Я стоял под дождем, весь вымокший и раскисший. В руке веревочка с желтым воздушным шариком. Дождик по нему - кап-кап, и шарик от этого вверх-вниз, вверх-вниз. Как поплавок. С шарика вода, как с гуся - все ему нипочем. Мои же брюки, рубашка - хоть отжимай. Майки нет - не лето, но самое начало сентября. Соски затвердели и бурыми пупырышками выпирают сквозь прилипшую к груди ткань. В ботинках хлюпает - но это если куда-то идти. А я стоял на месте. Уже пришел, куда хотел. Поэтому не хлюпало. Стоял и ждал. Дождь не прекращался. Уже дня три, наверное. Иногда шел сильнее. Иногда наоборот. А я ждал. Пятнадцать минут. Полчаса. Час. Или два. С обеда начал ждать. Ты вышла позже. Через час. Или два. Не скрою, в основном я рассчитывал на шарик. Я полагался на него. Уповал всей душой. Такой ярко-желтый и прыгающий - вверх-вниз, вверх-вниз - под дождем. По большому счету, я был таким же. Но с виду и не подумаешь. Не догадаешься ни за что.
Но вот ты вышла. Под ручку с незнакомым мне мужиком. На вид, особенно рядом с тобой, он казался стариком. Лицо большое и красное. С запасливыми щеками и многослойным подбородком. Конечно, этот мужик был моим ровесником, максимум лет на пять старше. Просто мне хотелось, чтобы он был стариком, годился тебе, скажем, в дедушки. Вот урод, подумал я. Мало того, что жирный и красный. То, что он жирный, я решил по лицу и кисти правой руки - больше ничего не говорило о его телосложении. Так вот, мало того, что жирный и красный, так еще и в кожаном плаще до пят и с зонтом - таким огромным, что вы оба легко умещались под его куполом. По морде этого гада я без труда догадался, что он не ждал тебя ни минуты. Сразу по-хозяйски зашел, взял тебя за руку, щелкнул кнопкой зонтика-автомата, и вышел. Я не обратил внимания, как он заходил, но это, судя по всему, случилось совсем недавно. Хочется думать, что когда он зашел, то не целовал тебя при встрече. И ты его тоже. Еще лучше, если он не поздоровался. Ни с тобой, ни с другими. Да, я прямо вижу, как он бесцеремонно толкает дверь ногой, входит, хватает тебя за руку и, не дав ни с кем попрощаться, выволакивает на улицу. Он, сволочь такая, сухой, как картофельные чипсы. Я же до ниточки.
У гада ножки коротенькие. Я смотрю, как вы идете, и кажется, что ко мне не приближаетесь. Конечно, вы идете вовсе не ко мне - это я стою у вас на пути. Сказать, что мое сердце разбилось? Ну, скажите, если так хочется. Лично мне так не показалось. По мне, так оно наоборот выросло настолько, что заполнило собой все внутреннее пространство грудной клетки, брюшной полости, влезло в дыхательное горло и затрепыхалось в барабанных перепонках. Вы подходите ближе - какие бы коротенькие ножки у толстяка ни были, землю он своими шажками все-таки крутит. В его начищенных до зеркального блеска туфлях бликами отражается серое небо. Вы настолько близко, что я это вижу. Я опустил глаза и посмотрел на свои ботинки. Да, тут он меня уел вчистую. Моя обувь в мутных подтеках, со сбитыми носами и стоптанными каблуками. В ней чавкает и хлюпает. Это если куда-то идти. И вообще, я стою в луже.
Поднимаю голову и вижу - на руке, которой боров сжимает ручку зонта, на безымянном пальце, на этой сардельке ясным солнышком светится золотое кольцо. Даже ярче, чем мой - вверх-вниз, вверх-вниз - воздушный шарик. Его кольцо тоже - вверх-вниз - поднимается и опускается вместе с рукой в такт его коротеньким шагам. Когда успел, сволочь! Я чуть не кричу. Смотрю на тебя - ты невозмутима, держишь его за руку, но смотришь прямо перед собой, как будто идешь одна, и на всей улице кроме тебя нет никого. Чушь, думаю, кольцо еще ничего не значит - может быть, он зашел за тобой первый и последний раз. Может он к тебе и отношения никакого не имеет - так, друг семьи. Ты же его никогда не целовала, правда? Лежа в кровати, когда выключается свет, ты же не говоришь ему спокойной ночи? Этому уроду с красной жирной мордой. А утром, проснувшись, ты же не желаешь ему доброго утра? Так хочется в это верить. Ты ведь умница. Такая самостоятельная и независимая. Ты ведь запираешь дверь туалета или ванной комнаты? А то я знаю, на что такие уроды способны - толкнут дверь, просто чтобы проверить или якобы по нужде. Потом улыбаются, щурят поросячьи глазки - и вот вам результат - уже размахивают перед носом пенной мочалкой и предлагают потереть спинку. Ты ведь умница! Ты же ему такого не позволишь. Даже войти в ванную, когда стоишь под душем. Я прав, ты же запираешься? Хочется верить, что если это кольцо на его пальце и имеет к тебе отношение, то... Что тогда? Тогда между вами, хотя бы, нет духовной близости. Вы почти не разговариваете. Ты его интересуешь, не больше, чем вещь. Мой желтый воздушный шарик, к примеру. Да, он с тобой не разговаривает. А то я знаю, какие сказки могут такие сказочники выдать. Даже если вы живете вместе, в одной квартире, в ней должно быть достаточно комнат - одна из них - твоя. Запирающаяся изнутри. Твоя крепость, где ни один мерзавец тебя не достанет.
