Осип прекрасно понимал, что останавливаться не имеет права. Уже сегодня вся футбольная общественность и, конечно, полиция тоже, будут знать имя укравшего знаменитый приз спортивного мира. Да, он, он - Осип Полустыков, для них - футбольный судья из Орехово-Зуево. Эти жалкие недоумки и представить не могут о чем идет речь на самом деле.
О том, чтобы вернуться домой, можно даже не мечтать. Наверняка через час вся полиция в поселке будет разыскивать его и в первую очередь кинутся по домашнему адресу. Проклятые безбожники, нет от них успокоения! Слава Богу, что кубок с ним, да и деньги кое-какие имеются: не сыщите, уйду от вас!
Автомобиль с грохотом несся в сторону Кремля, уже при подъезде к храму Христа Спасителя заднее крыло, наконец, отвалилось и затихло на дороге, отлетев куда-то в сторону тротуара. Стало тише, и теперь беглец не привлекал особого внимания прохожих. Просто едет авто, таких сейчас на улицах Москвы становилось все больше и больше. Вот уже Волхонка и показались красные башни древней крепости. Осип мысленно выбрал путь - выскочить на Мясницкую и к железнодорожным вокзалам. Погоня отстала, по всей видимости, скопление подвод на мосту задержало их, теперь пока полицейские очухаются и доберутся до ближайшего управления, пока сообщат по городу, - неповоротливость полиции известна. Надо успеть на поезд и тогда реликвия будет сохранена, если вырваться из города, напичканного полицейскими, то поймать его будет мало шансов. Близок путь спасения.
Сколько сил он потратил, чтобы найти кубок. Сколько бессонных ночей бродил в потемках. И вот, наконец, обрел его и с тех самых пор больше не расставался с ним. И больше никогда не расстанется.
Осип невольно обернулся на чемодан, лежащий на заднем сидении. Не выпал ли случайно?! Нет... на месте. Там же, рядом с кубком, лежала одежда - появляться в городе в форме спортивного арбитра невозможно, только лишние подозрения. Как доберется до вокзала, надо сразу бежать в туалетную комнату, там переодеться и в кассу за билетом.
Всю жизнь Осип Полустыков прожил в Зуево. Родился в многодетной семье, имел пять братьев и двух сестер. Семья была староверческой, как большинство на Патриаршине, с малых лет все дети привыкли к труду. Другой жизни не представляли и не желали. По вечерам отец, работающий на ткацкой фабрике Викулы Морозова, читал молитву перед ужином, и вся семья садилась за стол. Ели из одной большой плошки, так что кто быстро ест - тот и будет больше сыт, но торопиться было нельзя, отец сурово наказывал за нарушение благочиния. Он и по прошествии стольких лет имел черный, как смоль, волос и одевался всегда в черное. Его прямой взгляд из-под густых бровей пронизывал до самых потаенных уголков души. Ничего не скроешь! Хочешь-не хочешь, а будешь жить по старинным законам предков. Осип и боялся его, но и старался подражать. Даже ходил размеренно и никогда не улыбался.
Шли годы, дети подрастали и по очереди тоже становились рабочими ткацкой фабрики, такова была участь всех простых людей в поселке. Мало кто имел возможность учиться дальше. Да и зачем? На фабриках Морозовых были хорошие условия труда. Основатель династии когда-то сам смог выкупиться из крепостной зависимости и в семействе Морозовых всегда с уважением относились к трудовому люду. Надо сказать, что симпатии были взаимны. Осип, один из младших братьев, последним в семье стал работать и уже на фабрике увлекся футболом. Традицию эту принесли английские служащие, в большом количестве работающие в цехах. Английское сукно традиционно ценилось в мире, а Морозовы хотели выпускать ткацкую продукцию только высшего качества. Так и было, продукция мануфактур продавалась во многие страны, даже в Китай. Юный Полустыков все молодые годы играл в заводских командах и был на хорошем счету, но время безжалостно и когда-то приходится, как говориться, "вешать бутсы на гвоздь". Очень не хотел этого Осип и решил поменять бутсы игрока на бутсы судьи. Человек он был толковый и в клубе помогли ему стать футбольным судьей. Так и получилось, что к моменту нашего повествования он уже два года представлял Орехово-Зуево в Московской футбольной лиге.
Но, дорогой читатель, не стоит думать, что в поселке жизнь текла столь безмятежно, к сожалению, приходится вспоминать о диалектике.
Исстари, с момента появления ткацких ремесел на Патриаршине, не все хотели честно трудиться, были и такие, кто желал жить за чужой счет. Мы говорим о "лихих людях", разбойниках, промышляющих на Владимирском тракте. С самого момента появления ремесла крестьяне, занимающиеся ткачеством, везли свою продукцию в Москву, где продать можно было более выгодно, а, завернув заработанные деньги в тряпицу и припрятав поближе к телу, возвращались домой. Ехали на своих подводах или нанимали ямщиков, которых на Владимирке всегда хватало. Этим и пользовались разбойники, грабили и убивали, чтобы не оставлять свидетелей... жестокие и страшные люди. Профессия эта (если так можно сказать) существовала до сих пор, жизнь изменялась, но человеческие пороки продолжали кровоточить. С появлением железной дороги возникли новые уголовные элементы: от карманников до убийц.
Так получилось, что жертвами железнодорожного криминала стали старшие Полустыковы, когда возвращались на поезде из Москвы, с Преображенки. Отца и мать Осипа зарезали в тамбуре и сбросили с поезда. Но поживиться бандитам не удалось, так как денег у родителей почти не было - они ездили навещать сестру матери, которая жила монашкой в Преображенской женской обители. Погибли ни за что, но разве есть разница.
Дети очень трудно переживали эту смерть и вскоре засобирались на север в Поморье, где проживали дальние родственники. Не хотелось больше жить в поселке и видеть железнодорожную станцию, с которой в последний раз уезжали отец с матерью, вдыхать горький запах паровозов, тянущих составы в Москву, оглядываться на доску объявлений возле Управления полиции, где вывешивались физиономии разыскиваемых преступников и убийц. Сердца вновь и вновь наполнялись горечью, хотелось все забыть и оставить в душе только светлый образ родителей.
