Си Лю разулась, оставила сандалии в ровной линии другой обуви возле ограды храма. Острейшие камешки, выстилавшие дорожку, впились в кожу, несмотря на то, что ступни были привычны ко всему. Но эта мелочь не стоила внимания. Ибо сегодня день, который сделает Си Лю счастливейшей из женщин. Избранной. Дарующей свет.
Она подобрала полы новой рубахи, выданной ей помощником жрецов, и опустилась на колени. Их обожгло болью. Си Лю стала думать о том, что случится через некоторое время, но отвлечься не смогла, показалось, будто раскалённые иглы пронзают тело от коленей до позвоночника. Губы предательски разомкнулись, из них вырвался стон. Си Лю даже не повернула головы: а не заметили ли её слабость?
Кто-то мягко приподнял подбородок Си Лю. Она разжала веки, но из-за слёз не разглядела человека, который влил едкую жидкость в её искажённый болью рот.
А через миг мучение кончилось и всё тело наполнилось лёгким восторгом - видно, фениксы, которые охраняли сад и остались весьма довольны стойкостью и терпением Си Лю, даровали ей блаженство.
Да-да, вон они в небе, сказочные птицы - реют, осыпая мир прозрачными, вспыхивающими в лучах солнца перьями!
Одно пёрышко, всё из сиявшего света, опустилось ей на лицо.
Потом тело Си Лю стали мять, вытягивать и скручивать, как обычно поступают с глиной на берегу водоёмов, когда лепят куколок для охраны домов от беды. Срамное место, казалось, рвалось под мощными толчками, которым счёту не было. Но и боли тоже не было. Лишь сияние перед глазами.
Страдание пришло позже, когда Си Лю очнулась далеко от храма среди замшелых валунов. Их, конечно же, принесли сюда фениксы. А вот кто притащил Си Лю, помятую, изорванную, покрытую свежей и засохшей кровью? Ладонь коснулась низа живота и ощутила обритую, вспухшую кожу. Татуировка?.. Дальше - сплошная рана...
Си Лю застонала, потом вытолкнула из горла слабый крик.
- Смотри, ещё одна! - сказал кто-то, словно со дна ущелья, по которому мчится поток, - слова скорее угадывались в гулком эхе, чем слышались.
- Забирать не будем. Куда их? Надоели игрушки жрецов. Даже храмовых благословлений не нужно. Пускай здесь остаётся. Выживет - выберется, - ответил другой человек.
Си Лю собралась ещё раз подать голос, но не стала: ей вовсе не хотелось попасть в чужой дом. У неё свой есть, в маленькой деревушке в долине. И она обязательно выберется отсюда. Фениксы помогут.
Си Лю то теряла сознание, то снова видела над собой беспощадно яркое солнце, но птицы не появлялись. Лишь ощущение щекотно-мягкого, прохладного на лице напоминало о том, что они когда-то резвились в небе.
К закатной заре, обнявшей камни и гору болезненно-страстным багрянцем, Си Лю поняла, что умирает, потому что уже не чувствовала жажды и муки. В тёмном мареве, которое заполнила голову, мелькнула мысль: а чего ты ожидала? Думала, без страданий покинешь этот мир и Дарующей свет перейдёшь в новый? И фениксу нужно сгореть, чтобы возродиться из пламени. А ты кто? Нищая, из нищей деревни, жителей которой не признают на ярмарках!
И тут Си Лю осознала: она не хочет быть избранной, Дарующей свет и в конечном счёте отправиться туда, где у людей вовсе нет тел. Потому что под исколотой кожей внутри неё крошечная частичка, которой пока ещё даже не видно, ищет свой дом на какое-то время. Чтобы потом родиться в этом, а не другом мире.
Да-да, у Си Лю были способности видеть невидимое, слышать неслышимое, знать непознаваемое. Как и у всей её семьи и у предков. От этих способностей случались только неприятности, поэтому они скрывались. Но от себя самой Си Лю таить нечего - произошла какая-то оплошность, и вместо Света она стала сосудом для новой человеческой жизни.
Все эти мысли текли как бы отдельно от самой Си Лю. И навсегда бы распались с измученным телом, если бы два жителя горного села не вернулись, ведомые алчностью - за приют бывших посетительниц храма его жрецы хорошо платили. Пока женщины были живы. А даже самая мелкая монета лишней не бывает.
- Ты погляди-ка, она ещё дышит! - Голоса Си Лю уже не услышала.
В оскаленный и высохший рот пролилась вода, остатки были выплеснуты на тело.
- Так понесём, за руки-ноги. Не хочу полотнище носилок пачкать, - безжалостно, но справедливо заметил второй человек.
Утром Си Лю открыла глаза на маленьком подворье горского села.
