Мгла, пришедшая с горящих болот Шатуры, накрыла обожаемый мною город.
Белесое пятно на месте яростного светила и полное отсутствие "линии горизонта".
Мир вокруг напоминает огромный стеклянный бокал, наполненный опалесцирующей субстанцией.
И в центре этого безобразия - маленький косматенький хлом. Он хлопает своими детскими глазенками, дотягивается лапкой до моей коленки и, тяжко вздохнув, произносит:
-- Пора.
Я и сама знаю, что пора. Пора отдавать долги. Позаботиться, наконец-то, о тех, кто спас меня, неразумную девчонку с шилом в заднице.
****
Это случилось в семьдесят втором, летом, в каникулы.
Вокруг колыхалась такая же мгла, в Шатуре горели торфяники. По телеку шли бодрые репортажи о героической борьбе с огнем, "жертв и разрушений нет", а соседка сверху выла от страха день и ночь, единственный сын, опора и надежа, курсант-связист, отправленный командованием "героически бороться", рассказывал, когда до гражданского телефона добирался, такие ужасы...
****
Тяжелый, першащий в горле тягучий день. Родители на работе, брат в пионерлагере. А я дома, на хозяйстве. Гнусное шебуршание под дверью.
-- Ну, зараза, погоди, я тебе счас устрою! - я вооружаюсь веником и распахиваю дверь с твердым намерением вломить этой шкоде, подъездному коту, повадившемуся гадить на наш коврик. Лето на дворе, кустов вокруг... где хочешь, присаживайся! Нет, на коврике ему комфортней. Аристократ, видите ли. Незаконнорожденный.
Толком замахнуться я не успела. Потому что на коврике расположился вовсе не кот.
Видели когда-нибудь на картинке бабочку "мертвая голова"? Я видела. На картинке. Потому как не водятся они в наших краях.
Тощая пыльно-серая груша, сантиметров пятнадцать длиной, с непропорционально коротенькими, ощипанными крылышками и мохнатыми, как у шмеля, насекомыми ножками, таращила на меня пустые глазницы тускло-белого черепа. По инерции я опустила на кошмарную штуку веник.
"Штука" вцепилась ножками в коврик и заверещала тонюсеньким басом. Именно басом, и именно тонюсенько. То есть на два звука одновременно: высоко и пронзительно, и очень низко, и тоже... пронзительно. Я девочка не пугливая. Скорее даже сорванец в юбке, жизнью непуганый. Но от этого звука меня словно прошибает молнией. Коленки подгибаются, и мир вокруг тихо отъезжает в сторону.
****
Очнулась я в ванной. На вываленном из корзины нестиранном белье, головой в унитазе.
(Для нового поколения поясняю: в хрущобах санузел совмещенный, "гаванна" - гальюн и ванна.)
Кто-то дергает за цепочку (бачок вверху, под потолком, с висячей сливной цепочкой!) - прохладная вода с клекотом и урчанием кидается мне в лицо и уносится дальше, в канализацию.
Я поднимаю голову - надо мной, на раковине умывальника, мохнатенькая игрушка, слегка похожая на мультяшного Чебурашку, примеривается снова спустить воду.
По сюжету, далее следует спросить: "Ты кто?", получить ответ, и история пошла...
Но спросить я не успела. Пушистик выпустил из рук (лап?) цепочку и чихнул мне в лицо. Глаза мои на секунду закрылись, а когда открылись - цепочка раскачивалась, а игрушка исчезла.
Постанывая сквозь зубы, я собрала белье обратно в корзину. Кости ломило, в висках стучало. (Грипп, что ли? Лето же!) Не слишком соображая, что к чему, поплелась ко входной двери. Она оказалась не заперта. В ноздри ударила знакомая кошачья вонь. Но на этот раз кучка красовалась под соседней дверью. Подъездный любимец решил и других порадовать. Однако чего-то не хватало.
Ну, конечно. Наш коврик исчез. Вместо него под дверью тихо увядал жидкий букетик полевых цветов. А весь пыльный квадратик лестничной площадки, занятый прежде ковриком, кто-то старательно расписал мелом.
****
Это сейчас я в курсе, что чужие руны трогать не стоит. А тогда мысль была лишь одна: попадет! Если не за пропавший коврик (он же за дверью, кто тут ходил, мне не видно), то уж за мел под дверью - обязательно. И я вымыла пол. И спустилась во двор, чтобы выкинуть букетик. И заблудилась.
Двор моего детства был, по сегодняшним меркам, огромен. Он и сейчас немал, хоть и обрезан изрядно. Обширный, разделенный на кучу отдельных пространств высоченными нестрижеными кустами: спортивная площадка, детская площадка, стол с лавочками под навесом для доминошников, большущая, увитая "огненными бобами" беседка для молодежи... какие-то полянки с сушилками для белья и "колотилками" для ковров... дощатый подиум с трехрядным амфитеатром для "собраний общественности"... А еще крохотный осколочек леса в дюжину дубов и две дюжины березок. Там даже грибы водились, и белки развешивали их сушиться в дубовых кронах, повыше от шкодных мальчишек.
Выкинуть букетик просто так, у подъезда, невозможно. Нарушителей конвенции ждал общественный бабулечный суд, связываться с которым мог только сумасшедший.
К мусорным контейнерам вело два пути: длинный, по асфальтовому проезду у домов, широкой дугой огибавшему двор, и прямой - по краю детской площадки, через лесок. И всем понятно, какой я выбрала.
Я шла и шла, а лесок все не кончался. Где-то рядом звенели детские голоса, тоненько взлаивали неизвестно откуда собачата, изредка урчал мотор, шуршали об асфальт шины. Бухтели о чем-то невнятные мужские голоса... А я все шла в опаловой торфяной мгле, даже не думая удивляться: и откуда же в нашем дворе столько тропинок... и осин! И лето же! А осины осыпают на меня багровую листву, и она все плотней закрывает дорожки... Кроме той, что под моими ногами.
****
Ощутимо похолодало. А я (лето же!) в тряпочных тапочках и сарафане.
До меня наконец-то дошло, что сейчас вовсе не осень, и что осин в нашем дворе действительно нет. Оглядевшись и осознав, что местность вокруг совершенно незнакомая, я размахнулась, чтобы запустить куда-нибудь дурацким букетиком.
-- Это нельзя.
Голос спокойный, а выговор... иностранный. Как в кино у прибалтийских актеров - вроде бы чисто, но что-то не так.
