Аннотация: Продолжение Странной Страшной Сказки. Русско-японская война окончена(?) но война продолжается.
Поскольку я писал не историческое исследование, а художественную книгу, наряду с реальными персонажами в повествовании имеются вымышленные, а часть событий в жизни реальных персонажей сдвинута по времени (в основном из- трудностей за нахождения послужных списков).
Пролог
'Центральным фактором переживаемого нами периода мировой истории является соперничество Англии и Германии. Это соперничество неминуемо должно привести к вооруженной борьбе между ними, исход которой, по всей вероятности, будет смертельным для побежденной стороны. Слишком уж несовместимы интересы этих двух государств, и одновременное великодержавное их существование, рано или поздно, окажется невозможным.
Действительно, с одной стороны, островное государство, мировое значение которого зиждется на владычестве над морями, мировой торговле и бесчисленных колониях. С другой стороны - мощная континентальная держава, ограниченная территория которой недостаточна для возросшего населения.
Поэтому она прямо и открыто заявила, что будущее ее на морях, со сказочной быстротой развила огромную мировую торговлю, построила, для ее охраны, грозный военный флот и знаменитой маркой 'Made in Germany' (марка, которую по настоянию Британии ставили на товары немецкого производства) создала смертельную опасность промышленно-экономическому благосостоянию соперницы.
Естественно, что Англия не может сдаться без боя, и между нею и Германией неизбежна борьба не на жизнь, а на смерть. Предстоящее в результате отмеченного соперничества вооруженное столкновение ни в коем случае не может свестись к единоборству Англии и Германии. Слишком уж не равны их силы и, вместе с тем, недостаточно уязвимы они друг для друга. Германия может вызвать восстание в Индии, в Южной Африке, и в особенности опасное восстание в Ирландии, парализовать путем каперства, а может быть, и подводной войны, английскую морскую торговлю и тем создать для Великобритании продовольственные затруднения, но, при всей смелости германских военачальников, едва ли они рискнут на высадку в Англии, разве счастливый случай поможет им уничтожить или заметно ослабить английский военный флот. Что же касается Англии, то для нее Германия совершенно неуязвима. Все, что для нее доступно - это захватить германские колонии, прекратить германскую морскую торговлю, в самом благоприятном случае, разгромить германский военный флот, но и только, а этим вынудить противника к миру нельзя. Несомненно, поэтому, что Англия постарается прибегнуть к не раз с успехом испытанному ею средству и решиться на вооруженное выступление не иначе, как обеспечив участие в войне на своей стороне стратегически более сильных держав. А так как Германия, в свою очередь, несомненно, не окажется изолированной, то будущая англо-германская война превратится в вооруженное между двумя группами держав столкновение, придерживающимися одна германской, другая английской ориентации', - прочитав эти строки, Николай отложил бумагу сторону, чтобы закурить трубку и неторопливо обдумать прочитанное. Да, мирная передышка, на которую он рассчитывал, кажется, заканчивается. Как только англичане окончательно договорятся с французами и австрийцами, и спустят на воду свои 'сверхброненосцы', так через пару лет следует ожидать новую войну. Вспомнив недавно прочитанную статью, он подумал, что скорее всего она действительно будет мировой, из-за участия ведущих держав. Так что предстоит реальная возможность узнать, чего стоят предсказания Блиоха и этого... немецкого теоретика бунтовщиков.
Para bellum
Si vis picem - para bellum хочешь мира- готовься к войне, лат.
Французская республика, Париж, март 1904 г.
Белов ловко обогнул еще одну группу парижан. Стараясь никого сильно не толкать, он буквально ввинтился в толпу, стараясь продвинуться в первые ряды. И ему это удалось, толпа еще не загустела до того состояния, когда невозможно пробиться ни взад, ни вперед. Наконец он пробился к оцеплению, устроившись прямо за спиной невысокого ажана (полицейского). И тут же появился президентский экипаж, встреченный радостными криками горожан. Белов отметил, что сегодня настроение французов явно изменилось. И вспомнил, как вчера сидевшие в экипаже Его Величество Эдуард и президент Лубе выглядели явно нервничающими, а из толпы неслись не только приветственные возгласы, но и крики: 'Да здравствуют буры!', 'Да здравствует Фашода!'. Александр мог даже поклясться, что своими ушами слышал, казалось бы, давно забытое 'Да здравствует Жанна д'Арк!'. Но в целом, как отметил Александр, французы были настроены довольно благодушно. А зная ветреную галльскую породу, он ничуть не удивился сегодняшнему поведению парижских обывателей.
Тем более, как сообщала 'Ле Фигаро', вчера британский монарх делал все для этого изменения. В пять часов вечера король нанес очень короткий визит президенту в Елисейском дворце и спустя полчаса уже был в британском посольстве по соседству, где принимал членов Британской торговой палаты. Там он произнес речь об англофранцузской дружбе, в которой говорил о своем желании, чтобы Британия и Франция покончили со всякой враждой и работали вместе как 'чемпионы и пионеры цивилизации и мирного прогресса'. После ужина в посольстве Эдуард VII отправился в 'Театр Франсэ' посмотреть пьесу с 'Другая опасность' драматурга Мориса Доннэ, автора остроумных фарсов из парижской жизни. Главный герой пьесы встречается со своей старой любовью через много лет после ее замужества и заводит с ней роман только для того, чтобы влюбиться в ее дочь - идеальный репертуар для английского короля, известного своим донжуанством. Перед началом спектакля в зале были слышны лишь редкие смешки. Даже 'Ле Фигаро', стоящая на однозначно пробританской позиции, отметила лишь любопытных взглядов в сторону короля и перешептывания. Это отсутствие энтузиазма, судя по всему, монарха не обескуражило. Он от души смеялся на протяжении всего первого акта, а в антракте прогулялся по фойе в сопровождении полицейских, которые заметно нервничали в таком столпотворении. Неудивительно, что часто бывавший раньше в Париже Эдуард встретил кого-то из своих знакомых. Как писал корреспондент 'Фигаро', среди них оказалась и бывшая звезда парижской сцены, с которой 'Его Величество был хорошо знаком ранее', Жанна Гранье, ныне дама чуть за пятьдесят. Эдуард подошел и поцеловал ей руку. Как было отмечено в статье, он обратился к ней по-французски и произнес довольно громко, так что слышно было всем, кто оказался поблизости: 'Ах, мадемуазель, я помню, как аплодировал вам в Лондоне, где вы демонстрировали все изящество и остроумие Франции'. Столь галантное, истинно галльское поведение, не могло не понравиться французам, которые даже сейчас обсуждали этот королевский поступок со своими знакомыми. А еще напечатанная газетами речь...
