Было жарко и душно. И вообще - плохо со всех сторон. Люто хотелось пить, причем жажда оказывалась непреходящей - сколько в себя ни влей, все равно живительная влага бесследно испарится где-то на уровне гортани. Наверное, так мучаются грешники в аду, не в силах напиться. Если бы не маленький квадрат выцветшего добела брезента, натянутый на четырех бамбуковых шестах, было бы совсем плохо. Впрочем, вне спасительного пятачка тени солдат уже давно свалился бы в беспамятстве.
Олег достал флягу, литровый сосуд из полупрозрачной зеленоватой пластмассы. Глотнул отвратительно теплой воды, которая показалась горькой, словно медицинская микстура, хотя на самом деле была сладковато-соленой. Медицински, мать его, обоснованный состав... Сунул флягу обратно в чехол, отметив, что воды осталось от силы на треть объема, а трехлитровая канистра пуста и впереди еще вся ночь. Поправил тяжеленный и древний карабин Манлихера на широком потертом ремне. Винтовка оттягивала плечо и казалась веригами мучимого грешника. Но оставлять ее было запрещено. Дозорный всегда должен оставаться начеку. Мертвый солдат без оружия - это позор всей идеи милитаризма, а мертвый боец с ружьем в руках - герой и пример для подражания. Так говаривал Злобный Хартман и с ним спорить не стоило, разве что заочно и так, чтобы Злобный ни в коем случае не прослышал.
Жарко...
Олег достал из кармана часы на облезлой, кое-где начавшей ржаветь цепочке, щелкнул разболтанной крышкой. Часы он купил в Каире, на базаре Соук аль-Гома'а, прельстившись солидным видом латунного корпуса и благородным блеском сапфирового стекла. Через неделю дешевое покрытие окислилось, и 'латунь' заиграла всеми оттенками радуги, а 'стекло' на солнце помутнело так, что оксирановый кругляшок пришлось выбить и выкинуть. Однако часы на удивление продолжали работать, отставая в сутки ровно на час и двадцать три минуты. Так что Олег приноровился подводить их каждое утро.
Вечер близится. Олег закрыл часы и спрятал поглубже в карман.
В Африке темнеет быстро. Солнце катилось к горизонту, оно казалось громадным и немыслимо ярким по сравнению с привычным Олегу среднерусским светилом. Не солнце, а круг расплавленного золота, в котором растворялись всевозможные оттенки багряного. И все в мире, оказавшись под яростными золотыми лучами, тоже становилось желтым, с явной примесью красного и оранжевого. Раскаленный воздух дрожал, как студень, искажая очертания, превращая мир в подобие шизофренической галлюцинации. И уже нельзя понять, где граница между желтым небом и желтой саванной. Все едино.
Это ад. Настоящий ад...
Олег машинально поправил широкополую австралийскую шляпу, затем вообще снял ее и обмахнулся, как веером. Шляпа была на два размера больше головы, чтобы можно было надеть ее на матерчатую повязку, впитывающую пот. Повязку, казалось, можно было выжать, набрав с полведра жидкости. Олег рисковал тепловым ударом, но пот в глазах казался еще хуже.
'Господи, что я здесь делаю?..'
Ответ был в общем тривиальным - в данный момент старший солдат Туркестанской милиции, нанятый на разовый 'пакетный, по умолчанию согласия' договор конторой 'Тезей', стоял в нулевой линии охранения, медленно поджариваясь на адской сковородке африканской саванны. Примерно километр периметра, убогий навес, три литра воды в канистре и еще литр во фляге. Смена в три часа ночи. 'Нулевая' - это значит скорее для проформы, за пределами собственно охраняемой территории, чтобы укрепить в ценных клиентах чувство безопасности. Как известно, рубежей безопасности много не бывает.
Старший милиционер... Крутой боец самого известного иррегулярного формирования в России, добровольческого легиона империи... Олег безрадостно усмехнулся, выругался, отер мокрое лицо. Утром он забыл побриться, и, хотя в силу молодости щетина росла плохо, сейчас она словно собирала весь пот, не давая ему ни стекать, ни толком испаряться.
