(Внимание, сноски и пояснения находятся в конце текста!)
Давным-давно, в одной далекой стране жил необычный мальчик. Был он не по годам смышленым и очень любознательным, много читал. И вот пошел он как-то раз на реку, где иногда любил побыть в одиночестве и тишине, ибо в их семье вместе с ним росли еще пятеро детей, и их шумная суета вечно мешала ему сосредоточиться на своих мыслях. Как всегда, сидел он на своем любимом месте - на толстой ветке большого старого дерева, которая далеко уходила от берега и нависала над водой так низко, что ступни его ног касались медленно движущейся под ним реки. Он мог сидеть вот так долгими часами, заворожено глядя на воду и размышляя обо всем на свете... Вдруг в поле его зрения попал какой-то круглый черный предмет, который плыл прямо на него. Мальчик протянул руку и достал из воды островерхий колпак, какие иногда носили бродячие дервиши.
"Должно быть, его уронил в воду какой-нибудь бродяга", - подумал он. И точно: скоро к дереву уже подходил, тяжело опираясь на посох, почтенный старец в изношенном, запыленном халате. Странник остановился и просительно посмотрел на мальчика. Но тот сам уже спешил к страннику, с привычной грацией перебирая ногами по стволу. Спрыгнув с дерева, он протянул бродяге шляпу и с почтением сказал:
- Это вы уронили, уважаемый странник?
- Благодарю тебя, мальчик, - ответил бродяга, принимая пропажу. - Ох, как плохо, когда руки уже не держат, а голова болтается, как старый кочан капусты на тонкой кочерыжке. К сожалению, это удел всякого, кому Всевышний уготовил долгую жизнь.
- Вы просто устали в пути, - сказал мальчик, приветливо улыбаясь старику. - И я тоже, когда набегаюсь за день, часто роняю из рук все подряд. А еще, когда долго читаю, то иногда бывает трудно быстро и правильно ответить человеку, задавшему мне вопрос, за что некоторые считают меня не совсем нормальным...
- Спасибо за добрые слова, - улыбнулся старик. - Я вижу, что сердце у тебя доброе, а мысли проворны и быстры, как стая рыб в прозрачной воде. Ты, должно быть, любишь читать?
- О да! Люблю, и с удовольствием узнаю из книг новые знания... - торжественно сказал мальчик. - Книги для меня - всё! Я помню, как научился ходить, но не помню, когда взял в руки свою первую книгу.
- Похвально! У тебя, должно быть, есть какая-то цель?
- Моя цель еще не определена, но я хочу знать всё, что только Всемогущий Аллах может позволить человеку узнать. Знания притягивают меня, как магнит тянет к себе кусок железа. Одна только беда: я прочитал уже все книги, которые смог найти в нашей округе... Но даже если я прочту все книги на свете, я никогда не узнаю... О, как бы я хотел очутиться в будущем, чтобы узнать, какие еще свершения ждут человечество и какие преграды сможет преодолеть наука! И как обидно, что я этого никогда... - Он запнулся. - Вы понимаете меня?
- Прекрасно понимаю! - улыбнулся незнакомец. - Как сказал, в пылу спора, один мудрец другому: "Прости, друг Антоний, ты, конечно, знаешь всё на свете, но через тысячу лет последний дурак будет знать о мире больше, чем все мудрецы Великого Рима!"
- О да, я слышал... Как там: карлики, поднявшиеся на плечи титанов, узрят далекую истину! - мальчик прикрыл глаза и покачал головой. - Да, через тысячу лет... Я даже не могу вообразить, что может произойти через такой продолжительный срок. Должно быть, уже изобретут эликсир бессмертия, или способ проникать в будущее...
- Вижу, ты не по годам смышлен, и я слышу речи далеко не мальчика, - сказал старик и лукаво улыбнулся. - Но, думается мне, совсем не те мысли должны беспокоить твою достойную, но юную еще голову. Твои сверстники в этом возрасте начинают уже интересоваться тайнами девичьих прелестей.
- Была охота тратить время на ерунду! - презрительно фыркнул мальчик, слегка покраснев, однако. - Пусть этими недостойными тайнами интересуются неучи и бездельники, а мне дорого моё время.
- О, прелестное дитя! И ты уже рассуждаешь о скоротечности времени?! - засмеялся старик. - Ты, еще не тронутый дыханием, полагаю..., тринадцатой весны!
- Не сочтите за дерзость, почтеннейший - шестнадцатой...! - осторожно поправил мальчик. - Однако это ведь только кажется, что времени впереди много... О, вы снова смеетесь! Но я знаю..., то есть, знаю из книг, что жизнь проносится перед человеком, словно резвый жеребенок, оставив позади лишь розовую дымку разочарования и горечи от потраченного впустую времени...
- Как поэтично! Ты, должно быть, и стихи пишешь? - мягко улыбнулся незнакомец.
- Вот еще... Подобные глупости также не заслуживают серьезного внимания, если только это не философские трактаты, подобно знаменитой поэме Тита Лукреция "О природе вещей", - с уважительным придыханием закончил мальчик.
- Что ж, ученых книг у меня для тебя нет, зато я могу рассказать тебе немало интересного, ведь я прожил долгую и богатую впечатлениями жизнь. А уж, сколько я узнал удивительных историй и сказок - не на одну книгу хватило бы...
- А я с удовольствием приму любые знания от вас, о, почтеннейший чужестранец!
- И сейчас, - продолжал старик, - мне на ум пришла сказка, про... одного умного мальчика, который был чем-то похож на тебя.
- Это, должно быть, интересная сказка! Расскажите же ее поскорее, уважаемый странник...
- Ну, так слушай... - Старик присел на большой камень, и тогда мальчик тоже уселся на толстую ветку дерева.
В одной волшебной стране, жил-был мальчик... Он тоже был любознательным и смышленым - таким же, как и ты. Но, надо сказать, что в этой стране получать знания детям было гораздо проще, чем здесь. Все известные в мире книги находились в волшебных коробках, стоящих на учебном столе каждого школяра...
- Простите, что перебиваю... - виновато сказал мальчик, - но разве не проще держать все книги в общественной библиотеке? И потом, чтобы вместить все книги, тут не коробка понадобится, но, думаю, огромное здание...
