Развилка
"...август перевалил за середину, дни стояли жаркие, но "марева над раскалёнными крышами", к счастью, не ходили. И бессменные бабульки на скамейках у подъездов вполне комфортно чувствовали себя в густой тополиной тени.
Стоя у открытого окна, я смотрел вниз с высоты пятого этажа и пытался настроить себя на работу. Незаконченный рассказ ждал завершения. Осталось дописать страницы полторы. Уже ясно было, что счастливого конца не получилось, что герои мои неизбежно расстанутся... Но когда я наконец собрался с духом и заправил в машинку чистые листы, в прихожей коротко брямкнул звонок.
Я прислушался. Минуту спустя звонок ещё неувереннее подал голос во второй раз. Начинается, подумал я. Либо друзья-собутыльники надумали навестить моего непросыхающего соседа Колюню, либо Верка с первого этажа пришла просить червонец в долг.
Я вышел в прихожую и приник к глазку. Мужчина, стоявший за дверью, на собутыльника, к счастью, был совершенно не похож. Когда я открыл дверь, он уставился на меня так, как будто увидел привидение.
- Вам кого? - почему-то я решил, что он из ЖЭКа.
- Здравствуйте, - очень тихо сказал он.
- Здрасьте. Вы ко мне?
- Да, - обрадовался он, с ожиданием вглядываясь в моё лицо. - Я к вам.
- Заходите, - я посторонился.
Он на секунду замялся, потом бочком протиснулся в прихожую, потоптался на коврике, неловко вытирая обувь.
- Проходите, - сказал я.
Он с непонятным восторгом огляделся, тронул зачем-то Вовкину одежду на вешалке, затем поморщился, уловив доносящийся из Колюниной комнаты запах дешёвого портвейна. Что-то в нём мне не нравилось. Я вообще не люблю нежданных гостей, тем более незнакомых, тем более из ЖЭКа. По опыту знаю, что ничего хорошего такие визиты не сулят.
В мою комнату он вошёл осторожно, и когда я предложил сесть, устроился на самом краешке дивана.
Несколько минут мы молчали. Я разглядывал гостя. На вид ему было лет сорок. Он имел обычное, даже простоватое лицо. Тёмные волосы лежали так, словно он только что вышел из парикмахерской. На правой щеке у него пламенела свежая ссадина. В остальном он казался нормальным и даже порядочным человеком. Он оглядел комнату и уставился на меня. Его глаза буквально сияли. Интересно, что его ко мне привело? Может быть, он из редакции?
- Итак, - сказал я.
- Я к вам, - спохватился он и улыбнулся.
- Кто это вас поцарапал?
- Ах, это, - он потрогал щёку. - Это меня внизу. Какая-то женщина упала на лестнице, я хотел ей помочь, а она начала ругаться, очень рассердилась и ударила меня... Несколько раз. Странная женщина.
Он опять улыбнулся.
- Старая? - спросил я.
- Что, простите?
- Женщина старая? В таком зелёном грязном пальто, да?
- Да, - неуверенно подтвердил он. - Кажется, она была в этом... в пальто, да.
- Это Верка-алкоголичка с первого этажа. Зря вы с ней связались.
- Но я же не знал, - сказал он виновато и снова потрогал щёку. Нет, вряд ли он из редакции.
- Так какое же у вас ко мне дело?
Он вновь просиял и, подвинувшись, уселся поудобнее.
- Михаил Евгеньевич, - сказал он проникновенно. - Я, собственно, пришёл к вам с одной только целью. Я, собственно, хотел всего лишь посмотреть на вас... э-э-э... живьём. Простите за неловкое выражение.
- Зачем? - тупо спросил я. Нехорошая догадка мелькнула у меня в голове и я напрягся. Слишком уж жизнерадостно он улыбался. И это "на вас" он сказал как-то так... с большой буквы, а "живьём" прозвучало вообще зловеще. И откуда ему известно, как меня зовут?
