В этот день в Аузине - главном квартале Цихеи - столице Двинии было шумно. Толпы народа сбегались на площадь имени Сирга Ли чтобы посмотреть судебный процесс над верховным жрецом Цихеи - Липом Овис. Посмотреть, услышать, зацепить хоть одним глазком, ибо народу было множество.
Лиип, еще не старый, но уже начинающий седеть крупный мужчина, возвышался посреди площади в герметичном прозрачном аквариуме. Мэрия считала, что этот аквариум защитит народ от колдовства Липа. Возле подножия аквариума столпились двадцать восемь родственников верховного жреца. Липа судили за выход наверх. Прокурор делал особый акцент на то, что Лиип мог заразиться наверху какой-нибудь чрезвычайно опасной болезнью и принести ее сюда, в город.
- И потому, - громогласно повторял он, - всех Овис нужно депортировать, выгнать за пределы Двинии. Куда? - спросите вы. Да туда же, куда ходил Лиип - наверх...
Это страшное слово "верх" уже несколько раз звучало в ходе суда. И при каждом его повторении несколько слушателей выбирались из толпы и исчезали в переулках. Остальные, с более крепкими нервами, падкие до чужого несчастья, надеялись на долгий шумный процесс, но судьи разделались на удивление быстро и зачитали свой жестокий приговор.
Родственников Лиипа охватил ужас. Толпа начала быстро рассеиваться. Стражники окружили всех Овис и препроводили в помещение тюрьмы, в герметично запертый бункер. Минут через пять туда же втолкнули и Лиипа. Все отвернулись от него, только жена Инри прижалась, прося защиты. Но Лиип не мог помочь ей ничем. Прошел час. Двери бункера отворились, и Лиипа снова увели.
В маленькой комнатенке его встретил какой-то чиновник. Невысокий, толстенький, одетый в серое. Он предложил Лиипу сесть и представился:
- Я Гире Соин из Управления госбезопасности.
Лиип подскочил:
- Так скажите же им, что я не выходил наверх, вы же там, в Управлении, все знаете!
- Да, мы все знаем, - спокойно ответил Гире. - Вы, Лиип Овис, ходили смотреть на Яркое Пятно, хотя это и запрещено.
- Но это же не Верх... - обескуражено пробормотал Лип.
- Да, не Верх. Но оттуда наверх прямой выход. И там тоже очень легко поймать заразу. Но это все болтовня попусту. У меня к Вам деловое предложение.
- Я слушаю. - Лиип подтянулся.
- Наверху вы все умрете в считанные часы. Нам это невыгодно. Мы даем вам средства защиты в обмен на информацию, которую лично Вы, Лиип, а потом Ваш сын, внук, правнук будете спускать нам.
- Хорошо, - с легким сердцем согласился Лиип.
Гире поднялся:
- Сейчас вас всех проводят на обработку, - и ушел.
Лиипа привели в просторный зал, где стояло много ванн, покрытых сверху прозрачными крышками. К каждой ванне тянулось по пять шлангов и толстому кабелю, сплетенному из многочисленных проводков и волоконец. Когда Лиипа укладывали в ванну, он заметил, что стенки очень толстые, и внутри остается столько места, чтобы как раз поместиться одному. Крышка захлопнулась и хлынула сладковатая вязкая жидкость. Лиип хотел было возмущенно закричать, но из горла вырвался лишь тоненький писк...
Когда через полчаса их освободили из "саркофагов", все искали перемену в себе и своем близком. Но найти не могли. Перемены начались потом. Сначала часов через шесть их всех охватил жуткий голод. Последующие три часа они безвыходно провели в столовой, где весь персонал был предупрежден: им носили еду, не дожидаясь заказов. А затем настал черед ужасов. Три дня шла перестройка их организмов, и в конце они не могли узнать самих себя: их белые гладкие тела покрылись темно-серой шерстью, дающей защиту от радиации; лицо слегка вытянулось, и появились четыре острых, как ножи, клыка; нос, язык и мизинец левой руки стали анализаторами состава среды. Зрение обострилось десятикратно, правда, голубые глаза стали черными; часть мозга, которая пустовала ранее, была превращена в компьютер, дисплей которого выводился в угол правого глаза; слух различал даже шелест песка за стеной; мышцы налились богатырской силой, а быстрота реакции стала больше, чем у гонщиков экстра-класса. Кроме этого, как им сказали, в них вложена мощная программа к самоусовершенствованию, и их женщины могут рожать не по одному ребенку раз в год, а по 8-10 каждые два месяца без вреда для себя. С этим их и отправили. Когда они грузились в автовагонетку, один из работников подошел и шепнул Лиипу:
- Не бойтесь, вы там будете не одни.
