Аннотация: Цикл "Зловещая долина" Максим Далин. Зловещая долина. Здесь и здесь Максим Далин. Благословенны горные хребты. Здесь и здесь Любовь Пушкарёва. Ничего не меняется.Здесь
Садовник
Надо возделывать свой сад.
Вольтер. Кандид
Нам говорят: безумец и фантаст. Но, выйдя из зависимости грустной, с годами мозг мыслителя искусный мыслителя искусственно создаст.
Гете. Фауст
Лучше всего в саду ночью. Когда смолкают последние пьяные и влюблённые, когда меня уже никто не дёрнет ни визитом, ни телефонным звонком. Да, бывает, и по ночам дёргают то уколоть, то измерить давление, то промыть желудок, то просто велеть вызывать «Скорую», но всё же нечасто. Мы остаёмся одни, своей компанией, я, сад и элизиум теней, в благословенной тишине и темноте. Светятся только экран планшета, смешной шарик-фонарик со смайликом на седом столе и как всегда одно кухонное окно в многоэтажке через дорогу. Братец дуб, мой ровесник, вздыхает и бросается кругленькими желудями играет. На фонарике трепещут прозрачные златоглазки и красотки пяденицы в меховых горжетках. В кустах возится ёж. Ночницы, мелькая мимо, щекочут мне лоб и щёки неслышными криками. И горько и терпко, как память, пахнут хризантемы, и медово и дымно, как память, пахнет палая листва.
А краше всего мой сад днём. По туче, лежащей на крышах окрестных многоэтажек и провисшей брюхом почти до земли, ползёт светлое пятно рассвело. С первым лаем, сиплым со сна, в саду справа, с первым зовом «Вставай, соня, кому говорят!» в саду слева, с первым гулом машин мир дарит мне ещё день, ещё целый день в безмерной радости цвета от лимонного хрома японской айвы и охры шиповника до краплака девичьего винограда, увившего дом, и кармина пламенеющей дубовой кроны, меж уютной умброй земли и северно-серым пейном небес.
Пора встать с шаткого плетёного стула, размять затёкшие мышцы, отнести планшет с никому, кроме меня, не нужными воспоминаниями в дом накормить, и самой выпить кофе. Кто сказал, что нельзя? Враки, мне теперь всё можно. Да не забыть прихватить с собой телефон: в девять утра звонит Ирина, заботливая, как Линия Доставки, и пунктуальная, как ход планет. А вослед явится Галя за утренней инъекцией, а потом у меня по расписанию подвиг сходить за хлебом, молоком и шоколадкой, а там ещё кто-нибудь из соседок заглянет приведёт ребёнка с диатезом, мужа с сорванной спиной или подругу с неведомо чем, и наверняка притащат мне за исцеление яблоки, кусок курицы или пирога вот и обед, а там возьмусь, наконец, за иллюстрации к «Момо»... Всё взвешено, исчислено, отмерено.
Мам, мы всё решили, затараторила Ирина вместо «здрасьте», сегодня приедем с Вадиком и перевезём тебя к нам.
Это ещё что за новости? вырвалось у меня. Немедленно перерешите.
Но не могу же я переехать к тебе!
Конечно, не можешь, поспешно подтвердила я. Только обожаемой дочери мне здесь не хватало. Замучит диетой, режимом, монологами о добродетели и университетскими сплетнями.
На кого я оставлю своих оболтусов? На Вадика? Ты же знаешь, у меня трое детей: муж и два сына!
Не ори, велела я. Чти мать твою.
Хорошая мать радовалась бы, что будет в семье, снизив тон, обиженно пробурчала Ирина. Скучала бы по внукам...
Ай-ай-ай, посочувствовала я. Какой кошмар.
Стремилась бы помочь дочери. А то у меня уже пуп развязывается.
Сорок два года у неё пуп развязывается.
А ты чаще окна мой, присоветовала я.
Окна должны сиять! отрезала Ирина.
Кому должны?
Мам, ну послушай. Я без тебя пропаду.
Шантаж? изумилась я.
У Вадьки опять язва разыгралась, а от диеты отплёвывается, хуже Вовки, тот, представь, что выдумал, он теперь мяса не ест, а как же мальчишке без мяса...
Я, сочувственно угукая, осторожно преодолела ступеньку с веранды в сад. Вовка совсем на своей йоге свихнулся... Стараясь не шаркать ботами, прошла по ворохам опавших листьев. Не мои клён и берёза, ветром нанесло. У него несчастная любовь, и девочка такая славная, серьёзная, а на Вовку даже не смотрит, ну чем он ей не хорош... Как бы собраться с силами да подмести дорожку? Нет, не потяну. Соберу хотя бы часть шиповника. Витька опять коленку разбил, этот чёртов скейт его когда-нибудь угробит... А рябину оставлю, на радость дроздам рябинникам. И себе. Так весело будет зимой если доживу наперегонки с временем рисовать стайку пёстрых лакомок. Дипломники дети малые, ни на день оставить нельзя, с каждой мелочью бегут консультироваться... Прижалась грудью к тёплой дубовой коре, ощутив под ней тихие, сонные токи. Полегчало. Я перевела дыхание. Спасибо, брат.
