Аннотация: То-то что все мы такие сегодня атеисты, и все себя богами считаем, но тут же все, как только чуть что ни так, так сразу же... Бежим в церковку, чтоб свечечку поставить заступнику какому-нибудь или заступнице за нас.
А расскажу-ка я вам историю, случившуюся с моим знакомым где-то в конце 90-х. Видимся мы с ним редко, но всегда с большим удовольствием. Он журналист, чем мне и интересен, ну а я хороший слушатель, что ему очень нравится. При Коммунизме жил он в центре столицы нашей родины, но после окончания оного очутился уже где-то в области у чёрта на рогах. Правда, если раньше он хоть и жил на улице основателя соцреализма нашего - Горького, однако в коммуналке, теперь же, хоть и где-то там у черта на рогах, однако ж в отдельной. И вот вам история. Я изложу её вам с его же слов, разве что с некоторым отличием, которое неизбежно при переводе услышанного в написанное.
- И так, смотри, - начал он тогда свой рассказ с этих слов, - в нашей коммуналке, что была в шикарном с изразцовым фасадом особняке, построенном ещё во времена царского режима, а при большевиках превращенного в коммунистический муравейник, было уже, ко времени моего проживания в ней, в избытке ничьих как бы квадратных метров. Нет, ты представляешь?! Козлы! В квартире метров чуть ли ни 100 квадратов, жильцов раз-два и обчелся, а жить всем нам приходилось там как тараканам по щелям. У меня там было восемь квадратов, у одной бабульки пять, у семьи молодоженов из трех человек каких-то пятнадцать. У одного только было там что-то вроде сорока квадратов. А тут вдруг перестройка и возможность все это приватизировать. Казалось бы, естественно! Ведь все же это такое народное как бы, наше, поэтому, почему бы и нет! От сих радужных перспектив у всех глаза полезли на лоб. Однако ж не так просто оказалось все это сделать.
Появился у нас тогда в квартире тип!.. Отец одной там нашей. Вики. Ну, эта была у нас там такая пассия у того соседа, что жил на сорока метрах. Кувыркался он с ней тогда по жизни. И вот как бы ее отец. Это она его нам так представила, а так кто его знает. Рассказывала она нам потом, что с матерью Вики он давно уже в разводе, да и она, то есть Вика, с ним редко теперь видится. Просто он может нам сейчас пригодится, мол, при приватизации, да и при разъезде. Оказалось, что этот Викин папень был когда-то юристом. Нас всех это очень заинтересовало! Правительство-то оно у нас хоть и родное, но все же. Подстраховаться всегда не мешает.
Тем более что юрист этот был тот ещё тип. Ну, копия тех самых наших советских торговых работников, при содействии которых в те славные и героические времена наши, все можно было достать. Эдакий кругленький, суетящийся колобок с маленькими остренькими глазками, который и от бабушки ушёл и от дедушки ушёл, а уж от тебя-то, серый волк, он и подавно уйдёт. Такой одно партиец был очень даже не лишним человечком для наших дел по приватизации, и все проголосовали за. Чтоб он помог нам. Что б, значит, взял бы он бразды правления в свои руки.
И вскоре в дело по нашему расселению вступили его люди. Все завертелось так быстро, что!.. За мои 8 кв. мне предложили отдельную квартиру. Правда, уже не в центре столицы, а где-нибудь. Ну, скажем, в области, но не далеко от Москвы. Да и всем что-то на вроде того же. И, казалось бы, вот оно, наступило то самое 'будет людям счастье, счастье на века'. И все разом загалдели о том, что вот, мол, теперь-то уж!.. Ну и так далее. Одним словом, коммунальное болото наше ожило, но я задумался. Ехать жить в область! Хоть и в отдельную. Ты ж понимаешь!
Да и у моего соседа тогда, что был на сорока метрах, что-то там не складывалось как надо. Он не захотел вписывать в права наследования своими квадратами Вику. То есть, расписаться с ней и прописать ее на своих сорока квадратах. Он уперся. У него, видите ли, были к ней претензии. Например, что она уж будто бы и со мной все это время была. И встало все тогда из-за этого колом.
Но тут сосед этот непонятно отчего вдруг умирает. Сказали, что инфаркт миокарда. В пятьдесят-то лет?! Ну не знаю! Однако, ладно. Казалось бы, вот тут-то все и упростилось. Сороковка стала ничья, то есть государственная и ЖЭК может теперь ей распоряжаться как его криминальным мозгам угодно, однако, тут, откуда не возьмись, появились в квартире родственники умершего соседа этого и быстренько-быстренько подмяли эту сороковку на правах наследования под себя. Тут уж и я задёргался. Чую, что тут ни до раздумываний, и решил дать согласие на обмен своей собачьей конуры на однушку в области.