В поселке остался один Осип: любовь к футболу и могила родителей удержали его от поездки вместе с братьями и сестрами. Теперь он жил в доме один, все так же работал на фабрике, по воскресеньям ходил в церковь и все свободное время проводил в футбольном клубе. Немногочисленные друзья сокрушались в разговорах между собой, что он стал меньше общаться с ними и вел все более замкнутый образ жизни. Хотели помочь, но не знали как. Осип все больше и больше удалялся от них.
Слева уже показалась башенка Николаевского вокзала - путь к спасению близок. Площадь перед вокзалом была запружена колясками и подводами, меж ними волновалось пестрое людское море, и затеряться в толпе не составляло труда. Осип свернул влево к краю площади, где уже стояло несколько припаркованных автомобилей, горделиво выделяясь никелированными, блестящими на солнце частями, заглушил мотор и нырнул в толпу.
2.
Родион бодро вышагивал по проспекту, ведущему от почтового отделения в направлении к канцелярии пристава, веселое майское солнце грело уже совсем по-летнему. На душе было радостно и немного волнительно от новых перспектив в деле похищения Кубка Фульды. Внутренний карман сюртука (как казалось ему) распирало от телеграммы из полицейского управления Орехово. Впрочем, прохожие абсолютно ничего не замечали и спешили мимо по своим делам. Родион попросил начальство лично отнести телеграмму в полицию, аргументируя ее важностью. Слухи об истории с футбольным кубком быстро распространялись по поселку и его отпустили с пониманием. Все жители уже знали последние новости и в разговорах не забывали упомянуть про коварство спортивного судьи. Особенно возмущались, конечно, болельщики, но и простые граждане сочувственно кивали помощнику пристава, встречая его на улицах поселка с загипсованной правой рукой.
Первую помощь Рябичкину оказали в Голицынской больнице, благо от Крымского моста недалеко. Врач приемного покоя с удивлением глядел на пациента, которого сопровождала группа молодых людей в футбольных трусах и майках, и подумал вначале, что травма произошла на спортивной площадке, но разобравшись в ситуации, отправил добровольных помощников в коридор и принялся за дело. Перелом оказался, слава Богу, без смещения, гипс наложили умело и быстро. Алексей все это время находился в состоянии нервного возбуждения, не остыв еще от погони, и практически не чувствовал боли.
- Ну-с, молодой человек, - сказал доктор, смывая остатки гипса, - в больнице, как я понимаю, Вас не удержишь, можете отправляться домой. Но не обольщайтесь, через час-другой нервы успокоятся, и рука начнет болеть. Я выпишу Вам обезболивающий порошок и прошу несколько дней не ходить на работу: в полиции покоя быть не может. Вы меня поняли?
- Да, доктор, - Алексей закивал. - Спасибо огромное!..
Врач с сомнением посмотрел на раскрасневшееся лицо полицейского.
- Ладно, идите. Ваши коллеги в умопомрачительных трусах, наверное, заждались.
Рябичкин вышел в коридор, под одобрительные возгласы товарищей.
Чуть позже вся компания вновь была на Крымском мосту. К сожалению, мотоцикл пострадал очень сильно и вряд ли подлежал восстановлению. Но оптимистический Золышкин заверил, что мастера из их паровозного депо починят аппарат наверняка, умельцы имелись, - и не такое ремонтировали. Останки мотоцикла тщательно собрали с брусчатки, дорожная пробка на мосту постепенно рассосалась, и для транспортировки аварийного транспортного средства наняли мужика с подводой: обещал довезти до Новогиреево с ветерком.
- С ветерком не надо, - сказал ему Цветков, - хватит уже.
По возвращению, конечно, сразу направили запрос Протасову в полицию Орехово-Зуево с просьбой предоставить полную информацию по Полустыкову и всем его связям. Ответ требовался срочно...
И вот теперь Родион спешил с ним в канцелярию.
- Родя! - из-за поворота, как черт из табакерки, выскочил Золышкин.
- О-о-о... хорошо, что тебя встретил! Из Орехово ответ прислали.
Глаза Николая загорелись:
- Ух-ты! И что там?!
- Я думаю один путь теперь для поиска - Сердоболь. Это на севере, на Ладожском озере. Все его братья и сестры туда уехали. Больше ему ехать вроде некуда.
Золышкин в раздумье сдвинул брови. Друзья стояли посреди перекрестка, ничего не замечая вокруг, новый поворот расследования предвещал путешествие.
Первым опомнился Весенин:
- Пошли вместе к Штольцену в канцелярию... А ты чего не на работе? Ведь рано еще?
Николай взмахнул обеими руками, словно пытался взлететь.
- Да я на прошлой неделе до полуночи на работе проторчал: надо было срочно маневровый паровоз отремонтировать. Вот сегодня меня раньше и отпустили, как обещали... Дело не в этом: я тут одну книгу откопал в библиотеке при Кусковском химзаводе.
- Это как же ты в нее попал?! - улыбнулся Весенин.
- Я же мимо нее на работу каждый день хожу, вот и зашел вечером. Точного названия сейчас тебе не скажу, но в общем, про работу полицейских детективов. Какие методы используются при расследовании, какие химические вещества могут помочь. Короче здорово!.. Мы теперь сами можем преступления расследовать! Представляешь?..
Родион придержал Золу за локоть, чтобы он не врезался во встречного прохожего. Надо сказать, что книги о Шерлоке Холмсе и Нате Пинкертоне были весьма популярны в то время, они широко обсуждались и детективы в сознании масс выглядели героями. Появлялась возможность стать героями вдвойне: кроме того, что выиграли Кубок Фульды, так еще и разыскали его, как легендарные детективы.
- В общем, ты хочешь искать Полустыкова по науке? Так я понимаю?
- Ну конечно! Не дураки же книжку писали, эти методы расследования проверены на деле и работают. Столько преступников уже поймали. А ты что, не веришь?!
- Почему? Верю! - Родион серьезно отнесся к словам друга. - Конечно, книга может помочь нам. Я думаю, Алексей Яковлевич таких книг не одну прочитал, поэтому и в полиции стал работать. Осталось только договориться с ним, чтобы разрешил нам в дальнейшем расследовании участвовать.