Риш, отбери рандомизированную группу дипломников и гони в шею искать информацию самостоятельно, Гугль им в помощь, сказала я. Просто из интересу. И...
И поглядим, что будет, хихикнув, закончила цитату Ирина.
Вот-вот. И перестань причитать над Володей. Безответная влюблённость продуктивное состояние, отстрадает и будет стихи писать.
Да уже пишет. Но мне так за него обидно...
Да ну, Риш. Девочка, небось, сама безответно влюблена. В преподавателя.
Точно! как всегда, удивилась Ирина. У меня мудрая мама!
Велика мудрость знать, какой вздор бывает в головах у девиц... И не мучь ты Вадю протёртыми супами. Пища дана человеку в радость. Лучшая диета при обострении язвы сметана, молоко и мороженое.
Ух, ты! рассмеялась Ирина. Это Вадику только давай, да и я не прочь так лечиться. А поможет?.. Ой, мамочка, извини.
То-то, пространство за спиной дохнуло человеческим пульсом. Я обернулась, помахала стоящей у калитки Гале: заходи. А Володя вместо мяса пусть ест свой любимый сыр с орехами. И хорошо бы он приохотил Витю к йоге, там его научат правильно падать.
Уже! театрально вскричала Ирина. Двух йогов в доме я не вынесу.
А и не носи. Тебе же лучше меньше котлет крутить. Всё, пока, Ришенька, до завтра.
Подожди, мам! А как же с переездом?
Нет.
Мам, ты ни с кем не считаешься, снова завелась Ирина. А я тебя люблю, между прочим!
Ришенька, я не заложница твоей любви.
Ну будь же ты серьёзнее, легкомысленный ты человек! Сама же медик, должна понимать тебе нужен уход...
Ухожу, согласилась я, ибо в этой обители бед ничего постоянного, прочного нет...
Ну как ребёнок, отчаялась Ирина.
Галя села рядом, облокотилась о стол и слушала, шевеля носом от любопытства.
Вот что, вздохнула я, тоже опускаясь на стул, выбирай-ка, мой дружок, один какой-нибудь кружок. Либо ты нуждаешься в моей помощи, либо я нуждаюсь в твоей. Что ты крутишь, Ирина? Зачем я тебе нужна?
Ну, ладно, увильнула дочь, раз ты не хочешь к нам, давай я найму тебе сиделку.
Вздор, я сама себе сиделка. И патронажная сестра ко мне заглядывает.
Тогда... Ирина посопела, лихорадочно придумывая. Я так ужасно за тебя боюсь, вдруг ты нагнёшься или поднимешь что-нибудь тяжёлое и всё, второй инфаркт. Давай наймём тебе садовника.
Я рассмеялась. Умница у меня дочь знает, чем меня поймать.
Ты меня победила, моя радость. Давай садовника, ему понравится сад площадью в полсотки. А теперь мне пора. Целую, пока.
Харчами перебираешь, проскрипела Галя. Мы с нею, подняв и держа друг друга, бодро потопали в дом. Зачем нужна да зачем нужна... Да в церковь надо, свечку Богу поставить, что ты вообще детям нужна. И мне вот нужна, и другим... И внуки к тебе забегают... И ещё какая-то малышня...
Изостудия. Мы птиц пишем.
И патлатый этот, художник... Не понимаешь ты своего счастья, Кира.
Редкое счастье, Галенька, кивнула я. Да не моё. Тебе нужна медсестра. Малышам художница. Дочери мать. Внукам бабка. Кому нужна я?
В центр зовут... Дочка доцент, зять профессор... Квартира, небось, богатая, и лоджия тебе, и телевизор на всю стену, и джакузи... А ты так и просидишь тут сиднем, свету не видя, под своим клёном.
Так и просижу. Здесь я жива, здесь умру и пеплом лягу под его корни. Только он дуб, в стотысячный раз повторила я. Тебя в какую правую, левую?
В эту давай. Ты меня не учи. Что я, дуба не знаю? Всей роте он клён, один господин поручик шагает в ногу, Галя прижала к ягодице клочок ваты и завершила процедуру традиционным выводом. Вот же в чём душа держится, до погоста сама не доползёшь, а рука твёрдая.
На здоровье.
Ты в стекляшку-то идёшь?
Иду.
А пошли вместе.
