Раннее утро, начало июня. Маленький городок на Волыни, затерявшийся среди лесов на границе с панской Польшей медленно пробуждается от сладкого летнего сна.
Хозяйки, окончив дойку, выводят своих круторогих черно-белых кормилиц на улицу и стоят у ворот, дожидаясь пока мальчишки, пасущие в очередь, не прогонят мимо их дворов общественное стадо. Поручив заботам юных пастушков свои мычащие хвостатые сокровища женщины, подхватив плетённые из лозы кошики, уставленные глиняными глечиками с парным молоком, "збиранной" сметаной и "гладушковым" творогом, спешат торопятся кто на колхозный рынок, кто в военный городок, к своим постоянным клиенткам - жёнам офицеров штаба кавалерийской дивизии и одного из её полков, длинные кирпичные казармы и конюшни которого располагаются за железной дорогой, на окраине города.
Золотой диск солнца выкатился из-за зубчатой стены зелёного леса, и умолкшее было на ночь пернатое население деревьев и кустов вновь присоединяется к ночным солистам - неутомим соловьям, чтобы вместе с ними славить приход нового летнего дня.
В птичий хор вплетается труба горниста играющего зорю на полковом плацу. Медные звуки горна окончательно развеивают утренние грёзы полесского городка.
Сегодня праздник, - ровно девятнадцать лет назад, вот в такой же летний день 1919 года, в Сальских степях была сформирована из казаков и иногородних кавалерийская дивизия, прошедшая славный путь от предгорий Северного Кавказа до берегов Вислы, да так и оставшаяся у западной границы первого в мире государства рабочих и крестьян.
2
Начальник полковой кавалерийской школы капитан Пётр Лунёв встал как всегда рано. Потихоньку, чтобы не разбудить молоденькую жену Олю и трёхмесячную дочурку Людмилку, он стараясь не скрипнуть дверью выскользнул из своей комнаты, на втором этаже красно-кирпичного комсоставского дома, прошёл по длинному коридору на общую кухню, вскипятил на керосинке воду для чая и бритья, направил на кожаном ремне опасную бритву, взбил в чашечке густую мыльную пену и пристроив на подоконнике настежь раскрытого окна небольшое зеркальце приступил к ежедневному утреннему священнодействию.
Тщательно пройдясь острым лезвием по намыленным щекам, губам и подбородку, он ополоснул лицо холодной водой из умывальника и налив в ладонь одеколона похлопал себя по шее. Сразу крепко и тёрпко запахло "Шипром".
Достав из одного стоявших в ряд шкафов всё необходимое Пётр заварил себе крепкого чаю, намазал кусок хлеба маслом и с удовольствием позавтракал. Затем извлёк из кармана галифе пачку папирос "Север" вынул одну, прикурил и с наслаждением затянулся.
Прошел год как тридцатишестилетний Лунёв выбыл из славной когорты холостяков N-ского кавалерийского полка. Совсем недавно жизнь была прямой и ясной. Каждый год проведя одиннадцать месяцев в седле: в ученьях, манёврах, караульной службе и тактических занятиях, - двенадцатый, почти всегда летний, можно было использовать как самому себе благорассудится. Отправиться в санаторий в Крым или на Кавказ, съездить к родным на Кубань, посетить Москву или Ленинград, чтобы после скучной гарнизонной жизни в маленьком провинциальном городишке, окунуться в стремительный темп столиц. Денег на всё это хватало с избытком и Пётр мог себе позволить и папиросы "Казбек", и одеколон "Красная Москва", и много всяких других холостяцких удовольствий.
Прошлым летом старший лейтенант Лунёв отдыхал по путёвке в Одессе и познакомился там с восемнадцатилетней девушкой Олей. Наивность, доверчивость, не испорченность недолгой городской жизнью сельской девочки так пришлись по душе Петру что ему вдруг захотелось домашнего уюта, украинских борщей и прочих радостей семейной жизни. Будучи мужчиной серьёзным, практичным и здравомыслящим к Оле он испытывал скорее отцовскую любовь, но подумав немного решил что лучшей жены ему не найти.
Объяснение походило на кавалерийскую атаку:
- Оля, через неделю мне нужно возвращаться в полк. Я предлагаю Вам стать моей женой. Обещаю быть хорошим, заботливым мужем. Решайтесь.
Ольга попросила день на раздумья.
