Аннотация: Динка любит людей и во всех видит только хорошее. Во время турпохода её угораздило заблудиться и остановиться на ночлег в заброшенной избушке вместе с парнем, который ей на редкость неприятен.
В этот день Динке не повезло. Просто абсолютно не повезло. Страшно, кошмарно, ужасно не повезло.
Динка всегда искала в любой ситуации что-нибудь хорошее. Её стакан постоянно был полон если не до краёв, то наполовину, "инь" она исправно уравновешивала "янем", а любимым её присловьем было: "Но зато..."
Автобус ушёл из-под носа? Но зато скоро придёт следующий, не набитый под завязку пассажирами. Полетела материнка на компе? Но зато можно наконец целиком его апгрейдить и удалить заодно кучу устаревших программ. Дождь насквозь промочил развешенное на балконе бельё? Но зато оно ещё раз отлично выполоскалось!
Сейчас же никакого "зато", увы, не наблюдалось.
Динку угораздило отстать от своей команды на турслёте и заблудиться во время квеста на ориентирование. Вдобавок к этому её нашёл самый неприятный из сокомандников. И отделаться от него теперь было совершенно невозможно.
Относиться к людям с неприязнью тоже было совсем не свойственно Динке. Она вообще сразу искала в каждом человеке, как и в любой ситуации, что-то хорошее. Плохое она тоже видела, конечно, - не слепая же она, - но хорошее всегда перевешивало, а как же иначе?
В новичке, которого Сан Саныч привёл в команду перед самым слётом, её раздражало буквально всё. Начиная с прозвища.
Шуберт. Шу-уберт, люди добрые!
Сан Саныч сразу зачем-то пояснил, что это от фамилии - Шубин. Сам новенький ничего не пояснял, стоял, чуть ссутулившись и засунув руки в карманы, с таким выражением на физиономии, будто только что выпил стакан прокисшего кефира.
Хотя сама физиономия, как призналась себе Динка, была вполне симпатичной, остроскулой, с резкими чертами. Только губы были поджаты, а веки устало полуопущены, будто этот самый Шуберт вглядывался во что-то, ведомое только ему одному и недоступное простым, как оглобля, смертным.
Динка враз решила, что надо новичка подбодрить, и первой шагнула к нему, балда такая. Протянула руку и весело осведомилась:
- Привет. Я Динка. По паспорту Диана. А у тебя в паспорте что записано? Шубин Шуберт Иванович?
Холодный взгляд серо-зелёных глаз бесстрастно скользнул по ней.
- Мой папа очень любил произведения этого композитора. Особенно вторую часть его "Неоконченной симфонии". Слышали про такую? И да, папу зовут Иваном, так что вы всё правильно угадали. Ещё вопросы?
Динка стояла, пунцово багровея и чувствуя себя полной идиоткой. Глупой дворнягой, которая, беззаботно тявкая, кинулась поиграть, а ей с размаху заехали по морде дверью.
Она опустила руку и вымученно засмеялась, присоединившись к общему хохоту.
Динка любила смешить других, и её не задело, что смеялись именно над нею. Вот только Шуберт специально хотел её обидеть. И ей действительно стало обидно, чуть ли не до слёз, так что она заморгала и поспешно отошла в сторонку - собирать свой рюкзак.
В последующие два дня похода она сторонилась Шуберта, насколько это было возможно. Ей стали неприятны его какой-то измождённый вид и наигранно усталый взгляд. Новичок больше её не задевал, да и вообще почти ни с кем не общался, предпочитал отмалчиваться, и у вечернего костра сидел на отшибе со скучающей миной, в наушниках и с плеером.
И вот надо же, именно с этим Кощеем Динку угораздило остаться наедине! Дурацкий индивидуальный квест со спортивным ориентированием для неё завершился тем, что она забрела в какое-то болото, провалилась в трясину, до смерти испугалась, - фильм "А зори здесь тихие" с тонущей в такой же трясине Лизой Бричкиной врезался в память неизгладимо, - и начала глупо звать на помощь.
Откликнулся Шуберт, который, как оказалось, находился неподалёку.