- Да, это вопрос, - Золышкин немного поостыл. Зная осторожность помощника пристава, можно было ожидать отрицательного ответа. - А мы Штольцена попросим, или Купавина.
- Или еще лучше Цветкова, - предложил Родион. - Он же сам футболист и понимает, что для нас значит этот Кубок. К тому же он близкий друг Рябичкина.
- Точно! - глаза Золы снова загорелись, - Это ты хорошо придумал! Только настоящий футболист сможет нас понять!
Николай одобряюще обнял друга за плечи, для чего пришлось немного встать на цыпочки, и они повернули в переулок между домами. Уже виднелся маленький шпиль канцелярии пристава.
Охранник при входе кивнул им, как хорошим знакомым, придержав длинную "селедку" с левого бока, чтобы не грохотала. Начищенная бляха и ободок сабли весело поблескивали на весеннем солнце.
- Рябичкин у себя? - поздоровавшись, спросил Родион.
- Точно так, - откликнулся полицейский. - Все начальство заседают. Совместно со столичным, из жандармерии.
Стараясь передать важность ситуации, он забавно сморщился и нахмурил брови.
- Здорово! - вступил в разговор Николай. - Нам это, как раз, и надо. В какой комнате?
- Во второй слева. Однако просили по пустякам не беспокоить.
- У нас точно не пустяки, - ответил Родион, - Сообщение из Орехово, которое они ждут с нетерпением. Так что не беспокойтесь.
И молодые люди юркнули в дверь.
В знакомой нам комнате совещаний дым стоял коромыслом. В прямом смысле слова. Купавин курил свои бронебойные папиросы одну за другой, отчего воздух стал сизо-белым и некоторые мелкие детали интерьера постепенно исчезли из вида. Большой письменный стол у окна пустовал, а вся компания переместилась к круглому столику в углу, разместившись на диване и креслах. Впрочем, это была обычная ситуация, когда полицейские предпринимали мозговой штурм. Время было уже послеобеденное, и Серафима очевидно уже отправилась домой к Штольцену готовить ужин. Иначе, видя это безобразие с куреньем, она бы обязательно устроила мужчинам "варфоломеевскую ночь". Как всегда молча, в своем стиле.
Футболисты постучались:
- Разрешите?
- Пожалуйста, входите, - сказал Иван Августович Штольцен своим мягким бархатистым голосом.
- Здравствуйте, - Родион слегка поклонился. - Принесли телеграмму от Протасова. Все данные на Осипа Полустыкова и его родных.
Друзья расположились на диване, рядом с Купавиным, остальные были в креслах. Урядник дружески обнял ближнего к нему Золышкина и сказал:
- Ну-у-у... футбольная команда, кажется, дело сдвинулось с мертвой точки. Так глядишь, - и кубок скоро найдется. Алексей, не томи, читай телеграмму вслух!
Рябичкин глянул на Ивана Августовича и, получив молчаливое согласие, принялся зачитывать телеграмму:
- Данные на Осипа Полустыкова, мещанина из села Орехова: служит учетчиком на фабрике Викулы Морозова; имеет пятерых братьев и двух сестер; после смерти родителей все они уехали к дальним родственникам на север в Сердоболь. Более родных в Орехово не имеет, ранее играл за футбольную команду фабрики, сейчас выбран футбольным судьей от спортивного клуба. Не женат, детей нет... Более подробная информация направлена в адрес канцелярии почтовым отправлением с грифом "секретно".
В сизом воздухе повисла пауза, Купавин потянулся за новой папиросой, Штольцен подошел к окну и стал переминаться с пятки на носок.
- Пока вижу один вариант, - нарушил молчание Цветков, - Разыскивать его братьев и сестер. А это уже в наших краях. От Петербурга до Сердоболя можно или поездом, или на пароходе по Ладоге. Достаточно близко.
Действительно ситуация складывалась однозначно: пока других зацепок нет правильно будет искать родных Полустыкова на севере. В этих землях и дальше в Поморье много старообрядческих деревень, спрятавшихся в густых лесах. Искать там непросто, староверы стараются спрятаться от цивилизации, селятся на лесных опушках и появляются в городах только по крайней необходимости. В основном живут натуральным хозяйством, сами обеспечивают себя, даже одежду шьют из самотканой материи. И с полицией там просто - швах, один урядник на сотни верст. Попытки переписи населения староверами всегда воспринимаются в штыки, в их понимании - это каверзы антихриста, многие "согласия" вообще считают, что конец света уже наступил и сатана вершит свои дела на земле. В таких условиях найти человека - задача сложная, не иначе, как надо ехать специально в каждую деревню.
- Конечно, направим запрос в Сердоболь, - продолжал Роман, - Но боюсь, придется ехать. Места там глухие.
Золышкин в нетерпении, словно школьник на первой парте, тянул руку, прося слова, но полицейские, пребывая в своих мыслях, не замечали его попыток. Каждый прокручивал в голове варианты расследования, соотносясь со своим опытом и знаниями, только доски пола поскрипывали под сапогами Штольцена, по-прежнему размышлявшего у окна.
- Я хочу спросить, - не выдержал Николай, - Можем ли мы с Родей участвовать в поисках? Мы должны сами довести дело до конца.
Рябичкин выпрямился и поправил загипсованную руку:
- Ну, еще не ясно, куда направился Полустыков...
Он нахмурил брови, и дыханье его отяжелело, словно у больного астмой. Было видно, что такой поворот разговора ему не нравился.
Золышкин смотрел только на служащего петербуржской жандармерии, смотрел с надеждой, ожидая от него помощи. Пусть они соперники на футбольном поле, но по жизни единомышленники, обожающие свой вид спорта.
- Роман Демьянович, - обратился Весенин, - Мы с Николаем хотели попросить Вас о помощи в поимке Полустыкова? И, если такое возможно, взять нас в помощь расследованию. Как настоящий футболист Вы должны нас понять. Нам очень важно самим найти кубок! Просим Вас от всей футбольной команды. Если потребуется - можно написать официальную бумагу от председателя клуба.