Будто и не было путешествия к храму и напрасных надежд. Словно она не покидала свою деревню. Единственное отличие в том, что в родном гнезде её место было в доме, а здесь - на возле сарая, на циновке, волокна которой слиплись от грязи и стали неразличимы. А уж как она пахла... Впрочем, запах мог появиться и от обильной крови самой Си Лю.
Она коснулась ладонью живота, сколупнула запёкшуюся корку с кожи. Внутри крохотный комочек вгрызался в плоть, строя себе убежище. Си Лю попыталась через руку передать мысль: мы - одно целое, буду любить и беречь тебя. Ей пришёл ответ в виде пронзительного укола в подреберье.
Визг в доме стал непрерывным и нестерпимым, как и головная боль. Си Лю, подрагивая ресницами полузакрытых глаз, представила куски дерева, которые торчат из каждого бранившегося рта. И нужно ж такому случиться, что её желание почти исполнилось!
Через миг во двор с выпученными глазами выскочили старуха и две женщины, завертели головами, хватая воздух руками: широко распахнутые губы посинели от того, что тёмные языки запали в глотку.
Си Лю испугалась не меньше их, стала шумно и глубоко дышать, желая спорщицам того же.
Женщины рухнули на неметёный пол двора и некоторое время отдыхали, наслаждаясь воздухом, который хлынул им в лёгкие. Си Лю отвернулась.
Пока у неё есть время обдумать всё, что случилось.
***
В этом году праздник Красного дракона в родной деревне Си Лю впервые посетили жрецы из храма, что подпирает крышами небо. Они спустились с высокогорья в долину, протухшую от испарений мутной реки, чьи воды были густыми и тёмными и давали приют лишь мелкой рыбёшке. Жрецы искали ту, которая может стать Дарующей свет на ежегодной церемонии. С собой они принесли Дракона с немигающим взором красных от ярости глаз и Феникса, распростёршего крылья. Дракон и Феникс двигались из-за прутьев, распорок и верёвок, но от этого не переставали быть настоящими и внушать почтительный ужас.
Жрецы осматривали молоденьких женщин, требуя каких-то "девственниц". Увы, в деревне, путь до которой занимал семь дней по непролазным дебрям и где рождались почти одни мальчики, такого слова не знали. Девочки с раннего возраста до замужества принадлежали всем, пока за ними не приходили из другой такой же деревни, забытой в топях рядом с горячими смрадными реками.
У Си Лю был жених, который недавно жил с родителями на высокогорье. На охоте он упал в реку, но не утонул. Поток долго нёс его под шатрами нависших веток, перекатывал по камням, пока раненый не был найден людьми из деревни Си Лю.
Ему была суждена смерть, но Си Лю многое, очень многое умела. Она пробиралась ночами к шалашу, где в бреду умирал странно одетый юноша, брала за исхудавшую руку и без слов рассказывала о своей деревне, о себе, о мире вокруг.
Смерть отвлеклась на рассказы и решила не забирать юношу. Вскоре за его телом явились родичи, но обнаружили почти целого и здорового охотника. Он не смог забыть Си Лю и снова пришёл к ней, уже навсегда, жить в щелястой хижине, есть овощи, в худшие времена - ил, а в лучшие - похлёбку из риса. Жених назвал родителей Си Лю матерью и отцом, потому что родные отказались от него.
Хан Хи, пока что жених, а на самом деле - супруг с того момента, как его раненые чресла смогли выдержать страсть Си Лю (а как иначе мужчине вернуть желание жить?) - многое рассказывал про этих жрецов и умолял её спрятаться на время. Вроде бы возможность городов и селений поставлять женщин в храм иссякла, ибо страдалицы чаще умирали, не в силах вынести огненное семя Красного дракона, которое выжигало их изнутри. Выживала лишь одна, и то не каждый год. Именно она становилась Дарующей свет и исчезала в императорском дворце. Судьба остальных была ещё печальнее. Но селению, в котором родилась Дарующая, полагались почёт, освобождение от податей и другие блага.
Си Лю хотела послушаться Хан Хи и спрятаться в топях, которые знала, как родной двор. Но решила одним глазком посмотреть на Дракона и Феникса. И взор чудесной птицы проник в её голову: она увидела то же самое, что открывается с высоты самой высокой горы; её ноги ворошили невесомые облака; руки согревались огнём звёзд; смех падал на землю громом, а дыхание таяло дождями.
Разве можно было после этого отсиживаться в болотах? Хан Хи пообещал умереть, если Си Лю не спрячется, но и угроза не остановила её.
Феникс не обманул: она увидела небо.
Пусть и ценой того, что случилось на земле. Си Лю слишком много знала о жизни, чтобы принять насильную татуировку и соитие с множеством мужчин за таинство, в которое её посвятил Красный дракон.
Жаль.
Жаль, что не стала Дарующей.
Жаль выданных и потерянных сандалий и рубашки.
Жаль Хан Хи, который бросился с мотыгой на монахов-меченосцев, уводивших Си Лю.