Он преспокойно добрался до неё по кочкам, протянул руку и вытащил Динку на твёрдую почву, словно редиску из грядки. И глядел он на неё при этом, как на воспитанницу коррекционного класса, да ещё и двоечницу вдобавок. А потом заявил, что он и так здесь с нею задержался, а вот-вот, дескать, хлынет дождь. И зашагал вперёд, то и дело поглядывая на небо и вообще не оборачиваясь на Динку, которая, едва переводя дыхание, поспешила за ним.
Причём Шуберт, казалось, точно знал, куда надо идти, без всякого навигатора разыскав в пойме ручья какую-то заброшенную постройку, возведённую, наверно, какими-нибудь местными грибниками или охотниками.
Постройка оказалась настоящей хибаркой, без какого-либо топчана и даже без печки, но над головами у них была хотя бы крыша, пусть и дырявая местами.
Под этой крышей они и застряли. Дождь действительно полил, как из ведра, противный, холодный, совсем осенний. И стало ясно, что им придётся здесь заночевать.
Свои намокшие куртки они, едва войдя, развесили на гвоздях, вбитых в стены. Шуберт заставил Динку снять сырые кроссовки, сам переобулся в кеды и аккуратно набил обе пары кроссовок припасёнными газетами. Динка осталась в резиновых китайских шлёпках.
Всё-таки новичок был очень предусмотрительным, как нехотя призналась себе Динка. Но его предусмотрительность почему-то раздражала её. Он как будто к ядерной войне приготовился! К какой-нибудь отсидке в бункере!
Динка тяжело вздохнула, покосившись на Шуберта - тот сосредоточенно перебирал что-то в своём рюкзаке, отвернувшись от неё. Она видела только его худую спину, обтянутую тёмной футболкой. Очевидно, почувствовав её взгляд, он искоса глянул через плечо со своей обычной усмешкой:
- Что, афедрон наступил на горло кованым сапогом, уважаемая?
Представив себе задницу в сапогах, Динка звонко рассмеялась. Может, он и не такой уж... мизантроп, этот странный парень?
Странный парень скривил губы:
- Поводов для веселья не наблюдаю. Надо быть совсем без головы, чтобы веселиться, когда мы застряли чёрт-те где без связи с группой и без еды, дождь хлещет, как при всемирном потопе, а крыша этой развалюхи в любой момент может рухнуть нам на головы. Это очень смешно, да. Вы, наверно, и в своей днявочке везде смайлики ставите, сударыня? У вас же есть днявочка в Интернетике?
Мизантроп!
Какое ему дело до того, есть ли у неё дневник в Интернете, и ставит ли она там смайлики? Кстати, он опять верно угадал, и это было невыносимо!
- У нас хотя бы имеется эта крыша! - вспыхнув, отчеканила Динка. - И мы успели сюда до дождя - благодаря тебе, да! Поэтому вещи у нас почти сухие. Переночуем и пойдём искать нашу группу. Так что не каркай, пожалуйста, будь так любезен!
- Я уже любезен, - с расстановкой отозвался парень. - И я не каркаю, а высчитываю возможные варианты развития событий. А вы всегда такая... оптимистка?
- Всегда! - отрезала Динка, слегка остывая.
Он действительно был вежлив, с этим своим "вы" и "сударыня". Только почему эта вежливость так походила на плохо замаскированное издевательство?
- То-то я вас в болоте нашёл, - растягивая слова, произнёс Шуберт. - Такую... незамутнённую энтузиастку. На два шага вперёд подумать слабо, зато, как та девочка из анекдота, всегда бегаете в каске и улыбаетесь?
Динка несколько мгновений молчала, потом шумно выдохнула, - он опять лениво ухмыльнулся, - и тоже повернулась к своему рюкзаку.
Всё, больше она не обратит внимания на этого Кощея - до самого утра!
Она вспомнила, что где-то в кармане рюкзака завалялся "Сникерс". Надо было хоть немного подкрепиться и поднять настроение. И побыстрее расстелить спальник - она начала уже мёрзнуть в своей футболке и тренировочных штанах.
- Надеюсь, тут нет мышей, - зачем-то проговорила она вслух и тут же прикусила язык. Но было поздно.
- Конечно, есть, - немедленно отозвался Шуберт. - Они в этой избушке на курьих ножках лет пятьдесят ждали, пока кто-то сюда забредёт. Сейчас они полчищами собираются в подполе. Помните, у Хичкока - "Птицы"? А тут - мыши.
