Конец дороги
То было тяжёлое время для всех, но нам со Стасом приходилось особенно туго. Сроки поджимали, Шраер гонял нас нещадно, мы без передышки мотались от одной бригады к другой, проклиная всё на свете, и казалось, что конца нашим мучениям не будет. Лето случилось жаркое, мы обливались потом и завидовали полярникам.
Наши бравые парни, наши неутомимые эки с победными маршами шагали на штурм последних "бастионов индустриального прошлого", и молодые леса зелёной стеной вставали за их спинами. Экокиберы волна за волной накатывались на Севпромзону, и она уступала, отступала, съёживалась и обещала быть побеждённой в самые кратчайшие сроки. По всем каналам и на всех волнах симпатичные дикторши уверенно вещали о небывалом успехе, о невиданных темпах, о героях-экологах... А Стас ругался и переключался на спорт. Я разделял его негодование и тоже был убеждён, что настоящими героями являемся мы.
И вот в это самое время, в разгар боёв и авралов где-то далеко в тылу остановился наш "Малыш". Как и другие старички-тихоходы, он неспешно подбирал одну из оставленных для связи с тылами дорог. Нужда в ней отпала, и "Малыш" уже почти доглодал её, но почему-то вдруг заглох. В горячке завершающих работ мы махнули бы на него рукой, но у начальства оказались свои резоны.
Гардин сказал:
- Стас, надо.
За последние два месяца мы и дня толком не отдохнули, но Стас даже не пикнул, и я, честно говоря, здорово на него психанул. Да сколько можно?!.. Но потом поразмыслил и согласился, что Стас прав и что нам несказанно повезло.
Мы очень быстро загрузились в "двушку" и ещё быстрее полетели в глубокий тыл, не веря в то, что сумели живыми вырваться из цепких лап Шраера. Ошалевший Стас всю дорогу орал варварские песни и поглядывал, нет ли за нами погони. Погони не было, и расстояние между нами и безжалостным начальством с каждой минутой увеличивалось.
Внизу сначала долго тянулась чёрная обработанная почва, потом пошёл редкий, как пух, лес, а когда мы долетели до того огрызка дороги, на котором споткнулся рекультиватор, под нами уже буйно зеленела самая настоящая тайга.
Однако когда я увидел "Малыша", настроение у меня резко ухудшилось. Стас тоже замолчал.
Дорогу слегка подтопило, в спешке на это, видимо, никто не обратил внимания, тем более что дорога всё равно была обречена, и добросовестный, но глупый кибер увяз по уши. А нам, значит, предстояло его вытаскивать. Это была не совсем та работа, на которую мы рассчитывали, но пути к отступлению отрезал всё тот же всёзнающий Шраер. Безошибочно вычислив, что мы уже добрались до места и пребываем в растерянности, он связался с нами и сказал, что даёт нам трое суток(!), что пока без нас как-нибудь обойдутся(!!!), что за стабильную работу рекультиватора мы отвечаем головами, потому что, сказал он, через неделю весь этот сектор будет принимать комиссия МЭК, а что такое комиссия МЭК, объяснять никому, мол, не надо. Сказав всё это, он отключился.
"Малыш" стоял, погрузив поглотитель в грязь, но мы решили, что он подождёт, и первым делом разбили лагерь, после чего плотно, не спеша и со вкусом пообедали. Потом часок вздремнули, часок потрепались и только после этого нашли в себе достаточно мужества вступить в схватку с трясиной. На то, чтобы вытащить "Малыша" из грязи, потребовалось полдня. Ночью мы нагло спали. Ещё полдня ушло на то, чтобы бедолагу отмыть и заставить работать. До вечера он не очень уверенно грыз дорогу, но едва стемнело, конечно же, заглох. Я благоразумно отключил связь, потому что Шраер, как известно, и сам по ночам не спит и другим не даёт. А я намеревался проспать не менее восьми часов. Но Стаса уже заело, и он всю ночь трудился на благо общества. Иногда у него случаются такие трудовые заскоки.
А потом было утро. Если быть совсем точным, то почти полдень. Стас похрапывал в "двушке", а я сидел у костра и этим почти полднем наслаждался. Вполне бездумно. На душе у меня было тихо и спокойно. Впервые за бог знает сколько дней мне удалось отоспаться, и потому чувствовал я себя превосходно. Костёрчик у нас был простенький - стандартный "Бонфайр" корейской сборки, но мне этого вполне хватало.
Небо было чистое, деревья были зелёные, а комары злые. Тишины вообще не было. Чудом возвращённый к жизни рекультиватор, сотрясаясь всем корпусом, натужно преодолевал последние десятки метров перед поворотом, на котором - я не сомневался - он непременно должен был заглохнуть. Грохот и лязг разносились на всю округу и, видимо, поэтому ходок, вышедший из-за поворота, совсем не удивился, обнаружив на своём пути "Малыша", а так же нашу "двушку", стоящую чуть в стороне, и меня, сидящего у костра. Напротив, он сразу заулыбался, и слова приветствия уже готовы были прозвучать, когда он наконец сообразил, с кем его свела судьба. Пожалуй, мне впервые довелось увидеть человека, на испытывающего восторга от результатов нашей работы. Он стоял перед надвигающимся на него рекультиватором и озадаченно смотрел на то, как ещё вполне добротная дорога, по которой он так уверенно шагал, на его глазах бесповоротно исчезает в прожорливой пасти поглотителя. В оцепенении он пребывал недолго. "Малыш" предупреждающе засигналил, и парню пришлось отступить на обочину. Зрелище, открывшееся ему за содрогающимся от натуги корпусом, на мой взгляд, было достойно восхищения, но вряд ли ходок был занят в тот момент высокими размышлениями о Глобальной рекультивации, Экологической разрядке и Всеобщем озеленении.
