Ажурные переплетения железнодорожного сооружения красиво связывали между собой два берега реки. Сан плавно катил воды под опорами, отражал небосвод зеркалом воды и зеленел на берегах пышными кронами деревьев. Звёзды мерцали, гипнотизировали вечным созерцанием, величием и недосягаемостью. Напротив моста темнела громада монастыря бенедектинок, возвышалась неясными очертаниями над униженностью польского мястечка, ещё не видная четко в предутренней серости. Поделенный рекой и двумя противостоящими системами город просыпался, лениво шевеля листвой и покачивая слабым ветерком шуршащие камыши у среза воды. Туман слепил, глушил и скрадывал убаюкивая и освежая одновременно. Тишина тёплой летнего утра была прервана лишь звуками проходящего в три часа товарняка. Паровоз осветил передним прожектором две линии рельс перед колёсами и противопуток слева, лесенку шпал, что вела на другой берег и, пыхтя паром, тяжело проехал мимо двух будок охраны и поднятого вверх, как при капитуляции, полосатого шлагбаума. Состав с зерном провожали на территорию третьего рейха два пограничника и капитан. Никаких нарушений замечено не было. Ещё двое бойцов отдыхали в деревянной будке между колеями железнодорожной двухпутки. И один кимарил у телефона. Итого: пять винтовок и пистолет. А ещё патроны в подсумках и ящиках и по четыре гранаты на брата, которые скрытно принесли на пост ещё трое суток назад. Эх, им бы пулемёт с пушкой...
- Зайцев, ты чо кимаришь на посту? А, ну отлипни от будки и шагом марш туда- -сюда, - не спалось непосредственному начальнику. Курнуть вышел.
- Прослушиваю местность, - на растерялся солдат, - Товарищ сержант, так тихо ж, даже моторы не гудуть, як учора, - однако быть уличённым в потере бдительности, о которой талдычат чуть не по нескольку раз на день хохол не хотел, и двинул поперёк рельс, подбросив винтарь и перехватил ремень выше, чтоб уставной характер от его хватки сам в глаза бросался даже ночью.
- И шо, спать можно на службе? А вдруг немцы нападут? Я те завтра устрою прослушивание 'на ковре', - тоже нарушил устав караульной службы и инструкцию по охране госграницы краском.
- Яки нимци? Та воны як мыши позасидалы оно у полякив, - начал было украинец, но замолк. Скрипнула дверь второй будки. Оттуда мог выйти только начальник поста или связист.
- Что не спите сержант? - к капитану Нечаеву утром должна была приехать жена с детишками. И он планировал, что после ночного несения службы побреется, искупнётся, начистит хромачи и невыспавшийся, но довольный будет встречать вечером поезд приходящий с востока. Преддверие встречи с родными приятно будоражило и бодрило. Сон не шёл, однако и время, когда его ждёшь, подгоняешь и считаешь двигается медленной черепахой.
- Так покурить, - затушенный умелой рукой о резину подошвы окурок умер тихо и незаметно для наблюдателей с того берега, - И смену готовить надо.
На взятие полноценных пограничных заставы по плану вторжения отводилось двадцать минут. На их уничтожение выделялось от роты до батальона усиленного миномётами. Сколько ж они отвели капитану Нечаеву и его пятёрке солдат с мосинками и штыками? Наверное, вообще проигнорировали присутствие зелёных фуражек. От такой несущественной величины можно было и отмахнуться. Не заметить. Пропустить. Пренебречь. Вот, только мостом через Сан пренебречь было невозможно... Его надо было обязательно брать целым и невредимым. То, что опоры никто не минировал, командование вермахта знало заранее. Оставалось - всего ничего: фактически пройти по мосту и окопаться на другой стороне, или сделать вид, что окопались.