- Отвяжись! - взвизгнула Динка. - Я ужастики ненавижу!
- Я не привязывался, и это не ужастики. Это классика мирового кинематографа, - назидательно проговорил парень, разворачивая свой спальник. - И вообще, я бы попросил вас хоть немного помолчать. Вы же рта не закрываете.
- Я?! - От возмущения Динка действительно не сразу закрыла рот. - Да ты сам, сам меня... провоцируешь!
- Жаль разрушать ваши мечты, сударыня, но я вас не провоцирую. - Ухмылка Шуберта была настолько язвительной, что у Динки прямо в глазах потемнело.
- Почему ты такой злющий?! - выкрикнула она, сжав кулаки.
Шуберт иронически поднял брови:
- Я не злющий. Я объективный.
Динка ещё несколько мгновений смотрела на него, а потом порывисто отвернулась.
Всё! Ни слова до утра! Ни единого словечка!
Ах да, "Сникерс"...
Шоколадка, - да ещё и "бигсайз", - обнаружилась в боковом кармане рюкзака, и Динка с облегчением её вытащила, развернула и хмуро поглядела на Шуберта.
Тот всё ещё сидел к ней спиной, - Динка могла бы, наверное, пересчитать все позвонки под его футболкой, - не произнося ни звука и не шевелясь. Медитировал, что ли?
Она была ему очень противна, наверное, раз он даже смотреть на неё не хотел.
Вот злыдень.
Динка вовсе не считала себя красавицей, но и цену себе знала. Пяток лишних килограммов её совсем не портил, наоборот. Мужчины, как известно, не собаки, костей не любят. Она это знала точно, как и то, что её очень красит улыбка, от которой на щеках появляются ямочки. Свои светлые кудряшки она время от времени высветляла ещё больше или забавы ради красила в ярко-рыжий цвет. В общем, обычно мужскому глазу она была отнюдь не противна. Наверно, она и впрямь почему-то сильно действовала новичку на нервы.
Динка тихонечко вздохнула, ещё немного помялась и в конце концов окликнула:
- Шу... Шуберт... - Она и без Карнеги понимала, что людям больше всего нравится звучание их собственных имён, но это дурацкое прозвище просто застревало в горле. - Хочешь "Сникерс"? Ты вон какой худой.
Ох, что она опять ляпнула?! Худой!
Парень уставился на неё в упор:
- Я счастлив, что вы это заметили. Но с чего это вас так интересует моя комплекция?
Господи, как же она устала...
- Шуберт, пожалуйста... просто возьми и съешь эту дурацкую шоколадку! - Слова Динки против её воли прозвучали не раздражённо, а жалобно.
Чуть поколебавшись, он протянул руку, взял у неё отломанную половинку "Сникерса", повертел в пальцах с таким видом, будто ему подсунули драже "Берти Боттс" со вкусом ушной серы, и осторожно откусил кусочек. Динка с облегчением отхватила от своей порции сразу половину.
Прищурившись, Шуберт снова смерил её ироническим взглядом и неторопливо проговорил:
- А вообще зря вы "Сникерсы" с собой таскаете. Вам яблоки более полезны... или морковка какая-нибудь.
Динка не сразу сообразила, на что он намекает, а когда сообразила, чуть не поперхнулась. Она мстительно нажала на кнопку своего карманного фонарика, который освещал их нечаянное убежище, запихнула в рот остаток злосчастной шоколадки и, свирепо пыхтя, полезла в свой спальник.
Вот Кощей! Сухарь! Змей!
Змей-Кощей-сухарь явственно хмыкнул и тоже завозился в темноте. Вжикнула "молния" замка, и наступила тишина, нарушаемая только шумом дождя, барабанившего по крыше. Динка мимолётно удивилась тому, что Шуберт за весь вечер ни разу не включил свой плеер, но потом сообразила, что у его девайса просто сели аккумуляторы. Так ему и надо!
Она попыталась выбросить из головы всякие мысли о соседе и о полчищах мышей, которые прямо сейчас вылезают из погреба. Если побыстрее заснуть, пройдёт эта несчастная ночь в неприятной компании, наступит солнечное утро, и они найдут свою тургруппу. Сан Саныч наверняка волнуется. И ребята тоже.