"Малыш" метр за метром перемалывал дорожное покрытие, и уже не асфальт, а дымящийся слой свежего гумуса жирно чернел уходящей в глубину леса восстановленной полосой, лишая нашего гостя всяких надежд на столь же беззаботное продолжение пути.
- Стас, просыпайся, - сказал я. - У нас гость.
- Шраер? - "двушка" испуганно скрипнула.
- Типун тебе на язык.
- Кого же ещё сюда чёрт принёс? Светка, что ли, за тобой прилетела?
- Стал бы я тогда тебя будить, - я помешал в котелке и убавил жар до минимума. - Топтун какой-то приблудился. Шёл, понимаешь, шёл и пришёл. Аллес капут. Стоит теперь над останками дороги и пытается примириться с жестокой действительностью.
- Не повезло бедняге, - равнодушно посочувствовал Стас и зевнул. - Я испытываю некоторые угрызения совести. Придётся, пожалуй, его подвезти. Если захочет, конечно. Ходоки, они летать не любят... Кстати, как у нас с обедом? До меня доносятся чудные запахи.
- До меня тоже, - я зачерпнул из котелка и осторожно попробовал, убеждаясь к своему неудовольствию, что мои опасения оправдываются. Вкус был мерзкий.
- Что это я такое сварил? Что за гадость ты мне подсунул?
- Анька говорила, что должна получиться потрясающая уха.
- Да? Кто бы мог подумать? Твоя сестра проявляет удивительную заботу о нашем здоровье.
- Если ты испортил мою уху... - Стас высунулся из кабины.
- Держу пари, что этот тип притопал сюда с юга, - сказал он. - Весь в ожогах, как герой-пожарник.
- Не пожарник, а пожарный, - поправил я.
- Ну мы же не называем себя ремонтными. Почему тогда он не может быть пожарником?
- Вот ты у него и спроси.
Ходок уже направлялся к костру. Он шёл напрямик, через затопленный луг, не обращая внимания на проступающую воду. Его загорелое лицо и руки розовели следами недавних солнечных ожогов. У него имелась также потрёпанная роба цвета хаки, аккуратная борода, тёмные волосы до плеч, рюкзак, вечные джинсы и растоптанные верстовки. Он идеально соответствовал моему представлению о ходоках.
- Ну просто рекламный экземпляр, - вполголоса удивился Стас. Он уже успел выбраться из "двушки" и стоял за моей спиной. - Интересно, в каком заповеднике таких выводят?
- Привет вам, люди, - добродушно сказал гость, выбравшись на сухое место.
- Привет-привет, - отозвался Стас, критически оглядывая его с ног до головы. - Только ты, брат, жестоко обознался. Мы ведь не люди.
- Не могу не отметить, что вы неплохо загримировались, - улыбнулся незнакомец. - Ну и к кому же я тогда попал?
- К замученным начальством рабам аварийно-ремонтной службы.
- Завидую нашему рабству, - он легко сбросил рюкзак и протянул мне руку. - Майкл. Ходок-сезонник. Иду осваивать северные края. Но вообще-то я - историк.
Стас тоже пожал ему руку и приглашающе похлопал по бревну рядом с собой.
- Присаживайся, сезонник. Отдохни, пожалей свои натруженные ноги. Сейчас обедать будем, если нам дадут.
Майкл неторопливо устроился у костра и с любопытством огляделся. На его лице отчётливо выделялась светлая полоска кожи вокруг глаз, оставленная очками. Руки были сплошь покрыты шрамами и царапинами. На поясе висел внушительных размеров тесак в потёртых кожаных ножнах. Моё внимание привлекла жёлто-бурая пыль на его обуви. Любопытная такая пыль. Странно, где он её нашёл в молодом, нетронутом лесу.
На шее у него на тонком ремешке висела внушительная коллекция пропусков. Это у ходоков шик такой - все свои побрякушки, сувениры и ключи на шее таскать. Правда, у Майкла побрякушек не оказалось, зато документики были интересные. Кроме традиционного билета в "райские кущи" и именного пропуска в наш район, я разглядел разрешение Морского совета, членскую карточку внештатного эксперта МЭК и даже оранжевый квадратик допуска в районы захоронения радиоактивных отходов (категория А). Намерения у Майкла, как видно, были самые серьёзные, и топал он по нашим лесам не просто так, а с какой-то определённой целью. Лично меня ничто не вдохновило бы на пешее турне вокруг шарика. Подобные подвиги не для моего организма, я слишком ленив и переиначивать себя желания не имею.
Что мне понравилось - я не заметил у Майкла ни WW-навигатора, ни S-плеера, ни прочих жутко модных гаджетов, без которых в мегаполисе обойтись практически невозможно. Вряд ли он являлся замшелым отказником, скорее всего, он просто знал, что в районе глобального восстановления все эти игрушки функционировать не будут.
