Володя Злобин
Операция деактивация или все активисты СВО: некоторые аспекты украино-российского противостояния*.
1. Введение.
2. Контурные карты: нанесение проблемы.
3. Притяжение старых аргументов.
4. Активист и вырождение публичной сферы.
5. Приключения Петрушки Уксусова.
6. Why activism fails?
7. Гетто и активизм.
8. Опоздавшие на поезд, успевшие на самолёт.
9. Похороните медсестру Кэвелл.
10. Ты удивишься, но это спецоперация.
11. Луковые стрелки, мокрые глаза.
1. Введение.
Данный текст затрагивает не глубинную причинность происходящего, будь то мир-системные сдвиги, русско-украинская предыстория, мировая политика, движение нефти, крови и капитала, а лишь стёртость их превращений, только побудители, поводы и случайности.
Если представить всю затрагиваемую проблематику как заводской механизм, марксистский метод рассматривал бы отношения собственности и распределение продукции; историко-утилитарный — то, как механизм работает; постструктуралистский — обусловленность этой работы языком; новейшие теории взволновала бы устаревшая целостность механизма, его однородность; культурная антропология нашла бы создателей механизма, высказалась о них посредством шкива и шестерни; но данный текст лишь подбирает стружку давно выточенных событий, ищет ржавчину и забытую гайку, проводит щёткой-смёткой по уставшей станине, говорит обсмотренному станку ласковые слова.
Лишь один сюжет будет рассмотрен подробно — расцвет и упадок публичной сферы, теоретической концепции, благодаря которой можно иначе взглянуть на такие понятия как медиа и активист. Это достаточно утомительное чтение, которое следует принимать гомеопатически, по частям.
В остальном это анализ лазеек. Всего незаметного, неоднозначного и ускользающего. Никакой попытки докопаться до корня — только нежное перебирание корешков да просеивание лежалой землицы. Совсем без НАТО не обойтись, но это просто сюжет, в чём-то даже менее ценный, чем история гетто или газетный лорд Нортклифф. Всё сплетается в бег ирландского кружева, в важность сносок, передышек и отступлений. В конце концов, в любом тексте важен не вывод, а то, как простирается знание, сам ход размышлений.
Это условный, но не произвольный анализ. Он не посягает на истинность и объективность, но помнит о том, что задача исследователя не повторять чужие концепции, а пробовать начертить новые.
Новые, не свои.
2. Контурные карты: нанесение проблемы.
Специальная военная операция (СВО) на Украине была сразу обозначена как борьба с крайним национализмом и неонацизмом1, то есть с набором жёстких иерархических идей, которые ставят в неравноправное положение определенные группы, в данном случае — «русскоязычных»2 и русских. Но российская спецоперация скорее напоминает борьбу с разбушевавшимся политическим активизмом и медийным рэкетом: сама её семантика предполагает некое гашение, перевод перегревшегося и сбоящего механизма в пассивный режим, поэтому к денацификации и демилитаризации стоит добавить третью «де» деактивации — возвращение вскипевшей дискурсивной Украины к простым и понятным государственным отношениям.
Это новая, не похожая на XIX-ХХ века реальность, на которую пытаются воздействовать как раз методами прошлого и позапрошлого столетий.
Говоря о преобладании на Украине крайнего национализма, не всегда уточняется, что национализм — это государствостремительная идеология, придающая бесхозному прежде народу политическую субъектность. Нация — это народ, политически представленный самим народом, и представляется он в институтах государства. В каком-то смысле национализм — это власть репрезентации. Но государственные институты Украины (от правотворческих до контрольно-надзорных) с 1991 года были ослаблены различными факторами: отраслевой олигархией, внешнеполитическим контролем, цивилизационной расколотостью, феноменом князьков-рыгов, регионализмом и улицей. На Украине сложилась активистская система утверждения власти, отличная от государственной в том, что активизм строится на постоянном упоминании себя, на шоу-концерте, на перформансе, тогда как государственные институты могут функционировать безотносительно своей узнаваемости или цитируемости. Когда задолго до 2014 будущий антироссийский активист Олег Ляшко унижал киевских силовиков или когда будущий пророссийский активист Игорь Марков унижал одесских силовиков3 — это были одни и те же признаки персонализации украинской политики, главный потерпевший которой — украинское государство.
В 2014 году ситуация изменилась: внешнеполитический контроль с запада4 посредством уличного активизма практически полностью уничтожил внешнеполитический контроль с востока, цивилизационная расколотость была объявлена колониальной и приговорена к кровавой ассимиляции, олигархия начала неуклонно терять своё полновластье, а рыги перекрасились или попросту разбежались. На Украине начала складываться нация современного типа и современное же государство, которое под патронажем не менее современных ценностей должно было направиться в гендерно-приемлемый рай.
Но в силу ряда причин активисты, на которых и была сделана ставка, начали подменять собой украинское государство, центральный аппарат которого не успевал их вмещать и перерабатывать. Это не было неожиданностью. Ещё в 2003 году свершившийся активистский переворот в Грузии сразу же изменил потоки иностранной помощи с активистских движений на укрепление государственного аппарата5. Но быстро укрепить украинские государственные институты в силу масштабов страны и её расколотости6 не представлялось возможным. В пробитую брешь хлынули грузино-прибалтийские реформаторы, восточно-европейские авантюристы, участники войны и Майдана, волонтёры, журналисты, уличные бойцы, идеалисты, преступники и радикалы — активисты всех мастей вошли в новое украинское руководство, заняв места от советников президента, губернаторов и министров до народных депутатов, парамилитаристских вожаков молодёжи и влиятельных антрепренёров внимания.
Вместо народа, потребовавшего политических прав, политические права себе затребовали активисты.
Это привело как к эрозии государства, так и к миграции власти. Она переместилась из косных бюрократических структур, нормированных и неповоротливых, к весёлой уличной чехарде и сетевой перекличке7. Государство сдерживает власть формальностью. Принуждающую волю в государстве необходимо обговаривать и согласовывать. Именно поэтому самые жесточайшие политические системы управлялись платоновским словом, когда личная воля вождя обходила все формальные институции, просачиваясь между нормами и обстоятельствами8. От государства оставался только механизм исполнения, необходимый для легализации слова «функционал». А власть исчезала. Власть становилась словом.
После 2014 власть на Украине стала Словами9. Она улетучилась из государственных институтов и сконденсировалась в среде политических активистов10. Не имея единого мнения об общем национальном суверене, который бы в условиях чрезвычайной ситуации управлял Словом, эта среда имела единое мнение об общем дискурсивном поле, которое бы в условиях чрезвычайной ситуации управлялось Словами. В общем виде это представление об исключительности украинской культуры, о необходимости ограничения русской культуры, о евро-атлантической ориентации, о необходимости европеизации, милитаризации, деколонизации, примате этничности11. Властью на Украине стало общее коммуникационное представление, которое имело некоторые государственные признаки: право на законность насилия, политическое верховенство и претензию на отделение своих от чужих. Но слова — нетвёрдое основание12, поэтому украинское общество оказалось втянуто в восьмилетний истерический цикл выяснения лояльности, когда в зависимости от сказанного вчерашний герой оказывался зрадником, а зрадник — патриотом13.
Блестящий анализ украинских Слов был выполнен в ангажированной, малоизвестной и дотошной монографии Ольги Байши14. Опираясь на теорию дискурсов Лаклау-Муфф, а также на теорию антагонистического дискурса Карпентье, Ольга Байша выстроила подробный фрейм (рамку понимания события) украинских перемен 2014 года, по-видимому первой, пусть и попутно, коснувшись проблематики активизма. Так, в монографии исследуется сюжет «Української Правди», одного из главных медиа-ресурсов тех лет с частичным грантовым обеспечением и с более чем миллионом ежедневных посещений в январе 2014-го. Значительная часть представителей «УП» в 2014 году вошла в государственные институты власти15. Анализ 430 авторских публикаций на тему Майдана с ноября 2013-го по февраль 2014-го показал, что:
Большинство авторов УП предпочитали представлять своих оппонентов в однородных терминах, как гомогенную группу «рабов», «совков» и «неграждан», лишенных внутренних противоречий. Хотя отдельные писатели и признавали, что в лагере Антимайдана есть «думающие люди», такие суждения были далеко не типичными. Из всех 430 авторов проанализированных мнений только 11 (3%) использовали позитивную или нейтральную оценку антимайданных «других»16.
Ещё 26 января 2014 года Алексей Венедиктов в эфире активистской платформы «Громадьское» заявил, что если Майдан не хочет гражданского конфликта, он должен увидеть в своих противниках людей и сограждан17. Очевидное замечание вызвало недоумевающую улыбку ведущих — это, наверное, такая заезжая московская шутка — а потом и вовсе какое-то стекленеющее неприятие, будто усомнились в тринитарном догмате. В чём причина этой кинематографической оторопи? Венедиктов указал на необходимость равного подхода ко всем украинским гражданам, что для набирающих мощь Слов было невыполнимо — какой пророк в силах отказаться от обличений? Сама мысль о том, что кто-то может думать иначе, непременно связывалась с одурманиванием, слепотой, купленностью, трусостью и зашоренностью. Кроме того, уравнивание снижало ценность уравнителя, в данном случае некой «европейскости», для которой встать на один уровень со своими противниками означало расстаться с миссионерством, то есть отказаться от расширения собственных границ.
Столь невиданный уровень экзальтации, когда представления о Европе оказались на уровне того, что «даже полы наших квартир не такие ровные [как их дороги]»18, привёл к туземной, теологической вере в дискурс, который может отстроить реальность согласно воле говорящего. Достаточно произнести верные заклинания, высказать нужный оммаж и проклясть несогласного еретика. Устанавливая гегемонию по Лаклау-Муфф, то есть выдавая частное за целое, Майдан первым обозначил своих сторонников (часть) истинной и единственной Украиной (целым), тотально развоплотив несогласных, вырезав их из людей, чем и задал рамку будущего вооружённого конфликта.
Заодно это определило и фабулу конфликта: Украина стала вызовом (активом), Россия — реакцией на него.
Даже само пророссийское/проукраинское политическое разделение выразилось не в какой-то наглядности, не в этничности, символах или жестах, не в идеологии, а в Словах, причём в сугубо грамматической области, в предлогах «в» и «на». Устоявшийся предлог «на», законность которого подтверждает инстанция, столкнулся с активистским продвижением «в», на стороне которого выступила политическая сообразность19. Как это часто бывает, самый незначимый спор выявил суть большого раздора: столкновение норм, инстанций, традиций с изменением, движением и активностью. Норма («на») уязвима, она находится в защищающейся позиции, которую атакуют утверждением, что норма не самоценна, а только фиксирует актуальность употребления, следовательно, может измениться ради политических обстоятельств. Но и активность («в») тоже уязвима, так как подменяет историческое развитие языка с его соревновательностью обязательной к исполнению директивой. Это подрывает стремление предлога «в» к справедливости, так как она возможна лишь при обширном словоупотреблении, а не по мановению индокринированного актива. Поэтому не приходится говорить как о выравнивающем смысле предлога «в», так и о не-политизированности предлога «на», ведь безобидные прежде нормы, имеющие, кстати, взаимные примеры многовекового употребления, оказались выведены из нейтрального поля на поле брани. Сама мысль о том, что предлог может означать только предлог уже выглядит одиозной. То, что простейшие «на» и «в» оказались пропитаны строгим культурным выбором, подчёркивает ту бездонную дискурсивную пропасть, в которую ухнула Украина.
Конечно, сами по себе Слова не правят. Но в них начинают видеть монарха, когда народ утрачивает суверенитет, когда привычное рассыпается, а государственные институции растворяются тем сильнее, чем ближе подходишь. Тогда Слова остаются единственным, за что можно зацепиться и устоять. Собственно, активизм — это и есть подмена власти дискурсом. А если учесть, что «государство», «институции», «власть» и пр. это только согласованность людей по поводу вещей в различного рода ситуациях, то же «государство» может рассыпаться не как здание с колоннами и не как печать, но как договорённость прежних ритуалов и прежнего опыта, на руинах чего Слова могут попытаться возвести новую согласованность. Или хотя бы к ней принудить.
Вместе с миграцией власти в сторону Слов на Украине укрепились позиции силы. Власть и насилие — не одно и то же: «Властное действие отличается от всех прочих тем, что оно не встречает противостояния со стороны того или тех, на кого оно направлено»20. То есть чистая власть расходится с физическим принуждением в том, что подчиняющийся ей меняется добровольно, тогда как подчиняющийся силе меняется вопреки своим устремлениям. Власть — более тонкое, всепроникающее, распылённое, клеточное состояние, чем повсеместность насилия. Настоящая власть обладает одним важнейшим качеством — она редка, но, если отношения власти установлены, она просачивает всё, добираясь до самых утаиваемых надежд и мотивов, куда не в силах проникнуть ни окрик, ни плюха. При этом власть всё же не есть Слово, но Слова есть переносчик власти, до того неразличимо сцепленные, что не просунуть и ноготок. Отсутствие зазора (и особенно желания его находить) стало для Украины тем фактором, который превратил дискурс из способа в цель, из процесса в итог, а из довода — в катастрофу.
Таким образом, когда украинское государство подрастеряло власть и осталось голой силой, способной наказывать и принуждать, активистское сообщество заполучило как власть, так и насилие. Если насилие распространялось вовне — на запугивание не только несогласных, но и просто нейтральных, в том числе в структурах государства21 — власть распространялась вовнутрь, на самих активистов, которые осознанно и свободно подчинялись владеющими ими Словами. Веберианская модель монополизации насилия на Украине работала в духе крестьянской чересполосицы: государство убивало самых опасных и взбалмошных активистов вроде Сашко Билого или Лесника, но не могло тронуть тех активистов, чья важность либо была экстерриториально вынесена посредством медиа, либо находилась под защитой важных внутренних игроков, либо представляла достаточную силу. К первому типу можно отнести Мустафу Найема, стипендиата Стэнфорда, написавшего в Facebook свой судьбоносный призыв, ко второму — обслугу отраслевой олигархии вроде управленца Сергея Лещенко, к третьему — часть националистического движения. Разумеется, типажи эти пересекаются, но куда важнее, что их пересекает дискурс, тот вариант высказывания о вещах, который в условиях Украины не просто допускает к власти, а пытается ею быть. Обычно дискурс лишь оказывает влияние на институты государства, но, когда они превращаются в фикцию, дискурс перекидывается на людей, побуждая их заменять государство, то есть, в сущности, наделять правомочностью или лишать её:
Чем дальше, тем сильнее впечатление, что власть забыла о 'Небесной сотне', простила её гибель. 'Правый сектор' заявляет: никто не забыт и ничто не забыто... Если должностные лица не способны найти виновных в убийствах на Майдане — всех тех, у кого на руках кровь погибших героев Революции, это сделаем мы. Кем бы ни были преступники, где бы они не скрывались — мы найдём их. Для этого мы используем все свои усилия, связи и источники информации. Никто не избежит ответственности. Преступники предстанут перед Трибуналом 'Небесной сотни'.22
В трещине между государством/активистами и властью/насилием исчезли критерии хоть сколько бы продуктивного общения. К примеру, популярный защитный природный аргумент: «Нам никто не запрещал говорить по-русски» как раз связан со слабостью украинского государства, которое действительно не могло проконтролировать соблюдение языковой монополии, поэтому неучтённые лакуны — на кассах супермаркета23, в книжных магазинах24 и даже на уроках патриотического воспитания25 — покрывали активисты, спорадическая деятельность которых и обуславливала претензии уже со стороны России. Украинское государство не имело сил для осуществления полноценной контрольно-надзорной деятельности, поэтому оно формировало антирусские законодательные рамки26, а присмотр вне государственных институтов обеспечивали активисты. По той же причине странен аргумент, что националистические партии набирают на украинских выборах жалкие кефирные проценты, а значит, не имеют на Украине какого-либо влияния. Но при слабом государстве отсутствие парламентского представительства не равно отсутствию власти, ибо при немощных институтах уличный активист предпочитает действовать вовне закона, а государство вовне своей юрисдикции27. Если с молчаливого согласия государства тебя убили28, вряд ли можно удовлетвориться тем, что зато твои убийцы набрали на выборах всего 1,6% голосов29.
Это не значит, что украинское государство отсутствовало на месте преступления, просто его роль в этих событиях сильно преувеличена. Даже приказ о начале АТО отдал временщик, загадочное И.О., проделавшее классический активистский вояж от обкомовского отдела коммунистической агитации и пропаганды до баптиста. Это не снимает с государственных институтов ответственности, но разворачивает перед пытливым умом ту новейшую контурную карту, на которой нужно закрашивать совсем другие места.
Вырвавшийся из гетто политактивизм, смещение власти, возвышение силы, диктат Слов при общей изношенности государства — вот предтечи первой современной войны ХХI века.
3. Притяжение старых аргументов.
Ответы на причины украино-российского столкновения можно разделить на глобальные, идущие от общего к частному, и локальные, идущие от частного к общему.
С 2014 года глобальные российские объяснения происходящего на Украине сосредоточились в сомнительной области геополитики. Не менее востребованной оказалась тема суверенитета, понимаемая чрезвычайно просто и архаично — как синоним независимости. Два сюжета закономерно слились в устах главы Росгвардии В.В. Золотова: «Мы не граничим с Украиной, у нас нет границы с Украиной. Это граница американцев»30.
Но геополитика геополитике рознь: мышление географическими образами, определяющими судьбу и волю народов, совсем не то же самое, что макросоциология Рэндалла Коллинза. Не вступая в подробный спор, о геополитике как она есть можно сказать, что это объяснение масштабом, заданностью, предопределённостью, чем-то, что можно эффективно схватить и эффектно обмыслить в духе «крупнейшей геополитической катастрофы», неизбежность которой объяснил всё тот же Коллинз ещё в 1980 году31.
