Аннотация: А что у нас вообще осталось общего, того, что мы можем назвать "наше", кроме воспоминаний?
Не бывает "первой", "второй" и "десятой" любви. Бывает продолжение первой и единственной в разных людях. В разных телах. Бесконечная цепочка привязанностей.
-
Я хочу переживать наше лето снова и снова, всю свою жизнь, будь она долгой или оборвись сейчас, как нитка бус. Бусины рассыпаются, прячутся под шкафы и кровати, в щелки паркета. Каждая бусина - воспоминание, которое мы делим с тобой надвое. А что у нас вообще осталось общего, того, что мы можем назвать "наше", кроме воспоминаний?
Река смеется хрусталем. Стрекозы летают совсем близко к воде. Это как маленькие бумажные самолетики, только из стекла. Ты сидишь на камне, светлая и молочно прозрачная, как тонкая ткань, пропускающая солнечный свет.
Ты срастаешься с пейзажем, вместе вы образуете что-то цельное и завершенное. Ты - кусочек этой световой мозаики.
Я чувствую себя не на месте.
Река лижет ноги. Вода разбивается на мелкие брызги, оставляет точки-пятнышки на одежде, на камнях, на коже - словом, на всем, до чего дотягивается. Но они исчезают, как тени.
Я прячу голову у тебя на коленях. Ты кладешь на нее ладони. И гладишь меня, как щенка. Эти движения можно с одинаковым успехом назвать и чисто механическими, и предельно ласковыми.
А что мы могли дать друг другу, кроме нежности?
А что нам еще могло быть нужно для того, чтобы быть счастливыми?
Ты рисуешь мокрым пальцем на шершавом валуне. Когда ты доводишь рисунок до конца, от него ничего не остается.
Деревья над нами гудят, как кривые медные трубы.
От тебя пахнет глицериновым мылом. Так просто и честно. От волос - горько древесной корой, терпкий, как лес, запах. Крапивным шампунем. Солоноватый запах кожи. Я целую твои разбитые колени. Они в мозаике пластырей, которые размокли и болтаются по воде, как ленты по ветру.
Ты поднимаешь ноги из воды. Они глянцевито блестят, точно покрытые лаком. Я беру твои ступни в свои ладони. Вода стекает до локтей и мочит мне рукава. Щекотно как. Там глина, песок, мелкий щебень. Я не хочу, чтобы это облепило твои мокрые ступни. Посидим еще немного. Подожди, сейчас они высохнут.
Даже ступни у тебя маленькие, как у ребенка. Я скупо глажу их, розовые и холодные. Приникаю губами и целую, целую, целую. Ты заливаешься по-девичьи мягким, негромким, таким сахарным смехом и откидываешься на своем камне. Но не останавливаешь меня. Как дорого я отдам, чтобы переживать этот день снова и снова. Пусть этот смех настигает меня теплой волной всю жизнь, каждый раз, когда рыдаю на полу по твоему уходу.
Хорошо бы носить смех любимого человека всегда с собой, спрятать его в кулоне на шее. Потому что в моей памяти на него наросли, как слои, еще десятки чужих смехов. Услышанных случайно - из телешоу, радио, улиц. Мало ли. Вырвать из них твой так же сложно, как отделить запах - кожи и дыхания - из шарфа, подаренного мною на Рождество. Твой запах смешался в нем с запахом крашеной шерсти, духов ( не всегда твоих), улицы. Сколько раз после твоего ухода я засыпала в нем?
Так и со смехом. Слишком много услышано после. Почему я не потеряла слух в тот день?
Я спрячу тебя от грязных человеческих рук и жадных глаз. Ты - медный вкус остывающих губ любимого покойника, которые я целую в исступлении. Вот и все, что мне осталось. Последние крупицы нежности, отпущенной этому миру. Мутный осадок на донышке. Горсть, которую можно спрятать в детской ладони и закопать в саду. И если вырастет дерево, то непременно жасмин. С бумажно-белыми цветами.
Я часто думала, что было бы, если бы ты выросла? Что было бы, если бы ты осталась. Да ничего бы не было. Ничего бы не изменилось. На ночь я твердила вместо молитвы, как мантру, слова:
"И даже если ты вырастешь, почернеешь и огрубеешь, будешь просыпаться каждое утро в новом месте и всегда не со мной, если ты лишишься волос, ног, рук, неважно, ты всегда будешь прекрасна. Как сейчас прекрасна ты. Пожалуйста, останься".
И я не отрекаюсь от них. От своих слов.
Бусина укатилась далеко за шкаф. Я переживаю этот день снова и снова. Снова и снова. Память - двуликий Янус - нежна и жестока, как фашист, как Бог. Одной рукой она гладит меня по мокрой щеке. А другой прижимает канцелярский нож к горлу.
Ты всегда будешь прекрасна. Как сейчас прекрасна ты.