На третий день вечером мы уходили из гостеприимной Ялты. Провожала она нас, так же как и встречала, - музыкой, доносящейся с набережной, да россыпью огней, взбегающих от берега вверх, к склонам окружающих её гор. Некоторое время огоньки с правой, береговой стороны были видны, а затем пропали. Наши суда ушли далеко в море, и теперь вокруг была сплошная темнота.
В 19.45. мы со Славиком Юрченко спустились в машину и тщательно осмотрев, вслед за старшим мотористом Володей, все приборы и механизмы, а также уровни в цистернах топлива и масла, заступили на вахту его дублёрами.
Качаются коромысла клапанов главного двигателя, вращается охваченный подшипниками гребной вал; а там, за дейдвудной трубой. насаженный на него винт, как миксер перемешивая солёную воду, толкает наше судёнышко вперёд, в тёмную ночь.
Вечерняя вахта с двадцати до двадцати-четырёх ноль-ноль считается лёгкой, а вот следующее за ней дежурство, - с полуночи до четырёх утра, называется "собакой" или "собачьей вахтой", - именно в это время сильнее всего хочется спать.
Володя - парень компанейский, любитель "потравить" морские байки. Мы сидим на деревянной скамье, закреплённой перед торцом главного двигателя и, развесив уши, под монотонный шум механизмов слушаем Володю....
- ... Ну, так вот значит ребята, остался я после службы на Севере и поменял военно-морской флот на траловый. Решил: рыбку половлю, приоденусь, прибарахлюсь, по кабакам посижу в своё удовольствие.
Ходили мы недалеко - в Баренцево море. Траулер - старенький паровик, в народе их "пятнадцатисуточниками" называют, а рейсы у них, - от бани до бани, как раз две недели выходит.
Познакомился с девушкой, из очень приличной, можно сказать интеллигентной семьи, - в библиотеке работает, на пианино играет. Я даже жениться собирался одно время, с папой мамой пообщался.
Ну вот, уходим мы однажды в рейс; она меня проводила как положено. Отработали, возвращаемся в Мурманск. Сошли на берег, я конечно бегом к невесте и вдруг, на Пяти углах метрах в двадцати от себя вижу идёт моя милая, под ручку с каким-то пижоном и так весело щебечет чего-то там, заглядывая ему в глаза.
Ну, я, естественно, озверел от ревности; гляжу, в подворотне топчется пара "бичей"
- Эй, мужики, - говорю, - видите вон ту парочку? Вот Вам четвертак на пропой; девушку не трогать, а фраеру бока намять.
- Не сомневайся штурман, ошвартуем как следует, - заверили мои головорезы.
Напился я с горя, до поросячьего визга, а на следующий день совесть заела; двинул таки вечером к ней домой. Прихожу, звоню, дверь открывается, - на пороге моя красавица; бросается мне на шею, целует, вроде бы как ничего и не случилось.
- Ты представляешь, - говорит, - приехал к нам родственник, мой двоюродный брат. Идём мы вчера с ним по городу, темно уже. И тут хулиганы, бандиты какие-то прицепились, драку завязали; избили его, сейчас вот сидит дома, на улицу показаться нельзя.
Гляжу, а на заднем плане виднеется её вчерашний кавалер, весь в синяках и заклеенный пластырем.
- Ладно, - говорю, - подождите, я сейчас. Смотался быстренько в ближайший ресторан, благо, что недалеко, взял пузырь шампанского, пляшку коньяка, конфет, апельсинов.
Никуда не пошли; посидели, по-семейному, дома. Парень-то в общем неплохой оказался....
Пока он нам рассказывал о рейсах в Мурманском Тралфлоте, о своей жизни и приключениях в этом самом крупном в мире городе за Полярным кругом, вахта и пролетела.
Сменившись, мы пошли покурить на корму, на свежем воздухе, перед сном. Но что это? Был бы верующим, - решил бы что чудо!
За кормою, как обычно, болталась на длинном шкерте швабра. Сначала все подшучивали, что, мол, едем по морю на швабре как ведьма по небу на метле, а потом к ней привыкли и перестали обращать внимание. Так вот: сейчас из-под этой швабры вылетали снопы серебряных искр. Светилась не только швабра, светилась вода вдоль бортов и за кормой. Мы шли, подминая и расталкивая корпусом миллиарды крохотных живых существ, а они, сгорая от страха и боли, зажигали за нами светящуюся дорожку. Было это так фантастично и неправдоподобно, что нам долго не хотелось уходить с кормы.
Утром меня будит сиплый рёв тифона нашего "Метеора". Быстро одеваюсь и выскакиваю на палубу. По спокойной воде стелется туман; клубится, поднимается вверх, постепенно задёргивая белым занавесом море. С правого борта совсем близко хорошо просматривается обрывистый глинистый берег. По верху его торчат какие-то кусты и прошлогодний бурьян, а внизу под обрывом тянется узкая белая полоса песчаного пляжа.
Маленькая флотилия ворочает вправо и описав плавную дугу входит в Сухой лиман. Слева, в глубине лимана находится порт Ильичёвск, - видны железные журавли береговых кранов, чёрные туши сухогрузов, прилипшие к пирсам. Справа, недалеко от входа, - недостроенная причальная линия рыбного порта. Здесь мы и швартуемся.
Цивилизации на нашей, рыбацкой стороне пока ещё маловато. Примерно посредине лимана устроена переправа, - с нашего берега на ильичёвский и обратно бегает катерок, перевозя всех желающих. Тут же находится и конечная остановка автобуса, которым можно добраться в Одессу и вернуться назад. Дальше, вдоль берега лимана тянется село Бурлачья балка.
