем и его. Вот теперь вы, Ханс, и обеспечи-те появление этих троих в Центре.
- Яволь!
- Только вот этого не надо. Вы еще не доросли до понимания моей идеи. - И внезапно заорал, брызгая слюной: - Не сметь меня передразнивать!!! Вон отсюда!!!
Испуганный Ханс выскочил из помещения...
***
Ника попалась очень просто. Они с Сашей расстались утром, договорившись встретиться через полчаса у "головы". (Ну, надо же иногда человеку переодеваться!). И поэтому, когда в дверь позвони-ли спустя пару минут, она открыла - в полной уверенности, что это вернулся Саша, что-нибудь забыв. Ника даже и пискнуть не успела, как к ее лицу прижали остро пахнущую тряпку, и девушка мгновенно отключилась.
Она очнулась в довольно унылом месте. Крашенные серой краской стены, упирающиеся в давно не беленый потолок, с которо-го уже местами осыпалась штукатурка, рассохшиеся деревянные по-лы и пара оконец высоко под потолком, к тому же забранных час-той решеткой.
Все это убожество Ника обозревала, лежа на железной койке, и ей живо вспомнился пионерлагерь, где были такие же кровати с пружинной сеткой и ржавыми спинками. Таких кроватей в комнате обнаружилось три штуки, и на одной из них, свернувшись в клубочек на полосатом засаленном матрасе и положив белокурую голову на жидкую подушку с относительно чистой наволочкой, спала прямо в одежде хрупкая девушка, во сне чрезвычайно похожая на эльфа.
Ника села на кровати (оказавшейся точной копией всех осталь-ных), и скрип пружин разбудил маленькую блондинку. Она потяну-лась и тоже села. У нее оказались большие ярко-синие глаза, вздерну-тый нос и россыпь веснушек на алебастрово-белой коже. Девушка сказала, ткнув в себя пальцем:
- Лер. Лер Саловье.
И вопросительно взглянула на Нику. Та произнесла:
- Вероника. Можно просто Ника. Лер, а ты... по-русски не го-воришь?
Лер настороженно и непонимающе смотрела на нее, и Ника снова попыталась:
- Do you speak English?
Английский был единственным иностранным языком, который Ника более-менее знала, и потому она обрадовалась, когда Лер неу-веренно произнесла:
- Yes, but not very good...
Ника от избытка чувств даже захлопала в ладоши:
- Это здорово! Мы сможем общаться! - И перешла на английский: - Ну, как ты сюда попала, Лер? И откуда ты?
Лер с готовностью ответила:
- Я из Парижа. Меня украли прямо из гримерки. Я актриса, понимаешь? Сначала я думала, что это такая шутка. Но потом они пустили мне в лицо какой-то газ, и я очнулась только в самолете.
- А кто это - "они"?
Лер, бурно жестикулируя, заговорила, мешая франклийские слова с английскими:
- О, это странные люди! Они как фашисты.
- Что, такие же жестокие?
- Нет! Одежда у них... такая... И повязки со свастикой.
Ника задумчиво произнесла:
- Но кому нужно наше похищение?
Лер не успела ответить, потому что открылась дверь в дальней стене, и в комнату вошла еще одна девушка. То есть как - вошла? Влетела, явно направляемая чьей-то недоброй рукой. Чудом не на-летев на спинку кровати, эта девчонка с фигурой не то модели, не то проститутки произнесла сиплым равнодушным голосом, старатель-но пряча заплаканные глаза:
- А-а, новенькая... Ты-то хоть по-русски кумекаешь?
Ника бодро откликнулась:
- А как же. С самого детства. Можно сказать, это мой родной язык.
Вошедшая кисло улыбнулась:
- Ну, классно. Повезло мне с сокамерницами. Одна ничего не может сказать, а другая воображает себя остроумной. И не пой-мешь, что хуже.
Она прошла к третьей кровати и, плюхнувшись на нее, сказала в пространство:
- Меня зовут Лариса. Чтобы не гадала - я не модель, а стрип-тизерша. А ты?
- Я Ника. Учусь в университете и больше ничем не занимаюсь. Чтобы ты не гадала.
Лариса усмехнулась:
- Какая ты...
И вдруг разревелась, уткнувшись в подушку и вздрагивая всем своим соблазнительным телом.
Ника вскочила и подбежала к ней:
- Что с тобой, Лариса? - И повернулась к Лер: - Она давно тут с тобой?
Лер повела плечами:
- Не слишком. Ее куда-то уводили, она только сейчас вернулась.
