Родители решили отправить Лёку в пионерский лагерь "Здоровье" в первую смену. Подходила очередь на автомобиль "Москвич", поэтому было не до отдыха на море.
По словам бабушки, лагерь был рассадником вшей и энтеритов. А ещё подружки нашептали, что туда на всё лето приезжают интернатские. Они издеваются над девчонками, заставляют их снимать трусики.
Лёка уже столкнулась с наглыми хулиганами в одинаковой одежде на первомайской демонстрации. Они прокололи её воздушные шары, отобрали веточки с искусственными цветами.
Так что неизбежная встреча с интернатскими пугала Лёку больше ведра вшей или столовой ложки микробов дизентерии. Она решила, что весь сезон будет носить трико даже с платьями и юбками.
Вечером ей довелось услышать разговор родителей.
- Аня, а ты в курсе, что в этом "Здоровье" не всё слава богу? - спросил папа. - И наша туда совсем не рвётся.
- Ничего-ничего, - ответила мама. - Пусть оздоровится и окрепнет. Поживёт в детском коллективе. А то растёт недотрогой и букой.
В комнату, которая называлась по-больничному - палатой, поселили шесть девчонок. Двоих Лёка знала по секции, с другими сразу же сдружилась. Вопреки опасениям, всё оказалось не так уж плохо. Две вещи отравляли жизнь: уличный туалет, вонявший хлоркой, и ожидание встречи с интернатскими.
Но им, похоже, дела не было до девчачьих трусиков. Их отряд маршировал по дорожкам, готовился к смотру песни и строя. Конечно, интернатские заняли первое место и получили корзину с апельсинами.
Лёка проглотила слюну: апельсины в город завозили редко, за ними выстраивались громадные очереди.
- Тех, кто плохо марширует, они над костром держат, - ответила Маринка. - Нам бы так, да ведь всякие неженки тут же нажалуются.
- Я думала, они только к девочкам пристают, - пробормотала Лёка.
- Пристают? - удивилась Маринка. - К кому это они приставали? К тебе что ли? А-а... Я всё думаю, чего это ты, как колхозница, ходишь в трико. В городе вроде нормально одевалась.
- Нет, ко мне - нет... - начала было Лёка, но Маринка её не стала слушать, куда-то убежала.
За ужином Лёку предупредили, что нужно прихватить побольше хлеба, чтобы поджарить его на прутиках. Намечался тайный костер. За территорией лагеря. Ночью. Без взрослых. И за него в случае обнаружения полагалось... тадаам! - исключение из "Здоровья".
Лёкино сердце подпрыгнуло от радости: раньше она никогда не нарушала запреты родителей или учителей. Что нельзя одному, можно коллективу.
Девчонки улеглись одетыми, а чтобы не заснуть, стали рассказывать истории. Лёка сама не знала, что умеет так вдохновенно врать:
- Это было на самом деле, клянусь пионерским галстуком! Одну девочку предупредили: если встретишь в темноте Белого Призрака, ни за что не смотри на него. Умрёшь через три дня. Девочка вечером пошла выносить мусор и услышала голос: "Тебе нужен котёнок?" "Какой котёнок?" - спросила она и подняла глаза. Перед ней стояла белая фигура. Девочка спросила: "Что мне сделать, чтобы не умереть?" Призрак ответил: "Твои глаза видели меня, и теперь тебе не избежать смерти!" Девочка ушла домой. Утром её нашли с выколотыми глазами. "Кто это сделал?" - спросила мама. "Я сама", - ответила девочка. Но этого оказалось мало. Призрак каждую ночь требовал жизнь кого-нибудь из семьи...
- Хватит болтать, - приревновала девчонок Маринка, которая командовала не только отрядом, а всеми подряд, даже взрослыми. - Уже что-то стрёмно идти на костёр.
- Давайте не пойдём... - против желания и воли ляпнула Лёка и в ту же минуту поняла, что совершила страшную ошибку.
- Вот ты и не пойдёшь! - сквозь зубы сказала Маринка. - Вредительница! Захотела сглазить наш костёр? Останешься в палате, будешь ждать в гости интернатских. Я им всё расскажу. А вздумаешь пожаловаться вожатке или сопите, - так в лагере называли воспитательниц, - до утра не доживёшь! Ишь ты! Страшилки она травит! А кое-кто Чёрную руку вызывать умеет!
- Девочки... простите... - заплакала Лёка.
Но никто не стал слушать её. Все покинули корпус через окно.
Лёка бросилась вслед за подружками, но из темноты прилетела шишка и больно ударила в бровь.
Пришлось ложиться спать в пустой палате. Оказалась, что темнота полна звуков. А мрак вдруг ожил и зашевелился. Лёка попыталась задавить страх размышлениями. Так вот на чём держится власть Маринки над ребятами. Она умеет вызывать Руку.
