Страшнее рыка стражный лик,
бесстрастности невинной жертва,
стоящие штрафные стенки
и стенки - пластики щитов.
Май затянулся серой влажностью.
Стены, беленые раньше, 
неспешно красятся под лето, 
к нематерному слову бегство,
любвеобильному, как сю-сю-сю. 
Просто надеть зеленую шляпу
и раствориться, представляясь 
то за ромашками охотником,
то мирным зверем, 
гуляющим в листве и травке,
где след теряется в прозрачных красках...

Все больше время неопознанного, 
за спинами охотников тоскует лес.
Не терпится, терпя истерику неброшенного вслух 
за завтраком: 
вчера все представлялось запросто,
сегодня расползлось по швам,
перебежало тропку - части,
разъединенные потребностью и случаем,
чутьем охотников до лакомства,
до представлений о центральном месте
животных чувств. 
Тоскуют вместе,как на танцплощадке -  
досуг употребительных согласных 
под общий шум цветных галлюцинаций.

Под пальцем - в снаряжении щелчок,
хруст ветки под ногой - по случаю,
нечаянность из первобуденных миров,
запахов мясных и ягодных.
Стальная тяга прикоснется к яствам
через глазок, из нервных ожиданий
отпущенный на волю стон и стон зверька,
распоротый на части,
несоответный бешеному счастью, 
и оба - в совмещении клубка.
Взъерошенная местность обернется эхом,
останется на прежнем месте,
не пошатнув ни одного ствола.
Изменчивость как блиц, в мгновенье ока.

Как после елки новогодний пол,
в его дворце томились души.
Венечный бык с тремя глазами
высокопарную вертушку
снял с неба. Перья тихо
свели шумок под технослучай,
не тронув незапятнанных стрелков.
Лес под шумок забыл и думать,
привязанный несчастным случаем
к печальной родословной бытия.
В зеленой шляпе на тропинке мучаюсь
и хоронюсь охотников до всякого битья.
Идут. Навстречу. С ружьями.
Прозрачность листьев, трав...