Вы уже почти дошли до меня. Я жду, когда вы со мной поравняетесь. Что я тогда делать? Не знаю, но уж точно стоять по стойке смирно не буду. Твой взгляд скользит по мне не задерживаясь. Может быть, даже сквозь меня. Неужели, ты забыла, кто я? Как выгляжу? Как я тебя любил и люблю до сих пор? Больше всего на свете, больше жизни, больше... не знаю. Просто любовь к тебе - это я в оболочке из кожи. Так же как мой шарик - это газ в тонкой резиновой пленке. Да, все правильно, я - это любовь к тебе в человеческом обличье. Могла ли ты забыть, как нам было хорошо вместе? Возможно ли, что с кем-то тебе может быть лучше? Или так же? Никто никогда не сможет любить тебя так же как я, ведь я - это любовь к тебе, весь целиком. И шарик - вверх-вниз - кивает, он со мной полностью согласен. Нет. Ты меня помнишь. Просто сейчас ты идешь и спишь на ходу, погружена в мир своих мечтаний и грез. Я помню этот мир, я знаю его наизусть - помнишь? Мы придумали его вместе.
Он ведет за руку твое тело, но ты сама где-то далеко. А помнишь, ты заболела, и я днями и ночами сидел у твоей кровати. Ты улыбалась - специально для меня - говорила, что с тобой ничего не случится. Пыталась спровадить меня, заставить поспать хоть несколько часов. Ты меня любила, заботилась обо мне. Уверен, тебе наплевать на этого толстяка - выспался ли он, не болит ли у него живот, грустен он или весел. Расстояние между нами - три-четыре шага этой обожратой таксы. Я не думаю, что сказать - просто вытягиваю вперед руку. В кулаке зажата ниточка, на которой трепыхается желтый шарик. Но, не дойдя до меня этих несчастных шагов, ненавистный мужик резко сворачивает в сторону. И ты идешь с ним. Оказывается, эта дрянь припарковала свой огромный джипообазный драндулет возле тротуара. И я, как полный идиот, типа, стою и его охраняю. Черт! Жирный урод достает из кармана ключи. Машина приветствует его морганием фар и двукратным писком. Эта сволочь открывает перед тобой дверцу и ты садишься внутрь. Куда он тебя повезет? Домой ли? Или захочет тебя развлечь и самому развлечься?
Мразь! Ненавижу! Больше медлить нельзя! Одним прыжком я оказываюсь возле машины. Она такая большая и черная, а я такой маленький и бледный на ее фоне. С торчащими сосками и шариком. Не обращая внимания на мужика, я наклоняюсь, протягиваю ей веревочку - шарик парит чуть выше крыши автомобиля. Крошка, говорю я, вылезай. Пошли со мной. Давай, оставь его. Пошли. Пойдем, куда захочешь. На, возьми шарик. Смотри, он такой яркий и веселый. Видишь? Пожалуйста, пошли отсюда. Ты же знаешь, я тебя так люблю, крошка. Помнишь? Ты же помнишь! Малышка, давай! Она смотрит на меня своими огромными ясными глазами. Как будто бы удивленно - брови поднялись и скрылись под густой челкой. Боже, как она прекрасна! Кажется, сейчас улыбнется, бросится мне на шею. Обнимет и расцелует. И я никогда больше ее не отпущу от себя. Когда мы вместе, нам никто больше не нужен. Я говорю - правда, крошка? Нам ведь больше никто не нужен? Она молчит - вот-вот улыбнется. Я тянусь к ней с шариком. Хочу обнять, зарыться влажным и холодным, как у собаки, носом в ее пушистые волосы. Тут небо падает на меня, а я - на землю. На миг в глазах темнеет. Челюсть онемела. Я чувствую во рту солоноватый привкус крови. Псих ненормальный, ворчит мужик. Он поглаживает костяшки правой руки, сжатой в кулак. Я слышу, как захлопнулась дверь, с тихим гулом завелся двигатель. Под колесами - совсем рядом с моей головой - хрустнул песок. Машина уехала. Он ее увез. Я этого не видел. Только слышал.
Я лежу на спине, подо мной холодный мокрый асфальт. Смотрю в небо. Когда я упал, пальцы разжались, и я выпустил ниточку, связывающую меня с желтым воздушным шариком. Я лежу и смотрю, как он поднимается вверх - теперь только вверх-вверх-вверх, набирает высоту. Превращается в ярко-желтую точку на фоне алюминиевого неба. Идет дождь, облака ползут близко к земле и через несколько секунд шарик скрывается за ними. Я думаю, что если бы не упал, если бы остался стоять, то увидел бы это. Увидел бы, как черная машина, увозящая мою дочь, скрывается за поворотом. Точно так же, как желтый шарик скрылся за облаками.