В общем, наш гость был весьма неординарен. Светке он понравился бы. "Монах-пустынник, пилигрим" - мысленно усмехнулся я, вспомнив, что ходоки ведут родословную своего ордена из мрачной глубины веков.
Стас, отряхнув остатки сна, вдруг ощутил себя хозяином и совершенно хозяйским жестом обвёл окружающий нас лес:
- Ну и как тебе Север? Впечатляет?
Майкл растопырил пальцы над костром и сдержанно кивнул:
- Дышать можно.
Стас едва не задохнулся от возмущения. Стас-патриот. Стас-рождёный за полярным кругом. "Как, и это всё?" - читалось в его негодующем взоре.
Я расхохотался.
- Север в нокауте. Браво, Майкл. Ты сразил его наповал.
Стас презрительно фыркнул.
- Я понимаю, - сказал он, - что пока здесь нечем восторгаться. Особенно, если не видел, что творилось в этих краях до нашего вмешательства. Это ведь ещё не тайга, это так - ёлочки-метёлочки. Вот года через два здесь такое вырастет! Ни проехать, ни пройти.
- Значит, я успел вовремя, - сказал Майкл. - А далеко отсюда до ближайшей дороги?
- Увы, мне жаль тебя, о, Путник, - объявил Стас. - Все ближайшие дороги приказали долго жить.
Майкл закряхтел и вцепился в бороду.
- Крепко вы развернулись. Ну а до побережья?
- Двести километров для тебя далеко? - спросил я.
- Пустяки. Осилю.
Стас уставился на него с нескрываемым недоверием.
- Пройти, конечно, можно, - сказал он. - Но ты учти: мы ведь даже тропинок не оставляем. До самого моря - сплошная тайга. И чем дальше, тем гуще. Медведи шастают. Волки с кабанами.
- Избушка там на курьих ножках, - добавил я. - И болота пузырятся.
Майкл засмеялся, а Стас предложил, похлопав по капоту "двушки":
- Давай мы тебя подбросим. Быстро и удобно.
- Спасибо, - сказал Майкл. - Но я никуда не тороплюсь.
- Он есть хочет, - сказал Стас. - Посмотри, какие у него голодные глаза. Он ждёт, чтобы его сначала накормили. Я тоже жду.
- Ты лучше покажи ему, где у нас умыться можно.
Пока они шумно плескались в стороне, я включил чайник и распечатал хлеб.
- Ходоки уху едят?
- Едят, - сказал Майкл, вытирая мокрую бороду. - Мы всё едим.
Он заглянул в котелок.
- Потрясающе. После такого обеда никакие болота не страшны. Можно вдумчиво погружаться в трясину с мыслью, что всё лучшее уже пережито.
- Чего-чего, а болот у нас хватает, - подтвердил Стас. Он наполнил свою тарелку и кивнул в сторону рекультиватора. - Мы вот, к слову, нашего "Малыша" только позавчера из трясины спасали. Увяз чуть ли не по макушку. Страшно вспомнить, сколько грязи пришлось из него вычерпать.
- Как ухитрился угодить в болото сей реликт прошедшей эпохи?
- Задремал на повороте, - хохотнул Стас. Позавчера он пел по-другому. - С тобой такого не случалось?
- Всякое бывало.
- Там внизу дорогу размыло, - пояснил я. - Вода в реке потихоньку прибывает. Уже к нам подбирается.
- Это речники, - заявил Стас с набитым ртом. - Их рук дело. Вот кому я, мужики, не завидую. Муторная у них работа, тоскливая какая-то. То ныряй, то выныривай... А в этих реках не то что рыбы - киберы дохнут, - он посолил огурец и с хрустом откусил. - А ты, Майкл, всё-таки пешком решил? Зря. Утопнешь, чего доброго. Во цвете лет.
- Жизнь полна неожиданностей. Авось не утопну, - Майкл тщательно проверил микроанализатором уху и хлеб. Мы со Стасом брезгливо поморщились, глядя на то, как он привычно вскрыл ампулу биозащиты и выдавил её содержимое в тарелку.
- Такую уху испортил! Зачем? Всё в порядке, можешь мне поверить.
- Пуганая ворона...
- Ты на мой трёп внимания не обращай. Я ведь так, вообще... А в нашей реке вода уже чистая. И рыба в ней есть.
- Рыба - это хорошо, - сказал Майкл. - Но я всё-таки поберегусь. Привык, знаешь ли.
Он помешал в тарелке и с аппетитом принялся за еду. Стас от него не отставал. Было в них что-то общее, и, отпусти мой напарник бороду, он вполне сошёл бы за заправского топтуна. Я спокойно относился к его увлечению стариной, но рискованные эксперименты с давно забытыми рецептами вызывали у меня вполне обоснованные опасения. Выдохнув, я осторожно проглотил пару ложек и почувствовал, что мой желудок вот-вот взбунтуется. Отодвинув тарелку в сторону, я потянулся к своей сумке. Стас ехидно усмехнулся, но промолчал.
- Угощайся, Майкл, - я достал консервы. - И не бойся, что обидишь этого троглодита. Он готов весь мир накормить жареными гусеницами.
