Праздник в доме Ренольва из Глена, восточного тана, длился уже третий день. Повод был, да еще какой! Крестили дочку Ренольва. Благородный тан, конечно, предпочел бы сына, но и дочери он тоже был рад, благо она была желанной и долгожданной. Первый ребенок после пяти лет ожидания. А где один, там и другие пойдут.
Назвали девочку, как и положено, по святцам. Как именно к третьему дню празднований уже мало кто помнил. Впрочем, и сам повод тоже вспоминался с трудом. Тана уже кто-то поздравил со смертью тещи, на что он сам только вяло отмахнулся.
Наверное, во всей усадьбе не радовались только двое: жена Ренольва, глефорди Карса, да сама виновница торжества.
Глефорди сильно вздрогнула и проснулась. Безумными со сна глазами она обвела комнату, не понимая, что это за место. Взгляд ее упал на люльку, и глефорди сразу успокоилась. Все в порядке, просто она задремала. Женщина подняла с пола веретено, привычно легшее в руку, и качнула ногой люльку. Все в порядке.
Глефорди ужасно устала. Девочка родилась спокойная, но ребенок есть ребенок, а значит, поспать молодой матери в последние дни удавалось лишь урывками. Сейчас в доме еще и сильно шумели, и малышка никак не могла успокоиться.
Еще и осень. Лучше уж зима с ее морозами. Бабушка говорила, что дети, родившиеся зимой, будут отважными, как герои легенд, которые рассказывают долгими зимними вечерами. Весной рождаются дети веселые, как солнце, проснувшееся от долгого сна. Летом появляются на свет люди страстные, гордые и непримиримые. Ну а осенью... ну кто может родиться осенью?
Ребенок заворочался. Карса в очередной раз качнула люльку и посмотрела в окно. Весь мир заволокло туманом, и только ветер, отважный воин, рвал в клочья своего заклятого врага. Глефорди вспомнился привидевшийся ей странный сон. Там тоже были осень, ветер и туман. Проносившиеся мимо автомобили включали дальний свет, прохожие прятались в тонких куртках, магазины зазывно светили яркими витринами.
Кажется, было в том сне что-то еще, может быть, дом, родные или друзья. Или что-то еще, но тоже очень важное. Впрочем, какая разница, разве есть у замужней женщины, матери и хозяйки большой усадьбы время вспоминать какие-то там сны?
Ноги Яра, воина из дружины самого гленского тана, еще держали, а вот дверей в сенях стало почему-то четыре. Могучим усилием воли мужчина попытался собрать их воедино, но не смог. Отчаявшись определить которая из них настоящая, Яр, плюнув на все, просто шагнул в ближайшую, но попал почему-то в стену. А с другой дверью вышло еще хуже: она мало того что отказалась открываться, так еще и с размаху ударила мужчину по лбу и коленке. Тут-то Яр и понял, что все это дьявольское наваждение и, помянув Пресвятую Деву, ломанулся лбом в косяк. Что самое удивительное - попал. Причем не в стену, а во двор.
За порогом было холодно и сыро. Яр попытался вспомнить, зачем его сюда понесло, если в доме еще осталось пиво. Кажется, было какое-то важное дело, но вот какое?
Внезапно в воротах усадьбы появилась белоснежная человеческая фигура, будто сотканная из света. Она вытянула руку в сторону дома и развернула огромные лебединые крылья. Яр, мгновенно трезвея, протер глаза.
В этот момент ему и показалось, что все вокруг плывет. В голове зашумело, будто встал резко, перед глазами пошли черные пятна. Но все это длилось лишь мгновение, а потом пропало. Двор как двор, ворота как ворота, никого нет, кроме взъерошенной вороны.
Немного потоптавшись на пороге, Яр сплюнул и пошел обратно в дом. Ну ее, эту чертовщину, только хмель зря из головы вылетел
***
Птеродактиль сидел на обледеневшем заборе и флегматично чистил клювом кожистое крыло. Размером с полторы вороны, шкура коричневая, похож на... эм-м-м... птеродактиля.