Что-то прошуршало в углу. Ещё оттуда повеяло холодом. А вдруг всё это - Дама, Гроб - есть на самом деле?
Лёка спряталась под одеялом. Но всё равно у неё заледенели руки и нос.
Негромко и равномерно застучало по шиферной крыше, словно кто-то пробежал. Но тут же всё стихло. Точно ли это был дождь?
Лёка затряслась: вот-вот Рука стащит одеяло и заберёт её душу... вырвет сердце...
Лёка стала отчаянно цепляться за здравый смысл. Папа говорил, что Рука, Дама, Гроб - всего лишь выдумки. Если ими увлекаться, то они поселятся в мозгу и начнут менять его. Человек даже начнёт видеть то, чего на самом деле нет.
Воспоминания об отце заставили отнестись к страху по-другому. Хватит валяться! Пусть нельзя включить свет или позвать воспитательницу, чтобы вылазка за территорию не раскрылась, зато можно побежать за девчонками, попросить снова принять в компанию. Откуда ей знать, что если задумали что-нибудь, то нельзя говорить о неудачах и тем более идти на попятную.
Решимость придала силы, и Лёка отбросила одеяло, встала, подошла к окну. Оглянулась. Палата уже не пугала.
Страх окончательно испарился, как только она оказалась на улице. Луна моросила серебром, которое оседало на листве и бликовало при дуновении ветра. Лёка улыбнулась музыке фонтанчика. В дневном шуме его песня была не слышна. Зато ночью она была чудесна!
Ветерок принёс вонь хлорки, и Лёка вспомнила, что решила догонять подружек.
Она знала место тайного костра со слов Маринки, но поди попробуй отыскать его в лесу, когда ветви закрывают волшебный лунный свет. Вот и ограждение на крутом берегу, вот и черёмухи... А где же упавшая сосна и огонь? Только звёздные прорехи в темноте ветвей, только шум и едва заметное свечение от реки.
Лёка заметалась по берегу, стараясь держаться подальше от ограждения. Всё напрасно. Неужели Маринка права, и костёр открывается только избранным? Да ну, чепуха. Просто Лёка заблудилась. Она застыла, соображая что к чему. И вовремя.
Послышались шаги. Близко от неё проковылял белобрысый мальчик. Он прижимал к груди пакет.
- Поссу и вернусь... - донеслось до Лёки.
Тут же появилась Маринка.
- Эй, чувак! - она тихо окликнула парнишку. - Ты чего здесь трёшься? Вали отсюда.
Мальчик плёлся дальше, не обращая внимания на её слова. Это обозлило Маринку.
Она в два прыжка догнала его и толкнула в плечо.
- Язык прикусил? - злым шёпотом сказала Маринка. - Огребёшь сейчас. А что это у тебя? Апельсинки? Здорово! Угости!
Мальчик молча повернулся и пошёл назад.
Маринка схватила его за руку и рванула на себя.
Облитая лунным светом голова мальчика мотнулась, и даже Лёка увидела закатившиеся глаза.
Она ощупала ограждение и ловко сняла со столбиков одну решётку. Видимо, здесь был тайный спуск к реке.
Маринка вцепилась в мальчика и попыталась протащить его к проёму. Но лунатик встал как вкопанный.
Лёка заметила, что его веки крепко сомкнулись.
Разозлённая Маринка со всей силы дважды толкнула мальчика. Последний раз - когда он оказался у самой пустоты.
Послышались удары тела о ветки, а потом звуки камнепада. Раздались голоса девчонок:
- Марья! Что за грохот? Ты чего там застряла?
- Иду! - крикнула Маринка, присела. После недолгого журчания поднялась и двинулась в сторону голосов девчонок. Внезапно её макушка пропала.
Лёка поняла, что костёр был в ложбинке. И только сейчас заметила хиленький дымок. Наверное, на этом месте побывало много ребят. Тогда этот тайный костёр - обман. Даже какие-то правила выдумали, мол, нельзя говорить в полный голос, нужно только шептать, чтобы ночь к себе не забрала. Можно подумать, что ночи есть дело до нарушителей лагерных порядков!
Она поплелась обратно в лагерь. Жутко захотелось в город, домой. Одна мысль, что завтра ей придётся смотреть на подружек, вызывала сильную тошноту.
Она, Лёка, плохая пионерка. Нужно было вмешаться, защитить бедного лунатика. Он же наверняка разбился. А Лёка встала истуканом. Почему же она не бежит в лагерь и не орёт, не зовёт взрослых на помощь?