Стас плотоядно хмыкнул. Майкл от консервов отказался:
- У меня такого удовольствия полный рюкзак. Кстати, насчёт жареных гусениц... Меня однажды угощали. В Южной Америке.
- И ты их ел?
- Все ели.
- Вкусно было? - Стас скривился с таким видом, словно сам только что взял в рот гусеницу.
- Мне не понравилось. Соли мало.
Стас хотел что-то сказать, но передумал. У Майкла в глазах прыгали чёртики. Опустошив вторую тарелку, он глубоко вздохнул и привалился спиной к "двушке".
- Для рабов вы тут неплохо устроились. Костёр, уха... Широко живёте.
- Мы беглые рабы, - сказал Стас. - И мы не живём, а прозябаем. Вырвались на свободу по счастливому недосмотру начальства. Ты нашего Шраера не видел. Не человек - зверь. Он бы нам за этот костёр и за эту уху... Вот кого надо гусеницами накормить. Причём, живыми.
"Малыш" на дороге судорожно лязгнул и умолк. Воцарившаяся внезапно тишина заставила нас замереть. Стало слышно, как пересвистываются у реки какие-то птицы и радостно стрекочут на полосе озеленители.
В кабине "двушки" настойчиво запищал аварийный ответчик.
- Лёша, твоя очередь, - сказал Стас не без удовольствия и встал. - Проверь ходовую, а я ещё, пожалуй, вздремну, если никто не возражает.
Он выплеснул остатки чая в утилизатор и исчез в кабине. Ответчик в последний раз пискнул и замолк.
Я посмотрел на дорогу. "Малыш" стоял, застыв у поворота непривлекательной грудой металла. Ничего не поделаешь, надо идти. Плюнуть бы на всё и тоже завалиться на пару часиков, но я знал, что линейные диспетчеры уже зафиксировали остановку, и с минуты на минуту может выйти на связь наш грозный шеф. Объясняться с ним у меня не было никакого желания.
- Мы умрём на этой дороге, - пожаловался я, натягивая сапоги. - Впереди ещё шесть километров, а он глохнет на каждой кочке. По-хорошему, его надо было бы остановить и основательно перебрать...
- По-хорошему, его надо попросту списать в утиль, - сказал невидимый Стас. - Но у меня, например, рука не поднимется. Он же не виноват, что мы все такие сволочи.
Я подхватил инструменты и побрёл к дороге. Под ногами сразу забулькала вода. Она прибывала и прибывала, проступала сквозь траву, скапливалась в оплывших воронках, оставленных антиэррозионными машинами. Я ещё раз порадовался, что мы успели проскочить самый низкий участок дороги до того, как его полностью размыло.
- У вас даже болота запланированы, или это чей-то недосмотр? - спросил Майкл, шагая вслед за мной.
- Всё может быть. Речники разберутся.
Я выбрался на дорогу и оглянулся на него.
- Сколько ты сегодня отмахал?
- Километров двадцать.
- Неужели тебе отдохнуть не хочется? У меня давно бы уже ноги отвалились.
- Я двужильный, - усмехнулся Майкл и легко перепрыгнул через канаву.
Он помог мне откинуть боковую панель, постоял рядом, потом, убедившись, что его помощь мне больше не нужна, поднялся по трапу наверх, на широкую спину рекультиватора. Я слышал, как он дошёл до кормы, постоял там, видимо, любуясь суетой озеленителей, вернулся, что-то пнул, пошатал остов капитанского мостика и затих.
Грязевые ванны не прошли для "Малыша" бесследно. Внутри стойко держался тяжёлый запах высыхающей болотной жижи. Стараясь поскорее выбраться на свежий воздух, я управился быстро и присел на бортик, вытирая руки. Надо мной свесил голову Майкл. Он облокотился на поднятую панель и рисковал обрушиться на меня вместе с ней.
- Ты не знаешь, что там за сваи на реке торчат?
- Мост, наверное, был. Ты у Стаса спроси, он всё знает.
Я запустил двигатель и встал.
- Закрывай. Поехали.
Майкл столкнул панель и спустился вниз. "Малыш" завибрировал, наполз на дорогу и яростно заскрежетал поглотителем. Зубки у него были что надо.
Минут пять мы молча наблюдали за тем, как он штурмует последние метры перед поворотом.
Услышав, что мы вернулись, Стас вяло поинтересовался:
- Что скажешь?
- Блок до вечера не выдержит. Менять придётся.
- Сделаем, - сказал Стас без энтузиазма. Он заворочался, подтверждая серьёзность своих намерений, но тем дело и ограничилось.
Вновь закипела вода, и мы сели пить чай. Майкл покопался в рюкзаке и извлёк из его недр шикарную алюминиевую кружку, на донышке которой был даже выбит полустёршийся казённый номер. Настоящая реликвия.
- Ты её потом Стасу покажи, - посоветовал я. - Он умрёт от зависти.
Майкл повторил манипуляции с анализатором и биозащитой и, с наслаждением прихлёбывая то, что я уже не решился бы назвать чаем, спросил:
- Алексей, а карты у вас не найдётся? Хорошо бы мне до вечера через ваши болота перебраться.
- Как же ты раньше без карты обходился?
- Вообще-то ходок с картой - не ходок. Но против болот и я бессилен. Мне ведь до сих пор ни одной трясины не попалось. Вот я и шёл, как бог на душу положит. Земля круглая - не заблудишься. Отели, мотели, проводники, маршруты, - это удел туристов. А ходокам нужны только дороги. Где угодно, куда угодно, желательно наугад.
