Лосевский Антон Павлович : другие произведения.

Вокзал ожиданий

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Авангардист, авантюрист, австриец - и все в одном лице. Он прибыл в Россию в стабильное время перемен, в поиске людей и идей. Присмотрелся, пообтерся, пообвык. Убедился в подлинности территориального ресурса. Обзавелся единомышленниками, сторонниками, после чего и принялся искать встреч с сильными местного мира, и вскоре таковых нашел. Вышел, так вышло, на самого Николая Павловича и сумел того вовлечь. Тот, посовещавшись со своими, дал добро на осуществление. И сам, были тому свидетельства, увлекся не на шутку: всем интересовался, во все вникал. Австриец - руководитель необычайного проекта, получив внушительный карт-бланш и одобрение самого, работал ревностно, рук не покладая и не опуская. Подыскивал место, тщательно его подбирая, и в результате решился - здесь, у канала. С тех пор здесь стало людно навсегда.
  Авангардист, авантюрист, австриец - и все в одном лице. Он прибыл в Россию в стабильное время перемен, в поиске людей и идей. Присмотрелся, пообтерся, пообвык. Убедился в подлинности территориального ресурса. Обзавелся единомышленниками, сторонниками, после чего и принялся искать встреч с сильными местного мира, и вскоре таковых нашел. Вышел, так вышло, на самого Николая Павловича и сумел того вовлечь. Тот, посовещавшись со своими, дал добро на осуществление. И сам, были тому свидетельства, увлекся не на шутку: всем интересовался, во все вникал. Австриец - руководитель необычайного проекта, получив внушительный карт-бланш и одобрение самого, работал ревностно, рук не покладая и не опуская. Подыскивал место, тщательно его подбирая, и в результате решился - здесь, у канала. С тех пор здесь стало людно навсегда.
  Так австриец Франц Антон пустил первую в России железнодорожную ветвь, у истока которой лежал скромный деревянный перрон - прообраз вокзала.
  Случилось так, что Франц Антон только и успел запустить свое детище - наметить контуры, обозначить перспективы и векторы, после чего отбыл в командировку в Америку. Для того только, чтобы продолжить там службу России, прирастая знаниями и полезными сведениями. Но там вдруг умер, на том и завершив свой путь земной. Тело осталось в той земле, но дело его жило. Продолжателям хватило начала. Целое десятилетие его железная дорога была вне конкуренции по всей стране. В том числе и потому, что оставалась единственной.
  Кто-то деловой тогда смекнул, что всего лишь деревянный перрон - это несколько не уровень, это не вокзал. И надстроил над перроном двухэтажное сооружение из камня и стекла - вокзал. Тот вышел собою не плох, но и не ах. Честно служил, но морально себя изжил. Так уже ближе к концу века строительные люди усмотрели в нем несоответствие величию изначального замысла. И в самом зачине следующего века, того самого, -умудрившегося стать одновременно самым гуманным и кровавым в истории, - неподалеку вырос новый вокзал. Своевременный и современный. Настолько, что поражающий своей оболочкой даже современников: и модных модернистов, и обычных обывателей.
  Да, новенький произвел неизгладимое даже на самых рядовых. То есть на тех самых людей, удивить которых сложнее всего - в силу известной узости кругозора, не приученного вмещать что-либо, кроме самых понятных вещей. Словом, вокзал был приветливо встречен горожанами всех мастей. Заслугой тому и приятная наружность, и захватывающие внутренности: о, что за прелесть эта часовая башня, эти полуциркульные окна и витражные стекла, нарядная парадная лестница, диковинные металлические конструкции, богатые багажные лифты, картинная галерея... Рельсов вот только не видать, паровозов... Просим, просим же скорей на второй этаж, где аккурат рельсы постелены, там самая суть сокрыта. Не вокзал, а высокотехнологичный музей с функцией отправления поездов, - подумали благодарные современники. Кроме, конечно, тех, кто в любую эпоху воспринимает все новое враждебно.