Пушистик из ванной сидел (стоял?) на высоком буреломном пне слева от дорожки. Дерево, видно, сгнило все, остался лишь высокий стакан из толстой коры с неровно обломанным краем. Разговаривать с мягкой игрушкой просто смешно, я ж не первоклассница, в этом году в комсомол вступила. Сознательный член общества. Но, с другой стороны, кто об этом узнает? Да и выбираться отсюда нужно, совсем замерзаю...
-- Ты кто?- (вот он, классический сюжет, пошел наконец!)
-- Я хлом. Тебя охраняю.
Интересное дело. Про гномов читала, про домовых, водяных, леших, банников... про мумми-тролля как-то попалось...еще эльфы и просто тролли, но эти точно мимо. Впрочем, сейчас это все неважно. Сейчас надо срочно выбираться, дрожь бьет уже не на шутку, и причина моих бедствий, помятый букетик, совсем заледенел.
-- Я домой хочу. Здесь холодно. Проводи, а?
-- Не могу. Ты карту близкого выхода стерла, а где дальний находится, я не знаю. Придется вместе искать путь. Я тут тоже чужой, мой народ только в Срединном Мире живет.
-- А почему я о хломах никогда не слышала? - (Что я несу, какой политес, счас вот лягу на дорожку и замерзну!)
-- Нас с домовыми путают. Домовые жилье охраняют, а хломы - волшебников. Только их совсем мало осталось, из-за этого мой народ вымирает... Что ты синеешь? Ведьма называется! Быстро сплети венок и надень.
Оказывается, когда жить хочется, пальцы могут работать сами. Даже симпатично вышло, хоть цветы и помятые. И дрожь прошла. Опускаю глаза - оба! Вместо тапок на ногах сапоги, вместо ситцевого сарафана - пятнистые шаровары и куртка-штормовка. И теплый свитер. На голове... нет, точно не венок. Вязаная шапка. На поясе широкий ремень с кармашками, фляжка и нож.
Тут мне в обморок-то и грохнуться бы. Или вопросами чебурашку закидать. Но как-то ненужно показалось. Домой вот вернусь, там можно и в обморок.
И пошли мы с хломом по дорожке, куда глаза глядят...
То есть это я пошла, а он-то на мне поехал. Ничего, не тяжелый оказался.
****
-- Так куда мы попали? - я обтерла пальцы жухлой травой и неожиданно для себя звучно рыгнула. Дома за такое дали бы по затылку, но Леня стерпел.
Леней хлом согласился зваться после некоторых препирательств, убедившись, что мне его имени нипочем не произнести. И даже правильно, нечего в чужих краях родное имя трепать. А меня решили назвать Светой. Бабушка меня так назвать хотела, да и звала: "мой светлячок". Так что не запутаюсь.
-- Я не знаю. Какой-то из Внешних...
Третий день мы бредем по нескончаемому осиновому лесу, и, как мне кажется, просто описываем круги.
Помощи с Лени почти никакой, если не считать экспертизы местных растений на съедобность. Надо признать, без еды было бы совсем туго.
Как я благодарна своим родителям! Если бы не они, приключения уже бы закончились, и отнюдь не благополучно. Третий день в неизвестном Мире, в лесу - а мы с Леней все еще живы и даже здоровы.
Папе с мамой досталось суровое, голодное послевоенное детство. Но они выжили, и даже, вопреки всему, получили прекрасное образование. А защитив дипломы, жили по песне: "...та-та-та-та, на просторе/ Нам не страшен ураган/ Молодые капитаны/ Поведут наш караван...". Они и были - Молодые капитаны. А мы с братом - юнги их корабля, которых они плавать учили. Учили всему: как прожить в голоде и холоде. Как готовить, стирать, убирать, шить, вязать и делать заготовки на зиму. И как планировать семейный бюджет, если серьезных поступлений не ожидается...
Если кто-то из нас ленился, самым действенным аргументом был не ремень (тоже случалось), а вечер воспоминаний о детстве и юности. В заключение всегда говорилось: "Жизнь бывает всякой. И наш родительский долг - выучить вас всему как можно раньше, чтобы, если с нами что случится, вы смогли выжить". На этом месте у меня всегда вставал ледяной комок в горле и где-то в глубине сознания кто-то ледяным же тоном произносил: "Помни о смерти".
****
-- Ну, а все-таки, хоть приблизительно? - я укладываю дерн на его законное место, скрывая следы нашего костерка. Широкий, острый и прочный нож, оказавшийся после трансформации одеяния на моем поясе, служит нам топором и лопатой. И по основному назначению, конечно, тоже. Еще в кармашках, карманах и карманищах ремня и одежды нашлось много полезного. Соль, например. Крупная, с вкраплениями кусочков чеснока и жгучего красного перца, количеством до стакана. Мы посыпаем ее на толстые печеные корни местного папоротника, и получается почти даже вкусно.
Еще, на наше счастье, в трех разных карманах обнаружились спички: на ремне просто коробок, в шароварах, в жестяной непромокаемой коробочке из-под леденцов коробок и бензиновая зажигалка, а в штормовке - кожаный кисет с коробком и старинным огнивом. Пользоваться огнивом я не умею, но старательно учусь: новых спичек купить пока негде.
Леня уверяет, что огонь зажигать я, как ведьма, и так должна уметь. Может, и должна. Научусь когда-нибудь. Пока даже костер развести с одной спички не каждый раз получается.
Волшебный веночек подкинул нам денег: связку колечек серебристого металла. Что это именно деньги, я почти сразу догадалась, и даже поняла номиналы: 1, 2, 3, 5, 10, 20, 50 - большего в связке не было. К колечкам прилагался того же металла свисток. Звук у свистка серебристый и нежный, но слуха у меня нет, мои попытки что-то мелодичное изобразить Леню пугают.
****
За три дня блужданий хлом рассказал мне почти все, что сам знает.
Что Мир, в котором мы с ним жили, совсем не один. (Знаю-знаю. Про другие измерения читала!). Наш Мир считается Срединным. А есть еще Внешние. Их много, сколько - хломы не знают. Есть только легенда, что Внешних Миров 12, по знакам зодиака. Внешние Миры для людей служат защитой, а для хломов это беда. Хломы нуждаются в людях-волшебниках, а Внешние Миры высасывают их к себе, как пылесос. Народ хломов так вымрет! Надо научиться проходить Завесу Миров вместе с волшебниками. Тогда всем будет хорошо! Ведь женщины-волшебницы так тяжело рожают, в прежние времена при родах почти половина умирала, а если женщина-хлом ей помогает, то все обходится. Хломы, понятное дело, не за так стараются. Они симбионты. Для продолжения своего рода супружеская пара должна получить особые вещества, которые организм женщины-волшебницы для защиты плода вырабатывает.
