Логвин Янина : другие произведения.

Коричневый человек

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Да, название самое тривиальное, но что поделать, моё Alter Ego (отвечающее за творчество) на нём настаивает. Что ж, пусть будет так. Хоррор, мистика, и вообще, страшно реальная сказка. О том о сём. А главное: о маленьком преданном сердце и невероятных приключениях малышки Лолы в мире, сотканном из паутины мучительных ночных кошмаров! ААА!
  Все стихи (хорошие и плохие) принадлежат автору)))
  
  Коричневый человек
  
  (считалочка)
  Один колосок - здравствуй, Лола!
  Два колоска - я пришёл снова!
  Три колоска - давай играть,
  Зажмурься, обернись, и начинай считать.
  Один колосок - это я!
  Два колоска - твоя семья!
  Три колоска - в мой мир дорога.
  Откроется дверь - не стой у порога!
  Пять колосков - тронешься в путь.
  Шесть колосков - дружка не забудь!
  Седьмой колосок увяжется сам!
  Восьмой - невидимка - он тут и он там!
  Девятый - пропащий,
  Десятый - озимый,
  оледеневший и нелюдимый.
  Остался один - четвертый,
  Но он - не живой и не мертвый.
  
  Все колоски - в поле росли.
  Созрели, увяли, в землю легли.
  Зерна сронили - созрели опять.
  Попробуй-ка Лола их сосчитать!
  
  Вчера был форд. Сегодня - это новехонькая белая "хонда". Жалкая уступка сознания в пользу маленьких деталей, что формируют реальность.
  Извилистая дорога взрезает холм, поднимается в гору, и зад "хонды" начинает вилять перед носом его пикапа, как зад дорогой шлюхи перед толстым кошельком клиента. Неужели все повторится?
  Коричневый костюм тройка. Прибитые пылью коричневые ботинки. Коричневая шляпа и коричневый галстук. Коричневая рубашка, глухо застегнутая на бронзовой от загара шее. И глаза - сверлящие карие точки в ослепительно белых белках.
  Он всегда стоял на обочине - этот человек. У края раскинувшейся на полмира автострады, и выжидал. Маленький убогий жук вылезший на берег бетонной реки, он встречал и провожал пролетающие мимо автомобили унылым взглядом дорожного обывателя и лишь при виде желтого пикапа Алекса его палец неизменно взлетал вверх: "Эй, приятель, останови!"
  Алекс не видел его лица. Всегда, когда дорога выводила его пикап на холм, из-за спины коричневого человека всходило солнце.
  Лилово-желтое, после - ярко-лимонное, оно всплывало над поверхностью небесного, побитого перистой рябью облаков, океана, изливаясь рассветным, тягучим светом на сонные, необъятные поля спелой пшеницы. Неужели все повторится?
  Да. Солнце уже начало всходить, машина, уткнувшись в хвост "хонде", мчится к вершине холма, и Алекс чувствует, как мотор, вопреки его воле, пока едва уловимо, начинает сбавлять обороты ... Скоро, совсем скоро он увидит его.
  Вот показалась шляпа, плечи. Голосующий на дороге человек, пропустив "хонду", поднял руку и махнул оттопыренным вверх пальцем: "Эй, приятель, останови!"...
  "Да пошел ты!" - жмет Алекс педаль газа, но машина замедляет ход, сворачивает на обочину, и останавливается возле коричневого человека. "Нет!" - Алекс блокирует дверной замок и сжимает руль, наблюдая, как человек усталой походкой бредет к машине и берется за ручку. - "Нет!"
  Но человек подходит, берется за ручку передней дверцы пассажира, открывает её (громко срабатывает щелчок блокиратора) и начинает садиться в машину.
  Это нехитрое действие растягивается в сжатом от испуга сознании Алекса покадровыми отрывками коричнево-белой кинопленки: вот туловище человека сгибается; вот он наклоняется; а вот в проёме двери показались выгоревшие на солнце края его шляпы.... На мгновение он замирает, и Алекс чувствует, как глаза коричневого человека смотрят на его ногу, вдавившую в пол педаль газа. Узкие губы вздрагивают и растягиваются в подобии улыбки, открывая глазам Алекса широкие десна. Рот до предела натянулся, разомкнулся, и свет увидела сотня мелких, усеявших десна точно острые белые полипы, зубов. "Смех акулы!" - думает Алекс и только тут замечает в странном жесте протягивающуюся к нему руку.
  "Не смей трогать меня.... Слышишь, акула, не смей!" - в беззвучной ярости шепчет он, но страх подавляет зародыш возмущения. Его ледяные объятия наползают на Алекса и жестким каркасом сковывают безвольное тело. Длинные узловатые пальцы тянутся к нему, дотягиваются, и, наконец, накрывают собой лоб. Холодно. Мерзко. Алекс дергает руль, кричит и... просыпается.
  