- Хм, - я протянул ему служебную EM-километровку. - Получается, что мы и в самом деле подкузьмили тебе с дорогой-то.
- Я не в обиде, - улыбнулся Майкл. - Дорог на свете ещё много. Может быть, даже слишком много. Порой просто не знаешь, куда идти. Ты слышал о проблеме выбора на распутье?
- Налево пойдёшь, а счастье прямо?
- Вот-вот.
- Ты что, на каждом перекрёстке раздумываешь, куда тебе свернуть?
- Я поступаю проще. Я бросаю монетку.
Я оживился:
- Покажи.
Монетка оказалась обычным дореформенным еврорублём.
- А если дважды выпадет налево? - спросил я. - Это ведь плохая примета, если я не ошибаюсь.
- Я не суеверен. А ты случайно не из отступников?
- Нет. Просто меня пытались однажды обратить в вашу веру. Я даже помню кое-что. "Три мольбы о путнике", "Возвращение блудных сыновей", "То в гору, то под гору"... Любопытно, конечно, но это не для меня. Мне, скорее, нужен какой-нибудь ремонтный божок и "мольба о заневоленном торсионе".
Мы засмеялись, и Стас невнятно забурчал что-то нелестное в наш адрес.
На моё счастье Майкл не был фанатичным приверженцем Неугомонного и Неутомимого Покровителя Всех Путешествующих На Своих Двоих. Он не стал уговаривать меня отправиться с ним в вечный поход или разучивать гимны пыльных обочин, и, допив чай, углубился в изучение карты.
Стас ворочался, поскрипывая амортизаторами; уползающий рекультиватор взрыкивал всё глуше. Я переключил костёр на "тлеющие угли" и позволил себе расслабиться, прихлёбывая уже остывший чай.
Над восстановленной полосой дрожал тёплый воздух, неизвестные мне птицы ухитрялись что-то клевать в ещё совершенно чистом грунте, тускло блестели мокрыми боками озеленители. Там, где работали эти ловкие машины, стояла густая водяная пыль, дрожал кусочек радуги, и жадно лезла из земли свежая зелень первого поколения.
Ещё сутки, сказал я себе, одни сутки, и - домой. Видит бог - всё равно какой, - я это заслужил. Светке уже надоело разговаривать с моим дурацким изображением на бездушном экране. Она, конечно, всё понимает, но я чувствую, что её терпение не беспредельно. Моё тоже. Две недели отпуска и никаких уступок. Стас, разумеется, будет против, его-то никто не ждёт, и заботливая сестричка всегда рядом. Джер тоже будет против. О Шраере и говорить нечего, но я не уступлю. Куда спешим? Триста лет жили без ума - за две недели всё равно не исправим. Стас, как всегда, психанёт, Джер начнёт рассудительно обосновывать "необходимость полной комплектации аварийной службы в период завершающих работ". Шраер... Денег у него попросить что ли? А это идея! Вот тогда он меня сразу отпустит.
Я взглянул на Майкла. Выпятив нижнюю губу, тот задумчиво разглядывал карту.
- Что-нибудь не так?
- Не пойму... У вас здесь свежие данные загружены?
- Самые что ни на есть.
Он подвинулся ко мне.
- Взгляни. Мы сейчас, как я понимаю, вот здесь. Река, поворот... Так?
- Так. До побережья около двухсот километров по прямой. Из них сорок - по нашей бывшей дороге. Правда, по прямой у тебя не получится...
- Нет-нет, я не о том. Ты объясни мне, где шоссе?
- Какое именно тебя интересует?
- То, по которому я шёл до поворота на вашу дорогу. Старое, двухполосное, отличное шоссе. Очень пыльное почему-то, но... Нет его на карте.
- Шоссе ликвидировано два года назад, в первый этап восстановления и, само собой, на карту его уже не нанесли. Сейчас там лес... должен быть, - я запнулся под его внимательным взглядом и переспросил:
- Говоришь по шоссе шёл? Сегодня?
- Я-сегодня-шёл-по-шоссе, - сказал он раздельно и очень терпеливо, словно растолковывал что-то недоумку. - И можешь мне поверить, оно на месте. По крайней мере, до перекрёстка.
- Не может быть. Я хорошо знаю этот район. Мы здесь каждый километр... Наша дорога тупиковая, нас осталось совсем немного. Уже и грузовое крыло для "малыша" заказано.
- Ошиблись, значит, ваши экологи. Или схалтурили.
- Исключено, - возразил я. - Не бывало ещё у нас такого. Здесь на каждого ошибающегося по десятку проверяющих. Давай-ка взглянем на маршрутку. На ней выводятся самые последние данные по региону.
- Обормоты, - заворчал Стас, когда я, отпихнув его ноги, склонился над экраном. - Вы мне отдохнуть дадите или нет?
Шоссе не было. Я и не сомневался. Светился огрызок нашей дороги, точка рекультиватора на повороте, голубая жилка реки. А шоссе не было. На двухгодовом откате оно, как я и ожидал, уверенно обозначилось зелёной восстановленной полосой. Не верить Майклу у меня тоже не было оснований. И эта пыль на его верстовках...