- Пора сваливать, - произнес я тогда в разговоре с Викой.
- Ага, - тут же подхватила она. - Только вначале неплохо было бы нам с тобой расписаться.
- А что-й-то так вдруг-то? - сделав удивленное лицо, спросил я у неё. - Да и смысл-то?
- А вот отец говорит, что тогда можно будет больше метров потребовать у этих риэлторов.
И тут в наш разговор вклинился отец Вики.
- Ведь вы, типа, любите как бы друг друга! - сказал он.
- Да вроде как бы, - чтоб ни сказать 'не знаю', уклончиво ответил я.
- Послушай, а ты почему не женат-то до сих пор? - тут же заинтересовался он. - Или что со здоровьем?
- Ну, почему? - нехотя ответил я. - Просто... У нас ведь теперь всё больше на секс налегают, а семья - это теперь уже как бы пережиток.
- Ты это серьёзно? - удивилась Вика.
- Прости. Я это вообще, а не о нас с тобой, - тут же, как бы даже испугавшись чего-то, ответил я.
И тут я решил у неё спросить.
- Вот интересно, а у тебя с этим твоим, теперь уже умершем, при разговоре о браке разве не было разговоров о том, чтоб он и тебя вписал в жировку?
- Ну как же! Отец вот мой ему даже деньги предлагал за это. Говорил, куда, мол, тебе одному столько?
- Ну, и?!
- А что 'ну, и'! - покривив свои губы, сказал отец Вики. - Встал он в позу человека оскорблённого. Да ещё пригрозил мне, что пойдет, куда следует да сообщит, кому следует, чем мы тут занимаемся!
- Во, дурак! - посочувствовал я этому козлу.
- А что с него взять! Совок останется совком, хотя осыпь его звездами, где надо действовать умом, он только хлопает ушами!
- Это точно! - опять же поддержал я его. - Жаль, что теперь вот так с этим вышло. Ни себе, ни людям как бы...
Нет, ты представляешь? - проговорил мой знакомый журналист. - После всего, что случилось тогда с этим моим соседом, они так запросто предлагали мне расписаться?! Нормально, да?! Да и папаша этот её. Но Вику терять мне как-то не хотелось.
Короче говоря, решил я расписаться с Викой, но при оформлении документов на собственность не стал я вписывать её в договор о владении недвижимостью. Сказал, что это, мол, не обязательно.
- Да и что тебе? У тебя с отцом такие хоромы на двоих, а тут всего-то однокомнатная в 20 квадратов. Зачем тебе обязательно быть в доле здесь, а долю у отца, если что, терять?..
Она вроде как согласилась, но расписываясь со мной, фамилию мою брать не стала. Сказала, что имя - это судьба, а у неё такая фамилия, что она её ни за какие коврижки на другую не поменяет. Мне это не понравилось. Да и насторожило как-то. Ну а всё остальное мы с ней сделали как это она и хотела. Квартиру купили поближе к тому месту, где был у ее отца участок с коттеджем на нем.
И что интересно, время, которое потребовалось этим черным риэлторам на согласование документов во всех инстанциях, не потребовалось почти что никакого! Вмиг были оформлены документы по всей коммуналке, и все поехали жить по своим новым адресам. И при этом перевезли нас всех бесплатно, да ещё и денег дали. Мне, например, дали полторы тысячи долларов, а у кого метров было больше, так тем и долларов дали побольше.
И зажил я после этого с Викой... Вначале все было у нас с ней нормально как бы, но вскоре стали мы с ней ссориться. 'С ума сойти, - думал я, - ругаемся из-за каждой ерунды, да ещё при этом готовы друг друга в грязь втоптать!'.
В связи с этими ссорами стала Вика частенько уходить к отцу. Пропадала там неделями. Сначала я не знал, как мне себя вести в этой ситуации, а потом подумал, да черт ли с ней, как сошлись, так и разойдёмся если что.
И вот как-то в один из выходных звонит она мне. Нет, ты представляешь? К тому времени мы с ней давно уже не виделись, а дома наши рядом!.. Казалось бы, да приди ты, поговорим, но она мне звонит! Что, лень свой зад от тахты оторвать?!..
- Настроение паршивое, - говорит.
А я чувствую, что она поддатая. Говорить ей об этом я, правда, не стал, но внутренне про себя усмехнулся в связи с этим обстоятельством и подумал, что выпила и захотела небось, сам понимаешь чего, да кто там рядом-то?!
- Ты как там? - спрашивает она у меня.
- Да вроде как ничего, - отвечаю.
- Прости, просто, я выпила тут, ну и хочется... поговорить с кем-то... Без ругани, понимаешь, и оскорблений...