С 2014-го геополитика стала входным порогом для обсуждения украинской тематики32. Геополитика включала каждого в большое повествование просто на основании данности. Это было величественно и волнительно, хотя и напоминало волнительность фишки к которой уже тянут стик, чтобы сгрести её в уголок. Ведь когда начинается большая история, все, кроме королей, становятся пешками.
За геополитикой последовали другие глобальные объяснения происходящего, как правило психолого-этнографических свойств. Чаще всего это был национальный эссенциализм, предписывающий украинцам строгий поведенческий выбор. Например, природная анархичность украинцев якобы не позволяла создать им устойчивое государство, а склочность хуторянства не позволяла слиться в нацию. Эссенциализм мог похвастаться широтой привлекаемых аргументов, когда персонажи Гоголя и наблюдения Булгакова стояли рядом с расколовшим ОУН Бандерой и собственной поездкой во Львов в 1972 году. Такой подход был риторически лакомым, он ловко раскладывал пасьянс архетипов и коллективного бессознательного. Но чем шире охватывались категории, тем проще, доступнее, а главное, неопровержимее они становились. По итогу подход свёлся к полюбившемуся в России термину менталитет, понимаемому как народное мышление.
Проблема в том, что в строгом смысле «менталитет» это не народное мышление, а, наоборот, что-то до-осознанное, это неотдуманный полёт мысли, то, на что не обращается внимание в силу своей естественности33. Тем самым категория менталитета в принципе не подходит для объяснения мышления народа, потому что менталитет не о мышлении, а о том, что до него, о некой пра-позиции. Это о том, что не осознаётся, что воспринимается на слух, это карты интуитивности, автоматичность привычки. Если же настаивать на трактовке менталитета как народного духа, тогда он теряет описательную силу, так как не в состоянии вместить всю ту разность и разнонаправленность, которую представляет собой народ. Для этого приходится упрощать, типизировать, делать национальные черты однородными, присущими каждому, не меняющимися хотя бы на время исследования — то есть отрисовывать новый схематичный народ с глазами-точками.
Также к глобальным ответам можно отнести группу сводящих аргументов, которые сужали украинство в секту или психическое отклонение34. Но для такого рода сужений необходимо занимать позицию нормальности, не-сектости и не-отклонения, что, разумеется, невозможно, из-за чего редуцирующий анализ слишком часто становится самодиагностикой. Кроме того, истинность дедуктивного вывода содержится в истинности его посылок, но утверждения, что украинцам (в случае эссенциализма) или Украине (в случае геополитики) присущ судьбоносный регламент, являются лишь допущениями, следовательно, каких-либо устойчивых заключений выстроить на такой основе не получится.
Можно заметить, что для российских текстов об Украине в целом характерна некая кадийность: почти религиозный поиск виновных, которых требуется привлечь к суду — пусть даже мета-аналитическому. Рано или поздно такой подход вынужден обнаружить самого значимого из возможных виновников на планете — Запад, ответственность которого будет проговорена в глобальных терминах геополитики, а Украине будет отказано в дееспособности на основании эссенциализма. То есть внешней специфике отводится демиургическая роль, а местной — сугубо подчинённая, лишённая воли и самостоятельности. Что вновь отсылает к работам Леви-Брюля, но уже не о менталитете, а о партиципации и специфике архаической рассудительности.
Локальная аргументация наоборот подбирала частности и разрозненности, складывая из них замок общего утверждения. Здесь было больше конкретики, больше фактов, гипотез и сложностей.
Так, утверждалось, что причина — во враждебном России альтернативном проекте, либо в ревности к иной точке славянской сборки, то есть в самом украинском государстве и украинстве. Причём такое мнение высказывали все стороны конфликта35. Во всех случаях это была чисто постструктуралистская позиция образованных людей, с удовольствием изучающих наследие европейской мысли 1970-х с её безграничной верой в компоративистское могущество и деконструкцию36. Новый инструментарий прикладывался к старым наработкам, вроде статьи Костомарова «Две русские народности» — концептуальному истоку украинской альтернативности, в которой украинцы выступали как бы истинными русскими. В действительности Украина даже в перспективе не могла быть альтернативой России. Против этого выступала вся экономическая и демографическая динамика 1991-2021 годов37, которую можно было подслащивать гуманитарными аскорбинками, но рано или поздно они рассосались бы в незначимость украинского экономического потенциала. Пресловутая «Анти-Россия» могла существовать только за счёт внешней подпитки, только как живой боеприпас, поэтому Украина принципиально не могла быть «Анти-Россией», ибо не вытягивала экономико-демографическую онтологию38. Даже тезис о «европейском выборе» разбивается о малейшее знакомство с украинской социологией перед голосованием 2019 года, показывающей ориентацию подавляющего большинства украинцев на левый авторитаризм, типичный выбор разочарованного постаграрного общества39. Да и на экспорте рапса, зерна, руды, эмоций и лома40 не выстроишь ничего, кроме «Анти-Украины». Но заниматься отыгрышем, быть отстойником для российских активистов и чревовещателем, шантажировать, давить, угрожать и постреливать, изображать рэкетира, действовать в мире спекуляций и чувств — то есть использовать весь метод Активистского Интернационала — Украине было вполне по силам.
Кроме того, концепция «Анти-России» обоюдоострая, о неё можно сильно порезаться, ведь она зеркально отражает отрицательные процессы Украины на Россию. К примеру, если Украине вменяется гипертрофированное чествование «нацизма», не значит ли это, что гипертрофирован культ ВОВ в России? Ведь таков принцип кривого зеркала. Также можно порезаться о тезис, что на Украине идёт Гражданская война. Вновь не вступая в предметный спор, стоит заметить, что Гражданскую войну наиболее точно было бы определить как столкновение нескольких правд41. Следовательно, за теми, кто выступает за Киев, тоже есть какая-то правильность, а раз в Киеве фашисты, то выходит, что в чём-то правы и они, но фашизм не может быть прав — и это не прогулочная софистика, а интуитивно понятая ситуация, из-за чего официальная риторика России быстро ограничилась нейтральным «конфликтом на юго-востоке Украины»42.
Поэтому самые взыскательные голоса объясняли происходящее не геополитикой, не национализмом и не мнимой альтернативностью, а несостоятельностью занимаемого Украиной положения. Оно назначалось искусственным, ненастоящим, ложным, незаслуженным и обосновывалось как конструктивистски, так и обыкновенным историческим ревизионизмом.
С одной стороны, это тоска по Валуевскому циркуляру43, а также плач по внутренней политике СССР от ликвидации Лениным-Сталиным Донецко-Криворожской республики и до сталинско-бериевской украинизации с волюнтаризмом Хрущёва44. На другой стороне можно было обнаружить имперскую концепцию триединого русского народа — ещё один блистательный анахронизм, поддерживать который может только человек большой политической власти, ибо её сияние хоть как-то подсвечивает неисправимую тусклость концепта.
Ревизионизм был бессилен что-либо изменить, но служил неплохой терапией, давая выход накопившейся обиде45. Перечисление промышленных и территориальных «подарков» было лишь требованием расплатиться со стороны тех, кого сознательно обманули с расчётом. Сама мена велась в разных валютах: признание Украиной исторической обязанности перед Россией означало испарение её онтологии, зависимое, подарочное существование. Тезис об общей истории — это тезис о единственной возможной интерпретации, то есть о существовании некоего судейского норматива, а стало быть и политического центра со всем неизбежным подчинением. Укорять сепаратиста «общей историей» то же самое, что пытаться образумить его общими территориальными границами.
Тем более ревизионисты не осознавали чрезвычайно простой теоретический момент: они отмахивались от обвинений в колонизаторстве, приводя в пример Николая Гоголя, который воплотил малороссийскую этнографию как имперский писатель, или Тараса Шевченко, которого выкупила из неволи российская аристократия, или промышленность Донбасса, созданную преимущественно русским пролетариатом, или ОКБ дворянина Антонова, перенесённое из Новосибирска в Киев. Дескать, о чём речь, когда «вы» чего-то достигли только благодаря «нам»? Но это и есть суть колониализма, который не только подавляет, но и создаёт внутри подчинённой культуры свою собственную позицию, с которой предполагается рассматривать эту культуру. Причём такая позиция закамуфлирована знаками самой подчинённой культуры (казаками Гоголя, пасторалями Шевченко), через которые народу предполагается осуществлять взаимодействие, познание и описание изъятой у него же культуры. Но тот же самый подход, применённый со стороны Запада уже к русской культуре, встречает жуткую отповедь. Хотя следовало бы задуматься, что даже чистая искренняя опека на уровне культур может привести к уничтожению или озлоблению того, кому так страстно желалось помочь.
Конструктивистские баталии также оказались не самыми интересными: не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы разложить первого главнокомандующего УПА Дмитро Кличкивского46, который оправдывал, организовывал, участвовал и не раскаивался в этнических чистках47. Осуждённый за жестокость даже своими товарищами, Кличкивский перед пиком резни в июне 1943-го выкликал:
Поляки по селах України
є на службi iмперiялiзму большовицької Москви, зверненого в першу чергу проти українського народу.
Поляки ж, осiлi по мiстах України, забувши про свою честь i долю свого народу пiд нiмецьким чоботом, вислуговуються тому ж таки нiмецькому загарбниковi. <...> Тому, якщо на українських землях вибухне нова Гайдамаччина чи Колiївщина, то вiдповiдальнiсть за неї спадає цiлковито й виключно на тi круги, що завели польську визвольну полiтику в протиукраїнський табiр московського та нiмецького iмперiялiзмiв i дiють сьогоднi на українськiй територiї як прислужники Москви й Берлiна проти українського народу.
Але нехай не забувають прислужники Москви й Берлiну, що український народ умiє дати вiдплату!48
Наиболее известный конструктивистский аргумент состоял в искусственности украинской нации. Он был слаб, хотя не лишён риторического блеска, когда опирался на писания старых украинских националистов вроде Евгения Чикаленко:
На свято вiдкриття пам'ятника Котляревського, приiхало багато делегатiв вiд галицьких установ i ми з Києва разом виїхали до Полтави в одному поiздi, зайнявши пiдряд два вагони. Жартуючи казали ми, що коли, боронь Боже, наш поїзд розiб'ється, то надовго припиниться вiдродження україинскої нацiї49.
Два вагона поезда в 1903 году — вот и вся украинская нация, но вряд ли уменьшительный смешок вырвался бы насчёт признания чешских националистов, которые говорили, что если бы вдруг обрушился дом, где в XIX веке собирались «будители» (Ригер, Палацкий, Ганка и другие), то не было бы и чешской нации. То есть претензия в «несостоятельности» возникает не в силу несущественности временного отрезка, количества или уровня интеллектуалов, а из расчёта текущего исторического положения: Чехия — самая богатая славянская страна, Украина — самая бедная.
То же самое и с традициями: как бы ни изобретались они в духе Эрика Хобсбаума, когда назойливая повторяемость ритуала сшивает разрыв между настоящим и прошлым, важна не сама по себе новодельность, не оправданность временем, а готовность отстаивать патент на изобретение. В конце концов, даже если человек нарёк себя эльфом, с этим приходится считаться, если в ответ на насмешку он достаёт лук. Поэтому отказывать украинцам в национальных чувствах — то же самое, что отказывать себе в разуме.
Наиболее сильный антиукраинский довод сложился на стыке ревизионизма и конструирования: свою выдуманность, ненастоящесть Украина основывает на чужом, украденном материале. И если с «выдуманностью» можно было примириться — никто, кроме самых рьяных российских имперцев, не думал покушаться на условную «Галицию» — то перешедшие под власть её Слов территории и население требовалось вернуть. Это был цивилизационный аргумент, вопрос культурной прошивки миллионов и миллионов людей. Борьба за популяцию, чьё поведение можно переписать. Цивилизационный аргумент воспроизводил Владимир Путин в обосновании своих действий на Украине как в 2014 году50, так и в 202251, хотя исключительно «по случаю» и не как ведущее обоснование52.
Но цивилизационный аргумент также имеет слабое место.
Это понятие из старого, почти ушедшего уже мира, когда в академической науке считалось допустимым оперировать большими тождествами естественного происхождения53. Последний значимый представитель цивилизационного подхода — Самюэль Хантингтон — ещё в 1996 году обозначил Украину как «расколотую страну» и, чётко обрисовав этнический, культурный и исторический водоразделы, сделал совершенно ошибочный прогноз: «Украина останется единой, останется расколотой, останется независимой и в целом будет тесно сотрудничать с Россией»54. При этом Хантингтон напрямую спорит с другим политологом, Джоном Миршаймером, который ещё в 1993 году предполагал, что «ситуация между Украиной и Россией созрела для начала соперничества в области безопасности. Великие державы с общей протяжённой и незащищённой границей, как между Россией и Украиной, часто втягиваются в противостояние из-за опасений в своей безопасности»55. Ни цивилизационная, ни «реалистическая» парадигмы не смогли верно отобразить характер украино-российских отношений, хотя Миршаймер явно предугадал озабоченность России темой безопасности.
Цивилизационная оптика рассматривает большие, сложные, продолжительные категории и не видит малые события, неоднозначные связи, кротовьи норки, ходы и случайности. Она не предназначена для пограничья, смешения, наложения, калейдоскопа и тем более всеобщей подмены и расслоения. Это уверенный, полностью модернистский метод, который стоит рядом с классами, рынками, расой, бессознательным, полом и всем тем, чем в ХХ пытались обусловить взгляд на историю. Самюэль Хантингтон почти безукоризненно рассмотрел Украину через призму цивилизационного подхода, исходя из его природы дал три обстоятельных прогноза и ошибся вообще во всём, что, впрочем, не мешает приводить Хантингтона в пример, ибо власть прежних аргументов, как и всего старого, до безобразия велика.
Кроме того, цивилизационный аргумент трудно приберегаем: им непременно тычут в лицо, как в армяно-азербайджанских спорах. Это плохо сдерживаемая обида и ревность, это гордость, это желание отыграть назад, дурная неполноценность, которая слишком жжёт, чтобы долго храниться в душе. Цивилизационные претензии не достаются по случаю, наоборот, это постоянное жгучее напоминание. Его нельзя показать, а после убрать в дальний ящик, потому что туда уже сунулись ручки, распалённые ресентиментом. Это очень назойливая вещь, до поры скрывать её может разве что Ганди из Civilization V, тогда как ирредентистские настроения до 2014 в принципе не актуализировались Россией, которая даже на пороге Крымской кампании покорно достраивала неудобную военно-морскую базу в Новороссийске. Россия рассматривала 2014 год как правку, как единственный мазок корректора в полной ошибок тетради ХХ века — уже сданной учителю, кстати — и не могла, не хотела большего, чем гол престижа.
Для России Крым был исключительным случаем, который не повторится в силу уникальности форс-мажора, что хорошо читается по Концепции внешней политики Российской Федерации от 2016 года: вопрос Крыма опущен, ЛДНР не упоминается ни в какой форме, тогда как Россия обязуется приложить «необходимые усилия для политико-дипломатического урегулирования внутриукраинского конфликта»56.
Российская Федерация оставалась разочарованным глобалистом и реактивным царством, но никак не собирательницей русских земель. Её действия были не стратегическими, а спорадическими. Реваншизм же оставался инструментом повышения ставкок, но не самоцелью, что видно по разным российским подходам к спорным постсоветским территориям57.
Даже в 2014 Владимир Путин всего четыре (!) раза упомянул Новороссию58, настойчиво объясняя действия России темами безопасности. В 2014-2015 гг. президент минимум четырежды прерывал успешное для России «ирредентистское» развитие событий: после занятия Крыма, перед республиканскими референдумами мая 201459, после разгрома августа 2014 (Минск-1)60 и во время февраля Дебальцева 2015 (Минск-2).
В самый разгар полноценных боёв, 9 мая 2022 года, когда мировые медиа ждали от Владимира Путина воспроизведения 7 ноября со всенародной мобилизацией, президент произнёс неожиданно короткую речь, где скупая цивилизационная зарисовка была несопоставима с вновь поднятой темой безопасности61. В преддверии 12 июня, которому также пророчили мобилизационный призыв, Владимир Путин вроде бы обратился к цивилизационной аргументации, но смысл упоминания Петра I в отечественной истории не столько в «возвращении и укреплении земель», как это было сразу же истрактовано, сколько в попытке течь от истока, ибо Пётр представил себя «как основателя России, героя, отделенного от прошлого, casus sui, отца самому себе»62, чем предопределил обращение к античному прародителю всех пошатнувшихся российских правителей. Участница переворота Екатерина II, сталинистский «большевик на троне»63 и наконец Владимир Путин64 утверждали именем Петра преемственность своего курса.
Подытоживая: аргументация цивилизационного рода была для России лишь риторическим, в лучшем случае утилитарным приёмом, тогда как шестерни политических решений приводились в движение темой безопасности.
Внятного объяснения такой озабоченности нет до сих пор. Распространённое мнение о том, что в НАТО не берут с территориальными проблемами теоретически неверно, а практически — спекулятивно65, следовательно, заморозка конфликта не может гарантировать России сохранение единственного бесспорного источника её политического суверенитета — ракетно-ядерного потенциала66. Поэтому Россия ещё с Минска-1 старалась получить инструмент влияния на внутриукраинскую политику, для чего пыталась на своих условиях вернуть ЛДНР в состав Украины67. Звучали голоса68, что через Донбасс можно будет ветировать стремление Украины вступить в НАТО, что несколько странно: для такой позиции нужно создавать конфедерацию, тогда как Минские соглашения нельзя назвать даже федеративными.
Предтечей февраля 2022 также оказалась не накачка населения на священную войну, а формализованные требования к НАТО и США о взаимных гарантиях безопасности. Это вновь выявило чисто утилитарную ценность русских для России и зыбкость всей цивилизационной аргументации.