Некоторое время я отрешённо смотрел на его лохматую голову, на костёр, на грязные окна воды вокруг стоянки. Как быть? Не наше это дело, конечно, но проверить не помешает.
Я толкнул Стаса:
- Старик, выползай. Поспишь у костра. Я на полчаса слетаю кое-куда.
- Что ещё стряслось? - спросил он севшим голосом. - Майкла решил подбросить?
- Нет.
- Какого же тогда чёрта?!.
- Сам не пойму. Вроде бы эки что-то с рокадным шоссе намудрили. Не помнишь, кто там работал? Шоссе номер сорок четыре?
- Кто работал? Шубин работал... Джим... Вся азаряновская бригада. Я тоже работал... сначала. Пока Гардин меня не сманил.
- Ладно, не скучай. Я мигом.
Стас грузно сполз на землю, вытащил за собой спальный мешок, и на его место тотчас уселся Майкл.
- Я с тобой. Не возражаешь?
Я не возражал. "Двушка" резво подпрыгнула и понеслась над дорогой. Когда машина поднялась над верхушками деревьев, в глаза нам ударило солнце. Опуская светофильтры, я покосился на Майкла. Он распечатывал респиратор. Заметив мой взгляд, протянул упаковку и мне.
- Возьмёшь?
- Чего ты боишься?
- Пыль там какая-то... странная.
* * *
Неладное я заметил издали. Майкл щёлкнул по стеклу. Я кивнул и положил "двушку" в крутой вираж. Ну и дела! Впору было усомниться в собственном рассудке.
Прорезая молодой лесной массив, под нами лежало то самое шоссе номер сорок четыре. Шоссе, которое не должно было существовать, потому что его ликвидировали два года назад. Шубин, Джим, Реймонд и вся азаряновская бригада.
Влево от развилки оно тянулось к горизонту, куда-то туда, откуда пришёл Майкл. Но справа оно обрывалось километров через пять, упираясь в лес, словно неизвестные строители бросили работу на полпути. Никаких следов чьей-либо деятельности мы, конечно, не обнаружили. Да их и не могло быть. Сама мысль о том, что в районе Глобальной рекультивации кто-то заново и тайком прокладывает никому не нужное шоссе, представлялась абсурдной.
- Подозреваю, что здесь не обошлось без вашего Неутомимого Покровителя, - сказал я, посадив "двушку" во взметнувшуюся жёлтую пыль.
Майкл выпрыгнул на дорогу.
- Не вали с больной головы на здоровую. Уверен, что это ваша недоработка.
Его уверенность вскоре пошатнулась.
С первого взгляда мне стало ясно, что лучшее, что я могу сделать - это немедленно связаться с диспетчерской. В конце-концов, я - всего лишь рядовой ремонтник. Пусть сами разбираются.
А разбираться было с чем. Шоссе воскресло. Непостижимым образом оно проявилось на старом месте, как изображение на фотобумаге. Мой мозг отказывался в это поверить, и я готов был бы согласиться с тем, что Шубин ухитрился зачем-то обмануть приёмную комиссию, оставив нетронутым такой большой участок шоссе, если бы, пролетая здесь позавчера, своими глазами не видел внизу ничего, кроме нормальной, без малейшего изъяна тайги.
Я стоял на твёрдом асфальте и пытался собрать свои разбегающиеся мысли. Шоссе воскресло. Иногда они, знаете ли, воскресают. Деревья, что росли здесь, просто высохли и рассыпались в пыль. Майкл бродил у границы леса, что-то высматривал, подбирал с земли, даже нюхал, оттягивая вверх респиратор. Иногда он без усилия, одной рукой толкал высокие, крепкие на вид, хотя и абсолютно голые стволы, и они падали, беззвучно разваливаясь на куски. И он них не оставалось даже пней. Только ровный, слегка потрескавшийся асфальт. И пыль. Сухая древесная труха со слабым смолистым запахом. Она лежала под колёсами "двушки" зыбким ковром и легко разлеталась под ногами.
Зона необъяснимого высыхания ограничивалась шириной проезжей части, вся растительность по обе стороны дороги казалась нетронутой. Лишь там, куда шоссе нацелилось, деревья были заметно желтее.
Но меня сильнее всего поразил разделительный газон между полосами встречного движения. Когда я вызвал диспетчерскую, Алевтина, конечно, не хотела верить, принимая мои слова за розыгрыш. Мне пришлось выдать ей на экран панораму шоссе. Этот газон с немыслимыми аккуратными столбиками убедил её лучше моих клятвенных заверений. Она с явной неохотой врубила аварийное оповещение и перед тем, как исчезнуть с экрана, спросила:
- Ты что, один там? А Стасик где?
- Не волнуйся. Спит сейчас твой брат без задних ног.
Гардин поверил сразу. То ли уловил растерянность в моём голосе, то ли понял, что я на такие шутки не способен, то ли уже что-то знал.
- Жди, - приказал он.
- Слушаюсь, - ответил я в погасший экран и махнул Майклу рукой: остаёмся. Тот, похоже, не удивился. На редкость уравновешенный человек.
Я поднял из-под ног обломок сухой ветки. Стоило мне легонько стукнуть им по краю дверцы, как он тотчас осыпался рыжевато-бурой пылью. Всё - прах и труха. И ради чего, спрашивается, мы все здесь надрывались? Ради вот этой трухи?
