В Исландии извергался вулкан с труднопроизносимым именем, и всю Европу обволокло пеплом и золой. Авиакомпании заливались горькими слезами, поскольку самолеты из-за плохой видимости летать не могли, в аэропортах стояло столпотворение, а на машины и другие виды наземного транспорта цены взлетели в поднебесье. Несмотря на весь этот хаос, нам удалось долететь сначала до Лондона, потом до Дохи и Катманду на лучшей авиакомпании, на которой когда-либо приходилось летать, под названием "Катар-авиа". При выходе из аэропорта Катманду, нас приветствовала толпа, предлагающая свои услуги, и было непонятно как среди этого моря лиц найти Текая, которого мы никогда не видели. Текай нас нашел сам, и мы приятно удивились, что он довольно-таки сносно говорил по-английски. Он оказался очень высоким молодым мужчиной довольно плотного телосложения, что не характерно для большинства непальцев. Текай производил впечатление очень улыбчивого человека, но потом мы поняли, что в Гималаях улыбаются почти все. Нас радушно приветствовали, надели на шею белые шарфы, а потом вдавили в маленькую тарахтящую машину, привязав наши вещи сверху на крыше. Текай сопровождал нашу машину на мотоцикле, и мы поняли, почему жители Катманду так любят этот вид транспорта, ибо наша машина сразу же застряла в пробке. Несмотря на попытки нашего водителя просочиться в полутораметровые щели между домами, наша машина не продвинулась ни на шаг пешехода. Мимо шествовали люди, и мы им очень завидовали. Было душно и жарко, пыль поднималась с неасфальтированной дороги и разъедала глаза, а от выхлопных газов перехватывало дыхание, и только разноцветные переливающиеся на солнце сари проходящих мимо женщин скрашивали наше первое впечатление от Катманду.
Гостиница оказалась маленьким оазисом в центре самого туристического квартала Тамел, изрезанного узкими улочками и уставленного прилавками торговцев сувенирами. Ходить по этим улицам страшно и сначала кажется равносильным самоубийству. Но потом привыкаешь и уже не шарахаешься в разные стороны от звонков велосипедов и сигналов мотоциклов, а стараешься только прижаться поплотнее к стенам домов, чтобы пропустить вперед самые разнообразные средства передвижения. К чему действительно трудно привыкнуть, так это к загрязненному воздуху, приходится дышать через марлевую повязку, которую можно купить здесь на каждом перекрестке. Ходишь в марлевом наморднике как инопланетянин, а вокруг снуют люди с открытыми лицами и при этом сострадательно на тебя посматривают. Вспоминаешь Москву в конце восьмидесятых и тех же самых иностранцев в намордниках, боящихся пить, боящихся есть, варящих яйца до умопомрачения и привозящих нам в подарок мыло и туалетную бумагу. Мы тогда смеялись над ними, а теперь смеемся над собой, но намордника не снимаем. С водой и электричеством здесь также плохо, как и с чистым воздухом, и по вечерам у уличных кранов с водой выстраиваются очереди непальских женщин с самыми разнообразными сосудами, в основном представляющими из себя пустые пластиковые бутылки из-под коки и других напитков, ведра и коромысла пришлись бы здесь очень кстати. Вечером внезапно погас свет в нашем номере, а оказалось, что отключение электричества - это часть жизни каждого жителя Катманду. Только имеющие генераторы крупные гостиницы могут позволить себе наслаждаться электроэнергией круглосуточно. В ресторане мы ужинали при свечах, и нельзя было даже рассмотреть национальное непальское блюдо под названием "долбат", представляющее из себя рис с овощами и чечевичной похлебкой. Непальцы едят его каждый день, и он им на удивление не надоедает.
Столица Непала расположена в большой долине, в которой живет около восьми миллионов человек, но несмотря на перенаселенность и плохую экологическую обстановку, сюда продолжают стекаться толпы людей с окружающих районов. Текай в конце нашего путешествия пригласил нас к себе домой, который он снимал на окраинах Катманду вместе со своей женой и шестилетним сыном. Наш проводник жаловался на дороговизну и сетовал, что в ближайшем будущем никак не сможет позволить себе купить собственный дом. Окраины Катманду производили противоречивое впечатление. Дышалось намного легче, чем в центре города и можно было даже снять свой марлевый намордник. Окружающий пейзаж наверное можно было даже назвать живописным - покрытые чахлой зеленью холмы, монастыри с красными крышами и золотистым орнаментом, но чего-то в этом пейзаже не хватало, что-то оставалось незаконченным и было видно, как беспорядочно, быстро и хаотично наступает город. Одни дома стояли недостроенными, хотя в них уже жили люди, а другие, совсем новые, уже казались обветшалыми, и тоскливо стояли, как рано состарившиеся и неоцененные по достоинству девушки из высшего общества. В доме Текая все было просто, в гостиной - ковер, телевизор и полка, на которой хранились фотографии и немногочисленные реликвии семьи. На кухне - стол и керосиновая печь. Отсутствие вещей было необычным и вызывало тоску и зависть. Тоскливо представлялся набитый ненужными предметами дом в далекой России, но в то же время воображение иссякало, стараясь нарисовать себе беспредметную жизнь в этом доме в Катманду.
