Аннотация: Рассказ еще обдумывается. Может быть полностью его переделаю. Оставлю только суть: чувства мальчика и возможность создания жизни....
Попасть в звезду.
Мальчик лет пять подошел к столу, улыбнулся, посмотрев на бледную худую женщину и переведя взгляд на загорелое лицо завтракающего мужчины, заискивающе заметил:
--
Доброе утро... папа.
Его отец повел густой бровью, и, не отрываясь от глянцевого журнала, угрюмо буркнул:
--
Садись, кушай и собирайся.
--
Но сначала умойся, - подсказала худая женщина и, взглянув на мальчика, в улыбке скривила тонкие губы.
Мальчик, с признательностью, взглянул на мать, выразил неподражаемую улыбку счастливого ребенка и тут же помчался в ванную комнату. А мужчина, отложив журнал, потянулся к чашке горячего кофе.
--
Ты не балуй Ванька. Не надо привязываться.
--
Но он же... наш ребенок.
Мужчина отпил кофе и, медленно положив чашку на стол, откинулся на спинку пластикового кресла.
--
Мы же с тобой договаривались, что своего заведем только после оплаты свадебного путешествия.
--
Но я его родила и пока есть возможность - буду заботиться о нем как о сыне.
Мужчина и женщина продолжали болтать о чем-то непонятном, но Ванька уже не слушал. Он открыл кран с водой, тщательно намылил лицо и принялся разглядывать пузырьки в текущей воде. Эти пузырьки были чуть-чуть похожи на шарики, которыми он играл в детском саду. Но те шарики были жесткие, колючие и тяжелые. А эти красивые, гладкие и такие мягкие, что лопались от одного прикосновения. Эх, вот бы поменять их на шары в детской комнате. Ведь они так легко рвутся, и он бы порвал их всех, еще до прогулки. Тогда бы Марья Ивановна разрешила поиграть машинкой в песочнице. И все дети бросили бы свои дела, окружили б песочницу с мокрым, холодным песком и смотрели, как его солдатик едет в автобусе, с большими открытыми окнами и здоровенными фарами.
--
Ванька! Умылся? - вдруг раздался голос отца. - Иди, ешь - не успеешь, будешь есть в садике.
Ванька вздрогнул, быстро закрыл воду, махнул полотенцем по личику и побежал на кухню. В его голубых глазах мелькнул испуг, но увидав тарелку полную бутербродов, он чуть успокоился и, усевшись на стул, потянулся к компоту. Есть не хотелось, но каша, которую давали в садике, была невкусной и долго не хотела глотаться, а воспитательница смотрела так сурово. Марья Ивановна была красивой, но очень строгой - все время, куда-то спешила и заставляла играть одни и те же игры. Совсем как мама. Только мама очень красивая и добрая и у нее такие вкусные бутерброды. Ванька взглянул в лицо матери, и та, почувствовав взгляд, улыбнулась и протянула свою белокожую руку. Мальчик тут же широко улыбнулся и торопливо вытянул шею, подставляю белокурую голову под тонкие женские пальцы. Но его маленькое робкое счастье длилось недолго.
--
Ну вот, опять опаздываем, - резко заметил отец и решительно поднялся с кресла.
От этого возгласа Ванька поежился так, что отец заметил его устремление.
--
Что в садик не хочется?
--
Угу, - опустив голову, уронил мальчик.
--
Что угу? - ехидно поинтересовался отец. - Думаешь у меня меньше забот? Я бы с удовольствием сейчас проживал на Первой планете, танцевал под закатами двойного солнца Второй или исследовал Третью. Но вместо этого я должен кормить тебя. А ты мне очень дорого стоишь.
Мальчик опустил взгляд своих не в меру серьезных глаз, вжал голову в плечи, и упрямо подобрал кончики губ. Эх, если бы отец знал, как сильно он ненавидит планеты, о которых так часто говорят его родители и как ему хочется прийти туда с пистолетом и уничтожить все, что там есть. Но когда отец начинает ругаться - ему остается только молчать. Иначе вечером его опять заставят надувать большой шар. А это так трудно делать.
--
Перестань Виктор, - вдруг на помощь сынишке, пришла его мать. - Ванька не виноват в том, что твой отец промотал все свое состояние.
Виктор тут же замолк, посмотрел на жену презрительным взглядом, потом взял сына за руку и потянул его вон из квартиры.
