Лукашевич Денис Николаевич : другие произведения.

Часть 7. Герой-предатель

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  ЧАСТЬ 7. ГЕРОЙ-ПРЕДАТЕЛЬ
  
  1.
  Если бы кто сказал, что знает усталость, то Джеремия попросту плюнул бы ему в лицо. Нет, не изведав сотни миль пешего хода в колодках и лохмотьях, не измерзнув студеными степными ночами и не изжарившись безжалостным белесым солнцем днем, никто не может сказать, что испытал настоящую усталость. Которая теперь всегда была с ним. И даже теперь, когда уже третий день они ничего не делали, лишь спали, сидели в загонах и ели полужидкую бурду в корытах, как скот, усталость не уходила. Она словно вьелась в кости. И Глазастик подозревал, что даже мягчайшие из перин не изгонят ее.
  - О чем задумался, зеленый? – Рядо лениво пошевелился Гернор.
  Цепь, соединявшая их лодыжки, звякнула. Звенья, словно старая усталая змея, повешевелились в грязи. Здесь, у побережья моря Седрэ, уже давно зарядили осенние дожди. Косые струи, подгоняемые штормовыми пассатами, казалось, все время били в лицо. В отдаленные гремели волны, что, словно стая голодных псов, неутомимо грызли прибрежные скалы. Хоть по ночам не было так холодно, как в степи, постоянная влажность добивала не хуже голода, что постоянным спутником оставался всегда рядом.
  - А тебе какая разница? – буркнул, отворачиваясь, Глазастик.
  - Хе-хе, большая, мой зеленый друг, - хохотнул Гернор. – Самая, что ни на есть. Ведь мы с тобой связаны. Во всех, дхар раздери, смыслах!
  Он вновь пошевелил ногой, звякнув кандалами, запустил руку под лохмотья, оставшиеся от штанины, и почесал одну из своих кровоточащих язв, оставленных ржавым железом. Другой конец цепи, соединялся с грубым стальным кольцом на лодыжке гоблина.
  - Так что: о чем думаешь?
  Джеремия хотел бы плюнуть в лицо старому разбойнику, но передумал: разбитая скула все еще ныла по ночам.
  Однажды, они повздорили, и каждый закончил спор с различными результатами: Глазастик с заплывшим от синяков лицом, Гернор – со сбитыми в кровь костяшками.
  - О будущем.
  - Че?
  - О том, что нас ждет.
  - Ха, - выдохнул, беззубо осклабившись, Гернор. На следующий день после их «дискуссии» его ухмылка не пришлась по душе какому-то степняку, сопровождавшему пленных, и уже их противостояние завершилось весомым аргументов против Гернорового мнения: звучным тычком древка копья в зубы.
  Джеремия улыбнулся, вспоминая. Наконец, закончив с приятным, он уставился на ополченца:
  - Опыту?
  Гернор расплылся в довольной ухмылке, но промолчал, уставившись перед собой. На рассаженной физиономии застыло мечтательное самодовольное выражение, словно он не протопол несколько сотен миль по высушенной степи с кандалами на ногах.
  Спустя несколько ударов сердца и несколько капель дождя, упавших на лицо Джеремии, человек заговорил опять:
  - Кем ты был, гоблин? Вором, грабителем, убийцей или хитрым сукиным сыном, надумавшим обдурить какую-нибудь крупную шишку?
  Отвечать не хотелось, но, блин, в голову лезли отвратные мысли. Настойчивые, как тараканы на остатках вчерашнего обеда.
  - Наверное, всем сразу, - пожевав губами, ответил Глазастик. – И полным придурком в придачу. Такой вот компот.
  Гернор понимающе кивнул, присвистнув.
  - Да уж, на каждую хитрую жопу найдется свои винт с левой резьбой. Вот и на мою нашелся.
  - А ты кем был? – Джеремия вновь повернулся к ополченцу.
  Тот цыкнул сквозь зубы, сплюнул чем-то бурым в грязь.
  - Развеселым лесным братом. Слыхал о таких?
  - Слыхивал. Только вот… - гоблин задумался, - не сочти за грубость, но таких, как ты, вешают на первой ветке – закон такое разрешает. Но не в армию отправляют.
  - А это, мой маленький гоблин, - тихо посмеиваясь, ответил Гернор, - такая моя удача. И еще подумать надо, нужна ли она мне!
  За оградой их загона раздались крикливые возгласы на степняцком наречии: стражники о чем-то переругивались за стеной, плетенной из ивняка, легкой и какой-то совсем не серьезной. Даже такой «силач», как Джеремия, мог повалить одну секций, связанных гнилыми веревками и растительными волокнами, но даже такой дурак (коим он в последнее время стал почитать себя) не решится на такое.
  Вокруг загона располагался лагерь хорвашей и микка – двух племен из огромной степной орды, даже не армии, а целого народа, кочевавшего на восток. Вокруг теснились шатры из серой шерсти и грубых полотен в ярких заплатах, фыркали лошади, невысокие, неказистые, но невероятно выносливые, ревели бараны, шмыгали чумазые дети и переругивались некрасивые маленькие женщины. И, конечно, шастали мужчины в старых халатах и бараньих тулупах, но все с саблями и луками, с маленькими круглыми щитами из кожи и кости, закинутыми за спины. Те, кто побогаче, и одеты были получше: яркие ткани, блестящие чешуйчатые панцири и кривые чагаши в узорчатых ножнах. Но даже женщины преотлично стреляли с луков и нисколько не жалели нескольких грязных, вонючих эратийцев.
  Как-то двое попытались бежать на марше. Недолго они звененели цепью. Неудачники не сделали и сто шагов, как их спины были утыканы стрелами. Степняки деловито собрали стрелы, но тела трогать не стали, мудро рассудив, что через сутки от них не останется и следа: в степи всегда найдутся лишние рты и голодные желудки.
  - Хор-рак! – властный голос прервал вялое переругивание.
  Это было что-то новое. Пока что Джеремия с горем пополам разбирал отдельные слова на ховрашском наречии и даже стал улавливать общие закономерности произношения, и это возглас был чем-то чужим. Иным языком, одним из сотен, на которых разговаривала Орда. Хотя потом гоблин понял, что ошибался: это были слова, которые стояли выше всех прочих. Это был язык самого га’хана.
  Поэтому, услышав грозное «хор-рак», Джеремия подобрался и с тревожным любопытством уставился на врата загона.
  Вскоре скрипнул грубый деревянный засов и часть ворот отворилась. Внутрь протиснулся старый ховраш с чагашем без ножен и нагайкой за широким поясом-кушаком. Влажные букли овечьей безрукавки лоснились под дождем.
  Степняк нервно огляделся, хмурясь при виде измученных, перепачканных грязью по самые уши пленных, и отступил в сторону, подобострастно склонившись. При этом он попридержал ворота, не давая им захлопнуться. Следом прошествовал второй. Высокий, широкоплечий, гремящий тяжелыми доспехами.
  Этот был из «гром-сотни». Элита элит, степные рыцари, как их называли некоторые из пленных ополченцев, когда их доводилось видеть издалека во время марша. Дважды доводилось видеть их во время слаженной атаки. Битва при Черных Холмах, когда громовики, как их называли сами степняки, смяли строй эратийского ополчения и во время штурма Каргола, когда придурок-комендант почему-то вывел свой гарнизон в поле. Видать, светляки-паладины во время своего отступления чего-то нашептали. Само собой, и каргольцев растоптали, а саму крепость сожгли.
  Чешуйки наборного панциря, спускавшегося до пояса и еще ниже, двумя хвостами, до колен, сверкали и при каждом движении могучего тела поскрипывали. Одну руку в латной рукавице громовик положил на оголовье своего тяжелого чагаша в усыпанных драгоценностями ножнах, а второй держал под мышкой гривастый шлем с острым наносником. Пряди плюмажа из конского волоса, окрашенного в красный, свисали до самой земли, ниже сапог, укрепленных стальными пластинами.
  Широкоскулое безбородое и абсолютно бесстрастное лицо, медленно повернулось из стороны в сторону. Маленькие, утонувшие под кожистой складкой черные глаза внимательно и цепко оглядели каждого в загоне. На миг взгляд задержался на съежившемся гоблине, но это было всего лишь холодное любопытство. На лице ничего не отразилось.
  Громовик бросил что-то короткое и емкое на королевском наречии. Ховраш, запинаясь и кряхтя, возразил. Джеремия узнал слово «добыча» и почувствовал почти умоляющий тон старика. Но громовик, не меняясь в лице, сгреб степняка, что был раза в полтора ниже его, за отворот безрукавки и швырнул в грязь. И пророкотал на грубом эратийском:
  - Выввод-д’и!
  - Что ж, - Гернор с готовностью поднялся, отряхнулся, словно, похлопав себя грязными руками по грязным бокам, мог сделаться чище, - нам пора. Не будем заставлять господина в доспехах ждать: чую, если его настроение испортиться, нам будет очень больно.
  