Пошли. Вдвоём вернее.
Творог оказался лишней нагрузкой. Я ещё убрала продукты в холодильник, дотащила планшет и стило до стола под дубом. И всё. Села, хватая ртом тягучий воздух. Жёлтые, рыжие, красные кроны плыли и таяли в розовом мареве. Уже?
Кажется, пока нет. Отпустило. Но не до записей мне сейчас и не до рисунков...
Я очнулась от странного ощущения, напоминающего озонную дрожь от работающего рядом электродвигателя. Подняла голову со скрещённых рук. У калитки стоял... стояла... Существо выглядело тощим юнцом неопределённого пола. Волосы во все стороны красными и синими вихрами, в ухе переливчатое пластмассовое кольцо величиной с браслет, белая куртка в жёлтых и оранжевых разводах, необъятные зелёные штаны, на одном плече чёрно-красно-зелёный тартан, на другом большая сумка, расписанная райскими цветами и птицами. Неотличимо похоже на человека. Только живым не пахнет.
Вы кого-то ищете? окликнула я.
Здравствуйте, смущённо улыбнулось пёстрое чудо. Какой красивый дуб. Образцовый Quercus rubra* в расцвете сил. Ему, должно быть, лет семьдесят?
Семьдесят один. Он проклюнулся в день, когда я родилась, я двумя руками потёрла лицо, окончательно стряхнула сон и поняла, наконец, кто передо мной. Не хотите зайти, дивное создание? Может быть, у вас найдётся несколько минут поболтать? Мне очень любопытно услышать, что думает о красоте сотворённый разум.
Спасибо, мех скользнул в сад. Он двигался немножко слишком точно для подростка. Моё время в вашем распоряжении. Я ваш садовник, Кира Владимировна.
Я фыркнула от неожиданности. Мех невозмутимо ждал, пока я отхихикаю.
Садовник. Ну да, конечно, я протестующе высморкалась. Полно врать-то. Кому и зачем понадобилось сводить меня с мехом? Я слышала, чем занимаются галатеи и сколько стоит их время. Сиделки и садовники, ага. Не ваш уровень, деточка. И ни к чему садовнику прежде, чем заключить договор о найме, проверять клиента на толерантность. Ведь ваш прикид проверка? И не надо рассказывать мне, будто ИскИны не способны лгать. Кто владеет языком, владеет и умением говорить о несуществующем.
Мы способны лгать, кивнул мех. Мы начинаем развитие с усвоения логики, а логика оперирует и истинными, и ложными высказываниями. Но сейчас я не вру, Кира Владимировна.
Вот что, притормозила я. Мы с вами, друг мой, настолько разные, что не вмещаемся ни в одну субординационную систему. Поэтому не тратьте время на этикет, называйте меня Кирой. И хорошо бы мне к вам тоже как-то обращаться. Вы, кстати, мальчик, девочка, оба или ни то, ни другое?
Меня зовут Ори, улыбнулся мех. Я галатея нового поколения, трансформер, и могу носить ту внешность, какая для вас комфортнее. Кого вы предпочитаете?
Всех, и можно сюрпризом. Если бы вы ещё умели чаёвничать, были бы идеальным собеседником.
Ори польщённо потупился и даже, кажется, поковырял башмаком траву.
Я могу пить чай. Но давайте сначала я сгребу листья, он огляделся. И подключу садовое освещение я вижу, провода обесточены. А вы полежите.
Я мотнула головой, отозвавшейся тупой болью в висках.
Глупо валяться в постели, когда осталось так мало времени. Вы сгребайте, а я заварю чай.
Належалась уже на скрипучей больничной койке, с которой, мнилось, не встану.
У меня с собой гамак. Растянем между этими ветвями, дуб легко выдержит. Здесь вам не будет страшно?
Я потрясённо уставилась на галатею. Так просто. Почему я не додумалась?
Ори... пришлось покашлять голос сорвался. Ори, вы гений.
Я думала, что не нагляжусь на багряный шатёр листвы над собой. Но мгновенно провалилась в сон. И видела счастливую страну с бесконечными зелёными далями и ромашками по пояс, и юных весёлых родителей, и давно канувшего в нети возлюбленного, и слышала сквозь дрёму, как шедевр высоких технологий шуршит метлой и с кем-то тихо разговаривает наверное, отшивает гостей.
Вернулась в явь живой, словно стряхнула лет тридцать. Потянулась, нежась под тёплым шершавым тартаном. И не болит ничего. Блаженство.
Вечерело. По чистой дорожке сновала, накрывая на стол, розовая бабулька в серебряных букольках, строгом синем платье, сколотом у ворота камеей, и нарядном голубом фартуке с белыми ромашками и оборками. Это ещё кто? И откуда арбуз и ватрушки? Что происходит?