Я протерла глаза. Птеродактиль почесал лапой бок. Я ущипнула себя за руку. Птеродактиль осмотрел переднюю лапу и начал выкусывать грязь между пальцами. Я с силой потерла уши. Птеродактиль задумчиво посмотрел на заднюю лапу. Он явно в гробу видел все мои попытки проснуться и глубоко плевал на то, что его не существует.
Вокруг ходили люди, пахло лошадями, птеродактиль сидел на заборе.
Ну вот, я все-таки свихнулась! Доказательство налицо. Вон оно, на заборе сидит.
Так, обратимся к логике. Птеродактили вымерли. Людей тогда еще не было, значит, одновременно могут быть либо одни, либо другие. Людей больше, значит, глюк все-таки птеродактиль.
Пойду-ка я Келли найду, он у меня мальчик здравомыслящий. Родись в другое время и в другом месте - стал бы психиатром. Пусть он и скажет, есть тут птеродактиль или это у меня глюк такой оригинальный.
Келли нашелся быстро. Небрежно привалившись к замшелой стене дома он о чем-то говорил с Мщенкой. На лице равнодушие и даже некоторая скука, будто и нет ему дела, до нее самой и ее разговоров. А в глазах -восторг, и плащ все время руками теребит, не знает, куда их деть. А Мщенка все видит, потому и улыбается шире и шире. Ей, конечно, и дела нет до тринадцатилетнего сопляка, сейчас дождется, пока он хвост распушит да уши развесит, а потом гадость какую-нибудь скажет. Братишка потом весь день пришибленный будет ходить.
Так ему и надо! Я гордо вздернула подбородок и отвернулась. Если он мне и брат, то это все равно не повод менять меня на других девчонок.
Невдалеке от меня, привалившись к забору, стоял Яр. Полузакрыв глаза, он лениво рассматривал нашу все ту же парочку. Хотя, скорее, даже только одну Мщенку.
Да что они все в ней находят?!!
Я изо всех сил дернула его за рукав шубы. А хотела ведь только потянуть.
Мужчина перевел глаза на меня, потом снова на Мщенку и обратно ко мне. Я явно не выдержала сравнения.
- Ну чего тебе, девочка? - с некоторой досадой спросил он.
Сволочь!
Я проглотила комок ярости и ткнула пальцем в птеродактиля.
- Ты что, дракончика испугалась? - с насмешливым удивлением спросил Яр. Кажется, в его глазах я окончательно съехала до уровня "обычной маленькой девочки". - Да не бойся, они только цыплят воруют, а на людей не нападают. - Он замахал руками перед носом птеродактиля. - Пшел отсюда, ящерица! Будешь еще на хозяйских цыплят заглядываться!
Дракон снялся с места и тяжело полетел над двором. Далеко, правда, не улетел, пересел на тот же забор чуть в отдалении. Но Яру этого хватило. Он покровительственно потрепал меня по плечу и пошел к дому, насвистывая несложный мотивчик.
Шутки в сторону. Если Яр видит этого дракона-птеродактиля и не удивляется, то дело плохо.
"Тебя нет", - без особой надежды на успех мысленно сказала я птеродактилю.
Дракон, конечно, никуда не исчез. Он так и остался сидеть на заборе воплощенной мечтой всех начинающих Сигурдов.
Перед закрытыми глазами послушно вспыхнуло звездное небо. Это, конечно, только образ, не более, но без него работать трудно, долго и скучно.
Я плохо знаю настоящие созвездия, поэтому на моем личном небосводе можно узнать только Большую медведицу. Но звезды там самые настоящие: крупные, южные и очень близкие. Они так же мигают и притягивают взгляд. Мои звезды можно даже потрогать, этим они и отличаются от настоящих.
Только делать этого не стоит. Куда же вы к звездам с грязными руками?