  2.
  Их прогнали через весь лагерь. Степняки, наполнявшие его, ругались при их виде и швырялись грязью. Наверное, швырнули бы и какашкой, если только конский навоз не был бы здесь вместо дров.
  Словно ручейки в полноводную зловонную реку, стекались небольшие группки пленных в кашлящую, стонущую, ковыляющую толпу. Сначала десяток Джеремии и Гернора, а после все больше и больше. Их окружали воины верхом на выносливых степных лошадках, в плотных кожухах, со щитами и пиками в руках, а вели бойцы из «гром-сотни», молчаливые, гремящие своими причудливыми чешуйчатыми доспехами.
  Отовсюду доносились сдавленный шепот, лязг цепей, шарканье ног, громкое пыхтенье и кашель тех, кому недолго оставалось. А сверху обрушивался ливень, смывая грязь и кровь, дерьмо с ног и лиц. Джеремия задрал голову вверх, ловя ртом капли. Теплые и большие. Ветер швырял пригоршни воды в лицо и приносил с собой едкий морской аромат, который хоть на долю мгновений избавлял от неизбывной вони немытых людских тел.
  - Хоть помоемся напоследок, - Гернор мерно двигал сильными челюстями, сглатывая дождевую воду, поподавшую в рот. Он даже прикрыл глаза от удовольствия. Зафыркав, он посмотрел на Глазастика: - Ну что, зеленый, кончилась наша удача. Жалею ли я об этом? Наверное, нет.
  Но почему-то гоблину казалось, что все еще впереди. Пугающее чувство неизвестности подтачивало его изнутри, но это был не страх смерти. Да и смысл во всем том, что с ними произошло? Их не превратили в рабов, не забили в тех же Черных Холмах. Их гнали через всю степь, юг Восточной Эратии к побережью моря Седрэ и плавно понижающемуся к побережью Королевскому хребту. Они шли к Марану, восточным вратам Эратии.
  Джеремия, следуя за кособоким ополченцем в рваном камзоле, перевалил через холм, у которого располагался лагерь ховрашей, и на миг увидел его. Могучие стены из огромных каменных блоков, плавно сменяющиеся неприступными скальными отрогами, остроконечные крыши построек, стяги и массивную башню с огромным куполом, по которому вились «бородатые» дварфские руны.
  - Эк как! – воскликнул Гернор, щурясь на вершине. Он помедлил, всматриваясь в городские стены. – Восхитительный город! Все-таки, бородачи умеют строить, не то, что мы. Могет, нам еще и эскурсию устроят…
  Но задние ряды напирали, и им пришлось спуститься по скользкой грязи в череду глубоких луж, в которые ноги уходили по щиколотку. Но вскоре им снова пришлось подниматься, хоть и невысоко. И перед ними был еще один лагерь.
  Нет, не очередного племени с его неумолчным шумом и гамом, бытовой суматохой, в которую лишь вплетались нотки воинской подготовки и правленного оружия. Им открылась настоящая ставка командования, годного и для Магистра Ордена Света и даже для короля всея Эратия. Вокруг невысокий частокол с широкими вратами, в которых застыли громовики с чагашами в ножнах и копьями в руках. Застывшим взором они уставились прямо перед собой, не обращая никакого внимания на грязную змею пленной толпы, медленно ползущую вдоль лагеря.
  Потом были длинные шатры из черного с красным холста, перед каждым в землю были воткнуты палки с бунчуками различных цветов – знаками гром-сотен.
  Каждая такая казарма наверняка могла вместить если не сотню, то где-то около того. Под навесами рядом с шатрами сидели крепкие ребята и начищали доспехи, полируя каждую чешуйку, точили оружие и чинили щиты, чуть дальше – они же безжалостно расправлялись с чучелами, набитыми соломой и опилками. А за частоколом, по ту сторону лагеря виднелся табун отборных лошадей, высоких и крепких, совсем не похожих на степных пони.
  А в середине круга казарм возвышался огромный шатер из потемневшего от дождя шелка, вход в который был завешан шкурами и коврами. Джеремия оглядел его, облизнулся и пошел дальше. Следом за остальными, к группке громовиков.
  По толпе пробежалась команда, и люди, качнувшись было вперед, остановились. Не сразу, но достаточно оперативно, чтобы конвой не приступил к наказанию нерасторопных. От громовиков отделился один всадник. Он был в плаще и сильно отличался от остальных.
  Мохнатый мех ложился на плечи, словно облитые металлом. У воина тоже был чешуйчатый доспех, но каждое звено было таким маленьким, что латы облегали поджарое тело, словно вторая кожа. Змеиная кожа. Подпоясан он был красным кушаком, из-за которого торчала рукоять не чагаша, а самого настоящего меча, только более узкого, чем те, которые привык видеть Джеремия у дружинников. Тем не менее, был и чагаш с изогнутой в виде обнаженной женской фигуры рукоятью в изукрашенных ножнах, притороченных к седлу великолепного опалового скакуна.
  Доспехи поднимались высоким металлическим воротником на жестких сочленениях и заканчивались под самым подбородком, но затылок был закрыт металлической чешуей почти полностью, правда, двигаться она совсем не мешала. Воин легко повернул голову, оглядывая пленных. Вода стекала по красивому гладкому лице с чуть раскосыми глазами. В нем было грубых черт громовиков и, тем более, ранних морщин, к которым были склонны все степняки. В воине чувствовалась стать и порода.
  Джеремия невольно сглотнул: перед ними гарцевал на коне сам грозный га’хан, степной царь и объединитель сотен племен Великой Степи, а теперь еще и победитель войск эратийского короля.
  Он смахнул пряди длинных черных волос, липнувших к мокрой щеке, звенья диковинной брони заиграли разноцветьем, словно каждая чешуйка была драгоценным камнем.
  - Свобода! – Голос у га’хана был чистый, приятный и чуть хрипловатый. По таким голосам сохли все женщины. В том числе, и гоблинские. И при этом степняк говорил на чистейшем всеобщем без всяких рычащих степных согласных. – Что вы знаете о свободе, черви? Достойны ли свободы?
  Пленные молчали, угрюмо уставившись на степного царя.
  - Достойны ли вы жизни? – уже тише произнес он, осматривая толпу. Глаза остановились на Глазастике, безошибочно разглядев темную зелень гоблинской кожи, длинные вислые уши и выдающийся нос. – Нет! Вы мокрицы по копытами степных коней. Вы – грязь, вроде той, в которой стоите. И знаете почему? Свобода, жизнь – это ответственность. Ответственность принимать тяжелые и опасные решения. Те из вас, кто пытался бежать, умерли достойно, сражаясь. Они умерли свободными! Вы же… - Он сплюнул, презрительно скривив губы. Бледное лицо горело яростным гневом. – Вы все достойны лишь рабского ярма и участи свиней в загоне! Вас всех стоило забить дубинами, как неразумных тварей… Но боги учат давать второй шанс. Степные боги жестоки, молчаливы, но они говорят: дай завоевать жизнь. Дай возможность стать вровень со свободными людьми Великой Степи.
  Он замолчал, оглядывая толпу. Тяжелый взгляд словно заставлял пригибаться под своим весом каждого, на ком он задерживался хоть на миг.
  - Завтра, мы войдем в город бородатых карликов. – Он воздел руку, указывая в сторону темневшего под дождем Марана. – И вас будет выбор: или вы пойдете впереди Орды, торя нам дорогу, зубами и руками вырывая свои жизнь и свободу, или же умрете здесь и сейчас. Умрете грязными рабами, презренными тварями, отказавшимися от того и другого. Ну, каков ваш выбор?
  Молчание повисло в воздухе, нарушаемое лишь шорохом падающих дождевых капель. Гернор судорожно выдохнул сквозь сжатые зубы, глянул на Джеремию. Подмигнул. И вскинул руку, сжатую в кулак.
  - Смерть грязным дварфам! За Великую Степь!
  Джеремия судорожно заверещал вслед за ним. Словно волна прокатилась по толпе пленных, грязный, вонючий вал, поднимавший из-под спуда плена и безнадеги мусор слепой ярости и жажды жизни. Жажды любой ценой.
  Гоблин кричал до хрипоты, потому что помнил: смерть – это конец. Итог всего и вся. А он все еще не был готов к подведениям итогов.
  
  3.
  Им выдали новую обувь – мягкие кожаные мокасины – и новую одежду: драные штаны и вонючие овечьи тулупы, в которых все тело начинало преть, пот ручьем тек по спине и разъедал натертую жесткими швами кожу. Но это все равно было лучше прежних грязных обносков. Волоча в цепи цепи, пленные ополченцы, солдаты Каргола, крестьяне и бургеры из мелких городков, уничтоженных Ордой, двигались в сторону врат Марана, гостеприимно распахнутых, похожих на огромную пасть диковинного зверя, зевнувшего на склонах Королевского хребта.
  Да и дорога здесь была получше. Не земляная тропа, а широкий тракт, мощенный серой плиткой, уложенной так плотно, что сквозь стыки не пробивалась ни одна травинка. Или, может быть, столь оживленный, что никакая растительность не успевала здесь прижиться.
  Джеремия оглянулся – они как раз взбирались вверх по полого поднимающейся дороге – и увидел длинную колонну людей, лощадей, возков. Она тянулась, казалось, до самого горизонта, теряясь за далеким подъемом на холмистое взгорье Марана.
  По бокам от толпы пленных, покачиваясь в седлах, двигались степняки-погонщики с тонкими пиками с затупленными остриями, чтобы сподручнее было подгонять отстающих без лишней крови. Конники вяло переругивались между собой, покрикивали на пленных и, закинув по своему давнишнему походному обычаю одну ногу на седло, жевали дзафт, отчего вид у них было задумчивый и благожелательный.
  - Актеры, блин! – выдохнул, не разжимая зубов, Гернор.
  - Че? – Джеремия взглянул на своего соседа по цепи.
  - Видал, сидят, будто ничего и не происходит!
  - А что должно произойти? – перешел на шепот и гоблин, следуя примеру своего напарника.
  Гернор был тертым калачом, и глаз, как у лесного брата, у него был наметан на неприятности.
  Мужчина хекнул, покосился на Глазастика.
  - Слышь, у тебя прозвища типа от противного?
  - Че?!
  - Через плечо! – проскрежетал Гернор. – Разуй глаза, придурок зеленоротый! Почему нету ни женщин, ни детей. Куда они подевали свои табуны?
  Джеремия оглянулся и похолодел. А ведь действительно: Орда на марше была не слишком притязательным зрелищем. Правда, мало что может сравниться с ней в масштабности и величии, но то величие было нечистое, шумное и бесформенное. Табуны лошадей, отары овец, блеющих под тяжелой рукой погонщиков. Бегущее вдоль возков и племенных отрядов дети, тянущие заунывные мотивы жены, правящих морщинистыми костистыми тарквиниями.
  Здесь ничего этого не было. Отряды воинов, напряженные, собранные, в воздухе плещутся значки племен и бунчуки военных вождей, возы сопровождают вооруженные до зубов люди и правят не женщины, а хмурые мужчины в плотно набитых шерстью тулупаха с чагашами за поясами и луками за спинами. Перед колонной пленных двигались громовики под знаменами красной сотни – человек двадцать, не больше. В середине степной армии блестели броней желтые громовики и вилось на ветру волосяное знамя га’хана. Заметил Джеремия и странных людей в шелковых халатах и квадратых шапочках верхом на низеньких мулах. Они сопровождали отдельные возы, побольше, тщательно замотанные плотным сукном.
  - Дхар! Точно! – выдохнул Джеремия.
  - И еще, - продолжил Гернор, - я могу точно сказать, что за нами идет двое степняков, прячущих под одеждой оружие.
  Гоблин попытался оглянуться, но разбойник так дернул ногой, что тот на миг потеряд равновесие и чуть повалился на каменные плиты гномьего тракта.
  - Не верти головой, ушастый! Иди, как ни в чем не бывало.
  - Что же это такое?! – в отчаянии пробормотал Джеремия, втянув голову в плечи.
  - Что-то задумали. Хитрецы! Если Маран открыл врата, значит га’хан заплатил им. И неплохо так заплатил, раз уты забыли про свои договоренности с Цитаделью и Торгмаром. Но при этом большая часть Орды – женщины, дети, скот, остались в предгорьях. В город идут воины… И речь этого степного хероцаря. Что ж, кажется мне, что степняки будут возвращать свое золото. С процентами в виде Марана. Значит так, как только начнется буча, тикаем, что есть мочи. Ни степнякам, ни гномам до нас дела не будем. Скроемся где, а когда стемнеет выберемся за стену и тикаем.
  - Куда?! – воззрился на Гернора Глазастик.
  - Куда глаза глядят. А теперь не отвлекайся и готовься – нам главное не растерятся, когда наступит момент.
  