Рябичкин только всплеснул руками, нелепо отведя в сторону гипс.
- Нет, вы только посмотрите на эту молодежь! Они уже охмуряют Романа!
Цветков улыбался во весь рот, кивая веселыми светлыми локонами. В глазах его читалось одобрение.
- Что ж тут непонятного. Я двумя руками - "за".
Помощник пристава перевел вопросительный взгляд на старого товарища:
- Роман!..
- Не волнуйся, Алеша, - ласково сказал Цветков, - Я думаю, договорюсь с начальством. Сам знаешь - старообрядцы проходят у нас, как политически неблагонадежные, кто знает, зачем им кубок и что они затевают. Снарядим поисковую команду, вооружим соответственно: есть у меня надежные люди, можешь не волноваться.
Рябичкин подался вперед, придерживая гипс левой рукой, чело его было омрачено тучами:
- Роман, ты же знаешь, что это большой риск! Полустыков может быть вооружен! Я не могу подвергать ребят такому риску, думаю Иван Августович поддержит меня. Речь может идти о жизни и смерти.
- Розысками займутся наши люди. Ребята будут, что называется, "в обозе".
- Нет, нет. Я категорически против!
Взгляды были обращены на Штольцена. Полицией в поселке руководил он, ему и было решать.
- Конечно, поездка опасная, - сказал пристав.
Золышкин сразу сник и уставился в пол. Свет вокруг начал меркнуть. Плечи футболиста уныло повисли, и вся поза выражала крайнее отчаянье. Редко можно было видеть его в подобном состоянии. Радион даже испугался за друга.
- Но мы должны доверять людям. Если наши футболисты пообещают не предпринимать никаких самостоятельных действий без ведома Романа и соблюдать положенные меры безопасности, то я готов дать согласие. Я понимаю вашу тревогу, Алексей Яковлевич, но прошло уже много лет после того случая, да и Николай с Родионом - не дети. К тому же, полиция не может запретить гражданам, если они не находятся под следствием, передвигаться по стране. Роман Демьянович, вы сможете обеспечить защиту сим юным детективам?
Цветков серьезно смотрел на Рябичкина. Хотя прошло много лет, но он хорошо помнил тот нервный срав, который случился с Алексеем после несчастья в Петергофе, когда погиб невинный ребенок. Каких трудов стоило вывести его из этого состояния, как медленно возвращался интерес к жизни. Ни за что на свете не хотел бы Роман повторения того эпизода! Но он прекрасно понимал, что победить этот страх можно только преодолев его. Если пойти на поводу эмоций, то страх останется навсегда и заполнит жизнь без остатка.
- Алеша, я лично отвечаю перед тобой за ребят! - обратился он к другу.
Лицо и фигура Рябичкина застыли, словно он окаменел. В глазах отражалась внутренняя боль и борьба с самим собой. Этот недуг человек может одолеть только самостоятельно, нет таких лекарств.
- Мы с Николаем обещаем полностью выполнять указания Романа Демьяновича, - торжественно объявил Родион. - Честное слово футболиста! Нам очень важно найти кубок и мы не подведем. Обещаем.
Казалось, что лицо помощника пристава сейчас покроется трещинами и с сухим звуком осыплется на пол. Таким окаменевшим оно было. Даже вечный балагур Купавин молчал.
- Алексей, вы себя хорошо чувствуете? - спросил Штольцен. - Может выйти на воздух?
Цветков подошел к другу и обнял за плечи:
- Действительно, Алеша, пойдем-ка на веранду подышим. А господа нас подождут. Правда?
- Конечно, - ответил за всех Штольцен.
- Да, пойдем... - тихо сказал Рябичкин и они направились к двери.
- Надеюсь, вы понимаете ответственность, которая на вас ложится? - Штольцен спокойно, но твердо смотрел на футболистов. - Вы отвечаете не только и не столько за свои жизни, сколько за жизнь Алексея Яковлевича. Если с вами, что-то приключится, он просто не переживет. Поэтому ведите себя, как взрослые люди.
- Мы понимаем, - вступил Залышкин. - Я...
- Иван Августович, - перебил друга Родион, - Мы все сделаем, как надо. Ведь не подвели же в Орехово, не подведем и сейчас. Мы же и перед всем нашим клубом отвечаем. Разве можно не оправдать надежды стольких людей!
Николай энергично кивал на слова товарища. Купавин молчал и выглядел философски отстраненно. Действительно жизнь идет и те, кого считал недавно детьми, взрослеют. И не мудрено, идет война, российское общество будоражит... на детство нет времени.
Вернулись Роман с Алексеем. О чем говорили они нам, дорогой читатель, узнать не дано, но Рябичкин теперь выглядел, как прежде. Щеки порозовели, взгляд вновь стал пытливым и уверенным. Одни и те же слова из уст разных людей звучат по-разному, зависит от того, как хорошо ты знаешь человека и доверяешь ему.
- Иван Августович, вы, насколько я понимаю, свое согласие даете? - теперь уже в разговоре первенствовал Цветков.
- Да, думаю запрещать ребятам поездку нет смысла.
- Хорошо. Алексея я тоже убедил. Митрофан Васильевич, вы не возражаете?
- Нет.
- Тогда беру руководство дальнейшей операцией на себя.
Он выражался в терминах жандармерии.
- Нашему "Меркуру" остался один матч в Москве и я возвращаюсь в Петербург. Дня через три буду на месте. Родион, вам с Николаем надлежит прибыть в это же время, адрес я оставлю. Решайте пока вопрос по месту службы.
- Думаю, проблем не будет, - сказал Весенин. - Все в курсе событий.
- Вот и хорошо.
- Что нам брать с собой?
- Ничего особенного брать не надо. Не дай Бог никакого оружия! Вы будете нужны нам в плане консультирования и опознания Полустыкова, когда мои люди задержат его. Вас ожидает только штабная работа.
Золышкин слегка поморщился, но промолчал. Впрочем, тут же спросил:
- А сможем поймать?