Ника мягко спросила:
- Куда тебя водили, Лариса?
Лариса подняла голову:
- А, ты уже говоришь с этой...
- Ее зовут Лер. Но ты не ответила.
- Меня заставили позвонить Павлу. Они думают, что я для него что-то значу. - Лариса хихикнула несколько нервно. - А он уже и думать забыл обо мне.
Ника поняла, что Ларису срочно надо отвлечь, иначе сейчас она снова расплачется, и спросила:
- А кто этот Павел?
Расчет Ники оказался верным, и Лариса, забыв на время о сво-их неурядицах, поведала ей историю своих отношений с Павлом. Тут же выяснилось, что она знакома с Сашей, и даже слышала о Нике.
Поговорив о своих моряках, девушки пришли к страшно ориги-нальному выводу, что земля круглая, и встречи часто бывают не-ожиданными. После этого Ника задала очередной вопрос:
- Лариса, а как выглядели эти люди? Ну, те, которые заставили тебя позвонить Павлу?
- Ну... Они были одеты так, будто снимают фильм о войне.
- То есть?
- В фашистской форме. А один, Ханс, тот вообще...
- Что?
- Изображает из себя эсэсовца.
В этот момент вмешалась Лер, потребовав перевести ей все, о чем говорили Ника и Лариса. Выслушав перевод, она уверенно сказала:
- Вот увидите, мы попали в лапы маньяков. И завтра с утра они принесут нас в жертву деревянному идолу Гитлера, вымазанному, по традициям викингов, жиром и кровью. А потом разбросают на-ши расчлененные тела по комнатам, и над каждым окровавленным куском исполнят танец племени воинственных пигмеев-людоедов бассейна реки Конго.
Лариса, уловив слова "маньяк" и "Гитлер", встревожено спро-сила:
- Чего это она тут наговорила?
Ника машинально перевела, и Лариса расхохоталась. Спустя пару секунд все три девушки истерически хохотали, выпуская нерв-ное напряжение...
***
Саше позвонили ближе к вечеру. Они с Павлом и Софьей си-дели у него в комнате, стараясь не обращать внимания на ворчание Медузы Горгоны. Бабка бродила по коридору, демонстративно гре-мя пустым чайником и шаркая древними ботами знаменитой мар-ки "Прощай, молодость".
Софья терпела-терпела, а потом спросила:
- Слушай, Саш, как ты только ее выносишь? Я бы на твоем ме-сте давно бы уже сбежала от нее.
Саша возразил:
- А куда? В нашу общагу? Квартиру-то продали еще пять лет назад. Спасибо, я лучше буду терпеть Медузу Горгону. По крайней мере, к ней я уже привык.
Софья спросила у Павла:
- А ты где живешь? В общежитии?
Павел серьезно ответил:
- Бог миловал. У меня своя квартирка напротив "Каникул Бо-нифация".
Внимательно глядя на Павла, Софья протянула:
- Стра-анно... Я часто там бываю, но тебя почему-то не видела ни разу.
Павел пожал плечами:
- Может, и видела, да только не помнишь. Я вообще-то парень незаметный.
Софья покачала головой, и комплимент уже почти сорвался с ее языка, но тут раздался телефонный звонок. Саша схватил трубку специально перенесенного в комнату аппарата:
- Да! Да, это я. Да, я знаю, что Ника у вас. Чего вы хотите? При-ехали куда? Я ничего не буду делать, пока не услышу голос Ники и не буду уверен в том, что она жива и здорова. Хорошо, я подожду.
Он зажал ладонью телефонную мембрану и быстро рассказал, что похитители требуют, чтобы Саша и Павел приехали по одному адресу. Сейчас он поговорит с Никой, и они решат, как быть.
Видимо, в трубке возник голос Ники, потому что Саша убрал руку и заговорил:
- Да, это я, милая. С тобой все в порядке? Что? Да, я запишу. Лариса и Лер Саловье, франклийская актриса. Да, он здесь. Хорошо, я передам. Я скоро приеду и спасу тебя!
Он положил трубку и сказал Павлу:
- Лариса просила передать, чтобы ты на некоторое время за-был о ее недостойном поведении, и выручил бы ее.
Павел кивнул с непроницаемым видом, и Саша продолжил:
- Сейчас мы с тобой поедем по адресу, который мне дали эти типы. - И, предупреждая возражение, готовое сорваться с губ Со-фьи, быстро сказал: - А ты останешься дома.
