Лукашевич Денис Николаевич : другие произведения.

Эпоха Ядерного Рассвета. Братские узы. Главы 12-17

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Запоздавшее продолжение "Эпохи". Дело ближется к концу... А, может быть, нет. Может, все только начинается...


Глава 12. Крысы и крысолов

   У небольшого костерка, устроенного по всем правилам выживания в дикой природы, лес уже не казался таким устрашающим. Таинственные тени отступили за пределами круга, освещенного пламенем, и там продолжали корчить свои невидимые, а оттого еще более жуткие рожи. Но теперь они были там, по одну сторону, а люди по эту, в относительной безопасности от тварей лесных. А от иных чудищ их должно было защитить оружие, который каждый положил под руку, чтобы, если что, успеть схватить в минуту опасности. даже Анджей положил подле себя увесистый рычаг, отломленный от обездвиженного свадебного экипажа.
   Рядом, смутно похожая на огромный, вросший в землю череп, скалилась глазницами-окнами избушка пропавшего бортника. Было в ней нечто зловещее, что отваживало от посещения покинутого строения. Поэтому, по молчаливому согласию всех членов команды, бивуак разбили снаружи, пока погода не баловалась еще осенним дождем и влажным холодным ветром, а над головой, за темными кронами леса все еще сверкала бриллиантовая россыпь звезд. Луна только-только входила в свои законные права, показав краешек серебряного серпа над верхушками деревьев.
   Погода, на удивление, стояла теплая и приятная, настоящее "бабье лето" с невесомыми паутинками, застревающими в ветвях и волосах, не летним жаром, а с приятным и нежным теплом ранней осени. После недавнего дождика, мелкого и недолго, лишь прибившего пыль дышалось особенно легко и вольготно, так что даже зловещая чаща вокруг не казалось такой уж и угрожающей.
   Хорошо, что и грибной сезон был в полном разгаре. А если знать, какие из них пригодны в пищу, какие хорошо пожарить, а вторые, наоборот, проварить или провялить над костром, то даже еда на скорую руку может показаться настоящим пиршеством. Тем более, вкупе с солью, небольшой мешочек с которой хранил каждый уважающий себя путешественник. Даже у вечно недовольного неожиданной компанией Марко и то настроение постепенно улеглось, настроилось на благостный, спокойно-милостивый лад. Но разговор почему-то не клеился - сказалось, видимо, усталость и переизбыток впечатлений за день. Все хотелось отдыха. Правда, говорливый Анджей порывался затеять очередной бесполезный спор, но после предупреждающе вежливого взгляда Марко замолк и успокоился, завернулся в шерстяной плащ, хранящийся у него в котомке, и отвернулся к огню, к шипящему теплу костерка.
   Но осенняя погода любит неожиданные сюрпризы. Не успели и остальные поудобнее улечься, как первые холодные капли упали на одежду, неприятно защекотали по коже.
   - Черт! - Веллер, оставшийся сторожить в первую смену, с бессильной ненавистью уставился на быстро затягивающееся тучами небо.
   Только-только сверкали необычайно большие звезды, луна-затейница скромно показала свой изогнутый бок, как небо стало туманно-черным, непроглядным, словно затянутое черной старушечьей шалью.
   Упали первые капли, и в следующее же мгновение дождь зарядил в полную силу, но Веллер лишь натянул хламиду походный плащ на голову, спасаясь от неизбежной сырости. Дорогая одежда паломника основательно истрепалась во время странствий по бездорожью и теперь мало отличалась по состоянию от лохмотьев бродяг. Как же Веллер скучал по своему походному обмундированию, от которого остались лишь высокие ботинки на толстой подошве.
   Наемник с тоской глядел на плюющийся искрами, шипящий, медленно умирающий под ударами стихии костер. Теперь жутковатая полуизбушка-полуземлянка уже не казалась такой зловещей. Приутихла интуициция, прибитая усталостью, накопившейся за все прошедшие дни.
   - Дождь, - безразлично отметил Марко. Тоже сел на корточки, завернулся в плащ с головой. Холодало.
   - Угу, - недовольно буркнул Веллер и с глухим недовольством уставился на старую избу. - Проклятый дождь.
   - Мне тоже чего-то не хочется.
   - Может Анджея первым запустить? Для проверки! Хе-хе!
   - А что, неплохая идея. Мне нравится. - Марко улыбнулся в темноте, лишь сверкнули ровные белые зубы - многим на зависть в Новой Европе.
   Чутье - то самое шестое чувство, что не раз выручало в самых безвыходных ситуациях, спасало от неожиданных опасностей и тихим шепотом делилось верными решениями - утверждало уверенно и веско: там опасность. Там, под поросшей густым мхом и грибами крышей, за черными провалами окон есть нечто, что их совершенно не касается, что не должно увидеть белого света, ибо еще неизвестно, кто больше пострадает от этого: тайна или сам белый свет. Чутье, натренированное годами странствий в пустошах, в бесконечных передрягах и схватках, выручало чаще, чем оружие и быстрые колеса. Уж лучше перетерпеть дождь, изо всех сил поддерживать догорающий огонь, но остаться снаружи. Но...
   Но у многих это чутье скрыто за толстым слоем ила цивилизации, спокойной и размеренной жизни про протекцией Теократии, а полезное для общества, но вредное для отдельно взятого человека любопытство всплывает наверх. И не надо объяснять, как что именно.
   Анджей, ворочавшийся уже более получаса, сел, завернутый в свой плащ, недовольно скривил физиономию и заныл:
   - Ну сколько можно терпеть этот, прости Господи, чертов дождь! Рядом же крыша - живи не хочу, а мы, словно последние голодранцы, жмемся у двери. Или именно мне надо совершить первый шаг?
   - Валяй, - безразлично пожал плечами Марко, а на самом деле, с любопытством уставился на горе-водителя.
   Тот гордо фыркнул, зачем-то оправил стоячий воротник старого пыльного мундира без знаков различия и отворил дверь. Дождь словно кнутом хлестнул ему в спину и заставил сделать шаг вперед. Еще один и еще. Темнота, притаившаяся за дверью молчала. Постепенно, по мере того, как глаза привыкали к пыльной, пахнущей сыростью и гнилью полутьме, проступали очертания предметов, заполнявших дом.
   Стены из неструганых бревен, скрипучие половицы из обтесанных плошек. Грубые лавки, покосившийся стол. В углу старинный, потемневший от времени алтарь с затянутой паутиной статуэткой пресвятого Германа. Томно изогнулись серые от пыли алтарные свечи. С противоположной от святого уголка стороны -- печь из обожженных кирпичей, натянутые под потолочными балками нити со слипшимися в сырые метелки травами, веточками и шкурками. Рассохшаяся постель со сгнившим бельем. Мутный глаз забранного бутылочным стеклом окошка.
   - Все как в старые добрые времена! - с преувеличенным восторгом выдохнул Анджей, а затем, совершенно иным тоном, добавил: - Да только людей тут не было уже давно.
   - А что за человек был твой бортник? - Марко пришлось пригнуться, чтобы не стукнуться лбом об низкий дверной косяк.
   - Одиночка -- в городе бывал редко, да и то, чтобы закупиться всяким барахлом. Ни у когоне задерживался, говорил мало. Только со мной мог перекинуться парой словечек. Безобиднейший человек, одним словом. Хоть и со странностями.
   - Странностями?
   - Ну-у-у. - Анджей задумался. - У всех людей они есть. И у него были: то слышал, что не слышат остальные, то видет бог весть что. А поговаривали еще, что он нашел, - поляк перешел на театральный шепот, - летающую тарелку! О как, етить ее за ногу!
   - А разве посуда может летать?
   - Чашки -- не знаю, но тарелки могут. Мне умные люди говорили: у них аэродинамическая форма подходящая. Сопротивление воздуху там, давление крыла...
   - Ага, ясно, - глубокомысленно кивнул Марко. Наемник был здорово подкован в довоенной технике, да только и он слабо представлял, как обычную тарелку, с которой едят, можно превратить в летательное средство. Хотя... Если запустить посильнее, на манер боевого диска киприотов...
   Действительно, странный человек. Марко решил за лучшее согласиться, дабы не блистать глубинами своего невежества.
   - ...А еще, - Анджей продолжал разглагольствовать, - поговаривали, что он держит у себя в подвале чудище! Довоенное, инопланетное! Вот такое!!! - Для усиления эффекта он развел руки в стороны, обрисовывая контуры предполагаемого пленника бортника. Судя по жестам, выходило, что инопланетянин обладает формой, близкой к сферической.
   - Инопланетное?
   - Ну. - Поляк смутился. - Прилетевшее на летающей тарелке, етить ее за ногу.
   Марко надолго задумался. Ежели на той тарелке можно еще и пассажиров разместить... Наемник тряхнул головой, отгоняя навязчивые фантазии на космическо-гастрономическую тему. "Подумаем над этим потом".
   Дом не выглядел угрожающим: обыкновенная, пришедшая в запустение постройка, лишившаяся человеческого ухода. Тогда что же так терзало интуицию, что заставляло держаться от него на расстоянии?
   Веллер зашел последним, вслед за Войцехом, по привычке проверив пути отступления. Снаружи было тихо, даже птицы и те смолкли -- весь мир отдался во власть тихого шелеста дождя, барабанящего по сухим листьям. Внутри тоже было сыро. Крыша текла и кое-где с гулким кап-кап скапливались мутноватые лужи.
   Наемник отыскал несколько старых свечей, зажег с помощью уголька, предусмотрительно захваченного из умирающего костра. Осмотрелся. В неверном, трепещущемся пламени дом наполнился прыгающими тенями, будто черти пустились в плях. Барабанил дождь по крыше, и все. Тихо и спокойно. Веллер осмотрелся основательнее.
   Отыскалось несколько вещей довоенного происхождения. В основном, всякий мусор, хотя попался и здоровенный и жутко грязный монитор -- дорогая, но бесполезная вещица. В Новой Европе вряд ли бы отыскался хоть один целый компьютер, такие технологии были еще не доступны. Хотя, ходили слухи, что в Клейдене построили здоровенную счетную машину, но та жутко шумела и занимала целое здание, охранявшееся армейским батальоном. Да и проку от нее особого заметно не было. Так что древнее устройство могло пойти куда-нибудь на украшение, только бы отмыть от вековечной грязи пластиковые бока.
   Весь этот хлам был свален в одном углу горкой металлолома и мусора. В остальном хижина оставалась относительно чистой, лишь пятна плесени и толстый слой пыли, слежавшейся в плотные серые хлопья указывали на то, что здесь давно никто не живет.
   - Странно. - Веллер хмыкнул, оглядел со всех сторон мусорную кучу. - Бывший хозяин, судя по всему, отличался завидной аккуратностью и вряд ли бы оставил бы на самом виду этакую кучу. Все разложено по полочкам, по порядку, в нужном месте, и лишь здесь настоящий бардак. Непорядок!
   - Ну, так мы здесь приберемся! - Марко правильно понял намек брата и без лишних разговоров принялся разгребать завал из мусора.
   В сторону полетел древний дорожный знак, весь посеченный ржавчиной, сквозь которую, однако, проглядывал полуистершийся белый кирпич на красном фоне. "Символично", - с улыбкой подумал наемник. Вслед за знаком отправился и обрезок рельсы, чуть не отдавивший ногу чересчур любопытному Анджею, сунувшемуся было поближе. Поляк с возмущенным возгласом едва успел отдернуть ногу и, задрав тонкий гордый нос, отошел в сторону.
   Под завалом прятался люк -- простая деревянная крышка с прикрученным металлическим кольцом. Марко откинул его и прямо в лицо дохнуло затхлым воздухом и влажной землей. Вниз, в глубокий, тонущий во тьме колодец вела потемневшая, невероятно скрипучая лестница. Конец ее терялся в непроглядной черноте подземелья.
   - Да уж. - Веллер покачал головой, заглядывая вниз. - Бортник был человеком если не странным, но особенным точно!
   - Все мы... - Анджей вытянул любопытный нос в сторону люка. - Особенные!
   - Ну, кто первый? - Марко оглядел столпившихся у дыры в полу.
   - Я с Войцехом пойду вниз. - Брат-пилигрим кивнул, соглашаясь. - Если что, он человек крепкий и бывалый -- сможет за себя постоять. Ты с Анджеем останетесь здесь -- если что, думаю, отобьетесь. Анджей, стрелять-то умеешь?
   Поляк состроил возмущенную физиономию.
   - Обижаете, панове! Можно сказать, я родился с оружием в руках! - И он продемонстрировал засунутый за пояс пистолет, простенький, но зато надежный, как молоток, "Ястреб" клейденского производства.
   Вдруг остро почувствовалось желание что-то сказать, высказаться. Нечто необъяснимое, эфемерное связало вместе людей, собравшихся в заброшенной хижине в самом диком районе Сан-Доминики. Связало крепче стальных цепей. И каждый понимал, что эта связь полностью изменила их жизнь, что назад дороги нет, а будущее... Будущего еще нет, и вопрос: будет ли оно вообще!
   - Отлично! - Веллер еще раз оглядел собравшихся. - Если мы не вернемся через сутки, значит, вы отсюда уходите. Думаю, смысла продолжать задание не будет и, братец, пробивайся на юг, к границе с Балканами -- хоть ты уцелеешь, сели со мной что случится.
   - Нет, братец. - Марко упрямо покачал головой. Набычился и продолжил: - Без тебя я никуда. Мы всегда вместе -- я, что ли, брошу тебя в решающий час?
   - Не бросишь -- я знаю! - Веллер грустно и словно бы растерянно улыбнулся. - Как думаешь, виллы у нас еще будут?
   - А то!
   Веллер вновь кивнул и обернулся к Анджею. Странному человеку, словно бы совершенно из иного времени. Непосредственного... и глупого. Не то, чтобы наемнику было его жалко, но просто чувство бессильного возмущения несправедливостью не желало отпускать. "Тебе лет эдак на триста-четыреста родиться раньше. Или позже, когда все устаканиться и не будет требоваться ежедневно бороться за свою шкуру", - неожиданно для самого себя подумал Веллер, но вслух сказал лишь:
   - А тебя, Анджей, ничего не держит. Уходи, если хочешь.
   - Э-э-э... - Совершенно невероятно, но горе-водитель смутился и даже, кажется, покраснел, что, однако, вряд ли было бы заметно в густых сумерках, едва разгоняемых светом свечи. - Теперь, как бы, и я повязан с вами, етить все за ногу! Без вас мне куда? Тем более, начальство высокое у меня, глядит далеко и видит многое -- от него не скроешься.
   - Войцех? - Лжесвященник, лжемонах, то ли революционер, то ли безумец был необычайно молчалив и хмур. Он стоял чуть поодаль сложил здоровенные руки на широкой груди и лишь сверкал смурным блеском глаз. - Никто тебя не заставляет...
   - У меня есть миссия -- я не могу отступить. Победа или смерть, как говорили древние.
   Оставалось лишь согласиться. Действительно, победа или смерть, да только был нюанс: для Веллера и Марко даже победа вполне могла обернуться смертью. После всего случившегося жизни двух наемников, даже столь высоко квалифицированных, стоила не дороже пули.
   Распределив обязанности, мужчины принялись за дело. Один за другим, Веллер и Войцех спустились вниз. Оружие они держали наготове, освещали путь двумя старыми свечными огарками. Не бог весть какое освещение, но они предусмотрительно захватили с собой пару сухих веников: ни фонарей, ни ламп в доме не нашлось. Оставалось надеяться, что внизу найдется хоть что-нибудь из освещения -- не по памяти же лазил безвестный бортник в свое подземелье!
   Марко разместился у двери: перетянул лавку, уселся так, что отлично просматривался, как и вход, так и люк в полу. Анджей повозился, но наконец-то успокоился и уселся у люка, то и дело нетерпеливо заглядывая вниз. Наконец-то ему это надоело: он отошел к двери и принялся с тоской смотреть на серую прозрачную стену непрекращающегося дождя.
   Светало, но солнце не приносило тепла. Холодной сыростью тянуло снаружи -- в доме было немногим теплее. Лес, земля, низкое хмурое небо -- все, казалось, поблекло и размылось, как акварельный рисунок на намокшей бумаге. Цвета смешались в один-единственный серый цвет -- невнятный, непримечательный. Никакой.
   Анджею было невыносимо скучно. Марко дремал на своей лавке, откинув голову на заросшую мхом и черной плесенью бревенчатую стену. Под полуприкрытыми веками сновали туда-сюда зрачки, никогда надолго не задерживаясь в одном месте. Но наемник не спал -- это было своеобразным состоянием прострации, когда часть мозга спала, отключившись от всего внешнего, а на первый план выходили вбитые годами трудной жизни в пустошах инстинкты, без которых он вряд ли прожил бы и пару дней. Стоило Анджею неаккуратно оступиться и зацепиться ногой за ржавый щит дорожного знака, как Марко мигом подскочил и в его руке дрожал пистолет с черной коброй на рукоятке. Наемник сонно огляделся, выдохнул: "А, ну ясно", - и вновь провалился в странный, пугающий полусон.
   Поляк бы, наверное, попробовал разбудить его еще пару раз -- просто так, для смеху -- но пистолет в руке и сиявшая в бессмысленных глазах все еще спавшего человека готовность убить, не разбираясь, отвадили его от этой глупой и опасной идеи.
   Тем временем, дождь прекратился. Проглянуло сквозь облака робкое осеннее солнце, засверкало сотнями отражений на каплях, застывших на траве, кустах, облетевших листьях, горевших алым и золотым. Озорные солнечные зайчики лезли в глаза, ослепляли и выжимали слезы. Казалось, только сейчас мир проснулся, сбросил с себя влажное покрывало беспокойного мрачного сна и томно потягивается, вздрагивая от утренней прохлады и лучась ослепительной улыбкой. Да только радость свежего утра не распространялась дальше поляны. Она, подобно волнам, разбивалась о темные утесы старых деревьев, мрачно глядевших невидимыми глазами на незваных гостей под мрачным лесным пологом. Поляк, залюбовавшись окружающим, шагнул наружу.
   Чуждое внимание чувствовалось кожей -- Марко заворочался, приоткрыл один глаз. Анджея не было в хижине. Паутина сна лопнула, повисла невесомыми, невидимыми нитями на лице. Наемник встряхнул кудлатой головой -- длинный черный хвост, в который он собирал свои волосы, давно растрепался: волосы неаккуратно торчали во все стороны, лезли в глаза. Тяжело вздохнул, Марко распустил его и собрал вновь, перевязав кожаной тесемкой. На руках остался маслянистый след от давно немытых волос. Тут бы выжить как-нибудь: до личной гигиены руки уже не доходят. Неожиданно он задумался, что в последний раз ванну они принимали в неспокойных водах Одера...
   Наемник отдернул себя и заставил вернуться к дню сегодняшнему.
   - Анджей, ты куда запропастился, едрыть тебя за кочерыжку? - Удивительно, но пообщавшись совсем немного со словоохотливым поляком, он стал перенимать его манеру разговаривать. Надо, надо от этого избавляться!
   Анджей не откликался, только шумел ветер в высоких еловых кронах. Странное чувство неусыпной слежки не отпускало и словно бы даже становилось сильнее.
   Снаружи было тихо. Даже чересчур. Тишина плотной ватой забила уши: ни птица не крикнет, ни сучек под ногой не треснет. Лишь едва заметным ручейком лилась мелодия. Мотив было не разобрать, но мозг на уровне подсознания откликался на неслышные переливы. Тянулся вперед, в густую лесную чащу.
   - Что за черт! - Марко мотнул головой, пытаясь скинуть наваждение, но оно все липло и липло, настойчивыми тонкими пальчиками лезло в голову. - Анджей, ты куда подевался, дубина стоеросовая?!
   Никто опять не ответил, да крик вышел каким-то приглушенным, словно сквозь землю. Стало тяжело шевелить челюстью -- слова словно вязли на языке.
   - Гр-р-р! - Марко едва переступал ногами, его качало и властно тянуло куда-то в лес.
   Мелодия теперь не просто звучала -- она торжествующе грохотала огромным оркестром, гулким эхом отдаваясь под сводом черепа.
   Марко судорожно выдохнул и уцепился за древесный ствол, стараясь унять липкую волну паники, подкатившую к горлу. Главное, не поддаться, сохранить трезвость мысли. Он чувствовал, что хоть малейшая слабина в ментальном щите, выстроенном железной волей наемника, и все -- мелодия поглотит разум, подчинит себе и ничто уже не сможет ее заглушить. Когда-то, давным-давно один мудрый и старый человек, пешком пересекший всю Европу от дикой Кастилии и пиренейских колоний иламитского султана до границы с Великим Полесьем, учил молодых, горячих и бойких наемников крепости духа и непоколебимой воли.
   Старик, сморщенный, будто печеное яблоко, загорелый до черноты, сгорбленый и хромой с удивительной эффективностью вколачивал в братьев премудростям выживания в пустоши.
   - Только воля! - Скрипучий, дребезжащий голос острым сверлом вкручивался в уши, заставлял слушаться и запоминать. - Только ваша воля -- ни оружие, ни сила -- помогут вам остаться в живых, мелкие негодники! Там где сломается подготовленный клейденский рейнджер-верзила, выстоит задохлик-горожанин, потому что есть такое слово -- надо! Надо, и все: хоть ты тресни, но должен добежать, дойти, доползти! Ах, песчаные черти! просто выстоять. Чтобы ваши жалкие тряпочные душонки превратились в стальной стержень!..
   За каждую провинность он нещадно колотил их своей клюкой. Братья злились, лезли в драку, но ни один удар не доставал неожиданно юркого старика, умело парировавшего все их ухищрения своим неизменным крючковатым посохом. Оттого они злились еще больше, кипели бессильной злобой.
   - Злость - это хорошо! - довольно лыбился учитель, поигрывая посохом. - Правильная злость строит города и побеждает армии. Правильная злость делает вас много сильнее, чем вы есть. Ваша злость правильная?
   "Правильная, черт побери, никогда еще она не была такой правильной". Медленно, шаг за шагом, Марко восстанавливал контроль над сознанием, крепил кирпичи воли цементом стойкости, сшивая расползающиеся лоскуты сознания дерюжными нитями злости. До тех пор, пока мелодия не превратилась в тихий гул на краю слышимости, словно муха жужжит в отдалении.
   Наконец-то, моонструмец отлепился от дерева и огляделся. Он успел довольно-таки далеко отойти от избушки: она едва проглядывала сквозь темные еловые стволы. Стояла все такая же ватная тишина, лишь иногда скрипела под нога опавшая хвоя. Внимательно оглядевшись, он наконец-то обнаружил следы того, что совсем недавно этим же путем сквозь густую чащу ломился человек. Возможно, даже и сам Анджей. Только страшно одно: кто скрывается там, за пологом переплетенных ветвей, что способен так задурить голову. Мелодия все еще звучала, и вспомнилась недавно рассказанная история про Крысолова. Неужели он? Если так, то Марко не мог дать за свою и Анджееву жизни ни одного, самого мелкого клейденского цехина. Если в Бургундии они улепетывали от страшного Крысолова во все лопатки, то теперь Марко, можно сказать, лез в его логово. Но долг властно звал его вперед, туда, куда вела жуткая мелодия. Правда, теперь наемник шел не одуревшим пугалом, а готовым к сражению бойцом. Пистолет в руку и вперед, в бой. Победа или смерть!
   След тянулся сквозь самый густой бурелом, словно поляк, подобно медведю-шатуну, ломился за добычей, которая определила бы его дальнейшую судьбу. Словно от этого зависела жизнь и смерть. В некотором роде так оно и было.
   Конечно, по всем правилам стоило остаться на страже, дождаться брата с Войцехом, и только потом отправиться в погоню, особенно после того, как Марко чуть не лишился здравого ума под воздействием колдовской мелодии. Но кроме этого, наемник ясно осознавал, что если чуть промедлить, посомневаться, то вряд ли что уже спасет Анджея.
   С каждым шагом сопротивляться мелодии становилось все тяжелее и тяжелее. С огромным усилием Марко впечатывал ботинок в податливый дерн, также тяжело поднимал ногу и делал следующий шаг. Перед глазами плыло: ветви, раскрашенные в багрянец и золото листья смешивались в умопомрачительный хоровод, плясавший вокруг наемника. Пару раз он останавливался передохнуть, пытаясь восстановить ускользающий контроль над собственным телом. Тогда становилось легче - пляшущие пятна вставали на свои места и превращались из фантастической галлюцинации в обыкновенный лес. Передохнув, Марко плелся дальше. Лишь пальцы, будто сведенные судорогой, продолжали сжимать рукоятку "кобры". И это позволяло держаться, словно маяк, не дающий кораблю наткнуться на скалы чуждого контроля.
   Марко шипел и плевался, но шел. Огромных трудов требовало не сломаться, не поддаться под усыпляющие уговоры мотива, и не броситься сломя голову сквозь густой подлесок, ломая колючие кусты, спотыкаясь о заросшие мхом павшие деревья, скатываясь в неглубокие, заполненные гниющей листвой и темной водой овраги. Через которые, судя по следам, и пролегал путь обезумевшего Анджея.
   Где-то в отдалении сухо треснуло ветка, и Марко, не разбирая дороги, бросился на звук. Поскользнулся, скатился в овраг, опять вскочил, побарахтавшись в гнилой воде, на четвереньках вбежал по отвесному склону и замер, разглядывая открывшуюся перед ним картину.
   На небольшой поляне, у павшего дуба-великана, гордо подбоченясь, стоял Белый. Только потом, спустя несколько секунд, Марко понял, что ошибся. Хотя сходство было очевидным, существо, представшее перед ним, было похлипче и помельче мута. Черты лица помягче и помельче, да и не было того безумного огонька, что горел в невыносимо-голубых глазах. Но точно такая же кожа, сияющая мраморной белизной. Лицо, словно вырезанное умелым скульптором из куска мрамора. Идеальные пропорции, но, судя по всему, мут был все еще подростком. Не хватало в нем мужской размашистости Белого. Как не было и аскетичной худобы Пса - о чем Марко знать уже не мог.
   Альбинос, одетый в простые, хоть и изрядно испачканные портки и долгополую рубаху, доходящую ему до коленок, выглядывавших сквозь прорехи, наигрывал на дудочке, ловко перебирая тонкими пальцами. Картина выглядела бы умилительно, если бы не одна деталь: прямо перед ним на коленях стоял Анджей. По чумазому лицу текли нескончаемым потоком слезы умиления, а руки, покрытые запекшейся кровью из сотен царапин, тянулись к муту, словно перед ним стоял сам пресвятой Конрад, вознесший осененную святым духом длань для божественного благословения.
   Прекратив играть, альбинос хищно улыбнулся: бледные губы обнажили завидный ряд острых треугольных зубов. Марко даже выдохнул от облегчения, когда исчезла страшная музыка, да только Анджей продолжал раскачиваться на коленях и невнятно бормотать что-то о святом семействе и мессии, сошедшим на землю.
   Мут поднял руку, словно и в самом деле благословляя поляка, да только не в молитвенном жесте было сложена его ладонь. Крысолов - а то, что он является именно им, Марко уже не сомневался - растопырил пальцы и изогнул их на манер кошачьей лапы, изготовленной к удару. Блеснули на солнце будто отполированные когти - и как только их не было видно раньше?
   И Марко уже не сомневался, поднял пистолет, прицелился, стараясь не дышать, но альбинос словно почуял наставленное на него оружие. Приподнял голову - сузились черные глаза. Наемник нажал курок. И в тот же момент его словно ударили, врезали кулаком в лицо, сминая скулы и нос, дробя челюсть. Марко отлетел назад, скатился вниз и замер, стараясь посчитать языком количество выбитых зубов. Как ни странно, но все они были на месте.
   Наверху, за косогором кто-то протяжно, застыв на одной ноте, голосил. Наемник, старясь беречь онемевшее от невиданного удара лицо, вновь вскарабкался вверх. Осторожно выглянул.
   Альбинос был все еще жив. Пуля ушла в сторону, но недостаточно, чтобы оставить его невредимым. Мут катался по земле, истошно вопя и суча тонкими ногами. Сжавшись в комочек, он нежно баюкал перебитое пулей запястье, совершенно по-детски пытаясь вернуть на место наполовину оторванную кисть. Та болталась на лоскуте кожи и парочке уцелевших сухожилий, и вернуться в исходное состояние отнюдь не желала. Только щедро брызжела из обрубка кровь и пачкала и без того грязную одежду, заливала бледное лицо. Дудочка же пропала без следа.
   У его ног недвижно застыл Анджей, сжимая обеими руками голову. Кажется, он что-то тихо бормотал. Наконец-то, мут перестал верещать, шатаясь и всхлипывая, поднялся на ноги, огляделся. Стоило ему вновь заметить Марко, как новый удар от невидимки не заставил себя ждать. Только на этот раз он был гораздо слабее: видимо, незримый боксер шибко потерял в силах после раны альбиноса. Наемник зло ощерился.
   - Вот ты и попался, гаденыш! - Зашарил руками в поисках улетевшего куда-то пистолета.
   Тот валялся в паре шагах в сторону, наполовину зарывшись в листву. Марко лишь на мгновение отвернулся, но, когда он вновь уставился на полянку, никого, кроме Анджея не было. Лишь едва колыхнулись ветки недалеких кустов, обрамлявших опушку. Чертыхнувшись, наемник вылез из оврага, оправился. Внимательно ощупал лицо: странно, но никаких видимых следов побоев не наблюдалось. Только пару царапин, полученных в падении.
   Все еще настороже, внимательно поглядывая во все стороны, Марко вышел на открытое пространство. "Кобру" держал он наготове: чуть что, и схлопочет незваный гость пулю в лоб. Но вокруг было ни души, лишь ворочался и стонал Анджей, стараясь приподняться на ноги. Когда наконец-то ему это удалось, он, щурясь и морщась, проклиная при каждом движении "раскалывающуюся голову", заметил Марко.
   - О, это ты, едрыть его через ногу за кочерыжку! Ох, моя бедная раскалывающаяся голова! Уважаемый Марко, у тебя никогда не было такого ощущения, что кто-то очень злой и весьма противный божеской воле колотит по макушке, будто по барабану. А голова пустая-пустая, как воздушный шарик на День Благословения!
   - Хм, - Марко призадумался. - Было - после хорошей гулянки.
   - Вот-вот! - наставительно заметил Анджей. - Ах, етить твою ж мать, чертяка - прости Господи! Но чегой-то я не припомню события, достойного подобного похмелья! И вообще, черт возьми - прости Господи! - я делаю в этом богом забытом лесу. Где Веллер и брат э-э-э... Войцех? Они уже вернулись из своего подземного путешествия?
   - Ты ничего не помнишь?
   - Ни капельки, етить твою ж мать! Хотя вертиться в голове всякая ерунда о новом мессии, светозарном пришествии... Ой, до чего же мне плохо! - Анджей уткнулся лицом в ладони и сдавленно заныл. Затем все-таки пришел в себя, с силой выдохнул, словно сгоняя наваждение, встал. Неожиданно взгляд его упал на что-то, видимое лишь ему одному. - Дудочка, - равнодушна заметил он. Покрутил в руках обычный вроде бы предмет.
   У Марко при виде ненавистного музыкального инструмента вытянулось лицо -- он вырвал его из рук поляка, одним движением переломал его. Тонкое дерево сухо хрустнуло, и обломки полетели в пожелтевшую траву.
   - Эй! - возмутился было Анджей, но тут же сник под взглядом Марко. Таких страшных глаз он еще не видел: казалось, наемник готов разорвать его на части.
   Потребовалось совсем немного времени, что он пришел в себя. Повернулся спиной, бросил через плечо:
   - Из этого дерьма ты чуть не помер!
   - Из-за дудочки?! - Анджей был искренне удивлен. Почесал курчавый затылок, добавил: - Это как?
   - Тебе лучше не знать -- пойдем!
   К избушке они вышли уже затемно. Марко так и не заметил куда девались добрые несколько часов. Выходило, что они пробыли в лесу целый день, хотя ему казалось, что не более пары часов. Их ждали.
   Как только Марко с Анджеем вышли из лесу, навстречу им поднялись Веллер и Войцех. Вид у них был изрядно помятый. У лже-монаха так и вообще голова была обмотана окровавленной тряпицей неизвестного происхождения.
   - Где вы пропадали? - Кажется, Веллер злился: по нему трудно было определить чувства, которые он испытывал в данный момент. Независимо от ситуации на его лицо гуляла едва заметная лукавая ухмылка, будто он знал все тайны своего собеседника. Многих подобное поведение раздражало, но Марко знал своего брата слишком долго, чтобы на подобное обижаться. - Мы тут их, понимаешь, ждем, а они устроили романтическую прогулку в лесу...
   Но стоило ему получше разглядеть брата и поляка, как у него тут же переменилось лицо.
   - Вы...
   - Да, - устало кивнул Марко. - Мы встретили Крысолова, да только крыски, подобные нам, не слишком любят такую музыку.
   - Рассказывай.
   И Марко выложил всю историю. От исчезновения Анджея и странной гипнотической музыки до невидимого боксера и мута-альбиноса, как две капли воды похожего на Белого. Чем больше его слушал Анджей, тем больше вытягивалось его лицо. Наконец, он не выдержал:
   - Это все было со мной?! Совершенно ничего не помню!
   - Тебе же лучше! - буркнул в ответ Марко. - Ну, а вы-то как? Судя по вашему виду, подземная экспедиция не обернулась увеселительной прогулкой.
   - Весело-то было, да только в гробу я видывал такое веселье. Так, Войцех?
   Лже-монах молча кивнул, сморщился, и аккуратно откинул больную голову на потемневшие от времени перила. Затем он начал рассказывать.