- Ну как же! - взволновался он. ?- Вы же, простите... историческая личность. Классик! Вы же понимаете, я просто не мог не позволить себе заглянуть к вам хотя бы на несколько минут, уж если я волею судьбы оказался, так сказать, в пределах досягаемости.
- Извините, - осторожно сказал я. - Какой классик? Вы меня с кем-то перепутали, милейший. Не знаю, как вас зовут...
- Волег, - радостно сказал он. - Волег Трчков.
Так, подумал я тоскливо, Волег, да ещё и Трчков. Как бы ухитриться позвонить участковому?
- Нет-нет, - продолжал он. - Я ни в коем случае не ошибся. Исключено. Ну, как же! Вот я вижу ваше лицо. Вас довольно трудно с кем-либо спутать. Вы Болотов Михаил Евгеньевич, тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения, двадцать пятого декабря, но в свидетельстве записали первое января шестьдесят шестого... Вот это у меня совсем в голове не укладывается, как можно отнять у человека шесть дней? Куда смотрели ваши родители?..
- Постойте, - я нахмурился. Всё это было похоже на плохой фильм о КГБ или ЦРУ. - Откуда вам это известно?
- Ну как же, Михаил Евгеньевич! - удивился он, всплеснув руками. - Факты вашей биографии известны всем! Нет ничего удивительного в том, что и я тоже их знаю. Даже напротив...
- Что значит всем? Кому это всем? Простите, но вы кто?
- Я ваш самый горячий поклонник. Я прочитал все ваши книги, я прочитал все книги о вас, я очень люблю ваши стихи! Да!
- Но я не написал ещё ни одной книги, - сказал я. - Я не писатель!
- А что это у вас на столе? - он показал взглядом на машинку.
- Это я... только начинаю... Но это не серьёзно.
- Э-э-э, Михаил Евгеньевич. Очень, очень серьёзно. И уж вам-то это хорошо известно. Конечно, вы пока ещё не написали ни одной книги, но пройдёт несколько лет, и - напишите.
- Вы сумасшедший? - спросил я с надеждой. Для сумасшедшего он слишком много знал. Маньяк какой-нибудь. Мне стало не по себе.
- Нет, - спокойно ответил он. - Я совершенно нормален. Но я понимаю ваши чувства.
За стеной вдруг что-то рявкнул Колюня. Гость встрепенулся.
- Это ведь Молотовцев Эн Эс. Ваш коммунальный сосед. Да?
Я кивнул.
- Хотел бы я взглянуть на него, - мечтательно сказал Волег Трчков.
- Не советую, - сказал я. - Мало того, что он не просыхает, от него ещё и пахнет, знаете ли.
- Да, да, - кивнул Волег. - Вы всё это очень выпукло описали в автобиографии. Странные люди, - задумчиво протянул он. - Травят себя алкоголем, ругаются, старухи на скамейках сплетничают, кто-то куда-то идёт, что-то жуёт; в центре города вообще уже чуть ли не до стрельбы дошло, и никто - никто! - даже не подозревает, что им выпало счастье жить в одно время и в одном городе с потрясающим писателем Болотовым. Через сто двадцать лет забудут перестройки и путчи, забудут президентов и политиков, забудут всех, а ваши книги будут помнить и читать. Изучать. Фильмы о вас снимать. А им хоть бы что!
Он скорбно покачал головой и уставился на меня.
- Мне, конечно, очень лестно слышать такие слова о моей скромной персоне, - сказал я. - Но вы ошибаетесь. Я не классик, я не писал автобиографию, и даже не собираюсь, и вообще... Какие фильмы? Вы о чём?
- Разумеется, не писали, - тонко улыбнулся он. - Пока не писали. У вас ещё всё впереди. Я мог бы перечислить по годам, когда и какая ваша будущая книга ? будет завершена и издана, но, боюсь, что мне нельзя этого делать. Вы должны творить сами, независимо ни от чего.