   Во дворе дома, в маленьком зелёном садике, сидит девочка лет семи. Она присела на невысокую скамейку между кустами вьющейся жимолости и, по-детски вывернув ступни, подперла кулачками горящие молочным румянцем щеки. Задумалась. Возле её ног, темным пятном на желтом песке, лежит плюшевая фигурка Винни Пуха. Смотрит в небо черными глазками-пуговками.
  Вдруг руки девочки протянулись, подняли с земли игрушку, отряхнули от песка и, согнув косолапые ножки, усадили на скамейку. Тёмная головка склонилась над медвежонком, и пухлые губки зашевелились, что-то нашёптывая ему на ушко.
  
  В двадцати шагах от садика, на крыльце старого двухэтажного дома, кутаясь в летний плащ, стоит светловолосая женщина и смотрит на ребенка. Её лицо - маска уныния и усталости. Проходит некоторое время, женщина вскидывает на плечо сумку и, сбегая с крыльца, машет в сторону садика рукой.
  - Прощай, Лола! - чуть слышно говорит она, после чего, не оборачиваясь, спешит прочь.
  Словно услышав что-то, хотя слова женщины наверняка развеял ветерок, девочка схватывается на ноги.
  - Тетя Мэлли?! - выдыхает она и, вытянув подбородок, смотрит в спину удаляющейся прочь женщины. Лишившись опоры, игрушка падает на спину и вновь лежит на песке; глядит в пустоту темными округлыми точками. - Тетя Мэлли! - уже громче говорит Лола, но женщина не слышит её слов. - Ты еще придешь?!
  