--
Можно подумать, что твои тебе что-то оставили!
На лестничной площадке Ванька оглянулся и заметил, как его мать оказалась в дверном проеме.
--
Да! Зато я каждый год была в путешествиях! А ты не можешь оплатить даже самую плохонькую путевку! - заметила она и хлопнула дверью.
--
Оплачу! Вот Ванька подрастет - все оплачу.
Ванька угрюмо опустил голову. Ему захотелось спросить отца, когда он вырастит, но по боли в сжатой руке он чувствовал, что папа не в духе. Значит, придется подождать вечера, и когда мама придет поцеловать его в щечку, он обязательно спросит ее об этом. Ведь он так хочет, что бы у них не было какого то долга.
Выйдя на улицу Ванька с жадностью оглядел окружающий мир. Его взгляду открылся маленький садик и кусок асфальта, огороженного узкой дорогой и стенами серых домов. Асфальт был заставлен машинами всевозможного цвета, но только одна из них приковала его внимание. Окно большой черной машины приоткрылось и в ней показалось лицо мужчины с черными усиками.
--
Привет сосед, - заметил усач, подмигнув мальчику и только потом, повернув голову в сторону Ванькиного отца, хмуро заметил, - Виктор садись, подвезу.
Мальчик потянулся в сторону черной машины, но отец не думал сворачивать.
--
Садись, садись, - настойчиво повторил усач. - В ногах правды нет.
Виктор остановился, демонстративно зевнул и, нехотя подойдя к машине, открыл дверь и усадил сына. Оказавшись внутри черной машины, Ванька радостно улыбнулся, недовольно посмотрел на сидевшую рядом девочку и тут же начал застегивать ремень безопасности.
--
Не люблю машины, - с показанным неудовольствием заметил его отец, усаживаясь на переднее сиденье.
Усатый сосед хмыкнул и, оглянувшись, подмигнул Ваньке.
--
А вот Ванька любит. Правда Ванька - довольно заметил он и взглянув на Виктора, угрюмо продолжил. - Я не для тебя стараюсь. Это дочка попросила вас подождать.
--
Здравствуйте дядь Виктор, - нехотя поприветствовала девочка и, повернув голову в сторону Ваньки, заискивающе улыбнулась, - Вань привет, - решительно заметила девочка и протянула к нему свою маленькую ладошку.
Но Ванька лишь угрюмо нахмурился и скрестив на груди ручки, взглянул на отца. Виктор обернулся назад и неожиданно широко улыбаясь, протянул девочке руку.
--
Привет Анюта. Как дела?
--
Хорошо, - ответила девочка и тут же занялась Ванькой. - А ты в садик идешь?
--
Да, - буркнул малыш.
--
И я, - улыбнулась девочка и протянула ему конфету, - хочешь?
С живым интересом во взгляде, мальчик посмотрел на конфетку, но взглянул на отца и тут же опустил голову и еще упрямей поджал тонкие ручки.
--
Нет.
--
Возьми, возьми, у меня еще есть, - заметила Анюта и положила конфету мальчику на коленки.
Тот замер, потом медленно протянул ручку к конфете, изобразил на лице недовольство и, схватив угощенье, спрятал ее в карман. А его отец, не дождавшись рукопожатия, погладил девочку по кудряшкам светлых волос.
--
Анют, ты че не здороваешься? - обиженно спросил он.
Девочка посмотрела в лицо мужчины, потом скосила глаза на Ваньку и, упрямо поджав тонкие губки, отодвинула голову. А водитель, взглянув в зеркало заднего вида, решительно заступился за дочь:
--
Ну че пристаешь? Не хочет здороваться ну и не надо. Пусть вон с Ванькой общается.
Виктор хмыкнул и, отвернувшись, уставился в лобовое окно, а Ванька глазами полными признательности взглянул в лицо девочки.
--
Хочешь, покажу болячку? - спросил он и, подвернув штанину, показал огромную царапину. - Это я в садике упал, когда пролазил через каменную преграду.
--
В садике? - спросила Анюта, всматриваясь в рану глазами полными ужаса.
Ванька гордо выпрямился и, изобразив безразличие, довольно кивнул.
--
Да. Мы каждый день лазим сквозь узкие щели, и Марья Ивановна говорит, что у меня здорово получается. Я смогу просочиться куда угодно.