Сегодня на моем небе зажглась новая звезда. Еще совсем маленькая и хрупкая, она робко лепилась к краю небосвода. Пройдет еще несколько дней, и она засияет в полную силу и займет достойное место на небосводе.
Прости, звездочка, ничего у тебя не выйдет. Я протянула руку и коснулась пальцем новорожденного огонька. Мои звезды сделаны изо льда. Стоит коснуться - и он тут же растает.
Надо было придумать менее романтичный образ. Нелегко это - убивать звезды.
Под моим пальцем звезда не растаяла. Она полыхнула ярким светом и обожгла холодом руку.
Не поняла. Я потерла звездочку еще раз, в надежде, что в первый раз просто промахнулась. Как же! От каждого моего прикосновения свет ее разгорался все ярче. Кажется, звездочка даже приподнялась над краем моего личного небосвода.
Я открыла глаза. Птеродактиль сидел на заборе. Если можно ухмыляться зубастым клювом, то он ухмылялся!
- Что делаешь? - уныло спросил Келли.
Я равнодушно пожала плечами и показала рукой на птеродактиля. Не удержавшись, взглянула на то место, где раньше мой братец с Мщенкой стоял. Роли поменялись. Теперь уже она краснела, теребила косу и смотрела в пол. А напротив с равнодушным видом стоял Яр.
Ну что они все в ней находят???
- Пойдем ужинать, - предложил Келли со вздохом. - Там мама всех зовет.
Поглядела я на скалящегося птеродактиля, на Келли, на Яра с Мщенкой... и пошла ужинать.
Птеродактилем больше, птеродактилем меньше - какая уж теперь-то разница?
В этот день в мире появились драконы.
***
У него не было родных, но все в усадьбе называли его дедушкой, причем с тем же уважением, с каким обычно обращаются с к своему родному деду. Даже папа, когда бывал дома, относился к нему с большим почтением. В большую же часть времени, когда папа уезжал по своим делам, вся власть в усадьбе делилась между дедом и мамой.
Время не пощадило его. Оно высушило его кожу, согнуло спину и высеребрило бороду. Лишь его разум остался неподвластен разрушительной силе. Мало было дел, которые решались бы без его участия.
Меня дед не любил, считал притворщицей. К тому же я слишком была похожа на маму, а этого ему казалось достаточным, чтобы перенести на меня ее характер. Дедовой любимицей была златокудрая малышка Эсми - моя младшая сестра. Ну и Келли, конечно, как старший, после отца, мужчина в семье. В детстве меня ужасно обижала такая несправедливость - как же такой мудрый и понимающий человек может меня не любить? За что? Долго я пыталась завоевать его любовь, потом перестала. Мне-то он не запрещал себя любить, и ладно.
Потом, уже много лет спустя я поняла, что он просто чувствовал, что я не та, кем кажусь.
Время деда наступало, когда мама вставала из-за стола и, пожелав всем спокойной ночи, уходила спать. Этого момента ждали с самого начала ужина, когда вносился котел с похлебкой, и Ганни черпаком разливала ее по мискам. Во время ужина кто-нибудь нет-нет, да и посмотрит на маму. Скоро ли?
Мама всегда ела неторопливо. За ужином она обычно спрашивала у всех, как прошел день, и планировала дела на завтра, а окружающие уже изнывали от нетерпения, но виду не показывали. Наконец, все читали молитву, и мама уходила к себе. Маму все любили, но вечер просто был не ее временем.
Дед усаживался на самое лучшее место у очага и со стоном распрямлял уставшие ноги. Все остальные рассаживались вокруг него и выжидательно замирали. Ганни подносила ему пива. Дед смачивал горло и начинал долгую и неторопливую зимнюю сказку.
- Далеко-далеко, на самом севере королевства, есть лес по имени Соэрен, что значит "вечный". Слово это не наше, а хошеутское. Их из тех земель давно прогнали, а слово осталось.