Жаль своего тела: ей после таких ран не удовлетворить мужчину только сжатием мускулов, без единого движения.
Зато в Си Лю новая жизнь. С нею нельзя возвращаться в родную деревню: каждый новорожденный мальчик - лишний рот и лишний член. А в том, что внутри воюет с её плотью мальчик, она не сомневалась.
Значит, нужно остаться здесь.
А вдруг?.. Нет, хватит надежд.
***
Пока Си Лю отлёживалась на циновке, солнце встало над головой и обрушило на тело жар слепящих лучей. Си Лю решила страдать молча - кто знает, на двор к каким людям она попала? Но вскоре к ней подошли со словами, смысл которых она уяснила не умом, знаючи чужое наречие, а просто поняла, да и всё:
- Хоть попей, горемыка. Да смотри не помри до завтра: из храма придут деньги выдавать. Захочешь есть - крикни. Хотя чего там, вы о еде после храма забываете надолго.
Си Лю повернула голову: перед ней косо стояли полуразбитые сандалии - деревянная подошва и верёвки-завязки. Лодыжки и икры давно не знали мытья, пестрели потёками. Но незнакомка явно была не нищей, ибо носила штаны, давно ставшие короткими. Стало быть, выдали замуж совсем ребёнком. Худоба ног впечатлила бы кого угодно, но только не Си Лю, в родном краю которой самыми упитанными оказались пришлые поджарые монахи.
- Я поела бы немного, госпожа, - тихо откликнулась Си Лю на языке, которого прежде не ведала.
Си Лю всегда была знающей и умелой, но и подозревать не могла, что однажды новые чудесные умения хлынут в неё рекой. Возможно, это дары Фениксов, которые ей переданы через крохотную частичку - её будущего ребёнка.
Женщина попятилась, метнулась в дом.
Снова поднялся визг, но Си Лю его вытерпела.
Из дверей показалась настоящая процессия: впереди госпожа в коротких штанах с подносом, на котором в чашке белел рис; позади вторая женщина и старуха, толкавшие госпожу под локти.
- Испугались чего-то, - решила Си Лю и заставила женщин увидеть, как светится доброжелательностью её лицо.
А через короткое время хозяйки сидели на корточках вокруг Си Лю, которая ела чудный рис - не размазню на воде, а полноценные, таявшие на языке зёрна, политые чем-то кислым, но дико приятным.
Оказалось, что они не свекровь с невестками, а жёны, взятые в дом в разное время.
Си Лю даже глотать перестала: это каким же богатым нужно быть, чтобы быть женатым сразу на трёх! А у иных мужчин в её деревне была лишь мера овощей, чтобы подарить родителям девушки за свидание. Просто ставили ширму, которая отгораживала совокуплявшихся от семейной трапезы, и всё.
Хозяек напугал труп, который вдруг не только не завонял на солнце, но и попросил есть. А развеселились, заходясь в хохоте, потому что их супруг, вечно ходивший в дураках, вдруг оказался в выигрыше: за ту, что выжила, жрецы отвалят целый кошель монет. А если ещё продержится полгода, то два дадут. Женщину, конечно, заберут в храм: после смерти она станет одним из фениксов-хранителей.
Си Лю вспомнила слова жениха Хан Хи: меченых татуировками на срамных местах дорого продавали в иные земли, да и при дворе императора желавшие находились. Но промолчала. Не смогла удержаться, лишь когда её спросили про соитие с Драконом, мол, как оно? Честно сказала:
- Не было Дракона. Это жрецы. Толпой - и целый день.
Женщины отпрянули - святотатство, - и покинули Си Лю, опустив на окнах занавески: ни знать, ни видеть грешницу не хотим.
А Си Лю, поев, воспряла, поднялась, попробовала походить по двору - ничего, больно, конечно, но терпимо. В баклажке с водой для птицы, коз и двух ослов (всё-таки двор зажиточный, да дарует небо всем такой достаток) оказалось немного мутной жижи. И Си Лю протянула перед собой руки - вода сама откликнется, где бы ни была; выбралась на узкую и извилистую улочку меж каменных стен домов, которые будто прилепились друг к другу.
Полдневный жар испарил с улицы все живые души, и Си Лю двинулась вслед за струёй свежести, которая звала её покалыванием в ладонях, дрожью больших пальцев и нежным прохладным касанием к лицу. Си Лю снова вообразила феникса, который ведёт её туда, где она сможет отмыть опозоренное и отяжелевшее тело.
Родник обнаружился сразу за последним домом села - полузадавленный камнями, слабый и обмелевший. Си Лю вспомнила грязные ноги своей хозяйки и раскидала камни. Уж освобождать скрытый источник она умела с детства.
Вернулась свежей и здоровой, если не считать жжения порванной кожи.