Это я оставил без комментариев. Вообще, решил молчать и просто слушать, о чем это она будет говорить.
- А ты заметил, - после большой паузы, наконец-то, проговорила она, - зима нынче очень уж холодная... У меня руки постоянно мёрзнут. Скажи, ты не знаешь, к чему это?.. А снега довольно мало... В начале зимы я его боялась, а теперь вот жду его с нетерпением.
У меня от этого её монолога глаза на лоб полезли, но я решил молчать. Но и она молчала. Видно ждала моей реакции.
- Знаешь, - продолжила она, - я хотела бы сказать, что для меня нет тебя дороже... Хочется обнять тебя и попросить меня не отпускать. А ещё мне постоянно хочется сказать тебе, что я тебя люблю. Но я заведомо как бы знаю, что это лишь ложь, в которую я сама почти поверила... Знаешь, так просто убедить себя в чем-то... Но я не хочу тебе врать. И не хочу врать себе. Поэтому, когда я начинаю думать о тебе, я медленно, но верно начинаю сходить с ума... Это очень больно... Я очень устала...
Я молчал, но почувствовал вдруг, что в горле у меня комом встали слёзы. Сглотнув слёзы, я подумал: 'Это ж сколько нужно было выпить, чтоб нести такое'?
Но и в то же самое время, странно было, что ото всего говоримого ею у меня в голове что-то сместилось как бы. Как, наверное, и у Одиссея в своё время от пенья Сирен. Зная, что в пьяном виде Вика частенько устраивала такие моноспектакли ещё в коммуналке у нас, я, чтоб её не обрывать и не бросать трубку, подключил к телефону звукозаписывающую аппаратуру. Чтобы потом прослушать. Вдруг там помимо стонов, можно будет выловить что-нибудь и по делу. Ну, например, что хочет она сейчас прийти ко мне, чтоб, сам понимаешь.
Короче говоря, подключил. А сам, взяв плеер, вставил себе в уши наушники и лёг на диван. Врубил 'Полёт Валькирий' Вагнера! Сейчас это было то, что было нужно!.. О, этот урод Адольф знал, что нужно слушать, когда нужно было подкачать свою психику!.. Под мощные звуки Вагнеровской мелодии я вскоре заснул сном агнца божьего.
Проснулся я только среди ночи где-то. В телефонной трубке, естественно же, были гудки, и я, положив её на аппарат, в раздумье посмотрел на звукозаписывающее устройство. Достав из холодильника пиво, отглотнул малость и решил послушать. Что там записалось-то? Включил.
- Нет, я боюсь этого страшного холода, который окружает меня, - говорила Вика. - Знаешь, когда мне становится невыносимо плохо, я вспоминаю тебя... Хорошо, я не буду говорить тебе всего этого. Знаешь, недавно я поняла, что о чувствах в нашей жизни лучше не говорить. И вообще - знать хорошо, а молчать - лучше. Я буду теперь стараться больше молчать. Вот ты молодец, но теперь и я всё сделаю для того, чтобы и для меня это было не сложно.
Хотя вот эта боль на душе... Что это? Нет, я понимаю, но, прости меня, сейчас мне так плохо!.. Я знаю, что звучит это по сумасшедшему. Поэтому прости, что говорю тебе об этом. Прости, просто я надеюсь, что ты меня поймёшь... Меня теперь очень часто трясёт по утрам от холода... И колет сердце'...
Ну и так далее. Много ещё слов всё в том же духе и о том же. В общем-то, всё это, я думаю, говорилось больше для того, чтобы я увидел, как она возвышенна, и как она страдает, а я тупой идиот. Нет, под пиво это ещё можно было слушать. Не дёргаясь. Но потихоньку, потихоньку и я всё же почувствовал, как всё это опять как-то затягивает меня.
Не скрою, у меня от этих её речей даже зашевелилось что-то в том месте, где у нас когда-то душа числилась, ну или сердце. Странно, да? Сам думаешь, что всё это похоже на разводилово какое-то и лохотрон, а наговорено под диктовку папы с какой-то целью. Но и в то же самое время 'зашевелилось что-то у меня в том месте, где у нас душа когда-то числилась! Забавно, да?
И вот после этого монолога по телефону она куда-то пропала. Не звонит, не появляется. Странно!.. А тут вдруг папаша её объявился в гости ко мне. Говорит, завтра Викины... похороны!.. Нет, это как вам?!.. Говорит, что выпала она из окна в пьяном виде и разбилась насмерть. А?!.. Это как?!.. Говорит, а может быть это её кто-то столкнул...Да-а, ну дела!..
- Как только похороним, - говорит он мне, - будем с тобой потом разбираться...
- В смысле? - сделав удивлённое лицо, спросил я.