- Так, - сказал я. - Вы ясновидящий? С Кашпировским не знакомы? Или с Чумаком?
- Нет, Михаил Евгеньевич. Я не ясновидящий. Я рядовой любитель-искуствовед. Я... - он слегка изменился в лице, - Я пришёл к вам из будущего.
- Именно ко мне? - я с трудом удержался от облегчённого вздоха. Псих. Несомненный псих.
- Именно к вам, - подтвердил он. - К кому же ещё? К стыду своему должен признаться, что из ваших именитых современников я, пожалуй, никого больше и не упомню. Вот, может, Булгаков? - неуверенно сказал он. - Нет?
- Булгаков умер задолго до моего рождения.
- Ну тогда, Акунин.
- Я такого писателя не знаю.
- Да-а? - удивился он. - Возможно, я ошибаюсь... Ну, а Солженицын?
- Это уже ближе, - согласился я. - Но для меня слишком велика честь.
- Нет-нет, что вы, что вы, - он замахал руками. - И не спорьте. Вы должны верить в себя, и у вас всё получится.
- Значит, вы из будущего, - протянул я. Волег начал меня забавлять. - А чем вы докажете, что это не розыгрыш?
- Как можно, - он укоризненно покачал головой. - Шутить над вами я бы не осмелился. Представьте, что вам выпал вдруг случай встретиться со Львом Толстым. Что бы вы сделали?
- Я бы, наверное, растерялся.
- Вот и я растерялся, - сказал он. - Я даже чуть не ушёл. Еле заставил себя нажать на кнопку вызова второй раз. А когда увидел ваше лицо, - он покачал головой. - Вы мне, конечно, не верите, но я вам докажу.
Он покосился на машинку.
- Что вы сейчас пишете?
Я хмыкнул. Это становилось интересным:
- Рассказ пишу. Он ещё не завершён.
- О чём он?
- О любви. Бывшие одноклассники встречаются через много лет...
- "Лесная дорога", - оживился Волег. - Он успешный художник из города. А она всю жизнь прожила в деревне, необразованная, так и не нашедшая своего счастья. Но всё ещё любит его. В конце они всё-таки расстаются... Хороший рассказ.
Я был, мягко говоря, ошарашен.
- Хотите, процитирую первый абзац, - предложил он. - Проверяйте.
- Диктуйте, - сказал я. - Я помню его наизусть.
Он прикрыл глаза:
- "Окно было распахнуто и занавески вздувало лёгким сквозняком. Дождь уже кончился, на траве лежали мокрые бурые листья. Уже смеркалось, а он всё сидел и смотрел на корешки книг, на полированную поверхность стола, на свои руки, лежащие на этом столе.
- Ты ещё не спишь? - спросила она. - Почему ты не ложишься?
- Не хочу, - сказал он хрипло..."
- Довольно, - прервал я. Мой голос тоже был хриплым. - Откуда вы узнали? Откуда... Я никому ещё не давал этого читать. Там ещё и читать-то нечего.
- Я же сказал вам, Михаил Евгеньевич. Я вам правду сказал. А рассказ этот я прочёл впервые лет пятнадцать назад по нашему времени, когда ещё учился в университет-гимназиуме. Я ведь правильно процитировал?
- Да. Всего одна ошибка. Незначительная. Вместо "вздувало" у меня "шевелило".
- Значит, позже вы внесёте поправку. Вы ведь много правите. Я знаю, что первый свой рассказ вы переписывали раз двадцать. И очень долго не решались отправить в редакцию. Боялись, что вам откажут. И вам в самом деле отказали.
- Откуда вы это знаете?!
- Из вашей автобиографии, Михаил Евгеньевич.
- Нет, - я помотал головой. - Вы могли как-то прочитать это... Вы могли прийти сюда, когда меня не было... Вы знакомы с моей женой?
- С Татьяной Алексеевной? - он мечтательно улыбнулся. - Увы, нет. Не знаком. Но я видел её фото. В вашем доме-музее есть даже её портрет кисти Глазунова. Она красивая. В настоящее время она с вашим сыном Владимиром гостит в деревне у матери, не так ли?