Вообще кажется, что в Катманду богам живется намного лучше, чем людям. Для них строят храмы, а в индуистских храмах даже жертвоприношения до сих пор приносят, и брахманы тут же сидят и шепчут, как шаманы, заклинания. Хоть иногда и пробирается простой смертный в боги, как, например, выбираемые здесь из девочек богини Кумари, да и то только на короткий срок, а платить за свой олимп им приходится всю жизнь безбрачием. Так кажется нам, привыкшим к комфорту, привязанным к вещам и связанным многочисленными обязательствами. А тут же на улице, в грязи и вони живут святые старцы "саду" и, хотя они далеко не святые и ссорятся друг с другом и туристами из-за денег, "саду" беззаботны и у них куча свободного времени. А простые люди как и везде очень приветливы и всегда готовы помочь незадачливым туристам, к которым во всех странах относятся как к большим детям.
Грязь мы старались не замечать, и сильный аромат благовоний ударял в нос и глушил другие запахи. Мы простились с центральной площадью Дурбу, и нас долгим каменным взглядом проводил священный бык, погребенный по самые рога под грудой щебня.
29 апреля, Катманду-Лукла, 2800м
На маленьком самолете, рассчитанном на десять-пятнадцать пассажиров, мы летели в Луклу. У пилотов к переднему стеклу был прикреплен GPS, и самолет умело огибал грозовые облака; справа по курсу бил в стекла град, а с другой стороны сияло солнце. Мы парили по ущелью, почти касаясь крылом самолета его отвесных каменных стен, но тут внезапно в поле зрения показался маленький аэропорт, и самолет внезапно приземлился на очень короткую посадочную полосу, круто уходящую вверх по склону. Нас приветствовала надпись "Добро пожаловать в аэропорт имени Эдмунда Хилари", и нам в дальнейшем много раз на пути попадались места, связанные с его именем. Эдмунд Хилари вместе с Тензингом Норгвеем первый забрался на Эверест, но это в глазах шерпов была далеко не единственная его заслуга, да и не заслуга вообще, ибо по понятиям шерпов забираться в горы, рискуя жизнью и терпя лишения и невзгоды, очень глупое занятие. Хотя что говорить, благодаря своим горам и этим глупым альпинистам, у шерпов есть сейчас главный источник дохода - туризм, который принес им относительный материальный достаток, которого и в помине нет у южноамериканских индейцев, живущих на той же высоте. Эдмунд Хилари не ограничился только тем, что забрался и спустился с Эвереста, вернулся к себе домой в Новую Зеландию и забыл про Гималаи и шерпов. Напротив, он стал главным защитником и покровителем шерпов в мировом сообществе, строил школы и больницы, и долгое время жил среди них. Именно он построил этот аэропорт, и непросто дал на это денег, а сам его спроектировал и активно участвовал в его строительстве. В отличие от Эдмунда, которого шерпы боготворят, Тензинг Норгвей не добился такого признания и сильно пил, тосковал и довольно рано умер. Более того, перед смертью он сказал Эдмунду Хилари, с которым они оставались друзьями, что жалеет, что забрался на Эверест. Два человека, две разные судьбы, но гора одна.
При выходе из самолета нас окружила группа шерпов, предлагающих свои услуги в качестве носильщиков и проводников. Вскоре к нам, улыбаясь, подошел наш носильщик, друг Текая, он едва доходил мне до плеча и был тоненьким, как тростинка. Мы с сомнением переглянулись между собой, но не подали виду, в конце концов ему досталась легкая ноша - всего навсего мой рюкзак, Алеша нес всю дорогу свой рюкзак сам. Не раз потом нам приходилось видеть, как к нашему носильщику подходили другие шерпы, поднимали мой рюкзак и потом отходили, посмеиваясь. Если обычная для носильщиков поклажа весит восемьдесят килограммов,, то вес моего рюкзака едва доходил до двадцати. Текай представил нам Дурге, так звали нашего портера, как своего брата, и только позднее мы узнали, что никакого кровного родства между ними нет, а все мужчины одного клана называют друг друга братьями. Дурге и Текай принадлежали к "тамангам" - народности, близко родственной шерпам, но проживающей значительно ниже Луклы. И те и другие несколько веков назад пришли из Тибета и осели в разных районах ледника Хумбу и близлежащих долинах, сейчас же здесь живет около двухсот тысяч человек.