Король, в красном мундире и шляпе с плюмажем, выбрался из экипажа под радостные крики толпы, встреченный на пороге мэром и почти полусотней чиновников. После обмена приветствиями, все скрылись в дверях мэрии и большинство зевак стало расходиться. Пошел вместе со всеми и Белов, размышляя о только что увиденном. Не похоже, что это просто протокольный визит, думал он. Скорее намечается союз наших ветреных якобы союзников с 'коварным Альбионом' (прозвище Британии). Однако между Францией и Англией столько сложных, еще не решенных вопросов, что многие в Европе, да и в России не верят в возможность их союза. Как было известно Александру, посол Урусов, сообщая о серьезной подготовке французов к встрече Эдуарда VII, все же писал: 'Навряд ли следует приписывать посещению королем Парижа особливое политическое значение'. Однако Государь явно что-то подозревал. Не зря же лейтенант флота российского Белов, он же тайный сотрудник Третьего Отделения Его Императорского Величества Канцелярии, получил срочный отпуск с крейсера 'Баян' и прибыл в Париж. А сейчас шел на встречу с одним из 'доброжелателей' России, служившем в канцелярии президента Франции, осторожно осматриваясь в поисках возможной слежки. Конечно, полиция и охранка французов задействована на охране визита, но лучше перебдеть, чем провалить задание. Таких в Третьей Канцелярии не жаловали и после проваленного поручения вполне можно было оказаться главным начальником пограничного поста где-нибудь на Чукотке. Где всех милых дам заменяют белые медведицы, а единственный человек, с которым можно культурно поговорить сидит против тебя в зеркале.
- Добрый день, мсье, - подойдя к столику в бистро, Белов поздоровался с невысоким человеком с бледным лицом мало бывающего на свежем воздухе канцеляриста. - Вы разрешите присесть за ваш столик?
- Конечно, мсье, если вас не смущает общество простого писца, - ответил правильным паролем француз.
- Ну что вы, мсье, - ответил Белов. - Вы выглядите не простым писцом, а как минимум начальником канцелярии. Да и газету читаете интересующую меня. Не позволите ее на минуту? Хочется посмотреть отчет о вчерашнем приеме в Елисейском дворце.
- Возьмите, но ненадолго - я еще не все прочитал, - ответил собеседник и закрыв газету, положил ее на стол рядом с Беловым. Тренированным взглядом Александр успел заметить легкое утолщение там, где лежал конверт. Попросив у подскочившего гарсона бокал пива, он быстро открыл газету, быстрым движением поменял конверт. Делая вид, что читает, дождался появления официанта, вернул газету и, быстро выпив пиво, попрощался с соседом.
Конверт приятно похрустывал в кармане, когда Белов покидал бистро.
Российская империя, Санкт-Петербург, Зимний дворец, май 1904 г.
Войдя в кабинет, оба немедленно закурили, причем Сергей Александрович с большим интересом наблюдал за раскуривающим трубку Николаем. Дождавшись, пока племянник затянется и выпустит первый клуб дыма, Сергей сказал.
- Элла очень переживает.
- Напрасно, - грубовато ответил нахмурившийся император. - Сие не прихоть. Ты про ее 'викторианскую болезнь' (Аликс была носительницей гена гемофилии) забыл? А я помню, и рисковать более не желаю. Мне нужен здоровый наследник.
- Но, Ники, ты сам ранее уверял, что ничего точно не известно, и тебя не страшит любой исход, - удивленно возразил великий князь.
- Tempora mutantur et nos mutantur in illis (времена меняются, и мы меняемся с ними, лат), - ответил Николай, укрывшись за густым табачным дымом. - Хватит об этом, дядя. Думаешь, мне легко было решиться? Но я уже не тот...
- Это да. Я тебя понял, Ники, - ответил на последние слова царя Сергей, подумав очередной раз. - 'Здорово же ты изменился, шалопай. Неужели пребывание на пороге смерти так подействовало? Или ты просто притворялся?' - затушив дотлевающую папиросу в пепельнице, великий князь обратил внимание на лежащую на столе карту Дальнего Востока и перевел разговор. - Как я вижу, ты не оставляешь свой манджурский проэкт? Говорят, Тихоокеанский флот усиливать собрался за счет Балтики? Зачем? L'oncle Sam (Дядя Сэм, фр. Прозвище США) нам с того берега океана не угрожает, а япошек ты разбил основательно. Англичане? После бурской долго не оправятся... Так зачем?
- Эх, дядюшка, ты бы знал, каких трудов эта виктория стоила. Крепко нам повезло, что японцы подготовиться не успели.
- Эти макаки? Ты серьезно, Ники? - Сергей Александрович смотрел на племянника с таким удивлением, что Николаю захотелось дать ему в рожу пару раз.