  Вокзал утверждался на новом месте, креп. Окружавшие его люди привыкали к новоявленной доминанте ландшафта и гегемону пространства. Местные и приезжие - по поводу и без - суетились в окрестностях. Люди мелькали, исчезали с поля зрения и загадочно появлялись вновь. Разных видал и провожал вокзал каждодневно. Сколько душ пропустил сквозь свои ворота вокзал... Входящих и исходящих, приходящих и преходящих. Отъезжающих и провожающих, важных и сложных, лживых и служивых. Нет статистики, способной учесть. Но заметно преобладали все же люди более постоянные, регулярные клиенты, стабильно пересекающие вокзал знакомым шагом. Или же извечно околачивающиеся неподалеку, так или иначе привязанные к нему по рукам и ногам. Вокзал посещали и великие, и безликие, и двуликие, и многоликие. Но доминировали-то среднего пошиба люди - пассажиры. Персонажи во времени старились, дряхлели, появляясь с годами все реже. Но неизменно приводили на смену своих детей, передавая им все это. Преемники, которые и сами не дураки, мигом схватывали обстановку, признавали вокзал и его возможности, воодушевлялись, видя нешуточный потенциал и гений места.
  И сами ввязывались: становились персонажами, завсегдатаями, замещавшими своих родичей; обзаводились детьми, приводили тех на вокзал, повторяя то, что происходило и с ними, но уже теряя свою былую поступь, уступая дорогу юношеству - молодым побегам человечества. И все поколения пребывали в ошибочной уверенности, что имеют мало общего со своими предшественниками, полагая себя лучше во всем, перенося достижения технического прогресса своего времени на личный счет, посматривая свысока на стариков, имевших несчастье жить в менее продвинутую и быстро устаревшую эпоху...
  И вот какой век выпал вокзалу на становление.
  Век, стартовавший так солидно, серьезно, многообещающий своими технологиями, электричеством, мечтающий установить посредством новшеств мир во всем мире и небо на земле, на проверку временем выдался в духе перестрелки всемирного масштаба. Революции, перерастающие в гражданские войны, сливающиеся воедино в мировые войнушки... В такую вот лихую вечину выпало вступать в свои права вокзалу. Едва он укоренился, освоился в пространстве, как к власти в стране проникли эпатажные хулиганы, склоняющиеся к тому, чтобы разрушить вообще все, а уж затем, на месте руин и развалин, возвести нечто новое, на свой лад. Очевидцы тех событий мемуарили, что складывалось полное трехмерное ощущение, будто эта шпана пришла к власти на считанные недели, не дай бог, месяца. Что никак не может столь отъявленная шелупонь править страной - и какой! Но шпана, вкусив сласть власти, все никак никуда не девалась, закрепившись. Оказавшись весьма богатой на разрушительную выдумку. В недрах некоторых мозгов даже зрела идея снести вокзал ко всем чертям; вокзал, напоминавший одним о проклятом царизме, другими считавшийся пережитком мелкобуржуазного мировоззрения. Нашлись, по счастью, отдельно взятые персонажи, внутри которых возобладал разум: рассудившие, что строить свой вариант вокзала будет неуместно дорого и долго. И только таким вот образом разрушительная фантазия обошла вокзал стороной. А так... вполне мог бы стоять на том месте нынче - по многочисленным просьбам трудящихся - угрюмый барак, лишенный малейшей изящности и мощи. И без всяких затей справляющий функции вокзала... Но наш вокзал выстоял - всем смертям назло. И по сей день зиждется там, где и положено.
  Натерпелся, однако, страху бедняга. На смену построившим его господам и дамам, а также обслуживающим их бородатым мужикам с телегами, пришли товарищи нового типа. Разграбили стоящую рядышком церковь, а после и вовсе сравняли с землей. Торговля, расцветавшая прежде вокруг вокзала всюду - теперь чахла, став вне закона. Для людей новой формации вокзал перестал быть любимым детищем, а стал, скорее, бездушной игрушкой для переправки солдат и орудий в места перестрелок...
  Время все равно все время шло. На смену страхам тридцатых годов пришли ужасы сороковых. Вокзал, будучи верным сыном своих краев, также постиг блокадную участь родного города. Шестидесятые. Свежие лозунги и тезисы - обещания. Отлегло. Вздохнули люди облегченно, другой такой страны не зная, где так больно дышит человек. Но история, словно подтверждая свою зацикленность, опять все опрокинула, разметала, вновь спутав все карты, заменив приличия ради детали и обстоятельства. Девяностые - финальная бойня века. И опять разруха в головах: старуха, оставшаяся у разбитого корыта, да что там - непруха целых биографий. Обновление старых лозунгов и пересменка плакатов.
