Аннотация: Человек не просто существует в мире,он является его частью.
"Разгорается в лугах лето красное,
Ты опять мне говоришь, что мы - разные,
Видишь, к ягодке одной вместе тянемся?
Это значит, мы с тобой не расстанемся."
Словно красная букашка, перемещалась "девятка" по окрестным грунтовым дорогам. Остались где-то далеко позади пахучие сосны, исчезла за очередным поворотом серебристая прозрачная речушка с беловато-серыми камешками на берегу, раскинулись на все четыре стороны разноцветные, словно бабушкино узорчатое одеяло из лоскутков, луга и поля.
Из динамиков доносилась любимая лирическая песня в исполнении Ольги Зарубиной, и Ника тихонько подпевала:
"Земляника, земляника, нашу жажду утоли!
Только слаще земляники губы нежные твои."
Ника бросила короткий взгляд на девчушку в спальном коробе. Спит Дуняшка - ее маленькая любимица. Да и Алёшка, утомленный однообразной качкой, давно уже дремлет, привалившись плечом к дверце и подперев голову рукой. И сестренку его Леночку сон сморил.
На душе у Ники было хорошо. Езда всегда навевала ей легкие текучие мысли. Они мелькали, не тревожа, не печаля, как разноцветные пятна за стеклами машины, вселяя умиротворение и спокойствие.
Ника улыбнулась. Голубело небо, белыми спиралями разбегались в разные стороны пушистые облака, полыхало вдоль дороги лилово- сиреневое пламя цикория, а солнечный воздух, казалось, переливался тонким сладостным ароматом цветущих трав. Она глубоко вздохнула.
-Что, всё надышаться после столичного смога не можешь?- усмехнулся в усы отец.
Ника согласно кивнула головой:
-Когда в полях- такое разнотравье, воздух медом пахнет.
-Это точно, хоть половником черпай наш воздух и пей досыта, пока голова не закружится. Ну-ка, доча, глаза на минутку прикрой.
И выросла неожиданно, резко, неправдоподобно на взгорке посреди поля церковь: стройная, высокая, почерневшая от времени и вандализма. Зияли темные проемы окон и дверей, открыты были всем четырем ветрам огромные полуовалы звонниц. Стояли крепкие, полностью сохранившиеся беленые известью краснокирпичные стены, они даже были обиты снаружи местами старыми металлическими листами. Только не было ни золотистых, ни поржавелых куполов с крестами. Сняты были кем-то в старо-старо-давние времена.
-Сто пятьдесят лет церкви. С двадцать пятого года стоит неприкаянная, никому ненужная. Пытались сжечь, но она в огне не сгорела, лишь прокалилась, еще крепче стала. И дороги к ней почитай уже лет тридцать нет, да и до ближайшего поселка пешком часа четыре идти.
Отец остановил "девятку" посреди огромного косогора, на котором толпились маленькой группкой заросли сирени и крупные тополя.
- Вот оно наше родовое гнездо-Федоровка. Три десятка домов здесь когда-то в пятидесятых стояло. Тут я, Никуля, родился, тут детство и юность мои прошли. А потом, в семидесятых колхоз укрупнили и переселили всех жителей в поселок, за двадцать километров отсюда.
Заглушив мотор, он неторопливо распахнул дверцу машины и тяжело вздохнул:
-Ничего не осталось за тридцать пять лет: ни колхоза, ни деревни. Только деревья, что отец с матерью посадил, да родник в ложбине, из которого воду носили. Давай передохнем тут с полчасика и дальше в путь двинемся, мать уже заждалась, поди...
Коляску со спящей Дуняшкой Ника неторопливо прикрыла тюлевой занавеской, откатила в тенек.
Крупная земляника ярко краснела под ногами. Алёшка выпрыгнул из кабины, присел на корточки и стал собирать ягодки прямо в рот. Леночка вприпрыжку бегала по косогору, нюхала травы.
Ника уселась прямо на траву, аккуратно срывала тонкие стебельки с рясными ароматными ягодками, собирала их в пучок, словно ландыши. А вокруг всё стрекотало, жужжало, звенело, щебетало. Теплые солнечные лучи приятно щекотали кожу.