- О, нет! Я же сказал, что это были волшебные коробки, и каждый раз, по желанию, из них появлялась только одна книга, именно та, которая была необходима.
- Но как такое возможно?
- Мой юный друг! Ты забыл, что это только сказка. Ты ведь не удивляешься, когда тебе рассказывают о каком-нибудь ковре-самолете, или о магическом кристалле величиной с бобовый стручок, из которого долгими часами выплывают звуки дивного пения сладкоголосых дев? Или о волшебных лампах, порождающих из своего черного чрева смертоносных джиннов высотой несколько миль, которые за мгновения сметают огненным смерчем целые города?
- О, простите, уважаемый странник! Я понял, продолжайте, пожалуйста.
- Ничего страшного, мой юный друг! Можешь спрашивать, о чем захочешь - я ведь для тебя всё это рассказываю. Ну, слушай дальше...
Эти коробки были соединены с волшебными окнами, на стеклянную поверхность которых можно было вызвать движущиеся картинки... Любые картины, любой на свете пейзаж, вид любого человека... Всё, всё что происходило в мире, даже в далеких-далеких странах, можно было вызвать из этого ящика колдовством особого вида, или, если сказать по научному, посредством некого невидимого вещества. Оно текло подобно воде, но только внутри длинных металлических нитей, да так быстро, что никакая птица, никакой ураган был не в силах угнаться за ним. Как живое существо, оно запоминало изображение, увиденное им за многие мили, и переносилось со скоростью луча света, а потом повторяло запомненный пейзаж в волшебном окне. Представь, что твое окно могло бы выходить на улицу любого города мира, или на любую местность на планете, которую ты только пожелаешь увидеть...
- О-о! - воскликнул мальчик, - жить в таком мире было, должно быть, очень интересно!
Интересно... Но знаешь, что странно? Хотя любому человеку в этой стране были доступны всевозможные знания, но мало кого они интересовали по-настоящему. То есть, люди интересовались всем понемногу, но без той особой системы осмысления знаний, которая только и есть правильный, научный способ познания истины. Для подавляющего большинства людей, это всё было скукой и потерей времени... И потому тысячи, сотни тысяч книг, потенциально доступные любому желающему, томились в таинственной темноте коробок без всякой пользы, ибо почти никто их не читал. Да, всё так же, как везде и всегда: лишь одному человеку из ста интересно, как устроен мир, а остальным гораздо интереснее узнать, что ест на завтрак сосед, кто у кого и что украл..., или же подсматривать за раздевающимися девами...
- О да! И ладно б, если бы они только раздевались, гм...
Словом, с такими волшебными окнами удовлетворять человеческие пороки, из которых праздное любопытство - не самый страшный..., стало гораздо проще: у каждого теперь была своя большая замочная скважина. Но были и другие развлечения: можно было, не выходя из-за стола, поговорить с кем угодно и о чем угодно, не опасаясь, что тебя опознают потом на улице... Или поиграть с незнакомым противником в шахматы, в кости, в прятки..., даже в воображаемую войну - да в любую из тысяч игр, коих развелось в тех коробках великое множество... И этот игровой азарт стал для людей настоящим проклятием, затягивая многих игроков в свой омут даже сильнее пьянства... Это стало определенной проблемой. Многие дети, и даже некоторые взрослые, могли сидеть за своими коробками часами, сутками напролет, забывая, порой, о еде и питье. А иные, особо азартные, иногда умирали от истощения. Это было что-то сродни помешательству.
- Да, воистину, не зря говорят, что Аллах дал человеку книгу, а Иблис - игральные кости! - молвил мальчик удивленно.
Но в основном, дети были подвижными и живыми, и, выходя из-за своих учебных столов, они носились по улицам городов так же, как и дети всех времен и народов. Они играли друг с другом, дрались, влюблялись... Но наш юный герой не обращал внимания на все эту отвлекающую суету, ибо хотел только одного: узнать обо всем на свете...
Время шло, дети взрослели... Товарищи мальчика развлекались уже не по-детски: они дурманили свои легкомысленные головы сладкими винами и веселящим дымом из известного тебе растения каннабис, и разъезжали в обнимку с возлюбленными подругами по дорогам в самодвижущихся железных повозках, увлекаемых вперед силой внутреннего огня...
Мальчик слушал старика, затаив дыхание, а тот продолжал рассказ.
Иногда, чтобы однообразие жизни не приедалось, они летали в чужедальние края в чреве огромных металлических птиц, проводя дни под жарким солнцем тропиков. Там они катались на широких досках по волнам прибоя, или спускались по воздуху с горных вершин, подвешенные за тонкие нити к хитрым мешкам из невесомой ткани...
Но наш мальчик всё продолжал грызть гранит науки, питая новыми и новыми знаниями свою, почти болезненную любознательность. Время от времени, он отрывался от учения и недоуменно взирал на окружающую его суету сверстников, не понимая, как можно так неразумно растрачивать часы из своего быстротекущего ручья времени... Но иногда, все же, ему становилось грустно, словно глубоко в душе он понимал, что тщетна не только их легкомысленная жизнь, но, так же, и его жалкие потуги постичь истину, которая не давалась до конца даже самым великим мудрецам. И тогда в голову приходили самые скверные мысли...
"Да, разум, есть великий подарок Создателя, но ведь людям даны и ощущения, и эмоции душевных переживаний... Несомненно, я узнаю много нового и, соответственно, привнесу и свой вклад в великое дело познания..., но та, низшая и недостойная часть жизни, что пройдет мимо меня, неужели она совсем никчемна? Неужели все прелести и соблазны нашего мира - есть только пустой отзвук, лишь блестящая упаковка стройной конструкции Его мироздания? И не буду ли я жалеть в старости о бесцельно потраченных годах, если пойму под конец, что истина, возможно, заключается не в познании окружающего меня пространства, а в банальном потреблении в себе самом этой данной Богом сущности..., в исполнении жалких, но манящих желаний этого глупого и порочного..., мечущегося, страдающего и радующегося свету божьего мира существа, которое и есть Я САМ!"