- Так, - сказал я. - А вы ещё чем-нибудь можете доказать, что вы из... оттуда?
- О, с удовольствием! Только... - он замялся. - Хотите стихи? Я помню наизусть все ваши стихи. Особенно мне нравятся ранние, - тут он как-то странно посмотрел на меня, словно хотел удостовериться, что я не имею ничего против и что не наброшусь на него с кулаками.
Я, разумеется, не набросился.
- Насколько я ориентируюсь в датировке, - продолжил он с явным облегчением, - вы уже написали около тридцати стихотворений.
- Да, у меня кое-что есть, - согласился я.
- Но вы ещё ничего не опубликовали.
- Более того: я и не собираюсь их публиковать. И кроме моей жены их вообще никто не читал. Даже она читала не всё.
- Вот я и докажу, - он опять прикрыл глаза. - "Я на зеркало пенял, на одно и на другое, Я на шило променял что-то очень дорогое..."
У меня затряслись руки, и я закурил.
- Есть. Ещё.
Он продолжил:
- "Мы нравимся друг другу за боль и за разлуку, за злые разговоры с обидами и за..."
У меня горело лицо. Он никак не мог знать эти строчки.
- А вот это мне особенно нравится, - сказал он, - "Это я унял морозы на застуженном перроне, это я прогнал метели светом жёлтых фонарей..."
Не могу описать какие чувства владели мной. Но даже если Волег и был сумасшедшим, стихи мои он знал и они ему нравились. Он хорошо читал.
- Ладно, - сказал я, гася в пепельнице очередную сигарету. - А вот вчера я написал одно стихотворение... Уж его-то точно никто ещё не читал.
- Какое? - живо спросил он.
- "Давай притворимся".
- О-о! "Лец притенд".
Я похолодел и с трудом кивнул. Я уже готов был поверить во что угодно.
Он начал читать:
"Давай притворимся, хотя бы от скуки,
Давай притворимся, что жизнь хороша,
Что нас до сих пор огорчают разлуки,
Что наши заботы не стоят гроша..."
|
Телепат, подумал я. Он телепат. Сумасшедший телепат. Он читает их в моей голове. Или это чей-то очень тонкий и очень злой розыгрыш. А что, нашли где-нибудь настоящего экстрасенса, посулили хорошие деньги... Но, ради всего святого, зачем?!
- Великолепно, - сказал Волег, дочитав. У него в глазах стояли слёзы. - И вы это только вчера написали? Вот здесь, за этим столом?
- Да.
- Поразительно. А вы не можете... - он замялся. - Вы не могли бы подарить его мне? Я имею в виду рукописный экземпляр. Если не трудно, с автографом.
- Да, конечно, - сказал я. - Могу.
Я расписался под стихотворением и протянул ему листок. Это был вполне обычный лист из стандартной тетради в клеточку, с неровно оборванным краем. Но он держал его, словно хрупкое сокровище. Впервые в жизни у меня взяли автограф. Не скрою, мне было приятно. Пусть это даже и розыгрыш.
- А вы? У вас осталось?
- Я помню его наизусть. Я ведь автор.
- Ах, да, да, - спохватился он. - Извините.
Он очень аккуратно сложил лист пополам и убрал во внутренний карман пиджака.
Меня терзали страшные сомнения.
- Послушайте! - решился я наконец. - У меня никак не получается дописать одно стихотворение. Вы не могли бы сказать мне, закончу ли я его? Оно называется "Загнанные кони".
- "Не уйти от погони настигающих лет. Зря ли загнаны кони..." - тихонько процитировал он. - Увы, Михаил Евгеньевич. Вы его так и не допишете. В полном собрании сочинений оно напечатано в разделе "Незавершённое". Но у вас очень мало незаконченных вещей.
