Когда люди впервые открывают глаза в этом мире, они кричат. Одни скажут, что это естественно, другие посчитают, что это от боли, я же думаю, что люди кричат от одиночества. Врываясь в жизнь, мы впервые ощущаем себя настолько одинокими, что сердце сжимается в тиски от осознания собственного бессилия, собственной никчемности и ненужности. Осознание родителей, родственников, друзей приходит намного позже. Я вообще считаю, что раннее детство - наихудший из всех промежутков нашей короткой жизни, даже старость уступает ему лавры первенства, ведь старики познали любовь, дружбу, привязанность, дети же - боятся продолжения их собственного кошмара. Мне крупно повезло, ведь всю свою жизнь, от первой секунды зарождения в утробе матери, я была не одна. Чувствуя совсем близко доверчивое биение сердечка, я была счастлива - я была не одна. В день нашего рождения мы не плакали, мы знали, что всегда будем вместе, и даже этот жестокий мир не смеет нас разлучить. Первой родилась Анжелика, а через 10 минут в этот мир вошла я. Анжелика и Ангелина - очаровательные близняшки у молодой супружеской пары. Две капли воды не были так похожи, как мы с Анжеликой - у обоих большие карие глаза, мягкие черные кудряшки, нежная светлая кожа и ноль эмоций к окружающему миру. Будучи искренне привязанными друг к другу, мы совершенно не воспринимали окружающий нас мир. Родители, соседи, одноклассники - все эти люди были лишь лишними персонажами нашей игры, ненужным дополнением к любимой сестре. Но никто этого не знал. Анжелика шла по жизни, рассыпая фальшивые, но безумно обаятельные улыбки направо и налево, мою же замкнутость люди воспринимали как присущую всем нежным натурам скромность и не забывали умиляться ею все больше и больше. Наверное, даже наши имена сыграли определенную роль в этом - кто же не поверит "ангелам"? Мы же были лживыми ангелами.
Так мы и росли, заключенные в свой безмятежный иллюзорный мир, надежно закрытый от посягательств внешнего мира искреннейшей ложью. Один философ сказал, что одиночество двоих намного страшнее одиночества одного человека. Абсурд, мы были счастливы. Мы взрослели и хорошели, наша ложь становилась все более умелой и привлекательной для других людей, которые непременно пытались проникнуть в наш мир. Мы лишь зло улыбались и будто бы подчинялись: Анжелика меняла парней как перчатки, я заводила множество друзей, и в определенный момент мы просто уходили, разбивая сердца и надежды, сжигая за собой даже малейшие мосты - люди уходили, словно животные, осознавшие боль от красивого огонька, они интуитивно отдалялись. Мы снова были счастливы.
Но однажды наше счастье разбилось. Его сломали не люди, которым мы причинили боль, не жизнь, которая дала нам друг друга, не время, которое было не властно над нашими чувствами, наше счастье сломал случай, нелепый и глупый. Анжелика умерла. Она упала с лестницы, с той самой лестницы, на которой мы постоянно играли, будучи детьми. Все случилось у меня на глазах. Мы как всегда спешили на улицу, Анжелика шла впереди, я лишь на секунду остановилась, чтобы завязать шнурки, а мгновением позже услышала вскрик и глухой удар. Она лежала на площадке внизу, глаза были широко раскрыты, словно в удивлении, а возле головы медленно растекалась темная кровь. Я слышу дикий, нечеловеческий крик и понимаю, что это мой собственный голос. Темнота.
Первым, что я увидела, когда открыла глаза, был белый потолок. Настолько белый, что я, ослепленная такой быстрой сменой темноты, снова закрыла глаза. Я не понимала ,где я нахожусь, что случилось. Внезапно я вспомнила! Анжелика! Я резко вскочила с кровати, на которую, впрочем, так же быстро и упала, задев по пути лампу на прикроватной тумбе и наделав тем самым ужасный шум. В ту же секунду в комнату забежала медсестра, а следом за ней и мама с черной повязкой на голове. Мои самые страшные опасения подтвердились - она мертва. С диким воплем я отшатнулась от подошедший ко мне мамы и забилась в дальний угол комнаты, я размахивала руками и верещала, не позволяя никому ко мне приблизиться. На мои крики сбежались врачи, плачущую маму вывели из палаты, а мне насильно что-то вкололи. Темно. Когда я очнулась в следующий раз, я заплакала. Я плакала как никогда, с ревом, воем и судорожными всхлипываниями. Старая медсестра, приставленная наблюдать за мной, лишь грустно качала головой и стойко не впускала рвущихся в мою палату родителей. После безумного плача я снова забылась сном без сновидений. На следующее утро я вела себя спокойно: безропотно позволяла врачам делать мне уколы и пичкать таблетками, сдержанно улыбалась родителям, вежливо со всеми здоровались. Врачи не могли нарадоваться моим улучшающимся с каждым днем анализам, родителя уже лелеяли мысль о моем скором возвращении домой и начинании новой жизни с одной дочерью, другие пациенты восхищались моим самообладанием. И только та самая старая медсестра недоверчиво смотрела на меня своими блеклыми глазами, не веря в деланное спокойствие.
