Моим отцу, деду, прадеду и всем "бойцам невидимого фронта", не корысти ради, но долга человече отдающих свои силы, знания, время для здоровья людей,
с благодарностью посвящаю.
Мы с детства слышали, читали про Великих, посвятивших свои жизни Медицине с большой буквы и беззаветно, бескорыстно ей служивших. Это и Пирогов, и Гааз, и Пастер, и Амосов, и нескончаемый ряд других, не менее известных. Слышали про врачей, бесстрашно боровшихся с чумой, входивших не задумываясь в холерный барак, прививавших себе вакцину, чтобы доказать ее необходимость и действенность. Но читали мы у Булгакова, Вересаева, Чехова и про безвестных земских врачей, которые в пургу и ливень, сжигающий зной и лютый холод, днем и ночью шли и один на один оставались с чужой бедой, до последнего стараясь спасти людей, отдавая все свои силы, знания, а порой и жизнь. Да много можно вспоминать врачей в госпиталях, под бомбежками, девочек под пулями на полях сражений...
Но хочу рассказать сейчас не о них, а истории из обычной повседневной рутинной жизни без подвигов и приключений. Истории двух людей из бесконечного множества других таких же. Истории людей, повлиявших на всю мою жизнь и мой выбор.
"Нинка - фельдшерица"
В начале пятидесятых годов деревенская девушка полтора метра росту, после семилетки выучилась в соседнем, тогда не очень близком Серпухове, на фельдшера, вернулась в свое не маленькое село, домов за сто пятьдесят, и стала работать в сельском медпункте. Вызывали ее и в соседние деревушки, где не было даже такой "медицинской силы". Навещала она и древних стариков, и детишек. И прививки делала, и скоропалительные роды принимала, и скорой помощью была. Выполняла все, что положено и что сваливалось на единственного медика в округе. Лечила от всех болезней и недугов без рентгена, анализов и консилиумов.
В город так просто не поедешь, дорога - грунтовый проселок шесть километров до автострады, автобус раз в день, да и не всегда, машины - колхозные "полуторки" в работе, телефон только в сельсовете, и всё! Вскоре "Нинку - фельдшерицу" иначе, как Нина Ефимовна, деревенские не называли. С утра принимала в медпункте, а после обеда шла по вызовам и просьбам. Мальчонка соседский прибежит: "Теть Нин, бабка Маня заболела, тебя кличет!" - "А что с ней?" - "Да кто ж знает-то! Говорит, в грудях болит...". Или "в спину вступило", или еще что. И бежит Нинка через всю деревню с сумкой к бабке Мане, потом к Иван Семенычу, потом к Лизке - сынок приболел... Иной день допоздна и бегает. Домой доберется, а там муж, дочки, да хозяйство - печь топить, еду готовить, огород, скотина.
В праздники деревенские мужики, как заведено, посидят, выпьют, ну а потом, что не по нраву, кулаками правду доказывают, а бабы бегут за Нинкой. Деревенские мужики Нинку побаивались и слушали.
Как-то весной ночью стучит в окно сосед: "Нин! Спасай! У Верки опять сердце прихватило! Помирает!". Фельдшерица к ней. Тянуть нельзя! Что делать? Половодье, Ока разлилась больше чем на километр, под огороды почти, дорогу размыло - не проехать, не пройти. Нинка командует в сельсовет бежать, звонить в город, вызывать скорую на тот берег, грузовик искать, лошадь... Что будет. И на лодке Веру переправим. Сама надела ватник, сапоги, подпоясалась мужним флотским ремнем, и все вместе отправились - больную нельзя и на минуту оставить без присмотра, мало ли что. Главное было - проскочить "быстрину". Ока - река с норовом. Обошлось благополучно, переправились. Женщину ту спасли, а вот спустя годы Нина Ефимовна не успела добежать до дальнего поля, где у ее мужа отказало сердце. Не спасли...
Уже в 90-е годы не было в селе другого фельдшера, да и медпункта тоже, и, когда слегла сама Нина Ефимовна, ухаживали за ней, как могли, дочери и зять.
История эта красной линией прошла по моей жизни, так как именно эта "Нинка" спасла мою бабушку. До последних дней Нины Ефимовны моя семья поддерживала отношения с ней и ее дочерями. Да и сейчас, когда старших уж нет в живых, мы приезжаем иной раз к ее дочери, вместе едем в ее родительский дом, рассаживаемся возле русской печки, пьем чай и отдыхаем от городской суеты.