Анюта задумчиво потерла щечку.
--
А мы в садике не лазим по камням. Нам воспитательница не разрешает.
--
Да? - удивился мальчик. - А что вы там делаете?
--
Играем в разные игры.
--
Играете? А в какие?
--
Ну разные.... С куклами.... Хочешь, покажу тебе свою Машу?
Ванька недоверчиво взглянул в лицо девочки, кивнул головой, и Анюта тут же потянулась к своему ранцу и вытащила из него такую огромную и красивую куклу, что Ванька открыл рот и тут же протянул к ней тонкие ручки.
--
Давай вместе играть, - предложила Анюта.
Ванька нехотя подчинился, и их родители тут же воспользовались маленькой передышкой. Отец Анюты скосил глаза в сторону лица Виктора и с усмешкой спросил:
--
Вы уже выбрали место для нового путешествия?
Отец Ваньки выпрямился и глазами полными фанатичного блеска взглянул на соседа.
--
Да. Мы хотим пойти на 7 планету. Говорят там на огромных островах среди пресных океанов расположились 200 центров развлечений.
--
Пресные океаны? - переспросил сосед. - Видно не один миллион людей потратили на них свои слезы.
Виктор потерся о кресло и чуть скривил мышцы лица.
--
Да ну.... Все это враки. Тем более что это были китайцы.
Отец Анюты бросил косой взгляд на Виктора и тут же уставился на дорогу.
--
А что китайцы не люди?
--
Нет.... Я не это хотел сказать.... Они же буддисты - сами выбрали то, что хотели.
--
Так наш сосед еще и расист? - удивленно поинтересовался водитель.
Виктор чуть покраснел.
--
Нет, вы не понимаете! Стремление буддистов сеять любовь, счастье и свет и этим достигнуть нирваны и потом объединиться с космическим мирозданием, подталкивает их делиться своей жизненной силой с пустыми мирами. Ведь для них счастье быть частичкой и хранителем жизни.
--
И все для того что бы такие как вы могли танцевать на рассвете под мягким солнцем далекой планеты?
--
Но туризм необходим, что бы оплачивать обход эволюции.
--
Обход эволюции? Значит, так вы это называете?
--
А как это еще назвать? Жизнь не может зародиться без создания биоэнергетической оболочки. И еще не факт что она будет эволюционировать. А мы оплачиваем перемещение биоэнергии, которая взаимодействует со средой и генерирует на ней условия жизни.
--
Вы? Оплачиваете перемещение среды создающую жизнь?
Виктор чуть нахмурил загорелый лоб.
--
Ну не я конкретно, но перемещение оплачивается из тех денег, что я трачу в турах. И хотя мы это еще не до конца понимаем, но остается фактом, что биоэнергия способна воздействовать на агрессивную среду и сделать ее более пригодной для порождения жизни. А больше всего биоэнергии у тех кто проводит жизнь в медитации.
Водитель машины хмыкнул.
--
Да... история ничему не учит. Стоило появиться магнетике, как под нее сразу подстроили целую религию.
Виктор хмыкнул и уставившись в боковое окно, тихо заметил:
--
Ну, все развивается.... Прогресс не стоит на месте.... Кстати, останови где-нибудь здесь - мне еще надо зайти узнать про работу.
Отец Анюты нахмурился и, повернув к стоянке перед обложенным голубым мрамором здании научного центра, остановился и, выйдя из машины, помог вылезти Ваньке.
Оказавшись на земле, мальчик тут же подошел к отцу и угрюмо уставился в усатое лицо папы Анюты. А тот, проверив плотно ли закрыта дверь и убедившись, что Анюта занята куклой, посмотрел в лицо Виктора.
--
Ты это.... Когда отдашь мальчика?
Виктор инстинктивно схватил сына за руку и тихо заметил:
--
Да я хоть завтра. Только Ваньке еще нет пяти. А по законам психопрограммы: дети до 5 лет не могут учувствовать в поглощении. У них еще там что-то не доразвилось.
Сосед Виктора хмыкнул, его лицо покраснело, а пальцы рук непроизвольно сжались в кулак.
--
Я не спрашиваю подробностей. Я спрашиваю, когда ему исполнится пять? - спросил он грозно.
Но Виктор не заметил порыва соседа и довольно улыбнулся.