Динка опять вздохнула. Несмотря на усталость, сон не шёл. Было не просто холодно, но ещё и промозгло. Сыро. Её спальник, как назло, подмок, когда она уронила рюкзак в болото, и не успел высохнуть. Теперь сырость проникала не только снаружи, но и казалось, изнутри.
Динка отчётливо поняла, что в таком холоде уснуть ей не удастся. Она прислушалась, но не услышала даже дыхания соседа.
- Эй... - нерешительно окликнула она его. - Ты спишь?
Последовал сначала нарочитый вздох, а потом ожидаемый ответ:
- Уже нет.
- Холодно... - уныло вымолвила Динка, стараясь не стучать зубами. - А тебе не холодно?
- Если вы хотите предложить погреться известным способом, предупреждаю сразу - я гей, - прозвучал лениво-насмешливый голос, и Динка сперва оторопела, а потом задохнулась от гнева.
- Да мне-то что?! Хоть... зоофил, хоть некрофил, хоть... - Она тщетно попыталась вспомнить ещё какое-нибудь чудовищное извращение. - Мне насрать!
- Не копрофил точно.
Динка в очередной раз стиснула зубы.
Да чтоб он... был здоров!
Шуберт опять театрально вздохнул:
- Вы наверняка взяли никуда не годный спальник, чему я не удивлён. Летний, точно?
Она решила ни в коем случае не отвечать, и это ей почти удалось, но тут в носу у неё предательски защекотало, и она громко чихнула.
Два раза подряд.
Из темноты донёсся новый тяжкий вздох.
- Ладно, давайте поменяемся. У меня межсезонный.
Донельзя удивлённая таким великодушием, Динка прошептала: "Спасибо" и, трясясь от холода, неловко выкарабкалась наружу. И тут же споткнулась об ноги Шуберта, который уже расстегнул "молнию" своего мешка и сел.
- Стоп! - Он быстро поймал её за локоть. - А какой у вас размер?
- Размер чего? - непонимающе заморгала Динка. Весь её исстрадавшийся организм так и потянулся к вожделённому источнику тепла, то есть к соседу и его прекрасному большому спальному мешку.
Шуберт сардонически хмыкнул:
- Спальника, не груди! У меня "элька", так что я... Эй, ты чего делаешь?!
- Танцую! - огрызнулась Динка, проворно ныряя к нему в мешок и злорадно отмечая, что от потрясения Шуберт совсем забыл о своей высокомерной наигранной вежливости.
Долгожданное тепло мгновенно охватило её. Всё, теперь она отсюда и под дулом пистолета не вылезет!
Динка весело хмыкнула и предупредила:
- А у меня спальник ещё и сырой! Уронила в болото. Извини.
Шуберт возмущённо охнул и замер на мгновенье, видимо, переваривая эту вопиющую новость, а потом нервно заёрзал, пытаясь максимально отодвинуться от непрошеной соседки. Получалось это плохо. Вернее сказать, совсем не получалось. Её голова уже лежала на его плече, а тело в уйме самых разных точек соприкасалось с его телом. Точнее, со сплошными его углами.
Углы и точки. Геометрия какая-то...
- Ты прямо как суповой набор! - фыркнула Динка и поперхнулась. - Ой... Извини, я не хотела сказать... то есть я хотела сказать...
Она терпеть не могла обижать кого-то, даже нечаянно. Но Шуберт вроде как не обиделся. Он тоже то ли фыркнул, то ли усмехнулся, - она почувствовала, как вздрогнула его грудь под её плечом, и вдруг подумала, что он, наверное, её стесняется.
- Если я суповой набор, то ты... - Он сделал паузу. - Бройлер. Откормленная курочка.
Да уж, этот постесняется, как же! Спасибо, что хоть курочка, а не курица!
От Шуберта пахло так же, как и от неё, наверное, - костром и дождём. И на нём тоже была футболка с короткими рукавами и спортивные штаны. Его ровное дыхание касалось её макушки. Всё-таки он был намного... хм... длиннее её.
- А в попугаях я гораздо длиннее, - пробормотала Динка и снова почувствовала, как вздрогнула его грудь от сдержанного смешка. Но он ничего не сказал.