Дурге на очень ломанном английском объяснил нам, что у него жена и двое детей, и он был очень рад этой возможности заработать. Он три дня добирался пешком до Луклы из своей маленькой деревни, расположенной далеко внизу в долине, ибо за отсутствием других видов транспорта, расстояние здесь измеряется в днях пути. С неизменной своей улыбкой Дурге взвалил на спину перевязанный веревкой рюкзак, впрягся головой в веревочный хомут, и только мы его и видели. Мы так никогда и не поняли смысл этого традиционного головного хомута, хотя и пытались самолично испытать его, но вспомнились бурлаки на Волге и мы примирились.
Лукла нас приятно поразила своей чистотой, порядком и свежим воздухом, такой контраст с грязью и беспорядочностью Катманду. Добротные каменные дома с яркими крышами и наличниками, в дверях этих домов стояли женщины в традиционных одеждах, в юбках с полосатыми передниками и цветастых платках на голове. Внизу в долине виднелись аккуратные прямоугольники полей, монастыри и горная река Дудкоси. Совсем не так выглядили поселения района Хумбу на фотографиях пятидесятых годов, на которых серые мрачные дома служили фоном для гнущих на полях спин шерпов. Как картошка изменила к лучшему экономику шерпов сто лет назад, так туризм стал составной жизнью шерпов в наши дни.
В долине Хумбу туристы могут переночевать либо в палатках, либо с относительным комфортом в чайном домике. Чайные домики обычно принадлежат шерпским семьям и представляют из себя маленькие гостиницы с отдельными комнатами в спартанском стиле, похожими на купе поезда только без верхних полок. На нижних полках лежат матрасы, на которых можно раскинуть спальные мешки и на стенных гвоздях развесить свои вещи. Чайные домики могут сильно отличаться по своим удобствам, а некоторые даже имеют собственный туалет в номере (этого комфорта не наблюдается выше четырех километров), но цена у них всегда одна - 3-4 доллара за ночь. Это приятно удивляет и восхищает туристов, ведь на такой высоте за крышу над головой люди готовы заплатить любые деньги. Чаевым здесь удивляются, и если и берут их, то со скромностью и без требовательного ожидания как в больших городах, где от попрошаек и назойливых торговцев трудно куда-либо скрыться. Еда в чайных домиках стоит несколько дороже, чем ночлег, это и понятно, ведь многие продукты заносятся сюда из долины на плечах шерпов. Только картошку, гречку и некоторые другие немногочисленные овощи выращивают на месте. Мясных блюд здесь мало, мясо обычно сушеное, а свежее достать почти невозможно. По законам и традициям буддизма убивать животных запрещено, и мясо приходится приносить из долины, что в нескольких днях пути. Основу меню составляют макароны, рис и, конечно, картошка в самом разнообразном виде. Свежих фруктов в это время года еще никаких не было, зато мы попробовали местный знаменитый пирог с печеными прошлогодними яблоками.
Лукла-Факдинг, 2650м.
Из Луклы мы бодро отправились в путь и за четыре часа дошли до Фактинга. Дорога петляла по крутому склону реки, то спускаясь вниз, то поднимаясь вверх в гору и пересекая несколько раз речку по висячим мостам. Эта маленькая речка Дудкоси, прорезавшая такую обширную долину, еще много раз вставала преградой на нашем пути, и чтобы перейти через нее нам приходилось то долго спускаться, то столько же потом подниматься по противоположному берегу. Это было вдвойне обидно, ибо после трудного подъема мы оказывались на той же высоте, с которой начали и практически не продвигались вперед по географической карте. В Фактинге мы остановились в чайном домике, хозяйкой которого оказалась милая шерпская женщина, работавшая в бытность свою поваром в альпинистких экспедициях. Работать на альпинистов - это неплохой источник доходов для шерпов, и одна из самых зажиточных деревень в районе Хумбу под названием Хумджунг славится своими шерпами-скалолазами. Многие из них эммигрируют отсюда потом в Америку, Австралию и другие страны и становятся чистильщиками небоскребов - так с гордостью сообщают оставшиеся в Хумджунге их родители.