- Насчёт квартиры, - как ни в чём не бывало, спокойно, эдак, проговорил он. - Она ведь у вас с Викой на двоих?
Он, молча, поглядывал на меня, давая тем самым понять, что он, мол, не дурак и нечего так уж удивляться-то на то, что он сказал. И тогда я ему ответил.
- Ну, ты прям как девочка первоклашка! - усмехнувшись, проговорил я. - Ты за кого меня принимаешь-то? Думаешь, если ты всю жизнь мухлевал, работая в Моссовете, а теперь у этих риэлторов в шестёрках, так теперь и крутым стал?
- В смысле? - не понял он.
- То, что ты свою дочь наставлял по части махинаций с квартирами, это не хорошо, конечно же. Потому что не хорошо зариться на чужое. Но это-то ладно. Жизнь, которую вы тут нам устроили, заставит, и ещё ни на то пойдешь, но вот то, что она у тебя ради этого готова была ложиться с кем ни попадя в пастель, это плохо. И совсем уже плохо, что ты плохо контролировал её дальнейшие действия. И это уже говорит о том, что ты, как бизнесмен, ни хрена из себя не представляешь. Думал, что под вашими крылами одни идиоты только остались, и с нами теперь можно творить все, что угодно, как с Буратинами?
- Что ты имеешь в виду?
- А то, что мужик с женщиной в постели всегда ведь может договориться о том, что нужно мужику, а не её папаше, чинуше х.еву. То, что я ее вписал во владение собственностью, ещё не означает, что у неё в моей однушке есть доля. Просто мы были с ней совладельцами общего имущества и только. А теперь все это будет просто моё.
- Да как ты можешь! А совесть у тебя есть?
- И это говоришь мне ты, который живет в сталинских хоромах, а такие, как я, в коммуналках, в комнатах, как у Родиона Раскольникова!
- А это ещё кто такой?!
- Не знаешь?! Странно. А ты почитай как-нибудь на досуге Достоевского, может тогда и поумнеешь хоть чуть-чуть.
Он злобно как-то так посмотрел на меня, но ничего не сказал на это. Но это он, я думаю, пока. Ну да ладно. Это мы ещё посмотрим кто кого. И вот под такими-то, пользующимися в жизни одной только извилиной, мы жили все 75 лет их правления!
С кладбища к нему домой, к застолью я не поехал. Красиво отговорился какой-то важной занятостью. Век бы мне его, козла, не видать! Расставаясь, он вручил мне письмо от Вики и как только все они уехали с кладбища на ритуальном автобусе, я тут же опять пошёл к могиле.
- Зачем? - стонал я сам себе под нос, пока шёл по аллее вглубь кладбища. - Ну, лежит она там и лежит!
И вот, я уже рядом с участком, где и захоронили Вику. Я вскрыл конверт и извлёк из него письмо.
'Последнее. Больше я тебя не обеспокою. Мой бывший - царствие ему небесное! - в большом подпитии продекламировал мне как-то:
'Нет, не любовь,
А запах тела волнует и пьянит нас!
Душа моя,
Ты - омертвела и страшной стала жизнь моя
Мельканье лиц, шуршание колготок
Кружит нам голову и кровь,
То - похоти зовущая истома -
Влечёт нас, а не любовь'!
Но я устала так жить, я устала даже от надежды на какое-то лучшее и прочее будущее среди людей. Глядя на всё это наше проживание, я могу только плакать и молиться. Прости меня, Господи, и помилуй! Прости и ты меня, Алёша. Спасибо тебе за песню Сольвейг, которую ты мне как-то поставил на радиоле! С уважением и любовью подписываюсь - Когда-то хотевшая быть твоей, Вика'...
- Зачем, зачем я тогда опять туда потащился! Задёргался! Что мне теперь-то уже в ней, в мёртвой было! По делам! А сам на кладбище!.. И исходить потом там тоской около плиты этой и дуреть от непонимания причин, помешавших мне любить её!
Вот история, а!.. Ушёл я от своего знакомого журналиста уже поздно. То-то что все мы такие сегодня атеисты, и все себя богами считаем, но тут же все, как только чуть что ни так, так сразу же... Бежим в церковку, чтоб свечечку поставить заступнику какому-нибудь или заступнице за нас. Многие, если ни сказать что все, озабочены сегодня за свою загробную жизнь. Как чуть что там, пояс Богородицы какой-нибудь, прощёное воскресенье какое, так тут же тащимся отдать долг памяти на кладбище, задабриваем живущих уже там, а не с нами, безгласных, - пасхальными куличиками, яичками, памятниками как можно подороже. Видать, чуем всё же, понимаем свою мерзость перед ушедшими, потому и тащимся к уже закопанным. Есть что-то, видно, и в нас такое, что гложет нашу совесть после свершившегося, но...