Автовагонетка долго везла двадцать девять монстров по их стране, их бывшей стране; потом выбралась на поверхность и остановилась. Голос в динамиках прошелестел: "Прошу очистить транспортное средство". Когда последний из Овис выбрался из вагонетки, та отъехала на две сотни шагов в сторону и взорвалась. Лиип скомандовал:
- Ну, пошли искать место для жилья.
Все подхватили свой скарб и тронулись печальной цепочкой вслед за Липом. Вокруг простиралась голая твердая пустыня и высились громадные гладкие скалы. В одной из скал Лиип нашел отверстие и нырнул туда. Внутри было просторно и не было ужасающей радиации. За Липом проникли и остальные. Решили пока остановиться здесь. Немного освоившись, все разбрелись по помещению, осматривая его. Внезапно раздался невероятный рев, потом грохот... казалось, рушится потолок.... Потом снова рев, на несколько тонов ниже, глухой удар и истерический крик Киины:
- Суип, о, мой Суип! Отпусти, Риар, там мой Суип!
Когда все сбежались на место происшествия, то обнаружили, что Риар крепко держит бьющуюся в истерике Киину, в потолке зияет дыра, за дырой грохочут громадные великаны и на поверхности лежит Суип с переломанной шеей. Рыдающую Киину увели и Лиип сказал:
- Киина лишилась сына. На поверхности обитают злобные великаны. Надо держаться вместе и как можно реже выходить. А теперь всем спать. Завтра будет еще один трудный день.
Среди ночи всех разбудил легкий шорох в потолке. Потом вниз посыпалась земля и за ней спрыгнул кто-то. Лучи нескольких фонариков пересеклись на нем. Это был такой же мутант, как и они: высокий, худощавый, но мускулистый, с ироническим оскалом, он был весь увешан оружием.
- Привет, - быстро сказал он, - Я Номад. - Лиип приблизился:
- Как-как? Как Вас зовут?
- Номад. В моем имени нет буквы "и", и я этим горжусь. Я родился там, внизу, и меня звали Нимад. Мою мать убили в первый же день, я был грудным младенцем. Наша фамилия Фиан. Была. Сейчас остался один я. Нас много таких, без буквы "и". Мы мятежники, повстанцы. Нас миллиарды против жалких тысяч, живущих под землей. Они дали нам всесилие и власть и мы поспорим с ними. Мы разгромим их страну, мы отомстим им. А здесь жить нельзя, слишком опасно. Двигайтесь за мной, - Номад подпрыгнул и исчез в дыре.
Лиип думал недолго и последовал за ним. Следом скользнули и все остальные. Они минут двадцать двигались в полной темноте по тесному лазу, пока тот не вывел на огромное пустое пространство. В некотором отдалении стояли колоссальные железные коробки. Номад бросил:
- Ждите здесь. Я позову, - и метнулся к коробкам. Все семейство Овис с замиранием сердца смотрели, как Номад, взобравшись по почти гладкой стене наверх, перепрыгивает с одной коробки на другую. Наконец, он нашел то, что искал и позвал переселенцев. Взобраться к нему казалось легче, чем они думали. Оттуда, сверху, открывались новые горизонты: пространство вокруг было таким нерационально большим... Оно было таким непостижимым и пугающим, что женщины ахнули, а дети прижались к матерям и многие из них захныкали. В крыше была дыра, и Номад исчез в ней. За ним попрыгали все Овис.