Почти в каждой деревне, если хорошо поискать, обязательно можно найти монастырь, который почти всегда находится в самом малодоступном месте, где-нибудь на самом-самом верху. В Фактинге у нас еще было достаточно сил, чтобы пойти посмотреть на местную достопримечательность после ежедневного перехода. Шел мелкий моросящий дождь, и разноцветный монастырь тоже выглядел уныло. Во внутреннем дворике мы встретили молодого человека, в джинсах и с мобильником, но во всем остальном он чем-то походил на монаха, наверное прежде всего своей бритой головой. Монахов среди шерпов становится все меньше, и в этом монастыре их осталось всего шестнадцать человек. Раньше шерпы отдавали старших сыновей на служение Будде и Римпоче, сейчас же эту традицию почти отменили. Еще не раз на нашем пути попадутся монахи, и никто из них не произведет на нас впечатления оторванных от жизни, рассеяных и самопогруженных служителей высоких идеалов. Напротив, монахи здесь деятельные, шагающие из деревни в деревню с рюкзачком за плечами, проводящие церемонии, собирающие деньги на пожертвования, благославляющие и молящиеся за благосостояние своих сородичей.
30 апреля, Фактинг - Намче Базар, 3450 м
Шли больше семи часов, а бодрости хватило только на первые три. После пятого перехода через реку по колышущемуся на ветру пронянутому над бездной мосту, дорога пошла круто вверх, и нам пришлось подняться до Намче-Базара, предолев перепад высот в 800 метров. На нашем пути попадалось много самых разнообразных путников и туристов и деловых людей, последние из которых целеустремленно и упорно тащили на своих плечах самые невероятные поклажи. Невероятные не только по размеру и весу, но и по всему назначению. несущих на продажу на субботний базар в Намче самые разнообразные продукты, недаром эта деревня называется базаром. Пути иммиграции из Тибета и из Китая в Тибет проходят именно здесь. Тонкой струйкой ползут вверх вереницы "джопкио" - гибридов яка и коровы, "коровяков", как мы их называли. Они нагружены товарами, но самая большая поклажа все же на плечах шерпов, - кто-то тащит холодильник, а кто-то коромысла из кастрюль и кухонной утвари. Иногда можно встретить женщин, согнувшихся и медленно переставляющих ноги, обутые в стертые дешевые сандали. На плечах, а вернее на головах у них трапецеевидные корзины. Останавливаясь на привал, они не тратят времени на их снимание, а подставляют под их дно специальные подставки в виде буквы "т" и так и отдыхают, стоя. Многие уже прошли несколько дней пути и выручка их составит в среднем доллар или тридцать рупей за килограм товара.
По середине крутого подъема в Намче мы сделали длительный привал, и увидели подходящего к нам мальчика на вид лет восьми с большущей корзиной за плечами. Мальчик поставил корзину на землю и сел отдохнуть, а Алеша подошел к корзине, чтобы поробовать ее на вес и с трудом смог ее поднять. По оценкам эта корзина весила около пятидесяти килограммов. Оказалось, что мальчику двенадцать лет и идет он на базар, чтобы заработать немного карманных денег. Мы поцокали языками, а буддистская монахиня, направляющаяся в монастырь Тенгбоче, неодобрительно прокомментировала "Дети должны в школе учиться, а не участвовать в коммерции".
Вступив на территорию Намче, мы зарегистрировались на военном пункте, ведь здесь недалеко проходит граница с Тибетом.
1мая, Намче Базар
Горную болезнь я изучила теоретически еще до поездки в Непал, и и поэтому для меня не было неожиданностью, когда на высоте трех с половиной километров я испытала это состояние на практике. Ночью заболела голова, отяжелела и отекла, так что трудно было ею двигать. Утром тошнило и каждый шаг давался с большим трудом. Хорошо еще, что весь этот день мы отдыхали и старались получше акклиматизироваться к высоте. По мере подъема в горы кислорода становится все меньше и меньше, и на высоте пяти километров его содержание в атмосфере в два раза меньше, чем на уровне моря. Как ни удивительно организм и к такому может привыкнуть, но у всех привыкание происходит по-разному. Почти не имеет значения физическая выносливость, и спортсмены зачастую акклиматизируются медленнее, чем астматики. Классический пример этому - удивительная приспособляемость и выносливость страдавшего в детстве астмой Александра Букреева, который холодной ночью мая 1996 года на высоте больше восьми километров спас нескольких туристов, затерявшихся в пурге при спуске с Эвереста. Измученный бескислородным восхождением на самую высокую вершину мира, он был единственным, кто все же отважился в ту трагическую ночь вылезти из своей палатки и пойти в темноту, в метель, в никуда на поиск людей.