Она ещё полежала, слушая, как стучит его сердце, и зачем-то спросила:
- А сколько тебе лет?
- Восемнадцать, - нехотя отозвался он. - Мы что, ведём светскую беседу?
- А мне двадцать два, - не удержалась она от новой реплики. - Ты где учишься?
- В нархоз поступил, - отрывисто ответил он и смолк.
- А я - на филфаке в универе. Четвёртый курс.
- Я счастлив. Кстати, тебе и вправду не мешает похудеть. Избыточный вес - прямая дорога к гипертонии и диабету.
Голос его был не просто холодным, а прямо-таки ледяным.
Она зажмурилась от обиды, боясь шелохнуться. Сколько можно обращать внимание на этого злюку? Надо спать, в конце-то концов!
Но как заснуть? Овец, что ли, посчитать?.. Овцы-овцы... Шуберт, конечно же, считает её тупой овцой и... ах да, бройлерной курочкой.
При этой мысли у неё опять защипало в носу. Да она, пропади всё пропадом, закрыла сессию лучше всех в группе! Её работы отправили в Москву на студенческий конкурс! Почему же сейчас она чувствует себя такой... овцой и курицей? Да ещё и толстой?!
Потому что именно так о ней думает лежащий рядом Кощей.
Совсем пацан, между прочим.
Динка почти неслышно шмыгнула носом, но потом понемногу расслабилась в тепле и начала всё-таки погружаться в сон. Она рассеянно вытянула ноги, опять наткнувшись на длинные ноги Шуберта, повернулась к нему спиной и поёрзала, устраиваясь поудобнее. Потом ещё поёрзала - уже в полусне.
И неожиданно почувствовала, как что-то изменилось.
А, вот оно что - Шуберт почему-то затаил дыхание.
Точнее, вообще перестал дышать. Впал в анабиоз.
Странно.
Она даже проснулась, приподнялась на локте и тревожно поглядела на парня:
- Ты чего?
- Ничего, - отрезал тот. Его глаза раздраженно блеснули в полутьме. - Спи давай, а не вертись, не в ночном клубе.
Это он вообще к чему?!
- В каком ещё клубе? - рассердилась Динка, окончательно проснувшись.
Она снова заворочалась и вдруг замерла, сообразив наконец, что происходит с Шубертом. Не сообразить было сложно - потому что её бедро нечаянно задело как раз его... проблему, так что она услышала его судорожный вдох.
Она тоже громко ахнула и подскочила, торопливо расстёгивая чёртов спальник.
Ещё не хватало!
- Ты мне наврал! - сердито выкрикнула Динка, поворачиваясь к Шуберту.
- По поводу?
Голос его был абсолютно невозмутимым, и она могла бы поклясться, что он по своей привычке пренебрежительно вскинул брови.
Притворщик несчастный!
- Ты сказал, что ты гей, а у тебя стояк!
- С чего ты это взяла?
Ярость забурлила в ней с новой силой, и она, недолго думая, сунула руку в мешок и мстительно нащупала ширинку Шуберта.
Зашипев сквозь зубы, он схватил её за запястье, и они застыли, меряя друг друга свирепыми взглядами.
- Не обольщайся, - процедил наконец Шуберт. - Это чистая физиология. Просто у тебя афедрон размера "икс-икс-эль", и ты нарочно вертишься. А так ты мне даром не нужна.
Нарочно вертишься! "Икс-икс-эль"! Даром не нужна?!
Динка опять задохнулась от злости, но вдруг притихла, поглядев в бледное бесстрастное лицо парня, показавшееся ей похожим на страдальческую маску.
- Так ты меня не хочешь, значит? - медленно проговорила она и прищурилась. - Только он хочет? - Она кивнула на ширинку Шуберта.
- А ты что, желаешь его... обслужить? - Парень тоже прищурился. - Валяй, действуй. А я даже не шевельнусь.
Ах так?!
Динка покусала нижнюю губу и решительно потянула через голову свою цветастую футболку.