Внутри они оказались по колено в каких-то округлых образованиях в палец длиной. Номад сбросил свою амуницию и сел, пригласив:
- Располагайтесь и угощайтесь, - с этими словами он зачерпнул горсть этих округлых штучек и стал кидать их в рот по одному. Челюсти его двигались быстро-быстро, а внимательные черные глаза пристально всматривались в окружающие стены.
- Что это? - спросил Лиип.
- То, что я ем? Зерна. Пшеница, очень вкусно, попробуй. А то, в чем мы находимся - вагон. Он скоро поедет. Ешьте и спите, - полуответил-полуприказал Номад.
Лиип осторожно положил одно зерно в рот. Оно пахло мягко и нежно, навевая теплые воспоминания.
И тут резкий толчок сбил Лиипа с ног. Взгляд его заметался по сторонам, а Номад снисходительно фыркнул:
- Вагон поехал. Спите! - и первый растянулся прямо поверх зерна, положив под голову одно из своих ружей.
Постепенно и все Овис угомонились. Дети перестали хныкать и притихли, а взрослые впервые поверили, что жить можно и наверху.
Ехали они долго. Номад всю ночь проспал, а к полудню начал то и дело взбираться на крышу и оглядывать окружающий пейзаж. Никто из Овис не решался еще выйти под убийственные лучи светила. Они сидели внизу, дети шалили и смеялись, мужья и жены уже строили планы дальнейшей совместной жизни. Внезапно Номад позвал:
- Все сюда. Сейчас будет остановка. Мы сходим.
Все семейство несмело повыбиралось на крышу, и, как только вагон остановился, горошинами посыпались вниз. Номад сам проследил, чтобы никого не осталось, и спрыгнул последним.
Их окружал совсем другой мир. Все незнакомое. Высокие колонны с кучами шелестящих тарелок наверху и со странными живыми существами; торчащие прямо из-под земли мягкие и нежные нити, твердые колючие пруты, огромные шуршащие и колеблющие плоскости. Настороженный суровый Номад залился хохотом:
- Это же просто трава! Вот эту есть можно, - он протянул Липу трубу с жидкостью внутри.
Нет, не внутри. Лиип присмотрелся и ахнул: жидкость текла внутри стенок трубы, а внутреннее сечение было пустым. Он принюхался и надкусил трубу. Та аппетитно хрустнула под зубами и тут же обожгла рот несусветной горечью. Номад улыбнулся:
- Я же не сказал, что вкусно. Ее можно есть. Она полезна, особенно весной, она лечит от пяти болезней, но она невкусная. А вот это очень вкусно,- он показал ярко-оранжевый шарик, - но есть его нельзя, он ядовит. Вот это нормально. И есть можно, и на вкус прилично, - он подпрыгнул, сорвал большой пушистый красно-лиловый шар и сунул его в рот.
Так Номад вел их куда-то сквозь заросли огромной травы и на ходу проводил экскурсию, которая позволила бы семейству Овис выжить.
Внезапно перед ними открылась большая пустая плоскость, за которой была видна стена, состоящая из вертикальных полос и промежутков между ними. Номад подобрался и скомандовал:
- За мной - к забору, а потом - к дому. Бегом! - и первым скользнул вперед. Овис побежали за ним. За забором они попали на еще одну плоскость, которая упиралась в четырехугольную белую скалу. Перебежками следуя за Номадом, Лиип успел заметить на второй плоскости живых существ: несколько некрупных красно-коричневых двуногих, которые не обратили на них внимания; белого четырехногого побольше, которое удивленно уставилось на них и еще одного четырехногого, черного, как самая темная ночь, огромного, как страшный сон. Оно топнуло ногой, отчего вздрогнула земля и оттуда, сверху, ужасно заорало. Лиип, не помня себя от ужаса, свалился за Номадом в дыру под скалой - и его окружила блаженная темнота.
Номад насмешливо фыркнул:
- Не бойся его. Оно безвредно. - Номад подождал остальных и продолжил: - Бояться надо громадин, которые ходят на двух ногах и носят вторые шкуры, и двоих мелких четырехногих. Один из них чуть больше нас ростом, длинный хвост и треугольные уши. Его выдают глаза - зеленые, злые, и он их жмурит. Может быть разного цвета, но всегда мягкий, шерстяной, как... как...- Номад замялся, подбирая слова.