Уже через несколько дней я смогла вернуться домой. Увиденное разозлило меня до безумия. Кровати Анжелики в нашей комнате больше не было, наши совместные фотографии больше не висели на стене, я не нашла ее одежды в шкафу, а на месте ее любимого огромного плюшевого льва стоял горшок с цветком. Они решили вычеркнуть ее, забыть навсегда, притвориться, что Анжелики не было никогда и одурачить всех. Но не меня! Меня им не одурачить никогда! Однако я не подала и виду, что изменения в доме как-то задели меня. Я молча поужинала с родителями, что их не слишком-то удивило, ведь в отличие от своей сестры я всегда была более молчаливой и замкнутой. После получасового ковыряния содержимого тарелки, я поспешила уйти в сою комнату, ссылаясь на усталость. Родители понятливо закивали, словно китайские болванчики, и пожелали мне добрых снов, хотя лично я бы предпочла ничего не видеть. Придя в свою комнату, я зажгла настольную лампу и начала рыться в своих старых вещах. Нашла. Я сжимала в руке небольшой золотистый медальон, по всей поверхности было выгравирован уроборос с маленькими изумрудами вместо глаз. Когда мы были маленькими, Анжелика нашла его в лесу. Она заявила, что это символ нашей неразлучности. И правда, что еще может лучше символизировать вечность, чем уроборос - змея, кусающая себя за хвост. Этот медальон стал нашей первой маленькой тайной, и сейчас, держа в руках это самое дорогое для меня сокровище, я чувствовала благоговение и близость с Анжеликой, пусть и мертвой. Я осторожно надела его себе на шею и погасила свет. Той ночью мне приснилась Анжелика, она стояла под дождем и плакала, звала меня и просила не оставлять ее одну. Я же не могла пошевелиться от сковавшей меня боли и все это время простояла рядом с ней безмолвной статуей. Утром меня разбудили родители, просто сияющие безмятежной улыбкой. Мама прощебетала все утро, надеясь разговорить меня, а я лишь сухо что-то ответила и отправилась в школу.
Когда я зашла в класс, все разговоры мгновенно умокли и на меня обрушились с двадцать сочувствующих взглядов. Я не нуждалась в сочувствии, поэтому на все попытки заговорить со мной отвечала жестко и коротко. Я села за парту, где обычно сидели мы с Анжеликой. Через некоторое время в класс вошел учитель, он поздоровался с нами и сказал, что с этого дня в нашем классе будет новый ученик. В кабинет зашел высокий русый парень с лучезарной улыбкой. Он сказал, что его зовут Андрей Зобнин, и он будет рад подружиться со всеми. Класс тут же оживился: девушки начали перешептываться, краснеть и глупо хихикать, парни же, кажется, решали воспринимать ли новенького как соперника или друга. Мне же было все равно по большему счету.
Парень спросил, где ему можно присесть.
- Садись к Ангелине за последнюю парту,- учитель задумчиво почесал подбородок.
- Юрий Евгеньевич, это невозможно,- невозмутимо ответила я.
- Почему же?- удивился он.
- Это место Анжелики!- громко ответила я.
Класс снова резко замолчал и обернулся в мою сторону. Снова эти сочувствующие лица. Ненавижу. Я с отсутствующим видом уставилась в окно только чтобы не видеть их.
Юрий Евгеньевич тяжело вздохнул и посадил новенького с Денисом Буниным.
Следующей ночью мне снова снилась Анжелика, на этот раз она злилась и кричала, что это я виновата в ее смерти, виновата в том, что теперь она осталась одна. А я снова стояла, как истукан, не в силах пошевелиться.
Дни шли скучно и однообразно, меня все время окружали псведозаботливые лица, желающие в любом случае поговорить со мной учителя, попытки родителей заставить меня забыть Анжелику. А по ночам мне снилась сестра, она то обвиняла меня, то плакала, то говорила, как любит и скучает, а я молча стояла и безучастно наблюдала за ее страданиями. Я все больше замыкалась в себе, но сейчас, тот кокон, что с Анжеликой казался теплым и защитным, сейчас только обжигал меня своим холодом. Я не могла так больше и однажды поняла - с этим нужно кончать. Я должна была попасть к сестре любым способом. Но как? Внезапно меня словно осенило - мне нужно попасть на небо. Спокойно, осознавая все свои действия, я поднялась на крышу и замерла возле перил. Я не собиралась писать никаких прощальных драматичных писем, меня больше ничто не связывало с этим миром. Я сделала шаг. Секунда полета и темнота. Когда я открыла глаза, я сидела на песке у моря, а рядом со мной, жмурясь от яркого солнца, лежала Анжелика.