Обычно её отношения с парнями складывались легко - вплоть до "дружеского секса", и она не понимала, почему из этого надо делать какую-то проблему. Дожидаясь, как Ассоль, вечной и бесконечной любви, можно помереть старой девой. Впрочем, ей это уже давно не грозило, а в вечную любовь Динка верила так же, как в Деда Мороза. То есть теоретически он, может быть, где-то и существовал, но лично она его никогда не видела.
Какого лешего ей полезли в голову мысли о вечной и бесконечной любви рядом с этим... сухарём и мизантропом?!
Она содрала с себя футболку и завозилась с застёжкой лифчика.
- Что, жарко стало? Раздеваешься? - В голосе Шуберта не звучало ничего, кроме ленивого любопытства. - И не боишься? А вдруг я Чикатило какой-нибудь.
Динка и впрямь его не боялась. Она вообще не боялась мужчин, даже в самых щекотливых ситуациях. Ей всегда удавалось расположить к себе любого мужика - просто поболтав с ним, рассмешив, выслушав его историю или рассказав свою. Главное - перейти для него в разряд сестрёнки, - если не хочешь с ним секса, конечно, - тогда тебе на сто процентов ничего не угрожает. Ну или на девяносто девять. Один процент можно было откинуть на сильно датых, упоротых или полных психов. Но пока что Динке везло на все сто.
А Шуберт не был ни психом, ни датым, ни упоротым.
Хотя она совершенно его не понимала. Абсолютно.
И в разряд сестрёнки она для него переходить не собиралась. Ещё чего!
Дотянувшись до своего рюкзака, Динка начала сосредоточенно рыться в карманах.
- Ты там что ищешь вообще? - В голосе Шуберта просквозил некий удивлённый интерес, и Динка злорадно усмехнулась.
- Хирургические инструменты.
- Чего-о?
- Спички.
- Че-го?! Ты что, смеёшься?
Динку и вправду начал разбирать неудержимый хохот, совершенно неуместный, но она уже не могла сдерживаться, да и не хотела. Она чувствовала, как внутри поднимается и растёт волна горячечного веселья и возбуждения, нахлынувшая от этой непрошеной близости, от этих глупейших разговоров.
От ощущения его худого крепкого тела рядом с собой.
- Того! Знаешь про философа Кьеркегора? - Она вдруг возгордилась тем, что смогла произнести это имя без запинки. - Он был девственником, и только однажды решился посетить публичный дом... откуда его вынесли в приступе лихорадки!
Она нашла искомое и обернулась к Шуберту. Наконец-то его глаза были не просто открыты, а прямо-таки вытаращены, и она опять прыснула:
- Так вот, он всё время бормотал в бреду: "И ещё это ужасное хихиканье!"
- Ты издеваешься, - мрачно констатировал Шуберт.
Ага, проняло! А он думал, у него одного прерогатива на издевательства, что ли?
- Вот ещё! Я просто выбираю безопасный секс! - Она облизнула загоревшиеся вдруг губы, глядя на него в упор, и повертела у него перед носом маленьким квадратным пакетиком. - А у тебя что, уже не стоит?
- Вот ещё! - повторил он вслед за ней и тоже машинально облизал губы. - А ты что, всегда с собой презервативы носишь?
- Исключительно в лес, зайка, - почти пропела Динка, надрывая пакетик. Её прямо-таки колотило от сдерживаемого смеха и от возбуждения. - В такую вот заячью избушку! - Она опять захохотала, разглядев, как он моргает, и еле вымолвила: - Купила... хо-отела туда спички по-ложи-ить... от дождя-я, и за-забыла!
Шуберт на миг прикрыл глаза, откидываясь назад.
- Это всё так странно... - серьёзно сказала вдруг Динка, оборвав смех.
- Глупо? - подсказал Шуберт, криво ухмыльнувшись.
- Нет... - прошептала она. - Нелепо.
Она сбросила и скомкала свои трусики и лифчик, отшвырнув их куда-то в сторону, и Шуберт судорожно втянул в себя воздух, уставившись на неё, как загипнотизированный. И так же, будто во сне, протянул к ней руку.
"Нелепо, смешно, безрассудно, безумно, волшебно..." - завертелась у неё в голове строчка из какого-то древнего-предревнего фильма.
Да какое там "волшебно"?! Подумаешь, быстрый перепих в спальнике, точнее, уже где-то на спальнике! Что это ещё за чушь, что за...
