Новый 1970 год наступил как-то скучно и незаметно. Как раз с 31 декабря на 1 января досталось мне дневалить по роте, поэтому праздника я не ощутил. Потом опять покатилась учёба, подготовка к зачётам и семестровым экзаменам.
Оставалось совсем немного времени до зимних каникул, и тут у меня вдруг испортились отношения с англичанкой. Она была довольно симпатичной женщиной: небольшого роста, с густыми чёрными, слегка вьющимися волосами. Но главным достоинством был, конечно, великолепнейший бюст. Если бы в те времена мы участвовали в международных конкурсах женских прелестей, то титул "Мисс Бюст-1970" ей был бы обеспечен, к великой гордости нашего училища и чёрной зависти "детей лейтенанта Шмидта".
Женщина она была в сущности добрая, даже сентиментальная, но с характером. Во время дежурства я пропустил одну из тем по английскому языку, и, понадеявшись, что меня не спросят, поленился её выучить. Но она всё-таки вызвала меня отвечать. Я не стал оправдываться и молчал как партизан. Это оказалось глупостью, молчание моё было признано дерзостью и притом возмутительной, требующей немедленного наказания.
О, изощрённый женский ум! Мужик, по своей тупости, никогда не додумается до всех этих шпилек.
- Почему не выучил урок, заболел? Чем заболел, чесоткой?
Тут уж вспыхнул я, и уже точно не помню, но наговорил каких-то дерзостей. Расплата последовала немедленно.
- А вот за это ты будешь наказан. Выше двойки ты у меня долго никаких других отметок получать не будешь.
И точно, как я ни старался выучить задаваемое, она подряд несколько уроков топила меня как Герасим Муму и лепила в журнале дежурную двойку. О, женская мстительность!
Затем, перед самыми каникулами, мне было торжественно объявлено:
- И это ещё не всё. Я сказала начальнику специальности, чтобы он тебя наказал. Иди же сейчас к нему, он тебя ждёт в кабинете.
Начальник специальности, милейший Юрий Петрович Лазарев, по слухам большой почитатель и ценитель бюста нашей англичанки, встретил меня по отечески:
- Ну что же ты огорчаешь такую прекрасную женщину, Татьяну Семёновну? Дерзости всякие говоришь, уроки не учишь. Она велела тебя наказать. Придётся тебе на каникулах недельку посидеть в училище. Ничего не поделаешь брат.
Да, это была королевская месть. Мы как раз с матушкой собирались, на моих каникулах, отправиться в гости к одной из моих сестёр, в Латвию, в Лиепая. Теперь наша поездка становилась весьма проблематичной. Пришлось объяснять ситуацию.
Всё-таки Юрий Петрович был хороший мужик.
- Ладно, - сказал он. - Посидишь в училище пару деньков и можешь сматываться. Но больше не огорчай Татьяну Семёновну.
Я клятвенно пообещал исправиться, и мы расстались весьма довольные друг другом.
Так что проблема решилась и мы с матерью, через три дня, уже ехали поездом "Симферополь - Рига" в нашу советскую заграницу - Прибалтику. А ещё через сутки, в Риге, - пересели на местный поезд до Лиепаи.
За вагонным окном расстилались заснеженные поля, рощи, хвойные леса с шапками снега на кронах сосен и елей. Появлялись и исчезали маленькие чистенькие городки и селения. На остановках, выходя на перрон, я жадно вдыхал влажный, пахнущий близким морем воздух.
В Лиепае находилась база тралового флота, и мне было очень интересно увидеть рыболовные суда, на которых в будущем придётся работать.
Лиепая удивительный город: со старинными домами с островерхими черепичными крышами; с булыжными мостовыми улиц настолько узеньких, что одному трамваю, на перекрёстке нужно пропустить другой, чтобы разминуться; со старыми липовыми аллеями. Недаром Лиепая в переводе с латышского означает - город лип. Бродишь по его старинным улочкам и представляешь что ты в средневековой Германии.
Вдоль глубоководного канала, пришвартовавшись к набережной, прямо в центре города стояли пришедшие с океана рыболовные траулеры. И я сразу же влюбился в Лиепаю.
Вырядился я в гости по форме, потому, что, во-первых, хотелось пофорсить, покрасоваться перед родственничками, ну а во-вторых, зимней гражданской одежды у меня просто не было.
Зять взял меня с собою на завод, на экскурсию, и я прилежно обошел с ним все цеха, но особенно мне понравился стрелковый тир. До мореходки, я год занимался современным пятиборьем, а там, одним из видов спорта является стрельба из малокалиберного пистолета. Под надзором и руководством дедушки, - заводского тренера, я отвёл душу, спалив коробки две патронов, и настрелявшись досыта по мишеням, отправился домой один. Зять вывел меня за проходную и вернулся на работу.
Вместе со мною через проходную вышли и две девчонки. Нам, оказалось, по пути, мы познакомились, разговорились и пошли вместе. Говорили они по-русски чисто, без акцента, девчонки как девчонки, как и везде. Идём себе мирно, никого не трогаем. Я естественно девушек развлекаю, лапшу им всякую на уши вешаю, по морской традиции; они понятное дело хихикают, всё как положено.
Но вот встречным курсом приближается к нам старая латышка и открывает по нашей мирной ничего не подозревающей компании беглый огонь. Я конечно, великого и могучего латышского языка не знал, да и сейчас не знаю, по своей серости, но по жестам и мимике, суть дискуссии сей, примерно, понял.
Бабка разъясняла юным представительницам нации, что таким вот вертихвосткам нужно не по улицам шляться с молодыми оккупантами, а в народных костюмах, на певческом поле, петь патриотические песни.
Юное поколение в долгу, похоже, тоже не осталось и посоветовало старой карге отправляться на местное кладбище, где ей давно ставятся прогулы
Вот так я на собственном опыте убедился, что не все братья прибалты, к нам братьям славянам, испытывают братские чувства. Но пока, всё это было на бытовом уровне. Всё равно как в бедной, многодетной семье, где младшеньким стараются и кусок получше дать и обновку в первую очередь справить, а они, чувствуя поблажку, капризничают и вспоминают, как их наказывали, ставили в угол, забывая, что старших братьев драли как сидоровых коз. Но они-то видят, как живут зажиточные соседи, и берёт их зависть и закипает обида и злость на неудачников-родителей.
Это уже потом, через пару десятков лет, когда власть одряхлеет окончательно, делом этим займутся профессионалы, и попрут на дрожжах старых обид национальные амбиции, и станет всем хорошо: и братьям славянам и братьям прибалтам и братьям мусульманам; без работы, без зарплаты, без тепла и света.
И будут они по-братски материть друг друга по чёрному, а местами и лупить друг дружку, в хвост и в гриву. А национальные вожди, историки, писатели и политологи назовут всё это гласностью, перестройкой, демократизацией, ростом национального сознания и наконец самоопределением народов развалившейся империи.
И кто знает, может быть сейчас, на каком-нибудь торжественном собрании по случаю очередной самостийной годовщины, стоят мои тогдашние, а теперь сильно повзрослевшие девчонки, и, замерев в патриотическом экстазе, поют:
- Латвия, Латвия юбер алес!
Ну а тогда.... Быстро пролетела неделя и вот мы снова катим обратным поездом "Рига - Симферополь" назад, домой, из чистенькой чопорной Прибалтики в весёлый и расхристаный, как и все южные города, родной Херсон.