Визгливый дом аж трясся от пронзительных звуков. Си Лю поняла, что вернулся хозяин и задал жёнам трёпку за её отсутствие. Поэтому она быстренько села на своё место, отбросив циновку: уж лучше земля с птичьим помётом, чем гниющее волокно. А помёт сможет прижечь рану, предотвратить гноетечение. Тёплым навозом ослов вылечишь головную боль. Козьи катышки сведут бородавки. Си Лю взглядом оборвала занавеску в доме - пусть увидят её.
Четыре тёмно-медных лица уставились не неё в оконный проём. Страх, желание поскорее спровадить Си Лю и... как ни странно - слабая зависть. Вот уж не ожидала от младшей хозяйки. Хорошо, хоть жёны ревновать не будут - к таким, как она, в первое время прикасаться нельзя.
На закате ей дали кусочек мяса. Очень вкусно, гораздо вкуснее рыбёшек, улиток, водяных крыс и лягушек.
К обеду следующего дня в село пришли три жреца.
Хозяин с утра ожидал их у калитки, видимо, мечтал о монетах. И он получил их сполна. Но лицо счастливца вытянулось, когда он узнал, что другой суммы, через полгода, не будет: женщину уведут.
Хозяйские жёны попрятались, предчувствуя новую порку, ибо кто их заставлял разнести весть о чудесном выздоровлении страдалицы из храма?
А взгляд Си Лю метался от лица одного жреца к другим. Почему её забирают? Нет ли здесь какого-либо подвоха, обмана?
Видимо, крыло незримого феникса высветлило мысли жрецов для Си Лю. Её участь была незавидной. До храма она не дойдёт. Узкое ущелье примет её тело. Или продадут в один из городов для утех сластолюбцев.
И Си Лю решилась.
- Моё нутро не сожжено семенем Дракона, которое нашло во мне приют на девять лун, - сказала она без слов. - Потом я рожу сына Дракона. Позвольте мне остаться здесь до родов.
Жрецы поняли её безмолвную речь. А Си Лю беззастенчиво смотрела на них и подбирала слова, которые бы показали, что она находится в заблуждении насчёт отцовства своего ребёнка. Вот почему-то ей показалось, что нельзя так сразу ударить истиной по бритым до синевы головам. Ибо самой же хуже будет.
И тут произошло то, чего Си Лю никак не ожидала: словно завеса упала меж ней и жрецами. Закрылись. Эх...
- Будь благословленна, женщина, носящая священный плод. Тебе нужно пойти с нами. Это грязное во всех смыслах село не должно стать твоим окружением до срока, когда ты подаришь миру сына Дракона.
И самое ужасное - Си Лю, как одурманенная запахом цветов лягушка, что застывает на месте и лишается возможности спастись, покорно поднялась и двинулась за жрецами.
Уже покинув двор, ощутила на плечах ткань - это завистливая молодка поддалась доброму порыву и набросила на Си Лю накидку. Почти новую.
- Иди по дороге, женщина, и не вздумай оглядываться, - велел самый старый из жрецов.
Си Лю никак не могла понять их намерения. Вернее, главное-то ясно: от неё избавятся сразу, как предоставится случай.
- Как ты не лопнешь от своей же мерзости, - с ненавистью проскрипел жрец, видимо, читавший её мысли. - Убить тебя можно было сразу во дворе горца, никто бы не возразил и не вмешался. Храму на самом деле нужен твой плод. Доношенным, живым и здоровым.
Тогда Си Лю перестала бояться быть раскрытой во всех помыслах, и смело спросила:
- Вам ведь нужен новый жрец, а вовсе не сын Дракона, так? Ведь это не его семя пропитало меня с головы до ног? И если бы я оказалась пуста, вы бы меня убили. Так?
Земля вдруг подпрыгнула у неё по ногами. Или Си Лю внезапно ткнулась лбом в землю. Край накидки стянул горло до удушья, но через миг ослаб. И ведь никто не дотронулся до несчастной!
- Иди вперёд молча, - голосом, срывавшимся в хриплый рык, приказал жрец.
Но злость на слишком понятливую и умелую жертву обессилила старшего.
В голове Си Лю замелькали странные картинки, а жрец, которого называли Мо, стал спотыкаться на ровном месте.
Вскоре ей скомандовали: "Стой!"
Си Лю покорно уселась, подстелив край своей накидки. Получила крохотный твёрдый, как камень, хлебец и водянистую ягоду, доселе невиданную. Ну ничего, она и вонючий жирный ил сосала, и едких жуков ела, и мышам горло прокусывала, авось и этой ягодой не подавится. Но от одного вида зеленоватой кожицы вспоминался напиток, который ей выпоили, когда она стояла на коленях в ожидании счастья - стать Дарующей свет.
Си Лю погрызла хлебец для вида, а ягоду незаметно завязала в край накидки. Что ели и пили жрецы, осталось неведомым - они всё время держались у неё за спиной.