  Вокзал вновь выстоял, чудом выжив в очередной стрелке, перестрелке и разборке. Обретя новых хозяев. Привыкать ли к сменам курсов вокзалу? Когда все в нем есть, все при нем. Зал ожидания. Справочно-кассовый зал. Камеры хранения. Багажное отделение. Пускай теперь то, что еще век назад восхищало, почиталось архитектурным рыцарством, зодческим пижонством, увы, уже не впечатляет нынешних туристов и пассажиров, проезжих и приезжих. Вокзал как вокзал. Видели они и то, что полагают получше - посовременнее, поновее и постеклянее.
  На вокзале и окрестностях - перекрестках, проездах и подъездах - заново людно. Многолюдно. И сегодня, и прямо сейчас - там грохот поездов и шелест пригородных электричек, предсказуемо уменьшающихся по мере приближения к горизонту и совсем укативших за горизонт, что уже и не думается о возможности их существования... Нездоровый смех, издаваемый входящими и исходящими. Табачный дым и хронический кашель. Мини-рынки рыночной эпохи. "НЭПманы вернулись", - вздохнет убеленный благородной сединой старик, который и сам теперь извозчик за деньги - таксист, в котором не без труда угадывается тень танкиста. Словом, вокзал попал в коммерцию, занялся бизнесом, угодив в руки капиталистов и империалистических хищников. Его внутренняя плоскость, полость - усеялась ларьками и павильонами, заполненными излюбленными товарами народного потребления: абсолютным алкоголем, серьезными сигаретами и забавными закусонами. Подверглись утрате и старые растяжки. Вместо идеологических анекдотов вроде "Советский народ встал на рельсы коммунизма", появились актуальные посылы: "Только у нас! Купите! Втридешево! У нас! И только у нас!".
  Зашевелились, всколыхнулись все слои разобщенного общества после падения архитектурного шедевра своего века - железного занавеса. Никто его толком не видел, но его реальность ощущали все - тонкая работа. Заметно активизировались граждане после падения невиданного и невидимого колпака. Повылезали из укрытий и несуществующая цыганская мафия, и карманные воришки, и валютные кидалы и менялы; держали свои места на постах и полицейские, и внимательные люди в штатском. Теперь всякий предприимчивый гражданин в рамках отпущенных ему полномочий и ролей стремился извлечь максимальную выгоду из неиссякаемого скопления и потокового движения людей, желающих всего-то - реализовать свое право на свободу перемещений и сообщений с другими населенными пунктами и поселениями, тоже являющимися частью Вселенной, всего лишь той ее даже частью, которую принято считать родной планетой: Надродиной.
  Известно, что железнодорожным путешествиям присущ налет вполне определенной романтики. В стуке колес вдруг обнаружится приятная эмоция, мелодия. Колбасная нарезка в газетке как-то по-особенному вкусна, словно запретный заграничный продукт. Попутчик оказывается необыкновенно остроумным и компанейским юношей - лучше лучшего друга - готовым излить свою душу, сказать все самое важное. Такими видятся зачастую поездовые приключения. И электрички почти не исключение, но и не совсем правило, ведь и внутри них панорама меняется естественно, соответственно скорости движения, разве что сбиваемой то и дело назойливыми остановками. Это век электричества породил электричку - забитую ли, полупустую, с контролерами и без, всякую. Электричка - боковая ветвь эволюции поездов, романтика сжатых масштабов.
  Словом, созерцательность перемещения всегда есть верный спутник любых сколько-нибудь продолжительных сухопутных путешествий. Пускай во времена наживы и чистогана предсказуемо нашлись люди, вызвавшиеся возглавить все это железнодорожное хозяйство, умело поставить перевозки на коммерческие рельсы... Новые боссы довольно скоро экспериментально-опытным путем установили, что пассажироперевозки, тем более местного сообщения - дело хлопотное и малоприбыльное, особенно в сравнении с перевозками грузовыми. "Куда рентабельнее пустить лишний товарняк, чем своевременный электрон", - компетентно рассуждают они сегодня. И по мере насаждения подобного мнения в головах, и после того как рассуждения, как по заказу, стали получать обоснования от наемных экономистов, пассажироперевозки предсказуемо подверглись гонениям, утрачивая былое величие и значение. Отменять электрички отныне принялись как попало, как удобно. Дырявое расписание сделалась нормой и общим местом. Но кривизна расписания абсолютно безопасна для сочинителей, ведь русский человек, известное дело, он ко всякому беспорядку привычен, приучен смолоду. Все стерпит, смолчит, войдет в положение. Поворчит недовольно минутку, но воспримет весть об отмене электрички с многовековым пониманием и соглашением. Или, если угодно, с евразийским достоинством. Не станет писать жалобу, искать правду, мутить воду. Вместо всего этого - он подождет. Зал ожидания для кого отстроили, спрашивается? Не для людей ли?