Глава 13. Тайна подземелья

   Факелы нашлись быстро. Дальше уже не приходилось до рези в глазах вглядываться в густую подземную тьму. Прямо у спуску в большую кучу были свалены промасленные факелы, которые тут же были распределены на двоих. Но плшущий отсвет пламени сделал подземелье еще более таинственным, высветил дрожащим красноватым огнем низкие, осыпающиеся своды, поддерживаемые толстыми деревянными балками, заросшими паутиной и плесенью. Где-то вдалеке мерно капала вода. Кап-кап -- будто работал невидимый, но огромный метроном, отсчитывающий мгновения чей-то бесконечной жизни.
   - Хватило же у кого-то терпения отгрохать подобное! - Веллер аж присвистнул от невольного восхищения. - Да и зачем?
   - Скоро узнаем, - пожал плечами Войцех, внимательно всматриваясь в залитый темнотой туннель.
   Света факелов хватало лишь на несколько метров, а затем все исчезало в клубящейся черноте. Медленно и осторожно наемник и лже-монах пробирались вперед. Иногад им приходилось пригибаться, чтобы не задеть головой балки над головой и не вляпаться в переплетение тонких, но очень прочных корней. Иногда Веллер и Войцех замечали на полу свежие горки земли, оставленные то ли кротами, то ли гораздо худшими сущесвами. О второй возможности Веллер старался не думать -- все еще верил, что уж в Теократии вряд ли есть место сюрпризам пустоши.
   Но сюрприз их ждал впереди. Внезапно земляной туннель кончился, сменился твердой плитой бетонного пола, стены раздались в сторону. Теперь они находились в большом и гулком помещении -- факелов едва хватало на то, что осветить покатые, сходящиеся к верху стены, образующие нечто вроде свода. Они образовывали полукруглый проход, огромный, что и танк поместиться. Концы туннеля терялись во тьме. Сквозь многочисленные щели в здоровенных бетонных плитах пробивались корни, просачивались капли, что стекали по отвесным стенам и собирались внизу темными, маслянисто поблескивающими лужами. Видимо, где-то наверху протекала река, или пролегал водоносный слой: сказать наверняка, на какой глубине они находились, было нельзя.
   - Ничего себе! - Веллер задрал голову, разглядывая рукотворную пещеру. - Это что же такое? Бомбоубежище, что ли?
   В его глазах загорелся недобрый авантюрный огонек.
   - Погоди! - Войцех ухватил его за руку. - Не спеши -- мало ли...
   - Не волнуйся, отче, - я на таких схронах собаку съел. Мы с братом опустошили не один десяток подобных ему!
   - Воля ваша, - упрямо покачал головой Войцех. - Делай, как знаешь!
   - А ты? - Веллер внимательно посмотрел на него.
   В прыгающих отсветах факелов монах выглядел жутко, словно пришелец из преисподней: под глазами залегли глубкоие тени, заострились черты, словно подведенные густой тушью. Да и глаза как-то недобро посверкивали -- того и гляди, сейчас кинется. Веллер передернул плечами и отогнал наваждение.
   - А что я... - Войцех безразлично пожал плечами. - Куда и все, туда и я. Мой долг неразрывно связан с твоей безопасностью. Коли хочешь рисковать своей шкурой, то я, может быть, подсоблю в опасный момент.
   Веллер скептически хмыкнул, но больше вопрос не задавал. Оглянувшись, увидел, что они вышли из небольшого пролома в стене, наискосок пересекавшего бетонную стену. Огромные плиты покосились и сползли вниз, обнажив черное пятно голой земли. Хорошо, что в этом месте было относительно сухо, иначе туннель, не укрепленный мощными тюбингами, уже давно бы рухнул под собственным весом.
   - То ли этот безвестный бортник знал о существовании схрона, то ли...
   - ... То ли ход прорыл отнюдь не он, - закончил за Войцеха Веллер. - Смотри плиты треснули не сами по себе -- их разбили. Изнутри.
   Он провел пальцами по вытянутым выбоинам в бетоне, лучами расходящими в стороны от трещины, словно кто-то остервенело вгрызался в неподталивый камень.
   - Тут поработали чем-то вроде кирки. Мда, рубили долго и упорно. Вот следы совсем древние -- искрошившиеся и сглаженные. - Он провел по практическим незаметным углублением, которые легко было принять за дефекты формы, чем за последствия человеческой деятельности. - А эти -- будто вчера рубили. - Острые и глубокие, словно следы от исполинских когтей.
   - Что же это такое? - Войцех перекрестился на всякий случай, и тут же положил руку на рукоять обреза. - Может, ну это все -- мне не слишком хотелось бы встречаться с теми, кто прорубил дыру.
   - Не беспокойся -- тот, кто это сделал, уже давно забросил этот ход. За ненадобностью. Видал, какую кучу навалили на люк. А может, никого и не осталось. Так или иначе, беспокоиться пока рано. Надо проверить туннель: ты туда, я -- туда.
   Они разошлись в разные стороны. Вскоре Войцех уперся в монументальную массу огромных стальных дверей. Гигантские створки весили, наверное, не меньше сотни тонн каждая, и вид имели устрашающий. На потемневшей и потускневшей от времени поверхности виднелись потеки ржавчины и глубокие царапины, словно кто-то пытался пробиться и здесь, но потерпел неудачу. Врата оставались целы -- ничто не могло нарушить их молчаливый навеки уснувших великанов. Электродвигатели, спрятанные в стенах, уже давно превратились в хлам. Молчал и тусклый серый экран сенсорного управления. Все здесь было уже мертво.
   - Эй, Войцех! - Голос, отразившись от гладкого бетона, заплясал под сводом туннеля гулким эхом. - Что у тебя?
   - Ничего особенного! - крикнул тот в ответ. - Ворота. Нерабочие.
   - А у меня кое-что есть! Иди сюда!
   Действительно, Веллеру было что показать. По дороге к нему Войцех встретил странный механизм, насквозь проржавевший и похожий на груду мусора, чем на устройство определенного назначения. Какие-то бочки, балки и мотки медного провода -- кое-чем здесь, конечно, можно было поживиться, но исключительно по мелочи, не представляющей интереса для профессиональных охотников за сокровищами Древних. Сам же наемник стоял у очередных дверей, правда, не столь монументальных, но достаточно внушительных, чтобы отвадить от ненужного любопытство, правда, эти были практически сорваны мощным взрывом. Одна створка вывернулась наружу уродливым цветком, а вторая, валялась на полу, мятая, словно листок бумаги. За ними открывался еще один проход, такой же темный, как и все в этом подземелье. Правда, где-то там, вдали горело алыми всполохами что-то блестящее.
   - Захватывает, не правда ли! - В глазах Веллера Войцех заметил алчный блеск и внутренне передернулся: все-таки, они были обыкновенными наемниками и расхитителями древних схронов -- куда им до фанатичной преданности идеи лже-монаха, готового пойти на все ради нее. Хотя... Именно, готового пойти на все: обман, кражу, убийство. Чем он лучше их? Тем что убивает во имя высшей цели? Вспомнились слова одного Древнего, вычитанные в тщательно переписанной от руке книге, бережно хранимой в старинном сандоминиканском монастыре: "Все счастье мира не стоит и одной слезинки ребенка".
   Разве в праве он судить их?
   "Черт -- прости Господи!" - Войцех тряхнул основательно заросшей головой. - "Почему все так сложно? Раньше я подобными вопросами не задавался!"
   - Что такое, отче?
   - Ничего! Что там?
   - А бес его знает! - Веллер лукаво прищурился и добавил: - Прости Господи! Кажется, тамбур, хотя, судя по дверям, не в лучшем состоянии: взрыв-то произошел внутри, а в замкнутом пространстве заряд подобной мощности может нанести огромные разрушения. Хорошо бы хоть не завалило. Хотя выбрался же кто-то оттуда, что прогрыз ход в стене. Ха-ха! Как, отче не трусите?
   Войцех красноречиво посмотрел на наемника.
   - Все, беру свои слова обратно! - примирительно поднял руки наемник. Потом отступил в сторону и приглашающе махнул рукой. - Только после вас, Ваше Святейшество!
   - Богохульник! - только буркнул в ответ Войцех и смело шагнул вовнутрь.
   Стены покрывал густой слой копоти. В некоторых местах бетон, армированный стальными прутами, треснул, вывернув металлические стержни наружу, будто корни невиданных деревьев. Того и гляди, головой зацепишься. Приходилось постоянно пригибаться, обходить вспучившийся пол, огромные валуны, вывернутые из стены, грозившие своими стальными костями. Благо, это длилось недолго, и тамбур закончился очередным проходом.
   Рама, когда-то удерживавшая дверь, погнулась и потеряла первоначальную форму, превратившись в причудливую фантазию скульптура-авангардиста. Конечно, и Веллер, и Войцех имели малое понятие о передовых течениях довоенного искусства, но, встречая раньше нечто подобное, сохранившееся после Ядерного Рассвета, дивились фантазии предков. Сама же дверь валялась невдалеке, сорванная и помятая взрывом. Маленький иллюминатор разбит вдребезги.
   Вслед за тамбуром открылась следующая комната, невысокий бетонный куб, вдоль стен которого змеились многочисленные коммуникации: ржавые трубы, толстые пучки проводов с облезлой изоляцией. Центральную часть комнаты занимал давно потухший пульт управления на тяжелом стальном постаменте. От двух кресел остались лишь металлические каркасы и пластиковые подлокотники. Кожа, набивка давно сгнили, осели на пол серым прахом. Дальняя стена была целиком выполнена из стекла, ограниченного снизу лишь невысоким бортиком. Стекло разбилось и осыпалось на пол многочисленными осколками, укрытыми толстым одеялом пыли. Лишь острые, словно бритва стеклянные лезвия торчали из уцелевшей рамы, утопленной в бетоне. Кажется, имелась еще и автоматическая дверь, но от нее уже ничего не осталось, лишь металлические направляющие в полу и на потолке. Взгляды скользнули дальше, за ограничительный ботик и стеклянные ножи, в едва освещенную комнату для персонала. Мертвые пыльные экраны, каркасы кресел, полуистлевший ботинок...
   - Пресвятой Конрад! Кто... что это?
   Войцех перекрестился и даже чуть отступил от удивления и испуга. Действительно, между вращающимися стульями лежал скелет в истлевшей одежде, все еще сохранившей темно-синий цвет и неразборчивую эмблему. Но главное было не это, а то, что череп его совершенно не походил на человеческий. Все остальное: две ноги, две руки, количество пальцев -- подходило, а вот череп... Коротенькие рожки, торчавшие из покатого лба, глубокие, утопленные под надбровными дугами глазницы, запавший нос, вытянутые зубастые челюсти. Проломленная, вбитая внутрь макушка.
   Скелет лежал, раскинув руки и скалился, словно приветствуя нежданных гостей. На груди его из мелких камешков и стеклянных осколков был выложен крест пресвятого Германа, а на стене, над головой мертвеца, выцарапано краткое "Защити от лукавого". А под ним размашисто и глубоко - "Amen".
   - Да уж, красавчик. - Веллер подошел ближе. Внимательно оглядел уцелевшую форму в неверном свете факелов. Задумчиво почесал небритый подбородок. - А форма-то довоенная. Какой древний мут...
   Мигом вспомнились странные рассказы Марко о некоем Алексее Павловиче и его катализаторе, превращавшего людей в диких тварей. Может, нечто подобное произошло и здесь? Конечно, подземная база была хорошо защищена от превратностей внешнего мира, но что, если авария произошла внутри? Что, если катализатор все еще активен? Веллера передернуло: как-то отсутствовало желание превращаться в эдакого рогатого монстра. Может, действительно назад?
   А если все уже закончилось? Все вокруг пребывало в полном запустении. А если база давно вымерла? Будет обидно. Да и не хотелось показаться перед братом слабаком, испугавшимся мифической опасности. Внезапная мысль пронеслась в голове: да если он этого не сделает, Марко гарантированно сунется вниз. А чем-чем, жизнью брата Веллер рисковать не хотел.
   - А это, - Войцех присел и провел рукой по грубой надписи. Губы его сами по себе беззвучно продолжили неоконченную строчку из защитной молитвы, - видимо, знакомец пана Анджея оставил.
   - Он уже, наверное, мертв! - веско отметил Веллер. - Поэтому мы можем не беспокоиться. А что касаемо молитвы и мертвеца... Мне кажется, до ада все еще далековато, чтобы демоны добирались сюда. Пошли дальше -- глянем, что еще интересного можно найти.
   Войцех промолчал, но руки с обреза не убрал. Да, и не доверял он наемнику: спас тот его когда-то, но сегодня все иначе может быть. Веллер не из тех, с коими, как говорят, можно пойти в разведку. Но другого выбора не было.
   - Ну, пошли.
   Дальше были лишь пустые коридоры, комнаты, заполненные мусором, который когда-то был мебелью и личными вещами обитателей базы. Однажды, повстречался огромный ангар, доверху забитый какими-то ящиками. От первого же прикосновение прогнившее дерево рассыпалось невесомой пылью. Эпидемия всеобщего тлена быстро распространилась на весь ангар, и вскоре от ящиков остался лишь толстый слой пыли. Странная черная взвесь витала в воздухе. Терпким ароматом лезла в ноздри. Веллер опрометью бросился прочь, помятуя братовы рассказы. А вдруг эта черная пыль и есть тот самый чудо-катализатор.
   - Что это было? - Они остановились лишь тогда, когда таинственный ангар скрылся за очередным поворотом. Здесь хоть не так воняло, хотя воздух все равно оставался тухлым и застоявшимся. Войцех тяжело дышал. Он рванул тут же за наемником, не задавая лишних вопросов. У того опыта по вскрытию древних баз было куда поболей, чем даже у такого хорошо подготовленного оперативника, коим являлся Войцех.
   - А бес его знает! - лишь буркнул в ответ Веллер, и вновь зашагал дальше. - Но хорошего от этого ждать не приходиться! Ха-ха!
   Медленно, год за годом база разрушалась, и теперь мало что напоминало о былой мощи секретного убежища. Растрескавшийся бетон, ржавеющие трубы, двери, намертво заклиненные в пазах. Многие отсеки так и остались нетронуты, потому как проникнуть в них без автогена вряд ли представлялось бы возможным. Старинные надписи на забытом языке уже ничего не значили для людей новой эры. Веллер все еще пытался разобрать хоть что-нибудь, но бросил бесплодные попытки: ни он, ни Войцех не знали подобного языка. Да и как признался лже-пилигрим, что из образования у него неоконченная церковно-приходская школа. Сюда бы архивариуса, перелопатившего кучу книг на мертвых языках довоенной эпохи, но об этом приходилось лишь мечтать.
   Судя по всему, туннель, стрелой пронзивший подземный город, уходил все ниже и ниже. Исчезли темные потеки воды на стенах -- стало гораздо суше. Толстый слой пыли, слежавшийся на верхних ярусах до толстого черного наста, хрустевшего под ногами, превратился в белесое пуховое одеяло, вспухающее бледным облачком от легкого прикосновения. В тоже время, следы обитания здесь становились очевиднее. Словно кто-то с кем-то сражался: куски арматуры, обрезки труб валялись тут и там, нашлось место и нескольким безвестным костякам с пробитыми черепами и переломанными костями. Костлявые руки и после смерти не опустили незамысловатое оружие -- словно даже там, в потустороннем мире продолжали они бессмысленный и бесконечный бой.
   Некоторые практически не отличались от человеческих, а некоторые... При взгляде на них становилось жутко: какими же они тварями были при жизни. И на всех, без исключения была одинаковая темно-синяя форма, под действием времени превратившаяся в лохмотья.
   - Как думаешь, что здесь произошло? - Войцех аккуратно обходил сцепившиеся в предсмертной схватке скелеты. Иногда, при взгляде на особенно отвратного монстра, он непроизвольно крестился и шептал нечто вроде "Пресвятой Герман! Спаси и сохрани!"
   - Черт его знает! - Веллер казался таким же обескураженным. - Словно они сражались друг с другом. Все против всех. Наверное, изменения коснулись не только внешности, но и мозгов. Хе-хе...
   - Пресвятой Герман! Спаси и сохрани! - в очередной раз повторил Войцех.
   Кое-где кости были уложены в аккуратные кучки, а пыль испещрена многочисленными следами. Особенно их было много у книжных полок, иногда попадающихся во вскрытых комнатах, но книги на них либо давно превратились в прах, либо попросту были украдены.
   Наконец-то закончился очередной туннель. Веллер и Войцех минули покинутые, пустые залы, в которых ничего не было, кроме тлена и праха, и попали в большое круглое помещение. Матово-белые стены, все еще сохранившие первоначальную окраску плавно переходили в скругленный потолок. А из его середины вниз опускался причудливый сталактит из пластика и металла, вгрызался в рифленый пластик пола, снабженный кольцом мертвых экранов с потрескавшимися покрытиями. У каждого монитора находилось по креслу, практически не тронутому времени, а в каждом кресле... Человеческий скелет с все еще сохранившимися остатками кожи и волос. Казалось, они умерли прямо за работой, когда ловкие пальцы сновали по многочисленным кнопкам и тумблерам. Мертвецы так и застыли, возложив иссохшие руки на пульты управлений.
   Этот своеобразный памятник техническому могуществу прошлого окружали еще какие-то шкафы с оборудованием, от которых тянулись толстые, похожие на основательно запылившихся червяков кабели. Они змеились по полу и уходили в стены. Кроме того, здесь находились вещи, совершенно не уместные в этой коллективной усыпальнице. Грубо сколоченные стол и табурет, явно послевоенного производства. Потухшая керосинка, чернильница, книжица в кожаном переплете, краюха хлеба, высохшего до каменной твердости, глиняный кувшин, от содержимого которого остался лишь черный осадок.
   - А вот и убежище нашего безвестного бортника! - Веллер с интересом принялся рыться в вещах, оставленных на столе.
   - И как он... с этими! - Возмущению Войцеха не было предела.
   - Обходился же как-то... - Наемник удивленно нахмурился, просматривая содержимое книжки, найденной на столе. Потом пролистал еще несколько страниц. Хмыкнул. - Интересно...
   - Что такое?