Парадокс, но попытка псевдо-окончательного решения украинского вопроса была предпринята не при подчёркнуто милитаристском президенте Порошенко, который вёл войну в её горячей стадии, а при вроде бы миролюбивом Зеленском, который хотя бы в начале пытался её остановить. Более того, Россия всегда показывала готовность вести с Порошенко дела и подписывать соглашения: об этом свидетельствуют Минск-1, Минск-2, заклинания с «имплементацией формулы Штайнмайера», тёплое общение между Порошенко и Путиным69, четыре их нормандские встречи и тридцать три телефонных разговора. Для сравнения: с 20 мая 2019 по 20 мая 2022 Путин провёл всего одну встречу с Зеленским и только семь телефонных разговоров (последний — 26 июля 2020 года)70.
Почему так?
Ответ заключается в том, что Порошенко, как отраслевой олигарх, гораздо сильнее завязан на суверенитет Украины, чем медийный популист Зеленский, заинтересованный в ослаблении олигархии, которая в условиях Украины и обеспечивала ей какую-никакую, но самостоятельность. С точки зрения России с Порошенко можно было о чём-то договариваться, так как он представлял государство хотя бы в силу своих личных бизнес-интересов71. Государство — относительно предсказуемая структура, она во власти земной механики: вопреки взаимным претензиям, крупномасштабный конфликт не был нужен ни России, ни Украине. Порошенко мог даже позволить себе санкционировать теракт в Крыму72, но всё равно не потерять расположение России, тогда как Зеленский, не сделав и десятой части чего-то подобного, быстро его лишился. Причём Зеленскому даже не вменили в вину чисто техническую вещь, которую всегда вменяют перед началом боевых действий: невыполнение взятых на себя обязательств. Так, в обращении Путина от 24 февраля по поводу начала СВО не было ни слова о невыполнении Украиной Минских соглашений73.
В чём причина столь резкого российского разворота? Тем более резкого, что изначально Зеленскому был предоставлен ряд российских уступок: обменен активист О. Сенцов и пленённые в Керченском проливе моряки, заключён новый пятилетний транзитный контракт, выплачен по суду долг в три миллиарда долларов, снижен уровень политических требований к Украине по изменению конституции... Бесплодность этих уступок часто понималась в России как обман Запада и лично Зеленского, хотя стоит задать вопрос о традиционной слабости украинского государства и чересчур раскормленном активизме, который не позволил совершить задуманное.
Владимир Зеленский почти сразу же прогнулся под военных активистов74. К тому же он сам был медийно обоснованным персонажем, слабо связанным с наличной реальностью. Он был случаен, шаток, не укоренён, черпал поддержку из популизма, то есть основывался на Словах. Он пытался играть с ними, но именно этого ему и не стоило делать, ибо те, кто хочет прийти к твёрдому межгосударственному соглашению, меньше всего хотят иметь дело с дискурсом. России подсовывали именно его непонятную тянучку, что и вызвало концептуальную, как бы закрепляющую понимание Украины реакцию.
Именно при Зеленском вышла теоретическая статья Путина75 и практическая Медведева об отношении к Украине76. Именно при Зеленском оборвались все контакты на высшем уровне. Именно при Зеленском с июня 2021 года на Донбасс вместо никчёмного ставленника Януковича Сергея Курченко пришёл Евгений Юрченко, который занялся интегрированием промышленного потенциала Донбасса в Россию. Что уж говорить, если эти самые донбасские предприятия выплачивали налоги Киеву даже после национализации 2017 года, как минимум ещё в 2019 году, из-за чего сложилась воистину шизофреническая ситуация: ополчение воевало за предприятия, которые платили налоги в Киев, с которых Киев спонсировал войну против ополчения77.
Иными словами, вся тяжесть цивилизационных, политических, экономических и юридических аргументов долгое время не принималась Россией в расчёт, то есть она не была ограничена в своих действиях ни одним из вроде бы железобетонных оснований. Даже самый мощный довод — цивилизационный — с лёгкостью убирали на полку, а того, кто этого не понимал, также незаметно убирали с доски. Даже после 24 февраля 2022 года Россия страстно желала договориться с украинским государством78, будто не понимая, что разговаривать придётся с политическими активистами, которые с лёгкостью выберут любую тяжесть боевых действий, ибо активисты представляют не народ, страну и реальность, а только экстерриториальную инфраструктуру79.
Сам начальный формат спецоперации был чем-то вроде дипломатии с приставленным к столице пистолетом. Это было принуждение к переговорам, молниеносная психическая атака, которая могла бы взять на испуг сравнимое государство, но которая оказалась бессильна против отстранённой от власти державы. Когда в первом своём брифинге от 24 февраля 2022 г. МО РФ заявило, что «сопротивление оказывают в основном вооруженные отряды националистов», а «военнослужащие украинских вооружённых сил от боевых столкновений стараются уклоняться и договариваются о коридорах для выхода без вооружения из зоны операции»80, это было продолжение совершенно ошибочной, но по-армейски упрямой восьмилетней линии81 на отделение активистов («вооруженные отряды националистов») от государства («военнослужащие украинских вооружённых сил»). Будто бы не срослось давно, и можно размежевать82.
Если аргументом к действиям России стала невозможность договориться с политическими активистами, подменившими на Украине государство и потому представляющими не украинские интересы, то неудачи первого этапа спецоперации были связаны со стратегическим просчётом, когда правильная эпистемиология опиралась на совершенно ложную социологию, под которую выделили абсолютно недостаточный наряд сил.
Это из области предположений и в чём-то даже клинической психиатрии, но неясная, размытая, совершенно непонятная и малообъяснимая для наблюдателей цель России на первом этапе кампании состояла в возвращении на Украину государства83.
Причём не российского.
4. Активист и вырождение публичной сферы.
Так кто же такой активист?
В широком смысле это человек, занимающийся выходящей из рамок обыденности деятельностью. Она может быть политической, академической, поэтической или не покидать клумбы родного двора, но в её основе лежит важный императив — изменение общества происходит через изменение отдельного человека. Из-за этого активизм возможен только в развитой социальной среде, следовательно, досовременные выдающиеся фигуры — проповедники, полководцы, бунтовщики — активистами не являются.
То есть понимание активизма в данной работе будет связано с объективным общественным состоянием. Такое понимание бесконечно далеко как от белоэмигрантского активизма 1920-1930-х гг., рассматриваемого исследователями как политический экстремизм84, так и от волевых исторических методологий. Одна из них принадлежит польскому историку Ежи Топольскому, использующему понятие «активизм» в качестве эквивалента «свободной воли человека», которой «оставлено такое большое поле деятельности, что нет никакого преувеличения в утверждении о создании истории людьми, не подчиняющихся никаким 'неизбежным необходимостям'»85. Но в оптике представленного текста активизм и есть медийная необходимость, воление не человека, но капитала, требующего сжигать умственные калории. Тем самым активизм становится не столько деятельным, сколько вынуждающим началом, той социальной готовностью, в которой статусность человека напрямую увязывается с активистской позицией. Сама положительность начинает восприниматься лишь в связке с какой-либо акторностью: например, обязательным считается право на голос, на мнение, на высказывание, хотя куда меньше говорится о праве на молчание, вещи вроде бы пассивной, но более ответственной и опасной, чем любые слова, ведь «лишь те, кто владеет речью, могут молчать»86.
Такую ситуацию можно назвать интеллектуальной интервенцией, когда интеллектуал «помогает» участникам социального действия выработать и закрепить направленность меж-субъектных связей. Из участников как бы вытягивают их отношение к истории, даже вбрасывают их в кипящий общественный водоворот. От интеллектуала при таком подходе вовсе не требуется нейтральная научная позиция, напротив, он сам, наряду с подопечными, становится деятельником, защищённым умозрительными идеалистическими оговорками. Например, исследуя активизировавшихся подопечных, от интеллектуалов ожидают, что они будут стоять «...на защите не действующего лица и его идеологии, а их возможного смысла. Каким бы не было изучаемое действующее лицо, исследователь должен искать самое высокое из возможных значений его действия, его роль как производителя истории»87. Рассматривая активизм положительно, как слияние деятельности и самоанализа, подобная интервенция видит опасность в закостенелых статусных интеллектуалах:
Мы имеем опыт особенно сильного сопротивления не со стороны самих активистов, а со стороны «штатных» интеллектуалов, которые хотят говорить от их имени и быть производителями их идеологии.88
Недоверие интеллектуалу и безусловное доверие активизировавшемуся индивиду может существовать в лабораторных условиях изящного социологического эксперимента, но не в открытой среде неотфильтрованных медиа. Кроме того, такой подход приводит к мессианству метода, а значит, господству определённого, исторически обусловленного взгляда на мир, который отчасти и задаёт режим понимания реальности, в данном случае — «западного» типа. В «participative research» можно даже углядеть возрождение жреческой прослойки: кураторы в искусстве, активисты в общественной жизни — всем этим прожилкам в сале доверена некая истина, которую они вольны придержать или разгласить.
Также стоит обмолвиться о том социальном активизме, который желает изменить к лучшему какой-то отдельный аспект реальности — собрать мусор, защитить бездомных животных, открыть комнату матери и ребёнка, залатать дорожное полотно, выступить в поддержку несправедливо осуждённого, разоблачить мздоимца и т.п. Такой активизм текст оставляет за скобками по причине его вложенности в социальную среду, неотрывной связки с реальностью и честной простой положительностью. Но и такой активизм может политизироваться, если начинает напирать на проблемы позиционирования. Хорошо иллюстрирует это тема инвалидов. На Западе активизм вокруг инвалидности возник в 1960-х гг. и первоначально предполагал изменение общественной среды под нужды людей с ограниченными возможностями и трансформацию отношения к таким людям. То есть активистская деятельность подчинялась прогрессивному духу расширения и выравнивания. Но уже в 1980-х гг. ряд передовых работ объявил инвалидность социальным конструктом, по сути — навязанной идентичностью, с помощью которой закрепляется угнетённый статус, ведь таким образом инвалид противопоставляется «нормальному» состоянию полноценного человека. Отныне ту же слепоту предлагалось понимать не как ограничение зрения, а как ограниченность общества, не желающего предоставить слепцу те же возможности, что и зрячему, ведь в действительно равнодоступном обществе незрячий даже бы не счёл себя слепцом. Так физическое поражение из объективного состояния стала социальным ожиданием, предъявляемым индивиду. Соответственно, нет особого смысла в том, чтобы строить пандусы и закупать низкопольные автобусы, потому что это никак не изменит бинарное противопоставление трудоспособного и нетрудоспособного человека, не снимет саму мерку труда, полезности и эффективности. Главное — разрушить подобные сопоставления, что и породило новый, основанный на Словах активизм идентичности. Подобный активизм волнуют не столько индивидуальные тяготы калек, сколько их взаимодействие с социальной средой, нерепрезентативный контакт с которой и считается инвалидностью. Вот почему активизм новейшего типа политизирован даже тогда, когда говорит о проблемах одноруких или глухих людей, ибо он нацелен не на выравнивание общества, а на утомительное вытаптывание позиции, с которой можно преференцировать новую идентичность.
В связи с вышесказанным понятие «активизм» в данном тексте не будет рассматриваться согласно трём его наиболее распространённым толкованиям: 1) ни как что-то прогрессивное и потому безусловно полезное; 2) ни как интеллектуальное и превосходящее что-то бездеятельное; 3) ни как что-то волевое, субъективное, героическое. Напротив, активизм окажется порождением пусть развитой, но хронологически, технологически и географически ограниченной среды, чьё уникальное положение пытаются выдать за некие универсалистские, присущие каждому обществу и человеку ценности.
Подобная среда появляется в Европе лишь в XIX веке со стремительным ростом городов и рабочего движения, уточнением и расширением законодательства, ускорением обращения информации, нормированным политическим циклом — то есть вместе с подвижной общественной инфраструктурой. Активизм должен видеть, что хочет изменить, это должно чувствоваться, мешать каблуку. Активизму необходимо сопротивление, но это не субъект-субъектное противостояние, а борение физической величины, обусловленной несовершенством законодательства, культурными стереотипами, устаревшими традициями и умственной ограниченностью. И хотя апологеты активизма длят его к римским Гракхам и греческим полисам, это лишь подчёркивает, что для активизма необходима правовая среда, в которой можно действовать не биологически — палкой или зубами — а юридически, в статусе сложного социального существа. Это требует от индивида агентности, то есть осознанности своих действий. Поэтому активизм возможен либо в локальных культурных оазисах (античные полисы), либо в современных обществах.
До уровня активизма социальную среду доводит такое сложное понятие как публичная сфера, гласное пространство, где ум может противостоять догме, а доказательства — авторитету89. Публичная сфера не просто «республика учёных», а необходимая для неё инфраструктура — библиотеки, издательства, книжные, кафе, концертные залы для собраний и, конечно же, сами слушатели, зрители и читатели. Это пространство взаимодействия между обществом и государством, равнодоступное поле, где в виде товара обращается конкурентное знание. В этом его отличие от Церкви, где всё подчинено догмам, или от простодушной сельской площади, где после службы собираются потолковать прихожане.
Публичная сфера начинает складываться в западной Европе лишь в конце XVII столетия — сначала в Англии, потом во Франции и Германии XVIII веков — в ходе борьбы-союза урбанизации, государства и печатного капитализма. Образуется насыщенная среда, где высказывания из частного (домашнего, личного, семейного) становятся социальным (то есть касающимся всех), а значит, они начинают претендовать на участие в государственной власти. Со временем публичность становится властью как таковой: к примеру, с конца XVII столетия по 1832 год парламент в Англии изощрённо сопротивлялся давлению общественного мнения, запрещая оглашать подробности дебатов, передавать независимым газетам содержание слушаний, пускать на заседания журналистов, а когда репортёров всё-таки допустили, им запретили записывать парламентские собрания, отчего в Лондоне прославился некий Уильям Вудфол по прозвищу Память, который мог слово в слово запоминать длинные депутатские выступления. Уступка за уступкой, публика отвоёвывала у государства право влиять, пока не превратила парламент в орган публичной власти90.
Его звучание отслеживают медиаторы — причастная публика, которая состоит как из интеллектуалов, использующих общественное мнение ради воздействия на государственную власть, так и резонёрствующих масс. До середины XIX в. публика оставалась относительно независимой от капитала и государства, из-за чего обеспечивала относительную свободу дискуссии, а сам капитал нуждался в сложившемся балансе. Но по мере роста могущества капитала он оказывается всё менее заинтересован в медиаторной прослойке между обществом и государством, поскольку уже был достаточно силён, чтобы влиять напрямую. К примеру, если до своей легализации в 1830-е политическая пресса в США, Англии и Франции служила в основном орудием выражения критических взглядов, а получение прибыли не было приоритетной задачей, то уже в середине столетия пресса всё чаще начинает организовываться как акционерные общества. Появление технологий скоропечати вытесняет использовавшийся четыре столетия пресс Гутенберга, что превращает газету в эффективное коммерческое предприятие, способное приносить колоссальную прибыль как напрямую от объявлений, так и через манипуляцию общественным мнением. Уже в 1870-х газеты считаются авторитетными не из-за таланта сотрудничающих с ними публицистов, а из-за их издательской политики и читательской аудитории. В конце XIX в. появляются первые газетные концерны вроде «Northcliffe press» в Англии, которые не просто обслуживают чьи-то частные интересы, а являются таким частным интересом, притворяющимся общим91. К началу Первой Мировой под призором Альфреда Нортклиффа выходило почти 50% суммарного тиража газет Великобритании. Посредством «Times» Нортклифф в 1916 сковырнул премьер-министра Герберта Асквита, а после создатель «Daily Mail» и феномена убыточных газет был назначен ответственным за британскую пропаганду. «Нортклифф — 'министр лжи'», — беспомощно вещали устаревшие немецкие медиа. Тем не менее, государство было ещё сильно и даже могло делать по меркам сего дня что-то невероятное — возмущаться и критиковать собственную пропаганду92.
Так капитал посредством контроля над общественным мнением подчинил себе публичную сферу, которая из состязательной аргументации превратилась в место, где объявляют об электоральных настроениях. Это происходит уже в конце XIX столетия, но признанной вехой можно считать расчёты Джорджа Гэллапа 1936 года, когда американский социолог вопреки лидирующим позициям республиканца Альфа Лэндона обосновал победу Франклина Рузвельта. После Гэллапа исследования рынка стали всё чаще применятьcя в политике, граждане окончательно превратились в электорат, а сама политика доверила капиталу формировать международную связанность, особенно после взламывания старых европейских рынков по итогам ВМВ. Активист стал инструментом, с помощью которого переопределяют границы между обществом и государством, где общество представляют неправительственные организации. В ХХ в. как раз начался взрывной рост этих акторов без суверенитета: «к середине 1980-х в мире насчитывалось 365 межправительственных и не менее 4615 неправительственных международных организаций, т.е. в два с лишним раза больше, чем в начале 1970-х»93. Для понимания динамики — в 1999 году таких международных неправительственных организаций было уже 4395894, в 2020 году 6642595, а начинался век (1905) со скромных 134 международных НПО96.
Огрубляя: капитал подчинил медиа, медиа подчинили общественное мнение, а общественное мнение подчинило публичную сферу, которая уже не могла вместить миллионы и миллионы ХХ-го века так, как XIX век вмещал узкую прослойку интеллектуалов и избирателей. Одновременно с этим публичные интеллектуалы берут бремя представления народов и сообществ на себя, лишая, упрощая и подменяя собой мнения различных групп. Голоса крадут не политики — голоса крадут университетские выпускники.
Общественные дебаты в такой ситуации невозможны, так как невозможно дать голос всем и каждому, а значит, обмен будет происходить посредством догм и клише, средь которых медиаторствующая публика превратится в активистов, отбывающих заготовленный номер. Удивительно, но знаменитая фраза Бориса Грызлова: «Парламент — не место для дискуссий» невероятно точно передает смысл распада публичной сферы, когда парламент становится не местом столкновения и выработки решений, а оглашением заранее подобранных реплик. Ведь что такое настоящая дискуссия? Это дискуссия, участники которой не ангажированы её исходом. Поэтому столкновение «мнений», то есть обусловленных интересами взглядов, дискуссией быть не может. Соответственно, не может быть независимых или критически мыслящих активистов.