Вывернулся, подумал я. Телепат. Он же все мои мысли читает. А незаконченного у меня мало, потому что я без сожаления избавляюсь от черновиков, иначе наша комната была бы доверху завалена бумагами.
- Михаил Евгеньевич, а зачем вы уничтожали... уничтожаете черновики? - спросил вдруг Волег. - Не делайте этого больше, пожалуйста. Если бы вы знали, какую ценность они представляют для литературоведов! Они ведь охотятся буквально за каждой вашей строчкой, за каждым вашим письмом!
Попался, вспыхнуло у меня в голове. Попался, голубчик! Телепат разэтакий.
- А чем-нибудь более существенным вы можете доказать, что вы из будущего? - спросил я напрямик. - Понимаете, не так-то легко поверить... Вы уйдёте, а я потом мучиться буду.
- Что может быть существеннее стихов? - удивился он.
- Бог ты мой, да всё что угодно! Деньги, документы, любые осязаемые вещи, - мне было интересно, как он вывернется на этот раз.
- Деньги в виде монет и купюр у нас давно отменили, - сказал он. - А свою флеш-карту я сдал на хранение. Чтобы в не вводить, так сказать, в искушение.
- А костюмчик вы где брали, извините?
- Костюм? Купил. В вашем магазине. На местные, разумеется деньги, которые мне специально выдали. Постойте! - он даже засмеялся. - Какой же я растяпа!
Он вытащил из внутреннего кармана небольшую книжечку:
- Вот же. Сборник ваших стихов. Это из позднего.
- Можно?- я протянул руку, не отрывая взгляда от книги.
Он с сомнением пожевал губами, подтверждая все мои опасения:
- Не знаю даже. А вдруг... Но, впрочем, ладно. Может, так и надо. В конце концов, это же ваши стихи, и вы их уже написали... чуть позже.
Я выхватил книгу из его пальцев. Приличное карманное издание, кожаный переплёт, мелованная бумага, уже слегка потрёпанные страницы, видимо, читали книгу часто и не особенно над ней тряслись. Я открыл книгу и у меня потемнело в глазах. Михаил Болотов. "Осень тихо подкралась". Репринтное воспроизведение сборника 2015 года. Москва-Центр. Серия "Гении рубежа веков", Издательство "Бумажная книга" при ГЦЦК РД.
Я лихорадочно перелистывал страницу за страницей. Ни одной знакомой строчки. Но я чувствовал, чувствовал, что эти стихи родились в моей голове. Потому что они мне все нравились, как нравится любому графоману всё им написанное. И тут мне вдруг показалось, что я делаю что-то запретное. Я захлопнул книгу.
- Нет, - сказал я. - Мне нельзя её читать. Иначе я ни одного стихотворения больше не напишу. Буду вспоминать эти строки и мучиться, что запомнил неправильно. Возьмите.
- Автограф, Михаил Евгеньевич, - просительно сказал он. - А?
Я размашисто расписался на титульном листе. У него опять заблестели глаза.
- Теперь вы мне верите?
Я покивал. Я был оглушён. Во мне всё пело. Я добьюсь! Я всем покажу! Ух ты! Чёрт возьми, я - классик! И прочая ерунда.
- Послушайте, Волег. Чаю хотите? Или, может, кофе?
- "Чаю", - мечтательно сказал он. - А можно?
Он двинулся за мной на кухню. У меня тряслись руки, но я умудрился заварить свежий чай, не разбив чашки и не облив себя кипятком. Волег с любопытством оглядывался, заметно было, что коммунальная кухня ему в новинку.
Пока я возился у плитки, из своей комнаты выбрался Колюня. Он доплёлся до туалета и упал внутрь. Волег вздрогнул.
- Что случилось?
- Ничего страшного, - успокоил я его. - Не обращайте внимания.
В туалете грохнуло, Колюня невнятно выругался и вылез в коридор. Он заглянул на кухню, и Волег отшатнулся от его распухшего, страшно исцарапанного лица.