Все, что при родах просто так вытекает: кровь, воды - все их содержит в больших количествах. Хломы заинтересованы, чтобы волшебница не умерла: вещества эти нужны только "живые". За отданную кровь хлом-мужчина волшебнице всю ее жизнь служит: хломы долго живут, а кровь роженицы им только однажды нужна, для завершения физиологического развития.
На мою подколку: "Так ты, выходит, недоразвитый?", - Леня кивнул так печально и серьезно, что мне стало стыдно. Продолжение рода - не предмет для дурацких шуточек.
-- Вот мы все идем, идем...а что делать будем, когда людей встретим?
-- Когда встретим, тогда и подумаем. Всех неприятностей заранее не переживешь, - Леня делает вид, что старший (в смысле прожитых лет это так и есть), но в общем-то мы на равных. Он рассказывает мне, кто я есть, а я везу его на себе, обеспечиваю ночлег и пропитание.
С каждым его рассказом я узнаю о себе что-то новое. Я, оказывается, ведьма (от слова "ведать"), а еще среди волшебников есть маги и колдуны. Люди делят их на черных и белых, а для хломов это все равно. Что у женщины-волшебницы больше одного ребенка бывает редко (ну, если не двойня), а по наследству "волшебность" передается не всегда, даже через поколение, а почему - никто не знает. Хломы вынуждены каждую новорожденную проверять ("это просто, ты скоро сама в один взгляд узнавать научишься"). К новой волшебнице, по жребию, Совет хломов прикрепляет Пару. Хлом-мужчина и его подруга девочку берегут, из разных передряг вытаскивают (а у всех юных волшебниц шило в заднице, из одной переделки вытащишь - тут же в другую попадают). Но вот беда: если приключение оказывается уж слишком серьезным, девочка может пропасть. Прорвать Завесу Миров и уйти из Срединного Мира. Тогда Пара остается ни с чем. Только если кому из друзей посчастливилось, и их подопечная оказалась с хорошей женской судьбой. А это такая редкость! (Я, ребенок из дружной семьи, удивляюсь: "Да в чем же редкость, у меня обязательно будут двое детей, а может и больше, когда есть братья и сестры, это так здорово!")
Леня вздыхает, ему не хочется меня расстраивать. Мы договариваемся, ну так, предварительно, что как буду обзаводиться вторым-третьим, он кандидатуры заранее представит. На них жребий уже не распространяется, и можно поставить условием, чтоб не меня всей толпой, а детей моих охраняли.
****
Лес кончился на восьмой день. Очень кстати: воды в моей фляжке на полглотка осталось. До этого нам как-то везло, крохотные озерца встречались как по расписанию, каждый день, ближе к закату. Кроме воды, это давало и пропитание: водяные орешки и корневища фантастически красивых кувшинок. Но позавчера везенье закончилось.
Лес кончился. Тропинка, что вела нас все дни, вдруг раздвоилась: можно повернуть направо, вдоль опушки, а можно пойти прямо. Там ручей, за ручьем - холм, на холме - замок.
Конечно, мы к замку пошли. Может, там тролли живут, но людей встретить все же вероятнее. Да и пить хочется...
Замок оказался ненастоящим. Сейчас про такое говорят "новодел". Имитация из бетона. В одном месте из "валуна" даже арматура торчит... Будто кувалдой колотили. Или ядром. Из старинной пушки...
Вокруг "замка" ров, во рву - болотце и лягушки. Скрипучий деревянный мост, ржавые цепи, на которых его вряд ли когда поднимали.
За нетолстой стеной неухоженный мощеный двор, на балконе над парадным входом - принцесса.
-- Сколько можно тебя ждать? Ты, похоже, совсем не торопилась! - тон у принцессы капризный, а язык - русский. Отчего ощущение имитации усиливается.
Внутри замок похож на гостиницу из иностранного кино: просторный вестибюль с ковром во весь пол, вдоль стен низенькие столы и диванчики. Наверх ведут целых три лестницы: одна широкая, с перилами в вензелях, и две простых, наверно, "служебных".
-- Твой номер будет 13! - принцесса царственно поводит рукой, и я вижу на стене под левой лестницей доску с ключами, - отмоешь грязь и оставишь там свое животное. Ужин в семь! Переоденься! Животное покормишь после, - она поворачивается (речь произносилась, для эффекта, с верхней площадки парадной лестницы), и удаляется в пространства второго этажа.
Леню трясет от обиды. Я засовываю его за пазуху и целую в нос, как щенка:
-- Ни на какой ужин без тебя не пойду. Сразу себя поставим. Я ей покажу "животное"!
Левая лестница ведет высоко, этаж, наверное, на четвертый. Там коридор и шесть дверей с табличками.
Надписи латиницей, картинки, незнакомый шрифт... а вот и 13. Внутри - цивилизация. Комната со шкафом, кроватью, столом, часами на стене, парой стульев и красивой раздвижной ширмой. За такими, только некрасивыми, в больнице пациенты раздеваются. За ширмой дверь, за дверью - санузел. Как дома, "гаванна". Даже корзина для белья есть, а вот стиральная машина отсутствует. Зато есть глубокий таз и ребристая доска для мелких постирушек. У нас дома такая тоже есть, папа все грозится "этот пережиток" выбросить. Пока не преуспел.
Краны над ванной и в умывальнике чудной формы, но как пользоваться, в общем, понятно. Леня купается первым. Потом мы сидим, я в необъятном халате, хлом в банном полотенце, и обсуждаем... то есть ждем ужина.
В шкафу полно (штук пять!) разных платьев, но я из вредности выбираю шаровары с большими карманами и рубашку-сафари. В карманы рассовываю все, что осталось из походных запасов, надеваю ремень, на него фляжку со свежей водой и нож. Теперь, даже если нас прямо из-за стола в чем есть на улицу выкинут...
Столовая на втором этаже (нашли по запаху), на краю длинного стола два прибора, кувшин с компотом, корзинка с хлебом и супница. Суп густой, даже не суп, а мясной соус. Принцесса опаздывает, и мы с Леней торопливо наедаемся впрок.
-- Я же сказала, после покормишь,- принцесса является из-за ковра в конце зала и брезгливо кривит губки.
-- Это не животное. Это хлом, - принцесса на секунду теряется, и я понимаю: "поставить себя" получилось, про хломов она не знает.