Некоторая надежда на возрождение публичной сферы, где возможен честный и деятельный активизм, была связана с распространением Сети. Она мыслилась противоположной иерархическим СМИ, чья сложная многоступенчатая структура подразумевала финансирование, а значит, и внешний контроль. Панегирики цифровой революции выходят регулярно и так же регулярно доходят до смешного: от возложения надежд по спасению мира на заглохшую уже активистскую платформу Samasource до восхваления обувных стелек97. Интернет казался новым, а может, просто истинным Просвещением, где каждому открыто и объективно предоставляется любая информация, которую можно рационально осмыслить. Но теоретическая возможность представить каждого человека и любую позицию столкнулась со сложностями.
Во-первых, Сеть интимизирует, то есть возвращает к сугубо личному, когда общее подаётся как частное, даже единственно частное. Трудно найти в Сети востребованную дискуссионную позицию, а не только лишь востребованное лицо. К примеру, об идеях Илона Маска не получается говорить безотносительно самого Маска, без его поступков и выходок, просто как о позиции. Её просто нет, а есть интимное — вроде имени сына, какой-то жены — заявленное в качестве аргумента и, к сожалению, им и являющееся. Но интимность принципиально не способна быть общей, в такой публичности всегда есть что-то эксгибиционистское, почти телесное. Напротив, полноценный обмен доводами происходит вдали от зеркал:
Участники дискуссий, концентрирующиеся на общем деле, как бы поворачиваются спиной к своей частной жизни. Им нет необходимости говорить о самих себе.98
Во-вторых, доступ в Сеть возможен не в силу обладания брендовой коробочкой или небольшого взноса, а из-за сложнейшей IT-инфраструктуры, которая даже отдалённо не принадлежит пользователю. Забрать у человека выступление на площади можно только физическим устранением (убийством, тюрьмой, отрезанием языка), при том, что сама инфраструктура останется нерушимой — если остался жив, к ней можно вернуться и повторить — но забрать у пользователя его виртуальную площадь можно в один щелчок, а ещё одним щелчком полностью уничтожить её. Хрестоматийное отключение Дональда Трампа «Twitter» обосновал логикой частной компании, чьи правила оказались нарушены, то есть сам капитал признался в том, что он лишь маскирует под публичность свои личные интересы. Именно здесь, а не в какой-то там атомарности заключается истинная опасность Сети: то, что подаёт себя как общее, социальное и публичное, на деле является частным, личным и подотчётным. Конечно, естественная монополия в ответ заявляет, что можно не пользоваться её услугами, пожалуйста, создавайте свою страничку на тысячу человек. Или делайте свою соцсеть. Но, во-первых, предложение «создать альтернативу» высказывается в рамках той же самой технической инфраструктуры, то есть даже новый проект будет во власти её корневища; во-вторых, это всё ещё не объясняет подмену частным публичного, оставаясь насмешкой владельца воздуха: когда порог входа зависит от сосредоточения в одних руках ограниченного ресурса (людского внимания), призыв к созданию альтернативы похож на призыв к самостоятельной добыче воздуха на централизованной космической станции.
Иначе говоря, действовать в Сети может любой, но возможность вплотную взаимодействовать с медиа предоставлена только избранным, то есть одобренным капиталом активистам.
Таким образом с конца XIX в. публичная сфера постепенно теряла свою критичность, состязательность, гласность, прозрачность, оставаясь один на один с публикой, превратившейся в морального надсмотрщика. Частное разрывало социальное. Каждый смотрел в тот кривой осколочек, который лучше остальных скрывал его уродство. Активисты отпочковывались друг от друга с надменным причмоком. На руинах социального бродили заболевшие почесухой неписи, которым больше не требовались устаревшие технологии: социальную среду заменила экстерриториальная IT-инфраструктура, в которой можно быть активистом отовсюду и без всего, даже без самого действия. А так как почти все активисты представляются посредством естественных монополий, никто из них не может являть что-то самостоятельное.
5. Приключения Петрушки Уксусова.
Действие человека есть сходящаяся точка различных обоснований: экономических, культурных, общественных, природных, каждое из которых слишком значительно для результативного анализа, но при этом может быть рассмотрено как раз через поступки человека. В таком случае социальное действие становится своеобразной транзакцией знания, сквозным понятием, вбирающим в себя самые разные теоретические установки, которые, суммируясь в некий итог, не теряют своей самостоятельности. Саму операцию сложения можно провести с такой теоретической наработкой, как «аналитический элемент»:
С другой стороны, аналитический элемент является абстракцией, поскольку он относится к общему свойству, в то время как то, что мы действительно наблюдаем, оказывается всего лишь частным «значением» данного случая. Мы можем наблюдать, что данное тело обладает данной массой, но мы никогда не наблюдаем «массу» как таковую. В логической терминологии масса есть «универсалия». Подобно этому, мы можем наблюдать данное действие как рациональное, но никогда не можем наблюдать «рациональность» как таковую.99
Если рассматривать современный политический активизм, он окажется универсалией, обозначающей политизированность действия, активист — его объектом, а аналитический элемент его отвлечённым свойством, которое не может наблюдаться само по себе, то есть активностью как таковой. В самом деле, при всей кипучей деятельности активистов никто не наблюдал чистую деятельность вообще, но комбинация её элементов приводит к появлению эмерджентных свойств, то есть признаков, не присущих элементам явления.
Огрубляя: если приблизить деятельность некоторых активистов, перед взором неожиданно возникнут прежде неразличимые черты активизма как такового.
В качестве примера можно попробовать охватить весь политактивный спектр Украины посредством анархиста Игаля Левина, либерально-демократического журналиста Мустафы Найема, технократа премьер-министра Алексея Гончарука, авантюриста Семёна Семенченко и ультраправого Дмитрия Корчинского100.
Что объединяет этих персонажей?
Во-первых, медийная представленность. Все они плотно завязаны на Facebook, самую крупную международную соцсеть, являющуюся экстерриториальной инфраструктурой, через которую циркулирует знание, внимание и политика. Это копи с медийными батраками, куда хочет попасть всякий, кто жаждет быть замеченным. Радикальные убеждения, должные вступить в спор с Facebook — например, неприемлемость опосредованной работы на крупнейшую корпорацию в случае анархических взглядов или христианская воздержанность в случае традиционалиста Корчинского — оказываются малозначимы и меркнут перед открывающимися возможностями. Активист, чем бы он ни мотивировался и что бы ни складировал у себя в голове, всегда выберет представление, масштаб, внимание, так как сам смысл его деятельности в желанности изменений. Благодаря этому активист становится частью прогрессии, умножая что-то одним своим существованием, а значит, теряя контроль над собой и своими действиями.
Во-вторых, указанные активисты представляют свою идентичность как объективную и аргументированную позицию, где доводом служит нечто им присущее, неотъемлемое. Это, разумеется, этничность, актуализированная для Украины в качестве неизбежности, того, что нельзя скрыть и нужно паспортно предъявить, как-то себя окровить. Так, Мустафа Найем подчёркивает, что он этнический пуштун, Игаль Левин — еврей, Корчинский — украинский традиционалист христианского толка, оставшиеся — украинцы попроще. Этничность является для украинского политактивиста тем входным билетом, с которым он вообще может заниматься подобной деятельностью. Это основа, отчасти даже фундаментализм, когда любой цветок любой идентичности может произрастать только из насыщенного украинского чернозёма: Найем и Гончарук указывают на свою мультиграничность, тезоименитство с атлантистскими структурами, Левин на службу в ЦАХАЛ-е, Корчинский на своё лютое христианство, а Семенченко на крымско-донбасское происхождение, на познанную им природу Других.
Два этих пункта предельно рациональны, так как а) медийность и б) замешанная на этничности идентичность в условиях Украины облегчают доступ к получению как материальных (сбор пожертвований, место в парламенте), так и нематериальных благ (престиж). Ведь следует помнить, что действие рационально:
...в той мере, в которой оно преследует цели, достижимые в условиях данной ситуации и при помощи наиболее подходящих средств, которыми располагает актор.101
Упор на идентичность предполагает, что для наиболее эффективного достижения цели активисту необходимы сложные биографические факты. Но добыть их — не простая задача, поэтому активисты вынуждены страдать от скандалов несоответствия. Торгующий своим офицерством Игаль Левин оказался лжеветераном и лжепехотинцем102, упрекаемый в некомпетентности премьер-министр Гончарук обманом назвался доктором философии103, критикующий собственный Генштаб активистский полководец Семён Семенченко стал тем, кто втянул украинские войска в разгром под Иловайском104, западно-образованный борец с коррупцией Найем сам не погнушался кормушки105, а Корчинский, годами мечтавший о превращении Украины в дикое гульбище, где будет ценна только книга и автомат, почему-то оказался не рад такой меновой экономике.
На лицо некомпетентность активистов, каждый из которых занял несоответствующее ему положение. Глава кабмина Алексей Гончарук, признававшийся в полном непонимании экономики, за семь лет до премьерства снимался в массовке дешёвого ток-шоу. Военный инструктор, ветеран-пехотинец и стратег-аналитик Игаль Левин оказался простым израильским снабженцем, «джобником» небоевых частей. Телеведущий Мустафа Найем с 2019 года применяет журналистские навыки на посту заместителя гендиректора Укроборонпрома, концерна, занимающегося производством и экспортом вооружений. Facebook-авторитет Семенченко указывал как воевать украинскому Генштабу. Тем самым понятие «активизм» оказалось противоположно понятию «компетенция», то есть осведомлённости в вопросе. Вместо образования, опыта, специализации, профессионализма и прочих устаревших угнетающих понятий оказалось востребовано мнение и позиция. То есть политактивизм это повсеместное наступление на компетенцию, голос защищённого от критики медийного актива, который приводит к вымыванию из управленческих цепочек профессионалов и замене их срежиссированными персонажами.
Также в решающий момент произошёл разрыв не между активистами и их взглядами, а между активистами и их образами. Важность взглядов есть отголосок доктринальных войн модерна. Изменчивость взглядов подвергают критике, чтобы не подвергать критике инфраструктуру общественных отношений, то, в чём совершается сам акт представляемости. Критиковать активиста за смену взглядов — всё равно что пенять официанту на перемену блюд. Ролевое поведение для активиста предпочтительнее доктринального, ведь сама суть активизма в какой-то деятельности, а значит, в изменении, примате движения, что приоритетно по отношению к устоявшимся точкам и реперам. Не так важно, что в 2005 году Дмитрий Корчинский в Москве обрушивался на структуры международного активизма от лица евразийской интеграции106, важно, что в последствии он отмёл собственный многолетний перформанс, который был столь невероятен, что, казалось, навсегда застрахован от воплощения в жизнь. Кто мог подумать, что города Украины действительно будут «украшаться руинами»107? И тем не менее — факт.
Иначе говоря, ценным для активиста является возможность представлять что-то посредством себя. Активист горд работой коммивояжёра, он в восторге от возможности побыть амбассадором сияющих брендов, ведь в таком случае, как и во всяком таинстве, через него снизойдёт благодать. Этот краткий миг сцеживания, даже стряхивания, есть высшее активистское наслаждение: ощущение себя руслом, через которое пронёсся поток, или линзой, поймавшей лучи. Сами отношения активизма составлены так, что активисту необходимо кого-то просветить, открыть правду, заставить проснуться, осознать, исцелить зомби, перевести на правильную сторону истории108, то есть вывести объективированных людей из пассивности, в которую они помещены по факту своего несогласия или равнодушия к активизму109. Тем самым политактивизм приобретает качества обязательности и надзирательности, что роднит его не со свободой, а с абсолютной вышколенностью, с доблестью гарсона и стезёй слуги.
Эту услужливость можно заметить на примере отношения к технологической инфраструктуре, развитие которой и сделало современный активизм таким прытким. Активист — это радостный арендатор, который не владеет активом, а только пользуется платформой, подобно тому, как YouTube или Twitter не создают контента. Зачем, если пользователь сам будет драться за возможность что-то производить? Восторг от своего представления — вот нужная ему плата.
Активист подобен Петрушке Уксусову, но не в напрашивающейся метафоре безвольной марионетки, а в том, что за цветастой ширмой, выпростав одну только руку, с гордостью засел довольный собой человек.
6. Why activism fails?
Главная претензия к активизму состоит в том, что современный активист утратил возможность независимого высказывания, став заинтересованным представителем мнения. Он прячет частное под видом общего, политизируя свою интимность так, как это делают современные мужеложцы. Можно смело говорить «активизм» вместо «политактивизм», так как всё телесное, всё знаковое, всё потребительское давно утверждает политическое, как это делают, например, всё те же половые предпочтения.
Активист — это маленький политик.
Порой это объясняют благодатным словом «постмодернизм», но постмодернистская теория в изначальном виде вряд ли предполагала даже академический активизм, так как её обескураживающий скепсис не оставлял места для деятельных изменений. Те обидные слова, к которым приставляется эпитет «постмодернистский», появились позже, в 1980-х, когда континентальные теоретические наработки оказались заточены в американских кампусах для прикладных задач деконструкции. Это и вправду породило жгучий пользовательский активизм, но ранний постмодернизм был и остаётся беспредметной иронией, шаловливо рассыпающей любую устойчивую идентичность. Тогда как активизм — это и есть политика идентичности, то есть чудовищная одержимость позицией, причинность которой действительно определяется постмодернично, как отношение к производству знания, отчего почти любое теоретизирование активистов начинается со скрупулёзного очерчивания собственного расположения, хотя всем им следовало бы взять в эпиграф известные строки Крылова: «А вы, друзья, как ни садитесь, / Всё в музыканты не годитесь».
В свою очередь, объяснение активистского разгула «либерализмом» ошибочно и проистекает из травмированности 1990-ми, когда либералами в России себя сочли обычные людоеды. В действительности, либерализм, будучи древнейшей политической идеологией на планете, сегодня также тесним новейшим активизмом. Либерализм — это индивиды в мире универсальных понятий, что идёт вразрез с политикой идентичности, утверждающей уникальный групповой опыт как источник особого знания и особых прав. Посему универсальные категории, продвигаемые либерализмом (например, равенство), понимаются как не учитывающие сложную специфику «на местах», и, следовательно, угнетающие. Когда новый пресс-секретарь Белого дома (США) Карин Жан-Пьер в мае 2022 начала свой первый рабочий день с утверждения: «Я чёрная женщина, лесбиянка, эмигрантка»110, это было пресловутое позиционирование, пересечённость угнетающего группового опыта, который теория либерализма с её планетарными категориями не в силах выразить и защитить. Конечно, либеральный активизм всё ещё существует, но главным образом в стане своего архаического товарища (авторитарного государства).
То есть сюжетов «постмодернизма» и тем более «либерализма» для объяснения активизма недостаточно.
Поэтому следует вернуться к понятию публичной сферы, которая в середине XIX столетия впервые подверглась мощной критике. Карл Маркс счёл публичную сферу буржуазным камуфляжем настоящих (классовых) проблем. Для Маркса неприемлемо как то, что в случае разграничения частного и публичного мышление отделяется от действия, так и то, что независимость публичного суждения зиждется на собственности частных лиц. С помощью экономического разбора он пытался показать, что публичная сфера лжедоступна не столько из-за образовательного и имущественного ценза, а в силу родословной самого капитала, чья кризисность не способна обеспечить публичным статусом тех, чья собственность — только труд их тел. Следовательно, публичная сфера не более чем «фальшивое сознание», являющееся «маской буржуазных классовых интересов»111.
Это были новые зёрна радикального политического активизма, который всё ещё нуждался в развитой социальной среде, но вместо шажков и уступок хотел перекроить её, так как усматривал несправедливость в самой общественной ткани. Маркс — это критик настоящего, первый мыслитель, который поворотил философию против текущего. В знаменитых «Тезисах о Фейербахе» (1845) Маркс провозгласил максиму, которая стала гимном всего возможного активизма: «Философы лишь различным образом объясняли мир; но дело заключается в том, чтобы изменить его»112.
В этой работе Маркс перегнал религиозное чувство из антропоморфизма в дистилляционный куб общественного производства. Мистические переживания человека вытекают не из его психофизического устройства (Фейербах), а всего лишь из производства (Маркс). Соответственно, любая созерцательность (даже материалистическая) более не имеет смысла, ибо общественная жизнь объявляется сугубо практичной во всех своих проявлениях, а её рассмотрение смещается с индивида на всё общество. И что здесь, а главное, зачем объяснять? Менять надо!
Марксизм породил особый род активистской обиды, ведь вопреки догматике, расширение политического равноправия (а значит, и активизма), произошло не при уничтожении классового устройства общества, а внутри него. Но так как активизм, направленный на радикальное égalité, до сих пор совпадает с эпохой современного экономического роста (а значит, и выравнивания113), самые передовые политические активисты всего мира всё ещё отображают спектр левых, в том числе марксистских убеждений.
Но в 1920-е, при временном замедлении экономического роста, конкуренцию им попытались составить иерархические движения фашистского типа. Они определяли себя именно как движения, то есть процесс, изменчивость, ртуть, что позволило опознать их как тех, кто эстетизирует политику114. Фашистские движения мыслили мир как катастрофу (гибель нации, культуры, цивилизации, расы), которую необходимо преодолеть сверхсрочной мобилизацией. Эта мобилизация являлась не средством, а целью, изменением не мира, но его носителя: новшество фашистских движений состояло в том, что их сторонник должен был постоянно подтверждать свою лояльность в бесконечных ритуально-символических действах. Невозможно представить, чтобы левые придумали для приветствия обязательный стандартизированный жест с выкрикиванием пароля-ответа, но это нечто само собой разумеющееся для всех фашизированных движений. Исследование «Социализм как стиль» никогда не было написано, а брошюра «Фашизм как стиль»115 считается классической, ибо «политизирующие искусство» пытались заниматься скучными конкретными проблемами, а «эстетизирующие политику» занимались самовыражением участников. Поэтому современные активисты фашистского толка непременно покрыты татуировками, строго определённой одеждой и только лояльными увлечениями — то есть активизмом, понятым как личная мобилизация.