Такими бывали редкие минуты его сомнений, точившие его живой, творческий ум. Но он быстро справлялся с ними, лишь только погружался в любимую науку.
- Простите, а чему он... обучался? - спросил мальчик.
- Всему понемногу, но более всего интересовался самой величественной из наук - математикой!
Математика, к тому времени, проникла своими ответвлениями во все сферы человеческой деятельности, и ему даже начинало казаться, что и весь наш мир, это только математика, отраженная, размноженная Создателем во всех воплощениях видимых и осязаемых нами форм. Что все прочие дисциплины, это лишь надводная ее часть, переводящая все ее цифры и формулы в ощущаемую нашими чувствами материю мира... Кстати, как раз на этом принципе были устроены и чудодейственные коробки, воспроизводящие в своих окнах окружающий мир...
- Расскажите! - попросил мальчик.
- Это сложно, но... Слушай! Представь, что мелкие светящиеся частички, едва воспринимаемые зрением, соответственно обозначены через цифры, а некое устройство очень быстро считает эти цифры и расставляет частички в нужном порядке так, что на стекле мгновенно выстраивается картинка, передававшая точную копию реальности.
- Цифры? Извините, я не совсем понял, как через цифры можно выразить мир во всем его многообразии? Если только... - Мальчик радостно засмеялся. - О, я понял: если уменьшить цифры до размера точек и раскрасить их в разные цвета, то ими, как мозаикой, можно выкладывать различные картины. Так?
- Нет, ответ неверный, хотя многие... не смогли бы предложить даже такого. А все достаточно просто! Я не буду вдаваться в нудные подробности, которые не могут постичь, увы, даже многие владельцы этих коробок, и объясню всё в доступной тебе форме. Вместо немедленного ответа, я задам тебе вопрос: допустим, тебе нужно попасть в какой-нибудь далекий город своей страны, спрашивая дорогу у людей, поставленных на каждой развилке пути... Скажи, ты смог бы дойти до него, используя лишь два их ответа - "да" и "нет", конечно, при условии, что эти живые указатели знают точную карту пути?
Мальчик задумался.
- Я думаю, что можно... Я буду называть название города и спрашивать направление: направо или налево...
- Хорошо, а если надо идти прямо?
- Спрошу еще раз! Ведь так можно?
- Превосходно! Так вот тебе и ответ: цифр, используемых в этих коробках, всего две - "ноль" и "единица"! Они и есть те самые "да" и "нет" на развилках дорог в моей аналогии..., а каждая точка рисунка, каждый звук, каждый знак текста книги..., это, условно говоря, есть название искомого города. И если этих ответов тысячи тысяч, и все они даются в течение одной секунды, то все вполне объяснимо. Понятно тебе?
- Но как же можно так быстро считать?
- Я ведь говорил уже: всё это делает волшебная субстанция, движущаяся со скоростью луча света.
- Великий Аллах, как всё просто! - очарованно прошептал мальчик.
- Да уж, чересчур...
И старик замолчал, надолго задумавшись. Наконец, мальчик прервал его молчание:
- Я очень рад, что вместо сказки... у нас складывается очень интересная беседа, но что же там было дальше, учитель?
Слово "учитель" вырвалось как-то само собой, но ни мальчик, ни старик, казалось, не придали этому никакого значения. Они двое и, правда, теперь были будто связаны единой нитью...
- А дальше... произошла с ним одна нехорошая история.
Нравилась ему одна белокурая дева, что сидела в учебном классе за соседним столом...
- Простите, что снова перебиваю, но они что - обучались все вместе? - спросил удивленно мальчик.
- Конечно! Постой, ты удивлен, что девы учились вместе с юношами, или что женщине предоставлялись те же права в получении знаний, что и мужчине?
- И тем, и другим... У нас такое немыслимо! Конечно, в богатых семьях обучают и девушек, но вообще, я считаю, что дело слабой женщины - сохранение домашнего очага, забота о детях... и прочие нужные, конечно, но недостойные мужчин занятия. А наукой, войной, добыванием пищи и другими важными делами должны заниматься исключительно мужчины. Так повелел Создатель, и хвала Ему! - И мальчик так умильно вытянул к небу сложенные вместе ладони, что старик еле сдержал смех.
- А как ты посмотришь на то, что в этой стране правительницей избрали слабую женщину, и что ей стали беспрекословно подчиняться все мужчины? А как тебе еще такое: женщины-начальники, женщины-политики, женщины-торговцы...? Поэты, художники, ученые? Женщины-бойцы, наконец...
- О-о..., воистину, странные сказки вы рассказываете, учитель! - воскликнул мальчик. - Может, люди и будут когда-нибудь летать по воздуху..., но вот этого в нашем мире точно никогда не будет.
- Почему ты так думаешь? - спросил старик с улыбкой.
- А как же Коран? Да что говорить - сам Аллах не позволит такого...
- Что Аллах не позволит - это уж точно! - усмехнулся старик. - И с этим придется, в свое время, что-то решать, иначе...
- Но ведь даже... - перебил его мальчик и на мгновение задумался. - Хорошо, а как же знаменитый трактат гениального мыслителя Тиклиза об односторонней сущности женского ума, не позволяющего им проникать в абстрактные сферы божественной сути вещей?
Тут уж незнакомец не выдержал и расхохотался. Мальчик недоуменно посмотрел на него, а старик, утирая нежданную слезу дырявым рукавом халата, сказал:
- Поверь мне на слово, друг мой: даже в вашей стране у женщин с головой полный порядок, а уж там...
- Но учитель..., - нетерпеливо перебил мальчик снова, - разве не является истиной, что все общественные законы и описания мира..., все осмысленные человеческие деяния, все достижения науки и искусства... созданы благодаря разуму и деятельности исключительно мужчин?
- Ох, мальчик мой, если бы тебя сейчас услышали некоторые, особо просвещенные девы той страны... - Старик сочувствующе покачал головой. - Аллах свидетель, я бы не позавидовал твоим нежным ушам! Кстати, у вас ведь Коран женщинам и сквернословить запрещает, не так ли?
- О-о...! Мне даже странен подобный вопрос, уважаемый! - возмущенно ответил мальчик.