   - Это дневник! Ха-ха! - Веллер потряс книжицей с таким видом, словно нашел неизвестное откровение пресвятого Конрада. - Оказывается наш любитель диких пчел был не совсем тем, кем он казался нашему общему другу! Ха-ха! Совсем не тем... Читай. - Он протянул раскрытую книгу Войцеху...
   Лже-монах с облегчением выдохнул, когда, наконец, он закончил читать. Не должно это видеть человеческий глаз, но оторваться было невозможно: словно вкусил от запретного плода. Напрягая до слез глаза, в неверном свете факелов он вчитывался в нервные строчки и с замиранием сердца внимал перипетиям проклятой судьбы. И словно живой перед ним вставал человек, написавший эту историю. Сидел за этим столом, то старательно выводил каждую букву, то трясущейся рукой стремительно выводил прыгающие строчки. Он стар, лицо его сурово, но скрыто в тени - слишком мало света дает керосинка: хватает лишь на то, чтобы едва охватить грубые доски столешницы, сбитые вместе неумелой, не привыкшей к физическому труду рукой.
   Его звали Северус Кальдиус, урожденный богатого иммигрантского рода, но с самого раннего возраста проявившего недюжинный талант в науках. А такому, как он, прямая дорога в монастырь. Так и случилось, и вскоре появился архивариус монастырского библиоса мессир Кальдиус. Да только недолго он продержался в монастырских стенах - тесно ему было в каменных чертогах. Мятежная душа требовала свободы. И он, увлекшись запрещенными книгами, что приковывали цепями к огромным валунам, бежал, сгинул на огромных просторах Теократии.
   А совсем в ином месте появился бортник Валко, нелюдимый, неприветливый лесовик, раз в год выбиравшийся на ярмарку в недалекий Погорб. А правду не знал никто. А Валко больше интересовал не дикий мед, что он исправно возил на торги, а странное подземелье, обнаружившееся под его хаткой. Обнаружившееся совершенно не случайно, а благодаря кропотливой работой с древними книгами, позабытыми листками на проклятых языках Древних.
   Что-то чудовищное таилось в подземелье, что-то, что ни в коем случае ни должно увидеть белый свет. Странные эксперименты и исследования проводили люди довоенной эры, стараясь утолить свое жаждущее любопытство. Задолго до войны странный летательный аппарат посетил землю...
   Сбитый системами противовоздушной обороны, он потерпел крушение как раз в этом районе. Со всеми мерами предосторожности и в высшей степени секретно, "тарелка", как не раз прозывался неопознанный объект в дневнике, была доставлена на базу Альтаир-12, специально построенную для этих случаев. Войцех задумался: ему вспомнился полушуточный разговор Анджея и Марко о "летающих тарелках". А, вслед за тем, пришла неутешительная мысль, что посещалась Новая Европа (и не только) не единожды. И, кто знает, может уже и после Ядерного Рассвета. А толковой ПВО в послевоенного времени так и не было создано, да и незачем: летательные средства только-только прокладывали себе дорогу в Эпоху Ядерного Рассвета. И, кроме того, как и любой житель Новой Европы, Войцех с подозрением относился ко всему малопонятному и странному: уж лучше обойти стороной, чем сунуть свой любопытный нос. Это не касалось лишь наемников, навроде Веллера с Марко, сорвиголов, готовых за звонкую монету сунуть голову в пасть льва.
   Вот и сейчас один из неугомонных братцев куда-то пропал. Цепочка следов на толстом полотне пыли, покрывавшем пол, вела к полускрытой за громадой аппаратурного шкафа двери.
   - Куда уже нелегкая его понесла!..
   Войцех сокрушенно поплелся следом, зажав дневник под мышкой. За дверью нашлась узкая металлическая лестница, ведущая куда-то вниз. Бывший отец Валентин с опаской заглянул вниз, скосился на трепещущий свет факелов: их осталось у него две штуки, что едва могло хватить на то, чтобы добраться обратно к выходу. У Веллера не больше, и вот, на тебе, полез куда-то... Куда не попросили. Вот уж неугомонная душа! Войцех принялся спускаться по противно дребезжащим стальным ступенькам. Посеченные ржой, они опасно скрипели под немалым весом монаха с бойцовскими качествами. Одна из них особенно обреченно застонала и вдруг подалась вниз -- Войцех мигом подскочил на ступеньку вверх, посветил себе под ноги: решетчатая пластина висела буквально на одном болту, наполовину высунувшимся из растрескавшейся бетонной стены.
   - Защити меня пресвятой Конрад! - Войцех судорожно выдохнул, стиснул под основательно истрепавшейся рясой нательный крестик. - Веллер, забери тебя бесы! Ты где?! Прости Господи!
   Наемник не спешил отвечать. На мгновение пронеслась предательская мыслишка: а ну его -- пусть себе лазает по этой проклятой судьбой и богом базе, а я... Войцех махнул головой: нет, не по-новохристиански это будет. Да и без него Марко станет неуправляемым, а для дела нужны оба наемника. Лже-монах перекрестился, аккуратно, распределяя вес на обе ноги переступил через расшатавшуюся ступеньку и продолжил путь.
   Лестница вывела его в невысокий туннель с нависающими над самой головой трубами и кабелями. На полу скопилось преизрядно воды, да и пахла она не слишком хорошо. Буйная поросль черной плесени украшала сырые стены. Войцех аккуратно, чтобы не слишком вымараться в мутной жиже, двинулся вперед.
   - Ах, твою мать!.. Черт тебя возьми!.. Сучий потрох!..
   Услыхав далекий, искаженный эхом голос Веллера, Войцех с облегчением кинулся вперед, рассекая лужи, словно заправский пароход. Теперь его мало беспокоила перепачканная ряса.
   - Веллер! Я здесь! Веллер!
   Чумазая, страшная, как у черта, физиономия возникла словно ниоткуда перед самым носом Войцеха. Пилигрим было чуть не рубанул пудовым кулаком по отвратной роже, но черт оказался на удивление ловким. Отклонился, поймал на болевой руку, вывернул. Войцех же, помянув всех святых, нечеловеческим усилием выдернул руку из крепкой хватки и собирался уже приложить горящим факелом по черной физии, как с грохотом и плескам рухнул в лужу. Факел, упавший в воду, мигом погас. Ныла от крепкого удара лодыжка. Кто-то обхватил монаха сзади, оплел руками шею. И тогда Войцеху стало по-настоящему, до мокрых штанишек страшно. И велико было его облегчение, как жарко зашептал знакомый голос прямо в ухо:
   - Тихо, идиот! Мы тут не одни. - Войцех смиренно замолчал, слепо тараща глаза в окружающую темноту. Дневник, чудесным образом уцелевший в схватке, он крепко сжимал в широкой ладони. - Смотри внимательно...
   И он смотрел. До рези, до слез, пока не увидел странное, едва заметное свечение, лившееся из прохода. Аккуратно, стараясь не шибко шуметь он поднял голову. Там, за выломанной давным-давно дверью находилось нечто. Сначала всего лишь простое световое пятно, словно колония светящихся гнилушек, а потом стали постепенно проявляться детали. Гладкие, зализанные контуры, горящие мертвенно-бледным светом плиты из неизвестного материала. Ну, уж не пластик -- это точно. Чем дольше Войцех всматривался в возникший перед его взором объект, тем четче и очевиднее становилась его форма.
   Действительно, он довольно-таки сильно напоминал тарелку, вернее два блюдца, уложенные друг на другом донышками в противоположные стороны. "Тарелка" покоилась на треножнике, широко расставившем лапчатые опоры. Вдоль светящихся обводов бежали странные, ни на что не похожие то ли надписи, то ли замысловатый узор. Но это его поразило и испугало меньше всего.
   Вокруг летающей тарелки сидели, ходили, ползали и совокуплялись существа. Возможно, когда-то они напоминали людей, но теперь от человеческого у них осталось лишь, пожалуй, пара рук-ног, голова, да прямохождение. Но и то не у всех. Бледная дряблая кожа, огромные светящиеся, как у сов, глаза (а может они просто отражали свет, исходящий от "тарелки"), вытянутая морда с зубастыми челюстями и... рога.
   - Пресвятой Конрад! Так вот кем был тот бедняга с верхнего уровня! - Шепот показался Войцеху громче самого отчаянного вопля. Он испугался, как бы демоны не услышали их. Но нет, пока присутствие двух незваных гостей оставалось без внимания.
   - Про них тоже написано в книге, - Голос Веллера отдавал явственной сталью. - Там дальше. Твою ж мать, что же нашел здесь этот мессир Кальдиус? Бьюсь об заклад, что не заурядных мутов! Это что-то похлеще - и всему виной эта тарелка. Хе-хе! Не думал, что скажу, но, Войцех, ты был чертовски прав!
   - Прости Господи!
   Войцеху захотелось невероятно, до зуда в причинном месте пролистать дневник, но окружающая темнота сделать этого не позволили. Таинственное свечение больше мешало, чем помогало, словно кто-то набрызгал пятна флуоресцентной краски на черную бумагу. У тех тварей, что находились ближе к "тарелке" на коже начинал светиться замысловатый узор, но чем дальше они отходили от нее, тем бледнее и невыразительнее они становились. Самые дальние терялись во тьме и лишь посверкивали своими совиными глазами.
   - Думаю, с нас хватит! - резюмировал их поход Веллер, стараясь не упускать из внимания ни одной детали из происходящего.
   Аккуратно, чтобы нашуметь, не взболтыхнуть воду он сначала сел на корточки, затем поднялся на ноги. Войцех сделал тоже самое. Развернулся и шагнул назад. Он совершенно ничего не видел, поэтому приходилось ориентироваться на ощупь, скользя руками по отвратительно влажным стенам. Войцех каждый раз содрогался от омерзения.
   - Теперь, главное тихо... - Веллер не договорил. Замер, сдавленно дыша. Войцех врезался ему в спину и чертыхнулся, не забыв добавить неизменное "прости Господи!".
   - Что, что такое?!
   Веллеру нестерпимо захотелось ударить монаха, чтобы только он заткнулся. Его шепот, казалось, слышен на многие километры вокруг. А все потому, что перед самым лицом наемника в непроницаемой тьме висели две плошки глаз. Огромные зрачки тонули в странном жемчужном сиянии, исходившем от огромной радужки.
   - Веллер, что случилось?
   Кажется, в невероятных жемчужных глазах было любопытство и ничего более. Существо, совершенно невидимое в темноте за исключением своих глаз, сделало шаг вперед. Запыхтела невидимым носом. "Принюхивается, что ли?" - пронеслось в голове Веллера. Затем оно притопнула, снова шагнула вперед. Легкое дуновение ветерка на лице указало на то, что тварь взмахнула рукой. Наемник все также совершенно ничего не мог разобрать в окружающей тьме. Но интуиция, не раз выручавшая в трудных ситуациях, заставила шагнуть назад, уперевшись в могучий торс Войцеха. Тот не преминул возмутиться, но тут же смолк, завидев жуткие буркала. Шумно, протяжно сглотнул.
   Существо не спешило нападать, почему-то медлило. Глаза чуть сдвинулись в сторону, пыхтение стало интенсивнее. Веллер не видел, но чувствовал и с предельной ясностью понял, что оно размахивает руками. "Да оно же слепое!" - с невероятной ясностью пронеслось в голове. Будто неоновая вывеска зажглась, наподобие тех транспарантов, что любили в Клейдене. Но этого легче не стало, хотя оставался маленький, но все же шанс выбраться отсюда без излишних проблем.
   Стоило об этом подумать, как тварь решилась. С глухим полушипением-полукриком, которое, по-видимому, было в совем роде боевым кличем, оно кинулось вперед, чтобы затем столкнуться мордой с тяжелым, хорошо поставленным ударом. Веллер ничего не видел, но светящиеся зенки служили отличнейшим ориентиром. Со злобным торжеством он почувствовал, как сминается под костяшками небольшой плоский нос, хрустят скулы и зубы. Взгляд подземного обитателя помутнел, и Веллер, для верности, добавил еще один хук с левой, отправив его в окончательный нокаут. Бросил короткое:
   - Бежим! - И, не оглядываясь, бросился вперед. Легко перемахнул через упавшее тело, упал, застучал коленями по металлическим ступеням, но вовремя поднялся и взбежал вверх по лестнице, потому как позади точно также навернулся Войцех. Зашептал какие-то молитвы и грузно потопал вслед за Веллером.
   А позади верещал подземник. Гулкие, бесконечные коридоры мигом наполнились криком и улюлюканьем, словно каждый насмехался над двумя жалкими человечками, слепо тыкающимися в темноте в невидимые стены и острые углы. Каждое такое столкновение сопровождалось бранным бурчанием и отчаянным выкриком беспорядочных цитат из молитв. Веллер хохотал. Бежал и смеялся, что было сил. Слезы брызгали из глаз, приступы смеха сотрясали тело, а он был не в состоянии остановить его. Хмельное, адреналиновое веселье било отчаянным набатом в голову. Войцеху оставалось, глядя на дьявольское бешенство наемника, только качать головой в сотый, тысячный раз шептать "Господи помоги, пресвятой Конрад защити и оборони нас от сатанинских тварей Ядерного Рассвета. Вложи меч гнева твоего в руки наши, дай силы воспротивиться дьявольскому искушению страхом и извращенной природы!
   А Веллеру было хорошо. Хлестал кипящей волной адреналин в крови, лился хохот из глотки. Один раз он остановился, утирая бегущие слезы и всхлипывая от невыносимого приступа смеха, поджег старинной, довоенной еще зажигалкой с атакующим орлом на оцинкованном боку последний из оставшихся факелов, предусмотрительно заткнутый за пояс. И вовремя. Вспыхнувший огонь мигом высветил уродливую морду, щуплое тельце и бледные когтистые руки, тянущиеся к моонструмцу. Существо прикрыло слепые глаза, словно свет обжег их, отпрянула с разочарованным визгом. Веллер не мешкал: выхватил пистолет, отщелкнул предохранитель и выстрелил. Голова твари разлетелась кровавыми ошметками, словно перебродивший арбуз под ударом ноги. Кровь, серое вещество брызнуло на стены, на лицо и на одежду. Наемник только и успел, что и зажмуриться. Оглушающее эхо пошло гулять по бесконечным переходом. Где-то в глубине заныли, захныкали, словно оплакивая смерть павшего товарища. Войцех с проклятиями вперемешку с молитвами выскочил на свет, сначала взревел кастрируемым быком, завидев окровавленную фигуру Веллера, но успел вовремя успокоиться, пока обрез, вскочивший ему в руки, не сказал пару веских слов.
   - Моонструмец!
   - Я уже три десятка лет, как моонструмец! - зло процедил Веллер, пытаясь стереть с лица налипшие кровавые комочки.
   - Ты ранен?
   - Слава богам, но нет. - Он пнул безголовое тельце, широко раскинувшее по-обезьяньи длинные руки. - Это его кровь. Ха-ха!
   - Слава Господу! Вложи в руки наши...
   - Хватит бормотать! - Веллер провел количество патронов в магазине. - Двигаем быстрее, пока собратья этого красавчика нас не схарчили. Чую, дело может закончиться именно этим. Ха-ха!
   - Не смешно! - опять набычился Войцех.
   - Прости, отче, ха-ха... не могу удержаться! Прям, проклятие какое!
   - Это все от неверия! И богохульств постоянных!
   - Если бы все так просто... Ха-ха! Да я бы уже стал самым праведным и самым благочестивым новохристианином в мире!
   Войцех лишь сокрушенно покачал головой: эту ересь можно вытравить лишь вместе с душой богохульника.
   - Ладно, надо спешить, а то я чую, клянусь мощами святого Казимира, как демоны подбираются все ближе и ближе.
   Действительно, вопли, крики, отдававшие явной воинственностью и злобой, становились громче и отчетливее. Удивительное дело, но нет-нет, да проскользнет в реве нечто осмысленное, да только проблема: с дикцией при таких зубах у подземных обитателей были явные нелады.
   Все также безумно хохоча Веллер ткнул горящим факелом в раззявленную зубастую пасть. Тварюка мигом выпучила глаза-плошки, раздула щеки, словно собираясь задуть торчащую у нее во рту головешку, но лишь выхаркнула сноп искр и с диким воплем кинулась прочь, зажимая когтистыми руками обожженную пасть. Кажется, она все еще продолжала гореть.
   - Славно! - коротко заметил Веллер, усмехнулся уголком рта и вновь кинулся вперед.
   Войцех едва поспевал за ним.
   Они проскочили комнату, заваленную аппаратуру, где обнаружился дневник. Запетляли по полутемным коридором, тыкая во все стороны горящим факелом, едва там появлялся хоть намек на подземника, но обошлось. В дальнейшем, их путь пролегал без последствий. Если и знали муты какой-нибудь более короткий путь наперерез, то все равно -- безнадежно опоздали. Лишь позади кто-то порыкивал в бессильной злобе до топотали по бетонному полу непропорционально большие босые ноги. Да Войцех успел вломиться лбом о низко нависшую балку, расколотив могучий лоб в кровь. Но на самом здоровяке это практически никак не сказалось: покачнулся чуть-чуть да вновь побежал, только обтирая время от времени затекающую за бровь кровь.
   И Веллер, и Войцех с большой долей уверенности могли утверждать, что сегодня они поставили рекорд Новой Европы в преодолении полосы препятствий. Любой тренер, глядя на их впечатляющие успехи, изошелся бы слюной от невозможности обладания подобными подопечными.
   Сами же мужчины об этом если и думали, то в самую последнюю очередь. Буквально взлетев по лестнице, Веллер едва дождался, пока грузный Войцех взобрался наверх. Затем они захлопнули крышку, перекрыв обитателям подземелья путь наверх, привалили нашедшимся хламом и только затем позволили себе вздохнуть свободно. Они слышали отдаленные звуки, словно кто-то скребся снизу, да только все не решается в полную силу навалиться на хрупкую крышку.
   Звуки стихли еще не скоро, после двух крепких ударов, из-за которых крышка вместе с наваленными на нее железками. Войцех для верности перетянул еще и стол, водрузил сверху тяжеленную дубовую столешницу, удовлетворенно потер руки и, пошатываясь пошел на крыльцо. По пути он замотал кровоточащий лоб тряпицей. Веллер вышел вслед за ним...
   - Мда, история... - Анджей отчаянно зачесал свою шевелюру, словно в ней завелись блохи. - Бедный Валко...
   - Совсем не бедный. Если бы не он... - Веллер красноречиво ткнул в сторону в сторону подземного хода. - Да и в твоих злоключениях мессир Кальдиус виноват. Почитай -- будет полезно.
   Анджей принял из рук Войцеха дневник. Раскрыл на указанном месте.
   Сначала он недоверчиво хмурился, но со временем его брови поднимались все выше и выше, превышая, казалось, предел указанный человеку.
  