  4.
  Величие врат Марана было под стать величию Орды, медленно втекавшей в город.
  Мощный барбакен, далеко выдающийся вперед. Он образовывал каменный коридор, в стенах которого были сделаны проемы, через которые нападающих, если таковые сыскались, можно было залить огнем. Джеремия при взгляде на них поежился. При таком раскладе от его бедной гоблиничьей шкурки не останется и пепла. Невыносимо сильно захотелось покинуть этот крематорий. Глазастик неосознанно ускорил шаг, но его остановил Гернор, похлопав по тощему плечу.
  - Терпение, мой маленький и ушастый друг. Не тут, мне кажется, совсем не тут.
  Впереди появился свет. Он ослепил, заставив зажмуриться. На глазах проступили слезы, но Джеремия заставил себя смотреть в плывущие от предательской влаги угловатые очертания дварфской архитектуры.
  Возможно, кому-то показалось бы, что логичнее всего гномам, как большим любителям фортификации, было построить длинный коридор, сжатый могучими стенами. И тогда бы точно никакая хитрость не могла сработать. Но уты были уже не те самые дварфы, как их родственники труны и, тем более, грозные станы. Уты были торговцами и вся их жизнь была посвящена получению прибыли.
  - Сильнее упорства дварфов лишь их жадность! - криво ухмыльнулся Гернор, оглядывая гномий город, единственное наземное поселение подгорного народа.
  Конечно, никаких стен не было. А всего лишь бесконечные ряды лавок и лавчонок, забегаловок и джаффских кофеен под открытым воздухом, но над огромными чанами с кипящей черной жидкостью, похожей на нефть, корпели почему-то светлобородые коренастые силачи в узорчатых рубахах, а не чернокожие жители Земли Тысячи Огней. Здесь продавали все, что угодно: от хлеба, свежего, только что из печи, до совести, протухшей и никому не нужной.
  Дфарский рынок располагался под стенами стоявших вплотную трех- и четырехэтажных домов с узкими окнами с каменными рамами, украшенными вездесущими параллельными бороздами — стилизованными «бородами предков». Пожалуй, эти здания могли сойти за стены, если бы не раскрытые настежь двери, развернутые лотки со всякой всячиной, так и приглашающие заглянуть на огонек. Маранцы свято верили, что только большой глупец посягнет на их благополучие
  Пожалуй, лишь тонкие высокие башни, возвышавшиеся по обе стороны дороги, через равные промежутки выполняли оборонительную функцию. Над частыми острыми зубцами виднелись шишаки городской стражи, выглядывали рыла арбалетов и баллист. Да в толпе торгашей можно было встретить внимательно наблюдавших на вереницей людей, лошадей и повозок степняков крепких гномов в угловатой тяжелой броне и шлемах с широкими наносниками, закрывавших лица так, что виднелись лишь русые бороды, заплетенные в две или три толстые косы.
  Когда пленных прогоняли через промежуток между вратами и первой парой башен, там, где скопилось под две сотни дварфских пехотинцев, Джеремия увидал краем глаза, как гномы загружают крытую повозку тяжелыми бочонками, разгружая их со степняцких лошадей. Рядом стоял отряд громовиков под десяток голов во главе с самим га'ханом, — по крайней мере, примечательные доспехи в мелкую чешую гоблин узнал сразу. Как и разноцветное знамя, развевающееся у него над головой. Правда, красивое лицо скрывало забрало плотно облегающего голову шлема: изысканная маска холодной металлической красоты с черными провалами глазниц. Из-под шлема выбивались черные пряди. Сопровождали его еще двое приметных коротышек в халатах, изукрашенных золотыми драконами, и квадратных шапках. Они постоянно кланялись и улыбались, словно заводные болванчики. А Глазастик решительно ничего не понимал.
  Их призывали драться, но пока ничего не происходило и ничего не намекало на предстоящее сражение, если не брать в расчет пыхтенье скрытых степняков позади него.
  Они миновали первую пару сторожевых башен, скрылся из виду га'хан со своими бочонками, потянулись бесконечные торговые ряды. И при виде свежей выпечки, копченых окороков, висящих на крюках в мясницких лавках он почувствовал острую боль в животе: последние месяцы он не видел ничего, кроме помоев, которыми побрезговали и свиньи. Чтобы не соблазняться, он отвернулся, проглотив скопившуюся горькую слюну.
  - Золото! - возбужденно прошипел Гернор.
  - Чего? - Джеремия с готовностью отозвался, лишь отвлечься от мыслей об еде.
  - Я грю — золото. В тех бочонках — золото, коим наш хреноцарь заплатил за проход. Это ж сколько-то всего: наверное, половина эратийской казны. Не меньше!
  - Ты знаешь размер королевской казны? - Глазастик скептически хмыкнул.
  - Ну, - бывший разбойник покрутил рукой, - представляю. Примерно. Может быть, и больше, но здесь все равно очень много золота.
  - Много счастья, но не про нас спето, - угрюмо бросил гоблин.
  Гернор вновь положил ему руку на плечо, похлопал ободряюще.
  - Нужно мыслить позитивно. По крайней мере, мы до сих пор дышим.
  - Надолго?
  - А вот это мы...
  Он не успел договорить. Ужасный грохот нагнал их, а теплый ветер, толкнувший в спину, заставил присесть.
  Джеремия потряс головой, оглянулся. Позади, в районе ворот поднимался столб серого дыма пополам с пылью. И если бы не звон в ушах, он бы наверняка услышал бы завывание боевого клича степняков.
  Позади опять толкнули. Гоблину пришлось упасть на колени. Инстинктивно он сжался и прикрыл голову руками. Наконец, слух восстановился и он услышал команды. Властные голоса на королевском наречии степняков. Так могли разговаривать только громовики.
  Пока пленные прижимались к земле, то тут, то там поднимались фигуры, скидывали овчинные куртки. Под ними блестел металл, похожий на змеиную кожу.
  Позади, звякнув, опала цепь. Разъединившись, двое степняков выпрямились, взмахнули руками и сразу несколько металлических шаров, шипя и отплевываясь искрами, полетели в торговые ряды.
  Стражники среди толчеи запаниковавшего народа не успели среагировать. Сферы упали на торговые лотки, среди толпящихся дварфов. Пару ударов сердца, и череда взрывов сотрясла проход. Кто-то упал, заливаясь кровью, кто-то кричал, а кого-то просто разорвала на куски — Джеремия увидел, как прямо перед ним на каменные плиты дороги шлепнулась рука, оторванная по локоть. Пальцы еще судорожно сжимались и разжимались.
  С ближайшей башни ответили слаженным залпом из арбалетов и баллист. Стрелы утонули в волнующейся толпе пленных. Степняки бросились врассыпную. Лишь несколько остались рядом с повозками, быстро и слаженно стягивающие накрывавшую их ткань. Миг — и показалось толстое бронзовое дуло. Еще миг — и раздувшееся тело со следами от грубого литья.
  На повозку подскочил коротышка в шелковом халате и, властно командуя несколькими степняками, кое-как им удалось повернуть повозку на несколько градусов. По ним ударили из арбалетов, но воины успели скрыться за массивной бронзовой трубой. Стрелы лишь бессмысленно звякнули, опав на землю. Следом за этим любитель халатов подскочил на повозку и поднес горящий факел к торчащей из трубы веревке.
  Дымно-огненная струя, похожая на драконий плевок, вырвалась из широкого дула, и гром опять накрыл Джеремию. На миг он опять потерял чувство реальности — ему казалось, что он плывет, волоча ноги по вывернутым камням. Он оглянулся: медленно, как во сне, и нереально беззвучно вершина сторожевой башни вместе со всеми арбалетами, баллистами и дварфами заваливается набок, осыпаясь осколками кирпичей. Это было почти смешно, и Глазастик улыбнулся, чувствуя, как корка, стягивающая губы, рвется.
  - Да очнись ты наконец! - Грубый Герноров голос ворвался в сон и заставил судорожно откашляться. Кровь плеснула изо рта. Что-то влажное сочилось по шее. Гоблин коснулся виска и уха, посмотрел на руку. Она стала красной и скользкой, но он все еще слышал, хотя не был уверен, что также хорошо, как и раньше.
  Наконец, Джеремия пошел сам, пробираясь между трупами и ранеными. Проход перекрыла павшая башня, а степняки разворачивали пушку для нового выстрела по второй, с которой их продолжали расстреливать из арбалетов. С остальных повозок, словно перезревшие бобы из стручка, посыпались степняки с чагашами наголо. В паникующую толпу полетели стрелы, короткие, но от этого не менее смертоносные. Степняки уже успели ворваться в несколько лавок и теперь хозяйничали в них.
  - Нам надо выбираться отсюда!
  - Погоди! - Джеремия уперся и заставил остановиться Гернора. Он повернулся, сжав кулаки. - Надо... поглядеть... Сориентироваться.
  Впереди, перед упавшей башней разворачивались в боевой строй громовики. Один из них воздел руки с тонким мечом в одной и чагашем — в другой, и крупночешуйчатые доспехи, осыпались с него, словно прошлогодняя листва.
  Га'хан, опуская на лицо забрало в виде тонко улыбающейся маски, выполненной с поразительным искусством, развернулся и выкрикнул:
  - Жизнь! - Голос его гудел металлом из-под стальных губ. - Жизнь и свобода!
  С ревом и криками «Бей коротышей!» безоружная толпа кинулась в стороны, гремя цепями. И, пожалуй, пугала поболей вооруженных степняков. В бездумной ярости бывших ополченцев и кадровых солдат, крестьян и ремесленников из разоренных поселений сплелись страх и боль, боль за предательство, за дварфскую жадность, ведь мало кто из них верил, что Орду вот так просто, за золотой звон, пустят в Маран. Все верили и готовились умереть, штурмуя неприступные стены, а не избивая безоружных (ну почти) торговцев.
  - Насмотрелся?! Ну теперь пошли! - Гернор дернул цепь и потянул Глазастика ко входу в разоренную лавку, которую уже уничтожали бывшие пленные в борьбе за свои «жизнь и свободу». Кто-то уже завоевал свободу, одну ее и ничего более.
  - Стой! Погоди! - Джеремия уперся, чуть не упал, но устоял, заставив человека вернуться к нему. Глаза его горели безумием, а кулаки плотно сжаты. Видать, Гернор уже готовился оторвать гоблину ногу, чтоб тот больше не досаждал.
  - Там — ловушка! - быстро выдохнул Глазастик, в отчаянии глядя на ополченца. - Мы там, словно в ловушке.
  Гернор нахмурился, но остановился. Очередный рев выстрела заставил его пригнуться. Снаряд ушел чуть в сторону, лишь чиркнув по кирпичам башни. Джеремия продолжил:
  - Скоро проход окружит стража, и тут будет новый филиал Бездны. - Он сглотнул. - Я предлагаю другой выход.
  - И какой же?
  Гоблин указал пальцем в сторону вывернутого взрывом канализационного люка, открывавшего проход под землю.
  - Мы пойдем под землей.
  Гернор ухмыльнулся: редкозубый оскал на почернелом от копоти и крови лице.
  - Женщины и дети вперед.
  Глазастик сплюнул и полез первым. Гернор за спиной вздохнул с почти настоящей грустью:
  - Жаль, а я стал привыкать к чистой одежде.
  
  5.
  Наверху что-то глухо грохотало, слышались приглушенные камнем крики, топот, а внизу, в широкой, больше человеческого роста трубе с выложенной красным кирпичом стенкой царила почти райская идиллия. Лишь журчал фекальный ручеек по дну да доносилось из-за спины брюзжанье Гернора.
  - Это ж надо! Для того, чтобы дерьмо стекало, такие трубы отгрохать! Не зря говорят, что гномы того, с приветом. - Он покачал головой.
  - Ага, - поддакнул Джеремия, - а ведь как хорошо, когда дерьмицо под ногами бежит, и главное какой аромат-то родной! Прям, детство свое вспоминаешь, да?
  - Все шуткуешь? - скривился разбойник. - Это хорошо. Значит, нервы крепкие, а меня вот до сих пор всего трясет. После той здоровенной дурынды, из которой пальнули по башне. Грохоту-то — обосраться можно.
  Он пощупал штаны. Облегченно выдохнул — видимо, не обнаружил ничего лишнего.
  - Хорошо хоть, что не жрали давно. Слышь, - он приостановился, но быстро нагнал гоблина, - а куда, собственно, мы идем? В этих говнистых лабиринтах сам дхар голову сломит!
  И действительно, канализация в Маране было большой и разветвленной — по крайней мере, до такой даже густонаселенному Торгмару было еще далеко. Лабиринты туннелей и труб, коридоров и лестничных спусков с аккуратными желобками стоков — все сплеталось в замысловатую сеть. И, главное, никаких указателей. Дварфам-то они не сильно были и нужны, но вот остальные вполне могли и заблудиться. И Джеремия чувствовал, что он не просто мог, а уже потерял направление и путь. Правда, особой цели у него и не было: он планировал отойти как можно дальше от места сражения, желательно в район стоков (а они должны быть — куда-то все это стекает!) и выбраться наружу. Далеко и от Орды, и от мстительных дварфов.
  - Следуем за течением, - ответил Глазастик.
  - И?
  - Стоки, видимо, ведут к морю, - сказал гоблин. - Надеюсь, мы выберемся в районе порта, а там попробуем затеряться среди моряков. Судя по всему, дварфы будут стягиваться к торговому проходу, а остальные — бежать, куда глаза глядят.
  Гернор хмыкнул и уважительно кивнул.
  - А ты, мой маленький гоблин, не такой дурак, как кажешься. Видать, за дело тебя прищучили!
  Он отмахнулся от косм светящейся плесени, свисавшей с потолка. Ею также поросли и все стены, порой полностью скрывая кирпичную кладку. В мертвенно-голубом свете Гернор походил на покойника: темные, почти черные глаза и яркие, даже светящиеся белки, бледное, до синевы лицо, явственно проступили мешки под глазами, а шрамы и морщины стали еще глубже и чернее
  - Умные засранцы, эти гномы! Насадили эту гадость, и факелов не надо. Только вот теперь ты, зеленый, стал и вовсе страшен, как демон Бездны. Только рогов не хватает.
  - На себя посмотри, - буркнул Глазастик, -тебя словно из могилы только что выкопали. И пахнет ты не лучше.
  Гернор захохотал, задрав голову к потолку. В этот момент пучок светящихся волокон попал ему в рот. Ополченец шумно вздохнул, готовясь к новому раскату и втягивая в себя плесень, и осекся. Глаза его вылезли из орбит.
  Он шумно закашлялся. В перерывах между хрипами что-то коснулась тонкого слуха гоблина. Он напрягся, вслушиваясь. Замахал отчаянно, призывая Гернора к молчанию. Тот прикрыл рот рукой и начал беззвучно вздрагивать, пытаясь выкархать остатки плесени из горла.
  - Как думаешь, она прорастет у меня во рту? - сдавленным хриплым шепотом поинтересовался Гернор. - Вот веселуха будет: открою пасть — а из нее свет. Можно стражников пугать...
  - Заткнись! - прошипел Джеремия, приложил руку к уху. - Разве ты не слышишь, что-то изменилось.
  - Да! - просветлел лицом ополченец. - Шума стало как-то меньше. Погромыхивает где-то далеко, а так... То ли в ушах гудит от взрыва, то ли...
  - Да, это стоки! - торжественно заключил гоблин. - Идем — осталось недалеко.
  