Горную болезнь лучше всего лечить движением, и мы в этот день прогулялись "за город" и смотрели как формируются прямо на глазах облака в горах: из расщелин поднимается еле заметный туман, который по мере продвижения наверх превращается во все более плотные структуры. И вот уже смотришь - а в небе повисло веселое облачко.
А вечером мы сидели в общей комнате нашего чайного домика, в центре комнаты весело горел и трещал огонь в печке, которую когда-то в России называли "буржуйкой", и хозяйка изредка подбрасывала в печку засохшие лепешки яка, ведь за неимением больших деревьев на такой высоте, здесь все идет в дело. Хозяин дома, Дордже, рассказывал о своей жизни, о том, как он помогал сначала альпинистам в Непале восходить на вершины, а потом бизнессменам в Японии строить горные отели. Радушный хозяин, открытый и разговорчивый человек, Дордже очень гордился благосостоянием своей семьи, и мы на обратном пути с удовольствием опять остановились в его доме.
2 мая Намче Базар - Хумджунг, 3800м
Переход из Намче Базара в Хумджунг начался с крутого подъема в гору и после того, как мы, еле переводя дыхание в прямом смысле этого слова, дотащились до вершины, нас перегнала веселая стайка школьников лет семи. Оказывается, этот путь туда и обратно в школу они проделывают каждый день. Выносливость шерпов поражает и восхищает, особенно, когда воочию в этом убеждаешься, недаром при отборе в английскую армию для непальцев пришлось повысить стандарты физического теста, прежний оказался для них слишком легким. Наемные солдаты английской армии "гурки" славятся своей отвагой и непобедимостью, их здесь очень почитают, и их зарплата является одним из основных источников дохода страны, не считая, конечно, туризма. По пути в Хумджунг мы остановились посмотреть на построенный японцами отель, из которого в хорошую погоду открывается вид на Эверест. В этом отеле всего двенадцать комнат, но зато они с обогревом и кислородными масками - небывалая роскошь для этих высот и этих широт. Построен отель в основном для богатых японцев, которые прилетают сюда на вертолете, проводят ночь в кислородных масках, утром, если повезет с погодой, смотрят на Эверест и потом благополучно возвращаются в Катманду.
На высоте около четырех километров начинаются альпийские луга, на которых в апреле только зацветают примулы и дикие ирисы. Луга сменяют небольшие перелески с рододендронами и красноствольными березами, можжевелывами кустами и вересковым подлеском. Спустившись с холма, на котором стоял этот отель без постояльцев, мы вступили в деревню Хумджунг. Прошли мимо буддистской белой ступы -в каждой деревне имеется такая или похожая - миновали загоны для яков, которые обитают только высоко в горах, и подошли к местному монастырю. По пути нам попалось несколько пожилых шерпов, с которыми наш проводних сердечно обнялся. С этого дня началось наше знакомство с шерпами-восходителями, шерпами-скалолазами, - Хумджунг так славится ими. Один беззубый шерпа поднялся на Эверест пять раз, другой поднимался несколько раз на Лхотце и другие восьмитысячники. Хотя шерпы в основном считают альпинизм очень глупым занятем и веками жили в горах, не думая на них забираться, сейчас восхождение на Эверест для шерпов -скалолазов является чем-то в роде дипломом о высшем образовании, и таким дипломом брезговать не приходится.
Пошел мелкий моросящий дождь, и мы укрылись от него под крышами монастыря. Любезные монахи провели нас в молитвенную комнату и показали нам скальп йетти. Монастырь очень гордится этим скальпом и поэтому содержит его под большим замком и показывают его через стеклянную стенку, так что трудно даже понять, что же там такое.