--
Да так, предполагал, что успею отвезти Анюту к бабушке. Не хочется портить ей психику. Мне говорили, что у детей все откладывается на душе.
Виктор как виновато улыбнулся и смущенно пожал плечами.
--
Надо было раньше спросить, - заметил он искренне, но сосед не обратил на это внимание и смачно плюнул на землю.
--
Да пошел ты со своими учениями, - зло заметил он и, усевшись за руль, резко нажал педаль газа.
Виктор, посмотрел вслед удаляющейся машины, и лишь на мгновенье в его лице скользнула тень грусти, и он опустил голову, но потом пожал плечами и, напевая мотив из какой-то старинной кубинской песни, направился в сторону центра.
И Ванька засеменил за отцом, иногда с какой-то непонятной надеждой посматривая на его подтянутую фигуру и, отвернувшись, злобно разглядывая мелькающие помещения.
Через некоторое время они остановились у одной из многочисленных дверей, и отец с трепетом постучал по белому пластику.
--
Можно? - спросил он, втискиваясь в проем и, не дождавшись приглашения, затаил дыхание и резко вошел в помещение.
--
Вы на собеседование? - спросила хозяйка комнаты с большими диванами.
--
Я по поводу работы... - заметил Виктор и легонько поддев рукой Ванькину голову, пододвинул его чуть вперед, - с сыном.
--
Мне все равно с кем, - заметила молодая женщина, не отрывая взгляд от экрана монитора, - сейчас придет менеджер - с ним и разбирайтесь.
Виктор чуть растерялся, а потом опустил голову и с упреком заметил:
--
Но он будущий сеятель?
--
Сеятель? - переспросила девушка и, оторвав взгляд от экрана, уставилась сначала на мальчика, а потом на его отца.
И Ванька тут же возненавидел эту девушку, потому что во взгляде ее голубых глаз, он ощутил то частое невысказанное осуждение, которым награждали его отца посторонние люди, впервые слышавшие непонятное для него слово.
--
Сколько ему?
--
Завтра пять, - ответил отец, и Ванька скорее ощутил, чем услышал вздох девичьей груди.
Девушка приподнялась, потянулась к сумочке и, обойдя стол, протянула Ваньке синий фрукт.
--
Вот возьми.
--
Нихочу, - тоненьким голосом отказался мальчик и взглянул на отца.
Но Виктор, не поняв просьбу о помощи, лишь усмехнулся.
--
Ну и везет тебе, Ванька, - заметил он, - я всего один раз в жизни пробовал синенькие... и то на их далекой родине, а тебя угощают почти каждый день.
--
Не каждый. Всего четыре раза давали, - опустив голову, буркнул малыш и, изобразив недовольную рожицу, взял протянутый фрукт.
Девушка мило улыбнулась.
--
Ну, вот и молодец. Посиди пока здесь, а я пойду, посмотрю менеджера, - заметила она и вышла из помещения. А Ванька, недоверчиво проследив за ее уходом, взглянул на отца и протянул ему фрукт.
--
Возьми. А то мне не хочется.
Виктор строго посмотрел на сына, потом скосил взгляд на галактический фрукт.
--
Тебе дали - ты и ешь.
--
А хочешь конфетку? - предложил мальчик.
--
Не люблю сладкое.... А синенький... дай я его почищу, - заметил отец и мальчик, тут же засияв счастливой улыбкой, протянул отцу оба гостинца.
Через несколько минут они сидели перед молодым человеком в золотых очках и черном костюме.
--
Как я понимаю - вы неоднократно пытались устроиться на работу в нашу компанию.
--
Нет, у вас я впервые.
--
Ну как же. Вы посылали резюме в 71 из 89 наших офисов.
--
Но меня не приглашали на собеседование.
Человек в черном костюме снял очки и откинулся на спинку широкого кресла.
--
И почему вы претендуете на должность в нашей кампании?
--
Ну... я многое знаю о новых планетах, инфраструктуре и людях предпочитающих на них отдыхать.
--
И что вы знаете о новых планетах? - спросил мужчина в желтых очках. - Например о том как они создаются и почему возможны перемещения.
--
А... это, - разочарованно заметил Виктор, - об этом я знаю, не много.
Человек в черном костюме чуть помолчал, потом безразлично посмотрел на Ваньку и продолжил:
--
А что вы знаете?