Впрочем, их визави также перешли на сторону протестного самовыражения, так как уравнительный политактивизм в середине ХХ столетия заручился поддержкой рыночной экономики. В ходе т.н. «революции управляющих» менеджеры из-за распыления акций получили некоторую самостоятельность по отношению к собственнику. Это привнесло в активизм качества рыночного управленца, прежде всего ставку на инициативное поведение, сценаризацию, манипулирование и медийность, в результате чего начался настоящий расцвет политактивизма во всех его многочисленных видах от экологов и феминисток до ультраправых и исламистов. Активизм всё больше сосредотачивался не на достижении конкретных целей, а на онанирующей сладости процесса, что было частью новой префигуративной политики, то есть такой политики, в ходе которой активничающее объединение отражает собой будущее устройство общества.
Это привело к определённым последствиям.
Во-первых, префигуративность поймала активизм в ловушку. С одной стороны, она позволяла качественно мобилизовывать сторонников, так как, собираясь в коммуну, свободную от мужчин, или маршируя бритоголовой толпой, активисты преобразовывали настоящее в желаемое. С другой, этого «здесь и сейчас» уже достаточно, чтобы покрыть недостачу желаемого, так как масштаб пользовательской культуры позволяет погрузиться в спасительный отыгрыш чего угодно. Отсюда невероятная процессуальность современного активизма: эстетизирующие политику стремятся соответствовать образцам, к которым из-за их удалённости можно лишь приближаться. А политизирующие искусство довольствуются высечением из действительности нужных знаков, добыча которых не менее бесконечна. Во всех случаях речь о том, что современный активист занимается не изменением общества посредством изменения себя, а постоянным определением себя относительно общества, то есть политикой идентичности. Если ситуация постмодерна — это потребление момента, то уж конечно существуют не люди и их моменты, а только моменты и их люди.
Во-вторых, идентичность активистов предполагает повышенное внимание к таким вещам как страдание, вина, заслуженность, обоснованность, допустимость, то есть к старому-доброму морализму. Идентичность не только требует постоянного подтверждения и актуализации, но и постоянства суда: уместно ли подтверждено, заслуженно ли актуализировано? Активистский мир ищет оступившихся, чтобы предъявить им счёт. Отсюда такая невротическая взвинченность тех, кто вынужден жить под прицелом, не смея ошибиться в увлечениях, выборе и словах. Это роднит современных прогрессивных активистов с вполне историческими нацистами, которые также жили в напряжённой взвинченности соответствия: ни в коем случае не полюбить еврейку, ни в коем случае не заинтересоваться абстрактным искусством, ни в коем случае не слушать джаз, ни в коем случае не породниться со славянами... Активизм идентичности агрессивен, потому что вышколен на соответствие идеалу, что всегда оставляет пространство для тычка и предъяв. Это особая невротичная форма контроля, которая тем сильнее, чем больше пользователь сосредотачивается на обретении себя.
В-третьих, в силу идентичности активисты выражают личное, которое пытаются представить, как общее. И если пафос экологов можно понять в качестве общего интереса, счесть таковым политизацию очка весьма затруднительно. Для этого задействуются различные эпистемологические хитрости, объясняющие необходимость самых экзотических производств знания тем, что это уникальный способ говорения о мире, недоступный вне идентичности. Активизм заявляет о наличии мест абсолютной истинности, которые в силу своего происхождения защищены от внешней критики и обладают безупречно настроенной оптикой. Это обосновывается самим фактом существования в некой непривилегированной, угнетённой, подчинённой позиции (этнической, культурной, расовой), то есть ортодоксией такой мощи, что она из самих своих оснований не может разделить себя с окружающими. Но ситуация исключительности и уникальности — это всегда ситуация не равноправия, а власти. Которую и хотят навязать.
В-четвёртых, современные активисты действуют на нитчатых основаниях IT-инфраструктуры и её самых популярных приложений. Это действие без собственности, наощупь в чужом, где в лучшем случае можно быть паразитом или партизаном. Активист живёт во владениях капитала, с его милости или при его недогляде. Закрытие подпольной типографии не было для активистов прошлого фатальным ударом, так как производство, распространение и потребление информации оставались разнесены. Но закрытие профиля в Facebook или канала в YouTube есть полная катастрофа, так как производство, распространение и потребление информации собрано там воедино (внимание — самый зыбкий из капиталов). Определённая свобода, дозволенная современным политактивистам, связана с тем, что они развили деятельность неподалёку от мухобойки.
Таким образом активизм несёт в себе ровно ту долю немощи, которая не позволяет ему самостоятельно добиваться заявленных целей, но которую при случае восполняет капитал, когда желает вести дела в обход старомодного государства и публичности.
7. Гетто и активизм.
Майдан определяли как воинский лагерь, народное вече, городскую республику, казацкую сечь, храм116, общество будущего117 и даже как текст118, но подобная таксономия, приносящая определённую новизну119, не учитывала вместе два системообразующих фактора: ограниченную территорию Майдана и её медийный экстерриториальный вынос.
Какому понятию они соответствуют слитно и нераздельно?
Они соответствуют гетто.
Майдан был гетто — продвигающим свою этничность, огороженным, бунтующим, пёстрым, окружённым силовиками, обласканным медиа, требующим, дотационным, впечатляющим и неприглядным, подотчётным, независимым, криминальным и, самое главное, представленным активистами. Они занимались самовыражением под водительством авторитетов, которые доказывали, что знают и хранят традицию украинства лучше, чем те, кого гетто взялось представлять, и, как все авторитеты из гетто, они были порочно связаны с институтами власти. Что закономерно и породило известный с давних пор жанр «обманутого народа» и «обманутой революции».
Что важного может привнести метафора гетто?
Во-первых, наслаждение языковым распутыванием. Слово гетто происходит от «campo gheto», места расположения венецианских металлоплавилен, где «ghetо» означало шлак, которое происходило от латинского «glittu», то есть липкий, клейкий, а его производные вроде «glete» обозначали проблемы половой системы и воспаления мочевого канала. Первое венецианское гетто как раз и было огорожено каналами. То есть гетто — это метафора выведения. Нежелательных слоёв общества, нежелательной этничности, поведения, взглядов. А так как современные медийные гетто населены активистами, можно заключить, что активист — это персонаж с недержанием. Тот, кому не терпится.
Во-вторых, в гетто все друг с другом знакомы, все друг друга знают и имеют видимость общего интереса. Например, реформаторка МВД Украины Екатерина Згуладзе была замужем за советником Михаила Саакашвили Рафаэлем Глюксманом, сыном восславившего гуманитарные бомбардировки Андре Глюксмана, который был другом Бернара-Анри Леви, вместе с которым в 2008 году он написал статью «Спасём Тбилиси», где в то время правил Михаил Саакашвили, работала Екатерина Згуладзе и после которой Леви теперь спасает Одессу. Гетто — это коррупция, ставшая родственными связями.
В-третьих, метафора гетто хорошо показывает свободу и несвободу современных активистских групп. Гетто управляют авторитеты, которые возникают там в силу его изолированной природы. В еврейском гетто — это религиозные старейшины, в бразильских фавелах — криминал, в активистских гетто — медийные персоны. Авторитеты всегда представляют себя как хранителей традиций, но гетто не может длить прежние традиции из-за своего насильственного генеза, из-за оторванности от корней. Это новая среда с новыми заповедями. Гетто создаётся для того, чтобы посредством его авторитетов было удобно вести дела с теми, о ком не говорят в приличном обществе. Это сношения кулуарные, всегда тайные, скрытые, подобные ростовщическому интересу средневековых правителей, алчности нацистских промышленников, ёмкости современных медиа.
Иными словами, гетто — это удобно, так как вести дела в гетто можно поверх неудобной этничности (сразу с её авторитетами), вопреки объективному контролю (государству) и помимо общества (публичной сферы). Гетто также удобно для авторитетов, то есть для представителей статусной политики, так как с помощью гетто в политику можно войти без существенного капитала, связей и опыта, на основании своей задиристости, риска, низовых связей. Поэтому, когда к гетто применяют рациональный вопрос «Кому это выгодно?» и не находят на него иного ответа кроме конспирологического120, это лишь следствие неверной познавательной позиции, так как статусная политика руководствуется совсем иными мотивами. Статусная политика — это политика удержания авторитета, она сплошь и рядом поступает «невыгодно», подобно тому, как крутой вступает в заведомо проигрышный конфликт, вор неизменно попадает в ШИЗО, а пришедшие во власть активисты не проявляют политической гибкости. Когда авторитеты присвоили себе право говорить от лица всей Украины, это немедленно геттоизировало всю страну с закономерными перестрелками конкурирующих группировок, так как геттоизация расстроила пусть слабые, но всё же существующие договорённости и вывела на первый план борьбу за статусность, в которой рациональные агенты не играют ведущей роли.
Гетто также хорошо объясняет одержимость этничностью, что иногда неосознанно прорывается на уровне письма: «...украинскому языку нужны преференции, по сути, аналог affirmative action для афроамериканцев в США»121. Гетто торгует этничностью как знаками непокорности, когда цвет кожи, одежда, манера себя вести подаются в качестве бунта, как отстаивание себя на телесном, кровяном уровне, хотя это и есть худший вид торговли — торговля самим собой. Отсюда же весь набор театрализованного поведения, связанный с необходимость демонстрировать лояльность. Пожалуй, её самым впечатляющим примером являются предвыборные дебаты Порошенко-Зеленского 2019 года, когда вице-спикер Верховного Совета Украины Ирина Геращенко в дикарской ажитации выломилась из группы поддержки и рухнула на колени под взгляд телекамер. Идеальное сочетание вышколенной активистки, жизни в гетто, власти медиа, диктата лояльности, торговли собой и грусти из-за того, во что способен упасть человек122.
Майдан также оставался местом самовыражения, где можно было напрямую обратиться к медиа или, используя экстерриториальную инфраструктуру, самому стать им. Гетто всегда использует концентрацию внимания в качестве политического довода. Современное гетто — это прежде всего стиль, самовыражающий этничность, то есть возможность попасть в фокус медиа на основании своей частности, поэтому телесное так быстро становится политическим. Ведь активистская мобилизация происходит не посредством какой-либо программы или осознаваемого интереса, будь то классовый, солидарный или национальный, а на основе эмоций, чувств, душевного единства, которые, в свою очередь, невозможно вложить во что-то сложное, многоуровневое, но только в понятную наглядную цель — как правило, свержения лица с усами — портрет которого и прожигает сфокусированный гневный луч. Эта мгновенная, неожиданная, шипящая концентрация чувств является как неоспоримой силой активизма, так и его мгновенно рассеивающейся слабостью. Практически всем активистским переворотам от Магриба до Закавказья удавалось «прожечь» ненавистную персоналию, но никому не удалось структурно изменить существующую систему123.
Что неудивительно, так как главный сюжет гетто — это ведение дел с его авторитетами в обход публичной сферы, государства и самих геттовчан. Достаточно рассмотреть только один побочный сюжет: схемы турецкого влияния на Украине.
В новое качество оно перешло в 2014 году, когда Украина в борьбе за Крым попробовала опереться на крымских татар. Но активисты из их среды также представляли интерес для Турции, которая посредством татар входила в украинские дела ещё с 1992 года, когда турецкое Агентство по сотрудничеству и развитию (ТИКА) начало финансировать многочисленных крымско-татарских активистов, например, Меджлис. После 2014 обычная схема «мягкой силы» перешла в активистскую плоскость, так как крымские татары на оставшейся территории Украины исчислялись предельно малой величиной: примерно пятнадцать тысяч, из которых на 2017 год обучалось на крымско-татарском языке лишь 11 (!) человек124. Столь малая диаспора не могла представлять жизненного внешнего интереса для Турции125, но это меньшинство было настолько активизировано, что под него неоднократно пытались выбить автономию в Херсонской области126.
Проникновение турецкого актива было столь глубоким, что в октябре 2020 г. на Украину наведался главный на тот момент турецкий вор, Седат Пекер, легализованный турецким государством преступный активист, продвигающий интересы Турции на постсоветском пространстве. С Пекером не только обкашливала дела местная блатота, но и встречались парламентские представители, а именно украинских партий «Европейская солидарность» и «БЮТ». Ранее в 2017 году в Одессе открывается «Стамбульский парк», где жизнерадостные таблички на турецком языке рассказывают о подарке мэра Стамбула Кадира Толбаша, авторитетного друга Эрдогана.
Это настолько явное бандитско-предпринимательское проникновение, что нелепицей кажутся далёкие события 2000 года, когда Украина попыталась прекратить систематическое браконьерство в своих водах, утопив одно и задержав три турецких судна127. Спустя всего два десятилетия, в 2018 году, турецкие спецслужбы спокойно вывозят из Одессы и Николаева антиэрдогановских оппозиционеров128. В тех же портах Одессы и Николаева вполне мог быть построен украинский корвет, но его предпочли отдать под чужой проект на турецкие верфи129. Сама Одесса благодаря позиции украинского государства с 1996 года медленно коллапсировала в отстойник для исламистских активистов с Ближнего Востока и Кавказа, например, для убитого уже Исы Минаева, закономерно превращая город в угодья для Турции, главного патрона всех исламистских активистов в мире130.
Эти и тому подобные подготовительные акции были преддверием подписания масштабного Украино-Турецкого соглашения о свободной торговле от февраля 2022 г. Если до соглашения средневзвешенная заградительная ставка на турецкую продукцию на украинский рынок составляла 5%, после — 0,5%, упав в десять раз, то средневзвешенная ставка на украинские товары для турецкого рынка снизилась с 28,9% до 10%, то есть в неполных три раза. С учётом торгового дисбаланса131 Украина ещё и снизила заградительные пошлины, чтобы окончательно уничтожить свой рынок перед турецкой продукцией132.
Почему стало возможным такое соглашение? Потому что его долго обрабатывали и продавливали активисты: от заезжих криминальных авторитетов и спецслужб до местных этнических лоббистов. По логике вещей Украина должна была всеми силами биться за свой рынок, как бьётся за него любое националистическое государство, потому что протекционизм — это экономическое сердце национализма. Национализм вырос из протекционистских войн, из утопленного чая и swadeshi movement, но раз активисты с 2014 последовательно открывают украинский рынок перед мощными конкурентами и создают хронический торговый дефицит, значит, речь идёт не о национальном государстве и уж тем более не об украинском национализме.
8. Опоздавшие на поезд, успевшие на самолёт.
Критика украинского национализма долго велась с указанием на его провинциализм, сельскость, то есть на что-то отсталое, не передовое. Символом чего стала вышиванка, заношенность которой в ХХI веке будто бы свидетельствовала о родовой хуторской травме. Тогда как сосредоточенность на вышиванке — это обыкновенный сюжет подчинённой культуры, которая, не имея возможности для борьбы в больших нарративах, пытается отстоять бытовое и повседневное: галушки, садочек, свитку, вислые усы, на основе которых уже можно мобилизовать ответ.
Когда в 1870-х гг. императору Александру II, объезжающему Херсонскую губернию, поднесли хлеб-соль на вышитом полотенце, он не счёл это знаком подавляемого в империи украинства, так как видел в ситуации лишь традиционное приветствие, но для украинофилов вышитый рушник был акцией напоминания — мы существуем, мы подчинены и мы иные133. Природность украинского национализма (поля пшеницы, девы в венках, сало, борщ и горилка) это не только заряженность селом, но и политизация личного и бытового, из которого приходилось высказываться как в царское, так и в советское время. Известная сталинская сентенция о сути советской культуры, которая должна быть национальной по форме, социалистической по содержанию134, позволила законсервировать это отношение, пронеся его через ХХ век, на исходе которого обласканный сталинскими премиями патриарх советской литературы Олесь Гончар огульно расчеловечивает целый регион:
В епоху тоталiтаризму виросли цiлi поколiння людей глибоко деформованих, оболванених (може, й безнадiйно). Надто ж Украiнi Схiднiй.135
Из актуализации пасторального следует что-то более важное, чем обвинение в селюковстве. Политизация повседневной культуры в качестве народной сборки приводит к принципиальной видимости отличий, к постоянному показу того, что проводит раздел. Отсюда как неминуемая экспрессивность, свойственная, в общем-то, любой демонстрации, так и невозможность вдруг её прекратить, потому что со снятой вышиванкой снимается и вся инаковость. А если учесть, что этнокультурная разница между украинцами и русскими невелика, что русские больше и как-то даже нависающи, а переход из одной популяции в другую лёгок, отказ от экспрессивной демонстрации политизированной личной культуры для украинского национализма становится отказом от украинства как такового. Не потому, что кроме внешних знаков в нём нет непреложного содержания (оно есть), а потому что внешнее держит в тонусе перед большим и похожим, чётко маркирует тебя как Другого, не даёт слиться, засомневаться, сличить.
Из всех восточноевропейских национализмов украинский дольше и сильнее других оказался связан с политизации личной культуры. Если приводить классификацию восточноевропейских национализмов Мирослава Гроха, украинский национализм слишком долго, аж до XXI века, простоял на первой ступени с её интересом к этничности и народной культуре, куда его регулярно сгоняли с других, более высоких ступеней136. В новом медийном мире этничность украинской политики, её антитезисность, её непрестанный показ наложились на феномен современного активизма.
Не сельскость это — село редко хочет выглядеть как село — а, наоборот, что-то за-современное. Если расценивать город как коммуникацию, украинский национализм ориентируется в нём куда лучше, чем неповоротливая Россия, всё ещё вопрошающая о фашизме. И слабость украинского национализма не в том, что он так отстал, а в том, что он, не имея сил, забежал так далеко вперёд.
Украинский национализм не хочет этого признавать, но он уже не нуждается в таких архаичных понятиях как нация и государство. Активистский костяк — вот что волнует его, новые харьковские и азовские племена, и не сама по себе принадлежность к этничности, но она же, заточенная до острия.