- Эти, как ты, дядюшка говоришь, макаки, разбили бы нас, если бы не лучшая подготовка нашего флота и не наша инициатива в войне. Жди мы, как хотели Витте с Куропаткиным, пятого года - и пришлось бы нам кровью умываться. Японцы противник, как оказалось, серьезный, солидней турок намного будут. А ведь и турок мы в семьдесят седьмом с большим трудом разбили. Сие даже в большей степени к японцам относится. Повезло нам, что они только готовиться начали и их доброжелатели из Англии да Северо-Американских Штатов им денег на продолжение войны подкинуть не успели. Флот у них и маневрировал и стрелял хуже нашего. Зато теперь, как пишут, северо-американцы им кредиты подкинули. Хорошо, что нам от сих кредитов немалая доля в виде репараций приходит. Но и на оставшееся они себе строят что-то на своих верфях. А представь, что мы бы до четвертого-пятого года дотянули? Да с придумками Виттевскими, вроде вооруженного резерва и постройки коммерческого порта в Дальнем, вместо крепости в Порт-Артуре? У нас и в запас большая часть подготовленных матросиков бы ушла, и флот подготовку потерял. А у них флот готовился бы, как пишут, усиленно. Они с прибытием последних своих закупок от англичан планировали почти все корабли в постоянно плавающую эскадру свести. И все... начали бы они первыми, флот наш не справился или справился, но с такими потерями, что мы без флота остались. А потом - высаживай войска где хочешь, бери неготовый Порт-Артур с суши или блокируй его так, чтоб флоту деваться некуда. И проиграли б мы этим макакам на радость коварным альбионцам.
- Не верю, Ники, - отрицательно покачал головой Сергей. И даже руками оттолкнул нечто невидимое. - У нас к тому времени и новые броненосцы подоспели бы, и армию мы могли усилить...
- Не могли, дядюшка, не могли. Великий Сибирский путь не готов, а Манджурию эти наши умники хотели вернуть китайцам. И куда бы ты войска повез? Броненосцы же только бы в готовность входить начали. И оказались мы в том положении, что сейчас у японцев - с новыми кораблями, но с неготовыми экипажами против обученных и готовых к бою... Так что Божье чудо нас спасло, дядюшка. Его соизволением выиграли. Быть бы нам от азиатцев диких битыми, и кто бы тогда с Россией считаться стал? На уровне балканцев или эфиопцев могли упасть, а не Великой Державой числиться. Вот так, дядюшка.
- И все же не убедил ты меня, Ники. Такого просто не может быть, - упорствовал великий князь. - Какая-то Япония - не страна, а недоразумение и наша великая Россия... Да мы их... шапками закидали бы. Да ежели каждый солдатик из тех, что там был одного бы япошку убил - у них и армии не останется.
- Как хочешь, дядя. Можешь верить или нет, дело твое. Только армия у них поболее того, что наши умники из Главного Штаба насчитали оказалась. Сие и германские, и французские данные подтвердили. А флот им англичане ставили. Что бритты первеющие на свете моряки, ты отрицать не будешь. И японцы не китайцы. И даже не турки.
- Не убедил ты меня, Ники, но я еще над этим подумаю. Благо, времени у меня теперь свободного много.
- А вернуться не хочешь, дядюшка?
- Нет, Ники, и не проси. Ты мое отношение и к жидам, и к парламентам, и к говорунам политическим знаешь. Не хочу видеть, как ты своим руками основы самодержавия... убираешь, - Сергей слегка смутился, отметив, что Николай великолепно понял, почему он сделал паузу.
- Нет, дядя. Не рушу Я самодержавие МОЕ, а укрепляю. Ты газеты почитай - сей час все политиканы друг другу в глотки вцепились, за места в Госудаственном Совете бьются. МЫ им теперь не столь интересны.
- А ежели они, как в Британии, самовластно править захотят?
- Пусть попробуют, дядюшка. Им сначала сговориться надо будет. Да законы изменить попробовать, иначе сии их речи преступлениями будут. А большинству из них главное - на трибуне повитийствовать. Вот увидишь, дядюшка, так и будет, - высказавшись, Николай глубоко затянулся. Затем, выдохнув, окутался клубами табачного дыма, словно линкор, выдавший полный бортовой залп.
Австро-Венгрия. Вена. Дворец Шенбрунн. Июнь 1904 года.
В 'Биллиардной комнате' Шенбруннского дворца министр иностранных дел Агенор Мария Адам, граф Голуховский, поляк по наицональности и, в тоже время, верный подданный Его Апостолического Величества (один из титулов императора Австро-Венгрии) неторопливо прохаживался около входной двери, не обращая внимания на бильярдный стол. Стол, специально поставленный в прихожей, чтобы ожидающие аудиенции у императора могли провести время, играя в бильярд. Но сейчас министр не только ждал в одиночестве, но и задумался настолько, что отказался бы и от предложения сыграть партию-другую. Сейчас он решал важнейшую для себя, а возможно для страны и мира задачу - как преподнести Его Величеству полученные предложения. Заманчивые, но весьма опасные, на взгляд министра. И как донести это до Его Величества? - Пшеклентны москали, - неожиданно вслух, пусть и негромко выругался граф на родном языке. И торопливо оглянулся, проверяя не видел ли кто, как он выдал свои чувства. Но в комнате по-прежнему был один он.