Залпы Штагов и штурмовых орудий подняли на ноги моментально всех, кто находился в будке. После тридцати минутной артподготовки немецкие сапёры пошли на мост. Как учили - вдоль поддерживающих металлических балок по краям моста и посредине четырьмя штурмовыми колоннами. Впереди, дымились посечённые минами будки охраны. Линия границы проходила точно по центру моста обозначенная белыми полосами на повёрнутых в нашу сторону рёбрах железных, клёпанных опор. Предупреждённые о коварстве русских пограничников сапёры шли медленно, пригибаясь от любого стороннего звука. Сзади унизительно ржали оставленные в тылу солдаты и фельдфебель, потешаясь над страхом тех, кто боялись пустого и молчаливого соединения бетона, кирпича, железа и дерева. А над и за Саном летели, грохотали и взрывались пули, снаряды и мины. И немцы постоянно приседали и припадали к каждой шпале уложенной поперёк рельсов и заклёпке на толстом металле сооружения. Пройдя заветные сто метров до середины, они осмелели, поверили, что путь свободен и поднялись во весь рост и замахали камарадам за спиной на своей оконечности моста и закричали, что путь свободен. Но поверить в их хвастливые вопли фельдфебель не собирался, он прекрасно помнил, как выглядел его отец попавший в рукопашку первой мировой на восточном фронте. И он придержал основные силы от марша между тремя рядами опор по двум тоннелям, очень напоминавших ему директрисы стрельбища, с которых не свернуть, а можно только прыгать в темные воды Сана.
- Не стрелять! - шипел раненный в руку осколком мины капитан, - пока не перейдут границу: 'Не стрелять!'. Прятаться практически было негде, скаты ж.д. насыпи простреливались из пулемётов с обеих сторон не широкой по русским меркам реки. Поэтому окопы рыли ночью, по чуть-чуть. Землю выносили в вещмешках, шинелях, и вёдрах. Ямы маскировали и не давали никому подойти к своему спрятанному опорному пункту, пока полностью не отрыли и покрыли дерном с обеих сторон насыпи. Теперь, скрытые утренним туманом, деревьями, мелкими кустами и серостью зарождающегося дня, с каждой стороны рельс находилось по три раненных, контуженных, но злых пограничника.
- Суки, выспаться не дали, - материл шёпотом сержант ползущую гусеницу четырёх жидких колонн, - Сеня, плять, твои левые с Зайцевым! Мои те, что по центру. Пока не пройдут линейку не стрелять!
- Да поняли, не шуми. Хер им, а не мост. Зря что-ль эти ворошиловские значки выдавали.
- А може, ну их нах, это провокация? Вон поезд только то прошёл? - усомнился Зайцев в происходящем.
- Ага, с пушками по нашей территории. Целься лучше, боец, а то чистить тебе картошку на кухне.
- От суки - теперь пожрать не дадут, спокойно, - перешёл на более близкую сердцу тему украинец.
- Злее будешь, - успокоил своего бойца сержант, и прижался к ложу щекой, поводя стволом по ходу приближающихся в мареве тумана фигурок .
101-я легкопехотная дивизия вермахта сосредоточилась на берегу перед "прыжком". Авангард собирался сходу проскочить реку и советскую часть Перемышля, и выбраться вдоль железной дороги на оперативный простор. Подпёртый с тыла двухпутной колеёй механизированный кулак мог без проблем подпитываться техникой, боеприпасами, топливом, людьми и прочим снабжением необходимым для того, чтоб успешно развить прорыв границы Страны Советов.
- Вольфганг, а если мы не возьмём мост? - огорошил на совещании начальника штаба Герхард фон Штауб - командир дивизии, форсирующей Сан в полосе своего наступления, ещё за месяц до происходящих событий.
- Это невозможно мой экселенц! У нас двадцатикратное превосходство. За нас неожиданность удара, опыт, техника, а у них полное отсутствие тяжёлого вооружения, никакой авиационной поддержки, опечатанные склады, выходной день! Переодетые головорезы Канариса из "Бранденбург-800" лишат их связи ещё во время артподготовки. В конце концов, это обычные егеря со стрелковым оружием! К ним даже помощь прибыть не успеет. Мы сомнём их, как катком, - грамотно излагал герр оберст.