  Вечер. Дворик. Присыпанный песком, он весь вдоль и поперек испещрен длинными плоскими бороздками и следами детских ножек. Виной всему спина Винни, и Лола. Некоторое время девочка таскала игрушку за собой за руку.
  На крыльце - там, где ранее стояла женщина - стоит мужчина и курит. Его взгляд скользит по отрезанному от него темнотой дворику. Смерклось. Различимы лишь силуэты тонких качелей да расползшихся от молодых побегов кустов сирени и жимолости. На крыльце темно, виден лишь тлеющий огарок - это Алекс.
   Алекс разворачивается, тушит о металлические перила окурок, и заходит в дом. В двери негромко щелкает язычок замка.
  Деревянные ступени привычно скрипят под ногами Алекса, когда он поднимается на второй этаж, и чувство тревоги, мучавшее его весь день, под натиском знакомых звуков, отступает. Уползает на время в тайные щели сознания. Хорошо. Правильно. Это его дом. Дом его детства.
  В дальней комнате тускло горит свет. Спальня Лолы. Понурив плечи Алекс идет к спальне, заходит, и находит девочку сидящей в постели. Угол одеяла отброшен книзу и лежит на полу, а сама Лола, скрестив ноги и положив на них подушку, кое-как натянув пижаму, разглядывает пришпиленные к стене вырезанные из детских журналов мультяшные картинки. На них нарисован улыбающийся пёс с задранными ушами и высунутым языком.
  - Скубиду-ду-ду! Я к тебе и-ду! - поет она и как корабль раскачивает подушку. - Если вдруг бе-да, выручит все-е-гда! Скуби?! Да - да - да!
  Алекс останавливается в дверях и окликает дочь:
  - Лола. Пора спать, дочка.
  Лола высвобождает из-под подушки ноги, спускает их на пол и отзывается, клоня курчавую головку к плечу:
  - Папочка, ну пожалуйста. Ну пожа-а-алуйста, - просит она.
  Алекс устало усмехается и машет головой:
  - Не настаивай, Лола. Ложись спать.
  - Я не хочу спать одна, - отвечает Лола. - Мне скучно.
  - Ты не одна, детка. У тебя есть Винни.
  - Но, папочка, - удивляется Лола и морщит высокий лоб, - я не хочу спать с Винни. Он не настоящий.
  - Он твой друг, дочка. Перестань. Он хороший.
  Ладошки девочки на пижамных брючках сжимаются в кулачки. Она поворачивает голову и с обидой смотрит в дальний угол комнаты, где среди игрушек лежит знакомая желтая фигурка.
  - Нет, не друг, - говорит она, и её подбородок медленно поджимается. - Совсем не друг. Он не дышит. Он - как мама!
  Голос отца тих и спокоен, как вяло текущая река.
  - Глупости. Ты знаешь, что говоришь глупости, дочка, - отвечает он.
  - Как мама! - упрямо повторяет Лола и добавляет: - Пусть его заберут небеса! Не хочу его, слышишь! Не хочу!
  У Алекса перехватывает горло. Столько чувств вкладывает ребенок в свои слова.
  Проходит долгая минута. Мужчина заходит в комнату и садится рядом с дочерью на постель.
  - Лола... девочка, зачем так, - говорит он дочери и опускает руку на её остриженные до плеч волосы. - Зачем... - повторяет и нежно гладит их.
  - Ну, пожалуйста. Пожалуйста, папочка, - просит Лола, поднимая к отцу лицо. - Мне здесь скучно. Я хочу с тобой, - говорит она и неожиданно добавляет: - Ты не понимаешь - так надо.
  - Но, детка, - Алекс качает головой, - нельзя. Девочки не спят с папами.
  - Почему? - в глазах ребенка возникает непреодолимой трудности вопрос.
  - Потому, - отвечает Алекс. На мгновение его глаза закрываются, а пальцы, предчувствуя приступ мигрени, касаются виска. - Девочки спят в детских, в своих кроватках.
  - А Мелисса?!
  - Ради бога, Лола, - выдыхает Алекс. - Мелисса взрослая. Она...
  - Она красивая, папа. И добрая. Ты её любишь?
  - Господи, нет. Не знаю...наверно. Лола - это дела взрослых.
  - Она тебя любит. Я знаю, пап. Ты хороший.
  Алекс наклоняется и целует девочку в кудрявящийся висок.
  - Птенец, больше всех на свете я люблю тебя, - говорит он.
  - А я тебя, - отвечает Лола. Маленькие ручки взлетают вверх и смыкаются на отцовской шее. Детскую щеку царапает трехдневная щетина. - Очень тебя люблю, папочка. Очень-очень!
  - Вот и хорошо. А теперь спи, Лола. Спокойной ночи. И Винни возьми.
  Руки Алекса осторожно отстраняют от себя девочку и укладывают её на подушку. Он встает, идет в глубину комнаты и берет игрушку. Окинув её долгим взглядом, кладет на подушку рядом с дочерью.
  - Знаешь, - признается Алекс, расправляя на тельце дочери пижамную рубашечку и накрывая девочку одеялом. - Я тут подумал: Винни - он верный. Он твой, понимаешь, птенец? Твой. Хоть и игрушка. Не гони его, ладно?
  - Но... я не хочу, - слабо возражает Лола и с надеждой косится на игрушку.
  - Я устал, дочка, - признается Алекс и тянется к настенной лампе. - Спокойной ночи. Я тушу свет.
  Лола вздыхает и натягивает одеяло до подбородка.
   - Это ничего, что Мелисса ушла, - говорит она, следя за отцовской рукой, тянущейся к шнурку выключателя лампы. - Она вернется. Как только ты победишь его, папочка, она вернется. Просто...просто она не знает, какой он противный и страшный, этот коричневый человек. Ой! - восклицает девочка, когда рука Алекса, обхватив шнур выключателя, вздрагивает, и он обрывается.
  Лампа тут же гаснет и в комнате становится темно.
  - Ой, папочка, как стра-а-ашно! - шепчут губы малышки, наполняя комнату звуками, то ли ужаса, то ли восторга. - Как в твоём сне!
  Не только руки дрожат у Алекса. У него дрожит голос:
  - Господи, Лола, о чем ты?! - говорит он, подходит к детскому бюро и зажигает едва тлеющий ночник в форме божьей коровки.
  - Коричневый человек. Он снится тебе. - Лола привстает на локти. Комнату охватывает красное мерное сияние. - Ты боишься его, я знаю. Ты там совсем один, папочка. Совсем-совсем, - говорит девочка и признается: - А я так хочу помочь тебе. Очень хочу!
  Алекс замирает возле стола. На его лице отражается испуг и тревога. В полной растерянности он произносит:
  - Господи, малышка, прости. Я не знал...не знал, что беспокою тебя ночью.
  Алекс подходит к кровати, опускается на её край, берет теплые ладони Лолы в свои и бережно сжимает.
  - Обещаю, - говорит он, - ничего подобного больше не повторится. Тебе нечего бояться, птенец. Это просто дурной сон.
  Алекс наклоняется и целует малышку в лоб.
  - Спи спокойно, Лола, - шепчет он. - Прости, если напугал. Я должен был подумать...
  - Но, папочка, - перебивает Лола, - зачем ты так говоришь? - Её глаза полны участия и сострадания. - Ты ведь не виноват? Ты же его не звал? Не звал этого коричневого человека! - удивляется она. - Он сам...
  - Лола, это не та тема, которую следует сейчас обсуждать, - замечает дочери Алекс. Он встает и подходит к дверям спальни. - Я сейчас спущусь вниз и немного посижу у телевизора, пока ты уснешь, а потом пойду спать. Договорились? - спрашивает он дочь и строго тычет пальцем в плюшевую игрушку: - Винни, малыш, оставляю Лолу на тебя. Если что, косолапый, ответишь головой! - улыбается игрушке и уходит, оставив дверь открытой.
  Внизу, в центральной комнате, работает телевизор. С экрана в комнату улыбается Рутгер Хауэр. Его интервьюирует невысокая блондинка и Алекс вовсе не удивляется натянутой улыбке актера: вопросы на откровенность - дурацкие.
  - ...Хорошо, это был вопрос касательно ваших планов на будущее, мистер Хауэр. Но, если позволите, нашему каналу хотелось бы узнать накануне выборов и, судя по всему, грядущих перемен в Белом Доме, каково ваше мнение по поводу политики Соединенных Штатов в отношении стран северо-восточной Африки? Вчерашний "Таймс? опубликовал короткие блиц-интервью кандидатов в президенты, где среди прочих вопросов затрагивалась и эта тема. Так с чем вы согласны и кого намерены поддержать в этом вопросе, мистер Хауэр? - спрашивает блондинка, и лоб актера прорезают поперечные складки. Брови, то ли в скором озвучивание мысли, то ли в замешательстве, ползут вверх.
  - Ты понимаешь. Понимаешь, что выглядишь полным придурком, да? - пьяно бормочет Алекс, отрываясь от пустой банки пива, сминая и бросая её себе под ноги. К ряду других. - Сам виноват! - кивает он. - Тебе бы сейчас разделить с кем-нибудь сиесту, друг, а ты стоишь и корчишься как уж на жаровне, вместо того, чтоб вспылить и послать всех нахрен!
  Рука Алекса скользит по пульту и картинка на экране сменяется рекламой нового японского внедорожника. Вновь скользит. Женское ток-шоу. Алекс дожидается темы: "Суррогатное материнство?, переключает. Теперь это - политические дебаты. Скользит, в ночном показе идут "Друзья?. Прыснул пьяным смехом пару раз, но внимания хватает минут на семь. Переключает. Мир катастроф. Танцевальное шоу, на танцполе звучит зажигательная сальса. Канал новостей. Спортивный канал, - на том и останавливается. Мутный взгляд с десяток минут следит за двигающимися на корте фигурками, пока очередная банка пива не скатывается с разжавшихся пальцев на пол. Голова Алекса откидывается на подголовник кресла, рот приоткрывается и он, наконец-то, забывается сном.
  