Как подданный австрийского монарха, он не любил русских, как поляк - почти ненавидел за разгром родной его сердцу Ржечи Посполитой. Но, как здравомыслящий человек и министр, старался строить отношения с ними, объективно оценивая возможности двух стран. И как было хорошо, когда семь лет назад ему удалось организовать соглашение по Балканам. Которое, признался сам себе Агенор, разрушили эти дикие сербы своим переворотом. Теперь русские наконец занялись тем, чем им и следовало бы заниматься всегда, по мнению многих знакомых Голуховского, а именно - экспансией в очень далекой Азии, вместо Европы. Но и тут эти москали ухитрились нагадить всем Великим Державам, отхватив солидный кусок Китая, избив английского вассала и возобновив дружбу с Германской Империей. Пруссаки же, к негодованию честных австрийских немцев, пошли навстречу этим азиатам, пренебрегая политическими интересами Австрии. Коварные, как положено византийцам, русские тотчас воспользовались этим и возобновили вмешательство в балканские дела. Чем опять вызвали недовольство, и не только австрийцев.
И вот теперь англичане и французы вышли с очень интересными, но и весьма опасными предложениями. Опасными, потому что Австрии придется фактически нарушить соююз с Германией и начать конфронтацию с Россией. При поддержке Англии и Франции, конечно. Но стоит ли рисковать и насколько весомой будет эта поддержка, Агенор не мог просчитать. А также никак не мог предугадать отношение к этим предложениям императора. Отчего злился на русских еще больше.
Дверь открылась и вошедший лакей пригласил министра в рабочий кабинет монарха. Франц-Иосиф, как всегда, стоял у своего аудиенц-пюпитра, на котором, как известно, крепился листок с распорядком дня, рассчитанным строго по минутам. В том числе и с расписанием аудиенций. По которому на сегодняшний прием отводилось ровно пятнадцать минут. Пятнадцать непростых минут, в которые необходимо было уложиться, чтобы объяснить свою точку зрения на рассматриваемый вопрос.
Агенор бросил взгляд на письменный стол. Там, рядом с кожаными папками из других министерств и Генерального штаба, рядом с аккуратно сложенными в стопку подписанными сегодня документами, отдельно, чтобы подчеркнуть рассматриваемый вопрос, лежала и папка из его министерства.
На то, чтобы описать поступившие предложения, Агенору хватило нескольких минут. Еще примерно минут пять-семь он пытался, используя все свое красноречие, описать выгоды и недостатки принятия этих предложений. При этом он смотрел в лицо своего повелителя, стараясь определить, как тот относится к его речи. И по слегка сдвинутым бровям, а также промелькнувшей в глазах императора тени удовлетворения, когда он описывал возможные последствия для России, понял, что хочет услышать император. Поэтому закончил он доклад импровизированным заключением.
- Посему вопрос подписания секретных приложений к подписываемым официально соглашениям о покупке Рио-де- Оро и участии в решении албанского вопроса полагаю наиважнейшим. Эти соглашения с двумя Великими Державами сулят нам немалую выгоду, при том, что подписывая их, мы не нарушаем наших конвенций с Берлином и Римом, - о том, что отсутствие нарушения соглашений Тройственного Союза лишь формальное, а фактически Австро-Венгрия заключает соглашения с врагами этого союза, граф благоразумно умолчал.
- А как к сим соглашениям отнесутся парламенты австрийский и венгерский? - спросил император, напомнив, что венгры уже один раз отказали своему королю в праве покупки Рио-де-Оро.
- Полагаю, Ваше Величество, вопрос удастся решить, ибо к соглашению прилагаются немалые торговые льготы для венгерских землевладельцев выгодные, - ответил Агенор, еще раз поклонившись.
- Хорошо, граф. Я доволен вашими пояснениями по этому вопросу, - ровно в положенную минуту закончил аудиенцию Франц-Иосиф.
Граф, еще раз поклонившись вышел. Судьба договоренностей была решена. И решена положительно, судя по последним словам императора. А что будут вопить эти крикуны в парламентах, никого, кроме самих крикунов, журналистов, да читающих их статьи в газетах простаков, не интересовало.
*в нашей реальности Испания пыталась продать Рио-де-Оро Австро-Венгрии сразу поcле испано-американской войны, но сделку запретил венгерский парламент.
Атлантический океан, борт лайнера 'Кельтик'. Июнь 1904 г.
Полковник Хаус, худощавый, подтянутый джентльмен с военной выправкой (ни дня не служивший в армии, а звание полковника получивший, как почетный титул, от губернатора Техаса за помощь в выборах) курил сигару, стоя на палубе и смотрел на удаляющийся берег. Не так давно спущенный на воду, самый большой в мире лайнер 'Кельтик' неторопливо набирал скорость, готовясь пересечь Атлантику. На его шести палубах почти две с половиной тысячи человек собирались с комфортом пересечь океан, чтобы навестить Старый Свет. И среди них была небольшая группа американцев, возглавляемая сравнительно молодым техасцем.
Вот уже стали неразличимы высокие дома и только знакомый силуэт с поднятым к небу факелом еще смутно темнел на горизонте, а Эдуард все еще стоял на палубе, задумчиво глядя в сторону уходящего берега. А подумать было о чем. Будучи довольно известным в политических кругах США (название USA - США уже использовалось в то время, но в России продолжали говорить САСШ), Хаус не спешил выйти на федеральный уровень. Ему, умело просчитывавшему шансы и всегда предпочитавшему находиться в тени, это казалось преждевременным. Не занимавший никаких официальных постов, скромный и неприметный для публики, он предпочитал управлять политиками из-за кулис. 'Серый кардинал' техасской политики, приведший к власти подряд четырех губернаторов Техаса от демократической партии, он вообще не планировал иметь никаких дел с нынешней республиканской администрацией президента Рузвельта. Пусть ему и нравились многие из ее действий, направленные на укрепление позиций страны на Американском континенте и в Азии. Но когда тебя просят такие люди, как, например, Морган и его деловой партнер Ламонт, пусть даже не лично, да еще при полной поддержке губернатора и сенатора Мортона - приходится соглашаться. А эти люди понесли большие потери от изменений в политике одной державы, в результате одержавшей победу в небольшой колониальной войне. Теперь они просто жаждали реванша, для чего им требовался человек, способный объективно оценить сложившуюся ситуацию и дать рекомендации. Причем реванш должен еще и принести дивиденты на каждый вложенный в его осуществление доллар.