Наиболее сродственная аналогия — прибалтийские национализмы после Первой Мировой войны, а ещё точнее литовский национализм. В нём существовало чёткое разграничение между новым ослабленным государством и военизированным активистским движением, представленным в т.н. шаулисах («стрелки», созданы в июне 1919). После окончания боевых действий шаулисы остались автономными структурами, имеющими политическое и культурное влияние. Они были одновременно связаны и отделены от государства, настаивая на тотальной мобилизации общества посредством своих структур, то есть, романтически говоря, хотели создать государство из нации, а не нацию из государства. Вожак шаулисов, Путвинскис-Путвис, чётко размежёвывал нацию и государство, доходя до парадоксального вывода: «главная проблема национальной идеи — это государство; и самая большая ошибка заключается в том, что эта идея выражается во всех своих формах лишь через государство»137.
Украинский национализм так долго выкликал державу и при этом существовал без неё, что научился жить в напряжённом ожидании государства, добывании даже, с чётким неудовлетворением от имеющегося. Украинский национализм, забывшись, бездумно торопился к державе — взять хотя бы её преждевременное провозглашение в 1941-м или несдержанность 2014 года138 — и в то же время лучше всего чувствовал себя лишь на пути к её обретению, в экзальтированной мобилизации-сопротивлении. Казак, доброволец, партизан, диссидент, сиделец, эмигрант, террорист, революционер, волонтёр, ветеран — вот перворядные герои украинского национализма, всегда что-то неуживчивое, мобилизованное, активничающее. Это вообще не идеология, а чистая идентичность, ролевая и ценностная модель, что хорошо видно на примере новейшей поросли украинского национализма.
Старый украинский национализм в 2014 году обрёл ребрендинг в лице «Правого сектора», который хоть и задействовал современные активистские медиа, оставался в логике прежних украинских националистических движений. И цель, и переименование в 2015 году «Правого сектора» в «Нацiональний визвольний рух» больше соответствуют какому-нибудь 1915 году:
Национально-освободительное движение «Правый сектор» — организованное движение, которое ставит своей целью украинское национальное освобождение от внешней и внутренней оккупации и создание государства. Миссией движения является создание и развитие Украинского Самостоятельного Соборного Государства — национального государства украинцев, путём национальной революции.
«Правый сектор» оказался классической украинской организацией, которой привычно и удобно существовать в вечном добывании государства. Это опять движение, то есть эстетизирование политики, которая не может и не должна инкорпорироваться в существующее государство по причине его недостаточной националистичности. Разумеется, достаточной националистичности при активистском рухе существовать просто не может, его не удовлетворил бы даже прямой геноцид, поэтому «Правый сектор» дольше всех остальных заметных группировок сопротивлялся включению себя в Украину. Для старого украинского национализма Украина оставалась величиной бесконечно большой, утаенной за горизонтом событий. Вожделенное государство располагалось в конце длинного тернистого пути, по которому нужно опять, как прадеды, пройти через вязницы, поля сражений и диссидентство. В итоге «Правый сектор» распался на сеть медийно связанных франшиз, Дмитрий Ярош окончил своё депутатство, бренд поглотили склоки, и организация, наделавшая столько шуму в 2014-м, перешла в привычный для себя формат существования — полуавтономный разрозненный активизм, грезящий добыть Украину.
Тогда как молодой украинский национализм пошёл путём создания централизованной всеукраинской структуры, которая согласилась на компромисс с государственными институтами. Войдя в них, или, лучше сказать, оставшись стоять в дверях, этот национализм смог легализовать мобилизацию в свои ряды. Чему способствовало изменившееся символическое наполнение. Смесь из консервативной революции, традиционализма, европейской реакции, эзотерического подполья передаёт простейшую мобилизационную мысль: народ возникает через испытания. В свою очередь, испытуемые — будущий костяк нации, её внутренний круг, орден, который будет хранить и блюсти этнические традиции, следить за верностью государственного курса. Это концепция нации-стража, передового дозора на пути следования народа.
В молодом украинском национализме видна некоторая отстранённость от государства, антиномичное недоверие ему и готовность его защищать, но защищать как кто-то независимый, имеющий свою точку опоры. Самый характерный пример — это долгое нежелание украинских нацбатальонов входить в армейские структуры, то есть быть подотчётными государству, за которое они сражаются. Поэтому совершенно недостаточно и возможно даже ошибочно определять украинский национализм как реактивный, то есть ответный на Польшу и на Россию, ибо этот национализм состоит в очень сложной любви-недоверии с собственным государством как раз по причине своей деловитости, которую государство не может и не хочет вместить. Украинский национализм — это припозднившийся национализм активистов, которые с помощью самых современных методик и самых современных идей хотят отстроить несостоявшийся для них ХХ век, причём первую его половину, когда ещё можно было жечь города и сгонять к ямам людей.
Стоит повторить главный тезис: в 2014 политические права затребовал не украинский народ, а активисты, выдающие себя за него.
Конечно, сам народ не участвует в своей политической судьбе напрямую. Народ может даже не понимать на каком языке говорит: при коренизации советской Белоруссии в 1920-х гг. местные крестьяне, сопротивляющиеся белоруссоизации, на ядрёном белорусском языке доказывали, что говорят только на русском139.
В классическом нациостроительстве XVIII-XX веков народ берутся представлять интеллектуалы. В какой-то степени они его даже формируют, но успешность этого формирования зависит не от всемогущего дискурса, а от вполне материальных констант (общности языка, крови, пережитого). Формирование происходит в пространстве публичной сферы — конкурентном, насыщенном, куда попадают благодаря наличию частного правового статуса, в данном случае интеллекта и возможности безбоязненно его проявить. Так появляется публичный интеллектуал — тот, чей ум открыто направлен на изменение социального, общего, настоящего, на текущее положение дел.
Но на рубеже XX-XXI в. фигура публичного интеллектуала, обычная для модерна, утрачивает прежний духовный лоск. Интеллектуал — это долгое впитывание знания и его последующая переработка. Это время, обдумывание, размышление. Даже самые радикальные идеи прежде долго отстаиваются. Но в современности у публичных интеллектуалов больше нет привилегий на монопольное производство знания, и, чтобы оставаться востребованными, они вынуждены со всей прытью участвовать в челночном беге товаров, производя наиболее яркие и впечатляющие из них. Публичные интеллектуалы превращаются в активистов, в крикливых торговцев с лотка, распродающие пирожки быстрее, чем они успевают остыть. Прежде, до того как быть обнародованным, знание обкатывалось в лондонских кофейнях конца XVII столетия, во французских салонах XVIII, в толстых российских журналах XIX: между Вольтером (философом, занимающимся активизмом) и Бернаром-Анри Леви (активистом, занимающимся философией) проходит разница между модерном и постмодерном.
Принципиальное отличие интеллектуала от активиста в том, что интеллектуал производит смысл, а активист — внимание. Интеллектуал распространяет смысл вовне, приобщая к нему, а активист сосредотачивает внимание на себе, приобщая к владеющим им спонсорам. Добиться статуса интеллектуала сложно, статуса активиста — легко. Активист бежит спринт, интеллектуал — дистанцию. Активист полагает, что усвоил истину настолько, что может не сомневаться в правильности своих действий, тогда как интеллектуал пребывает в сомнениях насчёт истинности и потому способен критиковать основания своих действий. Интеллектуал — это медиатор среды, тот, кто отслеживает её звучание, чтобы понять её и тем самым настроить, а активист — тот, кто хочет эту среду изменить. Поэтому интеллектуалы формируют основания, а активисты формы опоры на основания — игровые сообщества, группы реконструкторов, субкультуры, городские племена, тоталитарные секты, археофутуристические сословия, банды и прочие увлекательные, но скоропортящиеся множества.
Посему вызывает недоумение уверенность, что прямо сейчас на Украине формируется нация. Если государство стоит поодаль, если ставка сделана на активистов, если население утекает быстрее, чем весенний ручей, если интеллектуалы не допущены к дискурсу140, если публичная сфера заражена интимным и личным, если доверенность на страну оформлена за рубежом, если утрату промышленных мощностей компенсирует лишь выработка эмоций — почему и на каких основаниях из этого должна получиться нация? Получится что-то иное — медийный трайболизм и коммунаризм, кичливое гетто, ватажничество, рэкетёр у соседской квартиры.
Медиа придали современному украинскому национализму как его силу, так и стратегическую пустоту. Он не может решить ни одну из насущных украинских проблем — бедность, старение населения, его вымирание и разбегание — поэтому мобилизация украинского национализма, понимаемая как решение вышеозначенных проблем, не покидает пределы частного, личного, даже интимного. Ты не можешь исправить демографию всего общества, но можешь родить сколько хочешь детей; ты не можешь сделать нацию сильной, но можешь стать сильным сам. Индукция активизма, надеющаяся прошагать от частного к общему, по итогу лишь стреножит государственный аппарат, то есть тот инструмент, который в теории может решить указанные проблемы. К примеру, военные расходы Украины после 2014 находились на уровне 5% ВВП и выше, будучи недостаточными, чтобы купировать угрозу России141 и при том тяжёлыми для самой экономики. Но пятипроцентный уровень затрат всё равно оказался закреплён законодательно142, так как при власти Слов нельзя отыграть назад.
Всё то притягательное, что есть в современном украинском национализме — его пафос, витальность, хорошо поставленный кадр, модность и освещенность — есть его же фатальное поражение. Периодическое российское удивление, каким образом евреи, левые и даже антифашисты могут поддерживать украинский национализм, ведь он против евреев, левых и даже антифашистов, всё ещё рассматривает происходящее так, будто на дворе 1945 год, тогда как на лицо ситуация не идеологического, а идентичного содержания, где доктринальные разночтения меркнут перед возможностью выразить свою самость. В поле идеологии между евреем и нацизмом противоречия есть, но в поле идентичности противоречий между евреем и нацизмом может и не быть. Подлинное утверждение украинского активиста: «Я называю себя антифашистом, но в фашистской Италии были вещи, которые мне симпатичны»143, — звучит безумно только в логике доктрин («Я христианин, но мне нравятся некоторые положения сатанизма»), тогда как в логике идентичностей особых противоречий нет, так как через идеологии модерна трудно выразить тождество и непрерывность себя.
Даже внутри российского общества поддержка Украины и поддержка России разбились не по политико-идеологическим составляющим, например, не по линии демократия-авторитаризм, а исключительно и только по ролевой модели, когда разномастные активисты, жаждущие самовыражения — социалистичные, националистичные, прогрессивные, перфекционные, половые и т.п. — дисциплинированно поддержали Украину. Это до сих пор вводит в ступор многих российских комментаторов, поражающихся, каким образом тот-то и тот-то могут поддерживать Украину, не понимая, что артист всегда выберет ту сцену, где ему всё ещё позволено выступать.
Украина — это идеальная территория для отыгрыша зоопарковых убеждений, лучшее место для активистов, особенно — радикальных, которые могут отлить свой мир в пятьдесят, а порой даже и в сотню решительно настроенных людей. Такого больше нет нигде и потому это так привлекательно для самовыраженцев всех гендеров, для всех озабоченных Словами и статусом, политизацией искусства и эстетизацией политики. Власовцы, третьепутисты, ичкерийцы, инсуррекционалисты — Ноев ковчег современности, где все спариваются со всеми, как антифашисты в составе раннего «Азова»144.
Но если снять покров заветного представления, под ним обнаружится очевидное: в условиях медиа ослабленная держава становится полем дележа больших сил, меж загребущих пятерней которых скачут жаждущие самовыражения радикалы. Они не могут стать ведущей общественной волей, но остаются достаточно значимы, чтобы быть использованными или использовать себя как проводника определённых идей. В случае Украины — это сверхсрочная этническая мобилизация, на которую в реальности просто нет ресурсов, поэтому усилия по её проведению сталкиваются с ежегодным убытком населения и земель. Прервать этот круг не позволяет власть Слов, то есть воздействующего на чувства дискурса, когда даже самый малейший государственный прагматизм вынужден защищаться от обвинений в предательстве:
Поверьте, у меня уже аллергия на слово «капитуляция». И хочу еще раз всех заверить: никакой сдачи национальных интересов не будет.145
Не сельскость подводит украинский национализм, а его чрезмерная современность. Не предназначенная для работы с таким старым понятием как национализм, она в то же время требует колоссальных ресурсных затрат, которых в объективной украинской действительности просто нет. Украинство выросло из нации в раскрепощённое игровое сообщество, в чистую преференцию, в непрекращающуюся активность от call-центров до набегов троллей, в вооружённый карнавал, в расчёсанную идентичность, в манту, которую всё-таки намочили. Украинство ультрасовременно как процесс и архаично как цель. А село... а село — за околицей.
Из-за чего украинский национализм обречённо стремится к унитарности. Сам характер украинского дискурса направлен на то, чтобы упростить, выправить и даже по-жестянщически выбить пространство в гладкий лист, на котором хорошо, если есть одна единственная, похожая на реку линия: мы и они, разграниченные Днепром. Но внешняя политика украинского национализма наоборот настаивала на максимальных различиях. С той же настойчивостью, с которой Россия доказывала, что никаких различий нет, Украина доказывала, что различия существуют: нивелировка боролась с гиперболизацией, но если Россия в первую очередь использовала исторические аргументы, Украина была вынуждена использовать Слова, подчёркивать культурные, ментальные, бытовые, поведенческие, то есть, в общем-то, активистские различия. Пресловутое «Кто не скачет — тот москаль», — это ведь как раз действие, игра, активность, а не какое-либо идеологическое или мировоззренческое отличие. Самый известный текст на тему — стихотворение Анастасии Дмитрук «Никогда мы не будем братьями» — своей колоссальной популярностью и ответностью проводит разрыв родства по разнице поведения, по установкам психики и ума, будучи уверенным, что для изменения однородности, как когда-то однажды, достаточно произнести Слова.
Это ещё не осознанно и не озвучено, но поражение украинского национализма в том, что вместо реальности он опёрся на дискурс как раз тогда, когда время Слов начало стремительно уходить.
9. Похороните медсестру Кэвелл.
До февраля 2022 года Украина — это страна победившего международного политического активизма, которому она отчуждала значительную часть своего суверенитета. Почему суверенитет Украины испарился, если без исключения весь её актив заряжен на приобретение субъектности? Потому что любой дискурс в эпоху медиа завязан на тех, кто обуславливает его коммуникацию, то есть на праводержателей технологий, владельцев брендов и распределителей внимания. Ничем подобным Украина никогда не обладала — например, у неё не нашлось ни своей национальной соцсети, ни национального поисковика — поэтому установки местных активистов оказались зависимы, так как они в любой момент могли быть отключены от соответствующей инфраструктуры. Ведь подлинная власть всегда находится у интерпретаторов, то есть у тех, кто допущен до управления технологичной средой, и у спонсоров, то есть у тех, кому эта среда принадлежит.
В ХХ в. это описал отец коммуникативной теории Гарольд Лассуэлл: управлением пропагандой должна заниматься научная технократия. Слово «пропаганда» устарело, ибо её каноническое определение как «языка власти» было сделано до постструктуралистского поворота, показавшего, что язык и есть власть, следовательно, любое послание можно счесть своего рода пропагандой. «Пропаганда — это война идей по поводу идей»146 тоже не достаточное определение, так как предполагает исключительно батальные действия, хотя пропаганда не исчерпывается одним только полем боя, это ещё и манипулирование, проповедь, строительство, то есть нечто, не нацеленное на баталию. Уместнее говорить «медиа», которые не только существуют как довлеющая абстракция, но выражены в триединстве среды, способа и средства передачи информации. Поэтому вместо умножения эха в запутанных коммуникационных коридорах «кому» и «как», о пропаганде можно сказать посредством активистской терминологии и геометрической формы квадрата.
Активист — пользователь, который одновременно выступает истоком, резонёром и потребителем медиа. В рассматриваемым случае активист — это представитель украинского и западного сообщества.
Проводник — инфраструктура, по которой перемещается пропаганда. Это не угол, а вся фигура. Проводник осуществляет уровень технического надзора (на самом деле ценностного). В рассматриваемом случае проводник — это Facebook, Twitter, Youtube и пр. игольные ушки, в которые вдето внимание.
Толкователь — узловые центры обработки и подачи пропаганды. Толкователь осуществляет уровень ценностного надзора (на самом деле технического). Толкователь может напрямую обыгрывать сюжеты активистов. В рассматриваемым случае толкователь — это самые высокоранговые медиаперсоны и такие структуры как CNN, Guardian, BBC и пр.
Спонсор — тот, кто оплачивает циркуляцию информации. Связанность спонсора и активиста означает даже не то, что активист сидит на окладе, а то, что активист сам платит спонсору (временем, вниманием)147. Спонсор напрямую контролирует проводника. В рассматриваемом случае спонсор — это Еврокомиссия, США и в особенности Великобритания.
Если рассмотреть через эту схему пропаганду, обслуживающую украино-российский конфликт, многое сразу встанет на свои места. Так как для Великобритании — самого важного европейского патрона Украины — главной войной является Первая Мировая, английское истолкование обрабатывает украинские события по примеру 1914-1918 гг. События столетней давности совпадают с 2022 годом как кусочки одной и той же мозаики.
Во-первых, это маленькая гордая Бельгия, на которую напала большая грозная Германия, но бельгийский Давид дал неожиданный отпор неуклюжему Голиафу. Во-вторых, это безумный Вильгельм II, который начал войну из-за психических отклонений и грёз о великой германской империи. В-третьих, это пагубность и отсталость авторитарной модели Германии в противовес западным демократиям. В-четвёртых, это необходимость освободить народ Германии от преступных и неизбираемых Гогенцоллернов. В-пятых, это бесстрашный бельгийский король-воин Альберт I, который всегда на острие войны вопреки трусливо запершемуся во дворце кайзеру. В шестых, это зверства в Лёвене близ бельгийской столицы, перевернувшие отношение нейтральных стран к Германии. В-седьмых, это т.н. «Изнасилование Бельгии». В-восьмых, это рабская забитость германских солдат, бездушно выполняющих приказы начальства. В-девятых, это нищие немцы, осатаневшие при виде богатств настоящей Европы. В-десятых, это нападение германской Kultur на европейскую цивилизацию, из-за чего отменяли Гёте, а Кант объявлялся отцом Круппа148.