- Это будет зависеть и от вас, - вступил Рябичкин, - Расследованием займутся опытные люди, используя проверенные методы, а вы, если будете искать самодеятельно, можете спугнуть преступника и тогда, возможно, вообще его никогда не поймают. И кубок, соответственно, не найдут.
Николай хотел рассказать о книге, взятой в библиотеке, но предупреждающий взгляд Весенина остановил его.
- Итак, сбор в Петрограде, как теперь называют наш город. Затем выдвигаемся в Сердоболь. Если родные нашего "судьи" по-прежнему проживают там, то думаю и его надо искать там. Если же они выехали, то придется искать по старообрядческим общинам в Поморье. Это уже совсем другая задача. Но будем надеяться на лучшее.
Купавин раскрыл коробку папирос и отправил очередную гильзу в рот, но, прежде чем закуривать, подошел к окну и распахнул форточку, отодвинув занавеску. Веселое весеннее солнце и не думало уходить за горизонт, день только прибавлялся. Нагретые крыши домов облюбовали местные коты, они довольно щурились, восседая на железе летних пристроек, с любопытством озирая окрестности. Воздух был наполнен щебетанием птиц, весенними ароматами и ожиданием чего-то прекрасного. Лето... лето ждало впереди!
3.
Пароход "Каакисалми" Финляндско-Ладожского пароходного общества плавно обогнул остров в устье Невы и вырвался на просторы Ладожского озера. Красота природы, окружающей друзей, расположившихся на перилах верхней палубы, мгновенно очаровала. Речные берега не давали взгляду проникнуть дальше, а теперь... Как же велика Россия?! Как удивительна?!
Родион без устали смотрел в окно поезда, пока они ехали в северную столицу, замечая постепенные изменения природы: в лесах становилось больше и больше каменных глыб и сам лес из смешанного все больше превращался в хвойный. Иногда казалось странным, на чем же держатся окружающие сосны, если из земли почти сплошь выступали огромные серые валуны, разрывая своими скользкими серыми спинами травяной покров.
И травы становилось все меньше: ее заменял мох, изумрудный и пушистый, словно ковер. Ну не сказка ли?! Как будто с картины Васнецова. Того и гляди выскочит на поляну серый волк с Иваном-Царевичем на загривке.
Золышкина метаморфозы природы не волновали. Всю дорогу между похожими, как близнецы, зданиями Николаевских вокзалов обоих городов он цитировал другу выдержки из ставшей теперь его настольной книги о работе детектива. По помещению купе метались, отражаясь от стен и возвращаясь обратно, словно теннисные мячи, слова "наружное наблюдение", "план операции", "вещественные доказательства" и другие. Глаза его горели словно глаза оборотня в полнолуние. Кажется, что и шерсть, если конечно так можно говорить о футболисте, выигравшем первенство Москвы, стояла дыбом.
Весенин терпеливо слушал, этот словесный поток абсолютно не мешал ему смотреть в окно поезда. Впрочем, отдельные сентенции из речи друга запоминал, отмечая подсознательно толковость высказываемых советов начинающим детективам. Розыск преступников постепенно превращался в настоящую науку. Только вот пригодится ли она им, учитывая те функции, которые возложил на них Рябичкин. "Штабные крысы" - выражаясь обыденным языком. Но, что поделаешь... Правда, несмотря на ограничения, Алексей Яковлевич снабдил их "тихим оружием": отличный полевой бинокль, планшет для карт, блокнот, карандаши и транспортир. Золышкин чуть не задохнулся от возмущения, хорошо, что Родион успел вовремя наступить ему на ногу. Ничего, главное поиски кубка продолжаются.
И еще важным стало то, что ушел страх. Тот страх, что сковывал футболистов после возвращения из Орехово. Страх неизвестности... Теперь могучий и ужасный Черный человек стал Осипом Полустыковым, обычным футбольным судьей, человеком из плоти и крови, таким же, как они. И найти его теперь будет проще, потому-как и думает и поступает он теперь, как человек.
- Ты фотографии Осипа не забыл? - решил немного притормозить приятеля Родион.
- Да, здесь, не волнуйся!
Золышкин держал все инструменты, выданные помощником пристава, и "материалы следствия" в своем чемодане вместе с заветной книжкой. Родион не возражал, к тому же его чемодан от этого был немного легче... Чего не сделаешь ради друга!
- Хорошо. Может копии придется делать. Надеюсь, фотограф в полиции Сердоболя имеется.
- Наверняка. Слушай дальше, а то не успеем дочитать.
Весенин послушно замолчал и снова повернулся к окну.
Так друзья благополучно добрались до Петрограда, где их встретил, вернувшийся днем ранее, Цветков. Сборы были недолгими, и теперь вся группа находилась на пароходе.
Роман взял с собой трех человек из своего управления - трех лучших сыскарей, не раз проверенных в деле. Им и предназначалось брать Полустыкова. Все были одеты в гражданскую одежду, аккуратно застегнуты на все пуговицы, от других паломников, которых было немало на корабле, их отличали только кобуры с кольтами, пристегнутые под мышками. Но со стороны это было не заметно.
Ответ на запрос относительно семьи Полустыковых в полицейское управление Сердоболя уже был получен. Действительно, все братья и сестры Осипа несколько лет назад перебрались в город и устроились здесь на работу. Один брат устроился в пожарное депо, второй рыбачил на озере. Сестры разделились между почтой и прислугой в доме богатых горожан. Жили тихо, неприметно, ни в каких происшествиях замечены не были. Но около года назад неожиданно все одновременно исчезли из города, не сказав ничего по месту службы. Просто в один день все не вышли на работу. И хозяйка полуподвальной квартиры, где они вместе снимали жилье, тоже ничего не знала:
- Как утром ушли все вместе, так я их больше и не видела. На второй день только зашла к ним, ключ то у меня есть запасной, дюже тихо было - я и заволновалась, а в комнатах никого. Все прибрано чисто и на столе деньги за проживание. Все до копеечки. Хорошие жильцы были, у меня к ним претензий нет никаких.
Дальше ниточка терялась. В городской полиции этому особого значения не придали - закона никто не нарушал, работодатели им денег не успели заплатить, мало ли какие у людей планы.