'...остальной мир будет жить спокойнее, если вместо огромной России в мире будут четыре России. Одна - Сибирь, а остальные - поделенная европейская часть страны, - подвел он промежуточный итог своих размышлений. Впрочем, особо 'полковник' не расстраивался. Съездить, посмотреть мир, да еще не на свои деньги, всегда заманчиво. Собирать же данные, как и анализировать их ему не привыкать, как и находить выход из безвыходных, с виду, ситуаций. На что уж тяжелое положение было у Джеймса Хогга, которому все дружно предсказывали проигрыш в выборной гонке за губернаторское место. А ему удалось организовать образцовую кампанию, причем чужими руками. За спинами деятелей и управляющих кампании, которые выступали на публике, высказывались в прессе, сидел он, дергая за ниточки, выстраивая стратегию действий, направляя и даже предлагал нужные лозунги и слова. И Хогг стал губернатором Техаса.
Так будет и теперь - он найдет нужные слова и факты, подберет нужных союзников, выберет лучшую сторону и приведет к победе своих партнеров по Большой Игре.
Раздавшийся гудок, которым 'Кельтик' приветствовал встречное судно, сбил Эдуарда с мысли. Выругавшись про себя и бросив окурок в специальный ящик, он поспешил спуститься в каюту. Пора было переодеваться к обеду...
Британская империя. Лондон, клуб 'White's'. Июль 1904 г.
Старейший лондонский клуб 'Уайтс', расположенный в собственном здании на Сент-Джеймской улице, принимал в своих стенах избранных джентльменов уже больше двухсот лет. Задние клуба, не отмеченное ничем, даже банальной вывеской над подъездом, тем не менее известно всей Англии и даже за границей. Темные деревянные панели, портреты известных членов в тяжелых рамах, обеденный зал, сигарная комната, библиотека с пыльными старинными томами, привратник во фраке, преисполненный такого достоинства, что сошел бы за члена королевской семьи, создавали особую атмосферу. Как и возможность встретить самого короля или премьер-министра, которые ничем не выделялись из остальных членов клуба.
На первом этаже, довольно низкие потолки, что создает камерное ощущение скорее квартиры или небольшого отеля, нежели роскошного заведения. Красивый обеденный зал расположен на втором этаже и украшен большими портретами королей на стенах, выкрашенных в бордо в тон с бордово-серым узорчатым ковром. Бордовые портьеры тяжелого бархата и такого же цвета свечи на белых скатертях дополняли цветовую атмосферу обеденного зала. Говорят, между прочим, что сомневаться в аппетитах джентльменов не приходится - ежедневно подается несколько десятков блюд из рябчиков и другой птицы. Да, джентльмены предпочитают то, что летает, приземленная пища не вызывает у них гастрономического энтузиазма, разве что кролик на закуску и рыба.
Впрочем, в клубе можно не только отобедать, поужинать или позавтракать, но и отдохнуть, пообщаться или заключить сделку, а тои обменяться конфиденциальной информацией. Желающие уединения могли занять один из кабинетов на том же втором этаже.
В одном из таких кабинетов собрались трое старых джентльменов, по внешнему виду - помнящих еще начало правления королевы Виктории, но вполне бодрых и даже не растерявших свое влияние на нынешних политиков. Разговор, начавшийся сразу после завершения обеда, тек неторопливо, словно струящийся к потолку дым сигар.
- Полагаю, что это очень опасная идея, джентльмены. Кузены ничуть не лучше русских варваров, а их нынешний 'президент', - говоривший словно выплюнул последнее слово с легко различимым презрением, - очень любит размахивать своей 'большой дубиной'. Причем довольно ловко. Смотрите, как он провернул дело с Панамой. Раз - и договор подписывает уже не Колумбия, а бывшая колумбийская провинция, ставшая независимым государством. Признаю, сейчас они нам уступают и в силе, и в способностях ведения Большой Игры. Но! Учитывая, что у них даже сейчас верфей не меньше, чем у нас. И стоит им бросить деньги на строительство флота... А что касается способностей, они быстро учатся. И это может стать опасно для Империи!
- Бросьте тревожиться, мой друг, - усмехнулся самый старший из собеседников. - Они слишком привыкли полагаться на грубую силу и слишком не любят учиться. Поэтому они нам не страшны... в ближайшее время. А потом все может измениться, и найдется способ поставить их в стойло. Я, к вашему сведению, разговаривал с этим молодым человеком оттуда. Вполне здравомыслящий и понимающий свое место молодой... 'полковник', - снова усмехнулся старик. - Так чо привлекать кузенов все равно придется, ибо одних наших сил против альянса Германии и России будет очень мало. А ваши узкоглазые друзья одни против русских не продержаться и месяца. Нам же необходимо создать им угрозу со всех направлений. К слову, мой юный друг, - он неожиданно повернулся к третьему, - что у нас с 'нетрадиционным методом' решения этих вопросов?
- Увы, милорд, - отложив сигару ответил третий собеседник, самый молодой из тройки. - В Германии слишком мало способных выступить против действующей власти.
- Да уж. Любой переворот в Германии могут остановить пара полицейских, заявляющих, что данное действие незаконно, - пошутил первый джентльмен и все трое негромко засмеялись.