  6.
  Наверху...
  Стелился дым. Густое, едкое от каменной пыли варево, в котором и в двух шагах ничего не было видно.
  Поэтому приходилось двигаться медленно, постоянно осматриваясь в поисках темных силуэтов. То ли врагов, то ли спасшихся в этом аду. Мастер-капитан Мирос взмахом руки приказал остановится. Звякнули и затихли доспехи, скрежетнули по вывернутым камням мостовой нижние грани тяжелых ростовых скутумов. Когда звуки стихли, он прислушался, всматриваясь до рези в глазах в темно-серую, перечеркнутую белесыми полосами пелену.
  Первые жители Марана вышли на берег Изумрудного моря (или моря Седрэ, как говорили люди) еще тогда, когда в Эратии буйствовало звериное варварство. Вырос в могучую крепость он тогда, когда объявились первые людские цари, и на восток, минуя Королевский хребет, потянулись торговые караваны и военные экспедиции. Сколько лиц, мечей и товаров повидал Торговый Тракт, пересекавший прямой стрелой центр города! И не перечислить. И ни одна рука, ни одно оружие не поднялось на южный форпост великого царства дварфов Королевского хребта. И это породило самоуверенность и слепоту.
  Горечь ошибки изъедала горло и сушила глаза, оставляя лишь опустошенность. И то, в чем ни один гном не признается: страх. Страх перед будущим, перед изменениями. Раз степняки это сумели сделать, то почему кто-то еще не попробует.
  Было подозрительно тихо. Лишь в отдалении доносились звон оружия и рокот пушечных голосов. По сети слуховых трубок передали: у врага есть и взрывчатый порошок, и огромные стенобитные пушки, коими они успешно громили сторожевые башни на Торговом тракте. Там с прорвавшимися степняками сражались труны-наемники. Здесь же на Привратной площади, затянутой дымом после сильнейшего взрыва было странно спокойно, лишь время от времени в каменных обломках попадались тела. Пока что одних дварфов.
  Мирос вновь взмахнул рукой, и отряд двинулся вперед. Мастер-капитан не был профессиональным воином, а всего лишь торговцем, но, когда пришла пора, пошел в призыв. В своей мирной жизни он был богат, а фактории торгового дома Мироса были даже в Джаффе, поэтому в страже он сразу же получил звание мастер-капитана и двадцать гномов в подчинение. Одних утов.
  Гномы Марана никогда не были хорошими воинами, как это странно ни звучало. Да, станы были грозными и воинственными фанатиками, труны — хитроумными наемниками, но уты... Эти всегда были торговцами, путешественниками и лишь отчасти — воинами. Прародителю, Уту Безземельному достались лишь бедные южные склоны хребта, и он вывел свой народ на поверхность, где воткнул в мягкий прибрежный песок свою старую лопату. И из первых примитивных хижин вырос самый блестящий и могучий город Эратии. И стоял он на золоте, не добытом в бою, не вырванному кропотливым трудом из горных недр, но обмененном на многочисленные товары Запада и Востока, Севера и Юга.
  В первые минуты катастрофы, потеряв связь с командованием — были разрушены обширные участки слуховых труб — Мирос-Торговец, борясь с неуверенностью, собрал свой отряд и повел их к Привратной площади на поиски выживших. Одних утов, но он знал, что сражаться они будут отчаянно. Не слишком умело, но с яростью медведей, защищающих свои берлоги.
  На них были доспехи с позолотой, украшенные «бородатыми» рунами и знаками Прародителя, а поверх — белые плащи. Плоские, как миски шлемы опускались низко на глаза, а широкие наносники еще ниже, до усов. Сзади свисала кольчужная бармица. Панцири и броневые юбки были нарочито угловатыми, скопированными со становских образцов. Вооружены все были короткими, «городскими» алебардами, прямоугольными скутумами и небольшими топориками для ближней схватки. Какой-то умник из городского совета распорядился затупить лезвия топоров «во избежания травмирования», так что ими можно было оглушить, но убить — вряд ли.
  Вперед раздался стон. Повинуясь сигналу мастер-капитана, отряд рассредоточился, так что он перестал видеть крайних. Наверное. Это была плохая идея, но он отмел сомнения и, осторожно, внимательно смотря на ноги, двинулся вперед, наперевес с алебардой.
  Что-то темнело под массивными обломками стены. Он кивнул своим сержантам. Те, вместе с остальными, разобрали завал, работая слаженно и без опасной спешки. Вскоре показался выживший. Мирос склонился и узнал одного из членов совета, мастера Врат, заведовавшего пропуском караванов, Дагона Длинноносого.
  - Что... что случилось? - Мастер-капитан сжал толстую руку дварфа. Тот лишь слабо шевельнул пальцами в ответ.
  Мирос пробежался взглядом по израненному телу Мироса и едва сдержал испуганный вздох. Он шумно сглотнул: ниже колен у Мастера Врат осталось от ног лишь изломанные кровавые бурдюки, расплющенные камнями.
  - Мирос! - прохрипел Дагон. Белая от каменной пыли борода потемнела и набрякла влажным вокруг рта. - Эта была ловушка. Они... они обманули нас. Откуда мы могли знать, что люди знают секрет взрывчатого порошка!
  - Кто-то предал нас? - Мастер-капитан не сумел сдержать крамолу, сорвавшуюся с губ.
  Мастер Врат качнул головой из стороны в сторону.
  - Слава Предкам, нет. Это хуже и опаснее — взрывчатку такой мощи не ведают даже труны... Что сейчас происходит?
  - Степняки сами себя отрезали от выхода. Стража наверняка зажала их на Торговом тракте. Думаю, они не долго продержаться. Это все так глупо и нелепо.
  - Нет, не глупо. Совсем не глупо. Что со стеной, вратами? - Дагон даже приподнялся на локтях.
  Он шумно и тяжело дышал, лицо кривилось от боли. Пот и кровь оставляли темные полоски на скулах и висках.
  Мирос хотел было отдать приказ, но от стены уже возвращались стражники.
  - Мы больше никого не нашли.
  - Стена? - почти выкрикнул Мастер Врат. - В каком она состоянии?
  - Пролом. Взрыв вынес ее полностью футов на пятьдесят — не меньше. Здесь не помешали бы каменщики...
  - За стеной?
  - Ничего не видно — ветер не так силен, чтобы рассеять его полностью, но уже видны горы.
  - О, Предок! - выдохнул в отчаянии Дагон и упал прямо в руки Мироса. - Уходи и предупреди остальных. Пусть... пусть вызывают станов, пусть опустошат все казармы. Призовите трунов, но остановите проклятых степняков!
  - Но...
  - Там, за стеной остались еще тысячи степняков. Конечно, женщины и дети, но сколько еще воинов спрятались от нашего взора — неизвестно.
  - Хорошо, я все передам.
  Мирос-Торговец выпрямился и кивнул сержантам.
  - Забирайте его и уходим — вы все слышите. И мы должны успеть, прежде...
  Что «прежде» стало ясно буквально спустя пару ударов сердца. Словно земля дрогнула, разнесся заунывный боевой клич. Ему отозвались тысячи глоток.
  Дым ел глаза, но, смахнув набежавшие слезы, он наконец смог разглядеть, как облако, повисшее над Привратной площадью, медленно рассеивается под ударами осенних пассатов. Но когда он наконец увидел тракт, ведущий к вратам Марана, он пожелал, чтобы дым вернулся. Там, за быстро тающей пеленой, к городу приближалась грязно-черная волна, увенчанная на гребне многочисленными знаменами: разноцветными тряпками и волосяными бунчуками.
  - Отряд! - выкрикнул Мирос, грохнув щитом о землю. Он выпрямился, пристально вглядываясь в ряды степной армии, такой разнородной и такой... грозной. - Стройся!
  Простые уты: ремесленники, рабочие, торговцы и моряки — они все готовы были умереть. Не слишком умелые в военном деле, но решимости им было не занимать. Ни фута родных шахт, как говаривали предки, или, что правильнее сейчас, ни пяди родной земли, родного города. До тех пор, пока по туннелям Королевского хребта не пройдут дружины воинов-жрецов Стангарона и наемные отряды Трунгарона. И не выбьют степную нечисть из города.
  - Нет! - выдохнул Дагон. - Не смей! Только не сейчас. Вы должны уходить...
  - Дварфы не отступают, - процедил мастер-капитан сквозь крепко сжатые зубы. - Никогда.
  - Дурак! - чуть не выкрикнул мастер врат. - Ты круглый дурак! Кто, если не ты, предупредит об Орде? Сейчас наши братья сражаются в городе, а потом степняки ударят им в спину. Вот чего стоит твое геройство! Так что уходи...
  Мирос дернулся, словно от пощечины. «Дурак, действительно — дурак». Об этом можно было и подумать с самого начала. Ну, что с него взять — торговец.
  - Ладно, - он тяжело кивнул, признавая правоту Дагона, - ребята, забирайте мастера и уходим.
  Воины сложили параллельно две алебарды, перевязали их плащами и с огромной осторожностью уложили на них Дагона Длинноносого. Он смертно побледнел от боли, но и разу не вскрикнул. Не зря говорят, что дварфы сделаны из камня.
  Сформировав отряд, Мирос-Торговец оглянулся на наступающий вал на мгновение, а после, махнув рукой, двинулся обратно в Маран, прочь от разрушенных врат и заваленной телами павших площади. Он обещал себе, что вернется сюда, чтобы всех почтить каменным погребением.
  
  7.
  - Близок дух свободы! - протянул Гернор, смотря, как стоки, мутные, переполненные подозрительными сгустками, обрушиваются водопадом вниз и тонут в бурлящей пене морских волн.
  Было не слишком высоко: футов тридцать-сорок по достаточном пологому склону, заканчивающимся узким песчаным берегом. Редкие камни были тщательно облизаны волнами, маслянисто блестели. Грязно-желтая, вплоть до насыщенных коричневых оттенков пена оседала на песке ребристыми следами. Вдалеке в сизой морской дымке белели паруса ушедших корбалей.
  Но берег был также недоступен, как если бы к нему вес отвесный двухмильный склон, а внизу бы пенистые буруны выгрызали из гранита острые скальные зубья. От спасения Джеремию отдеялала железная, покрытая подозрительными лохмотьями осадка решетка. Черные прутья были толщиной с его запястье. Между ними он еще мог просунуть голову, но чтобы вытянуть ее обратно надо было обрубать уши.
  Рисковать ими не хотелось, поэтому Джеремия, упершись руками в решетку, с горечью смотрел вниз на тугую струю городских отходов, бившую из канализации.
  - … Но дышать им будем не мы и не сейчас, - закончил тираду Гернор и сочувственно похлопал Глазастика по загривку.
  Гоблин едва не въехал носом в перекрестье решетки — сочувствие больше походило на подзатыльник.
  - Попытка была хорошая, но удача нам изменила. Ты когда в последней раз приносил своей богине жертвы?
  Джеремия отвернулся: он был здравомыслящим гоблином и последнее приношение Джулии видел, когда его мать приводила маленького Глазастика в лесное святилище.
  Он прикусил губу, но, чувствуя, что сейчас изжует ее до крови, успокоился.
  - Поищем другой выход. Попробуем бежать из города поверху — все равно дварфам сейчас будет не до нас.
  - Главное не унывать, правда? - ухмыльнулся Гернор и, развернувшись, пошлепал по склизкой грязи вглубь канализации.
  Джеремия двинулся следом. После морской свежести едкий аммиачный дух вернулся вновь и пришлось привыкать к нему заново.
  Они вернулись до перекрестка и двинулись в противоположную сторону от той, откуда пришли. Вскоре туннель стал уверенно забирать вверх, кое-где кирпич сменился скальной породой со следами грубой обработки. Вверху снова появились окошки, забранные узорчатой чугунной решеткой — уличные стоки.
  Попадались и люки с металлическими лестницами, ведущими наверх. Но стоило Джеремию подняться, как он останавливался: снаружи доносились встревоженные крики и тяжелая гномья речь, перемежающаяся словами на всеобщем.
  - Не пойдет, - заключал гоблин, спускался и они шли дальше.
  Вскоре неразлучная благодаря цепи пара оказалась в глухой части канализации, где не было ни стоков, ни люков. Стены из кирпича окончательно сменились кое-как обтесанными каменными сводами, обросшими толстой шубой светящейся плесени, а от потока остались лишь окаменевшие отложения и тонкий исчезающий ручеек. Стоило признать, понял Джеремия, они заблудились окончательно. И, судя по хмурой морде, это дошло и до Гернора.
  Но стоило Глазастику решить, что надо уже вернуться до ближайшего перекрестка и попробовать другой путь, как ему на глаза попалась ржавая лестница, основание которой обросло обильной бахромой подозрительного происхождения.
  Гоблин, тешась последней надеждой, взобрался наверх и приложил ухо к металлическому блину. Сквозь вентиляционные отверстия проглядывала чистейшая тьма.
  Снаружи было тихо. Даже подозрительно. Еще пару минут гоблин прислушивался, но ни звука не доносилось сверху.
  Глазастик кивнул Гернору. В груди взволновано затрепыхалось сердце. Он прижался плечами к люку. Напрягся.
  На тонких, но сильных руках выступили жилы. Он скрежетнул зубами, но люк не поддался даже на волосок.. Джеремия устало покачал головой.
  - Наверное, замуровано.
  - Отвали! - рявкнул Гернор. - Дай, я у попробую. Глядишь, у меня силушки-то и поболей!
  Он взобрался на место Глазастика. Уперся в люк и с отчаянным пыхтеньем надавил.
  На миг гоблину показалось, что сейчас у человека вылезут глаза из орбит.
  Глаза остались на месте, а люк с немелодичным скрежетом сдвинулся вверх. Еще немного — и Гернор полностью поднял его и откинул в сторону. Чугун глухо звякнул.
  - Вот так! - выдохнул ополченец и полез наверх. Вслед за ним отправился и Джеремия.
  Здесь же было темно так, словно они не поднялись, а спустились в очередные гномьи подземелья. Гернор на ощупь двинулся вперед и тут же остановился, налетев на что-то массивное и выпуклое. Судя по шороху, он ощупал препятствие.
  - Какие-то бочки...
  Глазастик зашарил руками в обратной стороне и вскоре наткнулся на стену, он пробежался по ней чувствительными пальцами. И через пару футов наткнулись на крюк, вбитый в стену, на котором болталось нечто вроде стеклянного фиала в металлическом корпусе. Он нащупал маленький верньер в основании и провернул его. Сухой щелчок отозвался ему. Еще раз и еще. Наконец, искра попала на горючее масло, и огонь разогнал окружающую тьму. В руках у гоблина была дварфская самозапальная лампа. Он снял ее с крюка и поднял над головой.
  - Что за...
  Их окружали почти бесконечные ряды бочек, высоких — Гернору под грудь, или почти с рост дварфов. Они уходили в темноту, одинаковые, проконопаченные смолой от влаги и помеченные одной и той же руной. Ополченец опустился на колени и провел рукой по каменному полу, присыпанному какой-то черной пылью.
  Понюхал пальцы, даже на вкус попробовал и с отвращением сплюнул.
  Гернор выпрямился, на его лице застыло смешанное выражение.
  - Дхар! - выдавил он сквозь зубы.
  - Что? - Джеремия с таким же умным видом тоже поелозил пальцами по полу. Пыль оставляла черные разводы на коже и пахла чем-то едким. Алхимическим.
  - Это гномий порошок!
  - Который взрывается?
  - Он самый, - рассеянно кивнул Гернор. - Здесь наверное городской запас.
  - Дорогой, наверное?
  - Безусловно!
  Вдалеке замелькал огонек, послышались голоса и топот.
  - Вниз! - вдохнул Гернор и прижал Джеремию к полу, спрятав за бочками. Попытался затушить лампу, но сильный густой бас разнесся по хранилищу гномьего порошка:
  - Назовись!
  - А может того... - прошептал Глазастик, - назовемся?
  - И что ты скажешь? - оскалился ополченец и потянул рыжачок заслонки, перекрывая доступ . - Мы военнопленные, сбежали от Орды и прячемся у вас на складе взрывчатого порошка? На каком слове они снимут тебе голову? На «военноепленные» или, если повезет» дотерпят до порошка? Так что заткнись.
  Он потушил лампу. А огонек, преследующий их, разделился на несколько отдельных ламп. Зазвучал рокот гномьего языка.
  - Уходим обратно, - прошептал Джеремия, - они наверняка заметили наш свет и ориентируются здесь лучше нас.
  - Разумно, - ответил невидимый в темноте Гернор и, судя по шуршанию, начал пробираться к канализации.
  