Глава 14. Братство бледных

   А совсем недалеко, в каких-то нескольких сотнях метрах плакал мальчик. Ему было очень и очень больно. Культя, кое-как обмотанная тряпицей, горела адским пламенем, сжигала, казалось, само нутро, выжигая любые мысли, кроме злости, обиды и безысходности.
   Отрубленную кисть он потерял случайно. Задел болтающимся обрубком за кусты и тонкая полоска окровавленной кожи тренькнула и порвалась, захлестнув новой волной боли. Свернувшись в своем лежбище, мальчик тихо хныкал и баюкал страшную развороченную руку. Он плакал.
   Еще больше его терзало то, что дудочка, любимая, ненаглядная, вырезанная своими руками треснула под безжалостным сапогом, и от нее остались лишь куча бесполезных щепок. Боль в истерзанной душе не заглушить ни прохладой лесного ручья, ни листьями подорожника, ни хмельным медом из сбереженного жбана. Страдания эти могла заглушить лишь кровь. Чужая кровь, жизни тех, кто сотворил с беднягой подобное. Один уже заплатил за совершенное...
   Мальчик уже не плакал, лишь шмыгал едва слышно носом и бредил. На бледных щеках проступил лихорадочный румянец с явным синеватым отливом, больше похожий на трупные пятна. Глубокие тени залегли под крепко зажмуренными глазами. Душа, завернувшись в саван кровавого огня, стонала. Мальчик вспоминал, мучительно выталкивал из памяти отрывки прошлой жизни, жестокой и казавшейся такой беспросветной.
   Свое детство он помнил плохо. Как не помнил и место, откуда пришел. Только смутные образы приходили порой во снах, но не более. Никакой конкретики: размытые белые фигуры, темные точки глаза, но мальчик знал, что они его любят, и что в глазах тех невидимых скрывается лишь одно: бесконечная нежность. Как же ее не доставало после!
   Очнулся маленький альбинос в странной комнате, похожий изнутри на огромный бублик из шершавого теплого материала, отливающего светящейся белизной. У закругленных стен застыли поставленные на попа гладкие, будто облизанные прозрачные гробы. От тех усыпальниц отходили в стену многочисленные гофрированные шланги и тяги, пульсирующие в своем загадочном, мудреном ритме. А в гробах тех спали -- знание изначально было с ним, словно и родился ведая все, что положено -- его соплеменники, высокие, красивые люди с точеными лицами и мирно закрытыми глазами. Аккуратные губы чуть раздвинуты в вечной полуулыбке. Такие живые! Ох, если бы это так и было, но, кроме того, мальчик знал и то, что все они мертвы, что навечно погас светоч разума под своим бледным челом.
   Красиво и грустно. Мальчик поспешил покинуть сверкающую усыпальницу: соседство с мертвецами тяготило его. Оглушающая тишина в голове, вечно заполненного несмолкаемым говором соседей, гнала его прочь, в поисках иных, таких же прекрасных... и живых.
   Но снаружи было еще хуже, темно и душно. Страшно. Жуткие рогатые существо были здесь хозяевами. Ненадолго.
   Они не ведали сил своего мозга, хранили ментальное молчание и были беспомощнее новорожденных младенцев. Подчинить их своей воле не составило труда даже мальчику, слабому и напуганному.
   Рогатые приносили еду: крыс, огромных жуков и слизней. С утробным довольством заглатывая жутковатую еду практически целиком, давясь и захлебываясь тягучей слюной. Огромные блюдца глаз смотрели преданно и рассеянно, как глаза любого незрячего существа. Не слишком умны они были, но мальчик, забираясь в самые древние участки их мозга, узнал много интересного о происхождении подземного населения. Времени много, чтобы узнать: мир не ограничивается черными чертогами древнего подземного города.
   Тогда он погнал рогатых на поверхность, заставил долбить твердую скорлупу, из которой сложены стены его невольного узилища, но примитивные орудия в руках дикарей не многое могли сделать. Тогда мальчик впал в некое подобие очень глубокого сна, вернулся все-таки в один из стеклянных саркофагов, и выпал на время из внешнего мира.
   Время текло, годы шли за годами, но маленький альбинос не рос, оставаясь все таким же юным в прозрачной скорлупе анабиоза.
   Разбудил его грохот, оглушающей волной прокатившийся по подземелью. Непоколебимые своды сотряслись от невиданной яростной силы. Проблеск живого и пытливого разума дотронулся до ментальных щупов мальчика и пробудил его от вечного сна.
   Он жадно потянулся к новоприбывшему. Коснулся холодной ладошкой ментального воздействия чужого разума, и словно к раскаленной сковородке прикоснулся. Пришелец был знатно подготовлен: единственное, что удалось увидеть в оголенной паутине нервов и серых клеток, страшное, чудовищное любопытство, жажда познания. Разум, охваченный столь сильным желанием, становиться словно бронированный: только опытный ментат сможет наладить связь, да и то слишком хрупкую.
   Знание приходили из дремучих глубин памяти. Может быть, альбинос не знал, кто такой ментат, но ясно осознавал, на что он способен. Невдомек только было мальчику, что его возможности простирались далеко за пределы отведенного его народу, затерянного в страшных звездных глубинах.
   Испугавшись, мальчик собрался было натравить на вторженца своих рогатых почитателей, но вовремя остановился: откуда, как не снаружи мог он появиться. Свобода! Манящий призрак, крутившийся раньше где-то на периферии восприятия, возник буквально перед носом, улыбнулся обаятельной и чуть щербатой улыбкой и, взяв за руку, повел к свету.
   Будь проклят тот, кто назвал свет благословенным! Теперь единственное, что желал Бледняш -- именно таким прозвищем наградил его бортник Валко -- вновь вернуться под землю, в общество преданных рогачей. Он звал их, но тщетно: ментальной зов, пробившийся сквозь земную толщу, был для них не громче далекого шепота. А Валко, бортником, как оказалось, не являвшийся, требовал лишь одно: научить его ментальным умениям. Дав от беда -- не всем дается познать свой разум, и Бледняш был бессилен что либо изменить, за что обезумевший человек ежедневно избивал его, не оставляя ни одного живого места, а потом запирал в деревянной клетке, подвешенной на дереве. Поняв, что управлять безумным разумом своего полновластного хозяина он не в состоянии, Бледняш отчаялся по первости. Но кое-что полностью завлекло его внимание и силы, заставив с нетерпением ждать ночи, безропотно сносить побои и издевательства, лишь бы только ужасный Валко не узнал секрета.
   Под самой клеткой размещался лесной муравейник. Рыжие трудяги изо в день сновали туда-сюда, сносили с свое жилище веточки и листики, храбро бросались на жуков-гигантов, все норовивших разбурить их земляную цитадель. Как ровными рядками они уходили под землю, пока охранники с огромными жвалами сторожили дисциплинированное шествие. Увлекшись деловитым хаосом муравейника, мальчик и не заметил, как незаметно проник в коллективный разум насекомых. Незамысловатый, примитивный, но великолепно справляющийся со своей задачей по сохранению популяции. Каждый муравей знал свое место в строгой иерархии, свою задачу и судьбу, и никто не роптал, ибо цель слишком велика, чтобы заботиться о каждой жизни в отдельности.
   Коснувшись ментально то одного муравья, то другого, он оплел нитями ментального контроля весь муравейник. Лесная цитадель сдалась ему без боя. Теперь каждый рабочий и каждый солдат подчинялись безропотно воле Бледняша. Он был их хозяином, и это чувство опьяняло.
   Построив насекомые в ровные колонны, он бросил их на завоевание соседнего муравейника. Чисто интуитивно, на уровне древних рефлексов он применял казавшиеся ранее не знакомые военные стратегии, его маленькие солдаты покорили соседей. Да, гибли сотни, но на их место становились тысячи.
   Из дня в день, из ночи в ночь росла своеобразная муравьиная империя. Вскоре не было в микромире леса врагов достаточно опасных для его армии, в которую влились обитатели десятков недалеких муравейников. Непобедимая армада шествовала в лесной подстилке.
   Бледняш провел показательные казни непокорным, личинкам из чужих муравейников, встречавшимся на пути более крупным насекомым. Он устроил настоящий геноцид черных муравьев, а однажды тысячи рыжих фанатиков до смерти загрызли безобидную ящерку. Кровавое торжество неумолимой силы. Мальчик получил свой первый урок. Урок безграничной власти.
   Валко -- он же мессир Кальдиус, опальный монах ордена декадианцев, не был столь слеп, как рассчитывал Бледянш. Он внимательно наблюдал за своим пленником, и фиксировал все наблюдения, как в нем самом, так и в его окружении. Не уставал карандаш скрипеть в дневнике из тисненой коричневой кожи.
   Не скрылись от него и победы муравьиного войска. Рассвирепев, он чуть не убил мальчика. Вовремя рука остановилась от опрометчивого поступка.
   - Играешься, сволота?! - Из рта летели брызги слюны. Сновали по лицу багровые пятна. - Не наигрался еще?! А как показать, так не могу! А как развлекаться, то всегда пожалуйста! Так, значит, давай развлечемся, урод! Я так наиграюсь с тобой, что костей не соберешь, мутенок! Знаю я вашу поганую породу: все гадите нормальным людям! На, получай! - Кулак так и не долетел до бледного, залитого кровью из разбитой брови лица.
   Валко вскрикнул от резкой боли в ноге, опустил взгляд вниз и с ужасом увидел рыжее шевелящееся море, захлестнувшее его до самых лодыжек. Муравьи жалили непрерывно, не щадя ни себя, ни товарищей. Лишь бы пострадал обидчик их бога.
   Стряхнув с ног рыжих храбрецов, завывая от острой боли, бортник бросился прочь, едва ковыляя на распухших от тысяч укусов ногах. Это был второй урок. Урок мести.
   Не дожидаясь от бога выспетка, с торжествующим злорадством Бледняш, вместе со своей шестиногой армией, двинулся вслед за ретировавшимся мучителем. По дороге он сзывал всех, кто мог скрываться в лесу: птиц, зверей, ящериц и змей, наделял своим импульсом ненависти, формировал образ Валко-мучителя и бросал в атаку.
   Валко отбивался недолго. Когда по его душу пришли разъяренные кабаны, он понял, что наступил конец: отбросив в сторону измочаленную на тонкие волокна палку, опустился на колени и стал ждать. Когда пришел Бледняш, от мессира Кальдиуса мало, что осталось: кости, да куски мяса на них. Муравьи подчистили и это, оставив лишь голый выбеленный костяк.
   Поняв, что может контролировать существ, покрупнее муравьев, он еще больше уверился в своей безграничной силе. Во власти, дарованной Богом.
   В нескольких километрах от его обиталища жила на небольшом хуторе семья. Попробовав на одной силе мысли управлять ими, он понял, что разумные существа плохо подчиняются его воле. Один человек, от силы два. Он заставил маленькую дочь биться в припадке, прыгать на четвереньках и кидаться на родичей, отчего те, приняв ее за одержимую, свезли в ближайший монастырь. Там, как по волшебству, она пришла в норму. Хуторяне, оставив богатые подношения, вернулись обратно на свою погибель.
   К тому времени, руководимый своими инстинктами, Бледняш, пробовавший различные способы по усилению своих ментальных возможностей, сошелся на одном варианте, сулившим огромные возможности: музыке. Определенные тона и сочетания звуков вводили людей в некое подобие транса, ослабляя мысли-стражи. А остальное доделывал мозг Бледняша, полностью подчиняя людей своей воле.
   Первая дудочка вышла совсем кривой, и единственное, что она могла извлекать, шипящие свисты, годные лишь на отпугивание робких косуль. С десятой, а, может быть, с пятнадцатой попытки удалось вырезать то, что он хотел. Теперь Бледняш мог творить многое. И с каждым днем ментальное искусство становилось все тоньше и изощреннее.
   Отец, взяв в руки топор, вывел тех в лес, быстрыми точными ударами покончил с каждым, а затем упал животом на лезвие. Умирал он долго, смотря обезумевшими глазами на то, как в окровавленной утробе шевелятся полчища лесных муравьев. А все это из-за того, что Бледняш испытал чувство гнева и досады, когда ему в очередной раз не удалось глубоко закопаться в память мужчины. Импульс передался ему, заставив устроить кровавую бойню. Тогда Бледняш понял: затем копать глубоко, когда, управляя отдельными нитями интересов, увлечений и веры контролировать поведение человека! Превратить их в марионеток, дергающихся в руках кукловода. Бледняш прочитал о подобном в мыслях умершей девочке, узревшей подобное на ежегодной ярмарке в Погорбе.
   Увлекшись своими фокусами, прозванный Крысоловом, Бледняш, не заметил, как получил третий и последний урок. Урок наказания.
   Чужаки были крепким орешком. Сильные, бывалые бойцы со стальным характером и крепкой волей. Только один давал позорную слабину, болтающий без умолку. Многое восприняв их лесной жизни, Крысолов решил расправиться сначала с самым слабым, а потом и до остальных дойдет очередь.
   Убивая, он не испытывал раскаяния. В каждом человеке он видел лишь одно лицо: чудовищную морду Валко-бортника, скалящего крупные желтые зубы в злобной ухмылке. Злодей должен умереть -- чувство мести удовлетвориться! Но с каждой жертвой жажда крови становилась только сильнее и острее -- Бледняш не мог ничего с собой поделать, и со временем страшная личина Крысолова намертво приклеилась к красивому мальчишечьему лицу.
   Крысолов. Ему нравилось, как его называли. Как шепотом в ночи распространялись слухи о жутком духе здешних мест. Узнал он и старинную сказку о Гаммельнском Крысолове, и каждую ночь представлял себя в длинном черном плаще, с дудочкой у рта, как уводит из Погорба местных детей на погибель и вечное служение. И никакой Валко ничего уже не может ему сделать.
   Лишившись руки, Бледняшу словно сдернули пелену, всю его недолгую жизнь заслонявшую ему взор. Кровавая маска на миг слетела с бледного лица. И пришло бы на ее место невыносимое страдание, да только услужливая память подернула туманом забытья совершенные злодеяния,и единственное, что испытывал мальчик по отношению к чужакам, чувство горькой обиды и жгучее, невыносимое желание мести. Медленно, с довольством Крысолов вернулся, скаля острые зубы и насвистывая незамысловатую мелодию. Можно было заметить лишь отличие: у тени в темном плаще отсутствовала кисть правой руки. Черный обрубок сочился ненавистью и гневом.
   Ни стона, ни крика не вырывалось из крепко сжатых бледно-розовых губ, но ни птицы, ни зверя не встретить возле убежища Крысолова. Лес испуганно замолк, внимая беззвучному воплю терзаемого тела. Каждое живое существо, обладавшее хоть намеком на ментальные силы ощущало его, словно свою собственную боль, свое личное страдание. Конечно, с расстоянием сила "крика" уменьшалось, но и этого было достаточно, чтобы даже в Погорбе местные жители чувствовали недомогание и необычный свербящий зуд в запястье правой руки...
   Пауло Сантьяго вот уже второй час ожесточенно чесал руку. Красные следы от ногтей сложились на коже в одно единственное большое пятно. Вкупе с этим болела и голова, как будто невдалеке разыгрывал жуткую какофонию дьявольский оркестр, да вот загадка: обер-капитан не слышал ни звука, лишь только гремели по дороге шипастые протекторы броневика да порыкивал время от времени мощный движок. Да и сквозь бронированную шкуру все эти звуки казались приглушенными и ненатуральными, а неслабое потряхивание в кузове воспринималось неким лихим аттракционом, вроде скачек на паровом быке, популярно развлечении в Сан-Мариане. Пауло никогда его не любил.
   Свора безмолвствовала. По внешнему виду типичные головорезы: косая сажень в плечах, шрамы, что паутина, наколки на раскаченных предплечьях и холодный огонек прирожденных убийц в безразличных пока глазах. Они даже внешне были чем-то друг на друга похожи, словно бесконечные схватки, бои и смерти пообтесали их, срезали все лишнее, оставив примитивную, но эффективную болванку, пригодную лишь для одного: войны. обер-капитан видел, в каких зверей они превращаются по мановению руки Пса. Альбинос подобно дирижеру ловко и умело руководил этим смертоносным концертом.
   Как минимум, половина из них происходила из Варшавского заградительного округа, что многое объясняло: фанатичную веру, рассудительную жестокость и преданность каким-то своим, малопонятным окружающим идеалам. Хорошо, что варшавяне быстро воспринимали новохристианство конрадианского толка: такие хорошие бойцы в качестве врагов -- аж дрожь пробирает! Эти убьют, расчленят и съедят. Бродили дикие слухи о варшавском каннибализме. Глядя на сидящих напротив амбалов закрадывалось невольное предположение, что не все из услышанного можно отнести к фольклорным страшилкам.
   Вторая половина явно попроще, но и одного внешнего вида их хватало, чтобы молить пресвятого Конрада спасти от встречи с ними в темном глухом переулке. Типичные бандиты, "кусаки" на уличном наречии. Да и, бывало, проскакивали в редких фразах, что они перекидывались друг с другом, своеобразные словечки, явственное указывающие на особенности происхождения.
   Но приходилось терпеть -- приказ, он и в иламитской Африке приказ. И Пауло терпел, и даже, следуя пунктам приказа, "входил в доверие". Правда, получалось у него не слишком, что еще больше задевало молодого, горячего "серого мундира", отличника боевой и богословской подготовки, обер-капитан, тайно мечтающего и делающего немало для достижения далекого, но такого желанного звания прима-генерал. А для того, чтобы хоть на ступеньку продвинуться к заветной цели, приходилось брать самые ответственные и опасные задания, балансировать на тонкой грани между безоглядной преданности догмам новохристианства и опасной ересью. Такова судьба "серого мундира" - поделать ничего нельзя.
   Вот и теперь острое чувство сомнений подтачивало настырным червяком убеждения обер-капитан. Пес был преданным, неистовым сыном Конрадианской церкви -- это ясно с первого взгляда, несмотря на несколько неканонический вид и странноватое поведение. Но, с другой стороны, он отсидел пять долгих лет в "Божьей ласке" - тюрьме для самых опасных безбожников и мятежников. Да на таких людей молиться надо, они костяк Инквизиции и опора Святого Престола. Может быть, чересчур радикальные меры Пса пугали народ и руководство, но разве Серая Стража отличалось человеколюбием и терпимостью? Сантьяго мог с полной уверенностью сказать, что нет. Хотя не признался в этом никому под угрозой самых страшных пыток. Информация, так сказать, "для служебного пользования". Ну да ладно, это все потом, а сейчас на первом месте задание!
   - О чем думаешь, Пауло? - Пес скосил на него свои жутковатые глаза, похожие на голубые стекляшки. - Ересь, небось, обдумываешь?
   Обер-капитан вздрогнул и с испугом посмотрел на альбиноса. Тот смотрел своими глазами-камешками на него и улыбался. Век бы такой улыбки не видеть! Свора ухмылялась тоже. Головорезы скалили желтые лошадиные зубы, чуть ли не в голос ржали, только варшавяне чуть-чуть растягивали свои бесстрастные, будто резиновые губы. Но он видел по их глазах, что достаточно Псу приказать, и от бедного маленького обер-капитана не останется и мокрого места.
   Пес милостиво кивнул, подметив реакцию Пауло.
   - Шутка, - пояснил он, кивая белобрысой головой.
   Пауло автоматически кивнул в ответ и постарался унять бешено стучащее сердце. А ведь в учебке он отличался редкостным спокойствием и хладнокровием. Черт, прости Господи! Как бы он рад был оказаться снова за стенами Сан-Мариана, между белоснежных колонн Коллегиума Инквинатория, в гулких учебных залах, на тренировочной площадке, посыпанной белоснежным песком.
   - Я понял.
   - Отлично. - Пес продолжал улыбаться. - Ты мне нравишься. Есть в тебе огонь веры - по глазам вижу...
   Инквизитор резко умолк. Наморщился, будто лимону откусил, но в следующий момент лицо его приняло прежнее, расслабленно-настороженное выражение. Он прикрыл глаза и прошептал:
   - Брат...
   Пауло мигом напрягся, словно изготовившийся к прыжку балканский боевой кот. Только мощных челюстей с сабельными клыками ему и недоставало. Неужели, у этого страшного человека есть родственники?! Аллилуйя, слава святым, да будет Имя Твое благословенно, пресвятой Конрад, дай силы нам и не введи во искушение! Интересно, что они могут поведать? А если заартачатся, то у Серой Стражи много средств, эффективно развязывающих языки.
   - Что-то случилось э-э... Пес? - Сантьяго все еще крайне непривычно было называть человека по прозвище, а не по всей форме: пан такой-то и такой-то. Чай, не воровская малина.
   - Кое-что... Арри, - Пес постучал в зарешеченное окошко, ведущее в кабину водителя, - тормози!
   Шофер был тоже из варшавян, еще более нелюдимый тип, чем его собратья, хмуро сверлящие похожими на свинцовые бляшки глазами молодого обер-капитана. Тот уже немного пообвыкся и меньше всего внимания уделял скрытой враждебности, сразу возникшей между ним и бугаями из-под Варшавы.
   Грузовик вздрогнул, будто просыпающийся дракон. Вибрация медленно прошлась снизу доверху, от могучих рифленых покрышек и до бронированной башенки с "Гренделем". Мощный движок еще некоторое время гудел, но вскоре смолк и он.
   По безмолвному движению головы еще один варшавянин, откликавшийся на По, хмыкнул в густые усы, поднялся во весь свой могучий рост, чуть не упершись макушкой в стальное ребро жесткости на потолке. Тень его, упав на сжавшегося Пауло, показалась тому особенно мрачной и темной, особенно от того, что мощным бугристым затылком По заслонил от него свет потолочного плафона, забранного мелкой решеткой.
   - "Гекату" не брать! - строго отметил Пес, покачав бледным пальцем. - Вряд ли что там может нам угрожать.
   По искренне расстроился. Состроил по-детски обиженную физиономию, что в комплексе с трехдневном щетиной на молотообразном подбородке смотрелось несколько комично, но, глядя на объемы и размах варшавянского тела, любые мысли схохмить или пошутить сами собой вылетали из головы. А "Гекатой" обзывалась страшная игрушка, пулемет о шести стволах с бензиновым приводом и ленточным питанием, что хранился в рундуке под скамейкой. Со скорострельностью несколько тысяч выстрелов в минуту "Геката" превращала бетонную стену в горку пыли, по бревнышку разносила деревянную избушку и превращала в широкую просеку лес на ближайшие к ней сотню метров поэффективнее бригады лесорубов.
   Тут было чему расстроиться, но По сдержал нахлынувшие чувства, мрачней тучи, ограничился "Аколитом", который в его руках казался каким-то игрушечным и несерьезным, отщелкнул засовы, отворил бронированную дверь и спрыгнул на землю. Будто копер ударил! Завертел головой, оглядываясь.
   - Все чисто! - Голос был под стать телосложению. Гулкий и могучий, словно эхо в колодце.
   Все дальнейшее предстало перед Сантьяго с невероятной ясностью и четкостью, даже головная боль отступила. По сделал несколько шагов, оглядываясь, и упал. Заворочался, перемазанный грязью, словно разом позабыл, как справляться с руками-ногами. Конечности его, словно лишние, беспорядочно двигались, месили грязь, но категорически отказывались действовать слаженно, отчего варшавянин разом стал похож на огромного жука в пятнистом комбинезоне, опрокинутого на спину и беспомощно размахивающего могучими лапками. Иногда его рык и ворчание превращались в нечто полуосмысленное, навроде "рука... болит", "страшно...". Так или иначе, но картина, представшая перед взором Пауло, была жуткой и противоестественной.
   - Отлично! - провозгласил Пес таким тоном, словно все происходящее было всего лишь частью плана и ничего необычного в этом нету. И снова повторил: - Отлично, братец!
   Шагнул по сварной лесенке, на мгновение покачнулся, судорожно вцепился в поручень, но быстро оправился. Хотя от взглядов собравшихся не скрылась серый налет вдруг покрывший белой лицо, и невыносимая боль, плеснувшая из ярко-голубых глаз. Отчего кто-то позади обер-капитана, кажется, один из головорезов-неваршавян, быстро-быстро зашептал молитву.
   Инквизитор выпрямился. Кажется, он что-то шептал: его губы быстро-быстро и беззвучно двигались. Под конец своего странного обряда он громко хлопнул в ладоши, и, о чудо! раскалывающаяся голова перестала трещать по швам, исчез огонь, жегший запястье и в уши словно забили по комку ваты. Пауло не оглох, но ошущение было схожее. Он даже попытался с усилием продуть уши, но ничего не помогло.
   - Бесовское наваждение! - пробормотал он и выбрался наружу. Желание подышать стало невыносимым.
   Движения По наконец-то обрели осмысленность и он сел, широко расставив ноги, хлопая осоловелыми глазами. Остальные бойцы Своры помогли ему подняться, а Пес сказал лишь странное:
   - Силен малец... - Удивленно (первое проявление настоящих чувств, что сумел разглядеть Сантьяго на обычно каменно безразличной физиономии) качнул головой. Коротко бросил остальным: - Оставаться здесь и не шуметь без надобности. - А сам медленно двинулся в густые заросли леса, росшего у обочины.
   Жутковатое место. Дорога петляла грязно-серой змеей меж могучих сосен-великанов с одной стороны и тонкостволых березок с дрожащими осинками, выросшем на пепле Ядерного Рассвета, с другой, словно граница между миром реальным и миром дремучей старины. Пауло слышал о местном лесе, что, судя по рассказам стариков, сохранился еще с довоенных времен, пережив все злоключения человечества, практически не пострадав.
   - Га, капитанус! - Еще один варшавянин, кажется, его звали Бол, громко и отчетливо щелкнул затвором "Аколита", когда Пауло, погрузившись в задумчивость, медленно двинулся вслед за Псом. - Босс сказал оставаться на месте, и ты стой! Нечего шляться, где не попадя.
   Обер-капитан обреченно вздохнул и присел на приступку в ожидании следующего акта событий, хотя любопытство настойчиво звало в лес. Что-то буркнул по поводу несоблюдения субординации: как-никак он единственный здесь обер-капитан и, в отсутствие Пса, непосредственный командир всей группы. На что По веско отметил, что они уже лет пять, как не на службе, и в гробу он видал всю субординацию, а вот босс -- это сила. Он придет и раберется. Пауло тяжко вздохнул и ответил:
   - Но сейчас вы призваны опять на службу!
   Теперь уже Бол, затягиваясь невероятно вонючей самокруткой, бросил краткое:
   - Капитанус, заткнулся бы уже! Надоел, блин, хуже смертоеда!
   Плодотворному диспуту не дал развиться Пес, внезапно вынырнувший из подлеска. Да ни один: за руку он вел практически мальчика, если бы не несколько "но". Внешне хлопец невероятно походил на Пса, только гораздо моложе и черты лица, что ли, помягче. Но алебастровая кожа и голубые глаза никуда не делись. Прям, какое-то братство бледных. К тому же кисть правой руки у него отсутствовала напрочь -- культя лишь замотана грязной тряпицей, а глаза... Никогда еще Пауло не видел такие страшные глаза, словно две летящих пули, по неисповедимому капризу Всевышнего вдруг застывшие в полете и приделанные мальчугану вместо глаз.
   Пауло сглотнул горькую слюну, собравшуюся во рту, сумел-таки выдавить из себя слова:
   - Пес... э-э... а кто это?
   - Мальчик, - равнодушно ответил Пес, но глаза его горели лихорадочным огнем, хоть и лицо оставалось внешне бесстрастным. А где-то внутри них, в морской темной глубине пряталась усталость...
   - Мальчик... - эхом повторил Пауло, а затем опомнился: - Гм, Пес, я не считаю, что цель нашего, хм, путешествия подразумевает присутствие его! - И ткнул пальцем в хлопца.
   - Это же дитя! - возопил Пес. Перехватил грязную культю маленького альбиноса, ткнул ее в сторону обер-капитана. - Злые люди, еретики и богохульцы, искалечили невинную душу! И разве не наш долг помочь и согреть искалеченного, помочь обрести покой в душевной сумятице!
   Позади Свора заворчала. Трудно было справиться с собой, но Сантьяго, волей-неволей, сравнивал бойцов с настоящими злыми собаками, овчарами и матерыми волкодавами. Так и лезло в голову фантастическая картина: сзади, у броневика собралась небольшая, но опасная стайка седых монстров. Густая шерсть топорщится, вывалены алые языки, оскалены липкие от слюны клыки и ворчит, глухо рявкает свора, удивленная удивительным, неуместным милосердием вожака.
   Пес замолчал, видимо, понял: слова тут не помогут. Губы раздвинулись в столь знакомой хищной улыбке. Глаза метали молнии.
   - Он поедет с нами! Это не обсуждается. Кто готов оспорить приказ?
   Свора пристыженно молчала.
   - То-то же, а теперь в машину. Отдохнем в городе -- кажется, он тут неподалеку. А там и до Санта-Силенции рукой подать.
   Уже в городе Пес распорядился отослать мальчишку в обитель святого Бернара, покровителя медикусов. Вместе с ним отправил только Пауло. Всю дорогу хлопец вел себя смирно и ничем особым не отличался, лишь только его слегка покачивало из стороны в сторону да взгляд подернулся мутноватой пеленой. Вроде ж и не такой жуткий, как поначалу. Сантьяго даже немного успокоился. Напрягся лишь раз, когда стучал в массивные двери обители, а оттуда ему ответили, чтобы, мол, проваливал прочь -- братья на службе вечерней. Пришлось злоупотребить немного полномочиями. Тогда монахи приняли юнца безропотно, безо всяких вопросов о происхождении или странном внешнем виде.
   Два мордоворота, братья-помощники, краснорожие, в белых хламидах с закатанными до локтей рукавами. У одного из-под рукава выглядывала наколка: черная змея, раскрывшая пасть. "Черная Стража", - автоматически отметил Пауло, - "Чудны дела твои, Господи! Надо же из карателей в спасителей". Но он быстро оставил позади размышления о перипетиях судеб человеческих.
   Монахи отказались пускать обер-капитана в обитель. когда же тот попытался проскользнуть за широкими спинами братьев-помощников, привратник, точно такой же здоровенный с маленькой выбритой тонзурой на макушке, остановил его могучей ладонью. Пауло словно на стену налетел. Попытался взять нахрапом:
   - Я обер-капитан...
   - Здоров? - Видимо, брата-привратника мало волновали звания, регалии и титулы Сантьяго.
   Пауло, немного смутившись:
   - Ну, вроде.
   - Тогда не положено! Распоряжение настоятеля, дабы, - привратник прочистил луженую глотку и на всю округу провозгласил, - посетители не мешали братьям в помощи страждущим дурным духом и пустыми словесами!
   - Ясно, можно не орать.
   Пауло, хмурый, отвернулся, но тут же просиял: времени много -- на постоялом дворе его так рано ждать не будут, значит, можно исполнить одно старое обязательство. Может быть, и не совсем старое, но давненько обер-капитан им пренебрегал. Все никак случая не выдавалось.
   Погорб был достаточно крупным населенным пунктом, чтобы иметь собственное телеграфное управление, умещавшееся в двухэтажном, изрядно обветшавшем здании с соответствующей табличкой над мощным фронтоном входа, снабженное решетчатым столбом с прямоугольной кляксой подстанции и пучком проводов, уходящих к другой, спрятавшейся за погорбскими домами телеграфной вышке.
   Картина, открывшаяся Пауло, была практически идиллической. Престарелый маляр подновлял бледно-желтой краской выцветший фасад управления, перед входом прогуливались стайки кур и носились ребятишки, которые, однако, при виде "серого мундира" быстренько замирали и принимались шептаться, тыкая в обер-капитана пальцами. Тот лишь, улыбнувшись, покачал головой и шагнул вовнутрь старого дома.
   В лицо пахнуло знакомыми до боли: канцелярский клей, чернила и бумага с примесью дешевого одеколона и легким амбре вчерашней выпивки. За обшарпанной конторкой стоял мужчина и заполнял какие-то бумаги. Обер-капитан кашлянул.
   - Да-да, чего желаете? - Телеграфист подслеповато воззрился на посетителя.
   - Телеграмму отослать.
   - Конечно-конечно! Одну минутку! - Зашурудил под конторкой, зашуршал листками. - Вот-с, куда будем слать?
   Пауло назвал адрес.
   - Так-так, диктуйте.
   - Гхр, - обер-капитан прочистил горло, начал: - Дорогой дядюшка...
   - Дядюшка-дядюшка, - эхом повторил телеграфист, щелкая одновременно и наборным барабаном, и старинными деревянными счетами.
   Через пять минут телеграмма электрическими импульсами рванула по проводам и в исчезающе малый момент времени достигнула телеграфного управления Сан-Мариана. Оператор, принявший сообщение, прочитал адрес и вздрогнул. Набрал номер на примитивном дисковом телефоне. Кашлянул в трубку:
   - Пана Казея к четвертому столу.
   И стал ждать, утирая тайком холодный пот выступивший на обширных залысинах. Названный пан не заставил себя долго ждать: явился через пару минут, молчаливый, затянутый в черный френч под горло. Телеграфист сунул ему листок с сообщением.
   Человек во френче пробежал глазами по машинописным строчкам, кивнул. Телеграмму он сунул в карман, осведомился:
   - Копии есть?
   - Никак нет! Как вы могли подумать...
   - Благодарю за сотрудничество! - И сгинул в толпе снующих туда-сюда операторов и разносчиков.
   Телеграфист облегченно выдохнул. А сообщение продолжило свой путь. Пан Казей в маленькой каморке переписал от руки текст -- копию сунул в карман, оригинал отложил в сторону, к жиденькой стопочке листков. Набрал несложный телефонный номер.
   - Управление? Сообщение, срочное. Пришлите человека.
   Человек явился где-то через полчаса, с удивительной быстротой преодолев полгорода, заполненного, будто бочка селедками, людьми, дымными паромобилями, конными экипажами и редкими, но невероятно дорогими бензиновыми автомобилями. На курьере был серый мундир со знаками различия унтер-лейтенанта. Не говоря ни слова, пан Казей передал ему телеграмму, откозырял. Курьер скрылся за дверью. Обождав еще минут пятнадцать, пан Казей набрал еще номер.
   - В управление пришло сообщение от объекта Гончая. - помолчал,в ыслушивая ответ. - Да, копию сделал. Есть доставить представителю...
  