Мы с принцессой разглядываем друг друга, она пытается "держать марку", но получается все хуже: мы даже не ровесницы, она года на два младше (в нашем возрасте - огромный срок, почти фатально!), шелковое бальное платье не может этого скрыть, а диадема и прочие украшения сверкают только издалека, сейчас я четко вижу - граненые стекляшки. Наконец она не выдерживает:
-- Ты мне чуть зачет не сорвала! Знаешь что я с тобой за это сделаю?
-- Не ори на меня, малявка! Я тебе ничего не должна. Кто ты, вообще, такая? Если это из-за тебя я семь ночей на голой земле спала... да я тебя за это...голыми руками!
-- Себе спасибо скажи, что семь! Кто тебя просил бить посланца? Прошла бы за ним в проход, сразу бы оказалась на месте! Хорошо еще, что я сразу заложилась на шесть вариантов! Так ты, тупица, скатилась на почти самый длинный! Все давно на каникулах, одна я ...
-- Спасибо, Кристелл, достаточно. Зачет сдан, у тебя высший балл по всем позициям, - ковер на дальней стене отъехал в сторону, открыв широкий арочный проем со стоящей в нем молодой дамой строгого вида: сразу видно, наставница.
****
Мы сидим в кабинете у строгой дамы и выслушиваем краткую лекцию. Лицо у дамы ослепительно красивое, а голос скучающий: мы с Леней ей неинтересны.
Мы действительно попали во Внешний Мир. Знак Весов, стихия - воздух. Годовое время - октябрь. Это время поддерживается на учебном полигоне (в том осиннике, я так понимаю), а вообще-то сейчас, как и везде - июль. Кристелл - блестящая ученица, гордость школы. Открыть проход в Срединный Мир, отправить посланца и доставить оттуда человека с магическими способностями, да еще и против его воли - о таком и неслыханно! (Деяниями ученицы дама гордится, даже зарумянилась. Каково это выслушивать "доставленным", даме плевать.)
Тут за ее спиной, трепеща грязненькими крылышками, возникает черепастый "посланник". Он садится ей на высокую, затянутую строгим шелком грудь и верещит практически в ультразвуке.
В даме просыпается интерес. Она осторожно снимает насекомое (меня передергивает, такая мерзость!) и начинает внимательно разглядывать Леню. Потом меня. Я не хочу, чтоб меня держали за лабораторное животное, но дама, которой мои попытки заговорить мешают, досадливо щелкает пальцами, быстро чертит в воздухе замысловатый иероглиф (он вспыхивает неярким фиолетовым пламенем) и сдувает на нас с Леней. Теперь мы сидим, как два болванчика: все видим, все слышим, ни во что не вмешиваемся. А дама нас по очереди разглядывает через мутноватые стекла в узорных рамочках, прыскает из пузырьков с пристроенной к крышке резиновой грушей то в грудь, то в лицо, и сует порошки на крохотных деревянных лопаточках прямо в нос.
Одно из снадобий отличилось особой гадостностью, я едва не чихнула - но тут же заметила, как все вокруг изменилось: воздух сгустился, дама двигалась в нем, как муха, попавшая в мед. Вокруг нее колыхалось фиолетовое сияние, и некоторые предметы на ее столе светились тоже. Я скосила глаза на Леню: он... не то, чтобы сам светился... но внутри моего мохнатого друга как бы просвечивала неяркая равномерно мерцающая лампочка.
"Вот оно, началось!" - из рассказов Лени я примерно знала, как должно выглядеть ведьминское пробуждение. Собственно, Леня это тоже из рассказов старших хломов знал, а при многократном пересказе суть дела, бывает, так искажается... Тем не менее: или время так замедлилось, или я так быстро соображаю. Дама еще только начинает от стола с очередным стеклышком поворачиваться, а я уже поняла: если она увидит, что я "отмерла", и вообще изменилась, худо нам будет. Взгляд мой падает на стоящую в углу клетку с жирной крысой, та своими ловкими пальчиками изучает запор. Пальчики, в отличие от дамы, двигаются быстро. Я мысленно подсказываю, куда подсунуть коготок... клетка распахивается, крыса пулей вылетает из нее прямо на стол, оскальзывается на одном из стеклышек в рамке, и летит на нем по столу, как на ледянке, сметая все вокруг. Даме становится резко не до нас, тут не до воздушных иероглифов, тут надо быстро... Крысе обратно в клетку не хочется, реакция у зверька отменная, дама хронически не успевает... Затем до нее доходит, что втроем мы справимся скорей. Она походя, не оглядываясь, хлопает куда достала, сперва меня, потом Леню, и приказывает:
-- Помогайте!
Куда уж крысе против хлома! А также меня, с моей новой способностью. Внимательный человек бы, конечно, заметил... Но дама залечивает укушенный палец, мы ей снова неинтересны. В кабинете разгром, некоторые предметы больше не светятся...
Нас отпускают с предупреждением: нас затребовал для изучения столичный Университет. Караван в столицу уходит из города послезавтра, чтобы к завтрашнему утру были готовы, в город нас дама отправит почтовой каретой. Ранний завтрак подают в семь.
****
Почтовая карета оказывается забавным, но удобным автомобилем, с большим багажным отделением и широким пассажирским диваном: на нем и взрослых бы разместилось четверо, а поедем только мы с Леней и Кристелл.
"Нос" у авто длинный, как в кино у полуторки, и труба над кабиной, а пахнет не бензином, а брагой и горелым маслом.
Едем мы долго. Останавливаемся только однажды, пообедать в придорожном трактире: нам выносят к столику под уличным навесом кувшин с компотом и пирожки. Расплачивается водитель, а я внимательно всматриваюсь, пользуясь своим новым зрением: сколько он за все заплатил? Нам же жить тут...
Кристелл вначале презрительно дулась, но потом ей стало скучно. В конце концов, не каждый же день выпадает удача: кого постарше уму-разуму поучить! Короче, кое-что мы выяснили.
Мир Весов имеет и второе название: Темный Воздух. Считается главным Миром темных сил. Только, по словам Кристелл, это все вранье, просто здешние маги не поддерживают Хартию Разумных Ограничений, принятую большинством Внешних Миров, и считают, что любое новое знание, добытое любым возможным способом, есть благо. А если кто-то при этом пострадал, то сам дурак.
То ли я после пробуждения стала такая умная, то ли Леня меня вовремя останавливает (второе скорее), но за всю дорогу я не разу с Кристой не поссорилась. И даже вопросы умудряюсь задавать так, что она от гордости раздувается и все-все мне выкладывает.