- Неслыханный шовинизм! - вновь засмеялся старик. - А твой Тиклиз просто чудовище!
Мальчик с интересом посмотрел на собеседника, но не решился задать уже давно мучавший его вопрос. А старик продолжал:
- Хорошо... Ответь-ка мне, дружок: вот, к примеру, по дороге идут два путника... Одному из них взвалили на плечи тяжелую поклажу, а другому дали коня. Кто, по-твоему, придет к цели первым? Ты понял, к чему я веду?
Мальчик помедлил мгновение, и ответил, насмешливо сощурившись:
- Учитель, а ведь эристика - запрещенный в честной дискуссии прием! Я мог бы ответить тем же...
- А ну-ка..., скрестим сабли!
Мальчик задумался, и через минуту спросил:
- Скажите, истинно ли положение, что заяц быстрее черепахи?
- Истинно!
- Но разве из этого положения следует, что они обязательно должны соревноваться в быстроте передвижения? У каждого из них свои достоинства и свой путь!
- Прекрасный укол! - рассмеялся старик.
- Вот! Поэтому, доказывая свою точку зрения, нельзя выворачивать наизнанку правила построения логики, ибо тогда в доказательствах можно зайти, куда только ни вздумается... Так говорил нам учитель на занятиях по риторике...
- Хорошие у вас учителя!
- И, кстати, все мужчины! - торжествующе добавил мальчик. - И все философы, построившие правила ведения дискуссии, тоже... И вообще - все великие мыслители древности...
- Хорошо, хорошо, я понял! - снова рассмеявшись, перебил его старик. - Да уж, благословенны беззаботные мыслители древности, не обремененные насущными трудами! Ох, нагрузить бы их недостойными женскими занятиями - послушал бы я тогда их философию! Интересно, какими бы глазами тогда посмотрел великий Диоген на ту ощипанную курицу?
- Простите учитель, но там была вовсе не курица, а петух, что, в контексте нашего спора, тоже говорит о многом...
- Петух, так петух... - примирительно сказал старик. - Ладно, как говорится, вернемся теперь к нашим баранам!
- ...??? - мальчик вопрошающе поднял глаза.
- Ах, ну да... - едва заметно улыбнулся старик. - Я имел ввиду нашу, забытую в пылу спора сказку... Или тебе интереснее продолжить разговор о женском вопросе?
- О, нет, учитель, я лучше послушаю вашу сказку. В конце концов, возможно, правы вы, а не Тиклиз.
- Превосходно! Твой гибкий юношеский ум гораздо более приспособлен к принятию неудобных идей, чем у многих закостенелых мудрецов... - сказал старик. - Ну, так слушай же дальше, мой благодарный ученик, иначе мы никогда не доберемся даже до середины сказки.
Как я уже сказал, мальчику нравилась одна юная особа, но он старался ничем не выдать своего недостойного, как ему казалось, чувства. Напротив, он даже пытался показать обратное... Но женский ум, мой юный друг, женский ум! Ох, как недооценивают его многие мужи, почитающие себя мудрецами! В общем, она обо всем, конечно, догадывалась, как и еще добрая половина их класса. А надо сказать, что подростки во все времена одинаковы - народ злой и насмешливый. И решили они подшутить над "юным гением", как дразнили его в классе, питая к первому ученику естественную для неучей неприязнь. Точнее, началось всё с одного глупого утверждения, что даже самого дремучего зануду и чудака можно ввергнуть в пучину плотского соблазна. И вот, именно эта юная особа - а звали её Айгюль - решила доказать своим друзьям, что расколоть сей крепкий орешек ей вполне по зубам...
- О да, - воскликнул старик, - и это имя вполне соответствовало ей!
- А как звали... самого мальчика? - спросил мальчик.
- Понимаешь, его имя, произнесенное на твоем языке..., будет странно звучать для твоих ушей, создавая неверные ассоциативные связи..., - сказал старик. - Но ты прав: глупо все время повторять: мальчик, мальчик..., если, конечно, рассказчик не преследует этим какую-то особую цель... Хорошо, для удобства повествования назовем его, скажем... Джамаль. Да, Джамаль! Но слушай же дальше!
Айгюль придумала себе другой внешний вид..., то есть, сделанную из цифр копию, и поместила ее в свою волшебную коробку. Теперь, вместо светловолосой, стройной красавицы, из волшебного окна смотрел в мир седовласый старец с аккуратно постриженной бородой и густыми бровями. На глазах у него были круглые оптические стекла...
Вижу, ты опять заинтересовался. Понимаешь, с возрастом, или же от частого чтения книг, зрение ослабевало, поэтому люди научились исправлять этот недостаток: в тонких металлических держателях, они располагали перед глазами похожие по форме на зрачок, плоско-выпуклые стекла, которые искривляли до нужной величины лучи света и, тем самым, улучшали свое зрение... Обычно, такое приспособление выдавало в человеке склонность к благородным, творческим занятиям, поэтому хитроумная дева умело использовала такое дополнение к образу своей копии.
И вот в таком виде Айгюль стала появляться в волшебном окошке Джамаля, заговаривая с ним на всякие научные, интересующие его темы. А поскольку у нее под рукой тоже были всевозможные ученые тексты и научные материалы, то она, удачно соединяя речи многих ученых и мудрецов, легко обманула доверчивого Джамаля, представившись ему, в конце концов, философом-отшельником, ищущим на склоне лет себе ученика и последователя. Звали же этого старца Иоахим.
- Извините, учитель, - снова перебил старика мальчик, - но... как такое может быть, чтобы он не заметил столь изощренного обмана?
- Понимаешь, были еще в этих коробках внутренние духи-помощники, также созданные людьми из цифр, которые впоследствии стали делать за них самые разнообразные цифровые превращения... Ну там - движущиеся картинки, всякие звуки, даже музыку..., а также могли понимать многие языки и говорить на них человеческими голосами...
- Они что, были тоже... живые? - глаза мальчика расширились от удивления.