  8.
  Магистрат был окружен беженцами и воинами. Первые все прибывали к нему, а вторые, наоборот, - убывали. И при этом с пугающей быстротой. Гражданских, перепуганных, воинственных в своем отчаянии, возмущенных и чересчур активных было слишком много.
  Мирос, окруженный своими бойцами, прошел к входу. И перед ним расступились: голоса затихали, только в глубине всхлипывали дети и перешептывались замужние матроны, степенные торговцы провожали тяжелыми взглядами не его, а носилки Дагона Длинноносого. Стража, стоявшая на вратах во внутренний дворик, расступилась без лишних слов, оттеснив чересчур торопливых.
  Внутри царила сдержанная деловитость. Никаких выкриков, шума, отчаянных разговоров и посиделок — каждый занят своим делом. Мирос передал Мастера врат медикусам Магистрата, удостоверился, что им займутся в первую очередь. Хотя в глубине души подозревал — это все для того, чтобы он от них отцепился. Слишком много работы, чтобы препираться с очередным просителем. Да и сам Длинноносый не выглядел уже жильцом.
  Мастер-капитан взбежал по мраморной лестнице в Приемный зал. Внутри кафедра и кресло магистра были сдвинуты в сторону, а всю центральную часть зала занимал огромный стол, на котором расстелили подробную карту Марана. Возле нее суетились высшие командиры стражи и чиновники Магистрата. Последние явно чувствовали себя не в своей тарелке. Первый топор тут принадлежал капитанам наемничьих отрядов трунов. Сложив руки за спиной, с лишенным какого-либо выражения лицом, за всем эти наблюдал бурмейстер Марана Дарзар Всерукий.
  - Бурмейстер! - Мирос отсалютовал ему поднятой рукой. - Мы нашли Мастера врат и...
  - Он жив? - резко бросил правитель, обернувшись к стражнику.
  Дарзар был не слишком высок — даже по меркам дварфов, но долгие годы спокойной жизни сделали его не то, чтобы толстым, но каким-то расплывчатым, лишенным острых углов. Говорят, дварфы напоминают гранитные валуны, так вот Дарзар Всерукий был похож на неумело слепленный комок мокрой глины.
  - Да, бурмейстер! Но при смерти.
  - Повезло, - буркнул Всерукий, презрительно кривя губы. - Иначе ему бы пришлось иметь дело со мной!
  - Не думаю, что это именно его вина. Никто не знает всех обстоятельств...
  - Вам и не надо думать! - выкрикнул бурмейстер. Мирос почувствовал капли слюны на своих щеках. - Вам надо выполнять приказы! Какого дхара вы поперлись ко вратам? Не надо ничего говорить, давайте я догадаюсь. Спасать выживших? И что, много нашли выживших? Кроме этого идиота, Мастера врат?
  Мастер-капитан промолчал, сверля взглядом макушку Дарзара. Тот и не ждал ответов. Не успев еще и отдышаться, он продолжил:
  - Ответ, как по мне, очевиден! Как он сумел проглядеть, что в бочках спрятан порох?! Да этих грязнорылых выскочек не то что в город, да на милю подпускать нельзя было.
  Мирос уже почти не слышал бурмейстера и не стал напоминать, что решение о принятии мзды от степняков принималось на самом высоком уровне. Он лишь чувствовал, как у него начинает гореть лицо и всплывать на поверхность ненависть к расплывшейся физиономии, разевающей пасть перед ним. Рука непроизвольно сжалась кулак и почти поднялась.
  Что-то тяжелое легло на плечо. Мастер-капитан вздрогнул и обернулся: за ним стоял гильд-полковник Драбек Крепкозубый, командир наемников-трунов.
  - Он, кажется, хочет что-то сказать. - Он ободряюще похлопал Мироса по плечу. - Дадим высказаться.
  Дарзар хотел сказать что-то еще, но передумал: улыбочка у гильд-полковника была слишком многообещающей. Бурмейстер махнул нетерпеливо.
  - Ну, что еще?
  Мирос резко выдохнул и ответил:
  - К вратам подходит остальная Орда. Я видел...
  - Это стоило ожидать, - кивнул Драбек. Он огладил свою бороду, выкрашенную красной охрой в яркий алхимический цвет. - Спасибо, мастер-капитан, но мы это знаем.
  - Знаете?! - Лицо бурмейстера во время этого разговора приобрело почти смертельную бледность. На ее фоне даже русая борода казалась почти черной. - Дхар вас всех раздери! Надо собрать все войска и бросить на врата. Нас же раздавят!..
  - Кого мы бросим? - устало произнес гильд-полковник. Судя по тону, Всерукий успел его основательно достать. - Нам бы справится и с теми, кто уже сейчас в городе. Вы в курсе, многоуважаемый бурмейстер, что мы почти потеряли Торговый тракт в восточной части города степняки оттеснили моих ребят в глубину улиц. В курсе, что у них пушки?! Подумать только, откуда у них взялся порох...
  Теперь Дарзар начал стремительно пунцоветь.
  - Вы на что намекаете, гильд-полковник? Что это я его продал степнякам?
  - А откуда у них порошок? - с ехидной ухмылкой переспросил Драбек. - Сами намешали?
  - Да я... да ты... Дхаров выродок... На груди прикормил... - От возмущения бурмейстер начал задыхаться.
  И в этот момент Мирос-Торговец почувствовал настоящую безнадегу. Словно кто-то открыл маленький кран в его душе и слил оттуда все, что еще заставляло дварфа держаться: уверенность в победе, гордость за свой народ, святую месть и надежду.
  Пустота пугала, но не больше, чем то, что творилось здесь, в сердце Марана. Город медленно склонялся перед врагом, а в Магистрате спорили о справедливости взаимных претензий.
  - Пора расчехлять мошну, - до сознания донеслись слова Драбека.
  Дарзар пыхтел, скрежетал зубами, но молчал.
  - Сами мы не справимся. Надо призывать станов — нам нужна их ярость. А по подземному эху обратимся к Гильдии Стального Пика — думаю, гильд-полковники Стирмац и Гарандар свободны. Думаю, полутора суток им хватит, чтобы по туннелям добраться до Марана. А это еще четыре тысячи бойцов. Станы, само собой, успеют раньше, но я даже не представляю, сколько выставит Верховный Жрец. Все зависит от цены — Его Святейшеству не слишком по духу утский образ жизни.
  «Мы. Должны. Платить?! Чтобы дварфы вышли против общего врага?!» - почти вырвалось из-за крепко сжатых зубов, но Мирос стерпел: теперь он видел, что спорить тут с кем-нибудь совершенно бесполезно. Тут просто никто не представляет всей серьезности ситуации. Ну, кроме Драбека, пожалуй. А вот этому все равно: он — наемник и сражается до тех пор, пока ему платят. Если станет ясно, что сражаться бесполезно, он уйдет по туннелям в сторону Стангарона и хорошо, если не подорвет за собой проходы.
  - Хорошо! - Бурмейстер резко взмахнул рукой. - Тогда нам надо оттянуть силы назад — покуда стоит Магистрат, стоит и Маран...
  - И открыты проходы в туннели, - закончил Драбек. - Тогда можно будет ударить из пушек по кварталам, занятым Ордой. У меня есть десять. А у вас?
  Правитель Марана успокоился также быстро, как и вспылил, и вновь стал действовать сдержанно и разумно. Он обернулся к толстому уту в ярко-красном камзоле, едва сходившемуся на животе, и с густо напомаженной бородой, тщательно уложенной в замысловатой форме.
  - Фархам, сколько у нас пушек?
  - Сорок, - быстро ответил он. Голос его звучал, словно из бочки.
  - Э-э... как? - Бурмейстер застыл на месте с разинутым ртом. - Я же в этом году подписал расходы на сто пушек! Где они?!
  - Ну, дык заказали, - степенно ответил Фархам, не меняясь в лице, - но бронзовое литье было с браком — отправили назад на переплавку.
  - Что? А почему не из чугуна?
  - Дорог нынче чугун, - сокрушенно покивал Мастер Огневого Ремесла. - за два таланта чугуна в Стальном Пике дерут, как в Тунгароне за четвертак бронзы.
  - Эк... - кажется, у бурмейстера снова стала отказывать способность разговаривать. - Мы заказали бронзовые пушки у людей?
  - Да.
  - И они вышли с браком?
  - Да.
  Драбек ухмылялся, с высоты своего опыта уставившись на перепалку. А Мирос уже почти чувствовал, как уходит из под ног земля.
  - Мастер Огневого Ремесла, - отдышавшись, Дарзар вспомнил, как складывать нечленораздельные звуки из своего рта в слова, которые не предвещали ничего хорошего, - как вы думаете, что мне с вами сделать? Колесовать или отправить на фронт, дабы кровью искупить вину?
  Фархам застыл с разинутым ртом, глаза его выпучились, а пузо под дорогой тканью камзола мелко задрожало.
  - Но... но, бурмейстер, никто ж не...
  - Заткнись, - махнул ему правитель. - Не говори больше ничего. Дхар! - Он грохнул кулаком по столу. Серебристые фигурки, поставленные на карту и изображавшие дварфские отряды, повалились и смешались. Это было... символично. - Мне нужен новый Мастер! Вы...
  Мирос вздрогнул, когда понял, что бурмейстер обращается к нему.
  - Как там вас... Мирос-Торговец, да? Поздравляю, вы повышены, Мастер Огневого Ремесла. А теперь идите и займитесь делом: в течение часа вы должны выставить пушки на крыши. И возьмите с собой этого полудурка: он, конечно, с мозгами не слишком дружит, но лет десять, как управляет всеми запасами пороха и пушек Марана. Хотя бы в курс дела введет.
  Новый Мастер Огневого Ремесла почти радостно отсалютовал бурмейстеру. Радостно оттого, что, наконец, сможет покинуть это змеиное кубло. Почти — потому что на него ложится вся ответственность за прикрытие отхода маранских войск.
  Он подхватил побледневшего Фармаха и потащил к выходу, но на пути его остановил Драбек.
  - Прошу, - проникновенно прошептал он, глядя в глаза, - не начинай стрелять, пока я не передам, что все мои ребята вышли из-под огня.
  Мирос кивнул и вышел наружу. Дышать стало даже легче, и он не сразу услыхал, что Фармах что-то бормочет.
  - Я ж хотел как лучше. Мирос, да? Из Торгового дома Мирос? Знаю-знаю. Вы ж должны понимать, что Мастер Огневого Ремесла — это синекура. По крайней мере, была. Никто никогда не следил ни за пушками, ни за порошком...
  Склады с порохом находились прямо под Магистратом, в старых катакомбах, вырубленных прямиком в скале. За ними начинались туннели под Королевским хребтом.
  Стратегический продукт — строгая отчетность, охраняется тщательней магистратской казны. Главное, чтобы все это не оказалось просто словами после того, что довелось увидеть и услышать в штабе. Рыба гниет с головы — кажется, так говорят люди? Что ж, стоило подготовиться к тому, что могло встретиться внизу, в складах.
  Мирос прихватил с собой еще парочку бойцов со своего отряда, а остальным приказал расквартироваться во внутреннем дворике Магистрата. Став начальником пороховых складов, он лишался своего прежнего звания мастер-капитана. Несмотря на свою явную военную направленность, Мастер Огневого Ремесла считался гражданской должностью.
  - Ты же торговец, Мирос! - внезапно сказал Фармах. - Неужели думаешь, что дварфские правители чем-то лучше людских? Ха! Все они из одного камня тесаны. Власть портит, и тут уже совершенно не важно кого: человека, дварфа или какого-нибудь эльфа.
  Неожиданные слова подействовали отрезвляюще, заставив отвлечься от мрачных мыслей. Теперь они сменились раздражением.
  - Думаешь, ты лучше, Фармах?
  Толстяк улыбнулся, широкое щекастое лицо, казалось, стало еще объемнее, маленькие глазки почти скрылись в складках обильной плоти.
  - Я такой же, как и все. Ничего более — обыкновенный толстый гном, который хочет стать чуточку богаче. Хотя, знаешь, я ведь говорил бурмейстеру про дорогой чугун и тот полгода назад был совсем не против бронзовых пушек. Да и бедняга Дагон не сам впустил степняков... А, вот мы и пришли!
  Вход на пороховой склад находился во внутреннем дворике Магистрата — массивные двустворчатые двери, обитые листовым железом. По бокам от них стояли на вытяжку два ута в кафтанах из плотного черного сукна со знаками бурмейстерской охранки и с нашитыми стальными пластинами, вооруженные короткими алебардами.
  Фармах махнул им, ничего не говоря. Уже у двери он извлек из кармана своего алого камзола связку ключей и одним из них отпер замок с узорчатой крышкой - «бородатые» руны лучами расходились от нее, покрывая всю дверь.
  Толстяка здесь знали и пропустили без вопросов. При приближении Мироса стражники ощутимо напряглись.
  Бывший Магистр Огневого Ремесла лишь махнул им рукой.
  - Он со мной.
  Уже внутри, в спиральном коридоре, полого уходившем вниз, он пояснил:
  - Побуду пока за главного, до тех пор, когда бурмейстер выдаст новый патент на твое имя. А так формально, конечно же, я все еще Мастер.
  Мирос не стал возражать. Коридор вел к очередной двери, рядом с которой на деревянной полке нашлось с десяток самовозгорающихся ламп в безопасных стеклянных плафонах. Фармах щелкнул ручкой розжига и передал зажженную лампу своему сменщику. Потом разжег и вторую. Себе. Двоим стражникам он позволил самим озаботиться освещением.
  - Ну-с, добро пожаловать на стратегический склад, новый Мастер Огневого Ремесла, - торжественно произнес толстяк и отпер вторую дверь.
  Внутри царила ослепляющая тьма. Мирос попытался проморгаться, но даже для зрения дварфа тут было слишком темно. Лампа оказалась как раз кстати.
  Они спустились по деревянной лестнице, отходившей от грузовой платформы с механическим краном.
  Свет вырвал из темноты фрагмент стены из огромных пузатых бочек, черных от смолы. На каждой на боку была выжжена руна дикого огня. Мирос опустил лампу, и на миг ему показалось, что в глазах мелькают световые мухи, но нет: в глубине хранилища действительно виднелся огонек.
  - Я тоже это видел! - Рядом оказался Фармах. Лицо его в свете лампы казалось смертельно-бледным, а глаза — черными щелками. - А они нас?
  - Не знаю, - прошипел Мирос. - Сейчас узнаем.
  Он выпрямился и гаркнул во всю мощь своей командирской глотки.
  - Назовись!
  У гномов она особенно сильна, поэтому звук вышел что надо: можно было гарантировать, что его слышали в самом дальнем уголке хранилища.
  И огонек погас.
  - Не наши, - хмыкнул Торговец. И махнул своим: - Гаси.
  Повернулся к Фармаху:
  - Хорошо знаешь хранилище?
  - Как свои пять пальцев. - Толстяк кивнул.
  - Ну, тогда веди.
  