Через неделю старший лейтенант Пётр Лунёв ехал в поезде к месту службы вместе с молодой женой.
За прошедший год у Лунёва появились три обновки: молодая жена, маленькая дочь и первая шпала в петлицах.
Внизу послышался цокот подков по булыжной бруковке, которой были вымощены дорожки между домами военного городка, построенного ещё в те давние царские времена когда здесь стоял драгунский полк. Лунёв высунулся почти наполовину из раскрытого окна кухни.
Семён Петренко, его коновод, сидя на своей гнедой спокойной кобылке Крале вёл в поводу Султана, - цвета красной меди жеребца будённовской породы; злого, длинношеего горбоносого красавца, с точёными крепкими ногами и надёжными копытами. Все эти характерные признаки выдавали его кровное родство с донскими казачьими лошадьми. Султан косил налившимся кровью глазом на Семёна и безуспешно пытался укусить того за ногу, обидевшись что его не подпускают к Крале.
Лунёв в полголоса окликнул красноармейца. Увидав своего командира Петренко гаркнул по-молодецки:
- Товариш капiтан! Прибув з кiньми у Ваше роспорядження.
- Да тише ты Семён, не ори; девчат моих побудишь. Сейчас я к тебе спущусь.
Убрав за собою на кухне он, опять стараясь не шуметь, приоткрыл дверь в свою комнату. Ольга уже одетая, сидела на кровати держа на руках дочку и кормила её грудью.
- Ну что ты папочка не разбудил меня? Я бы завтрак тебе приготовила, - укоризненно встретила она мужа.
- Не хотелось трогать, так сладко Вы с Людмилкой спали, - целуя в лоб жену ответил Лунёв. - Приходите к десяти часам, поболеть за Вашего папку.
Быстро одев гимнастёрку, портупею и ремень он сбежал по деревянной лестнице на первый этаж и вышел через входную дверь к поджидавшему его у крыльца Петренко. Принял у коновода в левую руку повод, опёрся ею о шею Султана, взял правой рукой стремя, вставил в него левую ногу. Затем правой же рукою ухватился за заднюю луку и сильно оттолкнувшись от земли мягко сел в седло.
Возмущённый жеребец, так и не сумевший цапнуть Семёна своими крепкими зубами, попытался сделать "свечку", но почувствовав твёрдую руку хозяина успокоился и тронутый шенкелями двинулся шагом по камням мостовой. Съехав на мягкую грунтовку Лунёв послал коня рысью и тот как бы поплыл над дорогой, а в утренней тишине послышались чёткие двойные удары копыт. Петренко пришпорил свою Кралю и бросился догонять командира.
3
Ольга, проводив мужа, докормила дочку, положила её в люльку и принялась хлопотать по своему маленькому хозяйству.
Прошел год с её замужества, а Оля всё не могла привыкнуть к тому что она - жена военного, хозяйка этой большой и светлой комнаты, распорядительница продуктовых пайков и таких огромных для неё сумм денег, ежемесячно приносимых мужем. Ей иногда казалось что всё это сон, что она находится не у себя дома, а гостит у каких-то богатых родственников, что это происходит не с ней, а с кем-то другим.
Оля родилась в большом полуукраинском, полумолдавском селе Беляевке, неподалёку от Одессы, привольно раскинувшемуся вдоль быстрого Турунчука, - одного из рукавов Днестра.
Она рано лишилась матери, а мачеха взятая отцом, довольно сурово относилась к своим падчерицам и пасынкам, - в семье было шестеро детей. Поэтому как только появилась возможность, Ольга вслед за старшим братом подалась в Одессу в поисках лучшей доли.
Пришлось поначалу ночевать на полу крохотной комнатушки только что женившегося брата Николая. И молодоженам, для того чтобы встать и передвигаться по своим "апартаментам", приходилось матрац, вместе со сладко спавшей Олей, запихивать под свою кровать. Потом она нашла себе службу, - нянькой и домработницей в коренной одесской еврейской семье, где хозяйка на удивление хорошо относилась к девочке.
Через некоторое время брат пристроил её на постоянную работу - на одесской табачной фабрике "Друзья детей". Ей Богу дорогой читатель, я ничего не выдумываю. Это всё одесситы.