Но убедить Софью в том, в чем она совершенно не желала убеждаться, было делом невозможным. Она только фыркнула в от-вет:
- Почему это я должна оставаться дома?
И быстро, пока Саша не успел разозлиться, продолжила (уже, правда, просящим тоном, а не пренебрежительным):
- Саш, ну я же все равно пойду за вами. Если вы меня не возь-мете, я буду следить за вами, и обязательно попаду в какую-нибудь переделку.
Саша поневоле задумался: ведь, чего доброго, попадет же в историю! Уже почти согласившись, он нерешительно посмотрел на Павла:
- Ну что, возьмем ее с собой?
Павел ответил, тщательно скрывая улыбку:
- А куда ж мы денемся? Возьмем, конечно.
***
Первой из "камеры" увели Лер. Это произошло уже после то-го, как Ника поговорила с Сашей по телефону и своими глазами увидела "фашистов" и "эсэсовца" Ханса.
Вернувшись, Ника обнаружила, что Лер нет на ее убогой койке. Она спросила у Ларисы:
- А где Лер?
Лариса напряженно ответила:
- Пару минут назад ее увели фашисты.
- Куда увели?
- Ну откуда я знаю!
Голос Ларисы дрожал от едва сдерживаемых слез. Ника присела рядом:
- Ну, успокойся, Лариса. Все еще будет хорошо. Я говорила сей-час с Сашей. Они собираются прийти сюда и выручить нас. Я плохо поняла, как именно, но надежда есть.
Лариса истерично выкрикнула:
- Им не спасти нас!.. Кто знает, куда увели Лер?! Может, она была права, и сейчас ее свежуют, как говяжью тушу!..
Тут Ника не сдержалась. Изо всех сил она ударила Ларису по щеке:
- Замолчи! Не смей даже думать такое!
Мелкие злые слезы текли по щекам Ники, и тут уже Ларисе пришлось ее утешать.
Между тем время шло, а Лер все не возвращалась. Девушки успели изрядно проголодаться, но еду им тоже не торопились нести. Поэтому, когда дверь скрипнула, открываясь, Ника с Ларисой обра-довались. Лариса даже сделала пару шагов к двери, что и предопре-делило ее дальнейшую судьбу.
Двое дюжих парней, словно сошедшие с картинки в учебнике истории, схватили Ларису, что называется, "под белы рученьки", и вынесли из комнаты.
Оторопевшая Ника не успела даже и глазом моргнуть, как дверь захлопнулась. Ника опустилась на кровать совершенно опусто-шенная и готовая уже разреветься. Но тут дверь опять открылась (Ника невольно подумала: "Прямо проходной двор какой-то..."), и вошла Лер. Целая и невредимая.
Ника, хлопая ресницами, смотрела на франклийку. Та подошла к ней и задумчиво произнесла:
- Знаешь, по-моему, они все там сумасшедшие...
Ника, успевшая слегка прийти в себя, спросила:
- И как же ты выяснила это, мадам комиссар Мегрэ?
Лер присела на край кровати Ники и спросила, иронично вы-гнув бровь:
- Ты полагаешь, что тут требуется ум комиссара? По-моему, достаточно просто один раз пообщаться с их главным.
- А кто это? Ханс?
- Да ты что! Ханс по сравнению с ним просто идеал здраво-мыслия! Это такой... дед... выпуска года этак тридцатого. Он по-мешан на идее Четвертого Рейха. Но, так как у него, по его же при-знанию, нет таланта ни Гитлера, ни Геббельса, ни даже Йоста, а на-род надо вдохновить, он ищет себе лидера.
- В смысле?
- Ну, если коротко, то доктор Шульц пытается вытащить одно-го из вышеперечисленных идеологов из прошлого.
Ника скептически усмехнулась:
- Он что, изобрел машину времени?
Лер серьезно ответила:
- Нет. Но... Ты слышала о генетической памяти?
- Ну... да, слышала.
- Этот доктор каким-то образом научился ее пробуждать. У не-го есть теория, что возможно "разбудить" память Гитлера, Геббельса или Йоста, спящую в их потомках или родственниках.
- Ты шутишь?
- Вовсе нет. Я расскажу тебе, что я увидела, когда попала под действие его машины...
***
Валери сидела перед зеркалом в своей роскошной комнате и коротала последние часы своей жизни. Сегодня вечером за ней при-дут, и зловещее изобретение доктора Гильотена получит свою очередную жертву.