  9.
  Они вынырнули из темноты, словно вестники Бездны. Или нет — ангелы Небесных Садов. Вспыхнувшие со всех сторон лампы ослепили. Ненадолго, но достаточно, чтобы Джеремия успел потерять ориентацию. Он выпрямился, зашарил перед собой руками. Задел локтем кого-то — судя по голосу, Гернора. Ополченец выругался.
  - А ну стоять! - рявкнул он.
  Глазастик проморгался и удивленно уставился на него. Вскоре удивление сменилось ужасом.
  Гернор походил на древнего героя из легенд. Могучий, с воздетыми к небу руками, на шее проступили жилы, а в ладонях он сжимал свет животворящий. Хотя нет — это была всего лишь лампа.
  - Стоять! - рявкнул он. - Сучьи потроха, еще шаг, и я разобью эту лампу.
  - Не дури! - бочком двигался к нему дварф с русой бородой. За его спиной стоял еще один: толстый и красный. Во всех смыслах — широкая рожа горела огнем, не уступая цветом камзолу. - Ты же погибнешь — знаешь, сколько здесь порошка...
  - А мне насрать! - выкрикнул Гернор. - Стойте на месте.
  - Ладно-ладно, стою! - Дварф вытянул перед собой руки. - Чего ты хочешь?
  - Поговорить, - процедил человек. - Просто поговорить.
  Дварфы переглянулись.
  - Хорошо, говори. Кто вы такие вообще и как здесь оказались?
  - Мы из Орды. Военнопленные...
  - Ага, - медленно кивнул гном. Лицо его изменилось: брови сошлись к переносице, морщины стали глубже.
  - Мы прошли через канализацию.
  - Ага. - Он обернулся к красному гному. - Через канализацию?
  Тот лишь развел руками. Дварф вновь уставился на Гернора.
  - И много вас таких... умных?
  - Пока что парочка.
  - Парочка, ага. Значит, сюда прямиком из города есть ход?
  - Да, - Гернор кивнул.
  - Отлично, и что же вы хотите?
  Событий, случившихся потом, оказалось очень много, но все они произошли за очень короткий промежуток времени. Наверное, не больше тридцати ударов сердца, но их хватило, чтобы переговоры превратились в катастрофу.
  Джеремия во время разговора все время отступал назад. И не остановился, когда пятки зависли над пустотой. Он дернулся, оглянулся, но было поздно: ступни соскользнули с края отверстия. Гоблин вытянул руки вперед, грохнулся грудь о металлическое ребро — дыхание перехватило. Следуюшим получил удар острый подбородок: крик словно обрубило, и рот мгновенно наполнился крошевом из треснувших зубов и кровью. Инстинктивно Глазастик вскинул руки к лицу и скользнул в колодец.
  Но цепь-то никуда не делась. Еще в падении гоблина развернуло, цепь рванула было за лодыжку, но потом внезапно ослабла. О том, что происходило наверху, оставалось только догадываться.
  
  10.
  Мирос только закрывал рот после своих слов, как гоблин вдруг исчез, а человек упал, словно его ударили под колени. Лампа вылетела из рук.
  Время размазалось, словно масло по хлебу. Дварфы застыли соляными столбами, и Миросу оставалось лишь бессильно смотреть, как плафон касается каменного пола и разлетается на мелкие осколки.
  Масло плеснуло во все стороны и тут же вспыхнуло. Затрещала горючая пыль, взвешенная в воздухе. Оставалось лишь одно: бежать.
  Новоявленный Мастер Огневого Ремесла развернулся и устремился к выходу. Но он был уже последним: впереди летели стражниками, а за ними, не отставая, гнал Фармах.
  Не останавливаясь, они взлетели по лестнице. Потолкавшись, протиснулись в коридор и всей гурьбой бросились наверх.
  Рокочущий гул нагнал их на середине пути. Потом под ногами вздрогнула земля. Еще раз и еще.
  Пол бросился в пляс. Мирос, споткнувшись, упал, перевернулся на спину и увидел, как расходятся плиты потолка. Земля не переставала трястись. По коридору снизу рванулись клубы черно-серого дыма, пронизанного огненными черточками искр.
  Раскаленный воздух втек в легкие, заставил закашляться, выворачивая наизнанку. Мирос перевернулся — дым ел глаза — и, ничего не видя, пополз наверх.
  А затем потолок развалился на части и обрушился вниз. Последнее, что почувствовал Мирос-Торговец перед тем, как каменные блоки весом под сотню талантов раскрошили ему позвоночник и расплющили грудную клетку, было разочарование. Смерти он не боялся. Боялся умирать просто так, не успев толком ничего сделать для спасения любимого города и любимого народа.
  
  11.
  Очнулся Джеремия лицом в вонючей жиже, обильно текущей вокруг него. Вынырнув, он часто задышал. Жидкость попала в рот, заставив закашляться.
  Гоблин перевернулся и попытался сесть. Показалось, что голова распадается на части. Безвозвратно. Он глухо застонал, сжал руками виски. Отступило.
  Наконец, и перед глазами перестали плясать цветные огоньки, и зрение хоть немного, но прояснилось. Вокруг царил хаос. Потолок обрушился, завалив битым камнем и массивными плитами перекрытия канализационный туннель — кое-где виднелись огромные прорехи, сквозь которые виднелось дымное серое небо. По камням бодро журчал ручеек.
  В ушах звенело, но, судя по звуку капели, хоть слышать Джеремия не перестал.
  - Эй, зеленый, живой, что ли? - хриплый голос втек в зудящее ухо откуда-то слева. Глазастик обернулся.
  Гернору досталось больше, чем ему. Кусок перекрытия обрушился прямо на него, расплющив и сдавив правую половину его тела. Ребра пробили грудную клетку и торчали белыми высохшими ветками из груди. Удивительное дело, но разбойник был все еще жив и даже не забывал улыбаться, растягивая губы в корке запекшейся крови. Он закашлялся — кровь плеснула ему на подбородок, потекла черными полосами вниз, на шею.
  - А я вот — не слишком. - Он заскреб ногой, скованной цепью. Целехонькой. - Но, видимо, еще терпимо Только вот ничего не чувствую ниже шеи. Скажи, гобла, я там целый?
  Джеремия с трудом оторвал взгляд от изуродованной груди. Ему даже говорить ничего не пришлось.
  - Видать, не слишком, да?
  - Я бы сказал, - протянул гоблин, - сильно не целый. Тебе расплющило грудь, видимо, пробило легкие и, наверное, сломало хребет.
  - О как! - выдохнул на пределе Гернор. - Но если я до сих пор жив, могет — оклемаюсь.
  - Вряд ли, - покачал головой Глазастик. Встал, пошатываясь.
  Сам он, судя по общему состоянию, даже ничего не сломал — так, отделался синяками и контузией — голова продолжала болеть не переставая, а каждое движение отзывалось глухим набатом. Глаза также с трудом фокусировались хоть на чем-то.
  - Эй-эй, - человек заговорил часто, проглатывая окончания, - ты же не уходить собрался. Не бросай — вытащи. Мы же столько вместе прошли!
  Джеремия склонился над ним — их все еще сковывала цепь. Он положил руку на Гернорово колено, прижимая дергающуюся ногу к земле. Зашарил второй рукой по камням, и острый осколоко услужливо ткнулся в ладонь.
  - Ты не жилец, Гернор, - покачал головой Джеремия. - Да и как человек ты — дерьмо.
  - Сука! Не делай этого! - Разбойник не мог поднять голову, но наверняка догадывался, что задумал гоблин. - Найду — прибью.
  С мягким хрустом камень вошел в плоть — нога дернулся. Гоблин поднял осколок и ударил еще раз, разрубая острой кромкой кожу и мясо. Оголилась кость.
  Когда он закончил, человек уже не кричал, а тихо плакал: слезы мешались с кровью. Гоблин вытащил отрубленную ступню из кандалов, швырнул на землю. Заправил цепь за пояс, чтобы не сильно мешала.
  Развернулся и двинулся было прочь, но что-то заставило его остановиться. Неприятно заныло в груди. Он развернулся, опять склонился. В руках он все еще сжимал камень, залитый кровью с прилипшими к иззубренным граням костяными осколками.
  Гернор широко раскрыл глаза, уставившись на Глазастика. Губы его беззвучно шевелились — вряд ли он что-то чувствовал, скорее его боли были душевными.
  - Хоть ты и сволочь, но заслужил быстрой смерти. - Человек открыл рот широко-широко, словно намереваясь крикнуть, но уже в следующую секунду его череп треснул, и мозговая жидкость, крепко замешанная на крови, потекла по белесой пыли, камням, расплываясь черным, как и вся Гернорова жизнь, пятном.
  