--
В основном то, что изучил на собственном опыте... и еще несколько школьных уроков, - с ухмылкой, заметил отец мальчика. - Семьдесят лет тому назад, профессор Эзейнштейн, доказал существование дыр в материи. Пространство пронизывают целые лабиринты ходов, но что бы их открыть необходимо огромное количество энергии и некоторая энергетическая среда.... Такая среда имеется в звездах и раскаленных центрах планет и поэтому почти каждое солнце и планеты сообщаются между собой, - с энтузиазмом заметил Виктор, и с непонятной гордостью взглянул в лицо менеджера. - Несколько лет ученые пытались добраться до центра нашей планеты и вот однажды открыли энергетический канал. Странный колодец, по которому можно попасть в недра планеты. Ученые начали его изучать и через некоторое время поняли, что колодец представляет некоторую структуру из биоэнергетических тел. Достаточно взять некоторое количество биоэнергии и отправить ее на другую сторону лабиринта материи как там образуется часть колодца.
--
Колодца? - удивленно спросил хозяин комнаты.
--
Ну... - помялся Виктор, - это не совсем колодец. Так мы называем биоэнергетический столб, сделанный из слоев биоэнергии. Биоэнергия является массой, которая стремится к самосохранению и поэтому, там куда попадает, создает некоторый объем пространства, защищенного от агрессивной среды.
Непонятный разговор быстро наскучил Ваньке. Ему захотелось встать с мягкого кресла и посмотреть на улицу сквозь большое окно. Он пошевелился, безразлично посмотрел на человека в желтых очках, положил ручку на коленку отцу и замер. Рука ребенка ощутила дрожь под джинсовым полотном. А когда отец дрыгал ногой, то надо было вести себя тихо и поэтому, тихонько вздохнув, мальчик продолжил бороться со скукой, исследуя непонятного дядьку. Тот схватил яркую пачку и, вытащив одну сигарету, откинулся на широкое кресло.
--
Так на какую должность вы претендуете? - спросил он, и на лице мальчика вспыхнула радостная улыбка.
Он часто слышал в разговорах родителей это взрослое слово и кажется, догадывался о его назначении. Он знал, что у его отца была плохая должность, не было перспектив и желаний. А иногда, когда его отец приходил домой раньше обычного и долго ругался с матерью, в их доме появлялось много газет и на него несколько дней не обращали внимания и часто произносили слова: работа и должность. Но Ваньке нравилось это время. Ведь его отец тогда часто водил его в парк и заставлял лазить по турникам, большим камням и колючим кустарникам. И тогда Ванька был счастлив. А когда ему случалось пораниться и не заплакать, то во взгляде отца он улавливал гордость и очень странное чувство. Примерно такое, какое угадывалось в заплаканных глазах воспитательницы, не имеющей ни детей и ни мужа.
--
Какую дадите, - натянуто улыбаясь, заметил отец. - Но хотелось бы стать смотрителем парка или аттракциона, или отправлять группы на другие планеты.
Мужчина в черном костюме пожевал кончик сигареты, потом вынул ее изо рта, поломал и выбросил в пепельницу.
--
Ваша жена тоже получает субсидию?
Виктор растерялся.
--
Нет.... То есть да.... Не совсем.... Мы с женой откладываем ее на поездку.
--
Всю? - хмуро спросил дядька в черном костюме.
--
А разве там много? - прогундосил отец мальчика.
Мужчина в черном костюме вперил взгляд в Виктора и поднялся из своего широкого кресла.
--
Вам мало двух среднемесячных окладов?
--
Но их даже на одну поездку не хватит! - возмутился Виктор, и его реплика усадила мужчину на место.
Он уселся, откинул голову и внимательно поглядел в глаза Ваньки.
--
Хорошо, - заметил он будничным тоном. - Как я догадался - мы оба недопонимаем сложившуюся ситуацию и мне придется чуть пояснить.... Пять лет тому назад вы подписали контракт на ребенка. В этом контракте было оговорены ваши обязанности и некоторая денежная дотация, которую вы получаете на собственный счет. То есть вы выполняете работу и получаете за это зарплату. И это значит, что вы уже работаете на нас. Разве вам это не объяснили?
--
Точно не помню... это было давно.
--
Пять лет не такой уж и далекий срок.... Хотя все может быть.