- Как лучшие ковры в Двинии, - подсказала Милга.
- Точно, - охотно поддержал ее Номад, - и второй - повыше, длинная морда, шерсть темными колечками, красный язык и длинные уши. Если с первым могут справиться трое-четверо мужчин, то этого не одолеть. Надо бояться незнакомых вкусных запахов, темных углов, лежащей, где не положено, пищи. Это целая наука - выжить. Я останусь с вами на несколько дней, помогу вам освоиться. Привыкнете к здешней жизни, тогда посмотрим. У меня профессия такая - адаптер. Встречаю новичков, помогаю им, как и вам сейчас. Ладно. Теперь это ваше жилище. Обустраивайтесь. - и он с грохотом свалил свое оружие в угол.
И действительно, Номад остался на несколько дней. Точнее - на три дня. Он показал, какие растения съедобны, какие нет, где брать воду, зерно и мягкие волокна для постели. Под конец он отвел Лиипа в очень темное помещение, где восхитительно пахло.
- Вот здесь находится очень вкусная пища. Вкусная, калорийная, ее много. Но пользоваться ей можно лишь только в самом крайнем случае, когда семье грозит гибель от голода. Почему? Потому что это опасно. Не просто опасно, а смертельно опасно. Ты понял? Лучше, если никто не будет знать о ее существовании.
- Да. Я скажу только жене. Если со мной что-нибудь случится, она сохранит знание.
Номад согласно кивнул.
- Хорошо. Пойдем обратно. Мне пора уезжать. И я хочу, чтобы ты поехал со мной. Посмотришь, как живут остальные, обвыкнешь на поверхности.
И они уехали.
Перед отъездом Инри спросила Лиипа, надолго ли они едут. Ответил Номад:
- Может быть, на месяц.
Лиип обеспокоился: он и не думал покидать семью так надолго. Номад лишь махнул рукой и запрыгнул в вагон.
Ехали они очень долго. Несколько раз пересаживались на другие поезда, а под конец забрались в рычащий, воняющий бензином (как сказал Номад) фургон и остаток пути провели в обществе плоских жестких существ, вмороженных в лед. Что, в общем, было кстати, потому что становилось все жарче и жарче. Когда они покинули фургон, вокруг был один песок. И они пошли. Шли недолго. Номад принюхался, нагнулся, раскидал песок, обнажив крышку люка с кольцом и потянул.
Внутри было прохладно и полутемно. И было полно народу. Они окружили путешественников и затормошили их. Номад первым делом избавился от оружия, а потом рассказал всем о семействе Овис. Красивые девушки выслушали Номада, сочувственно закивали головами и увели Лиипа в приготовленную ему комнату. Неделю пробыл Лиип в гостях. И всю эту неделю с ним обращались как с самым дорогим гостем. Всегда, за исключением одного часа в сутки.
В этот час, когда Солнце стояло в зените, все без исключения выбирались на поверхность и поднимали лица к яростно палящему светилу. Лиип тоже попробовал так поступить. Через несколько минут ему начало казаться, что жестокий зной проникает ему под шкуру, расплавляет кости, высушивает мозг. И Лиип сбежал в подземелье, в спасительную темноту. А назавтра снова вышел вместе со всеми. И, стиснув зубы, выстоял вместе со всеми до конца ритуала. А через неделю Лиип понял, что любит Солнце и не сможет жить без него, без его тепла и света.
И тут появился Номад. Лиип рассказал ему про перемены в себе. Номад улыбнулся:
- Теперь ты один из нас. Осталось только дать тебе новое имя...
Лиип погрустнел:
- Мне пора возвращаться.
- Хорошо. Через полгода жди меня в гости. Меня и новое имя. А пока возьми вот это, - Номад подал Липу длинный нож и карабин, - может, пригодится. Через час будет проходить автобус. Он довезет тебя до железной дороги. А дальше - полагайся только на свое чутье. Думай носом, глазами и сердцем.