Я сидел в кабине и лениво раздумывал, почему это я не ползаю по асфальту, не рву на себе волосы, не делаю удивлённые глаза, восклицая "не может быть!", почему не впадаю в столбняк и почему я вообще так спокоен, словно всё это никоим образом меня не касается. Я полагал, что очень скоро увижу, как нечто подобное будут выделывать наши доблестные эки со всеми начальниками в первых рядах. Вряд ли им понравятся такие фокусы. Не удивлюсь, если кое-кого уже хватила кондрашка. Со дня на день грядёт комиссия МЭК, а тут такое!..
Равнодушное к нашим переживаниям, шоссе уверенно уходило вдаль. "По щучьему велению...", по чьему хотению? Нами наблюдается некое не поддающееся объяснению происшествие. Некое чудо. Верим ли мы в чудеса? Попробуй не поверить. Сам собой восстанавливается асфальт, восстанавливаются газоны, канавы вдоль обочин, эти столбики... Отмирают деревья... Отторгается всё то, что мы тут насадили. Может, мы не то и не так садили?
Мои вялые размышления были прерваны приближающимся гулом двигателей. Я был готов к тому, что заявится всё руководство, но когда, взметая жёлтые вихри, на посадку один за другим пошли аварийные флаеры - я насчитал восемь машин, - мне стало ясно, что эки всполошились не на шутку. И не только эки.
Из флаеров посыпались бравые парни в сине-зелёном, показался Гардин, потом Джер, тяжело вылез Шраер, но первым на шоссе вступил постоянный представитель Международного Экологического Контроля Юхани Кальянен. Он держался в стороне от остальных и, едва успев оглядеться, уткнулся в свои счётчики, которыми был увешан с головы до ног.
Парни принялись выгружать аппаратуру, и в возбуждённой суете я потерял из виду Майкла. Все были чем-то заняты, все что-то крутили, разматывали, тащили, кто-то уже раздражённо кричал, завизжала пила, с тугим чмоканьем вонзались в асфальт анализаторы, всё происходящее снималось несколькими камерами, и сквозь этот бедлам, шум и пыль величественно двигались наши руководители. Минуя меня, они первым делом прогулялись до границы восстановленного шоссе, где долго спорили, причём Шраер собственноручно повалил огромный ствол, чудом не угодив в Кальянена. О чём они спорили, я, конечно, не знал, но видно было, что Гардин отмалчивается, в то время как Шраер и Джер ожесточённо нападают на отбрыкивающегося Нарбута. Потом вся команда вернулась к флаерам, а Гардин направился ко мне. Прочитать что-либо на бесстрастном лице Владимира Сергеевича было трудно. Шраер семенил рядом с ним, и не в пример Главному даже не пытался скрывать своё недоумение.
Рядом со мной возник перепачканный пылью Майкл.
- Я не буду лишним? - спросил он, стянув респиратор.
- Ну что ты! Твоё открытие, тебе и отдуваться.
- Здравствуйте, - сказал Гардин и сразу спросил, твёрдо глядя на Майкла:
- Как вы догадались выйти на это шоссе? Ещё три дня назад здесь был лес.
- Совершенно случайно. Наугад. Решил взять чуть правее и наткнулся на него, - Майкл похлопал себя по коленкам. - У вас уже есть какие-нибудь догадки?
- Сейчас можно предполагать, что угодно, - сказал Гардин. - Дождёмся сначала результатов анализов. Возможно, это какая-то аномалия
- Вы уверены, что это шоссе действительно было ликвидировано? - спросил Майкл.
- Уверен, - коротко ответил Гардин. Он подхватил из пыли кусок ствола и растёр его пальцами.
Вперёд выступил Шраер.
- Алексей, как у вас дела?
Смотрел он при этом не на меня, а куда-то в сторону. Я понимал, что его не интересует ответ, и что происходящее здесь занимает его куда сильнее, чем скучные отчёты ремонтной бригады. Мне захотелось вернуть его на землю.
- Как всегда - хуже некуда. Рекультиватор глохнет через каждые полчаса и вот-вот развалится. Может, остановить его?
В другое время упоминание об остановке вызвало бы бурю негодования, но сейчас Шраер даже глазом не моргнул. За него ответил Гардин:
- Нет, останавливать, пожалуй, не стоит. Работайте до конца.
К нам подошла Джер. Кивнув мне, она показала Гардину результаты проб. У неё был вид человека внезапно получившего всё желаемое, но не решающегося поверить в удачу. Казалось, она с трудом удерживается от улыбки. Чему она радуется, подумал я, тут рыдать впору.
- Никаких отклонений. По всем параметрам - норма. По всем абсолютно. Только незначительное выделение тепловой энергии. Такое впечатление, что идёт естественный природный процесс. Анализ покрытия пока ничего примечательного не дал. Асфальт настоящий. Очень старый. Скорость восстановления нестабильна и, по-видимому, стремительно возрастает...
- Ты хочешь сказать, что шоссе и дальше будет восстанавливаться? - недоверчиво спросил Шраер.
- Да. Деревья поражены на участке протяжённостью более двух километров. Если уже не больше.
Шраер широко открыл рот, но ничего не сказал.