Он перевесил винтовку с правого плеча на левое, однако лучше не стало, оба плеча были одинаково натерты и болели. Снова выругался, перекинул ремень на загривок, подвесив оружие на шее. Полегчало, однако теперь винтовка тянула к земле, напрягая шею и спину, так что облегчение обещало стать сугубо временным. Ну и черт с ним.
Олег выругался в третий раз, опасливо глянул из-под навеса на солнечный диск. Золотой шар все еще словно ронял капли расплавленного металла, накаляя воздух. Но уже почти коснулся условного горизонта. Вернее, широкой полосы, где небо сплавлялось с землей в дрожащем оранжево-алом мираже. Еще от силы час, скорее гораздо меньше - и наступит облегчение. Воды мало, а ночь будет ненамного мягче, но без солнца пережить жару окажется легче. Перед рассветом его сменят, там можно будет наконец напиться, перехватить пару часов сна, а затем ...
Олег машинально положил руку на грудь, где за пазухой выцветшей и потрепанной гимнастерки ядовитой змеей притаился почти квадратный конверт. Настолько плотный, что даже не поймешь, то ли это бумага, то ли тонкий картон. Банковский картель 'Строганов и сыновья' не экономил на уведомлениях, конверт почти не истрепался за неделю полевой жизни, не промок от пота. И по-прежнему хранил бумагу, что страшнее самого злого африканского солнца...
Ветер катнул мимо пучок какой-то спутанной травы, похожей на перекати-поле. Прохлады дуновение ветерка не принесло, скорее, как из сталеплавильни дохнуло. Олег снова, прищурясь, глянул на солнце, которое уже коснулось края земли. Со стороны лагеря донеслись звуки пробуждающейся жизни. Высокие клиенты жили в перевернутом суточном ритме - жарким днем отсыпались в уютных домиках, возведенных на время 'voyage', а вечером пробуждались для активного времяпровождения, то есть кутежей, пьянства и прочих развлечений, коими можно предаться вдали от общества и условностей цивилизации. Хотя черт его знает, может они так все время жили... Вампиры чертовы... Впрочем, днем клиентура тоже забавлялась, главным образом охотой и некоторыми иными развлечениями, которым трудно в полной мере отдаться ночью.
Вспомнив про эти самые развлечения Олег сглотнул подступившую к горлу желчь. Он и так третий день мучился изжогой, а сейчас в пищевод словно залили концентрированной кислоты.
Шея устала, милиционер перевесил оружие на многострадальное правое плечо. Посмотрел налево, затем направо. Начинало темнеть, или, если подобрать более точное определение, ослепительная яркость солнечного света немного поблекла. утратила слепящую силу. Золота вокруг стало меньше, а чуть более мягких красноватых тонов - больше, как будто на весь мир бросил отсвет гигантский пожар. Выглядело красиво, но страшновато. В подступающих сумерках дрожащее марево раскаленного воздуха придало всему неверные, зыбкие очертания. Мир превратился в иллюзию, фата-моргану. Не менялась лишь боль в плечах и гнусное ощущение плотно облепившей мокрое тело формы. Как будто намазался вазелином и залез в каучуковый водолазный костюм.
Лагерь тем временем пробуждался. Не обошлось без ежевечернего фейерверка, затем гулко хлопнула маленькая бронзовая пушка, по традиции возвещавшая конец дня и начало веселья. Короткие тени побежали от бамбуковых шестов и недалеких деревьев, похожих на ... черт его знает, на что похожих. Растительность здесь была странной, как будто сплющенной, растянутой в ширину и грубо обрезанной сверху.
Тени удлинялись на глазах, густые и угольно-черные. Ветерок усиливался, чуть-чуть освежая разгоряченное лицо, стянутое высыхающими потеками пота. Господи, неужели вечер?.. Олег снова машинально дотронулся до мундира, нащупывая под тканью конверт. Захотелось достать и перечитать, хотя он и так помнил каждое слово на желтоватом листе дешевой - не ровня конверту - бумаги с факсимильной росписью кого-то из дирекции банка.