"Почему она ещё не спит?" - удивился один из жрецов, и она поймала его мысль.
И Си Лю, пару раз громко зевнув, легла на бок. И ушами, всей кожей, всем телом стала слушать малейший звук, движение воздуха. Видите - сплю я, раскрывайтесь скорее!
И жрецы попались.
- Не много ли возни из-за одного дня в году? - спросил нетерпеливый. - К чему этот обычай, который не всегда приносит удачу?
- Своим естеством мы платим за могущество. Если б не обычай, последний жрец давно бы умер. И храм бы пал, исчез с лика земли, - ответил самый старший, к которому почтительно обращались: "Мо, мудрейший..."
- А не проще искать будущих братьев, чем этих девственниц, и потом мучиться с ними? - не успокаивался нетерпеливый.
- Бо Ин, ты жизни не знаешь? В любом городе, потонувшем в нечистотах, или деревушке, где голод рождает чудовищные обычаи, младенцев мужского пола рождается больше, чем песка в пустыне. Но силу и дар может воспринять только тот, чей путь в жизнь начался здесь, в храме. И мы обязаны раз в год отречься от святости, чтобы дать этой жизни начало. Разве ты не знал? - спросил с уничижением Мо.
- Знал. Но не понимаю, зачем мы тащим за собой эту замарашку. Пусть бы жила в селе год. Если бы родила, мы бы младенца забрали. Осталась порожней - отпустили бы или продали, - не успокоился нетерпеливый Бо Ин.
- Твой отец, видно, плохо очистился перед зачатием - наблюдательность и способность размышлять достались тебе от матери. Эта замарашка владеет мыслеречью. Великим даром! Откуда он у женщины из грязной и голодной деревни? Что она ещё умеет? Каким будет её ребёнок, если родится мальчик? Высшие жрецы предрекли смену императора, великие войны и передел мира. Понял?.. - возвысил голос Мо.
Си Лю удивилась: оказывается речь мысленная, без голоса и слов тоже может передать чувства. И даже ярче...
Она против воли издала стон - уж очень сильно кольнуло в подреберье.
Жрецы снова закрылись. Но она уже узнала всё, что нужно.
К смерти в её краях относились с почтением, тратили больше еды при обрядах. Иногда в ход шли даже монеты, если они были, конечно, для приглашения жреца.
Рождение считалось неизбежной досадой - кому нужен нахлебник, если самому есть нечего?
И только одна Си Лю думала по-другому. Она умела говорить - без слов, одной душой, - и с камнями, и рекой, и топями; видела то, что недоступно взгляду других; понимала то, что никогда не сможет вместить голова человека. И знала: со смертью бытие не прекращается, хотя и не подчиняется законам живых. Обрывается связь человека с живыми людьми - возникает другая, высшая: связь сущего с общей для всех утробой земли. А Драконы, Фениксы, духи и боги нужны для единства земли с далёкими светлыми мирами в небе.
И как можно не желать и не любить новое звено в сплетении этих миров? Тем более, что им сама Си Лю укрепится в вечности - чем больше звеньев, тем ближе она к небу и богам.
И что теперь - отдать жрецам дитя?!
Никогда!
Жрецы, видно, почуяли её гнев и порыв к неповиновению. Тот из них, кто любил всех поучать и звался Мо, подошёл к ней. От его одеяния веяло травами и знакомым запахом напитка-дурмана. Мо неожиданно ласково сказал:
- Женщина, твой разум измучен из-за его малых возможностей. От бессилия страдает и тело с зародышем. Выпей лекарство, отдохни. Впереди переход через гребень горы.
Только Си Лю хотела поблагодарить и отказаться, как услышала тонкий пронзительный звук, словно бы москит, но не настоящий, а сделанный из певучего тростника, стремительно нёсся на Мо. Через миг, который оказался короче обычного, она поняла: это поёт стрела в полёте.
У Мо потемнели глаза, он тоже услышал близкую смерть. Жрец так быстро рухнул на землю, что Си Лю не увидела самого падения. Недалеко от головы Мо яростно задрожало оперение стрелы, которая вонзилась не в жертву, а в землю.
Двое жрецов сдувшимися кожами для воды повалились на камни. А быстрый и нетерпеливый Бо Ин стал бешено кружиться, выставив дорожную палку, и для постороннего глаза превратился в тёмный плотный столб пыли. Обломки стрел с щёлканьем падали вокруг него.
Всё кончилось быстро, но не из-за того, что у нападавших вышел весь запас стрел. Камень не стрела, его не отобьёшь. Возможно, Бо Ину удалось бы отклонить летевший ему в голову булыжник, но так вышло, что ему пробило голову возле уха.
Си Лю вздрогнула, когда брызги крови попали ей на плечо, но не шевельнулась: нападавшие не хотели её смерти. Откуда она это узнала? Может, знание сходило на неё с прозрачного вечернего неба; может, единая для всех материнская суть жизни посылала ей успокоительный сигнал, неизвестно.