  Узкий коридор перед детской тихо тлеет в свете красного ночника проникающего сюда сквозь открытую дверь спальни. Тихо. Тишина поглощает и звуки телевизора, которые доносятся в комнату подобно блуждающим по дому брюзжащим фантомам.
  На кроватке в детской лежит Лола. Глаза её открыты. Подтянув одеяльце к подбородку и повернув голову, девочка смотрит в сторону лежащей рядом игрушки. Еще мгновение девочка то ли медлит, то ли ждет, потом высвобождает из-под одеяла руку и трогает плечо Винни.
  - Эй, Винни, ты спишь?! Это я - Лола, - шепчет она. - Скажи что-нибудь. Я знаю, ты умеешь говорить. Ты думал, я спала, а я все слышала! Да, слышала! Ты настоящий, Винни! Ты живой. Э-эй, - Лола вновь с надеждой касается Винни, но глаза-пуговки игрушки по-прежнему уставлены в потолок. - Пожалуйста, - просит она еле слышно, - не молчи. Винни - не молчи!
  Девочка долго вглядывается в темноту, пока её глаза не наполняются слезами. Лола привстает на локоть и сбрасывает игрушку на пол.
  - Ты не обдуришь меня! Почему?! Почему ты не дышишь, Винни?! Ты был теплый! Почему?! - плачет она. - Не хочу спать с тобой! Слышишь - не хочу! - После чего ложится и отворачивается к стене.
  По верхней занавеске окна пробегает ветерок, что неудивительно - окно вверху чуть приоткрыто.
  