Я оглянулся. Вероятно, так оно и есть. Граница леса в самом деле несколько отодвинулась от нас. То и дело падали высохшие стволы. На моих глазах один из них упал на кого-то из парней и переломился. Парень, как ни в чём не бывало, спокойно продолжал заниматься своим делом.
Джер и Гардин заговорили о каких-то вырожденных почвах, спонтанной эррозии, посыпались специальные термины... Я в этом ничего не понимал, но слушал внимательно. Майкл тоже напряжённо пытался выудить из разговора хотя бы каплю информации и, вероятно, преуспел в этом лучше меня.
Шраер в разговор не вмешивался. Он доставал из папки какие-то листы и передавал их Гардину. Я заглянул в папку через его плечо. Это были стереоснимки. На каждом в углу стоял штамп "Сорок четвёртое шоссе". И дата. Некоторые из них я успел разглядеть.
...На спине киба сидели, обнявшись, Азарян и Сашка Шубин. Они безмятежно улыбались в объектив сквозь респираторы. Зелёный флаг экологов висел на лихо вскинутом в небо манипуляторе. На других снимках уверенно ползли тяжёлые рекультиваторы-катамараны, выскакивали из озеленителей маленькие ёлочки и, возможно, эти же, но уже подросшие ели стояли запорошенные сверкающим снегом.
Джер и Шраер вдруг засмеялись - я не уловил из-за чего, - и Джер сказала, возвращая снимки: - Лучше ему об этом не говорить.
Гардина окликнули: кто-то вызывал его на связь, - и все трое, сразу забыв о нас, ушли к головному флаеру. Мы остались одни и, не принимая участия во всеобщей беготне, имели возможность охватить взглядом сразу весь оккупированный эками участок шоссе. Ещё яростнее визжали пилы, парни валили поражённые деревья, Кальянен буквально на четвереньках ползал по обочине. Мальчишеский голос мерно считывал показания датчиков. Два флаера сорвались с места и понеслись над шоссе, едва не задевая верхушки сосен. Облако пыли медленно поползло в нашу сторону.
Мне на руку упала капля.
- Дождь? - Майкл недовольно посмотрел вверх и полез в кабину.
Тяжёлые капли дробно застучали по стеклу, посыпались в пыль, скатываясь бурыми шариками. Над нами ровным косяком плыли оросители. Они были наполовину пусты, но дождь шёл всё сильнее, стало холодно и неуютно, и нам пришлось закрыться. Я вспомнил, что не оставил Стасу палатку. Если дождь прошёл над ним, он меня убьёт.
- Да уберите же их кто-нибудь! Они нам всё испортят! - закричал кто-то из-за груды приборов.
Оросители тут же повернули к лесу, и дождь кончился, не успев прибить пыль.
Роль стороннего наблюдателя меня не устраивала. Среди всеобщего упоения неожиданным открытием неловко было сидеть без дела, и я обратился к Майклу:
- Ну что, возвращаемся? Здесь мы уже не нужны. Или ты решил остаться?
- Зачем? У меня свои проблемы.
Вряд ли кто заметил наше исчезновение. "Двушка" на автопилоте понеслась обратно, а у меня перед глазами стояло озабоченное лицо Гардина, которое я выхватил из толпы перед взлётом. Какое-то сомнение царапнуло меня, но я тут же забыл об этом, так как вновь подал голос аварийный ответчик. Я чертыхнулся. "Малыш" в очередной раз подавился куском дороги.
- Опять встал? - спросил Майкл.
- Его списывать пора, как ни жаль мне об этом говорить. Сколько сил мы на него угробили, а всё без толку. Устарел безнадёжно.
"Двушка" приземлилась перед мёртвой тушей рекультиватора, и я выбрался из кабины.
Чумазый Стас устало сидел на бампере.
- Блок накрылся, - сказал он, вздохнув, - Будем менять? Я уже всё приготовил... А что всё-таки случилось? Откуда столько пыли? Ты весь в какой-то трухе. Это, случайно, не песок из тебя сыпется?
- Шоссе восстанавливается, - сказал я. - Лес на корню засыхает. Начальство в трансе. Ты не поверишь: Шраер перевоспитался. Тих и ласков, как ручной хомяк.
Вопреки моим ожиданиям, Стас ничуть не удивился. Кивнув с таким видом, словно всё предвидел заранее, он меланхолично подытожил:
- Этого следовало ожидать. Сколько раз они садились в лужу со своими экспериментальными посадками. Помнишь, в Приозерске... Такое вырастили, что пришлось весь район целиком перепахивать. Всё повторяется, они ничему не научились.
- Ты не понял, Стас...
Я объяснил ему, что произошло. Он с минуту недоверчиво изучал моё лицо, сообразил, что я не расположен шутить, и осторожно сказал:
- Ну-у... Тогда это не наша забота. Разберутся. Гардин, кстати, там? А Шубин?
- Там уже, наверное, сам вице-президент со всеми министрами. А наши киты на этом деле себе шеи свернут. Не по зубам орешек.
В кабине с кем-то разговаривал Майкл. Он несколько раз сказал: "хорошо, хорошо, я передам", - и шагнул на дорогу. Выглядел он не лучше меня, даже борода его была запорошена пылью.
- Всё, ребятки. Выключайте свою технику и собирайте барахло. Приказано свернуть все работы.