Динка тихо ахнула и задрожала, как в ознобе, когда его пальцы неуверенно коснулись её торчащих сосков.
Шуберт тоже сдавленно ахнул, когда она поспешно и неловко стянула с него штаны, и его член, высвобождаясь, конвульсивно ткнулся ей в ладони.
- Ого! - округлив глаза, выдохнула она. - Только хардкор...
Шуберт скрипнул зубами.
Его "хардкор" пульсировал у неё в руке, влажный и очень горячий, и она отстранённо подумала, что презерватив, наверное, уже не понадобится.
Не успеет понадобиться.
Ну уж дудки!
Динка раскатала презерватив так осторожно, будто член у неё под пальцами был стеклянным, и так же осторожно и медленно, зажмурившись до рези в глазах, начала опускаться на него, сжимая коленями бедра Шуберта, а руками - плечи, вбирая его в себя буквально по миллиметру.
Она гортанно вскрикнула, когда Шуберт внезапно дёрнул её вниз, насадив на себя, и оба они замерли, прерывисто дыша.
Чувствуя, как от напряжения спина покрывается испариной, Динка почти беззвучно прошептала:
- Ты же... сказал, что не... не шевельнёшься...
Шуберт то ли хохотнул, то ли всхлипнул, и, запустив пальцы в её кудряшки, притянул к себе её голову, зажимая рот яростным поцелуем. И Динка, вся дрожа, радостно отвечала ему и двигалась лихорадочными рывками, раскрываясь и впуская его ещё глубже, до тех пор, пока он не стиснул ей бёдра, опрокидывая на бок. И наконец начал двигаться сам.
Динка даже заскулила от нетерпения, сдирая с него футболку и отправляя её куда-то к своим трусикам. А потом крепко прижала его к себе, с упоением гладя его плечи и спину.
- Это просто... праздник какой-то! - выдохнула она, на миг вырвавшись из поцелуя, а Шуберт, двигаясь всё быстрее, плавными и длинными толчками, снова смял её губы своим горячим ртом.
"Эрогенная зона", - подумала она отрешённо. Всё её тело вдруг стало сплошной эрогенной зоной, вспыхнув от макушки до пяток. Это и вправду было смешно. Смешно, смешно, сме...
Мысли кончились.
Динка инстинктивно вскинула колени, чтобы слиться с Шубертом ещё теснее, раскрыться ему ещё больше, и прижалась к нему изо всех сил, пряча лицо у него на плече.
- Ма-ама! - хрипло вскрикнула она, крупно вздрагивая и цепляясь за него так, будто тонула, слыша его низкий прерывистый стон, чувствуя, как он содрогается под её руками.
..."Так хорошо, что умереть можно", - едва не вымолвила Динка, продолжая прижиматься к нему, и плотно сжала вспухшие губы.
Ей казалось, что они лежат так уже целый час. Или целый год. Или...
- Что это было? - пробормотал Шуберт куда-то ей в волосы, и она, подавив острое желание ответить: "Это же яхта "Беда", сэр!", лишь блаженно улыбнулась. - Ты... почему молчишь?
Продолжая улыбаться, Динка потёрлась носом об его твёрдое плечо и опять промолчала.
Он взял её за подбородок. И сказал, вглядываясь ей в лицо, будто видел впервые:
"Ни толку, ни проку, не в лад, невпопад совершенно..."
Она покачала головой.
Отворачиваясь, Шуберт глухо проговорил, не отпуская её:
- Я... да, соврал. Я просто... думал, что у меня ничего не получится. Я вообще раньше никогда... я... чёрт, я прямо как этот несчастный долбанный Кьеркегор.... - Он осёкся, коротко усмехнувшись.
Динка крепко сжала его пальцы и потёрлась об них щекой.
- Ты только ничего там себе не воображай, - сдавленно зашептал он, поворачиваясь и снова утыкаясь лбом в её макушку. - Мы не пара. Это просто... физиология, я же сказал. Мы друг другу не подходим. Совсем. Я всегда просчитываю все возможные варианты неприятностей, так что можешь мне просто поверить... И... меня зовут Артём. Ты почему молчишь?!
Динка сморгнула навернувшиеся отчего-то слёзы и наконец засмеялась.
Поделиться...