- О, нет. Это была пока только искусная подделка, хотя эти духи могли уже самостоятельно играть с людьми в разные игры, а уж в шахматы с ними вообще невозможно было соревноваться, поскольку они просчитывали варианты и ходы с сумасшедшей скоростью... Впрочем, через какое-то время, они стали настолько сложными и самостоятельными, что между учеными стали возникать теологические дискуссии: а не зародилась ли в цифровых колбах искусственная душа, этакий "spiritus ex machine"? Но не будем отвлекаться! Главное, что если за таким духом непосредственно стоял человек, то обман заметить было весьма непросто, а уж наша Айгюль была изобретательна и совсем не глупа, хотя и обворожительно красива... Вот тебе, кстати, подтверждение моих слов о немалых достоинствах женского ума: в практической работе с подобными цифровыми духами, она была лучшей в своем классе.
Итак, они стали проводить вечера в долгих беседах, часто засиживаясь до глубокой ночи, и вскоре Джамаль уже не представлял свою жизнь без своего странного собеседника, который, порой, умело и как-то незаметно уводил разговор в стороны, весьма далекие от науки... Да, они стали настоящими друзьями, и скоро самой Айгюль стало ясно, что она увлеклась и вышла далеко за пределы этой некрасивой игры. Она и сама изменилась: многое из того, что увлекало Джамаля, стало теперь интересно и ей. Она стала читать много познавательных книг, и не только для лучшего общения с Джамалем, а потому что это уже начинало ей нравиться. А в последнее время она даже перестала пользоваться помощью духов и вела беседы самостоятельно, изменяя, конечно же, свой нежный, грудной голос, на старческий - скрипучий, слабый и немного задыхающийся...
Тем не менее, договор одноклассников оставался в силе, и друзья Айгюль, которым она все неохотнее открывалась, требовали от нее более решительных действий. В последнее время, она почти совсем не гуляла с ними, и это злило и распаляло их еще больше. Зато Джамаль становился для нее всё дороже..., хотя в школе она вела себя с ним весьма странно. В последние месяцы, Айгюль буквально изводила его своими злыми шутками и придирками, ибо теперь молодые люди, благодаря хитрым козням соучеников, сидели за одним столом. Мало того, что она постоянно списывала у него результаты решения обучающих задач, но она нещадно цепляла его по всякому поводу, каким-то неведомым для него образом находя все новые болевые точки. И самое странное то, что его чувства к ней от этого лишь усиливались...
Однажды ночью, во время очередной беседы, старец Иоахим поведал Джамалю о своей безответной любви, якобы случившейся с ним в юности. В ответ, Джамаль открылся своему единственному другу в чувствах к насмешливой красавице Айгюль, прибавив в отчаянии, что если бы она была хоть на четверть столь же умна, сколь и красива, и что если б с ней ему было бы так же легко и интересно, как и с его ночным собеседником, то ради нее он мог бы, пожалуй, отказаться даже от своей страсти к науке. То было, по сути, его признание в любви сразу к двум противоположным личностям, которые представлял один и тот же человек. О, какой это был для нее удар, одновременно сладостный и жестокий, ибо она не могла явить ему свою истинную, двуликую сущность. И тогда решила Айгюль найти способ открыться Джамалю таким образом, чтобы не испортить их странные отношения, но перевести их в реальную жизнь. Но вот беда - за ней неустанно следили ее злонамеренные друзья и подруги, которые поняли, к чему оно всё катится, и жаждали теперь уже двойного удовольствия от неминуемо приближавшейся развязки.
Айгюль понимала, что ей нужно быть осторожной, поэтому в одной из их ночных бесед, уже под самое утро, Иоахим сказал Джамалю, что желает с ним встретиться, ибо чувствует себя уже совсем плохо и хочет напоследок увидеть своего друга воочию. Джамаль же, весьма обеспокоенный такими речами, быстро согласился. Еще старец сказал, что по причинам врожденного физического уродства давно уже таится от людей, поэтому его друг должен явиться к нему поздно ночью, стараясь не привлекать внимания окружающих. Жилье старца, якобы, находилась за городом, на берегу реки, в двухэтажном доме-гостинице. В таких домах жили, в основном, люди одинокие, платившие хозяину за проживание и еду в конце всякого месяца. Также, там останавливались проезжие путешественники, которым нужно было где-то переночевать и пожить день-другой. А еще там часто селились на одну ночь влюбленные пары, выдававшие себя за путешествующих супругов, которые по самым разным причинам желали скрыть от знакомых людей свои тайные отношения. В общем, это было что-то вроде вашего караван-сарая...
И вот, именно в таком доме Айгюль выкупила на одну ночь небольшое помещение, где была только спальня и еще одна крохотная комнатка для омовения тел. Её расчет был прост: в такой недвусмысленной обстановке ей будет проще добиться его прощения за этот обман, ибо какой же нормальный мужчина, даже очень юный, сможет долго таить обиду, находясь в тесном, уединенном помещении с обворожительной девой. О, этот коварный, изощренный..., этот дьявольский женский ум!
В назначенный час, Джамаль приблизился к названному дому. Слуга хозяина был заранее предупрежден, поэтому юноше не составило труда пройти туда. В чрезвычайном волнении поднялся он во второй этаж, прошел по коридору и остановился возле двери под номером восемь. Сонм разных мыслей стал одолевать его... Какой будет реальная встреча с его почтенным другом? В чем состоит его уродство? Сможет ли он так же непринужденно вести разговор уже с самим собеседником, а не с его цифровым образом? Ведь одно дело, когда ты разговариваешь с изображением, и можно в любой момент прервать беседу, отойти в сторону..., и совсем другое, когда перед тобой осязаемая плоть настоящего человека, которого уже не отключишь при помощи нужной кнопки. А образ что - он и есть только образ!
"И вообще, если вдуматься, - крутилось в голове Джамаля, - то и нет ведь перед тобой за стеклом экрана никакого собеседника, а есть всего лишь блуждающий с огромной скоростью пучок света, первопричиной которого может быть совсем не то, что ты думаешь. А вдруг это был совсем не человек, а..."