А вечным этот лес зовут потому что он был всегда. Еще в те времена, когда море было молодым, а острова спали на его дне, между волн стояла скала. Ее основание терялась в кипучих водах, а на вершине росло дерево. Это было первое дерево нашего мира.
Старик вытянул ноги к очагу и отхлебнул пива из кружки. Восьмилетняя Эмли прижалась к моему боку. Страшно пока еще не было, но сестренка все предпочитала делать заранее, чтобы потом долго не бежать.
- Спать иди, - прошипел Келли на правах старшего брата. - Опять испугаешься и реветь будешь.
- Ну правда же мне можно остаться? Ну правда же? - Эмли подергала меня за рукав, заранее начав шмыгать носом.
Я кивнула и показала брату кулак. Тоже мне взрослый выискался. Еще несколько лет назад сам меня за руку держал и просил проводить в темноте до койки.
- Деда, а что дальше было? - спросил Келли, демонстративно повернувшись ко мне спиной.
- Дальше? А дальше из скалы получился остров, а дерево выросло в целый лес, его потом Соэреном и назвали. Тогда же в мире появились старые люди - племя такое древнее, что его настоящее имя давно забылось. Они не знали богов и потому молились солнцу. Свои жертвы они отдавали морю, а море щедро делилось с ними своими дарами.
Это было счастливое племя. Оно не знало ни войн, ни раздоров, и даже смерть обходила его стороной. Те люди умели жить столько, сколько захотят.
Но однажды пришли люди молодые - такие же, как мы. Они не умели говорить с морем и радоваться солнцу, но они несли с собой огонь и железо.
Шаг за шагом старые люди отступали вглубь острова. Оказалось, что железо несет смерть даже им. Однажды они вступили в Соэрен. Отступать дальше было некуда. И тогда жрец взмолился Солнцу о помощи. Но Солнце далеко, а помощь нужна было очень быстро. И жрецу ответили деревья, потомки того первого дерева. Кто знает, о чем они говорили, но жрец расстался со своей жизнью, а пришедшие никого не нашли.
Дед закашлялся, узловатые пальцы вцепились в горло, обтянутое пергаментной кожей. Воздух со свистом входил в потрепанные легкие и вырывался в надрывном кашле.
Ганни подхватилась с места.
- Ну давай я тебе отвар принесу, - умоляюще сказала она. - От всех болезней спасет.
Сегодня девушка была бледна, но двигалась бойко. Ночью у нее опять был приступ.
Нет у Ганни детей. Она даже не замужем, хотя пора бы уже давно. Но по ночам ее не отпускают воспоминания о сыне.
Приступы всегда выглядят одинаково.
Ганни просыпается в слезах и сразу же начинает кричать. Ее маленький сын остался один в квартире. Пожалуйста, съездите за ним. Это совсем недалеко и добираться удобно - пять минут от метро. Пожалуйста, пожалуйста, съездите за ним, ему ведь всего четыре года. Ключи в сумочке, возьмите и деньги тоже, только привезите его ко мне, ну пожалуйста.
К концу ее бессвязной речи не спит уже вся девичья. В девушку впивается множество рук, не давая ей самой отправиться за несуществующим ребенком. Ее поят успокоительным отваром, который специально для этого всегда стоит в девичьей. Через час она успокаивается и засыпает, а на утро всегда очень стыдится своих припадков.
- Сиди, девка, - справившись с кашлем, сказал дед. - От костлявой все равно не уйдешь. Сейчас или годом позже - все едино. Ну ничего, так просто она меня не заберет. Знает ведь, что пока я вот им, - дед указал трясущейся рукой на нас с братом и сестрой, - всего, чего знаю, не расскажу, умирать мне нельзя.
Эмли прижалась к боку и посмотрела на меня огромными восторженными глазенками. Я погладила ее по пушистой голове и улыбнулась. В восемь лет мир кажется таким огромным и удивительным, а все тайны притягивают и волнуют.