- И всё же Вольфганг, на случай если кто из ОКХ (Верховное главнокомандование Вермахта) будет допытываться о том, все ли мы с вами предусмотрели: организуйте запасной план форсирования. Тем более, что понтонная часть нам придана изначально и именно на такой случай, - в немецкой армии с генералами не спорят, дурной тон, разве что матерят, как и в нашей: 'Доннерветтэр!( ё.. твою мать) Перрестраховщик! Пердун старый! Придурок'. План был утверждён, подразделению сапёров выданы рубежи сосредоточения почти в пяти километрах ниже по течению. Разведана и облагорожена подъездная дорога. Промерены глубины. Подразделениям и командирам указаны запасные направления движения. Карты нарисованы, планы составлены, тыл подготовлен. Орднунг.
- И помните, господа! Ни одной бомбы, ни одного снаряда по мосту! - назидательно предупредил генерал подчинённых
- Зиг -Хайль!? - спросил НШ воздух в помещении.
- Хайль Гитлер! - дружно ответили офицеры по знаку начальника штаба и генералу пришлось вытянуться и махнуть рукой в портрет невидимого фюрера за своей спиной, чей образ якобы был с каждым немцем, чего бы он не вытворял и где бы он не находился на благо великой Германии с оружием в руках.
- Тащ, капитан! Ваш ППД! Вот тряпка! Протрите смазку! - автоматы получили совсем недавно и предназначались они только для офицерского состава пограничных застав. Поэтому и пистолет-пулемёт Нечаева хранился в чехле невидимый для наблюдателей с той стороны и закамуфлированный под обычный армейский сидор.
- Серов, Дмитриев, пока не пересекут границу - огонь не открывать! Перейдут и дайте им ещё двадцать метров, чтоб втянулись остальные! Ваша центральная колонна, моя - правая. Стрелять только прицельно, чуть выше колена. Вдох, выдох, плавно на спуск, - напомнил командир. Бойцы кивали, капитан лихорадочно протирал разобранный автомат. Спокойно собрал, тихо загнал патрон в ствол, сопроводив затвор. Новенький автомат хищно заглотил патрон. Капитан бросил камешек в сторону окопа сержанта и на пальцах пояснил, что надо дать им зайти на нашу территорию глубже, чтоб увязли на нашей земле. Надеялся капитан, что это просто провокация, что потом придётся отписываться, объясняться, оправдываться. Ведь приказ - огня не открывать, на провокации не реагировать был, и речь Сталина была. И газета 'Правда' писала. А то потом ещё не отмоешься. Переживал красный командир и за себя, и за подчинённых.
- Сеня, Заяц! Подпускаем на двадцать метров за границу и стреляем после командира по своим мишеням, - они ещё были для него людьми, но уже приближались к роковой черте превращения в грудные и ростовые фигуры в прорези прицела.
- Угу! - кивнул Сеня, сворачивая кругляш предохранителя и придерживая его от щелчка.
- А якже, - зробым,- хохол хозяйственно придвинул к себе в нишу ящик с россыпью распакованных патронов.
************
Четыре часа и сорок пять минут утра 22.06.1941.Двадцать метров восточнее государственной границы СССР на мосту через реку Сан.
***********
- Аллес ист руих! Кайнэ руссише хиер! (Всё тихо! Русских здесь нет!), - идущий впереди разведчик-сапёр уверовал в то, что перед ним никого нет, когда прошёл именно эти коварные двадцать метров, что нужны были капитану для отчётности в мирной жизни. Короткая очередь дегтярёвской машинки клюнула тэтэшными пулями в грудь и вышибла воздух из лёгких первопроходца от вермахта. Остальные замерли на секунду, не веря в происходящее. Нестройный, но точный залп из-за деревьев и тумана подтвердил, что невозможное возможно, и господа арийцы попали в волшебную страну непознанного шовинизма по отношению к врагам, вторгшимся к нам без приглашения из уже третьего по счёту и тысячелетнего рейха.
