Бессонница сузила мир до размеров черепной коробки. А может, черепная коробка распухла невесёлыми думами до размеров вселенной. Тьма окружила его. Тьма и безмолвие. И ничего, кроме тьмы.
Он лежал на спине, глядя широко открытыми глазами на невидимый в темноте потолок. Он считал овец. Овцы по одной проходили мимо него. Белые, серые, чёрные, коричневые клубки пыльной шерсти на четырех тонких ногах. Овцы укоризненно смотрели на него грустными карими очами и внимательно прислушивались к его неровному дыханью, поворачивая розовые от просвечивающих сосудов уши. Они тихо спрашивали у него что-то своими хриплыми немузыкальными голосами. Может быть, дорогу.
От этой бесконечной вереницы он совсем измучился и, рывком поднявшись, распахнул шкаф. Не особенно разбирая, что одевает, оделся. Джинсы, разбитые кроссовки, носки, водолазка, кольчуга и длинный широкий плащ. В голове промелькнула мысль: "Откуда? У меня раньше не было такого плаща". Наконец, он медленно, трепетно потянул на себя нижний ящик. Там лежало его сокровище - длинный боевой меч. Священнодействуя, он вынул меч из ножен и, встав в стойку, повел лезвием в воздухе. Тяжелая сталь, чувственно лежа в ладони, упруго отягощала
запястье. Разрезаемый воздух тихонько зазвенел от скользящего прикосновения клинка. По комнате разбежались лунные блики, отразившись от вделанного в рукоять длинного кристалла горного хрусталя. Взгляд его метнулся вслед за одним из зайчиков и... зацепил в окне пролетающую мимо призрачную тень. Пахнуло теплой ванилью, хвоей и уютом, как будто далеко, в детстве, мать достала из духовки рождественский пирог. "Это пролетело мое счастье" - и он решительно шагнул к окну. Уже на подоконнике обернулся - овцы махали ему вслед платочком в крупную шотландскую клетку.
Под окном пасся его верный белый конь. В лунном свете он казался серебряным. Он вскочил в седло, и конь мягко оторвался от земли. Они взлетели над домом, распугав котов на крыше; над городом с мигающими желтоглазыми светофорами; над Землей, которая горошиной скатилась в пищевод огромного тысячеглазого Космоса. Они летели, и ветер выл на низкой басовой ноте. А потом белый конь начал спотыкаться о разбросанные камни звезд и натужно кашлять. "Кончается бензин" - красным камешком упала тревожная мысль. Он бы слез и повел коня в поводу, но под ногами была пустота. И тут конь встал. Остановился, низко опустив голову. Он соскользнул с седла и бережно опустил умирающего друга на горячий асфальт. Отошел на несколько шагов и обернулся. Матово чернела потертая кожа седла, искры звезд поблескивали на спицах медленно крутящегося переднего колеса, застревали в глубоком протекторе, и, обжегшись, отскакивали от раскаленной выхлопной трубы. Заднее колесо было неловко подмято под корпус. Измученно глянул глаз подернутой паволокой фары. Движимый милосердием, он сделал шаг назад и рубанул мечом по сонным артериям топливопровода, а потом острием - в бензобак... Вспыхнуло жаркое ослепительное солнце взрыва...
Он пришел в себя от настойчивой возни возле самого своего уха. Две большие крысы шумно делили между собой право первой откусить кусочек его носа. Он вяло отмахнулся и попал по одной из крыс. Она взвизгнула... Обе крысы поднялись на задние лапки, и здоровая, грозя кулачком в его сторону, принялась сноровисто накладывать шину пострадавшей. Он ошеломленно смотрел на них, пока те не ушли в вентиляционное отверстие, чинно, в обнимку, как врач с пациентом. Потом он огляделся. Он лежал на куче соломы в полутемной сырой камере. Солома выглядела старой и колючей, но совершенно не чувствовалась под... голыми ногами. Он вскочил. Вместо его одежды на нем был л белая тряпочка, похожая на римскую тунику в исполнении младшего школьника. Прогремел голос: "Ты искал счастья? За счастье надо бороться!".
Он затравленно вскинул взгляд - вокруг песок пустого амфитеатра. Только одинокая женская фигура в первом ряду. Женщина встала и плавно подняла вперед руку. Из воздуха вылетел меч и рукояткой воткнулся в разом вспотевшую ладонь. И тут же над ухом свистнула чужая сталь. Стремительно завязался жестокий бой. Его противник был на голову выше и тяжелее килограмм на тридцать. Почему-то в голове запрыгали цифры: длина ступни, обхват грудной клетки, частота сердцебиения... Голова закружилась, сознание поплыло. Усилием воли он прогнал прочь мельтешение чисел, чтобы успевать каждый раз встретить атакующую сталь своей сталью. В черных миндалевидных глазницах нападающего кошмара посверкивали угли глаз. Веяло ужасом и стылой землей. Он запнулся о каменный бордюр и на мгновение опустил глаза вниз. Там он увидел свои ноги в пижамных штанинах с голубыми незабудками. От увиденного дрогнула рука и в ту же секунду холодная сталь вошла в сердце, вспоров ребра как банку сардин. Он осел на колени и глянул на своего убийцу снизу вверх. Тот обнажил в оскале желтые клыки и выдернул меч. Нахлынула горячая боль и соленая кровь запузырилась на губах.
Он рывком сел в кровати, остановившимися в предсмертном шоке глазами глядя в темноту. На лбу подсыхала холодная испарина, отчаянно колотящееся сердце успокаивалось, из него уходила, гасла боль. Рядом под боком тихо спало теплое счастье. Он облегченно вздохнул, осторожно повернулся и понадежнее укрыл себя и ее пушистым одеялом.