   Воздух в кабинете пана Качинского был густой, словно мутный кисель. Его приходилось с трудом, словно пытаясь дышать водой, проталкивать в легкие, но пан Шатсков уже свыкся, только лицо его оттенком походил на цвет собственного мундира: землисто-серое, с тонкими фиолетовыми прожилками жил. Личный адъютант прима-генерала находился в состояния перманентного опьянения, отчего порой путал слова и заикался.
   - ...Братство бледных! - фыркнул сквозь зубы пан Качинский. - Наш парень прямо-таки какой-то писатель. Ему бы книжонции бульварные строчить! Но наконец-то от него дождались весточки, и Пес уже в Погорбе. Теперь они, наверное, в Санта-Силенции. Операция подходит к своему логичному концу, если наш опальный сотрудник опять не напортачит...
   - Дабы предупредить эксцессы мы и п-п-приставили к нему Пауло. Молодой, активный, хорошо подг-г-готовленный.
   - Горячее сердце и холодная голова? Отлично, отлично! - Прима-генерал глубоко затянулся бесконечной по счету сигаретой, выдохнул. - Нам остается только ждать.
  

Глава 15. Трущобные пророки

   Санта-Силенция удобно расположилась меж двух невысоких холмов, словно куча мусора, оставленная на блекло-зеленых, кое-где буроватых, отдающих желтизной полосках полей нерадивым уборщиком. Только к левому холму, известному, как Джординский бугор ситуация менялась. Выростали аккуратные, будто игрушечные башенки костелов и церквей Верхнего Города, острый палец шпиля Богословской Учельни имени святого Захарии Кроткого вонзался в низкое брюхо медленно ползущей тучи. Справа, на холме Эдмундо Тихого -- распластался аккуратный крест военной базы: малая перекладина -- казармы, плац, хозяйственные постройки, большая перекладина -- одинаковые черные коробки складов и ангаров. Черточки сторожевых вышек. А внизу, в широкой долине царствовал буйствующий беспорядок.
   Удивительное сочетание: армейская упорядоченность и первозданный хаос трущоб. Санта-Силенция, Святая Тишина в переводе с древнего языка, появилась на месте самого большого в Польше лагеря беженцев из догорающей в медленном огне ядерных взрывов Италии. Оказавшись на чужбине, горячие обитатели полуострова-сапога были фактически брошены на произвол судьбы. До возрождения Святого Престола оставалось еще долгих десять лет. Жалкий огрызок, оставшийся от самой восточной европейской страны, форпоста католицизма во все времена, переживал времена анархии и беспорядка: армия, полиция и правительство фактически не существовали, и даже стальная воля пресвятого Конрада мало чем могла здесь помочь. Собрать вокруг себя первый Кардинальский Совет ему все еще предстояло, и лагерь перемещенных лиц под кодовым названием "Святая тишина" противостоял превратностям послевоенного мира в одиночку.
   Десятки тысяч беженцев, согнанные стальными ограждениями и колючей проволокой на пятачок площадью где-то три на три километра, оказались предоставлены сами себе. За стенами лагеря бушевало безвластие и варварство, а внутри него держался хоть относительный, но порядок. Люди с различными убеждениями, жизненными целями и ориентирами, совершенно отличными моральными качества варились в собственном соку. Преступность, голод и болезни процветали. Людей хоронили прямо за оградой, ограничиваясь простыми деревянными крестами. Жалкие хибары теснились друг к другу, нависали над соседями, цеплялись, взбирались вверх, образуя своеобразные карточные домики, готовые рухнуть друг на друга. Как нарыв, как болезнетворный фурункул, лагерь рос, пока не лопнул, не хлынул зловонным гноем наружу. Временные, хлипкие постройки захлестнули окрестное кладбище, смяли могилы и кресты и распространились еще дальше. Дети на грязных узких улочках игрались человеческими черепами и дрались берцовыми костями, но, в тоже время, примерами удивительной святости была отмечена "Святая тишина".
   Бернар Фабиоло, простой врач, лишенный практически всего инструментария до конца своей жизни каким-то чудом спасал людей, устраивал экспедиции в поисках лекарств, за что, впоследствии, был канонизирован, и стал покровителем сандоминиканских медикусов.
   Тадеуш Гжелка, до войны правительственный чиновник, проявлял чудеса на ниве организации лагеря и борьбы с преступностью. Во многом благодаря ему "Святая Тишина" выжила и сохранилась до более счастливых времен.
   Захария Читтели, учитель из Пармы, потерявший в войну всю свою семью, жизнь отдал за то, чтобы обучить детей Ядерного Рассвета хоть чему-то из того, что знал, но благодарные жители "Святой Тишины" вздернули его за воровство хлеба из казенных складов для своих полуголодных учеников. Его немногочисленные ученики впоследствии основали знаменитый просветительский орден святого Захария, прозванного за смирению Кротким.
   И многие-многие другие. Когда же сюда пришла уверенная длань Теократии, то застала настоящий Вавилон. Из уважения к святости места трущобы не стали перестраивать, и оставили все как есть, лишь немного проредили население, отправив излишек населения на недавно присоединенные остатки чешских и словацких земель. Немного облагородили, придали статус государственного памятника и надолго забыли о нем.
   Санта-Силенция росла, но уже под четким руководством Святого Престола, аккуратно и упорядоченно, а гарантом безопасности области и спокойствия в Нижнем Городе (так впоследствии самоназвалось место, где располагался первоначальный лагерь), в которому, бывало, вспыхивали стихийные народные восстания под руководством так называемых трущобных пророков, стало отделение Черной Стражи.
   Старохристиане, католисты, апокриферы -- как только их не называли! Но с тех времен утекло много воды, и сейчас в Санта-Силенции было спокойно, как в гробу, только варилось, плескалось грязной пеной варево Нижнего Города.
   Обо всем этом Войцех успел рассказать по дороге в Санта-Силенцию. Марко с Веллером, ни разу не бывавшие в городе, слушали его с неподдельным интересом. Только Анджей постоянно ныл, жалуясь на сбитые ноги и бесчувственных попутчиков, словно не ощущающих тяготы пути. Когда же за очередным поворотом дороги показалась Санта-Силенция, он буквально фонтанировал счастьем, да только рано он обрадовался. Путники быстро свернули с главной дороги в придорожный лесок и двинулись какими-то малоприятными буераками, опасаясь нежелательных встреч. Последний участок пути дался бедному водителю труднее всего. Когда же вынырнули из леска в смердящее болото городских отходов, за которым открылись корявые многоэтажки Нижнего Города, унынию и страданию его не было предела.
   - Не кручинься! - подбодрил его довольный Марко. Сияющее лицо указывало, что хоть в этом всеми богами проклятом задании шло по плану. трущобы представлялись ему лучшим местом отдыха перед финальным рывком к заветному листку. - Отдохнем, отожремся, отоспимся, а там, глядишь, вообще мелочь останется. Правду я говорю, а, братец?
   - Правду-правду! - хитро подмигнул Веллер, утопая по колено в зловонном болоте.
   Мимо проплыла жестяная банка неизвестного происхождения, да невидимая тварь всколыхнула темную тяжелую жижу. Стелился по воде чуть желтоватый и невероятно знакомый туман, разорванный на клочья невесомой ваты нередкими порывами ветра, что в долине между холмами становился порой чуть не ураганными. Вот и сейчас, холодный, промозглый порыв провел стылыми пальцами по волосам, забрался под одежду да взбудоражил рябью глянцевитую поверхность болота.
   Что-то с заметным сопротивлением лопалось под ногами, сапогами цеплялись за невидимые коряги, поэтому приходилось ступать осторожно и медленно, дабы с головой не уйти в вонючую жижу. Ветер разогнал скопившийся туман, и на мгновение показались грязные, обшарпанные многоэтажки Нижнего Города. Настойчивый запах испражнений и химикалий лез в ноздри, щипал глаза и обжигал кожу.
   - Господи! - взмолился наконец-то Анджей. Воздел руки к небесам и провозгласил: - Пресвятой Конрад, когда же все это закончиться!
   - Тише ты! - цыкнул на него Войцех. - Здесь могут находиться лишние уши...
   Но было слишком поздно. Очередной порыв ветра сорвал туманное покрывало и прямо перед самым носом возникло скопление невероятно грязных хижин, слепленных из всевозможного мусора. Точно такой же мусор стал и основанием этих построек: куски целлофана, деревянные доски, тряпки, стальная арматура, жестяные банки и бочки, чугунные трубы -- все это спаялось, переплелось, слиплось намертво, образуя некое подобие небольшого плавучего острова. С которого за ними уже внимательно наблюдали. Грязные, невероятно худые и изможденные люди в каких-то обносках и тряпках (у многих одежда ограничивалась серыми обвязками на тощих чреслах), зато многие из собравшихся были вооружены. Правда, кто чем: самодельными копьецами и гарпунами, самопальными арбалетами, метавшими стальные штыри, попалась на глаза даже одна винтовка "прокуратор", невероятно ржавая, но, кто знает, может быть еще и рабочая.
   Ее сжимал самый представительный из собравшийся топлы островитян. Высокий старик с благообразной седой бородой. Из одежды он имел длинную, с густой, черной от грязи бахромой понизу хламиду, подвязанную куском веревки, а на голове у него громоздился странный убор, отдаленно напоминающий кардинальскую шапочку. Только у островитянина она была скорее темно-багровой, чем алой, и лишена золотого шитья. Что, собственно, удивление не вызывало. Зато голос самопальный кардинал имел поистине достойный этого высокого звания:
   - Руки вверх, пришельцы!
   "Пришельцы" сочли за верное подчиниться.
   - Кто такие? Откуда?
   - Э-э... Мы прошли долгий путь... - начал издалека Веллер, но тут же был перебит Войцехом:
   - Мы братья во Христе! Бежим от гонений!
   Островитяне принялись горячо переговариваться.
   - В Троицу веруете? - возбужденно осведомился обладатель "Прокуратора".
   - Веруем! - горячо воскликнул Войцех и, заламывая руки, провозгласил: - Верую! - шепнул в сторону: - Повторяйте за мной! - И во весь голос: - Верую во Отца и Сына, и Святого Духа! Аминь!
   - Аминь! - эхом повторили обитатели островка.
   Декламирование символа веры прошло несколько вразнобой, но островитяне поверили. Старик вновь вопросил:
   - Куда путь держите, братья?
   - В Санта-Силенцию.
   - А зачем?
   - Просветления ищем в мире царящей тьмы, а известно нам стало, что живет в сем граде пророк великий.
   - О да! Живет святой человек -- всем помогает, кто к нему обратиться. Вот и мы, приняв веру истинную, по благословению его встали на путь покаяния и отречения об благ мирских. Аскеты мы!
   - Рады с вами разделить сию святую участь да спешим мы, ибо друг наш болен тяжко и нуждается в излечении и святом благословении. - Войцех указал в сторону жалкого, бледного и дрожащего Анджея, которому от болотных паров стало совсем худо.
   - Да-да! - сокрушенно кивнул старец. - Понимаю. Ну что, мы не станем препятствовать вашему просвещению. Кстати, вам туда. - Он ткнул в сторону рукой. - Доброго пути! С нами Бог!
   - С нами Бог!
   Под конец разговора остров уже преизрядно отдрейфовал от странников, и Войцеху со старцем приходилось перекрикиваться, чтобы услышать друг друга. Ветер вновь налетел, взбаламутил сонные лохмы, и островок вновь скрылся в тумане.
   - Кто это был? - шепотом осведомился Веллер, глядя на хмурого Войцеха.
   - А бес их знает -- прости Господи! Кажется, старохристиане, а может, и вовсе апокриферы.
   - Странно, а почему ваши с ними не расправятся? Еретики же!
   - Кто наши? - Войцех удивленно посмотрел на Веллера. - Инквизиция, что ли? А зачем? Живут себе, аскетничают, а, главное, наружу не вылазят. Все, что появляется в Санта-Силенции, там же и остается. Город-резервация, где выращивают святых. Если кого из местных пророков и выделяет Святой Престол, то те сразу теряют всю свою принципиальность и переходят в разряд пророков новохристианства.
   - Ого! - только и ответил Веллер.
   В дальнейшем разговор сошел на нет. Вскоре показались первые постройки Нижнего Города. Замшелые старые дома, покрывшиеся потеками плесени, с горами мусора, собиравшегося десятилетиями. Между ними бродили грязные свиньи и бегали столь же чумазые дети. Кто-то копошился во ржавых внутренностях старого автомобиля, стрельнул заплывшим глазом и вернулся к своим заботам. После прогулки по болоту четверка странников мало отличалась от местных обитателей, посему никто на них особого внимания и не обратил. Только подбежал полуголый старец с горящим взором и деревянным лотком в руках. Старец прыгал вокруг них, потрясал ящиком, в котором что-то сухо щелкало и трещало.
   - Мощи! - вопил старец. - Святые мощи! Святой Бернар, святой Тадеуш, святой Казимир, святой Герман... Купи-купи, не проходи мимо! Свежие мощи!
   Анджею хватило только одного взгляда в лоток, чтобы в ужасе отшатнуться. там размещалась разнообразнейшая коллекция человеческих костей: от маленьких костяшек до могучих берцовых костей. Имелось и пару челюстей, свод черепа.
   Торговец, поняв, что клиентов не интересует предложение, попрыгал дальше, в поисках большего спроса.
   - Там были кости! - Анджей возбужденно вертел руками.
   - Ну да! - Войцех безразлично пожал плечами. - Жить же на что-то надо, а костей в Нижнем Городе на каждом переулке, что в катакомбах Сан-Мариана.
   К ним еще раз обращали сове внимание торговцы мощами, но быстро сдавались, глядя на каменно невозмутиме физиономии и в ужасе шарахающегося от них Анджея.
   По мере углубления в лабиринты улочек Нижнего Города трущобные многоэтажки становились все выше и все неопрятнее. Где-то над головой верхние этажи соединялись самодельными переходными мостиками и туннелями, застраивались общими сразу на два, три, а порой и четыре дома квартирами. А внизу становилось все грязнее и грязнее, глубокие канализационные каналы уже попросту не справлялись с потоками нечистот, несущихся по улицам. Приходилось шагать очень и очень аккуратно, чтобы не провалиться в один из каналов, не угодить ногой в свежую кучу помета неясного происхождения, а то и отдавить чью-то скорбно протянутую за подаянием руку.
   Нищих, калек и просто юродивых вокруг было предостаточно. Они постоянно что-то выпрашивали у прохожих, цеплялись руками за одежду и с жалобным стоном ползли за ними, волоча короткие культи ног. Те, кто имел конечности в более полном комплекте, но лишенный части людского разума плясали, кидались на людей, высоко подбрасывая ноги, размахивали руками, рыдали, беспрерывно молились, колотя головой о землю, и безостановочно лопотали что-то о спасении, святости и благословении. Да вот беда: люди больше сторонились этих трущобных святых и спешили дальше, без оглядки на вопящих безумцев за спиной. Хотя много ли из них были настоящими безумцами?
   Мощный, хорошо поставленный голос перекрыл звуки галдящей толпы, разнесся буйным рефреном вокруг, хлопнул об зазвеневшие стекла и вернулся назад, на небольшую площадь, зажатую с обеих сторон обшарпанными стенами, где шумела плотная толпа.
   - Братья и сестры! Близок, близок час Суда Божиего! Да разверзятся небеса огненным дождем! Да приидут твари Пустырные! Да будет День Гнева Божьего!
   Толпа согласно загудела, словно потревоженный улей. В воздух взлетели чьи-то кулаки, одинокий голос провозгласил:
   - День Гнева!
   Веллер прищурился и скептически уставился на Войцеха:
   - Да это же типичнейший возмутитель спокойствия! Как же ваши прохлопали...
   - Не прохлопали. - Лже-монах оставался совершенно спокоен. - Вон там. Уже работает человек.
   И действительно, невдалеке, под хлипким навесом из тонких жердей и тряпок на низеньком топчане восседал человечек и тщательно конспектировал речь новоявленного пророка. В особенно яркие моменты выступления, он вытягивал голову на тонкой шее и высматривал наиболее ярых демонстрантов.
   - Ого! - по достоинству оценил деятельность инквизитора Веллер.
   Нижний Город Санта-Силенции был местом контрастов, где абсолютно мирно уживались всевозможные верования секстанского толка, в основе которых лег гремучий сплав католицизма, православия и протестантизма, и традиционного новохристианства. По дороге четверке странников встретился как и конрадианский храм, маленький, спрятавшийся меж двух старинных зданий совершенно заброшенного вида, но ухоженный и опрятный, так и молельный дом апокриферов -- кособокая хижина с крестом из двух стальных арматурин, перевязанных куском проволоки. У дома сидели на корточках апокриферы и просили подаяния, проводя в жизнь традиционный обет аскетизма и попрошайничества. Удивительное дело для столь догматичной страны, как Сан-Доминика. Веллеру и Марко только и оставалось, что от удивления разевать рты.
   - Вот, кстати, мы и пришли! - Войцех остановился около изрезанной двери, словно кто-то задался настойчивой целью проковырять ножом дырку в досках, да вот, терпения не хватило. Бросил дело на полпути.
   Над дверью имелась и вывеска: грубо намалеванное на жестяном щите "Молельня", а снизу чья-то шаловливая ручка добавила: "Похабня".
   - Воодушевляет! - философски заметил Веллер и, не дожидаясь приглашения, шагнул вовнутрь вслед за Войцехом и проскочившим после него Анджеем.
   "Молельня-похабня" с первого взгляда приглянулась братьям. Видимо, тем, что нравы здесь царили точно такие, что и в лучших кабаках Бургундии и окраинного Клейдена без всяких там теократических фишек. Да только Войцех сразу предупредил, чтобы они варежку не слишком разевали, потому как везде хватает инквизиторских шпиков. На что братья лишь отметили, что они получше него знают, как вести себя в подобных заведениях
   - Славно! - только и удосужился отметить Марко и мигом потопал к массивной барной стойке мареного дуба, над которой возвышался (хотя это громко сказано) щуплый бармен с шустрыми татуированными руками, оголенными до плеч. Мокрая от пота безрукавка стягивало худенькое тельце и запавшую грудь.
   По дороге наемнику пришлось взять на себя роль скандского китобойного ледокола и буквально вгрызаться в плотное тело толпы посетителей, заполнявших "Молельню". Кто-то с отдавленной ногой харкнул вдогонку:
   - Куда прешь, харя?
   А кто попытался пнуть кулаком меж лопаток, да не успел: Марко, ловко увернувшись, скрылся за спинами посетителями. Вернулся он уже к занятому столу, откуда без лишних церемоний был препровожден на пол пьяный вдрыбадан юродивый, запахнувший по случаю посещения увеселительного заведения, грязное туловище куском мешковины. Лже-сумасшедший только всхрапнул в ответ и свернулся колачиком в уголке.
   Марко бухнул на стол бутылку мутноватой жидкости и четыре стопочки не первой свежести. Анджей, рассматривая желтоватое донышко, только брезгливо поморщился.
   - Не боись! - весело посоветовал Марко. - Сейчас продезинфицируем!
   Плеснула игривая струя самогона.
   - Будем! - коротко отметил наемник и залпом опустошил стопочку. Сморщился, а после блаженно улыбнулся: - Хороша чертовка! - Хитро осклабившись: - Прости Господи!
   Веллер молчал и улыбался, следя одними глазами за буйным братцем. Лишь время от времени подносил ко рту стопку за стопкой, опрокидывая в глотку порцию пшенной водки, что готовили здесь весьма и весьма неплохо. Или это просто казалось после пыльных кабаков Бургундии и грязных клейденских забегаловок, где все, что попадало в жадные руки хозяев заведений, нещадно разбавляли. Здесь же святую традицию пития берегли, не позволяли осквернить богоданные напитки вульгарной водой.
   Иногда, когда казалось, что никто за ним не следит, он бросал быстрые взгляды в дальний угол, занавешенным тучным покрывалом курительного дыма. Интересно, что за гадость здесь шла на курево? Покрывало порой приоткрывалось, демонстрируя славную картину: миловидную девушку в приталенной кожаной куртке со множеством заклепок и в блестящих кожаных лосинах, заправленных в массивные армейские сапоги. Длинные, цвета спелой пшеницы с темными полосами-травинками -- крашенными в черный прядями - волосы собраны в плотный пук, заткнутый двумя стальными спицами, могущими, если того захотеть, оказаться опасным оружием. А девушка частенько, если обратить внимание на жесткую складку у полных губ и чуть прищуренные глаза, выжидательно скользившие взором по заведению. Бедро ее украшала черная кобура с казавшимся игрушечным, но этого не менее опасного "Пастыря". Маленький пистолетик идеально подходил внешнему виду прелестницы. Веллер прищурился, как довольный кот, и скользнул взглядом дальше, разглядывая окружение девушки.
   Красавица и чудовище -- именно подобная ассоциация возникла у него, когда он разглядывал соседа, а по совместительству, судя по фривольно гладящей точеное бедро волосатой лапище, друга милашки. Еще к "другу" подходило определение "бык" - огромная и массивная туша, нависшая над столом. Она ни в какое сравнение не шла с монструозностью варшавян, но, в тоже время, могла внушать определенную долю уважения и робости. Тупой взгляд налитых кровью глаз -- наверное, громила злоупотребляет различными стимулянтами, и не всегда разрешенными.
   На громиле тоже была кожаная куртка с массой металлических деталей, кожаные же штаны и высокие лакированные сапоги. Широкий пояс с двойной пряжкой стягивал массивное брюхо. Наемник про себя обозвал его Кожаным. Веллеру потребовалось всего лишь раз скользнуть по нему взглядом, чтобы привлечь внимание.
   Громила поднялся. А вместе на ноги повскакивали еще несколько "бычар" в разных концах зала. Веллер только улыбнулся, как показалось ему, вызывающе. А может, и нет: издевательские ухмылки и открытый вызов на бой -- это прерогатива Марко, хотя, почему бы и не тряхнуть стариной?
   Веллер хрустнул под столом костяшками, предвкушая скорое веселье.
   Тяжело топая ногами -- вес, а также желание казаться невероятно могучим, - обладатель кожаных одежд и лакированных сапог приблизился вплотную. Дыхнул практически осязаемым перегаром с целым букетом иных ароматов: лука, чеснока, мокрой кожи и застарелого пота. Подружка его с интересом наблюдала за происходящим. "Вот стерва!" - неожиданно подумалось Веллеру.
   - Чего надо? - буркнул Марко поверх стопки с самогоном.
   - Твой друг, - тяжело цедил слова громила, словно каждое давалось ему с превеликим трудом, - смущает мою подругу!
   - Да ты что! - Марко сокрушенно покачал головой. Выглянул из-за спины Кожаного он с сомнением покачал головой: - Твоя подруга не выглядит чересчур смущенной. Может, ты чего перепутал, друг?
   Высокомерным и саркастическим тоном Марко сознательно провоцировал громилу на конфликт, в чем, собственно, и добивался уверенного успеха.
   Кожаный набычился, раздул ноздри. Лицо его, и так довольно-таки багровое из-за удушливой жару "Молельни" и количество выпитого, приобрело оттенок спелого помидора, готового вот-вот лопнуть под давлением скопившихся соков.
   Утробный рык вырвался из глотки Кожаного. Кажется, он что-то пытался сказать, донельзя яростное и обидное, но долго готовящаяся фраза выродилась в звериный рев, неплохо, кстати, подходящий к внешнему образу "быка".
   Наконец, громила справился с нахлынувшими чувствами и все также, тяжко выкручивая слова из непослушной глотки, произнес:
   - Бой. Кто. Сильнее.
   Марко, радостно сверкнув боевой яростью в глазах, легко поднялся, будто на пружинках подскочил. До хруста сжал кулаки.
   - Да пожалуйста! Можете, - он крикнул дружкам Кожаного, постепенно стягивающимся к столику, - становиться в очередь! Никто не уйдет обиженным, каждого приласкаю.
   - Погоди, братец, присядь. - Веллер положил руку на братово плечо и чуть ли не силком опустил его на место. Войцех был безразличен, уперся взглядом в почерневшую деревянную люстру со свечами. После люминесценции Клейдена свечи смотрелись невозможной архаикой.
   Анджей внимательно изучал донышко стопарика, вертел в руках и всячески делал вид, что происходящее его не касается. Взор Веллера затянуло поволокой понимания. "Что-то здесь не так, совсем не так! Может, подыграем хитрецам?"
   - Уважаемый. - Веллер говорил медленно, подыскивая слова, словно боялся, что чересчур сложные словарные конструкции просто могут быть недоступно ограниченному багажу знаний "быка". - Уважаемый, мы не хотим проблем. Ваша подруга, гм, безусловно достойная женщина, и я смотрел на нее исключительно из эстетических соображений...
   "Черт, каких-таких эстетических соображений?!"
   - Хватит болтать! - рыкнул уже гораздо более членораздельно Кожаный. - Бой! Я, Анджело Фереццо по прозвищу Черный Бык, вызываю тебя на бой! До последнего, пока один из нас не запросит пощады!
   "Надо же, его действительно зовут Быком!"
   - Бой! Бой Бой! - уже вся "Молельня" подхватила короткое слово, и оно заскользило из глотки в глотку, брызгами слюны летело изо рта и оседала в ушах упругими вибрациями. бтлось, словно загнанный зверь, в душной клетке слов, стремясь освободиться, вырваться на свободу ударов и блоков, кулаков и пинков, выбитых зубов и разбитых носов.
   Веллер с отчетливым равнодушием пожал плечами и вышел на середину "Молельни", мигом освободившуюся от столов и стульев. Посетители и завсегдатаи образовали большой круг. Они орали, хлопали в ладоши, свистели и улюлюкали и даже начинали делать ставки. Необычано разгоряченный бармен извлек откуда-то большую школьную доску, выщербленную по краям, и уже начал собирать деньги, распределяя ставки по двум столбцам, подписанным сверху "незнакомцем" и "Черным Быком". Веллеру стало на мгновение обидно: больше записей было на стороне оппонента, а "незнакомец" приглянулся лишь одной записи.
   Марко, стоя неподалеку от доски, весело подмигивал ему и махал рукой.
   "Ну, спасибо! Хоть деньжат подзаработаем".
   Черный Бык не стал долго готовиться. Скинул с себя куртку, оставшись в одной рваной безрукавке, и шагнул в атаку. Веллер легко ушел от первого удара -- затянутого в черную кожу перчаток кулака, в сантиметре разминувшегося с головой наемника. И тут же громила побагровел еще сильнее (хотя куда уж больше!), щеки вздулись кузнечными мехами, слезящиеся глаза выкатились наружу, сделав Быка уж совсем страшным. Такой рожей только диких зверей и пугать!
   Веллер отступил в сторону, позволил Быку свободно повалиться на пол, где тот захрипел, хватаясь за живот. Наемник размял кулак, чуть встряхнул руку, восстанавливая кровообращение в отбитой кисти. Мотнул головой, удивляясь: "У него что там вместо брюха? Мешок камней?!"
   Черный Бык поднимался. Медленно, делая над собой усилие, но героически справлялся с земным тяготением. Наемник присвистнул: после "ласковой ладошки" обычно не встают, отходят лишь через час-два.
   Лицо громилы страдальчески сморщилось, только и оставалось, что лепить с него изваяние мученика-святого. Церковь была бы довольна. Веллер стрельнул глазом в сторону. На лице обладательницы "Пастыря" не было и тени улыбки: губы сосредоточенно поджаты, брови сошлись к переносице... Странно, но в таком состоянии она показалась еще привлекательнее.
   - Куда... хррр... зыришь? - Бык поднялся, чуть придерживая живот, и яростно сверкал своими глазками. - Порву.
   И снова шагнул вперед. Только теперь он делал это куда как осторожнее, опасаясь очередной "ласки" противника, но и Веллер не думал повторяться. Первый удар он увел в сторону умелым блоком, распробовал защиту вставшего в боксерскую стойку Быка, второй... Похожий на волосатую гирю из мяса и костей кулак чуть не проломил грудину -- наемник скорее почувствовал, чем увидел удар, успел-таки принять молот на плечо.
   Правая рука онемела и повисла плетью. Веллер мгновенно шагнул назад, разрывая опасный контакт.
   - Куда?! - Словно крик первобытного человека, от которого убегает-уползает посрамленный, но еще не поверженный противник.
   Анджело Фереццо по прозвищу Черный Бык совершил роковую ошибку. Увлекся, потерял контроль над ходом схватки. И горько об этом пожалел.
   Рука на захват. Словно пытаться свернуть толстенное бревно, но Веллер справляется. Хрустят кости в выкручиваемой кисти.
   Багрянец на лице Быка отдает явственной синевой.
   Палец ложится в маленькую уключину на сгибе локтя. Нажимает чуть сильнее. Громила уже не ревет от боли, сдавленно шипит.
   Удар под коленку. Ноги подкашиваются. Бык становится на колени, будто выпрашивая прощения.
   Веллер промедлил несколько секунд, дожидаясь заветных слов о пощаде, но противник молчит, только судорожно сопит. Наемник пожал плечами и занес руку для последнего удара. Целит он в ямку в основании черепа. Удар, гарантированно отправляющий в лучший мир.
   - Хватит! - Голос звенит напряжением. Звучат стальные нотки привычки приказывать, но в тоже время мягкие соблазнительные баритоны обволакивают, внушают пошлые мысли.
   Девушка в кожаном встала возле Веллера, осторожно, но настойчиво освободила Быка из железного захвата, помогла подняться и отвела к столику, усадила на стул, махнула бармену:
   - Твоего лучшего. Быстро!
   Только сейчас Веллер понял, что в "Молельне" царит мертвая тишина. Накатила дурнота после того, как горячка схватки отступила. Дышалось тяжело и с надрывом. Боль в отбитой руке вернулась с прежней силой. "Хорошо, что хоть ничего не сломано", - подумалось со странным безразличием.
   Девушка подошла к его столику.
   - Здравствуй, Анджей! - Тот кивнул в ответ. Молча, как ни странно. - И тебе день добрый... Как, кстати, ты теперь прозываешься?
   - Можешь звать меня Войцехом.
   - Отлично, Войцех. - Она улыбнулась, присела на появившийся неизвестно откуда стульчик. Видимо, один из дружков Быка постарались. Они и сейчас хлопотали у павшего вождя, откачивая того алкоголем. - И кого же ты нам привел?
   - Друзья. Я сообщал о них заранее. Марко и Веллер. Помнишь?
   - Конечно. - Она кивнула. - Меня зовут Катрин. Для друзей Кэт. Для врагов -- Ураган Катрин. Веллер, если не ошибаюсь? Марко?
   Наемники махнули головами в унисон. Веллер потирал ушибленную руку.
   - Надо лед приложить. - Кажется, в ее голосе звучат явственные нотки заботы. - Извините за Быка. Мы так, гм, проверяем новичков.
   - Ну и как, я прошел проверку?
   - Со свистом. Не желаете пройтись?
   - Я не против, - быстро согласился Марко. Помахал рукой, будто обмахиваясь. - Здесь как-то душновато.
   - Покажете нам местные достопримечательности, Кэт? - К Веллеру его возвращалась обычная его обманчиво-беззаботная манера общаться. - Хе-хе.
   - Сожалею, но для этого у нас слишком мало времени. Клык. Сивый. - Двое из кожаного братства появились словно из-под земли. Застыли расслабленными болванчиками. - Присматривайте за входом.
   Они синхронно кивнули.
   - Пошли. И, кстати, Марко. - Она обернулась ко второму из братьев. - Не забудь свой выигрыш. Редко кто так отлупцовывал Быка...
   Там, где они оказались, дневной свет никогда не проникал, испугавшись влажных и сырых стен, потоков нечистот, стекавших за пределы города по тайным, скрытым от невнимательного взгляда каналов. Лишь иногда робко заглядывал сквозь решетки уличных стоков.
   Сверху доносились звуки обычной сантасиленцийской улицы: гул толпы, шлепанье ног, крики нищих и пророков. Снизу же царила беспокойная тишина подземелья: далекий шепот, постоянное шебуршание незваных гостей в серых шкурках, нескончаемая капель конденсата и прочие прелести "загробной" жизни. Романтика, одним словом. Если и переговаривались, то только шепотом. В одном из шептунов Веллер с удивлением признал давешнего пророка, вещавшего в дне Божьего гнева. Сейчас он был похож на побитого пса, чем на вещуна темных пророчеств. Мокрый, побитый и вонючий, словно его долго валяли в помоях. Может, так оно и было.
   - Ты как, Дементио? - с сочувствием поинтересовалась Кэт.
   - Еле от шпиков ушел. Шустрые, зараза!
   - Они не нашли вход?
   - Смеешься?
   - Ну и отлично! Отдыхай. - И пошла дальше. А Дементио тут же переключил внимание на вновь прибывших:
   - О, Анджей! Давно не виделись! Где пропадаешь? - Удивительное дело, но говорливый поляк не успел и рта открыть, как внимание трущобного пророка переключилось на здоровяка Войцеха: - О, господи! И ты тут! Просто день встречи какой-то! Рад! - Дементио ожесточенно принялся трясти ладонь лопату. Его собственные ладошки едва-едва сходились вокруг могучей руки. - Очень рад, э-э... Гви...
   - Войцех. Меня зовут Войцех, - лже-монах обезоруживающе улыбнулся, совсем как раньше, по-детски наивно.
   - Да-да, - смущенно забормотал уличный вещун. - Совсем забыл! Память у меня стала, что у девицы на выданье, -- хе-хе!
   Войцех величаво кивнул, мол, прощаю со всей широтой новохристианской души, и последовал дальше.
   Вскоре показалась массивная двухстворчатая стальная дверь. Настоящие гермоворота, откопанные, видимо, на какой-то заброшенной базе. И хватило же сил и терпения сюда дотащить?
   Кэт дернул затвор замка. Пыхнула одинокая струйка пара, и стальные врата разошлись в стороны.
   - Прошу. - Катрин обернулась к гостям и лучезарно улыбнулся. Веллер чуть не сомлел от счастья.
  