Олег вздохнул и начал подумывать, что можно вообще снять оружие, хотя это и категорически воспрещалось. Снять, поставить у шеста... Все равно никто не подойдет незамеченным. Хорошо, что эта мысль пришла в голову достаточно поздно и думалась достаточно тяжело, потому что вахмистр Ян Цвынар по прозвищу 'Злобный Хартман' появился как из ниоткуда, чисто демон какой-нибудь.
Ну, не совсем из ниоткуда, просто Олег, задумавшись, подзабыл, что смотреть надо не только в саванну, но и назад. Впрочем, Хартман на этот раз обошелся без пинка, которым он обычно наставлял нерадивых часовых. Сегодня вахмистр пребывал в хорошем расположении духа и даже щурился без особой злобы.
Поляк Цвынар, который, наверное, уже забыл, когда последний раз ступал на отчую землю, пригладил длинный вислый ус, сплюнул на землю и обозрел Олега снизу вверх. Затем повторил процедуру в обратном направлении, сверху вниз - от макушки до стоптанных каблуков полевых ботинок английского образца, то есть с высокими голенищами и на шнуровке с крючками. Английская форма вообще была самой популярной к югу от Сахары, прочно вытеснив любых конкурентов, даже немцев с их демпингом. Британцы конечно проиграли свою империю французам, но, по единодушному мнению, лучше них военную амуницию не делал никто.
Олег замер по стойке 'смирно', перехватив оружие должным образом, стволом вверх, ладонь под приклад.
Цвынар посмотрел на солнце, окрасившееся к тому времени в ровный багровый цвет. Толкнул носком пустую канистру и скривился, не услышав плеска.
- Бестолочь, - констатировал Цвынар-Хартман. - Все выхлебал, как ночь простоять думаешь?
- Простою, - отозвался Олег, уставившись вдаль. Встречаться глазами с командиром он не хотел и боялся. Он вообще опасался любого начальства.
Строго говоря вахмистр из 'Тезея' был его временным командиром, по условиям договора, а непосредственное официальное начальство милиционера, сдающее внаем свой персонал частной охране и 'пинкертонам', прочно засело в Каире. Но от приставки 'временный' суть дела не менялась. Хартман все равно был страшный, злобный, и мог причинить массу неприятностей.
- Простои-и-ишь, - процедил Ян сквозь зубы с невыразимым презрением. - Вольно ... старший милиционер... Отставной козы барабанщик.
Презрение осталось, но все-таки прозвучало почти беззлобно. Олег выдохнул и чуть расслабился. Только чуть, на всякий случай.
- Вольно, я сказал! - приказ будто кнутом хлестнул. - Ну вот так лучше.
Хартман обошел вокруг Олега, принявшего стойку 'вольно'. - Кинь железо в угол, пусть постоит пока.
Молодой человек не сразу понял, о каком железе идет речь и где здесь можно найти угол. Наконец сообразил и под насмешливым взглядом Цвынара кое-как пристроил винтовку к стойке, прикладом вверх, кое-как зафиксировав на бамбуковом стержне. Получилось не с первого раза, Хартман ехидно цыкал зубом и гнусно ухмылялся. Олег страдал и опять взмок под и так насквозь пропотевшей формой.
Командир вздохнул и достал портсигар, обычную жестяную коробочку без всяких вензелей и гравировок, излюбленных прочими курильщиками. откинул крышку, вытянул толстую длинную папиросу, похожую одновременно и на сигару, и на крошечный дирижабль без кабины.
- Огоньку? - спросил он, проведя сигаретой под носом и втягивая табачный аромат, как будто держал первосортную 'гавану'.
- Спасибо, не курю, - автоматически отозвался Олег.
- Дурень. Я у тебя спросил огня! Далеко за спичками лезть.
Олег зашарил по карманам, суетливо и нелепо, пытаясь найти зажигалку. Не нашел и подумал, что забыл ее в палатке.
- Бестолочь, - повторил Цвынар, выудил откуда-то коробок и прикурил от длинной французской спички. Сделал он это настолько ловко - обращаясь сразу с портсигаром, коробком, спичкой и сигарой - что только зависть взяла. Затем все лишние принадлежности отправились по местам - в бездонные карманы длинной 'пустынной' куртки Цвынара.