' Куда ты, падло, нас послал? Щас у меня получишь - руссише хиер. Хер тебе в глотку', - подумал боец и плавно потянул спусковой крючок. Расколовшаяся голова призывно махающего руками солдата в мышиной форме, обвешанного амуницией, брызнула в сторону противоположного берега и присевших вокруг от грохота в упор коллег по агрессии, ошмётками черепной коробки и кровью бывшего завоевателя. Стальной шлем тевтона обиженно стукнул по металлу рельса и затих на предсмертной судороге, покачиваясь, как перевернутая и неправильная кастрюля без ручек.
- Каску надо ремешком к башке притягивать - не на прогулку идёшь, - назидательно ворчал сержант, выцеливая следующего в колонне немца, что пытался спрятаться за опорами.
Когда к окопам добрался лейтенант, присланный с комендатуры на подмогу с двумя ручными пулемётами, то на мосту лежали скрюченными комками не менее десятка гитлеровских солдат. С берега, ожесточённо и зло, пульсировали огоньками и трескотнёй очередей два немецких МГ-38. Насыпь и земля вокруг опорного пункта пестрела свежими воронками, а в воздухе носился запах горелого пороха и дыма из пожарищ за спинами обороняющихся солдат.
101-я лёгкопехотная дивизия вермахта переправляла основные силы через Сан по понтонной переправе вдалеке от упрямого заслона и удобного для перехода ж.д.моста. Вольфганг с виноватым удивлением взирал на лампасы своего прозорливого генерала и благодарил бога за то, что не настоял на своём.
- Держаться сержант, держать мост! Наше дело два часа выстоять и всё! - кричал своим солдатам в соседнем окопе и в своём, Нечаев! Дивизия прикрытия границы развернётся и сбросит их нах в Сан и дальше. Надо дать им пару часов. Чтоб поднялись по тревоге, - в ответ на слова Нечаева в городе за спиной вспыхнула трескотнёй перестрелка и раздались многочисленные взрывы. В ответ на выстрелы громыхнули залпом немецкие пушки возле монастыря. Дивизия прикрытия должна была развернуться по тревоге в течении получаса в тылу, пока заставы отбивались на "линейке". Нечаев намеренно завысил время, на которое надо было не пустить врага на мост в четыре раза, делая поправку на авось, выходной день, неразбериху и на всякий случай. Чувствовал капитан, что каждая минутка на счету у вечности.
- Идут, - крикнул хохол, вбивая ладонью новую обойму в винтовочный приёмник для патронов. Вторая атака ошарашенных сапёров поддержанных пехотой, пулемётами и миномётной батареей захлебнулась там же, где упали первые погибшие в этой войне гитлеровцы. Выполняя какой-то свой, понятный только пограничнику завет, семь солдат, два офицера и сержант пропустили перебегающих по настилу фашистов за линию границы до лежащих трупов. Вид тел безжизненных камарадов, непривычные позы уложенных навсегда сапёров не добавили храбрости наступающим. В ответ на пулемётные очереди и разрывы мин, никто не стрелял по идущим вперёд немцам. Вот эта тишина и пугала продвигающихся вперёд пехотинцев больше всего. Они теперь не орали, что впереди всё тихо и путь свободен. Миномётчики прекратили огонь из боязни попасть по своим. Засыпанные пылью от разрывов, ветками и комьями земли погранцы не шевелились. Привыкли так сидеть в засаде, прослушивая и наблюдая. Нестройный залп перекрыли очереди двух дегтярей. Каждый пулемётчик мёл пулями свою колею и пространство между опорами. Немцы побежали, за спинами бегущих прыгала, трясясь, вздрагивая и дергаясь надетая на егерей и сапёров амуниция. Крики на той стороне, гортанный клёкот и стрельба шпрехающих дойчей говорили о том, что не всё гладко в немецком рейхе при попытке пройти государственную границу СССР на отдельно взятом участке местности. И пожалуй без поддержки танков, артиллерии и авиации не обойтись.