--
То есть мы с женой работаем в корпорации?
--
Теперь вы понимаете, почему мы не можем нанять вас в штатном порядке?
--
Но если это так, то нам полагается десятипроцентная скидка? - оживился Виктор. - Как сотрудникам фирмы.
Дяденька в черном костюме улыбнулся, показав ряд белоснежных зубов.
--
Да. Вы имеете право на скидку и даже немного больше. Я поговорю с руководством, и, может быть, мы начислим вам премию в 3 -7 процентов. Довольны?
Поняв, что разговор окончен, Виктор резко привстал.
--
Лучше на 7 процентов.
Мужчина в черном костюме тоже поднялся с кресла и легонько пожал пальцы Виктора.
--
Конечно, конечно, - заметил он, провожая просителя до двери. - 7 процентов конечно лучше.... Всего вам хорошего.
--
До свиданья, - со счастливой улыбкой заметил Ванькин отец и, притормозив в вестибюле, чуть оглянулся. - А можно будет подписать еще один новый контракт?
Мужчина в черном костюме, стоящий в дверях, широко улыбнулся.
--
Непременно, - заметил он и подмигнул отцу мальчика. - Но об этом мы можем поговорить только завтра.
--
Да - да, конечно, - широко улыбаясь, заметил Виктор и, отвернувшись, побрел в сторону выхода.
Оказавшись на улице, он чуть помедлил, но Ванька хорошо знал, где находится садик и зашагал уверенно, чуть подтягивая отца за руку и часто приподнимая на него голову. Отец улыбался. У краешков его серых глаз появилось пара морщинок, губы довольно припухли, а в руке державшей мальчика не чувствовалась напряженная дрожь и крепость захвата.
Вначале Ванька обрадовался неожиданной перемене в отце. Он чувствовал, что непонятный разговор взрослых поднял отцу настроение. Но через несколько шагов, его начало одолевать беспокойство. Он никогда не видел папу таким и поэтому боялся но не того что счастье отца кончится а того что за этим последует. Но его страхи оказались беспочвенны.
Пребывая в мечтательной эйфории, отец не только довел его до детского садика, но и сделал то, чего не делал несколько лет. Он вошел в ворота, прошел в парк и, даже не опустив головы, прошагал в игральную комнату. И это действие до того удивило Ваньку, что он забыв привычно замереть в раздевалке и упрямо поджать свои маленькие в трещинках губки и изобразить нежелание, не помня как прошествовал следом.
--
С днем рожденья тебя, с днем рожденья тебя, - вдруг раздалось в глубинах зала.
Ванька удивленно приподнял голову и оглянулся. Перед ним, радостно улыбаясь, стояли все ребятишки детского садика, строгие накрашенные воспитательницы и притихшие няньки.
--
Ну-ка дети, давайте еще раз поздравим Ваню Мухина с днем рождения, - строго сказала заведующая, и дети тут же отозвались звонкими голосами.
--
С днем рождения Ваня. С днем рождения Ваня.
Ванька посмотрел на отца, недоверчиво оглядел собравшихся и, заметив притихшую Марью Ивановну, понял, почему отец не торопил его в садик. Завтра будет его день рождения. Ему исполняется пять лет и он, как говорила воспитательница, вольется в большую жизнь. Вот сейчас к нему подойдет Анюта, протянет пирожок в виде радуги, и потом все дети будут играть разные игры. А он съест пирожок, выпьет голубой кисель и пойдет к лифту, и там он покажет все то, чему его научили: будет тихо сидеть в темном ящике, потом быстро из него выбираться, бегать по грязи, сквозь твердые шарики и между узкими стенами.
Но праздник начался не так как обычно.
Засунув указательные палец в рот и, не отрывая взгляд от лица отца Ваньки, Анюта подошла к мальчику и, протянув ему пирожок, вдруг тихо спросила:
--
Это твой папа?
--
Да - с гордостью подтвердил мальчик.
Карие глаза цепко оглядели мужскую фигуру, и девочка подытожила:
--
Красивей чем два предыдущих.
--
Нет, - Ванька энергично покачал головой, - те были отцами Сережи и Светы.
--
А что у вас разные папы? - изумилась девочка. - А почему у меня его нет? - спросила она и, недовольно оглядев воспитательниц, решительно выдала, - зато у меня есть Марья Ивановна.