Глава 16. Турнир Всех Праведников

   - Что?! Террористы?! В моем городе?!
   Казалось, архиепископа Фабио Фаттиччели хватит удар. Пауло даже испугался - так нехорошо выглядел церковник. Но нет, архиепископ сдержался, выправился на стуле, одернул казенные одежды, разукрашенные золотым и серебряным шитьем, изображавшим деяния из жития пресвятого Конрада.
   - Не стоит так волноваться. - Это Пес. Уверенный, зараза. От бледной морды за милю чувствуется высокомерие и спокойствие. Этот знает свое дело -- сомнений возникнуть просто не могло. - Все под контролем. Мы, как-никак, профессионалы. Нам только нужна толика вашего сотрудничества.
   Архиепископ наконец-то успокоился, устало потирая лоб, осведомился:
   - И что вам требуется? Хотите закрыть Турнир?
   Нет, не успокоился. Затаился лишь, забился в угол, откуда скалит клыки-слова, дрожит всем телом, но не сдается. Крепкий орешек. Вот Пауло бы под таким взглядом Пса уже давно бы поник, сдался на милость победителю, выполнил все, что тот хочет. "Жалок ты, Паулито!" - Противный внутренний голос как всегда готов поддержать в трудную минуту сомнений и самобичеваний. С трудом, но удалось загнать его поглубже и сконцентрировать внимание на архиепископе.
   "Ба!" Теперь Сантьяго вспомнил, откуда ему знакомо это лицо, массивная бульдожья морда с отвисшими брылями и гневными черными глазками, запрятанными под пушниной густых сросшихся бровей. Волосы основательно поредели, послушническая тонзура расползалась по всей макушке, лишь на висках сохранились вьющиеся пряди, обильно смазанные целебным маслом.
   "Ба!" Если чуть помоложе, добавить волос на голове, уменьшить брыли, убрать пару морщин, приодеть в черный мундир-сутану, портупею через плечо и иконостас наград. Конечно, как он мог забыть! Прима-генерал Черной Стражи Фабио Фаттиччели! Слова с бронзовой табличке под портретом в галерее Славы Инквинатория. Годы службы... и так далее. Выдающиеся подвиги...
   Но даже на пенсии, на гражданке, мирным архиепископом синьор Фаттиччели не желал терять военной твердости и железной воли "чернорубашечника". Наверное, каждую неделю вызывает к себе на прием настоятеля местной базы, выслушивает полный отчет и дает наставления и распоряжения. И попробуй ослушаться хоть и бывшего, но прима-генерала! Сжует и не подавится. Да уж, такому сам бог велел не поддаваться на дьявольское влияние Пса. Такой сам на кого хочешь "повлияет". Послушаем, что там скажет бледный брат...
   - Как раз наоборот! Я уверен, что отмена Турнира лишь испугает еретиков, и они разбегутся по норам в Нижнем Городе. Мы их выманим и цапнем всех сразу!
   - Но миряне...
   - Вы военный человек, синьор архиепископ, и должны понимать. Без хитрости не выигрывается ни одно сражения.
   Молодец! Что тут еще скажешь. Знал же Пес, куда надавить, чем бывшего прима соблазнить. Оставалось только любоваться нехитрым талантом инквизитора. Ему бы самому армиями командовать! Хотя нет, Пауло себя отдернул, под руководством такого! уж увольте.
   Само собой архиепископ задумался.
   - Опасно! - наконец разродился бывший прима-генерал. Но как-то неубедительно это слово прозвучало в толстых, отвисших устах.
   Словно ерунда все -- плюнуть и растереть. Для военного-то офицера, высшего руководителя Черной Стражи. Опасно -- это для мирян, а для солдата -- военная хитрость. И ничего, что последний раз мундир напяливал на аудиенцию с Престолоблюстителем два месяца назад, как почетный ветеран Сан-Доминики, кавалер разнообразных орденов. Военный -- это не профессия, а состояние души, что не лечится наградной пенсией и высоким церковным чином.
   - Опасно, но оригинально! Мне нравится ход вашей мысли. Действуйте, синьор гранд-полковник. Я полностью доверяю вашему профессионализму...
   Знал бы Пауло, Пес или архиепископ Фаттиччели, что на точно такую же тему велся иной разговор, да вот ирония судьбы: рассуждали о Турнире с точки зрения тех самых террористов.
   В лабиринте канализации и сливных каналов обитала своя собственная, независимая и вольная жизнь. Движение Сопротивления - вот как они себя называли. Только незадача, половина, если не больше членов Сопротивления были инквизиторскими шпиками и стукачами. Обо всем этом братьям-наемникам рассказала Катрин, потягивая горячий чай. Или что-то на него похожее.
   Само собой, у любопытного Веллера возник закономерный вопрос. Правда, когда он задавал его, ответ ему уже был известен, хотя и в довольно-таки общих чертах. Другое дело, что услышать его из таких очаровательных уст, он был бы не против.
   - И почему мы должны вам доверять, исходя из всего вышесказанного? Хе-хе! - Веллер мысленно проклял свой нервический смешок, но, кажется, Кэт не обратила на него особого внимания.
   - Драка с Быком -- это инсценировка, представление для Инквизиции. Пусть они пускают слюни, расписывая тайные заговоры, потайные подземелья и условные знаки. Пусть балуются. А стоит копнуть поглубже... Банальные контрабандисты -- таких здесь, что вьюнов на сковородке. Только и успевай, что подхватывать. - Кэт улыбнулась, отчего Веллер опять расплылся лужицей расплавленного масла.
   Внешне -- суровый наемник, исколесивший Новую Европу от Сан-Эспаньоло до Великого Полесья. Но разве укроются чувства, упрятанные внутри, от опытного братского взора. Марко только покачал головой и позволил себе улыбнуться уголком рта. Он-то знал, какие женщины нравятся братцу! Главное, чтоб голову не вскружила да не кинула в омут. Иначе придется приводить в чувство...
   Бить брата Марко не любил. Да и гиблое это дело -- вот как Быка приложил! До сих пор оправится не может. Сидит себе, сверкает гневно да баюкает поврежденную руку. Еще чуть-чуть, и перелом в трех местах ему был бы обеспечен.
   Марко кашлянул.
   - Это все, конечно, просто замечательно. Да и мы не нанимались лицедеями в этот повстанческий театр. Свои театральные вопросы решайте сами, а мы как-нибудь самостоятельно разберемся со своим делом...
   Катрин по прозвищу Ураган вряд ли подозревала, что когда-то ее тезкой, могучим природным явлением пугали детей, а знала бы -- крайне удивилась. Да и наемник тоже не был в достаточной степени осведомлен, поэтому он мог позволить себе подобные слова в адрес предводительницы с донельзя пафосным прозвищем.
   Кэт сдержалась, только ответила:
   - Вы враги Теократии?
   Марко замялся.
   - Ну, наверное...
   - Древние говорили: враг моего врага -- мой друг. У нас есть ресурсы и знание города, у вас -- умение и опыт в соответствующих делах. Мне этого достаточно. А вам хватит моего слова? Других гарантий у меня нет. К дьякону нотариальной службы за соответствующей справкой я не пойду.
   Молчать можно очень красноречиво. Не говоря ни слова, не подавая ни единого знака, сидеть, сложа руки на груди, и вежливо улыбаться. И строить, крепить стену недоверия, или же прокладывать мост сотрудничества, тяжело и трудно рассчитывать высоту и длину пролета, осевые и концевые нагрузки, чтобы в один прекрасный момент он не рухнул и не погреб под своими останками человека...
   - Мне сойдет.
   Кэт перевела взгляд на Веллера:
   - А вам?
   - Ага. Ха-ха!
   Кажется, она выдохнула с облегчением. Почему-то разговор ей дался с огромным трудом, словно она что-то сдерживала, натягивала узду, не давая вырваться скрытому глубоко под черной кожей с заклепками наружу. Показалось, но лишь на мгновение, как из-под маски бой-бабы, что стреляет с двух рук и ударом кулака отправляет в нокаут, проглядывает нечто совсем иное, нежное и ранимое.
   - А что вы думаете насчет нашего плана? Большинство "чернорубашечников" будет отпущено в увольнение по поводу Турнира -- болеть за своих. "Синяки" сконцентрируется в Верхнем Городе. Нижний оцепят и введут пропускной режим. Пригород патрулируется -- полная чистка от нежелательных элементов. - В памяти возник плавучий остров с аскетами, безобидными, в общем-то, людьми. Их стало на мгновение даже жалко, но только на мгновение. Жертвы есть всегда -- пусть тогда праведность поможет попасть в их апокриферский рай. - Да нам, собственно, туда не надо. Провокационные группы уже в Верхнем Городе. Пару манифестаций, разбитые витрины -- все, как обычно, только в большом объеме. "Синякам" скормлена деза о крупных волнениях в Нижнем Городе. Им то нижних не особенно жалко, но если бунт захлестнет и Джордианский бугор. Вот потеха! Основная группа стягивается к КПП на базу. А там вы вступаете в дело и выполняете свою часть сделки. Беда только с охранниками. Их там вечно много -- трудно не нашуметь. Если не справимся -- на ноги поднимется вся база. Людей-то немного останется, но нам этого хватит за глаза...
   - Это мои проблемы. - Войцех, до этого старательно молчавший, неожиданно пододвинулся поближе к столу, за которым и шло обсуждение операции. Положил могучие лапищи на расстеленный план города, подмигнул всем. - У меня есть некоторые связи. Разрешите приступить к исполнению?
   - Войцех, ты странный и загадочный человек! - Катрин постучала длинным ногтем по столу. - Когда я узнаю о тебе правду?
   Монах неожиданно подмигнул братьям-наемникам.
   - Всему свое время, дорогая Кэт. Всему свое время.
   Когда Войцех скрылся за гермоворотами, Катрин продолжила:
   - Всем все ясно? - Практически синхронный кивок. - Отлично. Детали обсудим по мере подготовки. Извините, Марко и Веллер, что без отдыха и должной встречи -- обстоятельства, сами должны понимать.
   - Мы не в обиде. - Марко качнул головой.
   - Мы привыкшие, - улыбнулся Веллер. - И, кстати, а что, собственно, за Турнир?
   О, Ураган Катрин могла многое рассказать о Турнире Всех Святых! По сути празднество, чествование праведников и святых подвижников имело долгую историю. Еще при пресвятом Конраде, в самом начале основания Теократии кто-то из ближайших соратников великого святого выдвинул интересную идею о возрождении спортивных состязаний прошлого "дабы великий дух ютился в крепком теле, достойным защищать и оборонять святые истины Конрадианских Заветов". Да, новохристианство было в свое время боевитой и молодой силой, готовой распространять истинную веру на земли, погруженные в варварские пучины Темного Века. Она воспитывала не овечек, но волков, грозных и скорых на расправу. С тех времен не многое изменилось.
   Многочисленные полувоенные-полумонашеские ордена, которые, казалось, размножаются почкованием, росли, будто грибы после дождя. И многие их члены, доблестные защитники веры были все еще далеки от новохристанских идеалов праведности. Бывшие мародеры и "джентльмены удачи" с большой дороги больше времени уделяли боевой подготовке, чем смирению плоти и чтению молитв. Но войны велись далеко не всегда, и многим требовалось, как говориться, спустить пар. Турнир же сыграл на руку, привлекая горячие головы, жаждущие славы и почета, и воспитывая дух состязательности: кто быстрее всех пробежит, кто метче стреляет, кто лучше дерется, кто лучше всех прыгает, но все, само собой, во славу новохристианской церкви и основателя ее пресвятого Конрада.
   Да, далекие и славные то были времена. Инквизиция только формировалась -- свободы через край, только и успевай отхлебывать. От тех давних традиций осталось немногое.
   Турнир дожил до сего времени, а ордена, больше похожие на бандитские вольницы канули в прошлое, оставив от себя лишь парочку жалких огрызков, уже давно отказавшихся от боевых традиций основателей. Но, как и раньше, находились бойкие молодцы и девицы, которым больше по нраву были ежедневные тренировки и состязания, чем посты и молитвословы. Такие своеобразные монахи даже питались по своему, по особой диете, освященной Престолоблюстителем, а занятия спортом превратилось в своеобразную аскезу, во время которой они истязали грешную плоть, побивая рекорды и накачивая мускулы. Одновременно с этим -- крепили дух на пути просветления и становления душевной мощи. Такие себе монахи-спортсмены. У них даже свой покровитель был: святой Константин Пошевко по прозвищу Железнобокий. Исключительной телесной и духовной силы, по слухам, был человек. Истинный новохристианин, хоть на агитационные плакаты Просветительского ведомства ставь!
   Обо всем этом Катрин поведала, мечтательно закатывая глазки, прихлопывая опахалами длинных ресниц. Губы ее, полные и чувственные, так и просящие поцелуя (фантазия у Веллера разыгралась пуще прежнего -- прямо юнец какой-то, а битый-перебитый жизнью наемник), изгибались в отстраненной улыбке, словно в данный момент она предавалась приятным воспоминаниям. И было от чего: по большому секрету она поведала, что в прошлом своем светлом являлась она перспективной монашкой-бегуньей, да случилась беда. Попалась она на поклонению еретичным святыням, за что ее и турнули из монастыря сестер-константианок. Хорошо, что Инквизиция не особо заинтересовалась подозрительной симпатичной особой.
   - Сочувствую. - Удивительное дело, но Веллеру было искренне жаль.
   Кэт безразлично пожала плечами.
   - Сделанного не воротишь. Да и не жалею я ни о чем. И вообще, такое ощущение, что после изгнания я будто поняла, что с меня наконец-то сняли шоры. И мир явился мне во всей своей панораме. И он, - она замялась, словно подыскивая слово. - Он был прекрасен. Со всеми своими недостатками, грязью, кровью и болью, он гораздо богаче, чем четыре монастырские стены, родная келья и ежегодный турнир. Простите меня -- чего-то потянуло на откровения.
   - Ничего страшного! - Веллер порывисто поднялся, подался вперед и сжал тоненькую ручку Кэт. - Так вам будет легче. Уж поверьте моему опыту!
   - Правда?
   - Правда, Кэт! - Голос Веллера приобрел совершенно несвойственные ему бархатистые нотки. - Вы можете мне довериться!
   При этих словах Черный Бык удивленно вытаращился на представшую перед его глазами сцену, попытался было привстать и снова сел, задумался: а что он собственно должен был сделать? Никогда еще никто не позволял подобного по отношению к Ураган Катрин. То, что он вытворял с точеной ножкой предводительницы -- это так, представление для дурней, но теперь... Мда, чудны дела твои Господи!
   - Да? Спасибо! - Кэт благосклонно кивнула, а Марко понимающе улыбнулся: мало кто мог устоять перед мужественным обаянием братца. Настоящий хозяин прерий!
   Марко прокашлялся и на время отвлек парочку от обмена любезностями: кто кому доверяет, каким именно образом и в каких позах:
   - Извините, э-э, Кэт, а как насчет снаряжения? У нас, конечно, кое-что есть, но после странствий по вашей прекрасной стране мы основательно поиздержались.
   - Все, что вам угодно -- у нас богатые арсеналы. Накопили за долгие годы!
   - А Инквизиция?..
   - Многим она сама нас и снабдила. В жизни под колпаком есть свои прелести...
   Оружейная, или что-то крайне на нее похожее размещалась совсем недалеко: сотня метров по невысокому туннелю из бетонных тюбингов и им открылась еще гермодверь. Похлипче входной, но достаточная, чтобы сдержать наступательные порывы врагов. Катрин громко постучалась.
   Отозвались не скоро. Что-то внутри заскрежетало, заскрипела. Динамик, подвешенный над дверью, надсадно прокашлялся, выплюнул пару скриплых фраз:
   - Кто такие? Пароль?
   - Ульрих, иди ты в задницу -- совсем там тронулся на своей конспирации!
   - А, это ты, Кэт! А кто там с тобой? Анджей -- я вижу, достопочтенный монах с тысячью имен, а остальные кто? Пусть пароль говорят -- без него нельзя! Вдруг шпики инквизиторские!
   - Ульрих... - Словно бешеный звон клинка, извлекаемого из ножен. Или звук передергиваемого затвора -- каждый слышал свое.
   Кажется, неведомый Ульрих понял, что перегнул палку.
   - Ладно, открываю! - проскрежетало радио с явным недовольством.
   То, что всем открылось в следующее мгновение было сродни комнате, набитой игрушками, сказочной сокровищницей Алладина, только набитой не алмазами с золотыми монетами, а всевозможными орудиями смертоубийства, собираемых, судя по размаху коллекции, давно и тщательно. Здесь вольготно уживались, как и последние модели, вроде блестящих оружейной смазкой "Аколитов"и "Странников", аналогов довоенного АК, клейденские автоматические уродцы "Силачи" и "Вулканы", так и устаревшие "Прокураторы" вкупе с полицейскими и мирянскими моделями малых калибров. Грозился вороненым стволом с гофрированной накладкой пулемет МК70 с коробчатым магазином производства мануфактуры господина Бромгенгера, судя по замысловатому клейму на ореховом прикладе. Дорогая вещица.
   Из-под замасленной мешковины выглядывали шесть зрачков грозного "Гренделя". Задрав гордый ствол к низкому бетонному потолку, застыл миномет "Святой Ефроний", а рядом ящик с метательными минами, опечатанный сургучом с оттиском Черной Стражи. Вповалку свалены самопалы и самоделки Темного Века, ржавые ножи и мачете, сабли и мечи. Прислонен к стене тяжеленный арбалет с луком из пружинной стали, метавший заточенные стальные штыри, что пробивали человека насквозь на расстоянии до пятьсот метров. А в темноте, на разложенной холстине застыли в вечном покое довоенные модели. Многие Веллер и Марко, несмотря на весь опыт ограбления убежищ времен Ядерного Рассвета, видели впервые.
   А посреди всего этого великолепия совершенно терялся сам хозяин сокровищницы: сухонький, маленький старичок-сморчок в огромных окулярах-биноклях, поддерживаемых хитроумной конструкцией из проволоки на высоком морщинистом луб мыслителя с обильными залысинами. Только свисали по бокам совершенно седые космы.
   Ульрих восседал на некоем подобии невысокой платформы из сварных листов стали. С боку, по правую руку примостился пулемет неизвестной модели с грозным блестящим стволом. По левую руку от хранителя оружейной помещалось старинное радио, перемигивающееся сотнями огоньков.
   Оружейник в своем насесте-крепости выглядел весьма грозно, несмотря на общий щуплый вид. Особенно добавлял грозности крупнокалиберный ствол, уставившийся черным провалом ствола прямо в лоб.
   - Ульрих, знакомься: Веллер и Марко. Ребята, позвольте представить вам нашего оружейных дел мастера Ульрих фон Клотца, клейденца.
   - Хайль! - махнул рукой оружейник и заложил морщинистую ладошку за отворот серо-зеленого мундира с двойными молниями в петлицах.
   - Э, день добрый. Или вечер, - махнул головой Марко. Веллер промолчал.