Командир глубоко затянулся, меланхолично пустил в алеющее небо сизый клуб дыма.
- А вот скажи мне ... дружище... - начал было он и замолк так же внезапно, как и начал. Олег стоял, не зная, что делать или сказать. Пауза затягивалась, Цвынар курил, причем сигарета тлела очень медленно. Табачный огонек светился ярко, словно крошечное солнце.
Лагерь расцвел огнями, как новогодняя елка. Он истекал светом и шумом. Красивый 'lа ville' (или le, кто их разберет, эти французские артикли), разбитый в свое время на пустом месте, но при этом выглядящий как элитный поселок для богачей, заложенный самое меньшее десятилетие назад. Место, куда 'золотая' молодежь отправляется, чтобы отдохнуть. 'Отдохнуть' в своем понимании, то есть оказаться подальше от назойливого внимания старшего поколения и всех его условностей. Что происходит в далеких, диких краях, того нет и никогда не было. Здесь можно позволить себе многое. Точнее - почти все.
Из-за этого 'всего' Олег и стоял теперь на самом непрестижном и бессмысленном посту, ожидая завтрашней авиетки, чтобы вернуться на ближайшую базу 'Тезея', а потом и в Туркестанскую милицию.
Молодежь веселилась. Даже сюда, к дальним рубежам охраны долетал безумный, истерический смех, явно женский. Он все длился, не заканчиваясь, словно и не человек смеялся, а крутилась лента 'Livre sonore' . Олега передернуло. За короткую службу в Милиции он повидал разного и уже понял, что человечество довольно несовершенно. Однако прямое и однозначное знакомство с досугом сильных мира сего все-таки шокировало.
Цвынар заметил неосознанное движение Олега и глянул на лагерь, где наконец-то заткнулась безумно ржущая истеричка.
- Мусор, - скривился вахмистр. - Человеческий мусор. Век бы его не видал. Отбросы общества.
Сумерки потихоньку побеждали умирающий день. В смягчившемся свете заходящего солнца жесткое лицо Хартмана чуть разгладилось, ушла вечная кривая усмешка, исполненная презрения ко всему миру. Теперь перед Олегом стоял немолодой, но жилистый и уверенный в себе человек. Просто человек. Настолько, что старший милиционер рискнул вставить словцо.
- Сливки общества?..
- Чего? - буркнул Цвынар, и Олег стушевался.
- Какие сливки. мальчик? - усмехнулся Хартман, стряхивая коротенькую шапочку пепла с сигареты. - Европейские нищеброды, среднее звено картелей. Родители накопытили тяжелым трудом немного 'бумажного' золота, а эта шваль его прожигает. Погонять зверье с геликоптеров, сделать из носорожьих ног урны для бумаг и стойки для зонтиков... Прибить львиную башку над камином. Дешевка.
Олег шмыгнул носом. Он как-то привык к мысли, что видит действительно элиту общества, и слова командира, а также неприкрытое презрение вахмистра к гуляющей клиентуре ... удивляли.
- Настоящие богатеи гуляют совсем по-другому. И в других местах, - скривился Цвынар. - Но нам до них еще расти и расти. И там другие конторы при деле, вроде какого-нибудь 'Деспера' и прочий первый эшелон. Не вшивый 'Тезей'.
Олегу очень хотелось спросить, что же делает вахмистр в непочтенном 'Тезее'. Но юноша сдержался, решив, что в молчании - благо. Что бы ни нашло на Хартмана, это пройдет, и как бы после не огрести проблем за неудачное словцо.
- А вот скажи мне ... дружище ... - повторил Цвынар те же слова, с той же интонацией, вызывая у Олега острое чувство дежавю. - Точнее расскажи...
Вахмистр затянулся дымом и глянул прямо в глаза Олегу Остро, внимательно, с холодным прищуром.
- Расскажи мне. что же ты здесь забыл?
Юноша несколько раз открыл и закрыл рот, как сломанная игрушка 'квакунчик' на заводной пружине. Больно уж необычным оказался вопрос. В голове крутились обрывки штампованных фраз из рекламных брошюрок и разные красивые словеса про долг.