  12.
  Два десятка желтой гром-сотни выехали к краю огромной расщелины, пересекшей город, как рваная рана. Впереди ехал га'хан. Великолепные доспехи потускнели, но ни одной царапины не виднелось под слоем пыли. Казалось бы, стоит лишь протереть тряпицей и вновь засверкает чистая сталь.
  Повелитель медленно повернул голову, хрустнули сочленения лат. Огромные камни фундаментов встали на дыбы огромными зубами. Дома стояли разрушенные. А дальше висела густое облако пыли, сквозь которую проглядывал склон Королевского хребта. Вдоль края трещины медленно брела одинокая нескладная фигурка. Взгляд га'хана остановился на ней. Он взмахнул рукой, и десяток из его личной стражи немедленно двинулся вперед. Затрепетали вымпелы на поднятых копьях.
  Вытянувшись в сторону полумесяцем, конники за пару десятков ударов сердца окружили гоблина. Опустились копья, запирая его в круг остро заточенной стали. Ушастый замер, втянув голову в плечи. Длинные вислые уши медленно дрожали.
  Он поднял руки. Медленно, внимательно глядя на гоблина, подъехал га'хан. Он взмахнул рукой, словно отгоняя муху, и громовики, повинуясь безмолвному приказу, взяли копья наизготовку.
  - Я помню тебя, - с преувеличенной четкостью произнес повелитель степняков. Он говорил на всеобщем почти идеально, но странный акцент заставлял его выделять тоном непривычные для эратийского уха звуки.
  Джеремия пожал плечами.
  - Возможно. Я бываю чересчур запоминающимся. - По крайней мере, в армии степняков. Видать, для них зеленокожий карлик с длинными ушами был диковинкой, неизменно привлекающей внимание. В Эратии гоблины были повсюду и ни у кого не вызывали интереса. Только раздражение.
  Га'хан поднял руку к металлической маске, закрывавшей лицо. Раздался тихий щелчок — и лицо из полированной стали осталось в ладони. Он опустил ее, закрепил маску в специальном зажиме на поясе.
  Физиономия у степняка было, как говорится, вдохновляющей. Глазастик в очередной раз поразился власти и силе, отпечатавшихся в чеканных чертах. Гордый профиль как никакой другой подходил к образу царя царей. Ему хотелось подчиняться, позволить вести себя в светлое будущее, несмотря на цену. Гоблин почувствовал острое желание бухнуться на колени - такому человеку не грех подчиниться. Он просто был выше остальных. Во всех смыслах.
  Джеремия мотнул головой, отгоняя непрошеные мысли, но глаза опустил — смотреть прямо в глаза га'хана было почти физически невозможно.
  - Что здесь случилось? - Степняк обвел рукой открывавшееся перед ним пространство, заваленное битым камнем, россыпями кирпичей и вставшими на дыбы плитами фундаментов. - Какой злой дух озорничал?
  Холодная улыбка коснулась его красивых губ.
  Джеремия вновь заставил себя отвлечься от этого лица, обладавшего неестественным магнетизмом. Он оглянулся, поскреб отросшими ногтями обширную плешь и, наконец, решился.
  - Дух? Всего лишь маленький гоблин... И человек. Правда, второму эти игры вышли боком. - Он поправил цепь, под весом которой обвис старый облупившийся пояс, и кивнул в сторону расщелины. - Пал смертью храбрых.
  Гоблин чувствовал, что убивать прямо сейчас за дезертирство его не собираются и немного осмелел.
  - Ты великий колдун?! - удивленно изогнул бровь га'хан. - Тогда тебя стоило познакомить с Лаэном — он бы мог многому у тебя научиться.
  Глазастик не знал, кто такой этот Лаэн, и решил за лучшее промолчать.
  - Так или иначе, ты достоин не только жизни и свободы, но и награды. Места в шатре царя царей.
  - Мне бы хватило и первых двух.
  Га'хан улыбнулся.
  - В тебе есть жила, получеловек. - Властным движением он развернул коня. Оглянулся назад: - Мне нравится. Видимо, ты все это время лишь ждал этого момента?
  Джеремия почувствовал подвох, но кивнул.
  - Хорошо, тогда жду тебя в моем шатре. И, если не против, мои люди избавят тебя от цепи. Или она дорога тебя, как память?
  