Вопрос не в разоблачительных аналогиях с криком «Ага!» и уж тем более не в моральной оценке, а в предначертанности схем из-за отечества праводержателя. Красные маки «Нiколи знову» на Украину принёс отнюдь не ветерок-самосевка.
Для России главной войной была Вторая Мировая, поэтому пропаганда России стремится вновь по пунктам прожить её.
Во-первых, Украина — это фашистское государство. Во-вторых, на Россию готовилось вероломное нападение. В третьих, Украина проводит геноцид «русскоязычного» населения. В-четвёртых, Украина притязает на российскую территорию. В-пятых, Украина хочет уничтожить Россию. В-шестых, власть на Украине была захвачена и лишь стыдливо прикрыта выборами. В-седьмых, фашистскую Украину вырастил Запад для столкновения с Россией. В восьмых, народ Украины не хочет войны с Россией, это братский народ. В-девятых, Украина управляется международным финансовым капиталом. В-десятых, Украина занимается пересмотром основополагающих норм международного права.
Вполне возможно, что руководству России подобные установки кажутся не просто утилитарными или священными, но в том числе связующими с Западом, общим и потому договорным местом, хотя сам российский сюжет борьбы с фашизмом149 для условного Запада крайне фашистская вещь. Дело в том, что характер ВОВ для России — это вопрос о том, жить ей или умереть, то есть тема предельного суверенитета, абсолютность которого современная наррация как раз считает источником фашизма: практически все сравнения Путина с Гитлером исходят из природы авторитарной власти, хотя Владимир Путин отнюдь не классический суверен, а, скорее, коллективный властный авторитет. Попытки этого авторитета, как в случае с Юзефом Липским, задействовать вроде бы беспроигрышную тему антисемитизма сталкиваются с немедленной отповедью150, ведь бренд борьбы с антисемитизмом подобен выходу к океанам — сугубо западная привилегия:
We strongly reject the Russian government's cynical abuse of the term genocide, the memory of World War II and the Holocaust, and the equation of the Ukrainian state with the Nazi regime to justify its unprovoked aggression. This rhetoric is factually wrong, morally repugnant and deeply offensive to the memory of millions of victims of Nazism and those who courageously fought against it, including.151
И хотя характер российско-украинского конфликта больше напоминает не 1941-1945 гг., а Русско-турецкую войну 1877-1878, фашизм не подходит к нему в силу того, что его крайне трудно инструментуализировать — это как выбирать худшую черту дьявола. Фашизма достаточно самого по себе, просто как явления, поэтому Россия говорит о нём утвердительно, предикативно и непреложно. Фашизм и всё тут. Но в таком случае контр-медиа займутся примитивным соотнесением: украинский президент еврей, о каком фашизме вы говорите152? И вот уже приходится уточнять, что еврейство Зеленского точно так же не отменяет украинского фашизма, как чернокожесть Барака Обамы не отменяла расизм американского общества. А то и прямо называть Гитлера зашухерившимся жидком, обвинив некоторых евреев в нацизме, как это сделал российский МИД153. По итогу посыл затушёвывается в мелких, никому не интересных спорах.
То есть Россия повторяет букву, а Запад дух, поэтому российские медиа легко разложить простыми аргументами, сравнениями, фактами, несоответствиями, а западные медиа трудно уязвить чем-то кроме обвинения всего сюжета во лжи. Интуитивно это сразу озвучил Владимир Путин, когда назвал Запад «империей лжи», чем не просто переиначил известное выражение Рейгана, а скорее констатировал проигрышность всякого предметного спора, потому что с этой стороны суглобый камень, а с той хитренькая бумага. К примеру, постоянные толки о том, что Россия вот-вот применит ОМП против Украины, уходят корнями к расчеловечиванию немцев, которые первыми применили в 1915 году хлор из баллонов. В отличие от мантр о фашизме эту привязку совершенно не видно, так как используется не исторический факт (буква), а исторический сюжет (дух)154.
Но может подводить и сюжет. Старый добрый призыв: «Солдатушки-ребятушки, нашему царю показали фигу. Умрём все как один!» означающий то, что российский солдат вновь воюет за чужие интересы, на сей раз не привёл к народным волнениям. Повторяемая с завидным упорством мантра будто бы не замечает, что конфликт на Украине стал для России первой большой войной, где её солдаты заимели свой непосредственный денежный интерес. Военнослужащим оказалось положено неплохое по меркам России жалование и компенсация в случае ранения/гибели155.
Впервые за всю свою историю Россия отошла как от логики феодальной ренты, когда воин выслуживал на войне наследственные привилегии, так и от оплаты идеологическими векселями, когда солдат должен был довольствоваться тем, что помог братьям-славянам, победил врага или выполнил свой интернациональный долг. Для русского солдата это первая оплаченная война, то есть имеющая для него непосредственный вещественный интерес. Можно критиковать размер этого интереса, сам способ мотивации, эквивалентность размена жизни на деньги и его обязательность, но несомненно то, что с российским солдатом впервые в истории стали расплачиваться чем-то кроме долга, памятников и спасибо.
Усики фашизма отклеиваются от украино-российского противостояния ещё и потому, что это не тотальная война двух противоположных идеологий с поголовным включением народа, а борьба за уставшее отстранённое население двух гипертрофированных методик — активизма и государственничества. Ведь если Украина является неонацистским государством, то есть абсолютным тотальным злом, почему Россия не мобилизует население на уничтожение этого зла, а проводит спецоперацию силами ограниченного экспедиционного корпуса без вовлечения всей армии и всей страны? Простейшее следствие гласит: либо нацизм не является абсолютным злом (неприемлемо), либо Украина не является нацистской (неприемлемо), либо Россия не видит в нацизме абсолютного врага (неприемлемо), либо цель России не в уничтожении нацизма (неприемлемо), либо Россия неспособна победить нацизм (неприемлемо). Загнанные в этот логический тупик, российские медиа вынуждены отбиваться бесконечным иронизированием над захваченными нашивками и отщёлканными татуировками («Фашизма на Украине нет!»), то есть уходить на уровень буквы, что делает их уникальными пленниками выдвинутого ими же сюжета.
Посему слабо работает и слепленный по аналогии «рашизм», в котором нет ничего, кроме болезнетворной семантики. Это война не идеологий, а идентичностей, на которой за Украину сражается активизм, приводящий государство в движение, а за Россию голое, без всего, государство. Кто-то старый из XIX века пришёл сражаться с подростком из XXI-го и не может признать, что пришёл не с миражом своей молодости воевать, а драться за идентичность миллионов людей. А так как их одинаково легко перепрошить в русских или украинцев, суть конфликта сразу же, с первых дней была полностью трайболистской156, что Россия ни в коем случае не готова признать и что Украина использует как своё законнорожденное преимущество. Ведь обозначая российские действия как имперские, Украина ставит себя в достаточное выигрышное положение, потому что в имперской модели российской политики, будь то РИ или СССР, украинцы так или иначе сохранились, приумножились и отделились, то есть, вопреки накалу страстей, принципиальной угрозы существованию украинцев империя не несёт157, так как имперская модель предполагает дифференциацию подчинения, но не создания себя за счёт другого. Но вот яростно отрицаемые Россией и менее продвигаемые Украиной националистические обвинения рождают сущностное противоречие, потому что в таком случае Россия посягает на этническое ядро, на субстантив, на то, из чего берутся украинцы и из чего должны взяться русские, и это уже принципиальная угроза.
Беспомощность российской пропаганды была предопределена задачей борьбы с фашизмом. И дело не в какой-то терминологической разнице, где выдрессированные активисты речекрякают о том, что «фашизм это не нацизм» и «национализм это не нацизм». Дело в методологии, так как смысл борьбы с фашизмом в эффективной мобилизации общества, но, если эта мобилизация запрещена, а общество стараются отдалить от происходящего, «фашизм» становится ещё одним утиным манком.
Если бы харьковские бабушка с дедушкой не вышли из калитки и не подверглись бы поруганию — российские медиа так и остались бы один на один со своим модернистским кадавром. Каким-то чудом навстречу фашизму вышагнул его долгожданный антоним — дряхленькая оборванная старушка с флагом несуществующего государства — как раз то, что нужно, когда постановили отыгрывать 1941-1945 гг. с палкой вместо винтовки.
Бабушка немедленно стала главным символом российской спецоперации. Её сразу же раскрутили по всей стране, прикрепив к космической ракете и площадям. Это распространение выглядело поспешным и судорожным — так почти уже утонувший хватается за протянутую ему руку. Бабушка заполнила феноменальную пустоту, крайне удачно отобразив ужасы немецкой оккупации. Слава бабушки померкла только после того, как «немцы» вывезли её к себе в штаб и помогли зачитать стандартные слова пленного.
Сама по себе бабушка с советским флагом, отказывающаяся менять его на еду, символ как крайне удачный, так и донельзя неудачный. Переходя на другой язык — это иконический знак, то есть знак, где означаемое и означающее сопряжены напрямую, по подобию, когда даже не зная самого знака сразу же распознаётся его значение. Для старшего патерналистского поколения бабушка с красным знаменем — это Великая Отечественная. Но и для младшего поколения бабушка с красным знаменем — это тоже Великая Отечественная. Только распознавание происходит на разных иконических уровнях. Для условно старшего поколения — через постаревшую Родину-мать, образы оккупации из детства, поруганную страну, несломленность перед лицом врага, последнюю жительницу покинутой деревни, т.е. через бывшее. Для условно младшего поколения — через старость, немощность, обноски, крайнюю нищету, беззащитность, слабость и неухоженность, т.е. через прошлое. Разумеется, «поколение» здесь лишь определённый канал коммуникации с миром, который в общем виде соотносится с опытом и числом прожитых лет. То есть «бабушка с флагом» на пути к означаемому (Великой Отечественной) проходит через разные инстанции, которые для одних важны и приемлемы, а других оставляют равнодушными или даже отталкивают. Если же оставить от бабушки только моральное значение несправедливо обиженного человека, то это уже частный, но никак не исторический символ.
После бабушки новым символом спецоперации стал мальчик Алёша, стойко провожающий российские войска. Этот иконический знак считывался уже через однозначно положительные инстанции: искренность, молодость, будущее, лучезарность, восторженность, опрятность и красоту. Тем не менее, столь парадоксальный выбор живых символов словно нарочно игнорировал очевидное — взрослого российского солдата, который непосредственно участвовал в спецоперации. Если мальчик Алёша означал будущее, а бабушка с флагом прошлое, настоящему никто так и не позволил случиться. Российскому солдату опять отказали в представительстве, сделав его функцией по защите прошлого и обеспечению будущего. Погибшие в 2022 году Клуни и Водяной удостоились лишь местных улиц и звёзд, и только Жогу попытались поднять на общероссийский уровень, на котором он так и не смог закрепиться.
Не получили известность российские офицеры. Морпех с позывным Струна, которого весь мир отметил за его неуместный красный рюкзак, отказался от любых расспросов. Подобно Шейко в белом шарфе в Грозном, Струна должен был прославиться в Мариуполе, но увильнул от уже отрисованной роли упрямого аниме-персонажа, оставив наедине танцующую буханочку-тян158.
При этом участники СВО со стороны России не безымянны, а, скорее, анонимны. Это разные регистры, так как безымянность предполагает выключенность из восприятия со стороны, а анонимность — сознательную тайну, собственную удалённость от медиа. Так, всё, что удалось вытянуть из Струны — кратенький опрос в балаклаве159. Анонимно и большинство других российских представителей, тогда как украинские медиа забиты чудовищным количеством личного контента, смысл которого в стяжательстве, в статусной засвеченности на фоне войны. Поэтому не приходится говорить ни о какой выкованности на Донбассе новой национальной элиты. Все подобные рассуждения ошибочны, так как национализм есть власть самопрезентации, а Россия воюет именно с ней.
Бабушка с флагом и оказалась раскручена по причине того, что была не способна сцементировать российскую спецоперацию160. Это сознательная политика ДИМК-а и вышестоящих инстанций, направленная на неучастие в медийной борьбе161, потому что медийное участие предполагает активность снизу, а значит, снижение или отсутствие государственного контроля, что для России недопустимо. В этом смысле маленький мальчик — идеальный пример восторгающегося сторонника, не задающего государству никаких, кроме подобострастных вопросов, а харьковская бабушка сторонник, который может задать только вопросы о прошлом.
Характерна статья советника МО РФ Михаила Ильницкого, как всегда ошибочно понявшего понятие «ментальность» и в то же время провозгласившего наличие некой ментальной войны, «цель которой заключается в уничтожении самосознания, изменении ментальной, цивилизационной основы общества противника»162. В качестве контрмер Ильницкий предлагает мобилизацию сверху, государственные усилия по формулировке правильного сознания и адекватной идеологии, не осознавая, что тем самым квалифицирует Россию в удобного противника, которого можно поразить в обнажившееся идеологическое нутро163, как это было с СССР. Одно из немногих принципиальных преимуществ России в отсутствии у неё чёткой идеологии, и эту же идеологию ей упорно навязывает травмированное «послевоенное» поколение в попытке защитить как память своих воевавших родителей, так и личную ответственность за крах СССР.
Напротив, украинское медиа-обеспечение строилось на меметизировании успеха. Например, обстрел аэродрома Чернобаевка, который украинская сторона попыталась меметизировать подобно сериалу: Чернобаевка-7, Чернобаевка-12 и т.п. Продюсером должен был выступить турецкий беспилотник Bayraktar TB2, медийный смысл которого состоял в тиражировании качественных кадров поражения вражеской пехоты и техники.
Так, армяно-азербайджанская война 2020 года хоть и была выиграна Азербайджаном израильско-турецко-российским оружием, но если израильское вооружение обеспечивало точечное эффективное уничтожение армянских позиций, российское — огневую мощь, то турецкое давало координацию и зрелищную картинку, которая приписала клёкот израильских Гарпий и неприхотливость российских трудяг одной только Турции. Повторение медийного успеха планировалось и на Украине, но, нанеся ряд чувствительных ударов и обеспечивая глубинную разведку, «Bayraktar» не дал главного: непрекращающегося потока поражений пехоты и техники164. Это было принципиально, так как украинские медиа строятся на меметизировании успеха, который должны обеспечить обожествляемые артефакты вроде ПТРК «Javelin» или ПЗРК «Stinger»165. Почему к иностранному вооружению приковано столько внимания, хотя Украина имела собственную линейку противотанкового оружия, которая выглядела не хуже западных образцов?
Потому что толкователи Украины работают с ней в духе истории успеха. Для Запада сам смысл конфликта в том, что Украина хочет стать частью истории успеха (Запада), но ей в этом мешает неудачник (Россия)166. Поэтому тот же «Javelin», кратно не превосходящий собственные украинские разработки, считался намоленным оружием успеха, подобно тому, как «Stinger» считается триумфатором Афганистана. Но история успеха уязвимый к подробностям сюжет, ведь Советы не были выбиты «Stinger'ом» из Афганистана, а строй Наджибуллы пережил СССР и проиграл лишь из-за отказа Бориса Ельцина технически его обслуживать. Поэтому так важно меметизировать, гнать без остановки, длить линию священного чудо-оружия Barrett-Bayraktar-Javelin-NLAV-Stinger-M777-HIMARS167 вплоть до хотя бы подержанных, но F-16168, ведь при торможении можно заметить, что за окном совершенно иной пейзаж. А пока этого не случилось, президент США Джозеф Байден подписывает указ о ленд-лизе именно 9-го мая, со строгой параллелью к 1941-1945 гг., где ленд-лиз уже помог одержать победу над общим врагом.
Как ни странно, но больше всего о фашизации Украины свидетельствует лексикон фэнтези, а именно слово «орки», которым ряд высших украинских чинов и медиа величают русских, россиян и российскую армию. Орк — это расовое оскорбление, ведь орки являются ничем иным как расой, но назвать русских орками считается вполне допустимым, потому что в расизме всегда важен фронтир, та не исчезающая, но сдвигающаяся граница, за которой всё ещё живёт нелюдь. Это вполне конвенционально, из-за чего в западном дискурсе русские с ошеломляющей лёгкостью стали кем-то вроде евреев начала ХХ века, с благородной надеждой на отбеливающую мощь Холокоста. «Являются ли русские орками?», — расоведчески размышляет польский политический журнал. 169
При этом орк — это ещё и фенотипическое оскорбление, кто-то настолько чумазый, кривой и неполноценный, что является пародией на человека (или даже на эльфа). Из-за того, что орк порочен и отвратителен, он сеет разрушение, как бы мстя за свою ущербность. Орковость благоволит социально-экономическому сюжету: орки чудовищно бедны, следовательно, разоряют более цивилизованный и богатый край, каким Украина, будучи одной из самых бедных стран Европы, так хочет казаться.
Подобный орк был сформирован на рубеже ХХ-ХХI в. бинарной экранизацией Толкина: добро и зло, свет и тьма, эльфы с людьми против орков — pax Americana в зените своего могущества. Украинские медиа полюбили метафору орка из-за своего ментального нахождения в районе 2000-х, но в 2020 гг. быть орком уже не позорно, а круто из-за проделанной «Games Workshop» работы. Орковые оскорбления легко отскочили от русских и вызвали реакцию в духе: «Зог! Тупые хохлiшкi! Кто жы так стукаецо? А ну-ка зави бойzov, пакажем сквигосеям как надо!». Тем не менее, орки были избраны медийным контуром, чтобы выразить экономическую, расовую и цивилизационную претензию, ведь орк — это ещё и проблема цивилизаций.