Валери смотрела на себя и не могла наглядеться. Ну неужели это прекрасное тело скоро погибнет, эта хорошенькая головка со шлейфом медовых волос скатится в грубую корзину, и эти небесные глаза, пленявшие элегантных версальских кавалеров, померкнут навсегда? И ведь ей никто уже не поможет, никто. Просто некому. Язвительный красавец Рауль де Гриньи погиб, защищая мать и се-стру, светловолосый добряк Франсуа ла Ферзон казнен на про-шлой неделе, а остряк Жан д"Ариньяк поднимает восстание где-то у себя в Лангедоке.
Валери грустно улыбнулась, вспоминая восторженного Андре де Гана. Как он целовал ее руки, обещая назвать ее именем целую страну! И сейчас этот мальчик ведет самую настоящую войну на три фронта, против Франклии, Бельгии и Фламандии. Войну за неза-висимость нового государства, названного Ичиганом. И Валери зна-ла, что это и в ее честь тоже.
Она гордо вскинула подбородок. Да, она погибнет, но имя ее не исчезнет! И пусть все получится у этого мальчика...
***
Ника помолчала, а потом тихонько спросила:
- И что с ней стало? Ее казнили?
Лер задумчиво ответила:
- Что самое невероятное - нет. Валери ле Дечин была похищена из-под самого ножа гильотины. Ее спас тот самый Жан д"Ариньяк, и увез в мятежный Лангедок. Она вышла за него замуж, а ее внучка - моя бабушка, Франсуаза Саловье.
- Значит, этот доктор... доктор...
- Шульц, - подсказала Лер.
- Да. Так этот Шульц действительно пробудил твою генную память...
- Угу. Только он, похоже, слегка промахнулся во времени. Он же метил во вторую треть двадцатого века, а попал в конец восем-надцатого. Уверена, что сейчас он проделывает то же самое с Лари-сой.
- А что помешало ему повторить эксперимент с тобой?
- Ты думаешь, он не пытался? У него просто ничего не вышло.
- Почему?
- Н-ну... Я не уверена, что правильно поняла его. Похоже, что его машина не слишком совершенна. Она "обслуживает" одного конкретного человека только один раз. Помолчав, Лер грустно улыбнулась: - И потом, он не воспринимает нас как потомков фю-рера. Доктор Шульц просто... так развлекается...
Ника поежилась:
- И, как только это развлечение ему надоест...
- Он избавится от нас, - закончила Лер...
... А Лариса сейчас забыла, что она Лариса, человек конца ХХ века, века батареек "Энерджайзер", сотовых телефонов и "Кока-Колы". Сейчас она была совершенно другой женщиной...
...Нина сидела на гладком, до блеска отполированном паркет-ном полу и плакала. Черное отчаяние сжимало ее сердце, и крупные слезы катились по бледному неподвижному лицу. Длинные черные волосы укрывали ее девически хрупкую, несмотря на рождение ребенка, фигурку. Как она гордилась этим когда-то! Тогда, когда все еще было хорошо. Тогда, когда все еще было...
Нина дрожала - тонкий кружевной пеньюар совершенно не за-щищал от холода. Далекая потусторонняя мысль - "А вдруг кто-ни-будь войдет и увидит?.." И отчетливо-равнодушная - "Теперь уже все равно..."
Полчаса назад она получила это письмо. Точнее, взяла его из отцовского кабинета, из ящика стола. Нина закрыла глаза, не в силах вынести сухого казенного тона: "Сожалею... известие печальное... Турецком фронте... как герой... обороне Шипки... крепитесь...". И вот теперь она сидит здесь и не знает, что делать.
Решение пришло к ней внезапно. Нина порывисто вскочила и побежала к детской. Сонюшка спала в своей кроватке, и вид детско-го беззащитного личика тронул что-то в ее душе. Едва сдерживая рвущиеся из груди рыдания, Нина вышла, почти выбежала из дет-ской, и прижалась к стене в коридоре. Глаза закрылись сами собой, а сухие губы зашептали:
- Прости меня, Господи... Я намерена совершить грех. Не оставь милостью мою доченьку... и отца... Я не могу иначе! Я жила для него, я дышала только для него, я без него не смогу... Не смогу, Господи...
Сотрясаемая рыданиями, Нина сползла по стене на пол и на некоторое время там затихла. Потом медленно поднялась и пошла к кабинету отца. Там, в левом верхнем ящике бюро лежит его пистолет...
Через пару минут прогремел выстрел, и Нина Волкова упала на пышный самаркандский ковер. Упала, чтобы уже не встать никогда...