Тут он вспомнил страшные истории об омерзительных созданиях - цикуббах, и похолодел... Цикуббами называли записанные цифрами на особых кристаллах, психосоматические вытяжки сознания из мозга умерших людей, со всеми их мыслями, воспоминаниями, прошлыми желаниями, характерами... По рассказам, всё это выглядело так, как будто брали стеклянный сосуд и загоняли туда еще светящуюся душу несчастного..., хотя никто этого никогда не видел. Потом их "выпускали" в мнимое пространство, связывающее между собой всех владельцев коробок... И они жили там, вступали в контакты с цифровыми духами, иногда разрушали их, всё больше набираясь сил... А еще, они легко могли довести человека, долгими часами сидящего у своей коробки, до состояния полной невменяемости: замороченные ими люди запросто совершали любой поступок, вплоть до самоубийства... Неизвестно, кто и с какой целью их создавал, но, общаясь, их совсем нельзя было отличить от живых людей, а они сами даже не знали о том, что давно уже мертвы... Они считали, что всё обстоит, как раз, наоборот: все эти люди с застывшими лицами, глядящие на них из своих мерцающих окон, были безвольными, мертвыми куклами, запертыми в тесных клетках своих полутемных комнатушек...
Всё это мгновенно пронеслось в голове Джамаля. Он стоял в длинном коридоре, едва освещенном холодным огнем, блуждающим по потолочным стеклянным колбам, и ему стало так страшно, что ноги сделались ватными, а на спине выступил холодный пот. Если бы не внезапная слабость в ногах, он, скорее всего, убежал бы прочь..., а так у него хватило времени, чтобы прийти в себя и одуматься. А через минуту он уже презирал себя и чуть не смеялся над своей глупостью.
"Настоящий параноик! - думал Джамаль. - Все эти россказни про цикуббов - полная чушь, которую распространяют противники дальнейшего усовершенствования цифрового пространства и прикладных программ. И я знаю это так же верно, как и то, что... никто не схватит ночью мою руку, если я опущу ее под кровать..., хотя в темноте так и кажется, что стоит только подумать об этом..."
Побледневший мальчик осторожно тронул старика за рукав. Старик от неожиданности вздрогнул.
- Ты что? - спросил он мальчика.
Его маленький слушатель разлепил, наконец, ссохшиеся от волнения губы и сказал:
- Простите, немного страшно стало... - Он криво улыбнулся и, поежившись, посмотрел на потемневшее вечернее небо. - А что такое "про-грам"?
- Программы? Так еще называют там цифровых духов, которые работают в волшебных коробках. Вообще, там есть очень много непонятных тебе слов, но я буду стараться, по возможности, заменять их знакомыми тебе фразами... Ведь всё на свете можно описать иными, более простыми понятиями. Как сказал один ученый: "Теорию относительности вполне можно объяснить и на языке племени Мумба-Юмба, только для этого может понадобиться в сто раз больше времени, и в тысячу раз больше слов, дабы свести все понятия воедино".
- Поздно уже... - сказал с тоской мальчик, не обращая уже внимания на новые слова своего собеседника.
- Хочешь уйти? - с готовностью спросил старик.
Мальчик немного подумал, но потом сказал:
- Нет, учитель, я хочу дослушать до конца.
- А ты уверен, что действительно этого хочешь? - спросил странник, делая акцент на слово "хочешь".
- Хочу! Мне кажется, что для меня это... очень важно.
- Отлично! Слушай же, мой бесстрашный ученик!
Джамаль стоял в коридоре, пытаясь окончательно изгнать из себя позорный страх бравыми мыслями. Он уже хотел постучать в дверь, но потом передумал и тихонько толкнул ее вперед. Дверь легко подалась..., и он оказался в маленькой комнате, освещенной голубым свечением ночника. Слева была еще одна дверь, из-за которой слышался шум воды. Джамаль огляделся. Почти все пространство комнаты занимала квадратная кровать, такая большая, что даже троим взрослым людям было бы на ней не тесно..., а в правом углу, на маленьком стеклянном столике, стояла знакомая коробка цифрового устройства с погасшим экраном. Он подошел к нему... Какая-то непреодолимая сила заставила его протянуть руку и включить устройство. Экран вспыхнул, и на нем возникла голова Иоахима. От неожиданности Джамаль вздрогнул. Его сердце бешено колотилось в груди...
Старец, казалось, дремал. Его сморщенные губы были слегка приоткрыты, нижняя челюсть откинута, а цвет лица был какой-то... бледно-зеленый.
"Господи, да ведь он же..."
И ему в голову пришла страшная мысль, что этот мертвец на экране... каким-то образом связан с самим старцем. Он тут же представил, как в комнате для омовения, в большом круглом чане лежит сейчас его уродливое, мертвое тело...
Внезапно, изображение открыло глаза, челюсти с омерзительным чмоканьем схлопнулись, а губы пришли в движение...
"Ну, здравствуй, мой милый ученик!" - сказала голова старца.
"Цикубб!!!" - мелькнуло в угасающем сознании Джамаля, и он без чувств повалился на кровать...
Сознание приходило к нему медленно. Перед его взором возникло сначала темное пятно, которое постепенно стало обретать очертания человеческой фигуры в черной одежде. Какой-то человек склонился над ним, заслоняя тусклый свет комнаты..., и по мере того, как зрение прояснялось, он стал узнавать милые черты несравненной...
"Айгюль! - прошептал он. - Что ты тут делаешь?"
"Ты в порядке?" - спросила она, с тревогой вглядываясь в его лицо.
"Я... А где... Иоахим?" - спросил он, опасливо озираясь по сторонам.
"Господи, да нет же никакого Иоахима, и никогда не было...! - улыбаясь, отвечала она. - Я тебе сейчас всё объясню".
"Но... как же..." - Он совсем ничего не понимал.
"Включай поскорей мозги, глупенький мой мальчик, - сказала она ласково, - а не то я обижусь и больше не буду у тебя списывать на уроках".
"Айгюль, но там... цикубб! Я его видел!" - вскричал Джамаль, резко приподнявшись на локте.
Тут девушка не выдержала и повалилась рядом с ним, забившись в истерическом хохоте. От её порывистых движений черный халат раскрылся, обнажив белоснежную кожу ее стройного, гибкого тела... Айгюль постепенно затихала, но ее нежный живот и упругие холмы грудей все еще тихо подрагивали... Юноша тут же забыл обо всех своих глупых опасениях и тревогах, и теперь заворожено смотрел на прекрасное деву, лежащую рядом. А она, перестав смеяться, с нежной, чувственной улыбкой смотрела на него...