  13.
  Расковали гоблина уже в лагере, вольготно раскинувшегося в тени разрушенных стен Марана. Там, в городе уже слышались удары молотков — степняки деловито уничтожали то, что еще не успели. Теперь в загонах пленных сидели рядком гномы. В большинстве своем - уты, но попадались и труны.
  Джеремия отвернулся — скорее всего, он уже туда не вернется. Пугало другое: что ожидало впереди. Слишком все легко прошло с га'ханом. Слишком уж тот оказался легковерным. Но к встрече с ним гоблина подготовили основательно: приодели в узорчатый кафтан с широким поясом из толстой кожи, настоящие кавалерийские сапоги с мягкими подошвами. И даже подогнали все по фигуре — для этого ему выделили одного из тех смешных человечков в шелковых халатах. Он постоянно улыбался и оглаживал тонкие нити длинных усов, свисавших по обе стороны от тонкогубого рта. Правда, в раскосых глазах теплоты и радости от общения с «получеловеком» не было ни на грамм. Но гоблину было почти все равно.
  Еще ему позволили обмыться. В представлении степняков это обливание ледяной водой, набранной из ближайшей речки и яростное обтирание пучком сухой травы. Но после этих процедур чувствовал себя Джеремия уже совсем неплохо, если не брать в учет многочисленные синяки, все еще нывшее при каждом движении. Немного гудело в голове, да и слух порой прорезал тонкий неприятный свист.
  Посыльный громовик из желтой сотни принес перевязь с чагашем. Джеремия сначала удивился, а потом расслабился: он уже почти степняк. Оружие было явно новым — металл клинка сверкал, и в нем можно было увидеть свое отражение. Ножны — простые, но добротные, украшенные сверху странным узором из разноцветного бисера. Примерив оружие — кончик чагаша почти касался земли — он двинулся вслед за громовиком, который должен был сопроводить его в ставку га'хана.
  Воин остановился перед входом и отодвинул в сторону завешивающие вход шкуры. Они были мокрые и пахли псиной. Джеремия вздохнул и не стал ждать, когда его будут подгонять. В груди поселился холодный комок, от которого порой сдавливало горло — слишком все было странно. Словно смотришь дурно поставленную пьесу, да вот никак не можешь определиться, что с ней не так.
  Внутри было душно и густой аромат благовоний настойчиво лез в нос. Дышать стало труднее. В темноте, едва освещенной открытым очагом, от которого особенно сильно тянуло сладким дымом, виднелся большой трон, заваленный шкурами. А на нем восседал га'хан. И все еще оставался в доспехах. Джеремия шагнул ближе и встал на колени, поклонился — ему казалось, что теперь это будет не лишним.
  - Посмотри на меня.
  Гоблин выпрямился, сел на пятки. Теперь царь царей был совсем близок, но полутьма и дымный воздух скрадывали черты, на гранях чешуек причудливых лат то и дело вспыхивали алые отсветы. По обоим бокам от трона застыли желтые громовики. Чужеземец в шелковом халате неспешно ворочал обгоревшие чурбаки в костре. Что-то большое и массивное, вроде сундука стояло за троном.
  - Расскажи, как все было, - приказал га'хан.
  Джеремия облизнул пересохшие губы и поведал то, как они с Гернором уничтожили склад с огненным порошком. Правда, история подверглась существенной корректировке. Теперь они отправились в канализацию не сами по себе, а по приказу одного из степняков, да и поджег черную пыль не человек, а лично гоблин. В точности по хитрому плану.
  - Ты — герой. Настоящий степняк, - сказал царь царей и улыбнулся. - И, возможно, ты достоин особенного задания.
  «И какого же?» - чуть не ляпнул Глазастик, но вовремя сумел захлопнуть рот. Он молча поклонился и застыл в ожидании.
  - Скажи, что ты знаешь о своих повелителях?
  - Э-э...
  - Правителях этой страны. Эратии, да? - Он посмотрел на человека в шелковом халате. Тот кивнул. - Эратии.
  Ему совсем не получалось выглядеть идиотом. Скорее, он походил на плохого актера. Смутное беспокойство волнами разлилось от холодка сгустка в груди. Джеремия сглотнул горечь во рту. Попытался облизнуться, но опять сдержал себя. Ему почему-то до боли захотелось выбежать из шатра, из лагеря и броситься прочь. Юркому гоблину это, может быть, и получилось бы.
  Нет. У входа в шатер стоял, сложив руки на поясе, громовик, приведший его. На непроницаемом лице плясали черные тени.
  - Правителях? - нервно проговорил гоблин. Опять сглотнул — острый кадык заходил вниз-вверх. - О короле. Ну, Эратией правит король Демерий. Тринадцатый или Четырнадцатый.
  - Он хороший воин?
  Джеремия пожал плечами.
  - Не знаю. Я его ни разу не видел.
  - А эти воины, в сверкающих доспехах и белых плащах... Он и ими правит?
  - Нет, - гоблин мотнул головой, - ну, то есть, да, хотя не совсем. Они паладины и служат Ордену Света.
  Видимо, га'хан заинтересовался. Он опустил локоть на подлокотник, коснулся пальцами точеного подбородка.
  - Что за Орден? И почему он посвящен Свету?
  - Ну, они борются с Тьмой и порождениями Бездны.
  - Зачем бороться с Тьмой? - удивился степняк. - Свет и Тьма суть две стороны одной силы. Так гласит Священная Ясса Племен.
  Джеремия поклонился.
  - Как пожелает Повелитель!
  Царь царей отмахнулся от его слова.
  - Ладно, оставим этот вопрос шаманам. Скажи, кто правит Орденом?
  - Магистр. И имени его никто не ведает.
  - А он великий воин?
  Глазастик задумался. Сказать правду? А почему бы и нет. Слишком все спокойно было — пора разболтать это болото.
  - Несомненно. Он лично снес голову самому Горгонадцу, страшнейшему из слуг Бездны.
  - Видимо, это кто-то очень страшный... - протянул га'хан. Опять внимательно посмотрел на гоблина. - Тогда скажи, почему он все время отступает?
  - Мне не ведомо, - вновь поклонился Глазастик.
  - Уж не стал ли он трусом? Или я страшнее самого... э-э... Горгонадца? Да? - Он снова посмотрел в сторону Шелкового Халата.
  Тот медленно кивнул, едва удостоив правителя Орды взглядом. И совсем того не боялся.
  Джеремия промолчал. Пока не время говорить колкости. Стоит подождать, что ждет его будущее. Га'хан говорил почти по-свойски, и гоблин расслабился — холодный комок начал рассасываться. Неужели действительно удалось обмануть этого человека?!
  - Нет, не думаю, - хмыкнул степняк. - Здесь другое. Магистр хитер — он заманивает меня себе домой, заставляя распылять свое войско, ведь чем больше земли под властью Орды, тем меньше мои воины хотят воевать дальше. А кто-то желает уже и вовсе остановиться. Только самые верные остаются со мной. И самые умные. - Вновь короткий взгляд на Шелковый Халат.
  - Пусть так, - он откинулся на спинку трона — мелодично прошелестели чешуйки, - я дам ему бой, но на своих условиях. Ты готов и дальше служить мне, получеловек? Наградой теперь будет не просто жизнь и свобода, но и статус — ты станешь первым нелюдем, который станет служить в мое личной гром-сотне. Многие из моих воинов мечтают об этом — ты же исполнишь мечту.
  Казалось, стоило бы почувствовать торжественность ситуации, но единственное, что ощущал Джеремия — это собственная неуместность. Возможно, Гернор лучше подходил к речи, произнесенной га'ханом.
  Глазастик помедлил, переваривая вопрос. Служить? Стать степняком и даже громовиком — это был большой соблазн. Вряд ли он снова мог бы подняться в Эратии — слишком большой груз грехов тянулся за ним. Убийца, дезертир — о, в лучшем случае, он мог вернуться в леса, доживать свой век. В худшем посетить виселицу. Он стал изгоем, как и тот почти забытый цверг, с которого все и началось. Среди степняков он был новичком, но новичком, за который стоял целый подвиг! Добротный задел на будущее. Пусть ему не удалось добиться успеха в королевстве, то в Орде он мог бы стать тем, кем мечтал. Поэтому он кивнул.
  - Да, мой повелитель, готов! - И уже в голове возник образ: нос, гордо воздетый вверх и тело, закованное в чешуйчатый доспех под желтым знаменем Орды.
  - Хорошо, - произнес га'хан ровным тоном. - Тогда убей для меня Магистра.
  Мечта треснула и разлетелась осколками. Реальный мир резво напомнил о себе, и это походило на удар под дых.
  - Что?! - голос предательски пискнул. - Я?! Но...
  - Ты знаешь царство, можешь скрыться среди его жителей и ты верен мне. Что еще нужно? От того, кто разрушил силу города карликов, я могу ожидать новых подвигов. Героям не предстало почивать на лаврах — это портит их.
  - Ага... - протянул гоблин.
  «Героев портят чужие мечи и стрелы, а не лавры!» - подумал он. - «А то так и некогда будет и насладиться своими геройствами. Ничего для себя — все людям». Он сдавленно усмехнулся. Нет, ему здесь явно не место. Сегодня — Маран. Завтра — убей Магистра. А после завтра? Свергнуть Хозяйку Тьмы? Нет, доля героя не для него.
  Он было попытался рассказать о своих возражениях, но тут же осекся. Он понял: так просто его не отпустят. Не отправится он, пошлют кого другого. Более сговорчивого. А его — в утиль. Чтоб, значит, не болтал лишнего. Никто ему не скажет «иди с миром» и не выпроводит с гостинцами из лагеря. Он останется здесь. Навсегда.
  Только вот есть один шанс.
  Джеремия вздохнул и ответил:
  - Я согласен, мой повелитель!
  Главное, выбраться из лагеря, оказаться в Эратии, а там — поминай как звали. Одинокого гоблина трудно найти. Пусть это и не то, о чем он мечтал, однако, это жизнь, и в ней всегда существует возможность. Смерть же выбора не оставляет.
  Царь царей рассмеялся. Смех его напоминал звон обнаженного клинка. Он махнул своим громовикам и что-то сказал на царском наречии. Те мгновенно очнулись от своего ступора, подскочили к гоблину и, легко оторвав от земли, скрутили руки за спиной и заставили задрать голову.
  Степняк неспешно подошел к нему, погладил холодными металлическими пальцами по щеке.
  - Ты трус и предатель. Я слышал о твоем виде, воровском народе. Рассказы о подобных тебе доходят даже до Великой Степи. И ты решился обмануть меня, царя царей. Я все знаю о том, что произошло в селении карликов. О том, как ты со своим другом-человеком, бежали, как спрятались от боя. Не знаю, каким образом ты взорвал город, но, думаю, геройством тут и не пахнет. И, как достойное окончание, ты сам забил своего друга камнем, когда тот начал стеснять тебя. Достойные поступки, что и говорить. Но ты мог сказать «нет», и тогда бы я тебя отпустил. Слова га'хана тверже камня. Но ты даже в этом усомнился...
  Он присел перед ним, коснулся шеи гоблина. Сильные пальцы сжались стальным обручем — мигом стало тяжело дышать. Джеремия захрипел.
  - Я мог бы приказать сломать тебе хребет прямо сейчас, мог бы сам тебя задушить... - Пальцы сомкнулись сильнее. - Но не буду.
  Он ослабил хватку, убрал руку.
  - Теперь я знаю достойную кандидатуру для своей задумки. Лаен, - он кивнул Шелковому Халату, - начинай.
  Лаен поднялся с колен, с достоинством поклонился. На тонких губах играла самодовольная ухмылка. Он обошел трон, открыл сундук и извлек из нее небольшую черную шкатулку из полированного дерева.
  Джеремия скосил глаза и буквально вцепился взглядом за шкатулку. Чем ближе ее подносили, тем сильнее он сопротивлялся, но все было бесполезно: равнодушно и спокойно, но громовики держали крепко. И все его попытки лишь были вялыми подергиваниями, больше похожими на судороги.
  Чужеземец остановился. Провел пальцами по гладкой, стеклянисто блестящей крышке. Но вместо него заговорил га'хан.
  - Далеко отсюда в глубине степи есть земля Шаргат'адах, что значит Место Призрачной Травы. И действительно там все покрывает странная трава — прозрачная, словно стеклянная, а ее листья острые, будто ножи. Мы давили ее огромными катками, дабы она не коснулась ног наших лошадей. Но не в ней дело. В Шаргат'адахе жил странный народ хладнокровных ящеров и их рабов — людей, похищенных тварями, моих бывших собратьев и сестер. Когда Орда, послушная моему гневу, пришла на землю призрачной травы, они не стали сражаться. Они пришли все, покрытые крепкой чешуей, и поклонились мне. Они не ведали металлов, не ведали лошадей, единственное, что у них было, это рабы, поразительно преданные своим хозяевам. За все историю ни один не сбежал из Шаргат'адаха. Так вот эти существа, народ призрачной травы, подарил нам рабов, ибо ничего ценного у них не было. И мы приняли их: крепких мужчин и красивых женщин. Три самых прекрасных достались мне. Когда я возлег с ними, они... Покажи ему, Лаен.
  Тот кивнул и открыл шкатылку. Руку, одетую в толстую черную перчатку, он запустил вовнутрь. Что-то отвратительно зашипело, блеснул... Панцирь?
  Джеремия почувствовал, как моча стекает по его ногам, когда из шкатулки появилось это. Уродливая тварь с многочисленными ножками, длинными усиками и вытянутым серым брюшком, на конце которого шевелились тонкие щупальца. Черный сегментные панцирь глянцево блестел в свете тлеющего очага. Виднелись рудиментарные крылышки.
  Тварь длиной где-то с локоть постоянно извивалось, а длинные жвала, дотягиваясь до руки Лаена, пытались продырявить толстую грубую кожу перчатки.
  - Личинка жука-погонщика. Их подсадили в каждого раба, взятого нами, и ночью в одно время уже сформировавшиеся твари покинули носителей и напали на воинов и меня. Если бы не Лаен, я бы погиб от их ядовитых укусов. И, если бы не Лаен, я бы выжег ко всем демонам, все кладки этих тварей в укрывищах ящеров. Но он сказал, что наступит момент, когда я смогу использовать этих существ для своих нужд. И вот он оказался прав — как всегда. Когда мы подселим ее, - он посмотрел на личинку, - ты станешь абсолютно верен мне и не потому, что тварь подчинит твой разум. А потому, что только я знаю, как избавить тебя от нее. А если ты предашь меня и попробуешь сбежать, не исполнив мой приказ, то через две недели личинка созреет и из твоего нутра, разорвав его, выберется взрослый жук. Он будет убивать, но тебе, я думаю, будет уже все равно. Ты умрешь гораздо раньше.
  - Нет! - взвыл в отчаянии Глазастик, забился еще сильнее, чуть не ломая себе кости. - Пожалуйста, мой повелитель! Я буду верен тебе...
  - Не сомневаюсь, - кивнул царь царей и мрачно улыбнулся. - Лаен, начинай.
  Халат кивнул и ухватил одной рукой за челюсть гоблина, резко дернул и заставил раскрыть рот, надавив пальцами. И опустил личинку ему на физиономию.
  Тварь подобралась, изогнувшись дугой, вздыбилось по-скорпионьи брюшко. Джеремия закричал.
  Крик не длился и пары секунд. Брюшко опустилось в рот, вовнутрь скользнули щупальца, раздвигая губы. Насекомое помедлило и, словно спущенная стрела, скользнула гоблину в рот.
  
  14.
  Когда могучие громовики вынесли гоблина прочь, Шаор Лаен закрыл шкатулку, но предварительно убедился, что яйца жука-погонщика на месте. Не допусти боги, какое-нибудь из них пропадет. Шкатулка хранилась в шатре га'хана и даже ему, сильнейшему из сильных, требовалось отдыхать.
  Сложив ее обратно в сундук с диковинами, он повернулся к своему повелителю.
  - Царь царей, вы уверены, что это существо справится?
  - Ты про получеловека? Думаю — да, отчаяние творит потрясающие вещи.
  Они говорили на древнем диалекте народа Шаора — дексов. Вряд ли бы здесь нашелся хоть кто-то, кто его понимал. Даже многие из младших аколитов знали лишь отдельные слова, обозначавшие алхимические ингредиенты и элементы плетений. Ну а га'хан обучился ему за две ночи разговоров с Лаеном — у человека были потрясающие способности к языкам. Сам же Шаор человеком не был. Внешне он походил на него, но внутри — все иное. Другой дыхательный аппарат, два сердца, трехкамерный желудок и кости, тонкие, но невероятно прочные.
  - Жуки-погонщики двуполы, и если он вылупится, то сможет дать потомство. А в этих землях у них нет естественных врагов. Они сломают экосистему.
  - Порой твоих слов я не понимаю, - покачал головой степняк. - Но, даже если получеловек не справится, жуку достаточно одного укуса, чтобы убить. Запасной вариант на случай неудачи. Если же понадобиться, я лично выжгу все норы этих тварей, когда мой народ станет здесь хозяином.
  - Как знаешь, повелитель, - вновь склонился Шаор. - Но легко ошибки исправлять только на пергаменте.
  Га'хан внимательно посмотрел на декса. Дерзость — за такое любого из Орды могли быстро сломать позвоночник. В том числе, и любому дексу. И только Шаор Лаен мог быть неприкосновенным. Слишком ценный, чтобы казнить. Ведь только он ведал секрет превращения золота в огонь и мощь, только он мог напрямую траснмутировать элементы без сложных ритуалов и смесей. После того, как настоятель превратился в каменную статую, он стал сильнейшим из Изумрудов — послушников Храма Земли, Это было случилось так далеко отсюда: за тысячи лиг, за Великой степью, за речными землями Эдара, на восточном склоне Драконьих зубцов. Тогда же пал и Храм Земли. Но никто об этом сильно не горевал. Старинная доктрина Изумрудов изжила себя и пора было возвращаться в мир. И этому, как никто другой, помог повелитель степняков.
  - Существо говорило про взрывчатый порошок, - медленно произнес Лаен. - Они все думают, что у нас есть такой же. Они ничего не знают про трансмутации.
  «О боги, как же пути мира и Изумрудов разошлись!»
  - Значит, это уловка сработает еще раз.
  - Конечно. Но остается проблема: местные горы полны тайных ходов — по ним могут подойти подкрепление карликов и, если мы двинемся дальше, то они смогут перекрыть нам дорогу назад.
  - Верно. Поэтому половину войска и всех дексов я оставлю здесь. Ты и твои помощники перекроете ходы, а Орда защитит проход. Я возьму лучших своих воинов из племен, все гром-сотни и двинусь на Эратию. Никаких обозов, никаких женщин и детей — мы должны действовать быстро и решительно, пока этот Магистр не очнулся и не перестал отступать.
  - Как пожелаешь, повелитель! - Шаор посмотрел на него. - Тогда мы должны зарядить ваши доспехи. Они уже начали отслаиваться от кожи.
  Га'хан судорожно кивнул — он действительно не чувствовал прежней гибкости. Если чешуя отстанет окончательно, он превратиться в металлическую статую.
  - Я готов, - он развел плечи и встал перед дексом. - Начинай.
  Тот позвал своих помощников, ожидавших около шатра. Двое Изумрудов, Тайр и Марл встали по бокам от степняка. Шаор остановился за спиной. Все трое положили руки на плечи га'хана так, что их пальцы сплелись в замысловатом узоре. Лаен закрыл глаза.
  Когда он их открыл вместе с Тайром и Марлом, то у всех троих они горели ярким зеленым светом. Рябь, словно от падения камня в воду, прошлась по земле. И царь царей закричал от невыносимой боли. Металл пронзил кожу тонкими усиками, вцепился в тяжи мышц и суставы, сросся с костями, превращаясь в новую, непробиваемую кожу, напитывая мускулы своего носителя нечеловеческой силой.
  Никто не зашел в шатер царя царей. Громовики застыли у входа, безразлично вслушиваясь в отчаянные вопли страшно пытаемого человека. И только тогда, когда они прекратились, личная стража вошла внутрь.
  На земле, свернувшись клубком, лежал подрагивающий в агонии га'хан. Над ним стояли трое дексов.
  Шаор моргнул, изгоняя сияние из глаз. Посмотрел на вошедших. - Он готов.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"