Теперь надо было снова искать следы. Надо более тщательно опросить хозяйку квартиры, на почте и у других нанимателей. Наверняка что-то отыщется, дело привычное. Цветков хорошо представлял, что нужно делать.
***
Капитан "Каакисалми", коренастый рыжебородый финн, почувствовав ширину водного простора, довольно крякнул и развернул нос судна на Валаам, первую остановку. Там сойдет большая часть пассажиров: это водный путь паломников к святым местам. Обычно только треть из них едут до Сердоболя.
Пароход приготовился пересечь все Ладожское озеро посередине, обходя заросшие сосной шхеры. Стального цвета волны настойчиво стучали в борт, где во внутренней каюте первого класса расположились Цветков с жандармами, обсуждая план дальнейшего расследования. Золышкин с Весениным предпочли выйти на воздух на верхнюю палубу, для них красоты озера были в новинку - будет ли потом в жизни возможность насладиться северными просторами. Оба закутались в парусиновые куртки, выданные боцманом, спасаясь от резкого, с холодными, как лед, брызгами, ветра. Но, несмотря на временами пробирающий до пяток холод, с удовольствием жаждущих романтики молодых людей, оба облокотились на поручни и наблюдали за быстро разбегающимися в стороны береговыми линиями, речные границы закончились.
Все вокруг было сине-стального цвета: и вода озера, и удаляющиеся сосны на скалах, и небо, низко нависшее, в разрывах туч, словно кто-то наблюдал оттуда за происходящим на грешной земле человеков. Путь неблизкий, часов семь до Валаама и потом еще два до Сердоболя. Даст Бог, и разгуляться успеет и солнце выглянет. И хотя май уже полностью вступил в права, но в этих северных краях приближение лета еще не чувствовалось, у местных жителей понятия жара и лето совсем не ассоциировалось, тепло будет - можно и искупаться порой, но это все.
Капитан вышел из рубки покурить, оставив за штурвалом помощника, каждый из членов команды не раз ходил этим маршрутом и знал свой маневр назубок. Впрочем, команда была невелика: пара машинистов, помощник и матросы. Ну и, конечно, повариха, после капитана - второй человек.
Футболисты с интересом наблюдали, как рыжебородый финн раскуривает видавшую виды можжевеловую трубку, с удовольствием выпуская клубы серого дыма. Настоящий "морской волк", что и говорить, в толстом, ручной вязки, свитере под горло и белой фуражке с огромным якорем на эмблеме. Не хватает только деревянного протеза вместо ноги и пары пистолетов за поясом. "Карамба!" - вертелось на языке у Родиона.
Пассажиры третьего класса, коих на палубе хватало - ничего не поделаешь, проезд не дешев - также дружно воззрились на капитана. Это был простой люд: крестьяне, рабочие и другие паломники, у которых не хватало средств на второй и, тем более, на первый класс, вот и приходилось одеться потеплее и сидеть, нахохлившись, на скамейках верхней палубы.
Позади капитанской рубки торчала труба, спускающаяся в глубины парохода, в машинное отделение, и дальше вторая мачта. Первая мачта располагалась на передней палубе, проходя сквозь крышу салона второго класса. Парусов на мачтах не было, они нужны только на случай аварии парового двигателя, но сейчас машина работала без сбоев и угля в трюме хватало. Одним словом все было нормально, пассажиры на местах и капитан с чистой совестью мог выкурить трубочку любимого табака.
Вдоль перил были развешены спасательные круги и Весенин с Золышкиным расположились над одним из них, точно рядом с большим колесом машины, с силой выгребающим воду из-под лопастей, сзади дымила пароходная труба. Видимо из-за постоянного шума пассажиры старались сесть подальше от этого места, и именно здесь удобнее всего можно было поговорить о деле, не боясь быть подслушанными. Хотя Родион предпочел бы молча размышлять, глядя на ладожские волны.
Так прошла дорога до Валаама.
Ближе к вечеру облака рассеялись, и выглянуло солнце, блики заиграли на волнах. Яркими светлыми мазками раскрасило дневное светило поверхность озера. Водный мир моментально изменился, пропала гнетущая сине-серая атмосфера, даль посветлела, радуясь. И в этот момент из дымки выплыл остров со сверкающей на вершине золотой луковкой с крестом над крашеной небесным цветом колокольней. Вот она - обитель! Место, куда уходят от мира верующие, чтобы поведать Господу свои печали и радости, в надежде найти утешение.
Пассажиры заволновались, загалдели и высыпали к одному борту, повернутому к острову. Радостные голоса, в которых слышалось умиротворение и довольные вздохи, что путь завершен удачно, раздавались с палубы. Многие стали собирать нехитрые пожитки.
В раскрытом окне капитанской рубки появилась физиономия рыжего финна, который стал раздавать команды матросам, весело выкрикивая какие-то финские поговорки, потом вернулся к рулевому колесу и загудел по связи с машинным отделением. Огромные колеса включились вразнобой и тяжелая рыбина корабля со скрипом начала разворачиваться к причалу. Вода у колес забурлила и судно, нарисовав изящную кривую, завершило маневр у пристани, где молодой монах дюжего роста уже принимал швартов и наматывал его на кнехт. Борт корабля в последний раз дернулся, подняв поток брызг на встречающих и затих. Матросы уже спускали трап.
Золышкин и Весенин с интересом наблюдали, как пассажиры благоговейно ступали на землю острова, радуясь наконец-то твердой поверхности, многие крестились и били земные поклоны. Скалистые серые склоны поросли соснами и травой, выше шумел листвой большой яблоневый сад. Это была гордость обители, в здешних северных краях яблоки не вызревали и карельские крестьяне не сажали их. Но возле острова шло теплое течение, и микроклимат в бухте позволял заниматься садоводством, хотя, конечно, без ежедневного кропотливого труда послушников ничего бы не получилось. Справедливый и добрый Господь любил это место.
- Смотри, одни монахи да паломники, - Николай обвел рукой всю бухту. - Обычных людей и не видно.
- Верно, хотя должны быть те, кто просто работает тут, вольнонаемные. Может в помещениях трудятся. Работы же здесь много - все хозяйство надо вести.