На бугорке у переправы примостился "Зелёный змий" - дощатая будка выкрашенная в ядовито-зелёный цвет, бойко торгующая креплёным вином на разлив. В обмен на пятьдесят копеек выдаётся стакан тёмно-красной жидкости, к нему прилагается мятная конфетка - стандартный джентльменский набор.
Простояли здесь трое суток, съездили на экскурсию в Одессу. Очень изумил одесситов Шурик Васичкин, расспрашивая прохожих, где тут у них Графская пристань, с которой отходит автобус на Ильичёвск. (Вообще-то он отходил с Греческой площади).
На четвёртые сутки вернулись в Севастополь, в свою уже родную Камышовую бухту. За время нашего отсутствия тут произошли некоторые перемены. До нашего ухода, из крупных судов здесь стоял один только югославский сухогруз, да и то аварийно притащенный сюда буксиром-спасателем по причине поломки главного двигателя.
Теперь "югослава" не было. Зато у причала ошвартовался бело-серый красавец - транспортный рефрижератор "Онежский залив". Недавно построенный во Франции, он делал всего лишь второй или третий рейс в Атлантику. Сейчас с него полным ходом шла выгрузка в вагоны и на береговой холодильник восьми тысяч тонн замороженной и упакованной в картонные ящики-паки рыбы.
Судовой кок, Николай Николаич подал идею:
- А сходили бы Вы ребята на "Залив", да взяли пару паков рыбы; вот и была бы ушица, и пожарить было чего.
Я, Славик Юрченко, Миша Кузнецов и ещё пару ребят изъявили желание.
Подойдя к новенькому парадному трапу, круто уходящему вверх, мы слегка заробели. С высокого борта импортного красавца нас подбодрили.
- Эй! Магелланы, ну чего там топчетесь, поднимайтесь сюда.
Матрос в черном дублёном полушубке, с повязкой вахтенного на рукаве, выслушав просьбу кока направил нас к тальману руководившему выгрузкой ближнего трюма. Вскоре мы уже тащили два длинных картонных ящика с мороженной рыбой по тридцать два килограмма весом каждый. Осмелев мы напросились прийти в гости ещё раз, - помыться в душевой.
Быстренько снесли на "Метеор" дарёную рыбу, вручили её на камбузе довольному коку и захватив банные принадлежности бегом, (пока не передумали хозяева) вернулись на "Онежский залив". Нас провели в жилую палубу рядового состава. После, мягко сказать скромной, если не более, обстановки и спартанских условий жизни на нашем пароходике, французский комфорт, (сведенный правда до минимума отечественным заказчиком) валил наповал. С одной палубы на другую, вели широкие трапы-лестницы, с шикарными поручнями; переборки и подволок коридоров были выкрашены в мягкие, не режущие глаз тона; двери кают покрыты декоративным пластиком, имитирующим ценные породы дерева; фонтанчики с охлаждённой питьевой водой - так называемые "оазисы", - всё это поражало нас, не привыкших к таким барским хоромам.
Намывшись в громадной, светлой и чистой, как операционная, душевой мы полностью уже подавленные всем этим великолепием брели обратно.
- Да братцы, на таком пароходе нам в жисть не плавать, - вздохнул с обидой кто-то из нас.
До середины марта простояли мы в Камышовой бухте, а затем взяли курс на Херсон. Ближе к вечеру показался остров Березань, - небольшой, глинистый, с обрывистыми крутыми берегами и без единого деревца. На нём, в бинокль хорошо видна белая стела памятника.
На этом пустынном клочке земли шестьдесят пять лет тому назад был сыгран заключительный акт кровавой исторической драмы, под названием: "Восстание на бронепалубном крейсере первого ранга "Очаков". Привезенный сюда лейтенант Шмидт выслушает приговор военного суда, а его сослуживец скомандует: "Пли!".
Я смотрю на этот лысый остров, и ни мне, и никому даже в голову не может прийти, что старая ведьма - капризная старуха история, обожающая чёрный юмор, готовит сюрприз наследникам Октября.
В 1975 году, на другом - Балтийском море, в канун годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции, заместитель командира по политической части капитан-лейтенант Саблин поднимет восстание на большом противолодочном корабле и ... повторит судьбу лейтенанта Шмидта.
Как сказал бы великий пролетарский писатель: "Безумству храбрых поём мы песню...."
Погода начала портится, с берега подул сильный ветер с морозцем, который на ночь стал крепчать. Короткие волны били в левую скулу судна; брызги, высоко взлетая, оседали на вантах, бортах, палубе и сразу превращались в лёд. Наш "Метеор" стал похож на иллюстрацию к теме: "Обледенение судов на Севере". Скорее всего, в этом феномене была виновна пресная вода, выносимая далеко в море Днепро-Бугским лиманом. Нас по авралу выгнали на палубу скалывать лёд, впрочем, делали мы это с удовольствием, - ещё бы, такая экзотика! Когда ещё попадёшь в обледенение!
Заночевали на Очаковском рейде. В лимане был сплошной лёд и требовалось дождаться каравана судов из Одессы, который, под проводкой ледокольного буксира, утром должен был проследовать в Херсон.
-----------------
Пять углов - площадь в Мурманске.
"бич" - бомж
шкерт - тонкая верёвка.
тифон - устройство для подачи звукового сигнала - гудок.