Всё было, как во сне. Джамаль словно остолбенел..., и тогда она сама взяла его за руку, легонько потянула к себе, и сказала:
"Пожалуйста, обними меня, милый!"
Джамаль почувствовал, что снова теряет разум..., но теперь это было так сладостно и горячо, что всё его существо...
- О, учитель... - подал тут голос мальчик. - Вы ведь не станете рассказывать...
- Прости, мой юный ученик, я немного увлекся. Не волнуйся, я понимаю твое смущение, и не буду приводить тебе даже... облегченную версию их любовных игрищ, ибо ты совсем не готов к восприятию подобных картин.
- Да нет, я слышал что-то подобное... - ответил покрасневший мальчик. - У нас тоже один мальчик такое... рассказывал о своих приключениях...
- И, конечно, всё врал! - улыбнувшись, сказал старик.
- Не думаю... Он всё так подробно...
- Поверь мне! - перебил его старик. - Это милое вранье так тривиально в вашем юном возрасте. Я представляю себе его жалкие потуги: наверное, выдумал всё, глядя под одеялом на рисунок обнаженной красавицы...
- Если бы вы слышали... - сказал мальчик, покраснев еще больше.
- Ох, не дай Бог тебе услыхать то, что слышал я! И не только слышал, гм... Впрочем, вернемся к нашим влюбленным...
- Бе-е-е-е-е... - засмеялся повеселевший мальчик.
- Очень умно, юноша! - И старик тоже засмеялся, продолжив затем свой рассказ.
Через какое-то, довольно продолжительное время..., Айгюль рассказала Джамалю о своем обмане, естественно, утаив от него о своем глупом споре с одноклассниками. Она уверила его, что не желала ему зла, но лишь хотела сойтись с ним поближе таким вот странным способом, ибо он был сильно замкнут в себе. Поначалу, он не поверил ей, но Айгюль показала ему изображение старца Иоахима в волшебном окне, который кривлялся и самостоятельно отвечал им, хотя был лишь мертвым цифровым духом. А потом, не в силах более сдерживать себя, они вновь упали на ложе любви.
Но не успели они сплестись в пламенных объятьях, как дверь в их комнату отворилась, и на пороге показались... орущие и визжащие молодые люди... Одноклассники, непонятно каким образом выследившие их, с криками ввалились в их маленькую комнату и наперебой стали поздравлять совершенно растерявшуюся Айгюль. Затем одна девушка сделала знак рукой, и в комнате воцарилась тишина.
"Айгюль, я поражена твоим талантом! - сказала она громко и торжественно. - Я ни за что не поверила бы, что ты сможешь окрутить этого заумного дурачка..."
"Эсфирь, прошу тебя..." - взмолилась Айгюль. Но ее жестокая подруга была глуха к ее мольбам и продолжала наносить удары:
"Да, я не поверила бы..., но твоя вэб-камера была просто великолепна!"
"Что... ты сказала?" - прошептала похолодевшая Айгюль, кинув быстрый взгляд в сторону мерцающего экрана.
"О, я всего лишь говорю, что на моей страничке теперь полно народа..."
"Грязная тварь!" - гневно воскликнула Айгюль.
"Это я то...? А ты помнишь, чистюля, на что мы спорили...?"
"Нет, постой, постой..."
"Так получай же свой выигрыш, подруга!" - сказала Эсфирь и кинула к ногам убитой горем девушки маленький плоский ключ от своей железной повозки.
Всё это время Джамаль тихонько сидел в дальнем углу огромной кровати, пытаясь загородить коленями свое обнаженное тело. Его лицо пылало, а его разум разрывался на части... И сейчас он хотел только одного - исчезнуть, раствориться из этой мерзкой реальности навсегда. В его воспаленном мозгу даже мелькнула мысль, что он с удовольствием сейчас обменялся бы местами... со старцем Иоахимом.
А толпа молодых людей уже покидала комнату, оставляя наедине несчастных влюбленных. Впрочем, относительно своих чувств Джамаль теперь нисколько не сомневался, и опечаленная Айгюль видела это на его перекошенном ненавистью лице...
Ни слова не говоря, он быстро оделся и вышел. А она даже не пыталась его остановить.
Бедный Джамаль перестал появляться в школе и вообще выходить из дому. Шел последний год и последний месяц их обучения, и он решил, что сдаст выпускные экзамены посредством все того же цифрового ящика, не появляясь на людях. Такой вариант в исключительных случаях допускался, и был вполне законным.
- А как же его родители? Как он им это объяснил? - спросил мальчик.
- Его отец был в долгой, далекой поездке, а мать была очень занята собой..., почти каждый день встречаясь с другим мужчиной в одном из тех домов, про которые я тебе рассказывал. Впрочем, она настолько уже привыкла к затворничеству сына, что такое его поведение совсем не вызвало у нее подозрений.
- А братья, сестры...
- Он рос один...
- Один? - удивился мальчик.
- О, у них там даже один ребенок в семье считался большой роскошью, так что многодетных семей были вообще единицы.
- Счастливец! - невольно вырвалось у мальчика.
- Ты серьезно...? - Старик удивленно посмотрел на него, и после недолгого молчания продолжил.
Вот уже месяц, как Джамаль сидел взаперти, в одиночестве переживая свое горе. Но и Айгюль тоже не находила себе места. В школу она, конечно, ходила, но ни с кем там больше не общалась, кроме учителей. Несколько раз она пыталась проникнуть к Джамалю, как прежде, через цифровое устройство в образе старца Иоахима, но его мир был закрыт теперь и с этой стороны. Неуемная тоска продолжала грызть ее душу, и однажды вечером она решилась на отчаянный шаг...
Джамаль жил в большом, красивом доме, вокруг которого живописно раскинули свои кроны вековые деревья. Их небольшая квартира находилась на втором этаже, и толстая, длинная ветка одного из деревьев доходила почти до самого его окна. Джамаль часто перепрыгивал на нее с подоконника и прятался в переплетении ее гибких ветвей. Он мог сидеть вот так долгими часами, заворожено глядя сквозь густую листву и размышляя обо всем на свете...
