Главная задача искусства в том, чтобы еще раз показать людям, как нестатична, многогранна, многозначна, необычна и сложна жизнь.
Главная задача художника - пробуждать удивление, которое заставляет нас вопрошать.
II
Чашка
Пишу "чашка" - и она уже есть. Пишу "стол", пишу "комната". Для вас важно, из чего они сделаны? Или вы собираетесь пить из чашки, сидеть за столом, находиться в комнате? Тогда напишите, что вы пьете из чашки, сидите за столом и находитесь в комнате.
В мире вещей чашки, столы и комнаты существуют иначе. Там они служат чему-то, здесь же они существуют просто, а значит - они никому не служат: это мир абсолютных целей без тленных средств. Тот мир, в котором средства есть, глядит на мир из абсолютных целей и хочет повторить его, чтоб с ним в прекрасности сравняться, но неизменно терпит неудачу. В одном - мы ходим, делаем, едИм, в другом, в котором мы сейчас, - мы пишем. Говоря, мы пребываем на стыке двух миров. Пиша, мы переносимся в мир слов далече, но до конца мир средств и огорчений оставить невозможно в этой жизни. (И так ли уж он плох?) Мир средств и огорчений - посюсторонний мир, а тот, другой, - потусторонний. Другой нам кажется прекрасней, но только для другого нужен тот, что мы зовем "реальностью", но и реальность порождена была начальным Словом. Слово же есть мысль, логос. Оно везде, оно - наш кров, но чтоб его открыть, быть должно в сердце откровенным: уразуметь его непросто. СЛОВО лежит и по сю и по ту сторону, ибо мир един, един через Того, от Которого всё, в Котором всё.
***
Эдварду
Я написал твое имя, Эдвард, и ты начал жить. Ты был несовершенен для других, но ты мой сын и я тебя родил - ты был для меня лучше всех. Ты быстро вырос. Я подвел тебя к черте, когда все в жизни в первый раз и нет чудеснее момента: прекраснее - быть может, но чудесней - нет. И вот я подвел тебя к черте и оставил тебя, потому что ты исчерпал себя. Дальнейшее движенье было бессмысленно, ведь в мире слов живут лишь те из звуков, что содержат смысл. Они и называются словами. Слова без смысла так же безобразны, как безобразно тело без души. И Эдвард милый обречен теперь: он доживает до желанного момента, а там все начинается сначала. Не только Эдвард. Был Эдвард, брат его близнец, был Джек, был Артур с Марием и многие другие. И все они остались в той стране теней, откуда нет возврата.
Ужаснее всего то, что они не знают: им кажется, они живут лишь в первый раз, но дежа вю преследует их неустанно. (Не знаю, кем лучше быть: одним из них иль даже струльдбругом.)
Есть и другие - те, что погибают по разным обстоятельствам, а после восстают из мертвых, затем чтобы погибнуть снова. Анна все время попадает под поезд. Мы оживляем ее, чтобы убить. Это жестоко.
***
Истина и ложь
Я слушал литератора. Она сказала, что слова писателей есть ложь. Тогда, я помню, меня задела вульгарная формулировка. Значит, все, что мы делаем, лишь ложь? И значит притча тоже ложь? Нет.
Говорят, что истина - в искусстве. Или Онегин неистинен? Тогда, как может автор лгать? Но фальшь - вот ложь в обоих из миров.
III
Не позволяйте, о музы, поэту счастливой любви! Как только он получит ее, он изменит вам, и поэт в нем умрет. И пусть поэт ищет свою любовь вечно, но никогда не находит, ибо, когда он ее найдет, он потеряет самого себя. Мы ценим поэта не за то, что он счастлив. Мы не хотим видеть его счастливым. Пусть он будет страдать всю жизнь, пусть он наложит на себя руки, но после него останутся гениальные стихотворения, которыми будут восхищаться потомки. Искусству надо совершать жертвоприношения. Если вы пожалеете о том, чем жертвуете и отказываетесь, музы отвернутся от вас.
Философия жизни
I
Философия - это только любовь к мудрости, а потому дилетантство.
II
- Я не слежу за новостями.
- Почему?
- Все это суета.
- Тебя не интересует происходящее?
- Мало ли что происходит? В мире всегда что-то происходит.
- А история - это тоже суета?
- Нет, мы с ней связаны, как человек связан со своим прошлым.
- Но прошлое нельзя изменить?
- Нет.
- А будущее?
- Ты знаешь ответ.
- А разве история не состоит из событий?
- Именно из событий она и состоит.
- А разве, участвуя в событиях, мы не направляем ход истории?
- Во многом.
- А можно принимать участие в каких-либо событиях, не зная о них ничего?
- Разумеется, нельзя. Но к чему все эти вопросы?
- А разве новости не рассказывают нам о тех же событиях?
- Да, действительно.
- Вот и получается, что новости рассказывают нам об истории, которая вершится на наших глазах.