  Вновь центральная комната. Третий час по полуночи. Освещения нет, лишь мерно мерцает телевизор.
  Алекс по-прежнему спит в кресле. Голова его сползла с подголовника и клонится к плечу. Рот открыт, дыхание едва улавливается. Час покоя.
  У расставленных ног Алекса, как в прошлую и позапрошлую ночь, куча смятых пивных банок и пакетов из-под чипсов и соленой рыбешки. Только в этот раз их куда больше. Но это не повод для беспокойства. Повторяющийся ночь за ночью сон разбудит его еще до рассвета. А утром, до пробуждения Лолы, Алекс все уберет.
  В комнате тихо и в какой-то момент мерцание в телевизоре замедляется, замедляется и...пропадает. Экран словно засыпает. Летаргирует вместе со всем домом. Какое-то время он еще продолжает тускло светиться, но затем гаснет. Теперь он сер и пуст.
  Так проходит некоторое время, пока в нижних углах экрана не загорается оранжевый свет. Медленно, черепашьим шагом он расползается, растворяется в сером веществе за стеклом, неумолимо захватывая чужую территорию.
  Он вовсе не ярок. Свет мягок и в то же время тягуч как нуга. Он нарастает, заполняет собой экран и начинает сочиться из него, словно жидкость, стекая в заданное ему направление. К Алексу.
  Достигнув его ног, кривой луч замирает, полнеет и куча алюминиевых банок и мятых фольговых пакетов начинают плавиться в нем, превращаясь в какую-то плоскую литую поверхность. Луч скользит дальше. Он подбирается к ножкам кресла, касается их, и кресло, так же как банки, начинает под Алексом процесс видоизменения.
  Какое-то время конструкция не собрана и замысел остается неясным, но из общего теста вырисовываются очертания автомобиля. Так и есть. Пока Алекс спит, пространство вокруг него трансформируется; превращается в салон автомобиля. Довершает все действо покоящийся на коленях Алекса пластиковый поднос. Он становится рулем, и руки Алекса сами ложатся и обхватывают кожаную поверхность.
  
  Спальня Лолы. Повернувшись на бок и поджав колени к груди, сунув руки под подушку, девочка спит. Одна. Судя по тому, как тихо она лежит - крепко.
  Одеялко сбилось и сползло, оголив спину девочки. Какое-то время она крутилась во сне, и теперь пижамная рубашечка вздернулась к лопаткам. Девочка съежилась. Оконные занавески ничто не колышет - ветерок больше не летает по комнате, но видно, что она замерзла.
  Рядом с Лолой никого нет. Тихо. Темноту ночи освещает пятнистое, горящее алым пятно ночника, отбрасывая по комнате округлые неясные тени. Вдруг одна тень шевельнулась, - или показалось? Нет. Тень шевельнулась, выползла из угла и перекатилась к кровати. Наползла едва различимым пятном на одеяло - на его сползший на пол уголок - вплелась, вцепилась в него и увлекла за собой. Медленно, почти незаметно возвращая постели. И Лоле.
  Кто-то, кому могла принадлежать эта - почти прозрачная - тень, укрыл плечи ребенка мягким одеялом и отступил в темноту. Исчез, растворился в ней, нарушив молчание ночи едва уловимым скрипом половиц.
  Несколько мгновений спустя свет ночника разжал сонные объятья и испустил в коридор, вслед тени, немой стон возмущения. Почти осязаемый, стон пролетел над полом и на пороге света и темноты растворил, разорвал ползущий по полу шлейф, тщетно пытаясь удержать тень. Однако, слившись с ночью, она исчезла на лестнице.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"