"Сумасшедший дервиш".
Мой отец никогда не собирался стать врачом. Жил в центре Киева с мамой и бабушкой, мечтал стать историком, но в университет не прошел по "смешной" причине. Родители были разведены, и он ради матери взял ее русскую фамилию вместо знаменитой на Украине с давних времен фамилии своего отца. Ему в приемной комиссии поставили это на вид и рекомендовали изменить срочно и фамилию, и национальность. Отец отказался и в Университет не поступил. По случаю устроился работать "на скорой", а в свободное время пропадал в архивах Киево-Печерской Лавры, занимаясь любимой историей. Но на следующий год, на радость бабушке, поступил уже в медицинский институт, пойдя по стопам отца и обоих дедов. Конечно, хотел стать хирургом, но, женившись на москвичке, зарезал эту возможность: "Мы на хирургов учим для себя, езжайте в свою Москву". В результате стал педиатром, а через два года оказался в чине старшего лейтенанта в Закавказском военном округе начальником детского отделения гарнизонного госпиталя при строящейся тогда станции слежения в азербайджанском городе Куткашен.
Пять часов до Баку на автобусе и попробуй еще купить билет! Климат тяжелый, уровень цивилизации невысокий, детских врачей вообще нет. А тут офицер, да еще и из Москвы! Слух о детском докторе быстро разошелся. И потянулись пациенты не только из военного городка, а со всей округи.
Болезни там были такие, что отец читал о них в учебниках, как об уже не существующих в СССР. Многие лекарства только в Баку...
Отец, воспитанный в лучших медицинских традициях, старался всех вылечить. Машину присылали и ночью, и в выходные, могли и в лесу найти, так как по армейским правилам, отлучаясь, офицер-врач должен был оставить записку о предполагаемом своем местонахождении. Иной раз, уехав километров за двадцать, возвращался ночью пешком, ночуя в стогу, зарывшись в сено, под тявканье и визгливый лай шакалов.
Лечить приходилось не только детей! Были солдаты, покалечившиеся на стройке, командировочные из Москвы, отравившиеся местными грибами и много еще в таком роде. Но, конечно, больше всего детей. Отец говорил, что за эти два года он получил такой опыт, что на "гражданке" за много лет не смог бы. Местные сначала по их порядкам пытались заплатить доктору, но, к их удивлению, провозившись с ребенком несколько часов, бывало, и дней, доктор отказывался от платы. Это было непонятно. Однажды мужчина со слезами на глазах приносит мальчика: "Доктор, спаси! Сын!!!Я тебе золота дам, сколько он весит!". Доктор спас. Золото за мальчика джигит не принес, но сует деньги. Папа: "Не возьму!".
Благодарный отец ребенка добавляет еще денег. Опять та же история. Этот достал еще, а доктор опять свое. Джигит с растерянностью: "Доктор, но у меня больше нет!". А тот ему пытается объяснить: не беру, мол, не лечу за деньги. Изумлению не было границ. "Как не берешь? А живешь как?". А как объяснить, что превыше денег есть милосердие, сострадание и просто долг!
В другой раз родители принесли девочку. Отец мой посмотрел и объясняет: надо срочно везти в Баку, здесь не вылечим. А в ответ: "Дорого, доктор!" - "Но она здесь может умереть!" - Пауза. "Дорого, доктор, в Баку, а это девочка - не сын, пусть умрет!". Мать с мольбой смотрит на врача. Ничего не остается: "Оставляйте!". И ребенка выходили. Денег отец мой опять не взял. И стали называть его все местные "сумасшедший дервиш".
А когда время службы истекло и пора было возвращаться в Москву, начальнику госпиталя пришло письмо от жен офицеров гарнизона и местных начальников: "Не отпускайте нашего врача! Задержите хоть как! Кто наших детей без него будет лечить?!".
"Сумасшедший дервиш" до сих пор не берет денег, лечит случаи, на которые, порой, уже все доктора поставили крест. Ругается, когда звонят ночью, злится, когда не дают отдохнуть, но надевает очки и начинает работать. И вылечивает!
И, дай Бог, чтобы таких "сумасшедших" и "Нинок" было больше! Чтобы не исчезли они в современном мире, полном товарно-денежных отношений, просто за ненадобностью. Чтобы и через много лет оставались в России Медики с большой буквы, отдающие свой долг по чести и совести!