3 мая, Хумджунг-Дибоче, 3900м
Спускались пятьсот метров до реки и столько же поднимались потом вверх до Тенгбоче, где находится самый старый и известный во всем мире монастырь. Чудное место выбрали монахи - на небольшом плато, утопающем в цветущих рододендронах, между нескольких долин, с дух захватывающим видом на Эверест и Лхотце. Погода в горах меняется прямо на глазах, еще пять минут назад ярко светило солнце в безоблачном небе, а сейчас уже идет дождь, и ничто не предвещает ясного дня. Когда мы подошли к монастырю, сразу же пошел дождь, похоже, это здесь такая закономерность - монастыри притягивают плохую погоду, чтобы во всех других местах светило солнце. Мы решили пройти немного дальше до Дибоче, где находится женский монастырь, и надо сказать, что монашки дружат с монахами Тенгбоче, а зачастую дружат так сильно, что вступают в браки. Из Тенгбоче в Дибоче мы шли по сказочному лесу и в этом лесу увидели сказочного зверя с мордой кенгуру и телом большого зайца, так называемого мускатного оленя. С красноствольных берез свешивался длинными нитями лишайник, которым здесь набивают подушки и используют в качестве мочалок. Березы с еле пробивающейся в апреле зеленью не могли поспорить в своем бедном одеянии с роскошными рододендронами, пестреющими алыми, малиновыми, желтыми и синими красками. Над лесом виднелись снежные вершины гор, кажущиеся исполинскими. Но стоило разойтись облакам, и мы поняли, что то, что казалось исполинским на самом деле было лишь предгорьями настоящих снежных гигантов. Эти гиганты- восьмитысячники встают перед тобой как-будто в другом измерении, и ты запрокидываешь далеко голову назад, чтобы в восхищении на них полюбоваться.
4мая, Дибоче-Дингбоче, 4350м
Дорога в Дингбоче извивалась вдоль склона, обрывающегося и уходящего куда-то вниз к горной реке. Мы медленно поднимались по дороге вверх и уже не было видно ни рододендронов,ни берез и только низкорослые можжевельники и туи покрывали скалистые горные отроги. За нашей процессией меланхолично наблюдали горные козлы, развалившиеся в самых изнеженных позах на самых труднодоступных каменных карнизах. Вездесущие юркие тушканчики торопились по своим делам, перебегали через нашу дорогу и путались под ногами. Мы к этому времени уже довольно хорошо акклиматизировались и шли если нельзя сказать, что бодро, то по крайней мере не сбивая темпа. Постоянно хотелось пить и приходилось нести с собой по несколько литров воды.
В Дингбоче мы нашли всего несколько домов с сельскохозяйственными полями и выгулами для яков. Раньше люди жили здесь только летом, когда пасли яков на высокогорных пастбищах. С приходом туристов даже на этой большой высоте появились более менее постоянные поселения, хотя шерпы покидает эти деревни, чтобы по местным обычаям не тревожить дымом очагов и вообще разными продуктами жизнедеятельности местных богов. Богам дают передышку только на два месяца в году. Особенно почитается в долине Хумбу священная гора Хумбуюлла, и забираться на нее строго запрещено. Эдмунд Хиллари вопреки протестам шерпов попытался на нее взойти и не дойдя до вершины сломал руку. Говорят еще легко отделался.
В Дингбоче мы сильно замерзли и несмотря на то, что я лежала в спальнике и под двумя одеялами, меня била дрожь, и даже бутылка с горячей водой не очень помогала. Это известный в Гималаях способ согреться, когда наливаешь кипяток в бутылку, засовываешь ее в носок и кладешь в спальник. Такие бутылки называют здесь "зимними женами". В Дингбоче нас напоили настоем из облепихи, это одна из немногих ягод, а может и единственная, которая растет на такой высоте. Здесь же мы повстречались с первыми туристами, страдающими довольно тяжелыми приступами горной болезни и вынужденными спускаться вниз, в общем до базового лагеря доходит только половина из тех, кто стартовал из Луклы.
5 мая Дингбоче-Тукла, 4700м
Этот день предназначался для отдыха, но вместо этого мы уговорили нашего проводника Текая дойти до Туклы, чтобы разбить на две части трудный переход из Дингбоче в Лобуче. Перепад высот между этими двумя пунктами составляет больше шестисот метров, а на такой высоте не рекомендуется в один день подниматься больше, чем на триста или на четыреста метров. И к тому же у нас не было ни мешка Гамова, ни большой аптечки, которые обычно тащили шерпы для больших туристических групп. Некоторые такие аптечки представляли собой огромные ящики, намного превосходящие обычные поклажи шерпов, особенно бросались в глаза большие аптечки японцев, а последних трудно было не заметить из-за их ярких многоцветных костюмов.