  Друзья-товарищи Денис и Димас уже ждали Никиту. Тот, запыхавшись, явился допустимо вовремя, на флажке, но тут же узнал, что спешил понапрасну. Не было в том такой уж нужды, в спешке. Электричка в поселок Нововолково, на которую так хотелось успеть, чтобы в ней поехать навстречу неизвестности выходных - отменена. Совсем. Другой такой уже не будет. Ну а двухчасовой обеденный перерыв соответственно начался досрочно, уже наступил. Какое это странное состояние все-таки, когда еще только что спешил, как очумелый мчал, а по прибытии получаешь позорный сюрприз из дополнительного времени - двухчасового простоя. Когда и ехать назад нет никакой возможности, смысла, а до ожидаемого отправления еще нужно себя чем-то изрядно занять. Народ у касс, натыкаясь на напористых кассирш непреклонных годов и узнавая противную весть об изменениях в расписаниях, то есть, по сути, о срыве намеченных планов, матюкаясь и бранясь, куда-то, тем не менее, стремительно исчезал, растворяясь в толпе ожидающих.
  Желая укротить время, друзья отправились в привокзальное кафе пить кофе, попутно вспоминая Кафку. Сходясь во мнении, что как было бы замечательно и справедливо, если бы подобное талантище можно было бы бросить на описание российских железных дорог... К тому же - земляк основателя проекта. И сколько сюжетов и эпизодов пропадает зазря - без адекватного письменного сохранения и переложения на литературные рельсы!
  Из телефонной будки голосил выше уровня приличия худой человек: "У меня проблемы? Это у тебя проблемы!". Давая излишний повод каждому случайному слушателю лишний раз вспомнить о своих проблемах... И это тогда, когда сами проблемы, при всей их кажущейся временности, переменности, решаемости, быть может, есть самое постоянное и неотъемлемое, пусть и непрерывно видоизменяемое, что бывает в человеческой жизни.
  А вокзал - он больше и железнее человека. Любая честная фотография это с легкостью зафиксирует.
  Вокзал служит людям дольше любого правительства. Он отогреет в мороз, остудит в жару, продаст бутылку с любимым напитком и уже подписанную открытку, если вдруг надо.
  Вокзал есть во многом то, что в нем уже перебродило и продолжает бродить до сих пор. Здесь плевок на полу и изысканная люстра под сводом - полярности человеческих возможностей и ценностей.
  Вокзал выстоял в самую лютую вечину. Чем не доказательство того, что хороших людей еще довольно достаточно, что ум за разум еще не заходит? Хотя прагматик увидит в вокзале лишь совокупность строительных материалов, технично сложенных в приличный вид, призванных удовлетворять людские прихоти и потребности. Человек иного склада увидит завершенное произведение искусства, умело поставленное на службу человечеству, уже ставшее живым участником и очевидцем неугомонной истории и ее предыстории; практически одухотворенным типом, архетипом, связующим звеном и посланием от предков к потомкам.
  Сам же вокзал, пожалуй, единственный, кто доподлинно знает цену своего молчания, долгую историю своей жизни - такого стойкого топтания на месте... И истории многих: великого множества людей, уже перебродивших свое, еще бродящих насквозь.
  Вокзал, как и пассажиры, не большой охотник бередить прошлое - средоточие сомнительных воспоминаний, собственноручных глупостей и старательных ошибок.
  Вокзал, подобно людям, не склонен к глубокому анализу настоящего, настолько постоянно непонятного, как будто только подготовительного этапа к чему-то большему, к завтрашнему.
  Вокзал тоже не знает, что будет дальше, даже на днях, но тешится неслучайностью всего. И терпеливо ждет, избегая характерных человеческих гаданий и терзаний, страданий и метаний. На то он и вокзал ожиданий.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"