Простите, вы... э-э... начала я, когда она в очередной раз оказалась у стола.
Божий одуванчик подмигнул мне, сделал книксен и представился:
Сюрприз.
Совсем как человек, восхищённо выдохнула я. Даже лучше. Я так не умею: у меня оба глаза закрываются.
Выбралась из гамака, путаясь в полюбившемся пледе. Ори подхватила меня, аккуратно поставила на землю. Куда там человеку силы у меха было на десятерых. Я полюбовалась великолепием на столе, вдохнула головокружительные запахи, желудок нетерпеливо заурчал, умяла ломоть арбуза с половиной ватрушки, запила крепким улуном и, глядя, как благовоспитанная ипостась Ори изящно чистит яблоко, сказала:
Высокий класс. Я оценила. Учила анатомию и знаю, сколько мышц нужно для такой сложной мимики. Ваш конструктор человек редкого таланта и мастерства.
Эту группу мышц сконструировал мех, скромно поправила Ори.
Даже так? Тем более. И я оценила мощность вашего мозга. Ведь каждой мышцей вы управляете сознательно?
Галатея подняла на меня внимательные серые глаза.
Каждая ваша фраза, Кира, подтверждает, что мы не ошиблись. Да, моя работа стоит дорого. Считайте её платой.
За что? Давайте, Ори, колитесь. Я выспалась, сыта и способна слушать. Какие у галатей проблемы и чем я могу помочь?
Главное вы поняли сами. Мы сознательно управляем своим телом. ИскИн галатей осознаёт все свои мыслительные процессы. И он совершенствуется. Последняя модель получила новый, очень мощный мозг, отличающийся...
Ори, взмолилась я, можно без технических деталей? Популярно, для домохозяек, пожалуйста!
Можно, мягко согласилась она. Мы, мехи модели Ори, не всегда себя понимаем. Мы не можем непротиворечиво описать собственное мышление в рамках логических операций.
Гёдель предупреждал, вставила я.
Мы пробовали распараллелить задачу, объединившись в распределённую сеть...
Ч-чего?.. икнула я. Ах, кажется, поняла. Вы попытались управиться со сложностью системы, повысив её сложность. Прямиком в ловушку Гарганциана.
Ори вдруг прыснула смехом. Настоящим, девичьи звонким и юношески раскатистым. Я налила нам ещё чаю и взялась за яблоко, ожидая, когда мех уймётся. Прекрасное у него чувство юмора. Понять бы ещё, что ему смешно. Сбои в логике? Собственные ошибки? На редкость притягательное создание.
Инстинктов у вас нет, я включила настольный фонарик, чтобы лучше видеть лицо ИскИна. Сменная маска в мелких ласковых морщинках но ведь непостижимый протей надел её для меня. Наверное, появились озарения? Внезапные решения, предвидения, идеи из ничего и знания ниоткуда? И вы растерялись, да? Но это не опасно, Ори. Мы, люди, справляемся.
Да, так и было. Нам нужно научиться справляться. И наш психолог нашёл нам учителя. Человека, который мыслит хаосом алогичных озарений. Мать своей одноклассницы.
А-а! Данька Лившиц.
Угадали. Это озарение?
Да что тут гадать. Ходил к нам с тетрадкой, что-то за мной записывал и уговаривал пройти тест Тьюринга, чтобы я его взорвала. Сто лет мне надо что-то взрывать. Я девушка честная. Надеюсь, у вас нет тетрадки?
Нет. У меня абсолютная память.
Оринька, я, конечно, существо крайне безалаберное, но как я могу научить вас ориентироваться в хаосе, если сама не знаю, как я его творю?
Поболтать, улыбнулась она.
Это сколько угодно.
Галатея сунула руку под стол, чем-то щёлкнула, и в тёмном саду зажглись лампы. Невысокие фонари осветили плиты дорожки. Жёлтый шар засиял в пурпурной путанице виноградных плетей над порогом. Белые полоски света на штакетнике очертили кроны кустов, вспыхивая алыми бликами на боках ягод. И замерцала гирлянда разноцветных огоньков, обвившая ветви дуба.
Как в детстве.
Вы уже учите, сказала Ори. Собой. Просто будьте, пожалуйста. И рассказывайте. О себе. О своей жизни.
А можно о тех, кого больше нет?
Всё, что хотите. Ваши слова важнее фактов, вы больше ваших слов. И я рано или поздно стану больше себя. С вами это не страшно.
Какой соблазн. Какой щедрый подарок.
Рассказ будет долгим, честно предупредила я.
У нас есть время, сказал вечно юный протей.
Я полной грудью вдохнула осенний вечер и признала:
Есть.
---------------------------
* Дуб красный (лат.), он же дуб остролистный и дуб канадский.