Лиип так и сделал. И через восемь дней нырнул в дыру, ведущую домой.
И насторожился: уж больно тихо было дома. Он закричал, зовя жену. Из угла раздался слабый стон. Лиип кинулся в угол, посветил. Это была Линси, она лежала на смятой постели, бледная и неподвижная.
- Что, что случилось? Где все?
Линси всхлипнула:
- Все погибли...
- Что ты такое говоришь? - Лиип был ошарашен, - Как? Не может быть!
- Меня придавило какой-то острой штукой. Ноги отнялись. Инэш притащил меня домой. Тирк попал в клетку, Риико полез его выручать, и их обоих утопили великаны. Ялида и Кила что-то съели и стали бегать, как ненормальные, а потом умерли. А потом такое началось! Паришел этот большой, с черной курчавой шерстью и всех съел. Он и тут был, тут, - и Линси залилась слезами, - Я уже никогда не смогу ходить. Лиип, прошу тебя, помоги мне. Я вижу ружье Номада. У тебя найдется один патрон для меня?
Лиип в темноте нашел холодные пальцы Линси и услышал:
- Пожалуйста...
- Да. Я сделаю это. Только потом. Потерпи еще чуть-чуть, - Лиип снял карабин, положил его рядом с Линси, скинул ножны с ножа и вышел во двор.
Там он закричал:
- Эй, ты, сукин сын, иди сюда, безмозглая скотина. Иди, и я убью тебя!
Лохматый зверь напал внезапно. Он схватил Лиипа поперек туловища и затряс в воздухе. Белые клыки рвали кожу, дробили ребра. Лиип изловчился и ножом ударил чудовище в глаз. Оно выронило Лиипа и замотало головой, жалобно заскулило. Потом снова напало. Лиип отскочил и ножом полоснул зверя по шее. Хлынула густая темная кровь, окатив Лиипа с ног до головы. Зверь упал и немного подергавшись, затих. Лиип немного постоял, приходя в себя. "Одно ребро точно сломано" - и вернулся к Линси. Но он там уже не был нужен. Линси дотянулась до карабина...
Лиип сел на пол и минут пять просидел, пустым взглядом уставившись в пространство. Потом с отвращением начал сдирать с себя подсыхающую кровь. Встал, чтобы найти, чем почистится. Долго бродил по дому и забрел в просторное помещение, где в углу стояли несколько грязно-желтых емкостей. Ноздри защекотал знакомый запах бензина. Лиипа осенило. Он прогрыз в емкости небольшую дырку, повалил ее на бок и потащил, разливая бензин по всему дому. Облился сам и облил все комнаты в верхнем доме. Принес из подвала карабин и выстрелил в самую большую лужу.
Яростно вспыхнуло пламя, загородив путь к отступлению слепящей стеной. Лиип попятился. Пламя напомнило ему Солнце и он побежал на крышу. Дом пылал, крышу уже лизали языки огня, стены трещали, грозя рухнуть. Задымилась шерсть, а Лиип спокойно сидел на самом верху крыши и в последний раз смотрел на Солнце.
***
Фермер Дуглас Смит возвращался с поля. Он вел под уздцы вороную лошадь. На телеге с сеном сидел его сын, десятилетний Майк. Жена Шерил гнала белую козу. По пути домой им встретился кузнец. Он, широко улыбнувшись, спросил:
- Ну, сладили вы с крысами-то?
- Да, спасибо, Сэм. Этот проказник Тоби их всех передушил. Забрался по пол и давай гонять, только пыль летит, да писк стоит. А потом выволок их всех на свет. Бог мой, двадцать шесть штук... ни одной не осталось. Завтра я приведу Тоби обратно.
- Да уж, мой малыш молодчина! - хохотнул Сэм и, широко шагая, пошел дальше.
Подходя к дому, Дуглас почуял запах гари. Шерил охнула:
- Никак пожар! - и побежала вперед.
Дуглас и Майк поспешили за ней. Но спешить было уже некуда: их дом пылал вовсю, как будто облитый бензином. И самое невероятное: на самом верху крыши спокойно сидела и смотрела на солнце огромная черная крыса.