Может, потому что могла запросто оказаться на месте этого мальчика? Ей не сладить с Маринкой, которая в тринадцать повыше иного взрослого. Да, она боится командиршу... В городе все другие. А в лагере в ребятах точно пробуждаются звери. Чего стоят только одни "тёмные"! А есть ещё "велосипеды", "пытки Петра Первого".
Зашуршала листва кустов. Кто-то шёл Лёке навстречу. А вдруг?.. Прежний страх вернулся. Он стал ещё сильнее. Показалось, что к ней направляется чуть ли не сотня Чёрных рук. Всё ближе, ближе... Лёка попыталась бежать назад, но всего лишь смогла тихо переставлять ноги. А Руки уже вцепились в ветровку, схватили за запястья.
Лёка издала тихий писк.
Сначала вернулся слух, потом зрение.
- Ты что, совсем дура?
Перед глазами из какой-то мути возник рослый мальчик. Рядом ещё двое. Одеты одинаково. Интернатские!..
- Боится. Слышь, ты пацана здесь не видела? Он лунатит. Мы его просмотрели. Смотался, пока мы в карты с вожатым резались. Из-за этого нашему Володе кирдык, уволят. А он классный. Ну чего выставилась-то? Видела, нет? - спросил рослый.
Лёка помотала головой.
- Серый, ты проводи её до корпуса. А мы дальше пойдём, - распорядился рослый, и тут же две фигуры растворились в лесу.
- Пойдём, пойдём, - сказал Серый. - Тебя, наверное, прессуют? Вот и сбежала ночью, чтобы тёмной избежать. А я знаю, ты в шестом отряде. Маринка у вас командир. Шевели ногами-то, да осторожнее, а то растянешься и зашибёшься.
Лёка хотела ответить, но не смогла. Её грудь, горло и рот запечатала ледяная пробка.
- А мы над тобой с пацанами стебёмся: городская девка, а прикид, как у колхозницы с рынка. Но ты не обижайся, мы сами ржём, а обидеть не дадим. Тихих мы защищаем. Только вашу Маринку ненавидим. Она обзывается. И ещё матерится. За матерки с нашего звена баллы снимают, а то мы бы её тоже оттянули при всех, - болтал не останавливаясь Серый.
И тут у Лёки прорезался голос. Вот лучше бы молчала! Но нет...
- Катись дальше сама, мокрощелка, - сказал он и пошёл назад.
Лёка добралась до корпуса, влезла в окно и улеглась.
Сон был подобен серой марле, которую накинули на глаза - то ли видишь, то ли нет. Уши слышали, как пришли девчонки. А мысли парили отдельно от Лёки.
- Эй, Муравкина! - сказала Маринка, и в Лёкином рту появился вкус желчи. - Мы тебе объявили бойкот. Или переводись в другой отряд, или я натравлю на тебя интернатских. Расскажу им, каким дерьмом ты их поливаешь.
Тело Лёки стало лёгким-лёгким. Ей показалось, что она взлетела.
- Я тоже могу кое-что рассказать кое-кому. Милиции, к примеру, - неожиданно для себя сказала Лёка.
Её внезапно, после полёта-то, придавила к постели тяжесть. Или это был ненавидящий взгляд Маринки?
- Ну её... - сказала наконец командирша. - С такими возиться - только мараться. Слышали? Ментами нам угрожает. Тьфу.
- Тьфу, - откликнулась одна Наташка.
А Лёка поверила в то, что она действительно плохой человек. Все вокруг настроены против неё. Но не беда! Плохой может позволить себе гораздо больше, чем хороший.
Восьмичасовой подъём оказался началом всеобщей суматохи: в лагере ЧП, погиб мальчик, страдавший лунатизмом. К интернатским примчались начальник лагеря, милиция и кто-то ещё из важных людей.
Ребята шептались, что пацанам вставили нехилый пистон, сменили вожатого и воспитателя. Шестой отряд слышал трубный рёв начальника: советское правительство, родная заботливая компартия сделали всё, чтобы интернатские не чувствовали нехватки родителей, да многие при отцах с матерями хуже живут, чем они. Им дали всё, а они присмотреть за товарищем не могут. Товарищество - основа основ нашего государства, и кто они теперь такие?!
- Во орёт, будто ему углей в штаны насыпали, - сказала Маринка.
Лёка мысленно с ней согласилась. И подумала, что угли ещё будут.
Через день её окружила толпа интернатских. На их одинаковых рубашках с коротким рукавом, которые в лагере никто не носил из-за моды на футболки, уже не было значка правофланговых отряда и звена. Лёка слышала, что новые вожатка и сопита у них звери, целыми днями заставляют сидеть на веранде и разучивать песни, поэтому ничуть не удивилась злости, с которой ей сказали стягивать трусы и показывать никому не нужную манду.
- Ваш лунатик не сам упал, - сказала Лёка, стараясь опередить расправу. - Его столкнули.