И вот теперь этим деревом решила воспользоваться Айгюль, чтобы попасть в дом к своему обиженному на весь мир другу. Она ловко вскарабкалась по стволу и тихонько прокралась по ветке к самому окну. В комнате было тихо, и она смело шагнула на подоконник. Спустившись на пол, она огляделась. В вечернем полумраке горел только экран цифрового устройства, на котором возникали и тут же исчезали различные геометрические фигуры. Вдруг она услышала какой-то шорох, и через мгновение под сводом вспыхнул яркий свет.
В углу комнаты, на маленькой тахте лежал Джамаль и обезумевшими глазами взирал на непрошенную гостью.
"Ты?"
"Джамаль, я хочу только..."
"Уходи!"
"Постой, давай спокойно поговорим".
"Я не хочу ни видеть тебя, ни разговаривать с тобой. Уходи!"
Но она подошла и села на край дивана. Он не произнес ни слова, только руки его задрожали.
"Ну, хочешь, я стану перед тобой на колени?" - И она, действительно, повернувшись, вытянулась перед ним на коленях.
"Послушай, Айгюль..." - начал он. Но, как только он произнес вслух ее имя, которое вот уже много дней билось в его воспаленном мозгу, и во сне и наяву..., что-то в нем дрогнуло. Словно треснула жесткая оболочка, отгородившая его от всего мира, и сквозь трещину рванулся к нему облегчающий душу свет. Айгюль, почувствовав в нем эту перемену, решительно взяла его за руку. Он поднялся навстречу ей..., и вот уже потянулось к ней все его измученное существо. Их взгляды впились друг в друга, руки сплелись воедино..., их сухие губы влажно раскрылись для жаркого поцелуя...
И тут, перед ним словно промелькнула чья-то тень. Он вздрогнул, медленно отстранился и тихо прошептал:
"Подожди минуту, мне нужно... выйти".
"Конечно, милый!" - ласково сказала девушка.
Джамаль встал с дивана и вышел из комнаты.
Он стоял посреди маленькой кухни и терзался мрачными мыслями. За этот месяц его душевная рана стала уже понемногу заживать, он возвращался к своим прежним занятиям и привычкам. Но теперь все опять рушилось... Он чувствовал, что пропадает..., что вся его жизнь теперь безвозвратно изменится. Что не будет в ней, как раньше, столько места для поисков истины и познания тайн природы... Он просто не сможет отдавать себя одновременно таким разным божествам..., и ему придется однажды сделать свой выбор. Может, и правда, к черту науку? Он всего лишь маленький человек, винтик в системе, в которой его всегда может заменить кто-то другой. И пусть не он, а кто-то еще пройдет этот долгий путь в неведомое, откроет волнующие ум тайны и ответит на поставленные человечеству вопросы. А он будет просто жить, наслаждаясь счастьем исполнения своих простых желаний...
Но будет ли он счастлив с Айгюль? Не будет ли он вновь и вновь получать от нее раны, подобные той...? А больше он такого удара наверняка не переживет, он знал это. Так зачем же ему такая неустойчивая жизнь, где нет места его мечтам и идеалам, а есть только боль и неопределенность будущего? И даже если всё у них сложится хорошо, а не так, как вышло у его родителей - кем он станет в жизни? Жалким, скучным обывателем, проводящим свою жизнь в пустой суете однообразного быта? Ведь любая страсть неизбежно проходит, как проходит и сладость исполненного желания. И что тогда?... А наука никогда не изменит ему, никогда не наскучит. В ее законах он ориентировался, как рыба в воде, точно зная, чего хотел в ней добиться..., в отличие от призрачных и изменчивых канонов любви, где высшее наслаждение и обожание могут почти мгновенно превратиться в боль и ненависть.
Но и отказаться от Айгюль он теперь уже не мог. Когда он думал о ней, когда вспоминал те сладкие минуты их горячей страсти, все его существо наполнялось бесконечным восторгом и радостью. И тогда ум окончательно покидал его.
О, бедный юноша страдал безмерно! Он был напуган и задавлен всеми этими мыслями, и совсем не знал, что ему делать. Сердце его рвалось к Айгюль, а разум пытался убежать прочь из ее коварных сетей.
В отчаянии и не вполне уже владея собой, он подошел к столу, на котором готовили пищу, сунул правую руку под автоматический нож для разделки мяса, а левой нажал на кнопку пуска...
Айгюль, прибежавшая на его вскрик, увидела страшную картину: с бледным, как полотно лицом, Джамаль сидел на полу, прижимая к груди окровавленную руку, а на столе, в темной лужице, лежал отрезанный палец. Перед глазами девушки все поплыло, и она упала без чувств.
- Зачем, зачем он это сделал? - почти закричал мальчик, нарушая повисшую над рекой тишину.
- Вот и я говорю - зачем? - задумчиво произнес старик. - Что поделаешь - молодость! Отчаянная, безрассудная... Прекрасная и глупая молодость!
Он замолчал, посмотрев поверх головы своего юного собеседника.
- Господи, посмотри - какая тут красота!
Мальчик тоже поднял голову.
Небесный свет медленно таял, постепенно обнажая сокрытые за ним звезды. Над кромкой деревьев уже почти поднялась полная луна. Сегодня она была необычно большой и яркой, серебристо отражая солнечные лучи своей далекой, пятнистой поверхностью. Маленькая поляна, лежащая между рекой и рощей, загадочно искрилась капельками вечерней росы. В довершение этой сказочной картины, над рекой протяжно и печально кричала какая-то ночная птица, трогая душу необъяснимой тоской.
- Волшебная ночь! - мечтательно молвил старик.
- Что было дальше? - с волнением прошептал мальчик.
- А дальше...
Приехали врачи и забрали их обоих в больницу. Девушку вскоре отвезли домой, а он попал к себе только на следующий день. К сожалению, палец ему так и не удалось приживить...
Дня через три, поздно вечером, сидел он за окном на своем дереве, как вдруг слышит, что из комнаты зовет его знакомый голос старца.