- Упрощу вводную, - хмыкнул Цвынар. - Вот я на тебя смотрю...
Вахмистр повторил процедуру осмотра снизу вверх и обратно, чуть быстрее, но столь же внимательно.
- И вижу обычного тюфяка из глубинки. Городской, но не столичный. Оружия прежде в руках не держал. Не шпана из подворотни. Руками работать не умеешь. Головой тоже. Сидел где-то младшим делопроизводителем, щелкал 'нумерикой' или арифмометром, бумажки перекладывал. Мимо образования ходил - слова умные в голове болтаются. Ну и хлюпик, конечно - в неграх людей видишь, что вообще тянет на списание по медицинской непригодности к службе.
Цвынар опять сплюнул, а Олег поежился, вспоминая недавний инцидент, который и привел его на 'нулевой рубеж'.
- Так что ж ты здесь забыл, дурень?.. Почему решил заработать копеечку в кригскнехтах?
Олег снова коснулся груди напротив конверта. А затем... затем неожиданно рассказал все. Быстро, путано, сумбурно, как оно обычно и случается, когда внезапно начинаешь говорить о наболевшем, прожигающем сердце и душу страшнее самого злого солнца.
- Ясно, - подвел итог короткой и грустной исповеди Хартман. Вечерняя тень легла на его лицо, скрадывая выражение, только алая точка тлеющей сигареты светилась. - Все как обычно. Взял немножко в долг у барыг. Потом еще и еще. Не за то отец бил, что одалживался, а за то, что перезанимал. Но кто же в своем уме подписывает писульку о переводе взыскания на родственников? Ты совсем идиот?
Голос вахмистра прозвучал странно. Лица его Олег не видел, но в словах Цвынара ему почудилась необычная нотка. Юноша не мог понять, что именно ... как будто старый солдат принял его историю близко к сердцу, но скрыл эмоции за броней выдержки.
Но ведь такого быть не могло, не так ли?.. С чего бы Злобному, который славился черствостью и бездушием, внезапно интересоваться проблемами какого-то наемного милиционера?..
- Условия очень хорошие были, - выдавил Олег. - Ну, то есть показались очень хорошими. Вроде все успевал отдать, все получалось.
- И не получилось, - резюмировал Цвынар. - Что, в других местах денег найти не смог, пришлось вербоваться?
- Столько - нет. А в Милиции обещали хорошие деньги. Да еще контракты у кригов, неплохая подработка...
- Что теперь?
- Последнее предупреждение. Потом обращение взыскания. Я думал, премия за это дело поможет внести очередной взнос, - Олег махнул в сторону лагеря, где разгорался огонь, во всех смыслах.
- А нехрен было пигмеев разных жалеть и кривиться, - буркнул вахмистр. - Остался бы в обойме и с премией.
- Да, не стоило, - понуро согласился Олег.
Какое-то время оба молчали. Цвынар наконец домучил сигарету и запалил вторую.
- Притащил мне как-то знакомый брошюрку хорошую, 'О вреде онанизма и пользе курения', золотые прямо слова, - сказал Цвынар прежним злобноехидным тоном. - И так там ясно расписано, почему в курении благость... а все равно больше двух за раз уговорить не могу. Не ложится душа и все.
- Ага, - вымолвил Олег, потому что так и не придумал, что можно ответить на такое откровение.
- Да, наверное... - замялся юноша. - Симпатичные...
- А ты их, паскудная душа, под такую раздачу подвел, - заметил Цвынар. - Как жить дальше будешь теперь?
- Зарабатывать буду, - огрызнулся Олег, потому что именно этот вопрос - 'что же делать дальше?' - он с переменным успехом задавал себе весь последний год.
- А если не сможешь? - Олег мог бы поклясться, что глаза вахмистра блеснули отраженным светом как две стеклянные линзы. Или как зрачки ночного хищника.
- Смогу.
- Ну, бог в помощь. Хорошо, когда у тебя кто-то есть. Хорошо, когда не поздно еще все исправить.
- Что? - Олег не понял и посмотрел на Цвынара.