-- Как ты здорово рассчитала, что нам в лесу понадобится! - я подлизываюсь уже совсем откровенно, но Криста, похоже, окончательно утратила бдительность, и, чуть помявшись, признается:
-- Это не я, это ты. Ты знала, что в таком случае понадобится, а я вызов этого знания в заклинание заложила. Сработало! Мне за это "сотку" дополнительно накинули.
-- За это стоит, - соглашаюсь я абсолютно искренне, - я бы ни в жизнь не додумалась.
Кристелл счастлива. Этот зачет дал ей максимальный по школе, причем за много лет, отрыв от второго за ней ученика (выпускника, заметьте!). А я думаю о другом: она не знает, что у нас с Леней имеются деньги. Я прикинула, почем обошлись пирожки и надеюсь, что если придется из Университета бежать, на первое время хватит.
-- А вот я еще хочу спросить, твоя наставница...
-- Директриса!
-- Такая молодая?!! - в моей голове это не укладывается, мне кажется, что директриса просто обязана быть пожилой, а то и вовсе старухой.
-- Нашла молодую! Да ей почти триста, если б не пятая ступень, давно бы уже... того.
Глядя на наше с Леней обалдение, Криста веселится:
-- У магини вообще нельзя понять возраста! На сколько хочет, на столько выглядит! Только с первой ступенью не доживают до ста, а так чем маг сильнее, тем живет дольше. Верховному, говорят, почти пятьсот, но это точно врут, столько прожить даже Волшебное мыло не поможет. Я читала...
Тут она вдруг спохватывается, что лишнего сболтнула, а я вся внутренне собираюсь: что-то мне подсказывает, что мне тоже пригодится эта тайна.
Леня загрустил. У него свои резоны: в Срединном Мире хломы живут до трехсот лет, а их подопечные волшебницы самое большее девяносто. Теперь же выходит, что уйдя из Срединного Мира во Внешние, хломы попадут из огня да в полымя: там на всех не хватает волшебниц, а тут служение получается пожизненным.
Какое-то время мы все молчим, но Криста уже вошла во вкус: ей хочется еще побыть учительницей, и я с удовольствием иду ей навстречу:
-- Ты теперь сама будешь в Университете докладывать? - я, конечно, подозреваю, что это не так, к нам с Леней большой запечатанный конверт прилагается, но хочется убедиться.
-- Нет, - Криста отводит глаза, - я домой, на каникулы еду.
Но ситуация выглядит для нее обидной, и она оправдывается:
-- Мне не нужно самой излагать, все в отчете директрисы описано... Заклинания межмировых перемещений использованы стандартные, только объект доставки сложный - но я ведь к высокому баллу стремилась, мне нельзя что попроще (Это мы, значит, с Леней "объект доставки")...Конечно, все знают, что Завеса только в одну сторону открывается... - Криста немного колеблется, а потом решает: "объекты" расспрашивать никто не будет, - но мне одна книжка попалась, там специальные условия прописаны... Я, конечно, думала, что вранье, лавчонка, где она на полке с гримуарами валяется, подделками торгует. Ну, то есть не все там подделки, так, дешевка одноразовая да старье всякое... для простолюдинов или кто из магов историей интересуется... За гримуары, даже совсем никчемные, дорого просят. А так, немного полистать - всего одно звено заплатила. Хозяин надеялся, я выписки делать буду, и он еще пять слупит, а у меня память отличная, я и так запомнила.
-- Я бы тоже почитала, если по-русски написано.
-- В том-то и дело, что по-русски! Гримуары, по правилам, на латыни или иероглифами пишут. А на родном языке или совсем убогие, или это личный дневник, его при опасности или после смерти уничтожить полагается, на нем специальное заклятье лежать должно. Только на книжке заклятия не было, даже снятого, я и думала сначала, что хозяина лавки просто надули. Личное клеймо тоже странное: звезда шестиугольная, а в ней знак Стража Миров. Так не бывает, Стражу пятиугольная звезда положена... Меня отец всегда учит, что обязательно надо запоминать все странное. Вся магия держится на странном, кто странное от обычного не отличает, тот магом быть не достоин. - (Тут я думаю, что отец у Кристы человек умный. Мой папа тоже на все необычное внимание обращает, говорит, что это не дает мозгам прокиснуть.) - Криста продолжает:
-- Я бы не рискнула, но зимой, на зачете по активному воздействию, меня Мастер просто с грязью смешал. Директриса его заменила, а мне оценку оставила. Я чуть не на последнее место скатилась. Первые два года учебы это нестрашно, а с третьего года последний десяток из школы вышибают, с позором. Или надо очень большие деньги платить.
-- Понятно. Лишних денег в твоей семье нет, - хоть на "принцессное" Кристино платье мне и завидно, но сейчас она в стареньком ситчике, а ее баул в багажном отделении вовсе не поражает величиной.
-- Зря ты так думаешь, - Криста слегка надувается, - мой папа маг третьей ступени, и у него солидная практика. Просто не стоит платить деньги там, где можно обойтись без денег.
А вот это правильно. К тому же, кому нужны недоучки? Тем более, если заметить: у директрисы-то ступень пятая! А у папы с "солидной практикой" только третья... Тут я спохватываюсь:
-- Слушай, а за мои вещи - те, что сейчас на мне, и там, в лесу, и в шкафу были платья, за них кто будет платить? Мне в дорогу куртку и два платья дали, и обувь новую...
-- Школа, кто же еще? - Криста смотрит на меня, как на дурочку, - ты же учебное пособие, тебе все бесплатно.
Такого я не ожидала... Это же надо: "учебное пособие!"... Крыса в клетке, лабораторная...
Немного отдышавшись, продолжаю подлизываться:
-- А по-русски тут все, что ли, говорят? Вроде другой Мир, не должны бы...
-- По-русски, в основном, говорят маги. Не все, но очень многие. У нас тут сектор-проекция на Россию, из новоприбывших русскоговорящих три четверти. А если принять в учет их детей и внуков... много, короче. Но это язык домашний, хотя и не местный. А вообще языки магов - это классическая латынь и древнекитайский. У меня по ним, - Криста явно хвастается, - всегда отлично!
У меня холодеет под сердцем: латынь! древнекитайский! Наверное, все учебники магии пишут на них, а без знаний - как отсюда домой выбираться! Словно в ответ на мои мысли, Кристелл, подозрительно-равнодушным тоном произносит:
-- А вот и лавочка, где я видела тот гримуар... там хозяин чудной немножко, он свистелки всякие собирает, флейты там...даже ломаные, зачем, непонятно ...
Наш путь на сегодня заканчивается, "почтовая карета" въезжает в ворота.