- Я слышал, что монахи все сами делают: и обитель отстраивают, и хлеб пекут, и за скотиной смотрят. Во всех вопросах разбираются.
- Да, я тоже слышал... вообще это голову на плечах нужно иметь, чтобы во всем разбираться.
- Конечно! А, интересно, если преступление на острове случиться, тоже сами расследуют?
- Что ты выдумываешь? - Роман фыркнул. - Здесь люди другим озадачены.
В это время практически все приезжающие сошли на берег. Наступила очередь немногочисленных желающих плыть до Сердоболя. В основном это были возвращающиеся после посещения святых мест верующие, но стояло и несколько чернецов.
- Ты посмотри, - не очень-то культурно указал рукой Николай, - Видишь, монахи в город собрались?
- Ну и что?
- А то, что после здешней праведной жизни в городе соблазны всякие, искушения. Если кто духом слаб - может поддастся, а там и до преступления недалеко.
Весенин развел руками, но все же невольно стал всматриваться в лица отъезжающих.
- С каких это пор ты таким моралистом стал? - повернулся он обратно. - Книжек начитался и теперь всех подозреваешь. На этом острове слабых духом не бывает.
- Это еще не факт.
Николай оглянулся по сторонам и проговорил тише:
- Ты что думаешь... они же многие сюда замаливать грехи едут. Может среди них и уголовники есть. На большой земле нагрешили, а потом сюда... у святых отцов прощения попросят и все шито-крыто. Можно дальше безобразничать.
Весенин недоверчиво взглянул на друга:
- Сомнительно. Хотя в жизни всякое может быть.
Потом улыбнулся и добавил:
- И все-таки книжка твоя влияет на фантазии. Думаю, если что на острове случается, то вызывают полицию из Сердоболя. Я такого не слышал, чтобы при православной церкви свой следственный отдел был. Это какой-то нонсенс.
Путь оставался недолгий, и многие новые пассажиры поднялись на верхнюю палубу, минуя трюм. Хотелось насладиться красотами озера. Один из монахов облокотился на перила недалеко от наших "пинкертонов". Длинные русые волосы и клочковатую бороду развевал шаливший наверху ветер. Друзья украдкой поглядывали на него, но монах не обращал внимания - перебирал в руках четки и шептал про себя молитвы. Видимо просил у Бога помощи в дорогу.
Судно вышло из бухты и двинулось к финальной точке своего путешествия. Небо над ним имело глубокий синий цвет и уже с трудом верилось, что всю дорогу до Валаама серые свинцовые тучи грозились пролиться дождем. Стало теплее, на озеро опускался приятный майский вечер. Пассажиры расселись на лавочки, стоящие в форме буквы "П" между капитанской рубкой и сине-белой трубой, за ней пронзала небо вторая мачта. По всем законам художественной композиции завершали картину четыре спасательные шлюпки в конце палубы, а дальше виднелся только след на воде. Тишина и бесконечные водные дали. Романтика!..
Очарованные новогиреевские спортсмены смолкли, думая каждый о своем и рассеянно всматриваясь вдаль озера.
Неожиданно раздался низкий сухой звук лопнувшего троса, словно разорвало полотно только что написанной картины, и от второй мачты медленно, как в кошмарном сне, отделился гик и, с нарастающим свистом, двинулся в сторону наших героев. Золышкин сразу обернулся и быстро оценил ситуацию: первым на пути тяжелого гика находился сосед-монах в черной рясе, он стоял спиной к мачте и, занятый молитвой, не замечал случившегося. Катастрофа казалась неизбежной. Удар мог быть смертельным... Николай, не раздумывая сорвался с места, схватил в охапку чернеца и покатился с ним по палубе.
- Родя!.. Ложись!.. - только и успел крикнуть он.
Весенин, в свою очередь, тоже уже понял, в чем дело, и инстинктивно присел на корточки. Но проблема заключалась в том, что за ним на скамейках находились люди, оцепеневшие от страха и не сумевшие придумать ничего лучше, как только вытянуть руки, защищаясь от несущегося фрагмента мачты. Могло случиться страшное: безжалостно несущийся тяжелый гик переломал бы руки, а затем и снес головы несчастным пассажирам. Спасти могло только немедленно принятое решение...
Родион прыгнул вслед пронесшемуся над его головой куску окаменевшего от воды и ветра бруса и ухватился за обрывок крепежного троса, сжав пальцы до хруста. Из-под ногтей брызнула кровь. Футболиста, словно пушинку, тащила по палубе невиданная сила, но ему все же удалось нечеловеческим усилием развернуть тело вперед, так, чтобы угодить ногами в вентиляционную трубу.
- Держись! - Золышкин отпихнул спасенного монаха и летел вслед за другом.
Родион с шумом скользил по палубе, но было понятно, что гик весит в несколько раз больше и удержать его будет неимоверно сложно. Он на ходу пытался обмотать трос вокруг кисти левой руки. "Если уж оторвет, то пусть левую..." - успел подумать он. - "Зато удар смягчу".
Внезапно гик ударился о стальную растяжку большой трубы и прекратил движение. Труба качнулась с выворачивающим нервы скрежетом, но устояла, только верхушка сорвалась и полетела куда-то в сторону капитанской рубки. Раздался дребезжащий удар и все стихло. В суматохе Родион не увидел тонких стальных тросов, окружающих по периметру дымовую трубу и теперь его резко развернуло и по инерции волчком забросило под одну из скамеек. Пассажиры, сидящие на ней с искаженными от ужаса лицами, едва успели поднять ноги... Все живы!
А Родион!?..
- Родя, ты жив? - Золышкин, красный от волнения, уже лез под скамейку.
Из полумрака послышалось шевеление, и потом раздался охрипший голос:
- Кажется, жив. Только вот рука...
Подоспевшие мужчины во главе с Николаем помогли Весенину выбраться на волю, вид у него был помятый, но в глазах читалась радость от того, что все обошлось. Ему помогли подняться на ноги и усадили на злосчастную скамейку. Руки были ободранные и все в крови, а кисть правой на глазах распухала: трос он все же успел выпустить в последний момент, и все осталось на месте.
