1) "Здравствуй свят моей души, Катерина Матвевна. Пишу теибе с полевова госпиталя, гдне нахожуся на излечении. Крепка ужалила меня храцуска пуля, нет руки уменя.
Да и другая паранена. Преми усадьбу сваими силами, зевесчаю тибе ее, а коли не смогжешь, так оправь порочнова к брату моему, в Рязань, он смогёт.
Сие писал я не сам, неможно мне, рукто нет, спросил граманнава урядника с роты маей, что бы он, значится, написал, имя ему Неустроев Егор.
Дай бох здоровтя тебе и дитям нашим."
Ротмист Эпп устало откинулся головой на седло.
Вчера его сборная, а как говорил хорунжий Зонайцев, "сбродная", сотня, поколола пиками и зарубила саблями французский заслон.
Но кто же знал, что их, выходящих из окружения, встретит не только обычный разъезд французких улан, но и отходящий на пополнение побитый эскадрон драгун,
а потом и пушка с полным припасом?
Началось всё удачно.
Как увидели разъезд уланский, пятеро конных - сразу в галоп дала гусарская десятка Изюмского полка с урядником Неустроевым в голове.
В разъезде мешкали, толи пики к бою готовить, то ли бежать.
Не успели они ничего. Налетела десятка гусар, да порубила всех.
Я, видя такой успех, скомандовал в галоп за гусарам, на прорыв.
Лес рядом, метров полверсты. Доскачем - уйдём.
В лес.
Коней обиходим, к своим уйдём тропами, всей сотней.
Нет.
Жахнули сначала залпом драгуны, а потом пушка.В правый бок, картечью.
И как будто не было четверти сотни.
Не стерпел я такого, скомандовал в атаку, а не в уход. Вышли в атаку, развернулись.
А тут опять пушка жахнула. Картечью да по нам.
Руку мне левую по локоть оторвало. Я потом понял, когда тянулся к пистолю, а он не выдёргивается.
Но ворвались мы на позиции артилерии. А там и драгуны спешившиеся.
А мы на-конь.
Порубали всех. Всех.
Помню, лицо французкого лейтенанта драгун, вот так встреча!, кажется, я его видел где-то на приёме или на балу... Но срубил не щадя.
И тут мне в правую руку прилетает пуля и дробит кисть.
Сабля падает, удар в грудь.
Темнота.
Отошли.
На завтра вышли в лес.
Разбили бивуак.
Мне под голову подложили седло.
Я тяжко ранен. Руки. Командовать не могу.
Зову Зонайцева, что бы засвидетельствовал завещание.
Оказывается, он убит был ещё первым залпом. Жаль, хитрый поляк был, хороший воин.
Зову старшего по команде.
Это Неустроев - урядник... Пиши...
Посмотрел, что он написал.
Обматерил его по доброму, дальше сил не хватило.
Я. Умираю. Зачем про полевой госпиталь в письме соврал? Да что уж... всё равно...
Умирающего ротмистра Эппа его солдаты тащили 200 вёрст, пока не вышли на своих.
Его сдали в полковой лазарет.
Он не умер, хотя гангрена поразила его правую руку аж до локтя.
Он вернулся в своё поместье в Рязанской области, где и прожил до 90 лет, и умер окружённый любящими детьми, внуками и правнуками.
Всем нижним чинам, которые участвовали в прорыве и доставке ротмистра в госпиталь, высочайшим указом Государя было дарована вольная и земли на Волге.
2) Анри Жакон.
Я всегда был рослым и сильным. Такая уж природа. Лозер - это вина и всё такое прочее.
Да уж так получилось, что хоть и родился в Лозере, но особых перспектив не было.
Простой крестьянин, отец которого был призван в солдаты, да и погиб где-то в колониях.
Приходила пенсия, полфранка в месяц.
Но потом она кончилась, когда мне стало 15-ть.
Я так же пошел в армию, как мой отец.
Наполеон говорил нам, что мы завоюем земли на Востоке и каждый санклют будет буржуа с восточными работниками.
Мы завоевали всю Европу, даже Германию. Остался последний рывок - земли на Востоке. Там нас ждёт новая жизнь.
Да, я завербовался.
Я был высок и силён, поэтому я стал Гранадёром.
Нам дали хорошую одежду, хорошее ружъё и хорошее питание.
Я такого в своей деревне не видел. В солдатах лучше, Император заботится о своих войсках!
Лето 1812.
12 июня. Мы форсируем Неман около Ковно. Сержант сказал, что всё идёт хорошо.
Вот мы и в России.
Они отступают. Они бегут! Наша победоносная армия наступает!
Скоро мы будем в Москве! захватим трофеи, я отстрою своей матушке дворец!
Смоленск взят. Прямая дорога на Москву. Наши части там не участвовали. Мы были в резерве. Нас к чему-то готовят. Вив ля франс! Мы готовы!
25 августа, конец лета.
Сержант говорит, что скоро будет сражение. Мы во взводе смеёмся, какое сражение, они бегут! Мы прошли по их земле так, как санки с горки на Сене в суровую зиму!
Но сержант почему-то не разделяет нашей радости. Дурак заслуженый. Отмороженый вояка, совсем закостенел.
Утро. Приказали строится.
Вышли, построились. Стоим. Ого. У нас хороший обзор!
Кавалерия атакует какую-то деревню, сержант сказал "жевардина" она называется.
Сейчас её сметут.
ох как же так. почему? русские атакуют штыками.
кавалерия отходит.
Мимо на проносится конь, на нём улан в польской синей форме, улан точно мёртвый, он без головы, в сжатых в пресмертной судорге синих руках уланская пика.
Сержант говорит ждать.
Мы ждём уже час. Стоим в боевом порядке. Справа и слева слышатся бой барабанов, выстрелы пушек и крики атакующих.
Прошел ещё час. Мы стоим в шеренге. Прошли интенданты, раздали всем по кружке отваратительного рома. Двое из отделения не хотели пить эту гадость.
Взводный, лейтенант Франсуа де ля Пуап, дал им по зубам. В итоге они выпили.