- К нашему глубокому сожалению, джентльмены, это во многом соответствует действительности, - подтвердил, отсмеявшись, молодой. - Но надо отметить. Что от союза с русскими выигрывают слишком многие круги, от промышленников до военных. Разве что юнкера, которым русские продукты сельского хозяйства составляют конкуренцию, не слишком довольны. Но и они не рискнут... А в России недовольных очень сильно проредили жандармы и эта их новая - старая организация, Третье Отделение. Но именно в России еще не все потеряно. Есть наши доброжелатели, есть агенты и есть планы на их тсе... цесаревича, - он с трудом произнес это слово по-русски. - Но... санкции на силовое решение?
- Его Величество таковой официально не даст. Более того, - опять вступил в разговор 'Первый', - официально он вообще не в курсе 'нетрадиционного метода'. А неофициально - могу напомнить историю Павла Первого.
Все промолчали, дружно затянувшись вкусным сигарным дымом.
- Так что решаем с кузенами? - поинтересовался молодой после небольшого перекура.
- Работаем, - предложил старший. И все, молча покивав в знак согласия, опять дружно потянулись к сигарам.
Вот так, и только так, по мнению англичан и могла твориться история...
Германская империя, Берлин. Задние Генерального Штаба. Июль 1904 г.
Граф Альфред фон Шлиффен сегодня чувствовал себя очень плохо. Хотя внешне это отражалось лишь в некоторой замедленности движений и, если внимательно приглядеться - в выражении глаз. Впрочем, разглядывать начальника Большого Генерального Штаба в его кабинете было некому. Адъютант и письмоводители, оставив папки с планами на столе, давно удалились, тихонько прикрыв за собой дверь.
Оставшись один, генерал долго сидел в кресле, рассматривая лежавшие аккуратными стопками на столе папки. И страдал.
Именно, страдал, так как при всей внешней сухости и педантизме, в душе он был самым настоящим романтиком, преклонявшимся перед содержанием этих папок. И жаждавшим однажды претворить это содержание в жизнь, в высокую романтику окутанных пороховым дымом полей сражений. Ведь только настоящий романтик может признать произошедшие в силу сочетания нескольких одновременно совпавших условий битвы при Канне и Седане образцом для всех предстоящих боевых действий германской армии, независимо от обстановки. И лишь настоящий романтик, не обращающий внимания на реальность, будет создавать планы исходя не из наличия своих сил, а из требований быстрейшей победы по его канонам . И только такой человек будет всецело отдаваться своей работы, уходя в нее с головой. Увлекаясь насколько, что когда его его адъютант на рассвете, после продолжавшейся всю ночь штабной рекогносцировки по Восточной Пруссии, обратил его внимание на красоту реки Прегель в лучах восходящего солнца, он всего лишь бросил оценивающий взгляд и ответил: 'Незначительное препятствие'.
Но если бы кто-нибудь сказал Альфреду о скрытом в нем романтике, он удостоил бы такового лишь коротким холодно-безразличным взглядом из-за стекол пенсне и не менее коротким ответом: - Ерунда. Граф, истинное воплощение духа прусско-германского офицера, ни за что не признался бы в своем романтизме даже на Страшном Суде.
Но сегодня, после аудиенции у кайзера и полученного на ней ошеломляющего и тяжелого удара внутренняя броня дала трещину. Именно поэтому фон Шлиффен никак не мог приступить к предстоящей ему простой процедуре. А ведь ему всего-навсего надо было открыть каждую папку, в которой хранились аккуратно подшитые, прошитые и опечатанные секретные планы войны с Россией и начертать недлинную резолюцию: 'В архив. Подпись'. И все. Но эти простейшие действия в глубине души казались ему аналогом убийства собственных детей.
Но и сидеть бесконечно долго, упершись взглядом в стол, он не мог. А потому, тяжело вздохнув, взялся за первую папку. Как назло, в ней оказался самый авантюристичный, но самый любимый им план. Предусматривающий неожиданную атаку Петербурга флотом и высадку десанта прямо в столице вражеской империи. И одновременно - стратегическое наступление германских и австрийских войск в Польских губерниях. В результате лишенные руководства, не успевшие полностью отмобилизоваться русские войска оказывались в полном окружении и должны были сдаться на тридцатый -сороковой день войны. После чего следовала переброска победоносных армий на запад и разгром французской армии, которая тщетно стояла в обороне, дожидаясь немедленного наступления Германии. А теперь этот гениальный план приходилось списывать в архив. Как и все планы наступательной войны против России. Так приказал Кайзер. А приказы Его Величества Императора Германии и короля Пруссии должен неукоснительно выполнять любой офицер.
Неожиданно генералу стало весело. Он вспомнил, что про наступательную войну против Франции император не сказал ни слова. Как и про контрнаступление против атакующих русских. А значит надо просто дорабатывать план войны на два фронта. Оставить против России минимум войск, не более двух корпусов. Они, опираясь на укрепления Восточной Пруссии будут сдерживать возможное наступление русских.
'В этой ситуации на западном фронте войск будет больше, следовательно, можно будет вывести из войны Францию до начала серьезного русского наступления. Которое, если подумать над намеками Его Величества, может и не начаться. Одно препятствие - развертывание такого количества войск на прежнем фронте наступления возможно лишь в несколько эшелонов. Но такое развертывание ослабит первый удар..., - размышляя начальник Генштаба машинально ставил резолюции на обложках одного дела за другим, - ослаблять его нельзя, значит придется пойти на более серьезное нарушение нейтралитета Бельгии. Это незначительное препятствие. Куда сложнее будет взять бельгийские крепости. Надо проверить, но по сведениям разведки, эти крепости не модернизировались лет десять. Следовательно, будут уязвимы для осадной артиллерии калибром более двадцати сантиметров, - теперь Альфред был даже счастлив. Он решил трудную задачу, поставленную командованием, причем очень просто и ловко, как ему казалось. - Значит осталось поставить задачу Круппу. Пусть создаст короткую пушку, гаубицу или мортиру наибольшего калибра, который можно применить на суше. А пока крупповские инженеры колдуют над пушкой, смледует озадачить штабных бездельников , пусть поработают'.
