Весна! Ещё вчера вербы в плавнях за Днепром стояли голые, чёрные, с нелепо растопыренными ветвями, а сегодня они покрылись свежей прозрачной зеленью, отчетливо видимой на фоне нежно-голубого неба. Солнышко так сладко припекает, что хочется усесться где-нибудь и подставлять его ласковым лучам лицо, грудь, спину; млеть от этой волшебной теплоты. Ласковый весенний ветерок приносит с юга пряные запахи прошлогодних трав степного Причерноморья. Земля, подсыхая, становится мягкой и в то же время вязкой как пластилин, и мальчишки, на всех школьных дворах, уже вовсю бросают биту по столбикам монет, а затем лупят по ним, приводя в совершенную негодность для таксофонов и автоматов газводы.
Весна! Вальяжные выпускники, рассевшись на двух старинных корабельных пушках, мирно лежащих у плаца, покуривают себе, предаваясь лёгкому послеобеденному кейфу. Перед ними, на земле, стоит неизвестно откуда раздобытый патефон. Крутится пластинка, и звуки довоенного танго навевают мечты о далёких южных странах, смуглых и стройных креолках и мулатках, высоких роскошных пальмах и золотисто-песчаных океанских пляжах.
Мы перекуриваем на почтительном расстоянии от этих красавцев и "жаба" зависти уже не так давит нас, как прежде. Ещё немного и мы на третьем курсе, мы - "весёлые ребята", все девушки Херсона наши. А там, после Нового года, восьмимесячная практика, и в следующем году, вот в это самое время мы будем: кто - в Северной, кто - в Южной, кто - в Центральной Атлантике. Жизнь прекрасна!
Ребята в группе, да и в роте, подобрались довольно удачно, каких либо крупных ссор между собой практически нет. Несколько красавцев-ухарей из местных пытались вначале показать, что они не такие простые как остальные, но постепенно все сдружились, притёрлись друг к дружке и теперь в роте нормальная дружеская атмосфера. Но есть у каждого конечно и особо доверенные дружки-приятели, - кореша.
У меня тоже свой круг друзей. Ну во-первых это конечно Миша Деряба, - наш старшина группы, мой защитник и названный старший брат. Мишка - сирота, он воспитывался в детдоме в Донбассе; оттуда же ушёл в армию. Служил он в Калининградской области, и видно там и набрался прусского духа. Любит он перед нами покорчить из себя немецкого офицера, каким его изображали в послевоенных фильмах.
- Молчать! Вы будете все расстреляны! - орёт Мишка, загоняя нас на самоподготовку или вечернюю поверку, вворачивая немецкие словечки типа: " Майн гот! Колосаль! Натюрлих".
Мишка не боится никакого начальства и даже если не прав, прёт как танк, настаивая на своём. И всё ему сходит с рук, мало того начальство его уважает. Не выпивал он только разве что в компании с начальником училища.
В увольнения мы часто ходим с ним ко мне домой. Матушка моя его жалеет и принимает как родного сына, а Мишка тоже называет её мамой. Ей это приятно и она балует его вкусненьким, так же как и меня. Чувствует он себя у нас как дома.
Особенно Мишка любит домашнее вино, в приготовлении которого моя мама большой спец. Наш маленький дворик весь увит виноградными лозами "лидии" и "изабеллы". Осенью они прогибаются под тяжестью грон, из которых мать надавливает по пятьдесят- шестьдесят литров вкуснейшего вина, приготовленного без капли сахара. По свойствам и вкусу оно напоминает шампанское, только цвет у него розовый и красный.
В летней кухне, в подвале, стоит целая батарея разнокалиберных бутылей и банок. Мы с Мишкой залазим в погреб, достаём приглянувшуюся ёмкость, разливаем по стаканам, и мельчайшие пузырьки накопленной вином углекислоты белыми искорками вырываются из рубиновой влаги. Мишка смакует свой стакан прижмуривая, как кот, глаза от удовольствия:
- Малыш! Ну, зачем куда-то идти, на какие-то танцы? Что нам, тут плохо, что ли?
Мишка - глубокий старик, ему аж двадцать три года! Выволокти его на танцы в "клетку", всё равно что "из болота тянуть бегемота". Поэтому на танцы лучше всего ходить с Генкой Жилой.
Генка - смуглый, гибкий, тонкий в талии красавец, с замашками наследного арабского принца. Он у нас любимец женщин и баловень судьбы. Талия у него действительно осиная, как у Людмилы Гурченко. На спор с девчонками, он затягивается своим флотским ремнём так, что ни одна из них не может проделать того же самого. Кроме всего, он ещё и великолепный танцор. До мореходки он занимался в танцевальной студии, в клубе моряков. Девушки от него без ума и липнут к нему как пчёлы на мёд. Ходить с ним на любые увеселительные мероприятия, где присутствует прекрасная половина человечества, - дохлый номер; растворишься и развеешься в блеске его славы и величия первого любовника, тебя просто не заметят. И всё же мне нравится с ним дружить, и сознавая всю свою серость, я продолжаю ходить с ним на танцы. Всё равно девушек в Херсоне гораздо больше, чем парней, а курсанты вообще на дороге не валяются, ну разве что пьяные, и то редко.
Соседские девчонки Татьяна и Людмила младше меня на пару лет, но танцплощадки города освоили давным-давно. Они считают меня коллективной собственностью нашего переулка и возмущены до глубины души тем, что я не уделяю им должного внимания. Поэтому они регулярно "стучат" на меня моей матушке:
- Тётя Оля, а Ваш Витя танцевал сегодня весь вечер с какой-то рыжей девчонкой. А к нам даже не подошел.
С моей стороны свинство, конечно, но что поделаешь; попадать в их цепкие лапки нет желания, свобода дороже.