- Хорошо, когда ты можешь еще все исправить, - медленно, чуть ли не по складам повторил вахмистр. - Или хотя бы попробовать.
Олегу показалось, что Хартман хотел что-то добавить, но если вахмистр и собирался сказать лишнее, то передумал. Он словно оборвал себя на полуслове, захлопнув чуть приоткрытый тайничок души. Закрыл прочную крышку и запер надежным замком.
Со стороны лагеря донеслись выстрелы. Бахало узнаваемо - охотничий винчестер, классическая рычажная скорострелка. Народ разогревался. Кто-то пел, мешая французские и немецкие слова, вклинивая английские фразы. преимущественно сугубо непристойного содержания - это было понятно даже Олегу с его убогим знанием иностранных языков.
Среднее картельное звено, так сказал Хартман... Олегу стало интересно - если это и в самом деле так, то как же на самом деле выглядит отдых настоящих сливок общества? Чем развлекаются люди, которые с рождения отгорожены от прочего мира непроницаемой стеной абсолютной власти и невообразимых денег?
- Ты вообще везучий человек, - Хартман довольно резко оборвал неожиданные философские размышления.
- Наверное.
- И даже сам не представляешь, насколько везучий. В хорошую контору попал.
- Правда? - услышанное не вязалось с уже проявленным пренебрежением к 'Тезею', так что Олег старался быть предельно обтекаемым и дипломатичным.
- В нашем деле главное - что о тебе знают и что думают. Репутация прежде всего. И главнее всего. А ты нашим хозяевам репутацию малость подмочил.
- Чем?!
- Что в рекламках разных писано? Что устроители обещают? Полный комфорт, все лучшее из лучшего, надежная и суровая охрана. Никаких сантиментов и соплей. А ты был надежной и суровой охраной? Кто игрушку пожалел, да еще и не втихомолку? Ну что значит 'это же человек все-таки'? Как ребенок, ей-богу. Бушменка эта, если что, даже для банту и прочих дикарей стоит чуть выше обезьяны. Ну, настолько, чтобы сношать не позорно было.
- Но я же... - Олег осекся, так и не сумев оформить внятно суетливые мысли и крутящиеся в голове обрывки фраз.
Хартман малость подождал и продолжил повествование.
- То, что ты себя наивным дурачком выставил - это ладно. Но ты показал нанимателей слабаками, которые набирают с улиц абы кого. Понятно, что с иррегуляров брать нечего, но всему есть предел.
Цвынар вздохнул и в третий раз измерил Олега критическим взглядом, на этот раз только в одном направлении, от макушки до пят.
- А это очень, очень плохо для репутации, - тоном ниже сообщил вахмистр. - С этого может ничего не случиться, а может пойти нехороший слух. и среди клиентуры, и среди своих, гильдейских. Мир кригскнехтов, он только кажется большим, на самом деле все друг друга знают. Достаточно один раз слабину показать - сожрут.
Олег замер, боясь даже вздохнуть. Цвынар посмотрел на сигарету, от которой осталась едва ли четвертинка. Помахал окурком в воздухе, выписывая красные зигзаги.
- Вот я и говорю, - как ни в чем не бывало продолжил вахмистр. - В хорошую ты контору попал. Какие-нибудь другие, негодные организаторы... они бы подумали - как же такую конфузную ситуацию порешать? Надо промашку исправить, а репутацию подкрепить. И выход сам собой напрашивается.
Хартман с силой затянулся и щелчком пальцев послал окурок в красивый полет. Красная точка упала далеко в стороне и растворилась в подступающей темноте.
- Напрашивается, - повторил вахмистр. - Пусть этакая тютя постоит пока подальше, не мозолит никому глаза. Надо ему еще пообещать, что вскорости сядет на быстрокрылый ероплан и отправится обратно. А утром ... а может и раньше ... надо представить избранным, совершенно особым гостям какое-нибудь совершенно особое развлечение. По особому тарифу. Пигмеи - это же в конце концов скучно и приедается. И все проблемы решены. Можно даже выставить дело, что все так и было задумано. Клиенты довольны, организаторов никто не назовет слабаками. И тюфяк больше никому козью морду не подстроит.