Раздавался шум, крики, со всех сторон сбегались люди.
В передний ряд протиснулся спасенный Золышкиным монах.
- Пошевелите пальцами, - попросил он.
Весенин пошевелил.
- Похоже, перелома нет, просто сильный вывих.
Служитель божий оставался на удивление спокоен, видимо он просто не успел испугаться.
- А, Вы, что, - врач? - вмешался Николай.
- Нет, но моим первым послушанием была помощь страждущим в госпитале. Я был санитаром в помощь братьям.
- А-а-а...
Оглянувшись на притихший возле трубы гик, чернец наконец понял какой опасности он подвергся:
- Спаси Вас Господь! Вы мне земную жизнь продолжили!
- Ничего, пустяки. - Золышкин был щедр. - Вы уж лучше Роде помогите!
Монах кивнул и побежал назад на палубу к своему забытому в суматохе заплечному мешку. Порывшись, он достал кусок холстины, разорвал его на полосы, прихватил какую-то склянку и вернулся.
- Сейчас перевяжем, а когда в город прибудем надо сразу к врачу.
Он положил руку Весенина к себе на колено, положил на распухшее место мазь из склянки и стал перетягивать импровизированным бинтом.
- Поднимите немного... Не туго?
- Нормально, - Родион старался держаться мужественно. - Скажите, а как Вас зовут?
К чему было задавать этот вопрос, он и сам не знал. Собственно, какая разница? Но, надо было как-то поддержать разговор.
- Егорий.
- Вы схимник с Валаама?
- Нет, я всего лишь послушник. Отец настоятель отправил меня по делам прихода в Сердоболь. Езжу здесь божией милостью не первый раз, но такого никогда не бывало. Сердечно рад, что встретил Вас с товарищем, видно Господь послал вас мне во спасение, - он троекратно поклонился в пол, сопровождая каждый поклон крестным знамением.
Рыжебородый капитан держал одного из матросов за грудки и орал, словно иерихонская труба, жуткие финские ругательства. Между ними на палубе аккуратно лежала сорванная верхушка трубы. Лицо матроса, под стать трубе, имело кристально белый цвет.
Порядок на корабле постепенно восстанавливался: два других матроса, прихватив новенький трос, прикручивали гик на место, проявляя удвоенное рвение. Пассажиры, поблагодарив Родиона, занимали свои прежние места и внимательно наблюдали за работой матросов, те, естественно, это чувствовали и невольно вжали головы в плечи. Остальная публика, прежде чем разойтись, выслушала извинения подошедшего, наконец, капитана, одобрительно погудела при его словах о том, что вся команда будет примерно наказана за разгильдяйство, после чего великодушно простила горе-мореходов. В машинном отделении, не дожидаясь команды капитана, прибавили ходу, невольно стараясь побыстрее доставить пассажиров в Сердоболь.
Цветков, привлеченный шумом, поднялся из трюма и теперь стоял рядом с нашими футболистами, хмуро поглядывая на руку Весенина.
- Да, Алексей был прав, говоря, что за вами приглядывать нужно. Оставил ненадолго... и вот, пожалуйста!
- Мы-то тут при чем, - возмутился Николай, - Это трос на мачте разорвался. Мы наоборот людей спасали, любой бы на нашем месте так поступил.
- Я за вас ответственность несу, слово дал. Но... вообще молодцы! Хвалю. Только прошу не забывать о нашей главной задаче: помните - ваша жизнь и здоровье сейчас принадлежат не только вам, но и государству.
- Хорошо...
- Вы на меня не обижайтесь, я на государевой службе много лет состою и знаю, что говорю. А вы теперь тоже на службе.
К полицейским снова подошел монах Егорий и, поклонившись Цветкову, сказал:
- Вы, я вижу, начальник этих достойных молодых людей. Хотел бы поблагодарить Вас за столь мужественных подчиненных и попросить воздать им должные награды. Они сегодня стольким людям жизнь спасли.
Цветков пристально взглянул на монаха.
- Спасибо, святой отец. У вас, я смотрю, уже и заступники есть, - обратился он к футболистам. - Похвально.
- Им не в чем каяться! - удивленно поднял брови Егорий. - Это героические молодые люди.
- Хорошо, святой отец, обещаю выполнить вашу просьбу при первой же возможности.
Черенец снова поклонился и отошел на свое место.
Цветков снова взглянул на руку Весенина, улыбнулся, и лицо его посветлело. Инцидент был исчерпан:
- Знаешь, Родион, я подумал про руку - может у вас с Рябичкиным это заразное...
Впереди путешественников ждал Сердоболь.
4.
Небольшой "домашний" залив, на берегу которого был расположен город, привлекал путешественников. "Здесь можно отдохнуть", - словно шепот городской пристани расстилался над поверхностью озера. Выше складов маленького порта над озером парил Сердоболь: остроконечный шпиль католического собора, золотые кресты православной церкви, симпатичные дома финской постройки, каланча пожарной части. Повсюду веяло спокойствием размеренной провинциальной жизни, здесь некуда торопиться и некогда бежать, успеешь всегда. После многочасовой тряски на борту корабля невольно хочется быстрей сойти на берег.
Общему настроению поддались и Родион с Николаем, они нетерпеливо поглядывали на лесенку, ведущую в трюм, на которой снова скрылся Цветков. Он так и не сказал им, куда лежит их путь в городе, с чего начнется, а точнее продолжится, расследование.
Между тем с пристани подали трап.
Городское полицейское управление отрядило две пролетки за столичными сыщиками, они стояли чуть в стороне на площади. Цветков сотоварищи наконец-то появился из трюма и призывно махнул футболистам. Через несколько минут вся компания уже ехала через центральную площадь города. На этот раз в первой пролетке вместе с Романом ехали новогиреевцы, а жандармы разместились сзади.
- Сначала заедем в управление, обговорим с местными коллегами диспозицию, а потом на квартиру, снятую для нас, - командовал Цветков. - Завтра пройдемся по адресам проживания семейства Полустыковых, постараемся узнать дополнительную информацию. Не может быть, чтобы какие-нибудь ниточки не остались. Город небольшой, в таких местах жизнь слухами держится.