Так появился замысел того, что впоследствии назовут 'гениальным планом Шлиффена' - план очередного разгрома европейского соперника Германии
Небольшая квартира на Бейкер-стрит, приспособленная под контору столь же маленькой и незнаменитой фирмы выглядела непритязательно. Несколько конторских столов, за которыми сидели типичные клерки с незапоминающимися лицами. Камин с каминной полкой, явно доставшиеся конторе от прежней, жилой, комнаты. Стены, оклеенные темными, немаркими обоями были внизу обшиты деревянными панелями. Впрочем, обои уже изрядно не новы и потерты в некоторых местах. Небольшая, всего на пятнадцать ступенек лестница, обрамленная резными балясинами, ведет на балюстраду. По ней можно пройти к кабинетам начальника и его заместителя, которые, судя по всему, ранее были спальнями жильцов квартиры.
В общем, ничем не примечательная и даже умиротворяющая обстановка. Для тех, кто не знает, что здесь находится штаб-квартира Секретного Разведывательного Бюро (SSB - Secret Service Bureu) Правительственного Комитета Обороны. Но посетителю, только что вошедшему в квартиру, это было хорошо известно, так как он работал на начальника этой службы с 1896 года. Поэтому он лишь кивнул клерку, выполнявшему роль секретаря, без задержки поднялся на второй этаж и, постучав, вошел в кабинет начальника.
- Сидней! Ну, наконец-то, - особой радости в тоне Уильяма Мелвилла не чувствовалось, скорее раздражение. - Я ждал тебя вчера. Садись.
- Виноват, сэр. Но 'Магдалина', наш... корабль, а точнее - то корыто, на которое мне удалось найти свободную каюту, опоздало на двое суток. Я даже не успел нигде поселиться, сразу с дороги к вам.
- И это классно, парень, - сейчас Миллер говорил на грубом диалекте кокни, как когда-то в Скотланд-Ярде, - что ты так рвешься поработать, - он скривил губы в некоем подобии усмешки и продолжил уже светским тоном. - Как там Бразилия? Как дела у 'тети Розы'? Стада диких обезьян не уменьшились в числе?
- Бразилия, сэр, живет без забот и танцует, как всегда. Ничуть не изменилась. Как не изменились и ее дела, и леса, полные диких обезьян и не менее диких индейцев. 'Тетя Роза' в полном порядке, шлет вам привет, - под кодовым названием 'тетя Роза' в Бюро проходила сеть агентов в Бразилии, а заодно Аргентине и Уругвае. Был даже один агент в Парагвае, но в целом Парагвай никого особо не беспокоил. Как ряд мелких государств типа Гондураса, Никарагуа и прочих недавно появившихся Панам. Впрочем, Панама как раз наоборот - очень даже волновала, в свете постройки американцами канала. Который Англии никак не удалось взять под свой контроль, при всем желании.
- Хорошо, - опять сухо констатировал Миллер. - Но у нас тут наступили некие изменения...
- Изменения, сэр? - не дожидаясь конца паузы, задал вопрос Сидней. - В связи с... - он замолчал, заметив недовольное выражение, проскочившее по лицу начальника.
- Скажем так, - отчего-то сегодня Уильям не хотел говорить прямо, а излагал свои мысли извилисто и витиевато, словно выпускник Кембриджа. - после победы медведя над стадом узкоглазых мартышек есть весьма обоснованное мнение, что твои бывшие соотечественники начнут претендовать на слишком большой кусок не только китайского, но и азиатского пирога. Есть также мнение, что нынешний император слишком возгордился своей победой и слишком заигрывает с одной из держав, соперничающих с Британией, - Сидней мысленно усмехнулся, вспомнив знаменитую карикатуру с аллегорическими изображениями великих держав, резавших пирог - Китай на части. И тут же припомнил, как во время пребывания в Артуре не раз слышал о германской помощи в переходе русской эскадры с Балтики на Тихий океан. - Поэтому решено, что тебе придется забыть о диких бразильских обезьянах и вспомнить о диких русских медведях. Поедешь под своим именем, паспорт на Педро Рамиреза, как стало известно, засвечен в русской жандармерии. Твоя задача - следить за ситуацией и подкармливать всех недовольных. Последнее - осторожно, не в ущерб главной задаче. Но связь с названными тебе лицами держи постоянно, потому что все может измениться и тогда тебе понадобиться их содействие, - Рейли молча кивнул, подтверждая, что понял невысказанное приказание Миллера.
- Сейчас зайдешь к мистеру Гринвуду и получите все необходимое. Отдохните пару дней, и отправляйтесь. Дал бы вам с женой больше времени, но меня, увы, торопят.
- Ничего страшного, сэр, - Рейли неторопливо поднялся, прощаясь, - я неплохо отдохнул за время рейса. Суденышко было не слишком старое, а каюта достаточно комфортна. Жена к моим частым отлучкам привыкла настолько, что и два дня будут нам в радость.
- Тем лучше, - встав и пожав на прощание руку, ответил Уильям, - тебе будет легче приступить к новому заданию...
Австро-Венгрия, Транслейтания. Июнь 1904 г.
Генерал Ян Стэндиш Гамильтон, придержал недовольно фыркнувшего коня и повернул голову, прислушиваясь к пению приближающейся пехотной колонны.
- На каком языке они поют, капитан? Какой-то славянский?
- Да, сэр, - капитан Фицморис, готовившийся со временем занять должность военного агента (атташе) в Дунайской империи (одно из названий Австро-Венгрии), в языках этой страны разбирался. - Если не ошибаюсь - чешский.