Ника подставила лицо солнцу, закрыла глаза, и сквозь прикрытые веки вдруг почувствовала, как пронизывает, заливает, заполняет живительный красный водопад света не только ее, но и землянику, косогор, всю округу. Ей показалось, что она дышит этим светом, растворяется в нем, сливается с ним в единое целое. Всем своим телом Ника чувствовала теплое дыхание земли, пьянящий аромат дымчатой душицы, звездчатого зверобоя.
И в глубине ее души пробуждалось знание, знание того, что она не просто существует в этом мире, а является его частью. И независимо от того, в каком месте земного шара она, Ника, будет находиться в ней, всегда будет существовать неуловимое чувство принадлежности к этой земле. К земле ее предков. Зашептали ее губы горячие слова благодарности солнцу, небу, облакам, ветру, земле, жизни, словно молитву.
Окрыленная, полная счастья и благодати Ника открыла глаза: мир словно изменился, краски стали ярче, насыщеннее. Косогор ровно мерцал разноцветными искрами цветущих трав, близлежащая ложбинка теперь была особого цвета, особого запаха: веяло от нее радостью, нежностью, успокоением, отрадой, какой-то древней незыблемостью и нескончаемостью. Словно все прошлое и будущее, уложенное в этот проявленный вещественный мир, перетекало в сущность Ники, соединялось с воздухом, землей, небом, пронизывало каждую клеточку ее тела, соединяло разум с вечностью, с миром. И не было разницы между прошлым и будущим, было только одно бесконечное настоящее.
С каким-то радостным чувством Ника легла животом на траву, вытянула руки перед собой, сорвала губами одну ягодку, другую. Прямо с куста. Спелая земляника приятно холодила во рту, мгновенно таяла на языке. Где-то рядом, перелетая с цветка на цветок, басовито гудел тяжелый шмель. Она попыталась скосить глаза, чтобы увидеть его полет. Но увидела только толстое, похожее на мохнатую сосиску, тело, висящее в воздухе над крупными розовато-сиреневыми цветами ясенца. Крылья шмеля работали так быстро, что их едва можно было различить, а хоботок старательно выбирал нектар из цветочных чашечек.
Светло и радостно было на душе у Ники. Выпрыгивали из травы усатые кузнечики с зелеными глазами. Маленькими самолетиками летали стрекозки. Мелкие бабочки-голубянки с оранжево-красными крыльями в пятнышках густо облепили близлежащий куст буркунца.**
Одна из них уселась на запястье руки, в которой Ника держала букетик из стебельков, увенчанных спелыми ягодами. Ника растерянно замерла, боясь ее вспугнуть. Завороженно, по детски улыбаясь, она наблюдала за бабочкой. Тонкие лапки приятно щекотали кожу Ники, перламутровые крылышки то складывались, то развовачивались, во всей своей красе радужно поблескивая на солнце. Наконец бабочка замерла, Ника осторожно, двумя пальцами свободной руки взяла ее за кончики сложенных крыльев, поднесла к своим губам, легонько дунула и разжала пальцы. Стремительно, неслышно, невесомо скользнула бабочка по кривой над косогором и растаяла в дали. Ника снова потянулась губами к краснеющей перед ней землянике.
-Ты, словно ребенок. Я за тобой уже полчаса наблюдаю, а ты всё- в одной позе, - послышался сверху голос Алешки. И на траву перед ней упала его тень.
Ника села и посмотрела на мужа с какой-то позабытой детской улыбкой, немного изумленно, слегка растерянно.
-Подумаешь, взрослый, какой! Вот как хочу, так и ем ягоду. Я об этом, может быть, всю жизнь мечтала, вот так: губами, со стебелька сорвать.
Алёшка присел рядом. Ему были сейчас недоступны Никины чувства, он по привычке воспринимал происходящее, как нечто обыденное.
-Странная ты сегодня. Я...
-Хочешь земляники?- Ника торопливо сунула ему в руки букетик из ягод, приподнялась и пошла к коляске, наклоняясь и срывая по пути длинные стебельки, украшенные спелыми ягодками. Алёшка растерянно посмотрел ей вслед. Потом осторожно лёг на траву и попытался губами дотянуться до самой крупной ароматной земляники.
-------------------------------------------------------------------------------------
* буркунец-донник лекарственный, медоносное растение с мелкими желтыми цветочками