Вероятно, это почтовая станция. Широкий мощеный двор, разнокалиберные автомобили, распахнутые ворота то ли гаражей, то ли складов. Пара зданий казенного вида, одно с парадным входом на площади, что за воротами, другое, поменьше - в глубине двора. Кристу встречает обширный дядечка, он чмокает ее в щечку и забирает багаж. Попрощаться с "учебным пособием" ниже Кристиного достоинства, но внимательный взгляд исподтишка она все-таки на меня бросает: все ли усвоила?
Ай да Кристелл! Нет, не зря тебе выдали высший балл! Даже средство оплаты предусмотрела!
Конечно, добывая нужную оценку, она немножко сжулила. Но кто б на ее месте в таких обстоятельствах удержался? Теперь ей требовалось замести следы. Убрать из этого Мира, пока не додумались проверить и начать расследование, и документ, и свидетелей. Причем свидетельскими же руками.
Встречающий Кристу дядечка читает протянутую водителем бумагу и вертит в руках карандаш - расписываться, на нас никто пока внимания не обращает. Леня, тоже, конечно, все понявший, пихает меня в бок.
Я выхожу с независимым видом и спокойно прохожу в ворота. Нужная лавочка совсем рядом, через маленькую пыльную площадь. Сердце колотится прямо в горле, ноги требуют бежать! бежать! но я иду деловой походкой, целенаправленно, однако не слишком торопясь. Вот и дверь: за порогом типичное сельпо, только без круп и ржавой селедки. Вместо резиновых сапог и эмальпосуды - чучело ящерицы и помятые медные тазики. Небольшой прилавок, за ним канцтовары. Изрядная витрина сувениров, типа "украшения и народные промыслы". Некоторые вещички тускловато светятся - должно быть, и вправду амулеты... А вот и полочка на три десятка потрепанных книг...
Я узнала бы искомое, даже если бы книг была тысяча: должно быть, меня вел обострившийся инстинкт. Небольшой, аккуратно переплетенный томик в размер почтовой открытки, толщиной сантиметра четыре. Никаких надписей или заголовков, только синяя печать на форзаце: шестиконечная звезда из двух равносторонних треугольников, и в центре фигуры - стилизованный под древний Египет глаз. Должно быть, тот самый, что Кристелл называет знаком Стража Миров.
С вежливой улыбкой ко мне направляется чернявый мужичок с проницательными веселыми глазами, видимо, хозяин лавки. Он только собирается начать расхваливать свой замечательный товар, как я вижу, что поторговаться не придется: через площадь в нашу сторону поспешает водитель в сопровождении одетого в форму громилы. Надо действовать предельно быстро: я протягиваю лавочнику руки - в одной книжица, в другой свисток. Веселые глаза дядьки вспыхивают удачей и азартом: громилу в форме он тоже видит. Одной рукой он выхватывает у меня свисток, другой мгновенно засовывает томик мне в карман шаровар, а в моих руках вдруг оказывается жидкая горсточка денежных колечек. И мы вместе очень заинтересованно рассматриваем затейливую поделку на витом шнурке.
Громила с порога чего-то рыкает, и лавочник в ответ тараторит, помогая, для убедительности, руками.
Один из повторяющихся жестов я знаю (папа показывал). Он означает "барыш пополам". Почтовый охранник (я так думаю, и это оказывается правдой), подходит ближе. Лавочник демонстративно забирает с моей ладони две двадцатки - у меня остаются три маленьких колечка на общую сумму в четыре звена. Громила позволяет мне надеть купленное: диск размером с кофейное блюдечко, плетеный из полированных древесных корней. (Он и теперь висит у меня в прихожей, над зеркалом. На вопросы любопытствующих я авторитетно отвечаю: "классический китайский амулет от сглаза", и этот ответ практически всех удовлетворяет. Однажды, правда, попала на китаеведа - он шутку оценил, и долго-долго смеялся.)
Поворачиваясь к выходу, в стекло витрины я вижу, как перекочевывает в ладонь громилы одна из двадцаток.
На почтовом дворе переполох: водители и охрана пытаются поймать хлома. Леня шустро уворачивается от большого сачка с прочной сеткой и в клетку идти категорически не хочет. За суетой спокойно наблюдает начальник охраны. Леня пытается промчаться мимо, но тот делает рукой плавное движение, и беглец повисает в ней, схваченный, как котенок за шкирку. Еще секунда - и хлом будет в клетке. Но нет! Брыкнув в воздухе сразу всеми конечностями, он впивается в держащую его руку совсем не мелкими своими зубами! Вот тут бы и конец Лене. Но из дальнего здания появляется начальник почтовой станции, и особо ценную посылку (меня с Леней) забирают ужинать. Никаких разносолов: компот и пирожки. Перед сном посещение сортира (о, забытый ныне общественный сортир советских времен! кто там бывал, никогда не забудет, а остальным лучше б не знать никогда), и на боковую: голая лавка без следов матраца, каменная подушка и сиротское одеяло. На рассвете все то же, только в обратном порядке.
Караван на столицу состоит из вместительной почтовой кареты (побольше той, первой), шести тяжелых грузовиков с вагончиками-кузовами и двух полуторок с низкими бортами для охраны. Живая посылка только одна, свободных мест в карете навалом, но охрана глотает пыль, открытая всем ветрам, а с нами только начальник: укуса Лене не простил, но в клетку загонять опасается.
Едем двое суток, вполне благополучно, на ночь не останавливаемся, и прибываем в столицу наутро третьего дня. Нас сдают по описи (я, Леня и большой пакет) в канцелярию Университета. И начинается наша новая жизнь...
****
Высокая комиссия магов Университета быстренько установила, что серьезных талантов в магии я не имею, и к собственному переносу в Мир Весов непричастна. Очень жалели прибитого мною посланника: басовые ноты, отключившие мне сознание - это инфразвук, в живом мире такая редкость! Бедняжка погиб, такое горе! при исполнении...(Спустя много лет я узнала: "инфразвучная" бабочка считается в нашем мире посланцем ада, явившимся за душой безнадежного грешника.)
Ну, а коли я ничего не знаю и не умею, и пользы с меня высокой комиссии никакой, мне предложено из Университета выметаться, и строить свою жизнь как все, с нуля, на общих, так сказать, основаниях...
Хлом комиссию интересует куда больше, господа маги и магини долго не могут договориться, но затем решают: эта диковинка предоставляется для изучения господину (имярек) профессору, для чего господину профессору выделяется грант...
