Стоял Иван в очереди.В универсаме. Нетерпеливо кусая губы, разглядывал он сигареты в большом пластмассовом коробе. Какая всё-таки длинная очередь, - думал Иван, натыкаясь взглядом на рекламные буквы, - интересно, насколько она была бы длиннее, если бы этот универсам, вместе со всем его содержимым, вдруг оказался на углу улицы Петра Лаврова и Литейного проспекта, скажем в году так тысяча девятьсот восемьдесят третьем?
Давка была бы. До самого кинотеатра Спартак, может быть...
Или вот женщина впереди, - отогнав некстати нахлынувшие воспоминания, Иван вытер вспотевший лоб, - у неё в корзинке сельдь иваси, морковь нечищеная, майонез "Мечта" и десяток яиц.
О чем это говорит? О том, что она хорошая хозяйка, экономит каждую копейку, другая бы обязательно взяла чищеную морковь, а она нет. На ужин приготовит сегодня селёдку под шубой. А то, что у неё в корзинке не хватает свеклы, так возможно она привезла её заранее с овощебазы.
Иван вздохнул и поставил свою корзинку на пол. На его вздох обернулась стоявшая перед ним старуха.
- Зятя, моего, забрали в милицию, - сообщила она, заглядывая Ивану в глаза, - к кому теперь идти жаловаться? Зять ничего не сделал, шел с работы, выпивши, сзади налетели, стали бить. А зять ничего у них и не украл. Ну, разве кабачок один с лотка. Разве можно бить за один кабачок? Да еще потом в милицию его потащили...
Сейчас денег попросит, - удрученно подумал Иван, разглядывая старухину корзинку.
Картошка, сосиски дешевые, томатная паста, вилок капусты и та же самая сельдь иваси
Солянку можно сделать, огурцы только нужно докупить, - нахмурился Иван, переминаясь с ноги на ногу.
- не знаю, может к депутату обратиться, - произнес вслух. Будто бы знал. Тотчас устыдившись, он взял с полки коробок спичек и сделал вид, будто читает адрес на этикетке. А сам расстроился. Действительно к кому?
Придет она домой, - подумал он, глядя мимо очереди в окно, - а там пусто. Зять, наверное, с женой комнату снимают. Да если даже и с ней живут. Дочка может быть на работе сейчас. В вечернюю смену.
А бабка конечно рассольник наварит. Тоже ничего. Другие еще хуже живут.
За окном совсем стемнело. Очередь медленно двигалась к поставленной вплотную к стеклу обшарпанной кассе. Девчонка кассирша, механически поправляя растрепавшуюся прическу, выкладывала на резиновую ленту продукты.
И вот так каждый день, - сочувствуя ей, подумал Иван, пытаясь разглядеть за окном оставленную им собаку. Собака сама никуда не уйдет, - решил он, - хотя я давно уже тут стою. А в прошлом месяце коллеги подарили фонарик. Часто так бывает, - сперва и не поймешь, насколько полезным может оказаться подарок. А я еще морду воротил, - устыдился он, дав слово обязательно поблагодарить завтра коллег. А то сегодня, свет отключили, без фонарика пришлось бы на ощупь по лестнице спускаться. Собаке то всё-равно. А я в темноте не вижу.
Перед старухой расплачивалась пожилая пара. Мужчина в полинявшем армейском плаще, нервно моргая, выкладывал на резиновую ленту транспортера половинку черного хлеба, жирный, будто каток припорошенный первым снегом, приготовленный в кулинарии студень, замотанную в целлофан колбасу, банку огурцов, бутылку водки, иваси. Женщина в теплой кофте, проследив за его руками, вынула из кармана бумажку и, сверившись по ней, добавила на ленту две шоколадки.
- внукам, наверное, - подумал Иван. Придут они с мужем домой, студень переложат в стеклянную миску, порежут хлеб. Женщина, вдруг спохватившись, выйдет в соседнюю комнату. Внуки спят, так она оставит им шоколадки на столе, потом вернется. Они с дедом выпьют. Закусят. Пока картошка варится, женщина быстро почистит селедку, и они еще посидят, новости посмотрят по телевизору...
А селедка, наверное, хорошая раз все её берут, - забеспокоился почему-то Иван, - возьму и я, пожалуй, пока старуха передо мной расплачивается...