- Что? - усмехнулся я. - Симпатичный у меня сосед? Знакомьтесь, перед вами знаменитый Молотовцев Эн Эс.
- Миха, - прохрипел Колюня. - Сода есть? Отсыпь немного, я отдам. Вот с пенсии сразу и отдам.
Он хрипло закашлялся и облокотился на стену. От него разило так, что Волег поспешил отдвинуться в самый дальний угол.
- Михаил Евгеньевич, - спросил он испуганно. - Что с ним?
- Запой с ним, - пояснил я, роясь в бездонных глубинах буфета. - Страдает от хронического недоперепития.
- Вы нездоровы? - осторожно поинтересовался Волег.
- Мы? - Колюня мотнул головой и уставился на него мутными глазами. - Да я здоров как бык!.. - он закашлялся. - Миха, дай соды! Я верну. Клянусь, верну!
- Проглотите это, - сказал Волег.
Я оглянулся. Он протягивал болящему какую-то белую таблетку.
- Чевой-то?- подозрительно поинтересовался мой сосед. - Сода?
- Сода, сода, - успокоил его Волег. - Выпейте, вам сразу полегчает.
Колюня неловко взял таблетку грязными пальцами, сунул её в рот и с отчётливым хрустом сжевал. Волег в изумлении поднял брови. Я смотрел на Колюню с интересом.
Он вдруг выпрямился, посветлел лицом и закрыл глаза. И застыл.
- Идите спать, - мягко сказал Волег.
Колюня чётко, по-строевому развернулся и потопал в свою конуру. Как сомнамбула.
- Он не загнётся от вашей "соды"? - поинтересовался я. - Не хотелось бы встречаться с милицией.
- "Милиция", - мечтательно повторил Волег. - "Загнётся"... Нет, что вы. Это всего лишь безобидный антитоксин. Завтра он проснётся, как огурец.
- Как огурчик. У нас говорят, как огурчик, - сказал я. - Он проснётся, и опять начнёт квасить.
- Начнёт что?
- Водку пить, - пояснил я. - Алкогольный напиток с высоким процентным содержанием спирта. У вас там водка есть?
Он, казалось, обиделся.
- Ну что вы, Михаил Евгеньевич. И не только водка.
- А алкоголики?
Он вздрогнул:
- В наше время, Михаил Евгеньевич, алкоголиком быть не только невыгодно, но и, как бы вам это сказать, опасно.
- И почему же?
- Как правило, их после выявления отправляют в заполярные лечебные... м-м-м... зоны. Безвозвратно.
Я был несколько оглушён:
- У вас там военная диктатура? Хунта какая-нибудь?
Он улыбнулся:
-У нас коммуносоциалистическая демократия национал-радикальной ориентации. Самый передовой строй. Сокращённо Комсодемэнерия.
Я попробовал про себя повторить и у меня не получилось:
- Да-а, накрутили вы. От души.
- Почему же мы? Вы! И я рад, что могу сказать спасибо одному из духовных вдохновителей нашего строя. Нам там совсем неплохо. Честное слово.
Могу поклясться, что в голосе его звучала неподдельная радость. Видимо, он действительно был счастлив там, в своей Комсодер... как её там ... эрии.
Я поставил чашки на поднос, подхватил его и сказал:
- Пойдёмте в комнату. Я обычно питаюсь там. Здесь не так удобно и запахи... Сами понимаете.
- Скажите? - спросил я уже в комнате. - А получу ли я квартиру и получу ли её вообще? Или об этом тоже нельзя рассказывать?
Я думаю, можно, - сказал он, осторожно дуя на горячий чай. - Потому что вы, насколько я знаю, уже предприняли кое-какие шаги, чтобы приблизить этот счастливый для вашей семьи миг. Не так ли?
Он вскинул на меня преданные глаза. Разрази меня гром, если я понимал, о чём он говорит, но на всякий случай я кивнул.
- Ну-у... Да.
- Во-от. Так что у вас всё будет хорошо и очень даже скоро.