Задержавшийся перед этим сопровождающий, элегантный венгр в форме гусарского полка и чине ротмистра, подъехавший как раз в этот момент, подтвердил по-немецки, что это движется батальон девяносто первого полка, укомплектованного преимущественно чехами. А солдаты продолжали петь старую солдатскую песню.
- Жупайдия, жупайдас,
Нам любая девка даст!
Даст, даст, как не дать,
Да почему бы ей не дать?...
Песня привольно разливалась над дорогой, пехотинцы шли легко, словно не чувствуя тяжести снаряжения, жары и поднятой сапогами пыли. Вид колонны так понравился Яну Стэндишу, что он, одобрительно кивнув, достал блокнот и сделал в нем какую-то запись.
- Хорошо идут, - прокомментировал увиденное, а косвенно - и действия Гамильтона Фицморис, обращаясь к ротмистру. - Словно недавно из казарм.
- Девяносто первый - один из лучших богемских полков, - подтвердил ротмистр барон Ласло Сегеди. И добавил, обращаясь к Гамильтону. - Осмелюсь напомнить, господин генерал, что нас ждет генерал граф фон Хуйн .
- Вы совершенно правы, господин барон, - согласился Гамильтон. - Я с удовольствием задал бы несколько вопросов командиру этого батальона, но нас ждут. Поехали...
Большие маневры имперской армии, проходящие на венгерских равнинах, вполне объяснимо привлекли внимание военных специалистов большинства стран Европы и даже мира. Но только Британия, Япония и САСШ прислали на них специальных наблюдателей. Одним из которых и стал генерал Гамильтон.
Посетив штаб семнадцатой кавалерийской бригады и переговорив с ее командиром, генералом Карлом Хуйном, Гамильтон отправился в город Рааб. Там, в самой роскошной по меркам этого городка гостинице, располагалось большинство наблюдателей, следивших за давно невиданным зрелищем грандиозных маневров.
Вечером в номере, при свете электрической лампочки, Ян Стэндиш записывал в блокнот свои наблюдения: 'Войска, участвующие в маневрах были разведены на большие расстояния и реально маршировали, проходя в день, по моим оценкам, до 25 миль (примерно 40 км, сухопутная английская миля - 1609 м). Дисциплина марша хорошая, я бы даже сказал - отличная, учитывая, что роты были пополнены резервистами почти до штатов военного времени. Пехота маршировала в тяжелом походном снаряжении, очень тяжелом с британской точки зрения. Кроме обыкновенной шинели синего сукна каждый солдат нес на себе ранец, мешок, водяную баклагу, шанцевый инструмент, полотнище палатки, запасные башмаки, котелок и, конечно, ружье, пояс с патронными сумками и штык. Британский солдат жалуется, что он похож на рождественскую елку, когда на него надета только половина этого снаряжения. Самый превосходный обоз не может избавить от применения для переноски тяжестей силы людей, которые не всегда могут сражаться, имея позади себя обозные повозки. С другой стороны, можно впасть в крайность, и вопрос, не перегружен ли, австрийский солдат всем его носимым имуществом, остается открытым...
Сегодня посетили части семнадцатой кавалерийской бригады. Я имел длительный разговор с ее командиром, графом Карлом фон Хуйном... Великолепный кавалерист, удивительно хорошо разбирается в опросах современной тактики кавалерии. Полагаю, его ждет хорошая карьера...'.
Закончив свои заметки, генерал переоделся и вышел из номера, чтобы поужинать. Спустившись в ресторан на первом этаже Ян заметил за одним из столиков русского военного агента полковника Марченко, беседующего с германским майором Муциусом и попросил разрешения сесть вместе с ними.
- С превеликим удовольствием разделим с вами трапезу, гсоподин генерал, - с византийской велеречивостью ответил полковник, приглашая его за столик.
- О чем беседуем, господа офицеры, - сделав заказ подскочившему официанту, спросил Гамильтон, предварительно попросив сотрапезников беседовать 'без чинов'.
- А что не так с артиллерией? - деланно удивился англичанин.
- Если бы могли также легко различить позиции японских батарей при Тюренчене, - усмехнулся Марченко, - мы высадили бы десанты не на Курилы, а сразу на Иезо (Хоккайдо).
- К тому же, артиллерия вооружена только орудиями старых образцов, - добавил Муциус, - в основном девятисантиметровыми пушками прошлого века. С бронзовым стовлом, что не позволяет усилить заряд т увеличить дальнобойность.
- Ну, господа, по-моему, вы слегка преувеличиваете, - ответил Гамильтон. - Это орудие аналогично вашей русской системе тысяча восемьсот девяносто пятого года, которая, насколько мне известно, до сих пор представляет основное вооружение артиллерийских бригад пехотных дивизий, - Ян слегка поклонился Марченко, - и почти не уступает по скорострельности вашей новейшей семидесятисемимиллиметровке, - теперь он поклонился Муциусу, - а что касается маскировки и дальности стрельбы - все известные мне в этой области авторитеты, даже русские, доказывают что дальности стрельбы полевой артиллерии в нынешних условиях не может быть более четырех миль. Что делает вопрос маскировки орудий весьма спорным, поскольку на таком расстоянии они будут обнаружены после первого же выстрела.
- Возможно, вы правы, господин Гамильтон, ибо я в артиллерии не специалист, - приступая к ужину, ответил Марченко. - Приятного аппетита, господа.
*Хуйн (Huyn) Карл Георг фон (18.11.1857, Вена -22.2.1938, Роттенбух), имперский граф, австро-венгерский генерал-полковник (1.5.1917). В нашей реальности в 1912 г. назначен генерал-инспектором кавалерии. Руководил подготовкой австро-венгерской кавалерии к войне (эта кавалерия считалась одной из лучших в Европе).