Когда командиру батальона пехоты предложили именно такой выход из положения. Он послал в обход два взвода своих солдат. Обе группы охвата нарвались при переходе вброд на гранаты красноармейцев Зайцева и Серова. Оно ведь вброд хорошо на рыбалку идти, а не под огнём даже одной винтовки. Быстро-то не побежишь даже по колено в воде, а тут и плыть надо было кое-где. А для хорошего стрелка медленно и плавно двигающаяся цель, что удовольствие, а не работа. Четвертая атака стоила жизни Серову, Дмитриеву и лейтенанту Иванову.
- Ничого, хлопци, воны туть в нас так лэгко нэ пройдуть. Он и патроны щэ е. Дэ ж та допомога? - бухтел украинец, прилаживаясь за пеньком, после того, как навечно закрыл глаза своего напарника по окопу. На зубах хрустела земля и пыль. Пить хотелось неимоверно, вода закончилась быстро, а до реки подойти невозможно. Гранат осталось по две на бойца. Нечаева ранили трижды. Патроны к ППД закончились, но винтовка убитого пограничника привычно легла под обе руки и упёрлась в плечо прикладом. Раненный пулемётчик набивал запасной диск. Сержант осторожно отслеживал ситуацию, сменил позицию, переместившись левее своего окопа. Немцы накапливались для одновременной атаки с трёх сторон.
Мост через реку Сан батальон егерей смог захватить только в десять часов утра. После восьми безуспешных атак и того, как капитан Нечаев подорвал окруживших его штурмовиков в серой форме последней гранатой.
Город Перемышль полностью перешёл под контроль захватчиков лишь двадцать седьмого июня. А до этого - утром двадцать третьего июня, сводный батальон Красной Армии и пограничников с ополченцами выбил гитлеровцев из советской половины города и успешно оборонялся в нём. И лишь потом, организованно отступили по приказу командования и под натиском превосходящего резерва противника - дивизии Герхарда фон Штаубэ. А сама дивизия затормозилась почти на неделю, восстанавливая порядок и пресекая панику, возникшую в тылах. Переодетых в красноармейскую форму диверсантов из подразделения "Бранденбург-800" вырубили и перестреляли погранцы сводного кавалерийского эскадрона, когда абверменьши попытались напасть на колонну с ценностями вывозимыми из хранилищ госбанка, после первого за всю историю войны освобождения советского города от гитлеровцев.
Немцы, занявшие город, были настолько обескуражены утренней атакой и возвращением советской части Перемышля под контроль ополчения, пограничников и бойцов 99-ой дивизии, что попрятались в зданиях, подвалах, чердаках. Боялись высунуться. Привычные к поиску собаки погранчастей НКВД определяли места, где засели гитлеровцы, а пограничники и местные активисты (собранные горкомом партии) забрасывали такие схроны гранатами.
К вечеру, двадцать третьего июня, в городе не осталось ни одного гитлеровца! Это был первый в истории ВОВ населенный пункт освобожденный советскими войсками на следующий день после начала гитлеровского вторжения!
На месте боёв в польском Пшемысле сохранён и отреставрирован комплекс оборонительных сооружений оставшийся с того времени. А о боях за город жители и их потомки помнят и до сих пор.
![Мост. Сан. Восток. []](/img/l/lukoshkin_m_r/text_0640/bezymjannyj.jpg)
![Мост. Сан. Запад. []](/img/l/lukoshkin_m_r/text_0640/fc6a9651c769336aed0635d1148_prev-580x402.jpg)