- Деда, а что такого важного в твоих сказках? - затаив дыхание, спросил Келли.
- Сказках? Сказках?! - От возмущения дед снова раскашлялся, но быстро справился с приступом и махнул рукой. - Это не сказки, а истинная правда. Ее в наших местах копили веками. Сейчас молодежь уже ничего не помнит. Эх, приняли эту южную мудрость. А у нас ведь была своя, родная. Наша! А теперь ничего не осталось, только сказки. Потому что те, кто знал, больше уж ничего не скажут. Сказки!
Дед горестно вздохнул и замолчал. Все остальные тоже молчали. Стало слышно, как потрескивают поленья в огне, а за стенами воет вьюга.
В надвинувшейся тишине я отчетливо услышала стук со двора и, кажется, даже голоса.
Сестра вздрогнула и сонно протерла кулачками глаза.
- Ты что дерешься? - возмутилась она. Я прижала палец к губам и похлопала себя по ушам. Эмли на мгновение замерла, а потом вскочила во весь рост.
- Слышите, в ворота кто-то стучит!
- Кто это пришел в такой час? - встрепенулся дед. Ну-ка, малец, помоги мне подняться.
Во двор нас с сестрой не пустили - мало ли кто там по ночам ходит. Изнывая от любопытства, мы стояли в сенях и напряженно прислушивались.
В клубах ледяного пара в дом вошел человек. Привычно пригнулся, чтобы не стукнуться о низкую притолку. Стянул со светлых волос шапку и выбил ее над порогом. Снял рукавицы, стер иней с бороды... А больше уже ничего не успел сделать, потому как мы с Эмли, обжигаясь о заледеневшую шубу, с восторженным визгом повисли у отца на шее.
***
С самого утра усадьба бурлила. Маленьким деловитым шмелем мама носилась по сложной траектории, деловито гудя на поворотах. Это ее движение обладало потрясающим эффектом: там, где раньше царил хаос, начиналась упорядоченная работа.
Ну а как же иначе? Отец вернулся, значит, вечером будет пир. А его еще приготовить надо. К тому же папа принес удивительные вести. При весеннем объезде королевства король заедет к нам. Значит, начинать готовиться нужно уже сегодня, не успеем ведь за три месяца!
Келли упорядочиваться очень не любил, потому часто исчезал из дома сразу после завтрака. Обычно это сходило ему с рук. Но иногда, как сегодня, меня или Эмли отправляли его искать. Мама вообще терпеть не могла бездельников и лентяев. По ее мнению, люди должны работать, а когда не работают - молиться или спать.
Идея хорошая, но вот моему брату она очень не нравилась.
Поиски много времени не заняли. А то я не знаю, куда он обычно прячется! Благо зима, со двора особо не убежишь.
Большой дом в усадьбе делится на две части - жилую и хозяйственную. Каждая из них имела отдельный вход, и перейти из одной в другую можно было только со двора. Но если прижаться к закопченным бревнам кухни и расковырять между ними мох, то можно услышать, как уютно мемекает за стеной скотина.
А под крышей хлева тянулся настил, забитый сеном. Летом там спали работники или даже гости, из тех, что непритязательнее. А вот зимой никто туда особо не лез - холодно. Потому мы с братом и облюбовали настил для игр. А вот чтобы спрятаться место там не самое подходящее - найдут сходу.
Хотя тут тоже есть варианты. Если, скажем, мама ищет, грехов никаких за душой нет, и прячемся вдвоем, то можно и попробовать. А вот если кто-то из нас прячется, а второго на поиски послали, то тут уж только в лес беги. Я, например, все потайные места на дворе знаю и Келли сдаю только из чистой зловредности. Не, ну а что он прохлаждается, а я работаю? Обидно ведь!