   - Выбирайте все, что вам нужно. Ульрих разъяснит, если возникнут вопросы...
   Вопросов возникла масса. Даже Анджей, довольно-таки равнодушный к оружию, и тот вел себя подобно ребенку, дорвавшемуся до бесплатного мороженого. Он хватал то один ствол, то другой, размахивал монструозным мачете, вел в бой послушные армии, но Марко был тут как тут, чтобы остудить пыл не в меру разошедшегося поляка.
   Только Веллер не находил себе места. Порылся в ящике с пистолетами, буркнул что-то уничижительное, отчего мордочка Ульриха-оружейника сразу стала похожа на печеное яблоко.
   Наконец, не выдержал, сказал:
   - Братец, подбирай нам снаряжение. Я пойду прогуляюсь. Посмотрю, что здесь, да как.
   Марко понимающе переглянулся с Войцехом.
   - Ну, иди, если хочешь.
   И он пошел. Тянуло властно к странной девушке по прозвищу Ураган, рвало сердце из груди, тщась увидеть ее в лицах встречных. Странное то было чувство, словно чужое, не свое, взятое у старухи-судьбы в аренду, да забытое вернуться обратно.
   Мелькали лица, разные: давешний пророк что-то говорил, да неслышно было -- уши словно ватой забиты. Черный Бык хмуро глядел вслед, кто-то еще, незнакомый, хватал за руку. Хорошо хоть сдержались вбитые жизнью рефлексы, и не заорал незнакомец благим матом, сжимая перебитое запястье.
   - Меня ищете, Веллер?
   - Вас. - К чему притворство -- только теперь моонструмец чувствовал, что обманывать никак нельзя. Один-единственный разговор, за которым не кроется ничего, не прячется двойное дно, не поглаживает рука ребристую рукоять "кобры".
   - Сказать что-то хотите?
   - Хочу.
   - Говорите.
   - Хочу сказать, но не знаю что. Слова словно липнут в горле.
   - Странно... У меня тоже. Вроде и надо говорить, да не лезет ничего в голову. Вы не голодны?
   - Если только совсем чуть-чуть...
   - В гости зайдете?
   - Зайду.
   Куда-то исчезла неизменная черная кожа... Ан нет, валяется в углу неопрятной кучей, а на хозяйке мешковатые штаны, стоптанные шлепки и мягкая кофта с высоким воротником, обнимающим тонкую шею, черная, с большим желтым крестом на высокой груди. Веллер сглотнул.
   - Чаю?
   Наемник кивнул, не в силах отвести глаз от тонкого стана, платины с золотом волос, в которых затерялось несколько черных прядей. Видит, как шевелятся чувственные губы, но слова проходят куда-то мимо, вьются назойливыми мухами возле уха и, расстроенные, улетают прочь.
   - Держите.
   Горячая, обжигающая пальцы чашка с темным варевом эрзац-чая. Кэт опять что-то говорит -- огромных усилий стоило собраться и вслушаться...
   - ...Хотя какой это чай! Так, травяной настой. Я раньше, в обители пила настоящий иламитский чай! По случаю победы. Вкусно, во рту вяжет! А это так, горькая водица, но, вроде как говорят, полезно.
   - Угу. - Действительно, горько, но это где-то далеко, на том краю сознания, а здесь и сейчас... Сладко!
   Она все еще говорит. Веллер подходит ближе -- пальцы свело судорогой и не выпустить раскаленную глину, жгущую ладонь.
   - Ураганом же меня назвали еще в обители. За скорость и неугасимую волю к победе! Где же она сейчас, эта воля?..
   Еще ближе. Веллерова ладонь ложиться на хрупкое плечо. Может быть, стоило что-то сказать, но он молчит. Молчит и смотрит.
   Неожиданно Кэт поднимает глаза, смотрит пристально двумя голубыми сапфирами. Внимательно, будто в душу пытается заглянуть.
   Гиблое это дело в души заглядывать, копошиться чужими пальцами в грязном нутре. Можешь, измараться так, что и не отмоешься. Но вместо того, чтобы отстраниться, Веллер притягивает Кэт к себе, обнимает, смотрит в ответ. "Гляди -- ничего не скрываю".
   Она опять говорит. Голос срывается возбужденным дыханием, слова рвутся в клочки.
   - Что ты видишь, наемник?
   - Сапфиры.
   Обветренные губы впиваются в губы нежные и мягкие. Жадно, словно пытаясь выпит океан, утолить неутолимое. И чужие губы отвечают, впиваются с удвоенной силой.
   И летит в тартарары весь мир. Вольной птицей взлетает сердце под потолок. Но нет его, нет, и никогда не было. Рвется в чистое летнее небо, к расплавленному диску солнца. Внизу остается голубая ширь моря, городок, примостившийся на берегу, серые, черные, бурые проплешины пустоши, зеленый вал леса, хмурые великаны-горы с тоской глядят вслед. А впереди только солнце, обжигающе ласковое и нежное...
   Вспыхивают огнем крылья, взрывается мозг в экстазе страсти, а рядом горит кто-то бесконечно близкий и любимый. И нет в этом ничего плохого: огонь очищает, огонь освобождает, срывает покровы житейской грязи!
   Солнце рядом, но боли нет. Огня нет, потому что он и она сами огонь, выплески пламени, вспыхнувшие протуберанцы, возвращающиеся в раскаленное, вечно волнующееся лоно. Солнце вспыхивает, заливает все вокруг ослепительным светом, и они кричат. От счастья, от восторга! От свободы.
   Потом они долго еще лежали, на старой скрипучей, что голос старухи, кровати, на смятых простынях. Обнаженные тела лоснились от плота в свете двух свечей. Багровые отблески кидались разъяренными зверями на любовников; Кэт гладила рукой длинный шрам, перечеркнувший грудь, твердый пласт мышц, укрытых тонкой кожей, будто выточен из стали, неподатливо твердый, застывший в вечной судороге.
   Шрамов было много. Грубые стежки на спине, оставшиеся от кнута иламитского рабовладельца, рваный укус на плече, доставшийся от неведомой твари с пустоши, плотные монеты огнестрельных ран, ножевой удар, вспоровший бицепс, словно скрученный из проволоки. Бедро, распоротое от паха до колена. Мужчина напоминал страшного гомункулуса, собранного безумным гением по кускам. Да только сумасшедший ученый слишком спешил, что сшить разрозненные части более умело и аккуратно. Так и остались стежки на всю жизнь.
   А рядом совсем иное тело. Прекрасное, юное, отполированное годами тренировок. Словно клинок непревзойденного мастера, корпевшего над ним всю свою жизнь, дабы завершить круг судьбы с гордостью и без сомнений. Таким оружием одинаково кощунственно резать мясо на кухне и протыкать врага в залихватской драке. Подобным клинком можно только любоваться, холить и лелеять, стирать пыль и время от времени легко, едва касаясь, проводить точильным камнем.
   Красавица и чудовище, как в старой, полузабытой сказке. Уродливый конструкт из плоти и костей, завладевший прекрасным клинком...
   Веллер отбросил навязчивые мысли и приобнял Кэт одной рукой. Второй он поглаживал аккуратную грудь с острыми сосками-камешками, скользил ниже, на плоский живот, ощущая чуткими пальцами едва заметный рельеф мышц, еще ниже, к полоске курчавых волосков, к порогу пещеры страсти, как говаривали иламитские сказители. Задержалась, сместилась в бок, на упругое бедро, нежное, словно наилучший бархат.
   - Странное дело, Веллер! - Кэт на мгновение задумалась, прикрыла глаза, отдавшись сладкой неге. - Хотелось бы сказать, что я тебя люблю, но так ли это? Что с нами? Страсть, безумие?
   - Какая разница! Главное, что нам хорошо.
   - Да, конечно. Просто...
   - Кто знает, Кэт, что с нами будет через год, месяц, завтра, через час? Может, так и надо? Если ненавидеть, то всем сердцем, если любить, то сразу и без предисловий.
   - Может, ты и прав...
   Они снова занимались любовью, горячей, обжигающей, обрушающей все стены и плотины, возводимые людской моралью. Раз за разом, пока они не повалились в полном изнеможении, не способные даже шевелить пальцами. Только держались за руки, тесно прижавшись дышащими недавним безумием разгоряченными телами. Разговаривали.
   - Боже, как я устала от всего этого балагана! Каждый день одно и тоже, каждый день будто на подмостках театра. Ты был в театре, Веллер?
   Мужчина кивнул. Был и не один раз. Выхолощенный классический театр в Клейдене, где не ставили ничего, кроме пафосных трагедий про великих героев древности; буйный бургундский вертеп с фарсами и комедиями двусмысленного содержания. И даже диковатые представления британцев, в которых злодеи обязательно погибали. Причем по-настоящему, истекая кровью под топором главного героя.
   - ...Должен понимать меня. Ходишь, говоришь, словно играешь роль, не свою, чужую. Носишь маску так долго, что и забываешь, каково это - быть собой. И только сейчас, с тобой я почувствовала себя настоящей, безо лжи и притворства! Такой, как есть.
   Кэт подскочила с кровати. Соски воинственно торчали, и Веллер чувствовал, что снова возбуждается.
   Девушка напоминала валькирию, Победу на баррикадах с оголенной грудью. Волосы золотой волной рассыпались на плечах, глаза сверкают яростными голубыми огнями. Нет, не сапфиры - живое, гневное пламя! И то, что она говорила... О нет, не говорила, вещала, звала в бой, грудью на амбразуру. "С такой грудью", - неожиданно проскользнуло в голове, - " уж лучше в постель. Пусть другие прыгают на амбразуру!"
   - Закончилась клоунада! Закончился театр - теперь только суровая правда жизни! Ты со мной, Веллер, со мной до конца?
   - Да-да-да! - Не он это говорит, а кто-то внутри него, так и не унявший дикого норова зверь, что совсем недавно владел им полностью.
   - Отлично! Вдвоем против всех - не так уж и мало, не правда ли? Мы сломаем сцену, вырвемся в реальность. Уже завтра - совсем скоро!
   Кэт опять повалилась на кровать, но теперь она напоминала дикую кошку, а не вещунью со взором горящим. Прижалась крепко-крепко, зажмурилась от удовольствия, тихо прошептала:
   - Ты же со мной? Ты не бросишь? Вместе - навсегда?
   Хотелось крикнуть во все горло, что да! Навеки, да! И пусть все летит к черту, но горло будто судорогой сводит, сжимает второй Веллер - холодный взгляд, пальцы на ребристой рукояти - давит стальной рукой, не давая выдавить ни звука.
   Он не может ей врать, но и правду не скажет, потому что... потому что...
   Вежливый стук в дверь. Робкий голос. И не верится, что он принадлежит бугаю Черному Быку.
   - Кэт! Ты там? Тебя уже все обыскались! Мы выдвигаемся на позиции - на Стадиусе гонг пробил три удара.
   - Три удара, - шепчет девушка. - Вот все и началось.
   Он запустила рука под подушку и извлекла миниатюрный "Пастырь", блестящий, элегантный... и смертоносный.
   Беззвучно шипит "кобра", ворочаясь в кобуре, небрежно брошенной на пол. Зовет. Вот и начинается театр. Настоящий театр смерти, как у британцев, когда один из лицедеев так и не доживет до конца представления.
   Маски вместо лиц. Актеры на сцену! Театр начинается!
   Прости, Катрин по прозвищу Ураган.
  

Глава 17. Лицом к лицу

   У шлагбаума скучал солдат в черном мундире-сутане. Прислонился к полосатой будке, курил вонючую самокрутку и с ленцой глядел на приближающийся патруль в точно такой же форме. Только покачивался у каждого на левом бедре деревянная палка с резиновой рукояткой, грубо выточенной "под руку", чтобы сподручнее было разгонять зарвавшихся хулиганов в Нижнем Городе. Скучающий солдатик отлип от будки-кордегардии, перевесил длинноствольный "странник" на другое плечо, поднял руку, будто приветствуя патруль.
   Ему, в общем-то, было все равно. Просто хоть какое-то разнообразие в невыносимой тягомотине службы: остановить, спросить документы, поинтересоваться, а отчего панове патрульные не на Стадиусе, не фланируют вальяжной походкой по улицам Нижнего Города, а прутся обратно, в объятия привычной дисциплины базы.
   - Стой! Кто идет?
   Патрульные встали, переглянулись. Странное дело - похожи, что братья. Длинные черные волосы, собранные в хвост, сухие лица с твердыми желваками и глаза. Черные безжалостные глаза. Да и не помнил стражник их, а ведь заслуженно гордился тем, что знал каждого на базе. Новенькие, что ли?
   Что?! Кто?! Почему не доложили?!
   За короткие пять метров, что отделяли кордегардию с пулеметной точкой от шлагбаума, солдат успел себя накрутить, разозлиться и теперь стоял, сложив руки на груди, глаза горели праведным гневом, брови сошлись к переносице, морщился от гнева орлиный нос.
   - Кто такие? Пароль?
   Повисла неловкая тишина. Солдат упорно хмурил брови, зыркал то на одного патрульного, то на другого, морщился и ждал ответа.
   - Чё? - Один из них, самый хлыщеватый на вид с расстегнутой не по Уставу колораткой, подошел ближе, оперся об шлагбаум и самым невинным образом улыбнулся. Ощерился во всю белозубую пасть. - Я не понял - что за пароль? Совсем что ли на конспирации помешался?! Что ни день, то что-нибудь новенькое. Вчера - каши не доложили, а сегодня - нате! - пароль неведомо откуда вырисовался! Стухнете там в казарме - это я точно говорю!
   Обитатель караулки на некоторое время опешил, даже застыл, раскрыв рот. Только потом сообразил что ответить:
   - Командование приказало, значитца, пароль! И нечего тут бабушку лохматить, а ежели не знаете, как кликну разводящего - мигом вспомните!
   - Ты это. - Чернявый придвинулся ближе. - Не надо разводящего - что мы, сами не договоримся? Должен же понимать солдат солдата!
   - Я-то понимаю, - продолжал упорствовать караульный. - Я все всегда понимаю, иначе бы не вы шастали в городе, а я. Знаю я таких, как вы: улизнете с побудки, приказ о патруле подделаете, и поминай, как звали до следующего утра. Хорошо, хоть дебоширить не будете, а то ж я помню, как позавчера!
   Рядовой инквизитор и в самом деле понимал... и завидовал. Знавал он такие "патрули" - сам не раз хаживал, да вот незадача: попался на нарушении постного режима, предписанного согласно Уставу. Вот теперь и приходилось париться на входе. А как же хотелось в такой вот патруль-самоволку! Отдохнуть, попьянствовать в городе, пощупать девок!.. Но оставалось только мечтать и тщательно следить за соблюдением всех пунктов проклятого Устава, рвать глотку за букву - черного паучка на листе бумаги.
   - Слышь, служивый, - патрульный наклонился ниже, поманил пальцем и перешел на заговорщицкий шепот: - Как звать-то тебя?
   - Алекс.
   - Оч приятно, Алекс, а я Валик, а это э-э...Марк.
   - Крысобой что ли?
   - Чё? А ладно. Короче, Алекс...
   Чернявого самым нахальным образом прервали.
   Позади, за ближним домом отчаянно взрыкнул мотор, натужно загудел, приближаясь.
   Из-за угла, угрюмо вгрызаясь в разбитую дорогу, появился тяжелый грузовик с крытым брезентом кузовом. Заляпанный серо-зелеными пятнами, он покачивался на кочках, величественно приближалась. Закопченная решетка радиатора дышала жаром, клубы черного дыма от сгоревшего некачественного топлива - а другого здесь и не было - вырывались из задранных к небу черных труб.
   Грубые, угловатые формы. Огромные круглые фары слепо таращатся с невообразимым презрением на любое препятствие, что может повстречаться тяжелой машине. Рубленая резина протекторов в половину человеческого роста.
   Водитель, лысоватый крепыш в черном мундире-сутане, отчаянно вцепился в широченный руль, выкручивал его время от времени, стараясь сохранить прямое движение на развороченной дороге. Но грузовик то и дело кидался норовистым зверем в стороны; он, подобно кораблю на волнах, зарывался решетчатым носом, опасно кренился вправо-влево, но, на удивление, двигался вперед, порыкивая мощным двигателем и кашляя выхлопами. Водитель беззвучно шевелил губами: то ли молился, то ли матерился - понять было сложно.
   Солдаты, застывшие у шлагбаума, не сразу заметили офицера, сидевшего на пассажирском сидении, увлеченные перипетиями борьбы могучей машины с дорогой. Внимание на него обратили лишь тогда, когда грузовик остановился, а штандарт-майор вылез наружу, уцепившись за поручень, приваренный к кабине.
   О, штандарт-майор внушал уважение! Как иначе, когда в мундир-сутану затянуто тело настоящего атлета добрых два метра ростом! Когда белоснежная колоратка едва сходится на бычьей шее! Караульщик невольно засмотрелся на офицера, промелькнула невольная мысль: такого хоть на агитплакат ставь - не прогадаешь. Символ, а не штандарт-майор!
   - Почему задержка? - Голос у офицера был под стать внешнему виду: громкий, зычный и гулкий, словно трубный рев. При звуке подобного гласа у человека, служившего в любой армии, возникает непреодолимое желание вытянуться в струнку, руки по швам и доложиться по всей форме.
   - Не виноваты, пан штандарт-майор! - в унисон выпалили братья-патрульные. - Прибыли после патрулирования по месту предписания. На отдых, значитца!
   - Ясно, а в чем проблема?
   - Дык, пан штандарт-майор, не пущают! Пароль неясный требуют!
   - Вот крысы тыловые! Только и надобно, что бюрократию разводить! - Штандарт-майор подтянулся, оправил мундир, подтянул колоратку, выровнял ремень. - Солдат, приказываю пустить этих бравых бойцов!
   - Но, пан штандарт-майор... приказ...
   - Что?! Выполнять приказ, солдат. Я, - голос офицера преисполнился брезгливым ядом, - беру всю ответственность на себя.
   Караульщик с поникшим видом потянулся в кордегардию. Навалился грудью на короткий конец шлагбаума. Полосатая рейка поползла вверх. Чернявые повернулись в офицеру, сияя белыми жемчужинами зубов.
   - Спасибо, пан штандарт-майор! За Веру и Отечество!
   - За Веру и Отечество!
   - Пан штандарт-майор! Пан штандарт-майор! Я доложусь?
   - Как угодно! - Офицер вновь забрался в кабину, скосил высокомерный глаз: - Солдат, запомни: офицером становится только тот, кто умеет принимать на себя ответственность.
   Растерянный Алекс так и остался стоять, бессмысленно разевая рот и глотая пыль, длинным шлейфом тянувшуюся за грузовиком.
   Постоял-постоял, но все-таки решился: забрался в караулку, крутанул колесико телефонного аппарата. Трубка молчала. Только казалось, что где-то там, далеко шумит сонное море. Караульный раздраженно стукнул по рычажку отмены вызова, набрал снова.
   Телефон был мертв, что рыба, гниющая на берегу. И даже, если продолжать аналогию, уже подванивал. Алекс бросил бесполезное дело, вышел наружу.
   База молчала, только где-то далеко тарахтел мотор, наверное, даже тот самый, от монструозного грузовика с офицером с агитплаката. И только теперь до солдата дошло: номеров-то серийных на машине не было. И эмблемы инквизиторской тоже - единственное, что роднило его с военной техникой - это раскраска. Да и штандарт-майор-то совершенно незнакомый, хотя такую приметную рожу сложно не запомнить.
   Страшное отчаяние накатило удушливой волной. Кто же тогда проник на базу?