А раз никто не собирается её убивать, то и двигаться незачем.
И вправду, через некоторое время, которое понадобилось убийцам для того, чтобы убедиться в гибели жертв, из-за валунов показались их головы. Сердце Си Лю вперёд зрения признало Хан Хи, её бывшего жениха.
И в самом деле, он первым выскочил из укрытия и бросился к Си Лю. Она поднялась ему навстречу.
Хан Хи остановился так резко, словно наткнулся на каменную стену. Его массивные скулы побелели, глаза, устремлённые на татуировку Си Лю, расширились, ноздри раздулись от ярости. Ненависть к монахам касалась и их жертв.
Си Лю не стала кутаться в накидку - скрытое ничуть не лучше явного. Она ждала решения Хан Хи - забрать отбитую у жрецов невесту с собой или прикончить её здесь же - со спокойствием гор. Пусть Хан Хи подумает. И ей даст возможность подумать. Смирение и отсутствие сопротивления не означали того, что она примет выбор Хан Хи. У неё свой путь. И отклониться от него она не намерена.
Неизвестно, на что решился бы Хан Хи, но совершить поступок помог ему Мо, который счёл, что притворства достаточно и можно напасть самому.
Одним мгновенным движением он прянул от земли, высоко взвился в воздух, приземлился на полусогнутые ноги. И в воздухе зашлась в свисте его палка, расшвыривая напавших. Кому-то хватило ума отскочить и спрятаться за камни, а кто-то пал жертвой своей непредусмотрительности: не всякий лежачий убит, не каждый недвижный не поднимется.
Си Лю предотвратила смертельный разворот Мо, в котором он бы обязательно достал Хан Хи палкой монаха - оружием, одинаково хорошо разящим и колдовством, и силой удара. Она мысленно пнула жреца под колени, ничуть не сомневаясь, что он упадёт. И Мо действительно тяжело растянулся на земле.
Хан Хи, не сводивший глаз с бывшей невесты, понял, кому обязан тем, что уцелел.
Не сказав ни слова Си Лю, он сделал знак своим разбойникам. Они осторожно связали Бо Ин и Мо - каждое их движение говорило о том, что они поумнели и остерегаются прикасаться к жрецам.
Сумки, которые служителя храма носили на поясах, были выпотрошены. Но никаких ценностей в них не оказалось: пыль в тряпицах, хлебцы, ягоды, щепки да камешки. На всякий случай найденное сбросили в пропасть. Палки связали, как хворост. Их забросил себе за спину один из разбойников. Другие подняли и ударами привели в чувство уцелевших жрецов. А Си Лю было приказано идти позади всех. Стало быть, не сочли её опасной и достойной уважения. Но что ей до людей?..
Хан Хи мягким, быстрым шагом охотника шёл впереди. Он изредка оглядывался, как бы случайно задевая взглядом Си Лю. И в его взоре не было ни участия, ни прощения, ни злобы - только задумчивость, от которой было холоднее, чем от решимости умертвить жертву обряда жрецов.
Си Лю поняла, что он задумал. Не обиделась и не осудила. Что толку жаловаться на студёный, несущий снежную крупку ветер или на буйную, жадно расправляющуюся с каждой лодкой реку? Или топь, которая не поглотит, так отравит испарениями, зажалит до смерти москитами, закусает ядовитыми тварями? Они такие, какими их кто-то создал из высших промыслов и недоступных людям соображений.
Вот и Хан Хи таким создан - кинулся спасать Си Лю, убедил разбойных людей напасть на жрецов. Они, наверное, с большей охотой устроили побоище в стае горных хищников, чем связались с теми, кто справедливо считался непобедимыми в схватках. И в то же время жених Си Лю был осведемлён о том, что и как происходит при храме днём, когда жрецы отрекаются от святости во имя продолжения их рода. Знал, брезговал, презирал и всё равно решил вернуть её! А как же - сейчас Си Лю либо ходкий и дорогой товар, либо вместилище для очередного сына какого-нибудь жреца или Дракона. Всё равно кого - в любом случае средстве, которое поможет достичь громадной власти.
Но что Си Лю до честолюбивых замыслов Хан Хи?
Тьма и пробирающий холод рухнули на идущих тотчас, как погас последний солнечный луч.
Негромко переговариваясь, люди Хан Хи стали готовиться к ночлегу. Ей даже не предложили поесть, не кинули самой тонкой циновки, не пригласили к костерку. Но что Си Лю до чужого жестокосердия?
Она слышала, как едва отличимо от абсолютной тишины стали лопаться волокна в верёвках, которыми связали жрецов. Ага, их замыслы тоже ясны: когда ночь и усталость угомонят разбойную свору, жрецы освободятся и порешат похитителей и убийц.