Потому-то первым делом я и заглянула в хлев и не ошиблась. Скотина флегматично хрюкала и пережевывала жвачку. Под ногами хлюпало. Вверх поднимался родной и знакомый аромат. Хлев, одним словом. Сено наверху выглядело как будто бы нетронутым, но меня такими фокусами не проведешь. Стараясь не занозить руки о лестницу, я забралась на второй этаж и огляделась вокруг.
Нет, здесь точно кто-то был. Вилы еще утром не так лежали. Я поворошила сено. Здесь нет, здесь тоже, а вот здесь... С лета сено успело хорошо слежаться, а в этом месте оно рыхлое. Сделав несколько гребков, я откопала брата по грудь, он мирно спал, сложив ладони под головой.
- Дай поспать, - сонно возмутился он. Я с мстительным удовольствием указала пальцем на стену кухни.
Келли проследил за моим пальцем.
- Ну стена, и что дальше? - недоуменно спросил он.
Я показала ему кулак и прошла двумя пальцами по ладони.
- Идти? Куда? И зачем, главное?
Я снова показала направление.
- На кухню. А что там делать?
Я изобразила гневное лицо и несколько раз сжала и разжала ладонь возле рта.
- Мама зовет? - погрустнел Келли.
Я злорадно кивнула.
- А она как, просто зовет или еще и ругается при этом?
Я широко улыбнулась.
Брат печально вздохнул, неторопливо отряхнулся и ушел. Я подумала и заняла его место.
- Мама говорит, что надо к отцу Джону идти, - злорадно ухмыляясь, сообщил он
***
По иронии судьбы отец Джон, священник, очень напоминал нашего деда. Они были примерно одного возраста, походили друг на друга внешне и даже имели похожую манеру разговаривать.
Напоминали они мне всегда двух старых воинов, которые встретились на поле битвы спустя тридцать лет после ее окончания. Вроде бы и война еще идет, и вражда осталась, да только борода уже поседела и нет больше сил держать меч в руках. А вокруг одни молодые, они уже даже и не понимают, что за вражда такая - те, кто раньше были рядом, уже давно в могиле.
Вот и выходит, что не осталось уже человека ближе, чем старый враг. И помириться бы, да вспомнить вместе былое, но вот беда, в той битве один вышел победителем, а другой потерял все, что имел.
Так и жили дед и священник. Друг с другом дел не имели, но и не вредили. Хватило бы отцу Джону силы отправить деда на костер, как откровенного, даже и не думающего скрываться язычника? Думаю, да. Хватило бы деду влияния, чтобы избавиться от священника? Еще как. Но их война уже закончилась, а потому они просто тихо доживали свою жизнь.
Горшок с похлебкой жег руки даже сквозь наверченные на него тряпки. Наконец, я не выдержала, сунула его Келеру, а ладони опустила в мокрый снег. Ой, хорошо-то как!
- Слушай, а может ну его, этого отца Джона? - заговорщически спросил Келли. - Давай лучше в овраг сбегаем.
Что там делать в том овраге? Я с досадой пнула дорожку, взметнув тучу водяных брызг. Еще вчера белый, снег посерел и покрылся слоем воды. Самое обидное время - уже не снег, но еще и не ручьи.
- Да ладно тебе, - продолжил подначивать Келли. - Вчера ведь вон как здорово было.
Это да, вчера было здорово. Мы сначала в снежки наигрались до одури, а потом крепость снежную строили. Потом, правда, влетело обоим за потерянные рукавицы. Только мы их не теряли, а закопали... Ну в смысле, замуровали в стену усадьбы, чтобы она стояла дольше, хоть дней пятнадцать.
Только что-то мне не верится, что при такой погоде там что-то выстоит. Эх, надо было кровавую жертву приносить, а не обычные рукавицы. Только вот тут проблема получилась. Птичку ловить я не позволила, младенца подходящего под рукой не было, а себя резать жалко.
- А может, хоть посмотрим, как там наша крепость?
Я покачала головой и указала сначала на горшок в его руках, а потом покрутила рукой рядом с животом.