Мы были рады оставить пустынный холодный Дингбоче и за несколько часов дошли до Туклы. В Тукле имеется только один чайный домик и содержится он далеко не в идеальном порядке за отсутствием какой бы то ни было конкуренции. Несмотря ни на что, Тукла - это удивительное место. Поскольку в комнатах сидеть холодно и противно, да и электричества кроме как в столовой нигде нет, все постояльцы собираются вокруг единственной печки, и в полутемном кругу каждый рассказывает про свою жизнь. Вокруг висят мокрые носки, перчатки и некоторые даже решаются вывесить мокрые предметы своего нижнего туалета. И все это создает атмосферу открытости и доверительности, кому еще поведаешь о своей жизни и пожалуешься, как не незнакомому человеку на высоте пяти километров. Самые обыкновенные и в тоже время удивительные личности отправляются в Гималаи. Мы встретили двух медсестер, не подозревавших о существовании друг друга, но у которых были удивительно схожие судьбы, приведшие их в эту отдаленную точку земного шара. Обе были американками, никогда в жизни не бывавшие за пределами своего штата и тут вдруг сразу - Гималаи. Наслушавшиеся разговоров тяжело больных и старых людей об их несбывшихся мечтах, о зря потерянном времени и о безвозвратности ушедших лет, эти медсестры, уже немолодые и никогда не занимавшиеся альпинизмом решают осуществить свою заветную мечту - побывать в Гималаях. Несмотря на многие препятствия, они все же туда доходят и потом позже покидают Гималаи с сожалением и грустью, наверняка когда-нибудь судьба опять приведет их своими немыслимыми тропами в это удивительное место.
6 мая, Тукла-Лобуче, 4950м
Сразу после Туклы начинается крутой подъем вверх, на котором ломаются даже самые выносливые. Приходится пробираться через большие глыбы камней и думаешь только о следующем шаге. Весь мир схлопывается до узкого пространства, очерченного твоим взглядом и направленного только под ноги. Видишь камни и опять камни, и твой мозг с завидной ритмичностью отмечает про себя - "вот камень, а вот другой". Весь мир кажется собранным из одних камней, и ты бредешь неведомо куда по этим камням, и нет им конца и краю. В конце крутого подъема мы неожиданно вышли на большую площадку, уставленную по переферии обелисками в память о погибших альпинистах и шерпах. В Гималаях не принято ставить надгробные памятники в местах захоронений, и в старые времена тела умерших оставляли незакопанными на съедения зверям, потом кости собирали и где-нибудь ставили тур из камней или обелиск в память о человеке. Эти символы памяти выглядят не так тоскливо и зловеще, как надгробия на кладбищах, а колышащиеся на ветру разноцветные молитвенные флаги вызывают лишь грустные философские думы.
В Лобуче мы остановились в самом шикарном по здешним понятиям отеле. Около него стоял ветряк, а не солнечные батареи, как обычно, и поэтому можно было даже ночью наслаждаться всеми благами электричества, а не пробираться в туалет по темным закоулкам. Мы так привыкли к комфорту, что без него уже не можем обойтись, хотя и представляемся себе ни от кого и ни от чего не зависящими индивидуумами. Туалет без слива нам трудно даже вообразить, а когда оказываешься ночью, почти в полной темноте наедине с доверху наполненной водой бочкой и маленьким кувшином и еще чем-то, тогда ты в полной беспомощности, предоставленный самому себе, в полном изнеможении наполняешь и опорожняешь кувшин, и это занятие кажется тебе бесконечным. Потом ты еле плетешься в свою комнату и залезаешь в успевший уже охладиться спальник, чтобы через полчаса повторить эту процедуру опять. На большой высоте водный обмен в организме резко меняется, и успешная акклиматизация неизменно сопровождается непрерывной циркуляцией воды в организме. К тому же, если принимать лекарство помогающее от горной болезни - диамокс, то пить и бегать по темным закоулкам ночью приходится до бесконечности. В Лобуче мы повстречали канадца, бывшего полицейского, который путешествовал в одиночку. Он пожаловался нам, что не мог спать ночью, потому что прибывшая накануне группа врачей-альпинистов, напившаяся, как полагается врачам диамокса, всю ночь бегала в туалет мимо его комнаты, причем по его словам это было больше похоже на эстафету, чем на потребность освободиться от излишней жидкости.
Столовая в нашем "отеле" напоминала клуб альпинистов, альпинистов всех рангов, сортов и национальностей. Были среди них и те, которые готовились к подъему на Эверест и спускались, чтобы отдохнуть на более умеренных высотах, ибо всем было ясно, что в ближайшее время погодные условия не будут благоприятствовать подъему на вершину. Природа только на короткое время позволяет людям украдкой забежать на Эверест, поставить вымпел или флажок и также быстро исчезнуть. Это окно предоставляется два раза в году, в начале весны и осенью, обычно же на вершинах восьмитысячников дуют ветры со скоростью больше ста километров в час.
