Вчера мы нюхали с ним кокаин у той милой шлюшки, с которой он познакомился пару месяцев тому назад. А сейчас он лежит на диване, постепенно остывая до комнатной температуры. Он был неплохим другом, но и не лучшим. Просто с ним было здорово. Мне нравилось, как он нюхает, его манера, мне нравилось как он втирает в десны остаток и закатывает глаза. Да, я даже как-то пытался копировать его манеру, но он был неповторим.
Я не знаю, как он жил и на что, и откуда у него были деньги, но у него было ВСЕГДА. Пара грамм порошка, которым он всегда делился. Он не был жадным. Когда вчера у него пошла кровь из носа, он упал и не вставал, мы подумали, что он шутит, ведь он был еще тот шутник. Спустя полчаса я заметил что-то неладное и забрал его домой. И лишь дома я понял, что он мертв. Я сижу в его квартире уже несколько часов, до сих пор еще никто не пришел к нему. Судя по всему у него нет родственников и друзей нет. Я не знаю, что мне делать.
Сегодня утром я отогнал от него парочку весьма назойливых мух. В квартире уже не очень приятно пахнет. В надежде, что он все-таки жив, я спустился в забегаловку, которая находится в его же доме на первом этаже, и купил ему парочку сандвичей и кофе эспрессо. Он любил горький концентрированный кофе без сливок. Когда я поднялся в квартиру и открыл дверь, я был уверен, что он встанет и скажет мне: "Хей, приятель, давай завтракать и пойдем прошвырнемся по городу". Он любил свой город, он готов был бродить по нему часами в поисках чего-нибудь особенного. И всегда находил. Иногда снимал какую-нибудь особенную шлюху, которая выделялась из толпы своим детским личиком, пару раз мы лазили по заброшенным домам. Жуткие местечки, я вам скажу, просто ужасные, но он находил свою прелесть в этих брошенных книгах, игрушках, посуде. Он ощущал всю полноту своей жизни в таких местах, самоутверждался так. Войдя в квартиру, я ждал его реакции и приглашения, но он лежал, как ни в чем не бывало, словно я не тратил последние деньги на его чертов завтрак. Он любил тратить деньги, особенно на нищих. Вообще в его квартире часто бывали нищие. Он был не бессердечен.
Я встал, подошел к окну. Город жил своей привычной жизнью: люди спешили на обед, машины сигналили, дети возились в песочнице. Город не знал о том, что его больше нет. Городу, в сущности, было наплевать. Как наплевать на нас с вами.
Я столько раз был в его квартире, но никогда она не казалось мне такой странной, как сегодня. Она была пустой, брошенной, чужой. Желтые занавески на окнах враждебно раскачивались на ветру, одежда ваялась на полу, напоминая свернувшихся клубком змей. Мне стало не по себе, но я не могу его бросить. Я понимаю, что его надо похоронить, но прежде мне нужно преодолеть два препятствия: осознание того, что он мертв, и страх. Страх, что, узнав о его смерти, о ее причине, раскроют и меня. А мне нельзя. У меня есть семья, я учусь в университете. Мне НЕЛЬЗЯ, понимаете?
Я достал порошок и купюру. Последний его предсмертный подарок. Я помню, как вчера он протянул мне этот наборчик, обнимая за талию ту девицу, и сказал: "Держи, малыш, сегодня будет чертовски весело. Всю жизнь будем вспоминать эту ночь". Он знал всё, как в воду глядел. Не зря говорят, что человек чувствует свою кончину, как и животные. Человек тоже животное, только чуть поумнее.
Я люблю кокаин, он всегда пробуждает во мне всё скрытое: желание творить, наслаждаться, любить. Он наполняет мир яркими красками. Я вынюхал две дорожки, остатки втер в дёсны себе и ему. Я не мог не поделиться с ним.
Мне нравится говорить о нем. Он достоин целой книги, романа, но романы я не умею писать.
Какой он был внешне, я уже и не помню. Вы знаете, как смертный одр меняет людей. Но он был красив, да, чертовски красив, и я всегда думал, почему он так живет, хотя мог бы стать актером или певцом, все равно фонограмму включат. Я никогда не понимал, почему он не получил должного университетского образования, почему не завел семью, детей, просто собаку в конце концов. Хотя, кто знает, возможно, дети у него и были, во всяком случае, женщин у него было много.
Мне ужасно грустно. Никогда я не видел его таким беззащитным. Он был всегда сильным. Когда мне было плохо, он трепал меня за щеку, приговаривая: "Ну же, дружок, всё наладится, вот увидишь". Он умел вселять надежду, не имея её сам. Он любил людей, оставаясь достаточно равнодушным к их расе, гендерной принадлежности и прочим условностям.
Он отлично чувствовал мир и хорошо рисовал. Ему нравилось переносить на бумагу свои впечатления. Он не любил фотографировать, считал, что в фотографии нет души в отличие от картины. Бывало, он рисовал, по трое суток не отрываясь от мольберта. Его квартира вся увешана его картинами. Он был талантливым художником.
Я никогда не понимал его тяги к прекрасному, его доброту, его любопытство, красоту, искренность. А теперь понял: он жил в гармонии с миром и умер в мире. Мало кому дано такое чувствительное сердце и такая отзывчивая душа. Она откликалась на всё, на все внешние сигналы, будь то призыв о помощи или хоровод падающих листьев в самом начале осени.
Он любил жизнь так сильно, что перестал совершенно бояться смерти. Ему было нестрашно умирать. Есть много вещей, которым можно поучиться у него. Не вам, а мне. Вы его не знали. И хорошо, что он умер в забвении. Готовы ли вы принять душу настолько кристально-чистую, не опорочив ее, не смешав с грязью?
Я сижу с ним уже третьи сутки. Мне ужасно тоскливо. Сознаюсь, я вчера даже плакал. Я не буду возвращаться домой, не хочу. Я понял, чего хочет от меня Вселенная, я должен стать им. Баланс был нарушен с его смертью, на одного хорошего человека стало меньше, я должен, должен вырасти до его уровня, а когда придет время, взять себе ученика, как когда-то он меня.
Я снял со стены парочку его картин, упаковал их, снял крестик с его шеи. Теперь я буду нести его крест, теперь я мессия. Последний раз окинув взглядом это одинокое жилище, я принял решение. Он был величайшим воином, значит, быть ему погребенным, как воителю севера. Я накидал одежду вокруг дивана, на котором лежал он, полил его водкой, найденной в шкафу, поцеловал в лоб и кинул спичку. И ушел. Оставил этот безумный город.
И теперь я говорю тебе его голосом, да-да, тебе: "Дружище, всё будет отлично, слышишь?"