- Ты что, есть хочешь? - не понял Келли. - Так ведь только что обедали.
Я убедительно постучала пальцем себя по виску и нарисовала крест на груди.
- А, отец Джон хочет. Ну ладно, пошли тогда. Может он нас пораньше отпустит? - без особой уверенности предположил Келли.
Ага, как же, отпустит отец Джон, надейся и жди.
Когда мама окончательно убедилась, что я нема и ничего с этим не сделаешь, опускать руки она не стала. Опускать руки, это вообще не в ее характере. Сначала она договорилась с папой, а папа уже договорился с отцом Джоном, чтобы он научил меня писать. Ну и Келли заодно, чтобы мог расшифровать мои послания, кроме нас-то никто в семье грамоте не обучен.
Читать и писать я научилась быстро (велика наука, смешно сказать). Келли тоже не слишком отстал. И тут бы отцу Джону успокоиться, но он уже вошел во вкус. Он решил, что нас просто необходимо научить основам географии, арифметики, иностранных языков (в количестве одной штуки), да и вообще всему, что сам знал. Папе эта идея понравилась. А мама тихо считала это наше ученье бездельем, но спорить сразу с папой и отцом Джоном не решалась, даже каждый раз давала нам с собой огромный горшок с похлебкой или кашей для священника.
Вообще-то, церковь и дом священника располагались не так уж и далеко от усадьбы. Если в ясный день залезть на крышу дома, то и увидеть можно. К тому же соединяла два строения вполне прямая и утоптанная дорожка. Только по ней мы обычно в лучших нарядах на службу ходили. А если не на службу, да еще и без взрослых, то можно и через лес по тропке, петляющей, как заяц от погони. Очевидным достоинством этой тропки было то, что в одном месте она подходила вплотную к оврагу.
Овраг - это место исключительное. Хорош он, в первую очередь, был тем, что спуститься в него летом почти невозможно, если места не знать (зимой-то что, сел да поехал, только в кусты не врежься, а так все нормально). Во-вторых, корни деревьев образовывали маленькие, сыплющие песком и сухим мохом пещерки. В них так здорово прятаться, играть и устраивать тайники. Летом болотистое дно оврага покрывалось ярко-зеленым мхом и зарослями клюквы, а зимой можно ухнуть в снег по пояс.
Но самое приятное - это то, что если пойти по дну оврага, то через некоторое время он выводил к озеру. А в озере, в свою очередь, водилась рыба. Если наловить достаточно, то можно ее пожарить прямо на берегу и домой к обеду (а то и к ужину) не возвращаться.
Тропинка как раз повернула к самому оврагу, и Келли замер, как вкопанный.
- Давай хоть посмотрим, что там с нашей крепостью стало, - жалобно попросил брат.
Я наклонилась над обрывом. Кое-где снег обвалился под собственной тяжестью, обнажив желтоватую землю и узловатые корни деревьев. А в остальных местах снег был ноздреватый, иногда покрытый лужицами. Ну его, пусть Келли сам туда спускается, если ему так хочется.
- Ну не хочешь, как хочешь. Я тогда один схожу, а ты здесь постой. - Келли отдал мне горшок и свою сумку, снял шапку с намокших волос и сунул ее за пазуху. Он сел на край и с гиканьем съехал вниз. Я задумчиво проводила его взглядом.
Почему-то так получилось, что в усадьбе нет других детей нашего возраста. Только мы с Келли погодки, а все остальные либо старше, либо младше. Есть, правда, еще и Немар, но с этим недоумком вы сами дружите, благодарю покорно.
А, ну еще Мщена есть, только она меня старше на три года, а Келли на целых четыре. И дура дурой. Только и умеет, что на мужиков пялиться. В смысле, это они на нее пялятся, только какая разница? Могла бы и сама поскромнее себя вести.
И что они в ней находят? Ума ведь ни капли нет, только грудь одна.