--
И у меня, и у меня, - со всех сторон посыпались детские голоса.
А Ванька надул губы, почему то вспомнил лицо матери и случайно взглянул на отца. Виктор покраснел, оторопело оглядел шумящих детей и, вдруг схватив мальчика за руку, потянул его к украшенному гирляндами лифту.
Через некоторое время они оказались в коридоре с огромным количеством дверей с одинаковыми табличками "Техническое помещение". Ванька шел, прижав руку к животику и угрюмо поглядывая на эти двери. Ему было страшно - этот коридор не был похож на полосу препятствий, но рядом шел отец и страх мальчика замещался упрямством. Он должен был показать все, чему его научили в детском саду. Но как бы он не подбадривал самого себя - все было тщетно. Ванька оглядывал огромный коридор, и его не покидало непонятное ощущение, что за этими серыми стенами находится огромное огненное море и невидимая, очень тонкая стенка. Ему представлялась как эта невидимая и неосязаемая стенка, сдерживает их мир от опасностей огненного моря, невидимыми щупальцами пронизывает коридор, смотрит на него и тихонечко воет. Но взрослые не слышали этот немыслимый вой и не видели очертания страшных нечеловеческих существ, создающих эту защитную стенку и чуть прижимаясь к отцу решительно двигался дальше.
Через некоторое время он оказался в большом помещении, где его окружили какие-то взрослые люди.
--
Минутная готовность, - заметил один из них, безразлично взглянул на мальчика и повернул лицо к Виктору. - Сейчас пропустим туристов и отключим приемники на той стороне. А пока подготовьте его.
Виктор взгляну на сына.
--
Видишь камеру?
--
Такая же, как в садике, только с большими трубками, - подтвердил мальчик.
--
Сам сможешь взобраться?
--
Да, - кивнул мальчуган и гордо подобрал подбородок.
--
Ну иди, - криво улыбнулся отец и отпустил руку сына, - только, - тихонько заметил он, - ты... это... ищи самый прохладный выход и постарайся не попасть в звезду. А то пять лет жизни насмарку.
--
Хорошо, - заметил Ванька и прошествовал в сторону камеры.
Он не помнил как за ним закрыли люк, не помнил как долго сидел в тесной камере и ожидал когда выйдет наружу. Упорно поджав свои потрескавшиеся губы, он ждал сигнала, когда можно выйти наружу и показать все что он может. Но вместо сигнала в камере прозвучал нечеловеческий крик.
И в ту же секунду, сидящая в кресле худенькая бледная женщина, зашевелилась в послеобеденной дреме. Ей снилось, что где-то в центре далекой планеты, капсула с мальчиком превратилось в белое облачко, и это облачко превознемогая препятствия, заструилось к поверхности. Ему было трудно и больно. Миллиарды тонн сжимало его хилое тельце, а раскаленная масса вырывала из него последние атомы. Но сгусток, теряя энергию, упрямо продвигался вперед и ему повезло. То, что было когда-то живым организмом оказалось в тоннеле из таких же, как он.
"Не двигайся - говорили они, - лучше останься. Тем больше будешь бороться - тем быстрей растворишься. Растворенье это небытие. Встань радом, создай оболочку и тебя ничто не проломит. Поверь, мы были такие ж как ты".
Но сгусток лишь воспользовался их пассивной защитой и упрямо двинулся вверх.
"Стой, - сказали ему наверху, - дальше нельзя. Там холод, там миллиарды путей и там смерть. Останься здесь, забей вон ту щель и замри. И тогда ничто снаружи не сможет погубить твою сущность".
Но сгусток их не послушал. С упрямством присущим ребенку, он врезался в скопление тел и попытался прорваться наружу.
"Стой, - повторили голоса, - не ходи. Если ты выйдешь вперед, то за тобой могут последовать и другие. И тогда мы лишимся общей защиты и растаем все вместе".
Но ребенок, продолжал упорствовать, прорываясь в сторону далекого садика. И каждая его попытка, выбивала из него пылинки энергии. Потихоньку он таял. Но пылинки, падавшие на землю, продолжали нести жажду к движению, упрямство и чувство неудовлетворенности. Все то, что нужно для жизни.
И где то там, в глубинах уменьшающегося сгустка, тлела последняя мысль: он должен показать отцу как его хорошо обучили. Должен завоевать любовь своих близких.