- А когда я умру? - спросил я, замирая. - Даты моей жизни?
- Нет, Михаил Евгеньевич, - покачал он головой. - Я вам не враг, я вам ничего не скажу. Вы проживёте долго, вы успеете завершить практически всё задуманное. Остальное вам лучше не знать. Согласитесь, я прав.
- Мне кажется, было бы легче, если бы я точно знал, сколько мне осталось.
- Нет. Я вам ничего не скажу. Не могу. Просто поверьте, что вам осталось ещё достаточно много. Можно сказать, практически вся жизнь впереди.
- И сколько книг я напишу, вы мне тоже не скажете?
- Много книг напишете. Много хороших книг. И, Михаил Евгеньевич, - попросил он, - не уничтожайте черновики. Сердечно вас умоляю. Скоро, лет через десять, у вас появится персональный компьютер, и тогда никаких черновиков вообще ни у кого не будет. А стёртые файлы исчезают навсегда.
- У меня компьютер? - я был приятно удивлён. - А разве на нём можно?.. Разве лучше?..
- Можно. И лучше. У нас там, кстати, бумажных книг вообще очень мало. Классика, подарочные издания, юбилейные серии, ну и... некоторое другое. Цитатники, речи... всякие... - он заметно смешался.
- А как же вы тогда читаете?
- У нас большое разнообразие официально одобренных ридеров... Это такие небольшие компьютеры. Их можно даже носить с собой... Но я об этом тоже не имею права рассказывать.
- Не имеете, а рассказываете, - попенял я без огорчения. - А мне теперь любопытно.
- Вы это всё увидите, - пообещал он. - Я точно знаю.
У него в кармане что-то вдруг негромко зажужжало, и он дёрнулся, словно его ударило током. И я почему-то решил, что он сейчас задымится, почернеет и выгорит изнутри, как робот-пришелец из одного глупого фильма.
Но он не задымился, а зажал указательным пальцем ухо и прислушался. Словно ему прямо в ухо что-то секретное говорили.
- Мне пора, - сказал он, вставая. Лицо у него было слегка испуганное. - Я у вас и так задержался. Начальство вызывает.
- Назад? - спросил я. - В будущее?
- Нет, - он нервно пригладил волосы. - Мы ещё здесь у вас немного... поработаем.
- А что вы делаете? Вмешиваетесь в ход исторического процесса?
Честное слово, это я почти в шутку брякнул. Но его мои слова перепугали всерьёз.
- А вы откуда знаете? - он даже побледнел. - Впрочем, что это я? Вы же... - он через силу улыбнулся. - Ну, Михаил Евгеньевич, ну и напугали вы меня.
- Я не хотел, - прозвучало довольно глупо, но я и вправду не собирался его пугать.
- Всё в порядке, - он пригладил волосы, одёрнул пиджак. - Сегодня действительно очень важный день в истории России. Значимая временная развилка. Поэтому некоторые наши службы посчитали нужным проследить, чтобы генеральное развитие пошло в естественном направлении. Во избежание, так сказать, и для недопущения. Прощайте.
Я протянул руку и понял, что протягиваю её в пустоту. И именно это эффектное исчезновение странного гостя окончательно убедило меня, что всё только что случившееся было не плодом моего разгорячённого воображения, а самой что ни на есть реальностью. Пришелец из будущего исчез бесследно и беззвучно. Только слабый запах одеколона ещё витал в комнате, да на диване осталась вмятина в том месте, где он сидел всего минуту назад.
В голове у меня гудело. Я сам готов был задымиться и выгореть изнутри. Хотелось творить. Созидать грандиозное и нетленное. Чтобы машинка строчила как пулемёт, а листы разлетались по комнате. Это было похоже на опьянение.