А вот не надо говорить, что я завидую. Ничего и не завидую. Было бы чему. Я вон зато писать умею. А что насчет немоты... Так она ведь их тоже не умными речами привлекает!
Так, о чем я говорила? А, о детях в усадьбе. Да там все мелкота одна и осталась. Только Эмли в приятели.
Келли дошел до крепости, отсюда больше всего напоминавшей большой сугроб, и присел, что-то рассматривая. Я тоже пригляделась. Вроде бы еще стоит. С такой высоты, правда, не разглядишь, сильно ли растаяла. Зато вот защитные сооружения хорошо стоят. Это мы вчера оборону от конницы устраивали. Настрогали с дерева толстых веток, заточили и воткнули под наклоном. Теперь наша снежная крепость выглядела действительно грозно и даже жутковато.
Внезапно я поскользнулась на мокром льду. Взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие. Горшок полетел в одну сторону, сумка в другую. На мгновение мне показалось, что я нашла точку опоры и сумею удержаться, но уже в следующее я кубарем полетела в овраг. Успела только заметить, что несусь прямо на один из кольев и уже не успею остановиться. А мы их на совесть затачивали, чтобы если и правда конница...
***
- Эй, ты как? Жива? - Испуганный брат склонился надо мной. По цвету его лицо сровнялось со свежевыпавшим снегом. Никогда в жизни не видела его таким бледным. - Подожди, сейчас я тебя освобожу.
Приподнявшись, я попыталась оценить ущерб.
Мне невероятно повезло. Кол прошел у меня под мышкой, распоров шубу и рубаху и сильно оцарапав бок. От резкого рывка я ударилась головой об лед так, что потемнело в глазах. К тому же, в какой-то момент шуба задралась, и часть пути я проделала на голой спине, которую сейчас немилосердно жгло.
Келли помог мне подняться. Я поморщилась от боли. Кажется, еще и ногу подвернула.
- Залезть наверх сможешь? - спросил брат.
Я покачала головой. Какое там залезть, мне на этот склон и смотреть страшно.
- Ладно, тогда дойдем до озера и там выберемся. Сейчас, только подожди немного. - Келли старательно выбил все колья из земли и сложил их стопочкой. Потом одним из них подцепил за ремень свою сумку, свесившуюся с края оврага.
На ходу нога ощутимо побаливала, а бок болел сильнее при каждом движении. Но это все ерунда, пройди кол хоть на палец в сторону и все, хана вампирямбе. В том смысле, что на колья мы вчера местные осинки настрогали.
Кстати, бок болит, но не то чтобы очень сильно, скорее щиплет. Это радует. Я не вампир. А то были некоторые сомнения.
Ну а раз уж я не нежить, хорошо бы каким-нибудь антисептиком намазаться. А то мне как-то слабо верится, что этот кол был такой уж шибко гигиеничный. Да куда уж там, здесь даже спирта в чистом виде нет, не говоря уж о таком экзотическом средстве, как зеленка.
Жалко, что отца Джона не покормили. Нет, голодным он не останется. Госпожа Янга, хозяйка соседней усадьбы, непременно его покормит. У них с мамой вечное состязание: кто щедрее, у кого дети красивее и пир в доме богаче. В самом главном мама ее обогнала - папа, все-таки, тан, а господин Олейв даже не глафорд.
Вот потому-то и не упускает госпожа Янга возможности досадить маме хотя бы в мелочах. Через несколько дней придет к нам в гости и будет сокрушенно рассказывать, как несчастный отец Джон умирал от голода, а она самолично его накормила лучшими блюдами, что были в доме.
Потому-то и влетело нам от мамы хорошо. Убедившись, что ничего серьезного у меня не повреждено, она не отказала себе в удовольствии как следует на нас наорать. А потом, с папиного попустительства засадила Келли в чулан перебирать порченую жуками крупу, а меня - в девичью, прясть бесконечную пряжу из жесткой козьей шерсти.