Прошло десять дней. "Онежский залив" роздал топливо, воду, тару и продукты, забрал всю выловленную и замороженную севастопольцами и одесситами рыбу, но трюма были забиты лишь наполовину. Высокое московское начальство дало добро взять недостающий груз у мурманчан и калининградцев, - их рефрижераторы ещё стояли в своих портах под разгрузкой. Но за это, нам велено было сгонять в порт Галифакс и закупить для рыбаков продуктов.
Мы снялись с промысла, и пошли на север. Через сутки "Онежский залив" был уже на подходе к столице канадской провинции Новая Шотландия. По бортам и за кормой, правда на приличном расстоянии, появился почётный эскорт: черно-белые касатки солидно, как бы нехотя, (совсем не так как весёлые дельфины), плавно выныривали и опять погружались в спокойную воду.
Впереди, по носу "Онежского залива показалась Америка. Невысокие, изрезанные бухтами и заливами лесистые берега тянулись вправо и влево, а далеко на заднем плане, на фоне бледно-голубого неба эффектно красовалась длинная ажурная дуга великолепного моста, перекинутого через пролив. (Через пару лет такой же появится и над Босфором).
Ну, вот тебе и Канада! Рукой подать.
На этот раз мы не бросали якорь на рейде, а встали прямо у причала. После несложных таможенных формальностей нам был разрешен выход в город. Тем же составом что и в Танжере спустились по трапу и ступили ногой на Американский континент, густо усыпанный какими-то непонятными жестяными бляшками. Лишь немного позже я узнал, что это были язычки от банок из-под консервированного пива, пепси и кока-колы. За экологию тогда ещё никто не боролся, а про "зелёных" и слыхом не слыхивали.
Над Канадой небо было, не синим, как в песне, а бледно-голубым. Дождей тоже пока не наблюдалось, но было прохладно, несмотря на конец мая. Вообще и климат, и природа, и даже сам город Галифакс чем-то здорово напоминали нашу Прибалтику; я даже расстроился, - небоскрёбов не было совсем.
Зато улицы были буквально забиты автомобилями, каких хочешь расцветок, размеров, марок и наружных форм (или как сейчас модно говорить - дизайна). "Форды" и "каддилаки", "ягуары" и "мустанги" неслись непрерывным потоком по автострадам. А больше всего было, похожих на старомодные шляпы-котелки, "жуков" - "фольксвагенов". Но удивительное дело: стоило сделать только намёк что собираешься переходить улицу, как всё это железное стадо замирало, давая дорогу пешеходу. И вообще, город был очень красивый, зелёный и уютный, можно сказать домашний.
Второй помощник, отвечавший за выдачу валюты, отвалил нам с Колей канадский доллар на двоих и мы, накупив на него жевательной резинки, шли себе с лёгким сердцем, шевеля челюстями, как настоящие американцы, и с удовольствием разглядывали местные достопримечательности. У остальных же членов нашей группы задача была посерьёзнее, - им необходимо было отовариться. Но, увы - Галифакс оказался для них дорогим городом. Народ тут жил зажиточный, ну и цены соответственно, не по нашему карману. Поэтому многие, свои доллары принесли обратно и сдали их снова второму помощнику, на депонент.
Побродив по городу, мы под конец своей прогулки наткнулись на кладбище, над входом в которое на каменной арке было начертано: Sevastopol 1854 - 1856.
- А!... Помните Севастополь! - попёр из нас квасной патриотизм.
Но это была скорее грустная история. Могилы на этом кладбище были пусты. Те, кто должен тут лежать, находились далеко отсюда - на английских кладбищах в Севастополе, Балаклаве и других местах Крыма. Тогда, сто с лишним лет назад, командование Британского экспедиционного корпуса не могло гарантировать храбрым канадским парням, участвовавшим в Крымской войне, что их останки будут переправлены на Родину. И родственники, чтобы было хоть куда-то сходить, помянуть своих мужей, сынов, отцов и братьев, сделали это кладбище-дублёр.
На следующий день мы ушли из Галифакса и через сутки были снова на промысле, на Джорджес-банке. И опять потянулись трудовые будни. Подходили траулеры, швартовались к обоим нашим бортам, перегружали рыбу, принимали снабжение и уходили снова на рыбалку.
Так как теперь курсантам-практикантам в машине вроде и делать было нечего, старпом приспособил нас к несению радиовахты в ходовой рубке. Поэтому, один из нас постоянно сидел у радиотелефона и отвечал на запросы рыболовных судов об очерёдности швартовки на разгрузку и на всякие другие вопросы. Если не мог ответить сам, вызывал вахтенного помощника; в общем, работал справочным бюро.
Я расхаживаю по ходовому мостику, выхожу то на правое крыло его, то на левое. Сидеть мне здесь уже надоело, но ничего не попишешь - служба. Вокруг - океан; по нему деловито бродят разными курсами траулеры, тащат за собою тралы - здоровенные такие сети, на подобии бредня, в которые запросто можно поймать подводную лодку. А вот, кстати, и она: громадная, чёрная; нахально прёт, в надводном положении, через промысел, и наши судёнышки, от греха подальше, отворачивают от её курса в стороны. Ничего не поделаешь - янки у себя дома, это мы тут гости, да и то не прошеные.
- "Залив"! "Залив", ответь МГ-113, - оживает вдруг мой радиотелефон. Я беру трубку. Находящийся недалеко от нас СРТР типа "Океан" - совсем небольшое судёнышко, просит добро подойти к нам и взять питьевой воды.
Четвёртый помощник капитана, - ну совсем ещё молодой парень, говорит мне смеясь:
- Видишь этот лапоть? Вот это и есть твоя судьба. Будешь также кувыркаться по шесть месяцев.
Я сообщаю на траулер, что они могут подойти к нашему освободившемуся борту.
- А кто это там у тебя так ехидно хихикает? - слышу я в ответ.
- Проклятый микрофон! До чего чувствительный.
Пытаюсь убедить рыбака, что ему это послышалось, а сам злюсь, в душе, на вахтенного помощника.
- Ну, знаю, что сюда, на Ваш белый пароход, и вообще в Вашу блатную контору мне, по распределению, в жисть не попасть! Ну и чёрт с Вами, Вашими "югами" и Вашим импортным красавцем. Поедем на Север, или на Восток.