* * *

   - Видел дурака?
   Веллер хохотнул.
   - Еще какого!
   - А я как вам, балаболы? - Войцех, разряженный в мундир-сутану штандарт-майора Черной Стражи, усмехнулся тоже. Вылез на подножку грузовика. Веллер показал большой палец, мол, превыше всяческих похвал. - Ну, - Кажется, лже-монах был также весьма доволен собой, - тогда прошу на борт!
   Дальше наемники уже ехали в относительном комфорте, зажатые между бойцами Сопротивления. С правой стороны нависал массивный корпус Черного Быка в пятнистом комбинезоне рядового инквизитора, придавливал могучим бедром сдавленно дышащего Веллера. Время от времени тот кидал быстрые взгляды в сторону Кэт, прикрывшей глаза, словно во сне. Только он знал, что сон для нее был сейчас непозволительной роскошью: то и дело пробегали волны страшного напряжения по красивому лицу.
   Слева же костистый локоть необычайно молчаливого Анджея давил в бок Марко. Поляк беспрестанно копошился и ворочался, словно не в состоянии устроиться на узкой дощатой лавке, привинченной к высокому борту. Кажется, он успел отбить все ягодицы на бесконечных колдобинах. А под ногами вздрагивали, словно живые, длинные деревянные ящики. При одном взгляде на них пробирала невольная дрожь: их хватило бы для того, чтобы срыть холм Эдмундо Тихого до основания. И сделать это весьма и весьма громко...
   Да, дороги в Санта-Силенции были не в лучшем состоянии. Даже на территории базы Черной Стражи, одержимой дисциплиной и порядком, пути и сообщения превратились с помощи танковых траков и мощных протекторов броневиков в настоящие полосы препятствия, могущие похоронить на многочисленных кочках любую подвеску. Одно утешало: сама идея амортизации была забыта вместе со старым миром. Только совсем недавно в Клейдене появились первые робкие шаги к дорожному комфорту, а везде в Новой Европе обходились пока грубыми рессорами.
   База отличалась своеобразным устройством, распространенным по всей Теократии. Все согласно Положению об военных частях, боевых постах и долговременных укрепленных районах базирования войск Инквизиции. Огромный крест, шлепнувшийся на землю, укрывал практически весь холм Эдмундо Тихого. Пересечение двух огромных перекладин, образуемых одинаковыми черными постройками, покоилось на самой вершине бугра, увенчанное суровой архитектурой трехэтажной резиденции местной администрации.

* * *

   - Это то, что нам нужно! - Тонкий палец с аккуратным, блестящим, будто полированным ногтем ткнулся в карту, в небольшой прямоугольник чуть сбоку от крестообразного здания командования. - Склады топлива, бензин, мазут и прочее. Гарантированное уничтожение!
   Наемники согласно закивали. Веллеру тяжело было выдерживать взгляд неистовой Кэт, и каждый раз он отворачивался в сторону, словно нашкодивший ребенок. Хорошо хоть, что идеей своей девушка была увлечена так, что вряд ли замечала реакцию моонструмца. Тогда Веллер принялся внимательно изучать карту.
   Интересно, где же они ее раздобыли, забитое Инквизицией подполье? Явно не самодельная, вот даже клеймо имеется - разобрать бы, что оно обозначает, да участок карты в этом месте тщательно затерт. Ну и ладно, надо работать с тем, что имеется. Взгляд заскользил по аккуратным небольшим прямоугольничкам и квадратам, крестикам неясного назначения и прочей легенде, выискивая один единственный ангар под заветным номером...
   Ага, вот и он. Не так уж и далеко - пешком прогуляться можно, когда бравые парни Сопротивления будут минировать склад нефтепродуктов. Веллер кивнул Марко: все в порядке - действуем по обстановке.
   Брат все понял без слов: то ли телепатия, то ли привычка, ставшая второй натурой - попробуй их разбери!
   - Только существует одно неизбежное препятствие - охрана. - Кэт строго посмотрела на собравшихся. На наемников, Войцеха, постукивающего большими костяшками по грубой столешнице, Анджея, в позе медиативной расслабленности рассматривающего пыльный плафон под потолком (его, видимо, план интересовал меньше всего: как говорится, не знаешь - не лезь с советом), Черного Быка и остальных главарей Сопротивления - братья даже не взяли за труд раззнакомиться с ними. - Что делать будем? - И взгляд уткнулся в Веллера.
   Но не требовательность он увидел в них, а мольбу, безмолвную просьбу и безграничное доверие. И в который раз наемнику стало гадко. Марко опять пришел на выручку брату.
   - Люди говорят: наглость - второе счастье. Поэтому, - моонструмец поднялся, сверкнул белозубой улыбкой (акула и то не так страшно скалится), - будем действовать нахрапом. Тем более, подобного никто не будет ожидать. Тут вам не пустоши, вот и расслабились бойцы - хе-хе!
  
   А вот кто был совершенно далек от расслабленности, так это Войцех. Загадочный монах, он поднял многие свои связи, имевшиеся в Святой Тишине, в особенности в Нижнем Городе, и уже вечером Сопротивление имело в своем распоряжении несколько комплектов формы Черной Стражи, в том числе, и мундир-сутану настоящего штандарт-майора. Вся одежда имела вид основательно поношенный - имелись, в том числе и заплаты на локтях, протертые складки и прочие дефекты. На закономерный вопрос, а где, собственно, он ее достал, Войцех лишь загадочно улыбнулся.
   Грузовик уже имелся - старый, но основательный, построенный еще по довоенным чертежам. Только одна неприятность: машина жадно поглощала своей железной утробой литры дефицитного бензина. Чтобы заполнить весь бак, пришлось собрать все топливо, имевшееся в наличии у Сопротивления.
   Теперь же дело обстояло за малым: пробраться на базу и привести план в исполнение. Пока все шло отлично, но Веллера не отпускало подлое, грызущее чувство, тянуло горькой струной и пугало. Оставалось лишь ждать, сжимая до хруста в костяшкам ребристую рукоять "кобры", но, вот беда, оружие больше не успокаивало, жгло холодным металлом ладонь.

* * *

   Страшно не было. Рассудок, настроившись на новый лад, только с холодной логикой старинного компьютера просчитывал возможные варианты событий. Чувства, переживания, страдания - это все потом, а сейчас главное действие. Безрассудное, на грани инстинктов и рефлексов, но привычное, позволяющее отвлечься и не думать. Не думать ни о чем. Не думать о Кэт.
   Веллер и не заметил, как грузовик остановился.
   Мотор чихнул и затих, распространяя стойкий аромат бензиновых паров. Аж кашлять хочется!
   - Хех, приехали. - Широченная Войцехова физиономия замаячила в проеме небольшого зарешеченного оконца. Расплылась в довольной ухмылке (Веллеру противно стало до того, что зачесались кулаки приласкать лжемайора): - Вперед, орлы!
   Настоящий офицер раззавидовался бы командному басу здоровяка. Хотя, кто знает, может Войцех и в самом деле был когда-то офицером-инквизитором...
   База встретила незваных, но настойчивых гостей тишиной и спокойствием. Робкое осеннее солнце играло в пятнашки на оцинкованных крышах бараков. Одинокий солдат, лениво шуршащий метлой по плацу, кинул тоскливый взгляд на новоприбывших, заработал командный окрик и вновь с ложным энтузиазмом вернулся к своему занятию. Толстяк с нашивками мастер-сержанта удовлетворенно кивнул и опять принялся почесывать фундаментальное брюхо, распирающее мундир в той опасной степени, что начинаешь бояться за целостность форменных бронзовых пуговиц, посматривая с леностью объевшегося сметаной кота.
   Гулко зазвенел колокол на армейской часовне, сзывая на полуденную молитву в честь святого Шевалье, покровителя вооруженных сил Сан-Доминики. Мастер-сержант поворочался на потертой командирскими седалищами скамейке, но остался сидеть, продолжая следить за незнакомыми инквизиторами из-под полуопущенных век. Солдатик бросил на него умоляющий взгляд - толстяк благосклонно кивнул, и тот, взгромоздив на плечо метлу, бережно, словно с данным инструментом уборщика ему придется выступать на параде, чуть ли не строевым шагом двинулся на молебен.
   Мастер-сержант горестно вздохнул, но все-таки отлепился от своего деревянного трона и грузно зашагал вслед за рядовым, насвистывая какой-то военный марш. Сразу и не разобрать какой именно: было что-то в мелодии от еретичных мотивов Клейдена.
   Марко обвел задумчивым взглядом безлюдную базу, почесал затылок.
   - Мда. Чего-то они тут совсем расслабились...
   - Тут вам не форпост под Варшавой, а забытый всеми святыми инквизиторский архив. - Войцех пожал саженными плечами. - Большая часть инквизиторов, небось, дерет глотки на центральном стадионе и шляется по городу. Ладно, у нас на все про все где-то с полчаса, пока не закончится молебен - присутствие командования на нем обязательное, так что неудобные вопросы возникнут еще не скоро.
   Тренькнула защелка. Грохнул откидной бортик, затопали тяжелые ботинки.
   - Едрыть вашу кочерыжку! - Седовласый заслуженный унтер заступил дорогу незнакомым инквизиторам, тянущим подозрительные ящики, расставил руки, словно готов был лечь костьми, но исполнить приказ "не пущать", отчаянно при этом понося "мурло незваное". Похож он при этом был на безымянного героя многочисленных войн, готовый до конца оборонять вверенное ему имущество, в частности, склад ГСМ, вверенный ему в попечительство. - Кто такие, тудыть тебя через пень-колоду! Какого хера... Охолонь, боец!
   По лицу "бойца" становилось ясно, что еще одно слово, и дедуля заработает профилактический тычок в зубы от Черного Быка, налившегося звериным румянцем.
   - Спокойнее, солдат! - Войцех втиснулся меж Быком и ветераном, выпятил офицерскую грудь, оттеснив ветерана в стороночку. - Приказ командования! Перебазирование! - И бумажку в морщинистую рожу сунет с таким видом, будто пытаясь затолкать ее в раззявленный в очередной порции брани рот. - Велено пущать!
   Старикан был настойчив.
   - Какое, к мутовской матери, перебазирование! - Кажется, Войцех все-таки пнул ветерана тыловой службы под дых. - Не положено... грххх... грохнет жеж!..
   - Еще как грохнет! - пообещал Марко и присунул старику в лоб.
   Ветеран окончательно окосел, забулькал что-то нечленораздельное и обмяк в медвежьих объятиях Войцеха.
   Он с укоризной посмотрел на наемника.
   - Я бы и сам справился.
   - Я заметил. - На тонких губах Марко блуждала улыбка.
   Старика затащили в пахнущий бензином сумрак и кинули за какой-то бочкой. Затем, под руководством Черного Быка бойцы принялись осторожно заносить вовнутрь ящики со взрывчаткой.
   Веллер повернулся к Кэт.
   - Мы пойдем.
   - Конечно, как и договаривались! - Смотреть на Катрин было тяжело, но колоссальным усилием воли моонструмец заставил себя не отвести взгляд, хотя жег похлеще огня. - Мы вас будем ждать.
   - Хорошо.
   Да только Веллеру совсем не было хорошо. Хотелось что-то сказать, и Кэт заметила его состояние, приготовилась слушать, но наемник промолчал. Пожевал губами и пошел прочь, следом за братом и Войцехом, разряженным в форму инквизиторского офицера. Анджей, до этого отсиживавшийся за спинами бойцов, неожиданно засеменил за троицой наемников и лжеофицером.
   Странное дело, но на карте все было просто, но уже через пару сотен метров они окончательно заблудились в бесконечной череде одинаковых бараков. Одно и то же, поворот за поворотом - база удручала своим единообразием. Стоит ли удивляться столь тоскливым физиономиям местных обитателей?
   - За Веру и Отечество! Ищите что-то, панове?
   Очередной обладатель скучного облика появился словно из-под земли: типичная архивная крыса, щупленький, маленький, на носу - очки в роговой оправе с обкрученной тонкой проволокой поломанной дужкой. Пыльный, не черный, а уже практически серый мундир. Только руки лихо вцепились в массивную пряжку, натертую до болезненного блеска.
   - Ищем. Ангар номер тридцать семь восемьдесят, не знаете ли где такой?
   - Да тут недалеко. Пройдите... - Очкарик замолк, уставился на штандарт-майора. - а вы, собственно, откуда? Пополнение?
   - Именно - недавно прибыли по распоряжению.
   - А откуда? - Очкарик оказался навязчиво въедлив. - Часть? Полк?
   - Э-э...
   - Я знаю все подразделения Черной Стражи! - нарочито спокойно сказал "крыса". А глазки-то! Глазки блестят подозрительно - настоящая крыса! Такому не во вред и в рыло двинуть. Что, собственно, Марко, взявший на себя неофициальные обязанности специалиста по кулачному бою во время данной операции, не преминул и сделать. Только коротко крякнул:
   - Зря!
   Коротко, без замаха ударил.
   Очки, расколовшись на две половины, полетели в пыль, "крыса" туда же. Сел, удивленно хлопая близорукими глазками. Дальше события развивались по давно заведенному порядку.
   Мордой в землю. Ствол в затылок - и исчезает всякое желание противоречить обладателю автомата. И полные штаны желания сотрудничать.
   - Веди! - Марко ткнул очкарика в спину тупорылым "Аколитом".
   Щуплый быстро нашел необходимую постройку. Ангар номер тридцать семь восемьдесят совершенно ничем не отличался от остальных бараков: черная половинка здоровенного оцинкованного цилиндра, уложенная на землю. Только табличка чем-то отличала его от остальных. А на двери здоровенный замок - такой панцирного вепря на цепи удержит.
   - Ключ?
   - У меня его нет!
   - А прикладом в рыло?
   Марко умел быть убедительным, и, каким-то чудом, ключи все-таки отыскались...
  
   Длинные полки тянулись в пыльную темноту, терялись в туманной мгле. Отыскать бы искомый лот...
   Здесь, наверное, собиралось все, что могли отыскать на территории Сан-Доминики. Останки давно минувшего времени. Детали неведомых механизмов, полуистлевшие от времени книги, рассыпающиеся в прах от малейшего прикосновения, диковинные брошюры на глянцевой бумаге, потускневшие со временем, но сохранившие практически первозданное качество. Выглядывали с полок мутные зрачки потухших мониторов и телевизоров. Названия эти мало что говорили непосвященным, только позабытые легенды рассказывали про то, как когда эти диковинные коробки могли показывать то, что существовало далеко отсюда, где-то в районе человеческого воображения.
   Странное дело, но в окружении всего этого антиквариата Веллер испытывал чувство, сродни священному трепету, хотя успел вскрыть уже немало схронов и "консерв" довоенного времени. Но с каждым разом он поражался мощи человеческого разума, породившего подобное. Что из сего воспроизводилось сегодня? Жалкие крохи, ничтожные по сравнению с достижениями трехвекового прошлого.
   - Куда дальше? - Кажется, но очкарик вроде как осмелел.
   - Отдыхать! - И прикладом по затылку - "крыса" осела на пол.
   Лот нашелся близко - даже далеко ходить не надо было. А в нем, в картонном ящичке с блеклой печатью Черной Стражи, истертый за основания кожаный офицерский планшет. Кожа отваливалась кусками, когда его открывали.
   Добыча была невелика: искомый белый прямоугольник с длинным цифробуквенным кодом, залитый пластиком и старинная карта, еще довоенная, если глядеть по языку, правда, состояние было довольно неплохое.
   Бравая четверка уже возвращались обратно, как невдалеке грохнуло, и тоскливо завыла сирена, затянула погребальную песнь на одной, вопящей ноте, пробирающей до самых костей.
   - А не слишком ли рано? - То, что Войцех был недоволен, это еще мягко сказано.
   Четверка выбежала из ангара и им открылась странная картина: выла сирена, а совсем недалеко поднимался к небу смоляной столб дыма, пятная длинной кляксой выжженную голубизну неба. Кто-то тоненько закричал:
   - Тревога!
   - Надо сматываться! - взвыл Анджей и попятился прочь от дымной колонны. В общем-то, с ними были солидарны и остальные, за исключением Веллера.
   Моонструмец оскалился раненым зверем и бросился в сторону, откуда уже доносились автоматные очереди, короткие, но емкие звуки винтовочных выстрелов.
   - Куда, дурак!
   Войцех перехватил Марко.
   - Пусть бежит - ты достал, что тебе надо.
   И в следующую же секунду Войцех отшатнулся от наемника - такого страшного лица он еще не видел. Если бы взглядом можно было убивать, то брат-странник уже давно растекся по стенке барака тонким слоем из крови и мелко перемолотых костей. Говорить что либо еще просто не имело смысла.

* * *

   В голове раскаленной жилкой пульсировало лишь одно: найти и спастись. Тело само знало, что надо сделать, как хорошо отлаженный станок штампует детали с завидной тщательностью и регулярностью.
   Уйти с линии поражения. Услышать только, как просвистели мимо огорченным рефреном пули, короткие, похожие на лай команды и много-много раз слышимое "За Веру и Отечество!".
   Откатиться за укрытие - автомат к плечу. Скупо и экономно: один выстрел - один труп. Опустошить магазин. Рука автоматически отщелкнула пустой и вставила новый. Еще парочка выстрелов. Нельзя сказать, что все попали точно в цель, но удалось основательно проредить вражеские ряды.
   Краем глаза заметить, как метнулась смазанная фигура. Марко? Он никогда не сомневался в брате. Снова выстрелы - и крики умирающих и раненых. Интересно, кто кричит позади раненым зверем?
   Но это потом, а сейчас бой. Адреналин бьет ледяным ключом прямо в кровь, нервы, что канаты, оружие рвется отдачей из рук, что живой проситься на волю, но безжалостные ладони крепки и настойчивы. Жжет кожу раскаленный ствол, плюясь огненной смертью направо и налево.
   Одновременно и голова рвется от страшного предчувствия, тянет злая жилка, не отпускает, зараза! Найти и спасти!
   Веллер выскочил на площадку меж двух бараков. Прямо - грузовик, с него отчаянно отстреливаются. Справа прет из проема броневик, небольшой такой, юркий с дымной трубой над крышей и башенкой со спаркой. Грохочет поршни и клокочет котел парового двигателя под броней.
   Слева - наспех собранная баррикада из досок, мешков с песком и прочего барахла. За ней где-то с полвзвода чернорубашечников - и откуда столько набралось? База же практически пустая! Нехорошее подозрение шевельнулось юркой крысой в душе.
   Стреляли аккуратно, боясь попасть в склад ГСМ - рванет, как следует! Хорошо встала Кэт - особо не навоюешь, но за то сама отстреливайся во все стороны.
   Наконец, в броневике решились. Сухо кашлянула спарка. Пулеметы, словно пробуя на вкус свинцовые плевки, которые поначалу осторожно, но затем, захлебываясь и подвывая, рванули громом плотный, как кисель, воздух. Брезент мигом стал похож на решето, полетели щепки из толстых дощатых боковин; лопнула шина. Застучали пули по железному боку, брызнули стекла сверкающими бриллиантами. Внутри, под покровом застонали.
   Моонструмец зашарил рукой в кармане: кажется, там завалялось несколько гранат. Примитивных: клепая рубашка, начиненная стальными обрезками и взрывчаткой, запал и широкое кольцо. Веллер схватил сразу две, рванул чеку и швырнул под капот броневика.
   Громыхнуло так, что заложило уши, и мир заполнился свистящим шепотом. Из перевернутого броневика валил густой пар: наверное, лопнул котел.
   - Кэт! Кэт, ты жива?
   Жива! Слава всем богам! Слава даже пресвятому Конраду! Она выглянула наружу, радостно улыбнулась, махнула ручкой с зажатым в ней пистолетом. Тем самым "Пастырем".
   - Огонь! - И огненная плеть хлестнула по грузовику.
   Кэт коротко вскрикнула и завалилась вовнутрь.
   Веллеру показалось, что это поразили, стрельнули прямо в сердце. Жилка в голове рванула вперед, а ноги, руки делали свое.
   Прыжок. Перекат. Выстрелить от живота. Кто-то падает, свои-чужие - сам черт не разберет! Да уже было все равно. Главное, чтобы Кэт, драгоценная, любимая, от которой тянется ненавистная нить, рвет разум изнутри, была жива.
   Взрыв звучит совсем недалеко, струя раскаленного песка бьет в лицо похлеще ружейной картечи. Кажется, что всю правую сторону лица погрузили в кипяток.
   Глаз слипается от заливающей его крови, но Веллер уже разворачивается в сторону взрыва, к черным, похожим на пауков, фигуркам, среди которых ворочается огромный стальной жук: новый броневик, куда больше предыдущего.
   Вытянутый грубый нос, похожий на птичий клюв, высокие колеса, скрытые бронированной юбкой, тяжелые траки гусениц вгрызаются в землю. Стонет, хрипит под ними терзаемый асфальт. А сверху башенка с автоматической пушкой, спаренной с пулеметом. Трубы не видно, значит, машина на бензине - куда юрче, быстрее и маневреннее своих паровых собратьев, но даже стоит огромных трудов протиснуться между складскими зданиями. Ей бы в поле, на перемолотую снарядами равнину, лететь на врага, уничтожая его огнем своей страшной спарки, вдавливать массивными траками в землю, перемешивать останки с бренной пылью. Здесь броневик похож на неклюжего жука, ворочающегося среди зданий; задевает торчащими углами стены.
   Броневик немного внизу - его видно отлично. Значит, ему остается лишь подняться, хотя грузовик практически на прямой линии обстрела, да и остальные чернорубашечники уже рядом. Наверное, здесь их уже не меньше роты! И откуда столько набралось...
   Предали! Кто-то предал, продал ненавистным инквизиторам его ненаглядную Кэт! Уничтожить...
   Огонек срывается с конца орудия броневика, грохочет и ложиться ровно в двигатель повстанческого грузовика. Машина, как живая вздрагивает, выгибает хищно спину и расцветает над капотом диковинный черно-рыжий цветок, пока не облетает облаком черного дыма и хлопьями черной копоти, оседающей на лицо...
   - Поздно, братец! - Чья-то рука обнимает за плечи, тянет в сторону. - Надо уходить, братец, она мертва, а нам пора сматываться. Пойдем, братец...
   Рвется проклятая жилка и долгим звоном разносится в голове вопль разорвавшейся струны, оставляя после себя лишь пустоту и боль.

* * *

   Сжимается кольцо окружения, все ближе подбирается стальной жук, не видя четыре человечка, бегущего прочь. Его добыча вот, пылает, коптит рыжиной. Щелкают стальные жвалы, шелестят траки-лапки.
   Вдруг с воплем из горящих останков выскакивает черный человек - будто черт из преисподней. Сверкают безумно глаза, скрежещут зубы, невыносимо белые на черном, смоляном лице. А бугрящемся силой и яростью плече покачивается тоненькая фигурка, рассыпалась на ветру золотоволосая грива с прожилками темных прядей.
   - Мы сдаемся - не стреляйте!
   - Отлично! Успокойтесь - мы не причиним вам зла. - От толпы чернорубашечников отделяется странный человек.
   Серый мундир. И невероятно белое лицо с двумя голубыми пуговицами глаз. Тонкие бледные губы изгибаются в загадочной улыбке. А рядом с ним идет мальчик. Такой бледный, только сверкают безумием голубые глазки, жалят будто острые стилеты. У мальчика нет кисти на правой руке - культя аккуратно замотана белым бинтом.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"