- Так не бывает, - прошептал Олег.
- Э, дружок, чего только на свете не бывает. Главное, чтобы никто концов не нашел и кляуз не писал. Насчет концов, - Хартман широким жестом обвел сумеречный пейзаж. - Африка большая, люди в ней пропадают часто. Лев покушал, стадо буйволов прошло, негры остатки снаряги подобрали - и все, никаких следов, никакой пинкертон не найдет. Очень для таких вещей удобное место - эта самая Африка. А кляузы... кто ж их писать то будет? У нас вообще половина кнехтов неграмотна, получку сосчитать умеют и ладно, на что им грамота?
Хартман потер ладони, словно смахивая пыль, и пригладил ус.
- Но ты не тушуйся. - ободрил он юношу. - Я же говорю, такое в какой-нибудь другой, скверной конторе могло бы случиться. А 'Тезей' - общество солидное, почтенное, слово у них - что камень. Сказали - завтра в ероплан и обратно, значит так и будет. Ладно, пойду я, а то что-то заговорился с тобой. Бди до утра и это ... с поста ... не отлучайся.
- Почему?.. - прошептал Олег в спину уходящему вахмистру. Очень тихо прошептал, однако Цвынар услышал, остановился и пару мгновений помолчал, не оборачиваясь. И ответил - все также не оборачиваясь, скорее даже самому себе, чем юному собеседнику.
- Хорошо, когда еще не поздно что-то исправить.
И пошел дальше, решительно, быстро, печатая шаг почти как на параде.
Олег немного постоял на нетвердых, занемевших ногах, а затем опустился на колени прямо в тяжелую пыль, хранящую тепло умершего солнца. Юношу колотила дрожь, пальцы тряслись, как у сумасшедшего пианиста. Живот скрутило болезненными спазмами. Олег сбросил шляпу и сорвал с головы повязку, задубевшую от пота и кажется, даже на ощупь соленую.
- Господи... - прошептал он дрожащими губами. - О, господи...
Все, что сказал Ян Цвынар, казалось безумным и нереальным. И в то же время - очень приземленным, логичным и вполне насущным. Прежний Олег, обычный городской житель, мещанин и - по совести говоря - недотепа, не мог и представить себе такого развития событий. Нынешний Олег, малость потаскавший винтовку и солдатские ботинки, понимал, что и такое вполне возможно. Более чем возможно. И это было самым страшным - простая, абсолютно житейская мудрость рассуждений Цвынара.
Мир раскалывался и рушился, как в сказке. Ломались, рассыпаясь в скорбные осколки все надежды и расчеты. Олег попытался вспомнить лица сестер и не смог, хотя последний раз смотрел на их фотокарточку нынешним утром. Образы милых родственников ушли куда-то во тьму, растворились в памяти.
- О-о-о-х, - простонал Олег и свалился на бок, скрючившись в позе эмбриона, подтянув колени к подбородку. Ему стало очень холодно, как будто жаркая, пропотевшая форма подернулась тонким ледком, высасывая из тела последние крупицы тепла. Юноша впервые увидел воочию призрак скорой смерти, а еще - в полной мере ощутил, что от него зависят две других жизни, до которых никому нет дела, кроме старшего брата. Того самого брата, которому Злобный предельно откровенно предсказал остаток жизни в несколько часов. И также откровенно посоветовал уносить ноги куда угодно, немедля.
А затем холод сменился волной жара. Надежда окатила мальчишку, словно водой из ведра. Ведь так быть не может! Кто в конце концов этот Цвынар? И с чего бы ему помогать какому-то милиционеру на разовом договоре? Кому вообще интересна мелкая сошка с винтовкой в дальнем оцеплении?
Подстава? Злая шутка? Или милосердие незнакомца?
- Господи, что же мне делать? - вопросил Олег, обращаясь к темному небу, на котором одна за другой вспыхивали очень крупные, бриллиантово-яркие звезды. - Что делать?!
Однако безразличному небу не было дела до отчаянной мольбы одинокого маленького человека с винтовкой в дальнем оцеплении. Небо и звезды молчали, предоставив человеку самому определить свою судьбу.