III
Когда у мира нет конца, когда один конец сменяет другой, когда всё, что люди строят, рушится, когда все рушится и меняется, а люди топчутся на месте; кто-то сходит с ума, кто-то запирается на засов и затыкает уши, кто-то тщетно пытается противостоять движению, кто-то покоряется и становится таким же, как все, а кто-то ищет спасения в мире поэзии; но и мир поэзии слишком сблизился с миром реальным. У нас мало времени, нет времени рассуждать, надо добывать свой хлеб. Ценить свое бытие! Я понимаю, что его надо ценить, но самые твердые и простые истины терпят сегодня крах. А если в конце концов все распадется на частицы и Вселенная будет вечно расширяться и ничего не останется, кроме фотонов света? Спасение - в Боге. А если Его нет? В вере? А если она - иллюзия? Но мы существуем. Ради чего мы живем? Преимущественно, чтобы не умереть? Почему? Мы не успеваем об этом подумать. Убить себя? Вот и ответ? Но в чем смысл? Исхода нет. Раньше или позже - все равно смерть. Но зато успеваешь посмотреть на улыбки других людей, порадоваться живому, посмеяться, сделать что-то, за что тебя могли бы любить, оставить детей и отойти в мир иной. Если б Он только был! Бог - единственное оправдание нашего существования.
IV
Мы вступили в весну. Какова она? Вот, как воспринимаю ее я: прекрасная, цветущая, беззаботная, несерьезная, бесшабашная, поверхностная, легкомысленная. Естественно, многие - вероятно, большинство людей - не согласны с такой оценкой. Но замените "беззаботная", "несерьезная", "бесшабашная", "поверхностная", "легкомысленная" на "несуетная", "радостная", "живая", "легкая", "светлая" и т.п. Вы лишь измените мою оценку, но суть останется той же: вы увидите, скорее всего, то же, что вижу я, а я - то же, что и вы, только наши восприятия будут не совпадать. При этом следует помнить о том, что, давая определение весны, мы даем определение не весне как таковой, а своему восприятию этого понятия, потому что весна - это определенное время. То есть мы даем, по сути, определение самим себе. Здесь я вспоминаю Эдмунда Гуссерля с его интенциональностью - направленностью сознания на объект, иными словами, "думании о" чем-либо. Интенциональность выражает несамодостаточность сознания, которое может существовать лишь при осознании предмета. Таким образом, все равно мы остаемся направленными на самих себя.
V
Когда человек думает, что ему есть, что сказать миру, - это болезнь. Когда ему нечего сказать вообще, но он ощущает в этом насущную потребность, - это трагедия.
Он говорит себе, что надо просто заняться делом и не думать ни о чем. Но что если он слишком повернут внутрь себя и пути обратно нет? Он не может жить без того, чтобы не говорить. Но что? Ему нечего сказать. Тогда он утешает себя тем, что он лучше некоторых, но его это не удовлетворяет. Он понимает, что его желание происходит из гордыни, но его это не останавливает, он готов даже перебороть лень и стараться, но едва ли он достигнет больше, чем трудолюбивый Сальери, пока какой-нибудь солнечный гений, как Моцарт, этот гуляка, убивает свое время. Гордыня ведет к зависти, - зависть - к смерти: своей или чужой.
Некоторыми из таких людей овладевает жажда собирательства. Они собирают мысли других людей, и им кажется, будто это их собственные мысли. Порой они собирают все эти мысли и, связывая одну с другой, пишут поэму, доклад, статью, и делают это подчас с виртуозным мастерством, за что другие проникаются к ним уважением, а они сами наслаждаются иллюзией, будто, делая эту механическую работу, создали что-то свое. Они хотят творить, как гении, но не могут. Тогда они начинают втайне ненавидеть весь мир. Близкие их не интересуют, потому что они сосредоточены на самих себе, и то, что простительно гению, непростительно заурядному человеку, у которого нет внутри этого чудесного мира, а есть только большая библиотека, из которой он мастерски черпает чужие мысли и ловко достает их в нужный момент, подобно козырным картам.
Далек такой человек и от ежедневного труда, освещенного служением Богу. Он вообще ненавидит Бога, который создал его таким. Он ненавидит самого себя, и он медленно умирает. Порой он думает, что в нем есть талант. Тогда он судорожно за что-то принимается. В этот момент он похож на человека, который подбегает к зеркалу, чтобы посмотреть на себя иначе и сказать: а все-таки я по-своему привлекателен. Но на самом деле таланта в нем нет. Зато есть хитрость. Хитрость есть, смекалка тоже, а поистине глубокого ума нет. Иногда у него рождается подобие умной мысли, но это всего лишь искусно высказанные банальности или перефразированные идеи других людей, или же что-то такое, что уже было сказано до него десятки раз. Если же этому человеку удается до чего-то додуматься, он может держаться за это всю жизнь, потому что больше у него ничего нет.