Чтобы немного успокоиться, я подошёл к окну. За крышей соседнего дома зеленели Лужники. Во дворе внизу бегали ребятишки. Бабки сидели у подъезда. Мимо них торопливо шагал Волег Трчков. Я следил за ним, пока он не скрылся за углом дома. Потом прижался лбом к холодному стеклу. Гений, ха-ха! Классик двадцать первого века! Расскажи кому, засмеют. Самому смешно.
И тут вновь позвонили в дверь.
Я почему-то решил, что это Волег вернулся. Забыл что-нибудь важное сказать и вернулся. Но за дверью стоял пожилой мужчина с очень суровым лицом. Ни слова не говоря, он отодвинул меня твёрдым плечом и вошёл.
- Михаил Евгеньевич? - спросил он, бесцеремонно заглядывая в мою комнату.
- Он, - ответил я. - А вы?..
- Заходите, - сказал он так, словно это не он пришёл ко мне, а я - к нему. И сам первый шагнул через порог.
- Итак, - сказал он. - Буду краток и убедителен. Вы не против?
Я помотал головой.
- У вас тут был один... скажем так, не совсем обычный посетитель, - он пронзительно глянул мне в глаза. - Был?
- Был, - я не видел смысла отпираться.
- Забудьте всё, что от него услышали.
Выглядел мой новый гость серьёзно и в самом деле очень убедительно. Строгий чёрный костюм, ухоженные волосы с лёгкой сединой, уверенное лицо знающего себе цену человека, серые пронзительные глаза. И держался он так, словно имел полное право всем вокруг приказывать.
- Всё? - глупо спросил я. - А почему? Он мне лгал?
- Почему же лгал? - удивился гость. - Я не думаю, что хроноагенту из... Что он способен лгать. Но дело в том, что его правда - это не наша правда. И, уверяю вас, уж точно не ваша. Он из другой параллели, а у них там все слегка помешаны на "единственно верном ходе исторического процесса", - последнюю фразу он произнёс с явной издёвкой. - А нам с вами оно нужно?
- Не знаю, - честно сказал я. - Так он в самом деле из будущего? Из этой, из Комсодеменэрии?
- Вот, - сказал он и даже палец поднял, словно обрадованный верным ответом преподаватель. - Вы, как я вижу, уже и сами всё прекрасно поняли. Вам ТАКОЕ будущее нравится? Вы хотите, чтобы оба ваши сына и дочь, не говоря уже о внуках, жили при ТАКОМ режиме? Нет, - сам же и ответил он. - Вы не хотите. И мы не хотим. Поэтому - забудьте.
- А у вас там какой режим? - спросил я.
- Не у вас, а у нас, - аккуратно поправил он. - У нас с вами. Повторите.
- У нас с вами, - зачем-то повторил я.
- Вот именно. И не режим, а просто будущее. Нормальное будущее нормальных людей с нормальной ориентацией, - тут он почему-то слегка смущённо отвёл взгляд. Видеть смущение на его уверенном лице было немного странно.
- А это что? - он подошёл к столу, тронул пишущую машинку, щёлкнул пальцем по заправленному листу. - Балуетесь? Сочиняете?
- Да, - выдавил я. - Пишу.
- А бросайте-ка вы это нехорошее занятие, - дружески посоветовал он. - Ну зачем взрослому здоровому женатому мужчине, отцу семейства марать бумагу выдуманными историями? Займитесь лучше настоящим, серьёзным делом. Можете мне поверить, всем от этого только лучше будет. Особенно вашим внукам. Вы ведь физмат закончили?
- Да, - сказал я. - Вижу, что вы тоже всё обо мне знаете.
- Далеко не всё. Но с биографией вашей ознакомился. Пришлось по долгу службы. Не обижаетесь?
Я пожал плечами. Обижаться, вроде бы, было не на что. Наоборот...
- Значит, вы с этими... из Комсодемэнерии противники, да? Следите, чтобы они не изменили ход истории?
Он негромко засмеялся:
- Это вы, Михаил Евгеньевич, явно фантастики начитались.
Он взял с книжной полки томик Стругацких, повертел его, положил назад:
|