Так как Оля любила и умела петь, то она с удовольствием стала заниматься этим в украинском народном хоре, при доме культуры. Живя в общежитии она часто бегала в гости к своей бывшей хозяйке, потому что из близких в Одессе у неё больше никого не осталось. Брата Николая, к тому времени, перевели служить в другой город.
Однажды подруга по комнате поделилась с ней что познакомилась с военным, отдыхающим в санатории, и он просит её привести с собою девушку для его друга, - соседа по палате, тоже офицера-отпускника. Долго товарка уламывала робкую Олю и наконец добилась своего. Девушки принарядились и отправились на свидание.
Пётр понравился Ольге, но он был на вид такой серьёзный и строгий, что она в душе робела перед ним, - всё таки сказывалась разница в возрасте. И когда после немногих свиданий Лунёв вдруг сделал ей предложение, она растерялась. Единственная душа, у которой Оля могла спросить совета была конечно мудрая Сара - её бывшая хозяйка.
Сара велела привести жениха в гости, на смотрины, и только после этого выдала экспертное заключение:
- Ольга! Это очень выгодная партия. Выходи немедленно, не пожалеешь. За этим человеком ты будешь как за каменной стеной. Это я тебе говорю, Сара!
Полковые дамы встретили поначалу её с высокомерно-холодной сдержанностью, но Оля с такой наивной, обезоруживающей доверчивостью обращалась к ним за помощью в различных домашних вопросах, с такой готовностью старалась набраться житейской мудрости в ведении хозяйства, что женщины понемногу сменили гнев на милость и стали с материнской заботливостью опекать свою юную подругу.
Понемногу холостяцкая берлога, в которой единственным предметом роскоши была тульская двустволка, (у Лунёва были две страсти - охота и лошади), стараниями Ольги стала приобретать вид уютного семейного гнёздышка. Вместо узкой солдатской койки покрытой серым красноармейским одеялом, появилась двуспальная красавица кровать с блестящими никелированными спинками и мягкой панцирной сеткой, в углу на тумбочке поблескивал новым дермантином патефон, а в один прекрасный день два дюжих красноармейца играючись втащили большущий шифоньер.
Оля засмеялась, вспомнив вдруг как на другой день после приезда, Пётр утром уехал на службу, а она решила сделать генеральную уборку в комнате. День был как и сегодня жаркий и солнечный и она, раскрыв настежь окно, с удовольствием вдыхала свежий воздух настоянный на смолистом запахе сосны. Вокруг городка стояли массивы хвойных и лиственных лесов.
Два рыжих пушистых комочка мелькнули у неё перед глазами, и Оля похолодела от испуга, с опозданием вспомнив, что окно-то открывать и не следовало. У Петра, в старой шапке, жили два почти ручных бельчонка. Ещё вчера они так забавно брали у неё с рук кусочки яблока и семечки. И вот теперь, воспользовавшись беспечностью молодой хозяйки, белочки отправились прогуляться по свежему воздуху, да так и не вернулись домой.
Возвратившегося со службы мужа Оля встретила как провинившаяся девочка, чуть ли не со слезами на глазах; но он, узнав, в чём дело, только засмеялся и поцеловал жену в голову. И у неё сразу отлегло на сердце.
В конце зимы муж, подав рапорт, взял две недели отпуска и отвёз её беременную рожать к матери на Кубань, в станицу Поповичевскую.
И как это большевики сразу не догадались её переименовать? Но потом правда очухались, и уже после войны она стала называться Калининской.
Встретила Ольгу маленькая, сухонькая, ласковая старушка; которая не могла нарадоваться невесткой и всё благодарила Бога, за то, что он надоумил таки её любимца Петеньку жениться....
Оля уже заканчивала варить борщ, когда на кухне появилась нарядно одетая Тоня Белякова - её лучшая подруга, - жена командира первого эскадрона.
- Ну, девушка, если ты так долго будешь возиться, все лучшие места позанимают; стоять придётся. Давай поторапливайся.
- Сейчас Тоня, заканчиваю. Подожди немножко, - ответила ей Оля.
- Ну, нет, так дело не пойдёт. Иди одевайся, собирай Людмилку, а я доварю твой борщ, - скомандовала подруга.
Через некоторое время молодые женщины, катя перед собою детскую коляску, направлялись на окраину города к большому пустырю на котором сегодня должны были проводиться скачки и прочие мероприятия в честь годовщины формирования славной кавалерийской дивизии имени Семёна Михайловича Будённого.