Такой человек никогда не чувствует свободы. Если он не становится злодеем, то он держит все в себе и постепенно, очень медленно убивает себе, пребывая в страшных муках. Ничто ему не помогает. Он хочет того, чего не может достигнуть, он хочет убежать от себя, но не может, он не выйдет из плена, он в западне, он пойман, нет исхода, нет веры, есть поруганная гордыня и она ноет, эта сука требует, чтобы ее кормили, она кричит в его голове, она поносит все на свете, она поносит Бога, она убивает все и она убивает его самого. У этого человека нет друзей, своих близких он не любит, хотя и говорит себе, быть может, что это не так, но их он не любит; он сторонится женщин, его раздражает веселье, его бесят чужие улыбки. Он хочет мрачным ходить среди людей. Ему нравится пугать их этим - так он самоутверждается. Порой его гордыня заходит настолько далеко, что он требует от самой природы, чтобы она соответствовала его состоянию и чтобы солнце и синие небо заменили собой черные тучи и холодный дождь. Иногда такие бездарности, как он, приходят к отрицанию всего на свете, называют искусство и все остальное, к чему у них нет способностей, чушью. Они хотят властвовать, и когда власть попадает к ним в руки, они начинают мстить и считают свою месть справедливой. Они были бы милостивыми, но их гордыня поругана, и они мстят. Такие люди попадают в ад. Такие люди несчастны. Лучше быть одним из тех больных людей, которым есть, что сказать миру, чем одним из этих. Не приведи Господь.
VI
Была ночь. Все спало, и только изредка из окна доносился далекий и еле различимый гул автомобилей. Спала даже кошка. Свернувшись в комочек и прижав к себе передние лапки, она, должно быть, видела какой-то сон; ведь у кошек есть память, а значит, им снятся сны, просто мы об этом не знаем. Я смотрел на нее и думал, что у нее тоже есть душа. И у меня есть душа. Боже, какое это счастье мыслью заставлять свою руку подниматься, глаза - смотреть, язык - говорить. Кошки делают все в силу инстинктов, подобно младенцам, но, став на ноги, человек начинает уже поступать в соответствии со своей сущностью. Все в его жизни подчинено мысли. И это прекрасно. Для чего, собственно, дан мне разум? Чтобы я мог смотреть на Божьи творения, восхищаться ими и видеть в них Господа, Которого в лучшие мгновения моей жизни я ощущаю в себе. Страшно только представить, чем бы я был, если бы не понимал красоты облаков, музыка была бы для меня нагромождением звуков, а жизнь - бессмыслицей или же цепью ничем не связанных между собой событий...
И мне вдруг стало так хорошо и легко на душе! Меня потянуло ко сну. "Что ж! - подумал я. - Быть может, во сне я встречу свою кошку".
О музыке
I
Наша жизнь не череда взлетов и падений. Это трудная тропа, по которой надо идти одинаково твердой поступью. Никакие переживания, волнения, желания, не оправдавшиеся надежды, усталость, разочарование - ничто не должно нас останавливать, потому что мы - жизнь, а жизнь - это движение, беспрерывное движение к тому, чтобы совершить свой земной путь и предстать перед очами Господа. Это я слышу в музыке Иоганна Себастьяна Баха.
II
Апогей полифоничности - диссонанс. Звук шаркающих шагов, упавшее яблоко, шепчущий мне что-то на ухо ветер, шелест сосновых ветвей - все это на фоне едва различимого гула поездов, казалось бы, должно создавать диссонанс, но его здесь нет. Полифоничность здесь лишь только видимость, потому что гармония поглотила всё. Что объединяет все эти звуки и что превращает их в настоящую симфонию, хотя скорее следовало бы говорить о какофонии? Хронотоп. Без неба, без этих редких звезд и силуэтов облаков, без мокрой травы и запаха деревьев, иными словами, без этого пространства ничего бы не было. Запиши я все это на магнитофон, музыка бы пропала и вместо нее была бы лишь какофония. Но и это пространство не могло бы существовать без этой музыки, потому что музыка есть само время, которое обнажило себя. Без времени нет пространства и без времени нет бытия, так же, как без бытия нет времени. В музыке время выступает на первый план. Музыка - это метафора нашей жизни. Без звуков нет времени, а без времени нет звуков. Жизнь - это музыка. У каждого она своя.
III
Сквозь эпохи веры и эпохи безверия,
Сквозь редкие праздники любви и тысячелетия всепоглощающей ненависти,
Сквозь периоды борьбы и периоды рабства,
Сквозь вспышки озарений и темные века блужданий,
Сквозь свет и тьму,
Сквозь гибель и спасение,
Сквозь правду и ложь,
Сквозь надежду и отчаяние,
Сквозь добро и зло,
Сквозь звезды и их отражение,
Сквозь триллионы световых лет и миллиарды людских судеб
Проходит Замысел.