Я живу в Университете, в темной каморке под лестницей. Меня взял (временно, пока нет отпущенной из экономии на каникулярное время уборщицы), по слезному Лениному молению, господин профессор. Я мою полы в кабинете и лаборатории, стираю пыль с непонятных приборов и цилиндров со свитками и завариваю профессору чай. Это мое умение сыграло не последнюю роль: профессор жмотится, чай покупает дешевый, и заварить его так, чтоб это был чай, а не запаренный веник, искусство особое...
"Объект исследования" профессор балует, покупает ему сладкие пирожки и сосиски, а мне приходится жить на подножном корму: на четыре звена в сутки я покупаю в продуктовой лавчонке кирпич безвкусного (зато дешевого!) хлеба и коляску перченой ливерной колбасы. Леня пытается со мной поделиться, но профессор срезает бедняжке пайку, правда, хлеб за одно звено покупает теперь для меня сам. На сэкономленное раз в три дня устраиваем пирушку: я покупаю горстку "фиников" (ни на что другое из нашего мира эти сладкие сухофрукты не похожи), и по новой завариваю спитой профессорский чай...
Я горбачусь на профессора не напрасно: в рабочем кабинете большая подборка учебников и "трудов" по истории и практике магии. Правда, в основном "труды" на латыни, но мне пока достаточно и учебников на русском: там как раз все расписано для таких, как я, неучей бестолковых... Пока профессор измывается над Леней в лаборатории, я присаживаюсь у окошка, внимательно читаю и делаю выписки на пустых страничках своего бесценного гримуара.
Ближе к вечеру к профессору заходят коллеги, они обсуждают свои магические проблемы и результаты профессорских исследований, а я то и дело подношу свежий чай... и слушаю, слушаю...
Коллеги профессора смотрят на меня брезгливо, особенно магини, а один молодой красавец с умопомрачительно синими глазами каждый раз шипит мне в ухо: "Уйди, вонючка!".
Я смотрю на себя в зеркало - непонятного пола угловатый подросток с жиденькими белесыми косичками (но косички здесь носят и парни), и мое сердце сжимается от боли и обиды.
Меня утешает мой добрый Леня, и мы даже решаем потратить аж десять звеньев на кусок хорошего мыла (вместо гадостного, что валялось в моей каморке), но разве это всерьез поможет! Мне даже в голову не приходит, скольких, отнюдь не выдуманных опасностей я тогда избежала. ( Я узнаю это потом, ближе к 18, когда ниоткуда вдруг появятся и шикарные волосы, и приемлемая фигура...)
Леня не просто мой утешитель. Без него мне б по сей день не вернуться. Сведений из русскоязычных учебников оказалось недостаточно (Кристелл права, там для совсем убогих), нужны еще знания (и расчеты!) по астрономии, и приличные переводы с латыни.
Леня, мой мудрый, бесценный Леня умеет и то, и другое! Вот когда я наконец осознала, насколько же он меня старше. Он был, по людским меркам, совсем уже взрослый, когда я только родилась. Его родители опекают очень могучую, высокообразованную волшебницу. Она и по сей день, в весьма преклонном возрасте, преподает во Львовском университете астрономию. И в воскресной школе тамошнего костела - классическую латынь.
Когда профессор уходит "обедать", часа эдак на три-четыре (дрыхнет, конечно - пузо-то вон какое!) я аккуратно, отметив на полке место, по очереди снимаю тяжеленные фолианты. Леня их быстро-быстро (мне б так!) просматривает, и, найдя что-то важное, переводит вслух прямо с листа. Я записываю.
Леня работает не только переводчиком, но и шпионом. Выяснить уровень образования исследуемого "объекта" профессор не удосужился, полагая, видимо, хлома аномальным животным. Потому при обсуждении с коллегами в моем присутствии вещей, для ушей прислуги не предназначенных, господа ученые маги пользуются латынью. Но вот Леню в расчет не берут.
****
Кристелл не обманула: если знать специальные условия, открытие межмирового прохода не представляет особых сложностей. Большинство базовых заклинаний и ингредиентов расписаны в учебниках очень хорошо. Частные подробности конкретного перехода просчитать сложнее, но Леня справился. На все про все ушло три недели. Даже с закупкой необходимых магических ингредиентов проблем не возникло, лавка специальных товаров работает прямо в Университете: особо рьяные студенты, не довольствуясь выдачей учебных материалов, закупаются для собственных исследований. Список необходимого получился изрядный, однако обрадованный появлением в мертвый "каникулярный" сезон солидного покупателя, хозяин лавочки делает скидку. Но даже с ней покупка обошлась почти в триста - и "финики" приходится отменить.
Магия, как выяснилось, вообще штука затратная. Многие думают: ну чего там! Сказал заклинание, махнул себе палочкой - и получите, распишитесь. Ничего подобного! Жмотный профессор магии глотает говенный чай не потому, что преобразовать в хороший не умеет, просто купить хорошего встанет дешевле...
В принципе, мы уже можем уходить. "Специальные условия", описанные в гримуаре, вот-вот закончатся, а новые возможности откроются не скоро: помимо астрономических условий, которые повторятся теперь лет через двадцать, должны совпасть и климатические, влияющие на напряженность внешнего магического (не путать с магнитным!) поля...
И все-таки мы задерживаемся. В самом начале "исследования" профессор сдал для анализа одному из коллег кровь, слюну, и прочие жидкости, выделенные организмом хлома. На прошлой неделе ученые маги провели обсуждение: анализы показали, что для завершения развития хлому срочно требуются некие, не вырабатываемые его собственным организмом вещества, так называемые гормоны. В противном случае весьма вероятно необратимое разрушение мозга...
Услышав такое, Леня едва себя не выдал: хорошо еще, что никто, кроме меня, в его сторону не смотрел. Я поднесла закатившему глаза хлому водички и закрыла собой от увлеченно курлыкавших на латыни ...
Этот день стал для нас переломным: мы решили, что должны не просто вернуться, а вернуться с новым, возможно, спасительным для Лениного народа знанием. Если добыть его за оставшиеся дни не получится, мы остаемся! Я уверена: мама с папой меня поймут. Уйти самой, оставив тут Леню, значит, подвергнуть его недопустимому риску: по здешним понятиям, хлом есть животное, собрать вновь все положенные для перемещения ингредиенты ему не дадут.
Я раньше не спрашивала, а Леня сам не говорил, что же случается с теми хломами, кто, к несчастью своему, этих самых гормонов не получил. Понятно, что ничего хорошего: у людей вон, что без пары обходятся, на всю голову крышу сносит. Папа говорит: "Старая дева - это диагноз", не одних только женщин имея в виду... Мама выражается дипломатичнее: "Дети - это и радость, и веление природы".