Си Лю принялась усиленно думать о сне, который сильнее самого могучего человека, самого неутомимого зверя, который один властвует над тварями земными, водными и воздушными... И направлять эти думы на жрецов. Очень скоро потрескивание верёвок прекратилось, а ночную тишину стал будоражить всеобщий храп.
Си Лю вытащила ягоду, которую ей ранее дал Мо, повертела её в руках, познавая все свойства сока, кожицы и семян. Сдавила её в накидке и мазнула жижей по губам беспробудно спавших разбойников. А жрецам, которые, как говорили люди, могли вообще не пить и не есть долгое время, прыснула соком в ноздри.
Вскоре тела людей стали слабо мерцать, как гнилые куски дерева на болотах. Они поднялись, и Хан Хи с ними, начали то ли отбиваться от незримого нападения, то ли исполнять ритуальные танцы. Кто-то в лёгком полёте добрался до края пропасти и канул в неё, кто-то просто растаял в прозрачном чёрном хрустале горного воздуха, кто-то распластался по выстывавшим камням и едва видной дымкой поднялся к небу...
Си Лю осталась одна. Ей не было холодно - кусочек плоти в её чреве согревал кровь. Ей не было страшно - здесь и сейчас с ней ничего не могло случиться. Ей не хотелось пищи или воды - она сама стала пищей и водой.
Из мировой тишины, переливаясь сполохами света, к ней слетались Драконы и Фениксы, выходили из мрака Тигры и Единороги, и всех качал на своей гигантской спине исполинский Кит, а Пеликан толкал его в небе клювом чудовищного размера, направляя к солнцу. И Си Лю дрожала от слёз восхищения: не каждому повезёт открыть для себя мир духов и богов.
Утро выдалось хмурым и зябким. Си Лю решила никуда не идти. Здесь то место, где увидит белый свет её дитя.
Как ни странно, мир не забыл о ней. Через два дня внизу на тропе показались мужчины из горского села. Последнее расстояние они проползли на коленях, выгрузили пищу, тюки тканей и кое-какие предметы обихода, и тут же двинулись назад: сначала на коленях, то и дело наезжая пятками на шапку находившегося позади человека, потом быстрым ходом вниз.
Си Лю подобрала дары, порадовалась своей удачливости. Только надолго ли она?
Такие подношения стали регулярными, только вместо мужчин являлись женщины и подростки.
Когда пожаловали три её бывшие хозяйки, Си Лю отметила милостью ту из них, которая подарила накидку. Ткань, сейчас спрятанная в тайничке в камнях, предназначалась для пелёнки младенцу. Ведь новый человек достоин только той вещи, что дарится от всей полноты и чистоты чувств.
Ошалевшая от такой чести молодка сначала молчала, а потом её как прорвало потоком новостей. Си Лю узнала о том, что разбойники и жрецы никуда не делись, по ночам огромными светящимися фигурами разгуливают по округе, громовыми голосами призывают нести дары будущему сыну Дракона. В горах кишмя кишат всякие существа, о которых раньше было известно только из сказок. А теперь - вот тебе на!
Си Лю ласково тронула молодку за руку и махнула другим: уходите, мол. Ей нужно было подумать о строительстве хижины - негоже спать под открытым небом. Если призраки, которыми стали жрецы и разбойники, скажут селянам о лесе и посильной помощи, то к холодам у неё будет дом. А что ещё нужно будущей матери?
Но в этот же день к ней пришли из храма.
Си Лю без гнева и пристрастия рассматривала худощавые, до черноты сожжённые солнцем лица. Поступок этих людей остался в прошлом, а она не хотела жить в настоящем, дыша ядовитым ароматом цветка мести.
Монах Бо Мо, который когда-то, по его словам, принёс из горского села младенца богатырского вида, названного позднее Мо, рассказал Си Лю о храме, который возник в стародавние времена на месте рождения великого предка.
- Ты понимаешь, что мы не можем допустить, чтобы рядом со святым местом родилось другое дитя от матери, чьи способности почему-то превосходят всё, что умеют и могут жрецы? Вдруг богам будет угодно сделать его настоятелем ещё одного храма? - спросил он Си Лю, но она промолчала в ответ.
Жрецы уважительно простились с нею, оставив хлеба и ягод. Их дары были такими нищенскими и безобидными с виду! Но Си Лю знала им настоящую цену.
Что ей делать? Настырно остаться? Уйти за гребень горы в неизвестность? Поесть ягод и погрузиться в сон, предоставив всё остальное воле богов?
Си Лю отдала свои мысли шквалистому ветру, который гудел и рыдал в скалах, обрывал с них редкую растительность и расшвыривал мелкие камешки. Ураган притих, а потом ринулся выше, взвыл напоследок на гребне, прихватил низкие тучи и исчез.
Си Лю решила двинуться за ним тотчас же. Ночи ли ей бояться, когда оставленные дары говорили лучше слов о теперешних намерениях монахов - Си Лю и её ребёнок должны исчезнуть?