7 мая Лобуче-Базовый лагерь Эвереста, 5360м
Ночью выпал снег, и когда мы вышли наружу, то не узнали окружающий пейзаж, он показался намного жизнерадостнее, чем накануне. Но не так жизнерадостно было моё тело, напротив, именно в Лобуче оно начало подавать признаки беспокойства и желание поскорее спуститься вниз. И не только тело устроило забастовку, мозг рисовал картины теплой мягкой постели и ванны с пеной и ещё много такого, о чем мне вспоминать тогда совсем не стоило. Подъем вверх, к илюзорному базовому лагерю представлялся лишенным всякого смысла, зато спуск вниз был преиполнен самого высокого значения и казался единственным логическим решением в данной ситуации. Вокруг нас окружали холмы, хотя некоторые из них, как, например, Калапатар, возвышались над уровнем моря почти на пять с половиной километров. Внизу между холмами, виднелись языки ледника Хумбу светло серого цвета. Ледник менял свои очертания, и по мере нашего продвижения наверх становился все более грандиозным и около базового лагеря превратился в нагромождение ледяных торосов, возвышающихся на несколько сот метров над трещинами глубиной в километр. Маленькие люди, прокладывающие по леднику лестницы и протягивающие веревки казались маленькими черными точками и запятыми на чистом белом листе бумаги - знаками препинания природы, и только. Базовый лагерь представлял из себя разноцветный город из палаток и самых разнообразных надписей, одни надписи предостерегали подходить слишком близко, другие рекламировали свои самые искренние намерения забраться на Эверест. Стоял самый разгар сезона подъема на самую высокую вершину в мире, и в лагере было множество экспедиций и около нескольких сотен людей. Покидать базовый лагерь можно было без сожаления, ибо он не был ни начальной, ни конечной целью нашего путешествия.
8-12 мая, спуск вниз
Спускаться вниз оказалось намного труднее, чем я думала. Переходы при спуске вниз длиннее, чем при подъеме, да и тело уже порядком устало и требует отдыха. А может организм мобилизуется, когда лезешь наверх и расслабляется при спуске, только шерпы говорят тоже самое. Что действительно радует, так это повышенное содержание кислорода в воздухе! Ты идешь и поешь "Да здравствует кислород! Кислород - это жизнь!" Ниже четырех километров природа резко меняется и ты опять вступаешь в сказочный лес , расцвеченный рододендронами. По пути мы посетили монастырь Тенгбоче, но нам он показался таким же, как и все остальные монастыри, может, чуть больше и побогаче и не таким разрушенным как другие. С монахами мы познакомились поближе не в монастыре, а в доме Дордже в Намче Базаре. Когда мы дотащились до Намче Базара (этот переход из Дибоче показался бесконечным) и поселилсь в комнате на втором этаже, оказалось, что нашими соседями являются монахи, всего около двадцати человек. Дордже пригласил их помолиться о благополучии своей семьи. В молельной комнате, вдоль стен, на покрытых коврами скамьях сидели монахи и читали священную книгу пастух. Каждый бубнил молитву на свой лад, и от этого в комнате стоял беспорядочный гул, но никому кажется не мешал. Перед каждым монахом лежали высокие стопки толстых листков бумаги с молитвами и судя по высоте мы решили, что им придется молиться по крайней мере несколько дней. Монахи оказались неугомонными и добросовестно отрабатывающими заработанные деньги. Промолившись целый день, они поужинали, и когда все постояльцы улеглись спать, монахи стали дудеть на больших трубах и бить в барабаны. Такой какафонии я в жизни не слышала, но удивительно, может эта музыка была призвана отгонять злых духов, только мы под нее очень быстро заснули и видели чудные сны. В Намче Базаре я попросила сварить мне немного овощей, но только не картошки, так соскучилась по чему-нибудь зеленому или оранжевому. Жена Дордже наскребла пол-тарелки морковки, капусты и лука. Вспомнился рассказ Жженова "Саночки", в как он просил прислать себе немного "жиров" в ссылку.
Остальная часть спуска прошла без происшествий и мы уже стремились поскорее в Катманду, где можно было отдохнуть в комфорте. В Лукле мы залезли в самолет и полетели над самыми высокими пиками Гималаев, многие из которых мы так и не смогли увидеть снизу. Бросив прощальный взгляд на снежных великанов далеко внизу, мы пожелали им мирного сна.