В общем, кто природу игнорирует, того и она тоже. Но если у людей просто портится характер, то хломам хуже. Хлом может ждать свою волшебницу очень долго, лет до ста пятидесяти (это в Срединном Мире, где влияние магического поля ничтожное), а потом вдруг - раз, и превращается в ходячее растение. Мозг погибает...Хломы так боятся этого, что на собственном стосорокалетии, с полного одобрения друзей и родственников, бывает, с собой кончают...
...-Шанс уйти сейчас у нас есть: господа ученые маги ценный экземпляр терять не хотят, а потому в срочном порядке изыскивают средства: по расчетам профессорского коллеги, восьми гранов (гран?) Волшебного (Преображающего) Мыла для спасения "объекта" должно хватить.
Волшебное Мыло - штука настолько дорогая, что меряют ее даже не как алмазы, в каратах (а в одном грамме пять карат). Во Внешних Мирах, как и в Срединном, система весов метрическая, а для такой ценности по-прежнему пользуются старинной: 4 грамма = 100 гран. Стоит Мыло немыслимых для нас денег, да и в лавке учебных товаров его нет, товар импортный, из другого Мира...
...-Все готово к уходу. До окончания сроков "специальных условий" осталось меньше недели. Волшебное Мыло профессор получил, и скормил Лене первые два грана - разведенную в воде микроскопическую капельку. Из какого Мира доставляют этот товар, выяснить не получается: авторов магических "трудов" этот вопрос почему-то не интересует...
...-Ситуация у нас критическая: согласно предписаниям, очередную дозу Леня должен получать раз в три дня, то есть когда полный курс закончится, мы безнадежно опоздали...
...-Денег на мое пропитание осталось всего ничего, да и из каморки под лестницей скоро вышибут, до сентября считанные дни, контракт на уборку профессорских помещений заканчивается...
...-Настроение у меня хуже некуда, и тут Леня вдруг заболел: профессор скормил ему вторую дозу, снадобье вызвало ужасную жажду. Леня пил, пил не переставая...стал вялым и очень горячим, с него клочьями полезла шерсть...
...-Оставаться в здешнем Мире, по моему разумению, не осталось никакого резона: господа ученые маги, похоже, для своих ученых целей моего друга уморят. А без него я не останусь. Надо уходить. Только вот дверь заперта: запирает нас с Леней в кабинете господин профессор, убывая "обедать"...
"Обедал" профессор недолго, в кабинет влетел разъяренный, потрясая мешком: вывалил передо мной на стол закупленные для ухода ингредиенты и потребовал объяснений: из его воплей следовало, что я его обокрала. (Обыск в каморке устроил, сволочь! Какое счастье, что я всегда ношу с собой наш бесценный гримуар!) Но все его баночки-скляночки оказались на месте, профессорская жмотина недоверчиво все перевешивает, сверяясь с журналом, и, ворча неразборчивое, меня "прощает". Сгребает в мешок вываленное, и, процедив сквозь зубы "чтоб духу твоего..." запирается в лаборатории, на Леню даже не глянув...
...-Другого шанса не будет... Я хватаю мешок и Леню, и, шарахаясь от собственной тени, поспешаю в каморку.
Чтоб ему ни дна не покрышки! Два самых дорогих предмета исчезли! Оставшихся денег не хватит даже на один, а уходить надо немедленно: Лене все хуже, он без сознания...
Я запираю каморку, наложив на дверь оригинальное, мной лично составленное заклятие: даже очень сильный маг с ходу такое не откроет, а мне и надо-то полчаса...
Лавочка, на счастье, еще открыта. Терять мне нечего, и я предлагаю хозяину обмен: мой нож стоит дорого, куда дороже украденного профессором... Хозяин настаивает, что сделка сомнительная, откуда у нищей девчонки такая вещь... тогда я напоминаю: товары по списку он продал, откуда деньги не спросил... а сумма немалая... Он парирует: а скидка? Но мне некогда торговаться. Я добавляю к ножу серебристую фляжку (тоже совсем не дешевка) и прошу дополнить товар информацией: мне надо знать точно, из какого Мира привозят Волшебное Мыло.
На фляжке хозяин ломается, и я получаю просимое.
...-В каморке темновато, но видно: хлому чуть-чуть лучше. Язык его плохо ворочается, но все же он произносит:
-- Мы можем уходить, я скоро поправлюсь. Просто вторая доза была лишней, изменения в организме пошли слишком быстро... Мыло подействовало, это главное... - и опять отключается.
Аккуратно сверяясь с записью, я рассыпаю в определенном расчетом порядке порошки и расставляю в узлах разрисованного на полу пантакля предметы. Рисунок сделан мелким песком, а над местом открытия прохода подвешиваю бадью с песком же. К бадье специальным образом крепятся веревки, на них - противовесы, а к одной подставлена свечка: перед последним шагом я ее зажгу, веревка перегорит, бадья опрокинется, рисунок смешается, предметы сдвинутся - за нами не сможет пройти никто.
****
Я, должно быть, очень долго возилась: вокруг нас с Леней прохладноватая ночь конца лета. Подо мной не каменный пол, а истертые доски беседки, и луна просвечивает сквозь ажурные плети "огненных бобов". Сверху рушится дождь из мелкого песка и тут же прекращается, как обрезанный. Переход закрыт, погони не будет.
Я прижимаю к себе несчастного Леню и неудержимо плачу:
-- Мы ушли, ушли... Лень, ты слышишь, все хорошо, мы ушли...
Леня слышит, просто собирается с силами: ему нужно позвать подругу.
Еще там, во Внешнем Мире, Леня рассказывал, как они распланировали: он старается уйти со мной, а она ждет и, на всякий случай, готовит алиби... хотя сколько ждать придется, они, конечно, не знали...
Но подруга, конечно, связалась с родителями, своими и Лени.
****
Хломы и правда позаботились о легенде моего отсутствия. Подробности, сувениры и косвенные подтверждения выглядели безупречно и всех, включая родителей, устроили.
****
-- Пора.
Мы открываем портал. Если расчеты были правильные, он продержится четверо суток, так что даже запаздывающие должны успеть. Хломы обретут, наконец, будущее. А я потеряю своих друзей. Леня с Машей поддались-таки на мои уговоры, и уходят со своими. Люди, к сожалению, слишком быстросмертны, чтобы жертвовать ради них счастьем увидеть рождение внуков. Я уговариваю себя и их, что климат Срединного Мира меняется, и следующей точки перехода, быть может, не понадобится ждать 38 лет. Но как-то не очень в это верю. Прощайте, мои дорогие...