Взяв только самое необходимое, она с осторожной решимостью начала подъём.
Всё было благополучно: ни крутого обрыва, ни неверного камня под ногой, ни пронизывающего холода, ни хищника на скальном выступе.
Но Си Лю знала: её не оставили наедине со своей судьбой. Кто-то двигался за нею, оставаясь ровно на таком расстоянии, чтобы не быть замеченным.
Она перешла хребет и начала спуск. Замерла на небольшом плоском камне, который, видимо, козырьком нависал над нижними. С головокружительной высоты ей открылся мир её новой земли. Не будь в её не по сроку отяжелевшем чреве ребёнка, Си Лю пожелала бы стать фениксом этих мест, настолько они были красивы.
- Я могу помочь тебе, только пожелай, - раздался позади голос Бо Мо. - Ты и не заметишь, как обретёшь крылья и воспаришь птицей над новым миром.
Си Лю бесстрашно стала спиной к бездне и тихо возразила:
- Не пожелаю.
- Ну что ж, - скорбно сказал монах, - ты знаешь, мало что происходит в мире по нашему желанию.
- Почему вы не отстанете от меня? Я уступила вам, ушла, - закипая гневом, перешла в наступление Си Лю.
- Мы не можем допустить, чтобы в стране по другую сторону гор возник храм, подобный нашему, - тихо ответил Бо Мо. - Тебе нужно уйти совсем из этой жизни. Возможно, в другой всё окажется иначе. Скорее всего так и будет.
- А если не уйду? - спросила Си Лю, чувствуя, что настал час сдержать обещание, данное ею ребёнку.
- Уйдёшь, - печально возразил Бо Мо, и она почувствовала, волна плотного, как камень, воздуха надавила и подтолкнула к краю.
Так действительно можно до времени стать фениксом. Си Лю не стала сопротивляться монаху. Она просто мысленно обратилась ко всему, чем дорожила в этой жизни, ожидая помощи.
Увы, крылья фениксов не заслонили её, тигры не разорвали противника, кит не повернул время вспять, а пеликан позволил ясному солнцу наблюдать за злодейством.
Си Лю набрала полную грудь воздуха и сама чуть не превратилась в камень, чтобы устоять против силы, которая давила на неё.
Помогли те, кому она поспособствовала стать призраками. Бесплотные, словно дымка, фигуры набросились со спины на Бо Мо. Но он только досадливо передёрнул лопатками.
"Они бессильны при свете дня", - поняла Си Лю и представила ночь чёрным покрывалом, которое закрывает мир.
Воздух стал темнеть, повеяло холодной сыростью. Призраки принялись бросать в Бо Мо камни, одежды жреца окрасились алым. Но он не отступил. Давление на Си Лю стало непреодолимым.
И тогда она собрала всю ярость, все силы и крутнулась в резком развороте.
Что произошло, Си Лю не смогла осознать. Наверное, камень, на котором она стояла, оторвался от скалы и вместе с ней то ли вознёсся вверх, то ли просто отодвинулся в сторону. А может, то и другое разом. А жрец вместе со сжатым до плотности валуна воздухом ринулся в том направлении, в котором давил на Си Лю. И рухнул в пропасть.
Си Лю увидела его падение, а потом все чувства покинули её.
Очнулась на прежнем месте. Погладила вздувшийся живот, сказала неизвестно кому:
- Великий Бо Мо стал драконом. Он совершит ещё немало славных дел.
***
И её слова оказались вещими.
Через некоторое время самые сильные мужчины из селений, которые с высоты гор в безоблачную погоду выглядели россыпью мелких камешков возле сиявшей ниточки-реки, поднялись к тому месту, где обосновалась Си Лю. Она рассказали, что все внизу видели, как столкнулись две звезды. Одна из них рухнула, рассыпалась пылью, а другая по сию пору так и сияет возле вершин.
Си Лю вдруг поняла, что такое случается довольно часто: из звёздной пыли встаёт новое светило; из праха дракона появляется человек со способностями дракона. Скорее всего, когда-то из останков погибшего дракона вышел предок семьи Си Лю. Поэтому жрецы не смогли с ней сладить.
Си Лю рассказала им о своей жизни, о том, что скоро родит сына Дракона. Люди пообещали ей помощь и тут же возвели первый венец дома из камня. Они ушли, но кто-то каждую ночь добавлял булыжники, скрепляя их раствором, которого не найти нигде на земле.
А когда внизу заполыхали пожарища - это на мирные селения набросились враги - тень с горящими от ярости глазами слетела с гор и обратила нападавших в бегство.
В другой раз тень пригнала стаи грозовых туч на изнывавшую от жары долину.
Но это мелочи.
Горный край ждал великого события.
И оно произошло.
Примечание: в восточной мифологии дракон олицетворяет мужское начало, а феникс - женское.