- Это мы знаем. С семи лет лунатил, и тут вдруг свалился в обрыв. Не ты ли столкнула-то? Как раз после этого нам попалась с шарами выпученными. У нас своё следствие и суд, - жёстко ответил рослый командир Костя.
Лёка запаниковала, поэтому вывалила сразу все сведения:
- Это Маринка. Сняла ограждение и столкнула. А вообще у нас был тайный костёр, но меня не взяли. Спросите у девчонок. Маринка отходила от костра.
- А что ты там забыла? - спросил Костя. - Костёр на то и тайный, что чужим туда нельзя. Его просто не найти, если тебя не взяли с собой.
- Нет, - возразила Лёка. - Он в ложбинке у самой ограды над обрывом. Если идти от лагеря, то его не видно. А вы почему о нём не знаете?
Интернатские расхохотались, кто-то сказал:
- Дались нам ваши пипинерские костры. Вот ближнее сельпо - это да!
Костя рассердился:
- Самая умная, да?
- А ты, наверное, ещё в Чёрную руку веришь, - сказала Лёка, вся сжимаясь от своей дерзости.
Костя вспылил:
- Не говори о том, чего не понимаешь.
Лёка одиноко бродила по лагерю. К ней никто не подходил. Ну и не надо. Не очень-то коллектив защитил её от Маринки.
А дальше неприятности покатились снежным комом.
Утром Лёка обнаружила на своей руке чёрный след от чьей-то пятерни. Сначала испугалась: Чёрная Рука её пометила и скоро заберёт душу! Однако след легко смылся. Оказалось, это простая гуашь.
Во время сончаса захотелось в туалет, и Лёка поплелась в вызывающее дрожь строение с помостом, в котором рядком были прорублены отверстия. Каждое называлось очком и имело свой ранг: счастливое посередине, стрёмные возле стен. Эти отверстия были опасными. Говорили, что время от времени из них появляется "мразь", обмазанный дерьмом ребёнок, которого утопили в туалете за какие-то проступки. "Мразь" могла утащить в стрёмное очко.
Лёка присела над счастливым, уткнув нос в плечо. Внезапно помост вздрогнул от ударов снаружи. Лёка испугалась, что упадёт, взмахнула руками. Помост ещё раз подпрыгнул.
Все мысли, кроме отвратительного страха, покинули голову, она извернулась и оперлась на стену. Даже не заметила, что позади кто-то появился. Её тут же схватили, перевернули. Волосы заболтались над очком, глаза резануло до слёз от ядовитых испарений, а желудок ринулся наружу.
Она не сразу поняла, что её вынесли из туалета и бросили на газон с анютиными глазками. Откашлялась, ещё раз проблевалась, поднялась и пошла куда глаза глядят. Плакать не стала.
Это тебе не дом с мамой, папой и бабушкой, а пионерский лагерь "Здоровье". Родная заботливая партия делала всё для подрастающего поколения. А оно ничего не ценило. На портретах городских ветеранов войны и труда всем, даже женщинам, рисовали усы; пионеру с горном лепили письку из пластилина; ломали качели, перила в столовой; вытаптывали цветники; срывали флаги союзных республик. Могли поколотить соперников за какой-нибудь приз или грамоту.
А ещё убивали, сталкивали в очко. Это поколение хуже мирового империализма, о котором по утрам трещал репродуктор радиоточки в их кухне.
Ноги сами принесли её за интернатский корпус, где ребята смолили папиросы.
У Кости глаза сделались как мячики для пинг-понга:
- Ты чего сюда припёрлась?
- Сейчас расскажу...
Вечером Лёка сама подошла к девчонкам, предложила поиграть. Они отказались, потому что Маринка крутилась поблизости. Но по страшилкам после отбоя соскучились. Даже Маринка сказала:
- Давай, Муравкина, трави... только сиди на своей кровати, воняешь сильно.
Лёка долго отмывалась от рвоты в уличном умывальнике, потом попросилась у доброй технички в душ для взрослых. А Маринка, выходит, за ней наблюдала. И она точно участвовала в выходке интернатских.
Так чему учит родная партия? Давать отпор агрессорам империализма, вот чему она учит.
Когда Лёка рассказала историю, девчонки заверещали: страшно, хотим ещё! А Маринка спросила:
- Так это правда? Я вот ничего подобного не слышала! Ты наврала.
- Клянусь пионерским галстуком! - сказала Лёка.
- Мамой поклянись! - потребовала Маринка.
- Клянусь мамой! - покладисто отозвалась Лёка и подумала: - И автомобилем "Москвич", на который вот-вот подойдёт очередь.
- То есть это реально: приходишь на детское кладбище, и если видишь на одном из памятников свою фотку, то помираешь? - Привязалась Маринка.