Можно заключить, что Россия спокойно относится к обвинениям любого спектра — от ордынства, орковости, имперства, большевизма, до авторитаризма и фашизма — так как это лишь дискурсивная эквилибристика. При этом Россия крайне уязвлённо реагирует на указание её некомпетентности, прежде всего в области военного искусства. Российско-украинское противостояние есть противостояние компетенций и актуальности — по крайней мере, оно хочет таким казаться — поэтому Россия так нервно воспринимает сомнения в её главной, военной компетенции. Насмешка над «второй армией мира»170 самая едкая из возможных, потому что она напрямую сопрягается с Реальным, которое Россия собралась принести Украине, и, если это Реальное оказалось неэффективным, значит, сам замысел похода потерпел крах, а Россия оказывается фикцией большей, чем любые Слова. Вы собирались преодолевать Ла-Манш, но вас остановил Северский Донец — украинские медиа могли нанести самоуважению россиян фатальный урон, если бы сосредоточились на унижении российских компетенций, но вместо этого они занялись обслуживанием устаревшего западного нарратива о «рабах», «безумцах» и «орках».
Когда же украинские медиа всё-таки сосредотачивались на критике российских компетенций, то делали это инверсивно. Например, максиму «Киев за три дня» родило не самоуверенное российское общество, а самый высокопоставленный военный США, председатель Объединённого комитета начальников штабов Марк Милли;171, что не помешало приписать эту уверенность России, хотя её опровергали даже украинские официальные лица172.
Болезненная важность компетенций для России лежит на самом виду. Так, обожествление Украиной западного оружия, понимаемого как нормальное, «сделанное для людей»173, вызывает у России скрупулёзный и жадный подсчёт уничтоженной западной техники, то есть желание опровергнуть норму, чем она же и подтверждается. Ведь желание опровергнуть означает связанность тезой, что опять делает Россию зависимой от чужого сюжета. России важно быть уверенной, что западные поставки «наши системы ПВО щелкают как орехи»174. Несоответствие своему военному статусу — вот что по-настоящему волнует Россию, по старой памяти привыкшую сравнивать каждый образец своей боевой техники с западной. Никто, даже само Реальное, не вправе сомневаться в военных компетенциях России, ведь все «должны знать, что мы-то по большому счёту всерьёз пока ещё ничего и не начинали»175.
На примере толкователей и спонсоров проукраинских медиа, можно заметить, что Россия в этом столкновении играет на свои, а Украина на чужие. Если с экономико-политической зависимостью и так всё очевидно, плен Слов можно увидеть на примере завода «Азовсталь», куда в апреле 2022 года отступила часть обороняющих Мариуполь украинских войск. Среди отступивших оказался полк «Азов», до 2022 года не имевший на счету серьёзных боестолкновений, зато приобрётший известность как тот самый фашизм. Российские медиа заученно рассказали о его зверствах, что ещё раз подтвердило ущербность выбранного пропагандистского контура, который не мог вместить очевидное: того, кто проводит статусную политику, нужно бить несоответствием этому статусу. Зверства — это как раз соответствие, заветное тождество, а обещания умереть как орлы на сучьях древесных и последующая мольба к Мировой Синагоге176 — это несоответствие. Статусная политика как эффективна, так и опасна — ритуальное обособление воинского коллектива, подобное сардаукарам, повышает сплочённость и стойкость подразделения, но вынуждает постоянно поддерживать планку. Многолетняя логика высказываний «Азова» предполагала бой до последнего, но не предполагала обращения к Женевской конвенции и башкану мусульманского мира, что разбило статусность сильнее любого ОФАБ-а. Это больше, чем просто позёрство. Это разоблачение какой-то общей неправды, крах гегелевской истории с её битвой раба и господина, в которой господином становится тот, кто не боится умереть, а рабом тот, кто согласен на жизнь; крах того, во что всегда верили все эстетизирующие политику. В основе господинности лежит жажда признания статуса со стороны окружающих, потому удивительно, но «Азов» не может считаться тем, чем его нарекли просто потому что оказался не готов платить за притязание на господство и сдал свой фестунг. Это можно, конечно, просмеивать, но случилось куда большее: пришествие Реального, а оно всегда рассыпает клятвы, не говоря уже о такой ерунде как статус. Началось общее отступление Слов, где несоответствие «Азова» своему же образу лишь мелкий и предсказуемый эпизод арьергардных боёв в период распада всего, что основывалось на вере в дискурс.
Так происходит, потому что Россия сделала ставку на Реальное, тогда как Запад в лице Жозефа Бореля по-прежнему хочет найти ответ в Словах:
Мы в институтах ЕС слишком технократичны, не касаемся эмоций, у нас нет нарратива, поскольку мы привыкли решать политическую проблему через технократические процедуры. Нам надо переосмыслить это и создать нарратив.177
Достаточно взглянуть на то, как сильно цеплялись за «нарратив» в истории с Азовсталью.
Объективную сдачу в плен, то есть признание, что противник создал такую боевую обстановку, в которой можно либо умереть, либо сложить оружие, и ты выбираешь второе, Слова назвали «спецоперацией» и «эвакуацией». Данность нельзя было передать как данность, потому что данность означала разгромное поражение. Толкователям пришлось прятать её в Словах: «Ukraine ends mission to defend Azovstal steel plant»178; «Evacuated Azovstal servicemen arrive in Ukraine's Novoazovsk, some wounded»179. Слово «сдача» или «плен» не могли быть произнесены по понятной причине мифа, который не мог кончиться поездкой в СИЗО, но сама оруэлловская уверенность, что слово «эвакуация» изменит реальность сдавшегося гарнизона, показывает маниакальную одержимость дискурсом, принципиально непохожую на словесную неуклюжесть России180. Это всё тот же безвкусный плод постструктурализма, но в том-то и дело, что война, как предельное приближение жизни и смерти, существенно обнуляет увлекательную языковую игру. Ворожить ею было так модно в мирные дни, но вот заправлен октановым числом старичок Су-24 и уехали с груди Семенович смешившие её Искандеры. И взорвалась реальность. И что значит текст?
По счастью России, навязчивая вера в Слова, а не взаимодействие с Реальным, всё ещё характеризует спонсоров Украины, которые даже в «профессиональной» аналитике не могут удержаться от дискурсивного подмена:
The culture is highly egalitarian. Orders groups are more akin to debates in which the commander's statement of the mission objective results in a chaotic discussion enabling all participants to raise questions, concerns and ideas The result is often an innovative and technically complex tactical scheme and is a large cause for Ukraine's widespread tactical successes. It is an approach that maximises the contribution of motivated soldiers with a wealth of creativity and a wide range of competences.181
Ещё более наглядны меметизированные обращения сидельцев с Азовстали. Казалось бы, зачем окружённым обращаться к Папе Римскому, Реджепу Эрдогану, ООН, Красному Кресту, мировому еврейству, американскому конгрессу и Илону Маску, если никто из них не имеет возможности повлиять на происходящее? При том что рядом, всего в двух шагах, находятся те, кто обладает подлинным контролем над тобой и твоим положением? Почему те, в руках которых твоя жизнь и смерть, феноменально не замечаются, будто их вообще нет? Зачем отбивать челобитные чужакам, если из-за этих челобитных тебя и загнали в подвал?
Это незамечание, нежелание, отбрыкивание, отсекание реального говорит о причинности войны куда больше, чем любая геополитика.
Казалось бы, за столько лет уже можно было понять, благо кто только ни озвучивал.
Но нет.
Это похоже на то, как двоечник на уроке учит стих по рассказам других — уже все вокруг давно выучили, а он всё никак.
10. Ты удивишься, но это спецоперация.
Если Украина сполна осуществила прикладные преимущества активизма, уже в 2015 году имея две с половиной тысячи волонтерских организаций, помогающих армии182, единственными активистами, которым позволили выступить с февраля 2022 на стороне России, оказались чеченцы. Поток медиа, настойчивое ведение соцсетей, скандалы и бесконечные пояснения за Слова183... Как и у украинского игрового сообщества, у чеченского даже оказалась своя вездесущая кричалка: «Ахмат сила!».
Почему чеченцам было разрешено выступить как активистам?
Потому что они имеют значительную автономию от центра, выступают не как россияне, а как союзники России, не федералы, а федераты, которые, имея самостоятельность, могут позволить себе всю полноту активизма.
В начале кампании 2022 г. (до мая) Россия решила не повторять опыт 2014-2015 гг. с массовым добровольческим движением184. В период февраля-апреля 2022 г. Россией не было объявлено ни то, что частичной мобилизации185, но даже рекламной кампании о необходимости подписать краткосрочный контракт. Причём сами военкоматы не высказывали особого рвения в поиске людей с боевыми специальностями, отдавая предпочтение дефицитным специалистам вроде водителей. Более того, в первые месяцы границу можно было перейти либо по блату, либо с паспортом ЛДНР, либо по справке о работе на территории республик, чуть позже — только в составе группы. Задержанные на таможне186 гуманитарные группы чередовались с задержкой отправки как членов СДД, так и тех, кого в России называют «ЧВК»187. С марта 2022 г. добровольцев перенаправили через гудермеский Университет спецназа, чуть ли не единственную активистскую отдушину во всей России188. На первом этапе Рамзан Кадыров был единственным, кто смог выбить из России разрешение на формирование больших добровольческих отрядов, которые даже в таком виде оставались частью государственной структуры Росгвардии. Позже поток добровольцев через университет в Гудермесе оказался перекрыт189, вместо чего регионы России стали формировать собственные вспомогательные подразделения. Их смысл точно передал губернатор Приморского края Олег Кожемяко:
Главный принцип, который мы здесь формируем — землячество. Мы обеспечим батальон всей необходимой экипировкой, спецсредствами, рациями. Батальон придет к своим землякам подготовленным и будет хорошей поддержкой военным частям, которые участвуют в спецоперации на Украине.190
Татарские добровольческие батальоны «Алга» и «Тимер», подразделения из Башкирии, Якутии, Санкт-Петербурга, Омска, из других субъектов Федерации191 — ориентировочно с конца апреля 2022 г. российское государство всё-таки решило прибегнуть к ограниченной общественной помощи, но поначалу изъяло из неё тот важный и определяющий смысл добровольчества, который предполагает независимость, самостоятельность и автономность каждого отдельного волонтёра. Это казалось настолько нежелательным, что вместо смешанной общероссийской солянки, как на базе того же Гудермеского университета, либо пополнения «вольноопределяющимися» уже воюющих частей, было принято решение сделать ставку на отдельные территориальные подразделения в рамках землячества — потенциально крайне опасного и разъединяющего явления192. И только по ходу разворачивающейся войны, которая приобретала всё больший размах, государство нехотя запустило масштабную добровольческую кампанию193.
Долгое отсутствие даже частичной мобилизации в России194 показывает очень чуткое, настороженное отношение государства к обществу, которое не хотят вмешивать в происходящее в отличии от обществ ЛДНР, коими распорядились без спроса и вполне колониально. Во-вторых, мобилизация — это не только подневольное подчинение, но и переработка вовлечённых масс из привычного в экстремальное, творческий ответ на экзистенциальный вопрос, что неминуемо породит новые и не во всём подотчётные положения. Такой теоретик активного общества как социолог Амитай Этциони как раз использует для своей творящей концепции понятие «мобилизация»:
Когда социальная единица мобилизуется, она имеет тенденцию изменять свою собственную структуру и границы, а также структуру той более высокой единицы, членом которой она является.195
Война предполагает включение народа в происходящее. Нельзя воевать без народа, без его мобилизационных подвигов и смертей. Война приходит в каждый дом, от неё не отмахнёшься ленточками на троллейбусах и зажжёнными окнами городских администраций. В войну народ оказывается соучастником, а значит, не только приводимым в движение объектом, но и субъектом, который просто в силу своей значимости тоже что-то требует и чего-то ждёт. Война обязывает государство к изменению, потому что оно изымает у народа самое ценное, что у него есть, и обязано предоставить в ответ что-то кроме денежного возмещения.
Тогда как спецоперация не имеет никаких обязательств кроме контрактно оговорённых. Она проводится исключительно средствами имеющихся силовых структур и не является по отношению к народу неизбежной. В рамках спецоперации не нужно добровольческое движение, не нужны волонтёрские группы, не нужны своевольные военкоры196, не нужны самостоятельные харизматичные лидеры, не нужно искреннее выражение народных чувств. Более того, всё вышеперечисленное опознаётся как опасное, как неподотчётное и даже как вражеское. Российское государство не нуждается в общественной поддержке, потому что поддержка (как и жертва) обязывает, а государство не хочет и не желает быть обязанным, хочу — на Киев иду, хочу — отступаю.
В таком случае возникает ещё более насущный вопрос: почему для самого важного внешнего конфликта после 1941-1945 гг. Россия использует неполный наряд сил, из раза в раз оттягивает принятие решений, способных ускоренно окончить конфликт в пользу России, и всячески сопротивляется включению народа России в противостояние, даже соглашаясь на образовые, военные, экономические и стратегические потери?
Потому что Россия, как и Украина, проводит статусную политику, где агентность выгоды не является принципиальной. Только источник её не спорадичность взбалмошных активистов, а твёрдость государственной монополии. Невозможно представить, чтобы Владимир Путин выступил с заявлением, где бы призвал предпринимателей жертвовать деньги на оснащение добровольцев, женщин вязать вещи, поэтов — петь, а держателей капитала — делиться с армией. Подобно тому, как карантинные меры в пандемию в целом обошлись без карантина, государство стремится отделить СВО от войны, единственной нарративной озабоченности России197. Спецоперация — это всё ещё ограниченная экспедиционная кампания силами предназначенных для того государевых мужей, тогда как обращение за народной поддержкой есть констатация, что спецоперация вышла из предназначенных ей границ, а значит, государство в какой-то степени утратило контроль над происходящим, что есть крамола там, где «всё идёт по плану»198.
При таком подходе совершенно естественно, что бумеранг деактивации сразу же вернулся и ударил по России, по тем патриотическим силам, которые самостоятельно, снизу и на собственный лад высказали поддержку происходящему. Достаточно вспомнить мытарства конференции «Za победу!»199, разметывание «Листвы»200 или запрет «Марша солидарности народа и армии»201. Даже жители хутора Недвиговки, на свои средства установившие патриотические придорожные плакаты, якобы столкнулись с противодействием местных властей202. На фоне десятков подобных новостей призыв президента России Владимира Путина остаётся всё ещё старой стратегией возглавления низовых процессов:
Я почему к вам обращаюсь, к депутатам? Консолидация общества очень важна, но нужна общенациональная повестка поддержки Вооружённых Сил. Это чрезвычайно важно, чтобы воины наши чувствовали эту поддержку. Это будет придавать им силы.203
Фундаментальная проблема России в том, что её общество созрело до массового самостоятельного патриотизма, но ни его массовость, ни тем более самостоятельность России в нормативном её состоянии попросту не нужны. Ведь Россия старается не подчинить общество, что предполагало бы простую триаду экспансии-оккупации-мобилизации, а отодвинуться от общества и отодвинуть общество от себя, сделать его не-важным, не-мешающим, отстранённым, вытолкнуть себя в нирвану. Российское государство желает говорить с обществом без разговора, волить из лучших просвещенческих убеждений, что, вопреки популярному мнению, не некая «азиатчина», а ультра-рационалистическая, утопическая европейская позиция в духе XVIII в. с абсолютистским направляющим сувереном.
В такой оптике личные лоялистские убеждения не менее опасны, чем революционные, т.к. государство опасает не характер действий, а их самостоятельный исток. Государство в России веками занимается отхожим промыслом: когда над ним нависает опасность, государство уходит в народ, чтобы привезти из него спасительную партизанщину 1812 года, оплаченный колхозниками танк с неожиданным именем Дмитрий Донской, или массовое добровольческое движение 2014-2015 гг. Но по возвращении государства с отхожего промысла, оно не торопится платить по счетам: не отменяет крепостное право, не ослабляет гнёт колхозной системы, не проводит во власть людей, рисковавших ради неё здоровьем и жизнью.
Подходящий пример можно найти у консервативного публициста Михаила Каткова, неожиданно призвавшего к подавлению польского восстания 1863 года:
Катков, посреди почти абсолютного молчания в русской журналистике, решительно выступил против восставших — и оказался голосом «безмолвствующего большинства». Провозглашая ценность государства, поддерживая позицию целостности империи и борьбу с повстанцами, он впервые употреблял слова, которым ранее не было места в русской журналистике: «национализм» и «государственничество» за пределами официоза. Это было открытие «общественного мнения»: внезапно для всех — для власти и оппозиции — обнаружилось, что в стране есть общество, и сила Каткова состояла в его способности в эти годы явиться его выразителем и направителем. Катков заговорил от лица нации — не оформленной, но уже переставшей быть исключительно объектом управления, обретающей собственную субъектность.204
После подавления бунта в Северо-Западном крае излишний (кстати — вполне активистский) пыл Каткова столкнулся с холодностью больше не нуждавшегося в нём государства. Восстав против восстания, Катков проявил себя как представитель публичной сферы, что предопределило трения с государством, которое он защищал. «Московский вестник» столкнулся с рядом цензурных ограничений и штрафов, подумывал закрываться и ненадолго закрылся, заодно перестав писать на волнительную для империи тему национализма. Ратовавший за русификацию Катков был даже обвинён начальником III отделения П. А. Шуваловым в стремлении «возбуждать и поддерживать беспорядки в окраинах империи»205. Желание Каткова облоялить зарождающийся русский национализм не нашло при Александре II отклика: лояльность предполагает опору, то, на чём будут покоиться некие основания, то есть взаимозависимость, на что сверхцентрализованные государства идут лишь в случае крайней нужды. После смерти Каткова «Московский вестник» мгновенно стал выхолощенным казённым журналом206.
Воистину, во все времена самая нонконформистская позиция в России из всех возможных — это позиция патриота. Ему всегда достаётся от всех. В особенности от собственного государства.
На примере Каткова и подавления польского национализма можно представить, что будет после подавления «национализма» украинского. Самое распространённое ожидание (и, к слову, оправдание) — это национализация и суверенизация самой России, то есть складывание новой национальной элиты со ставкой на пресловутую патриотическую партию. Логика подобных доводов строится на сецессии Запада от России (не наоборот), из чего следует неизбежная опора на собственные силы.
Не отрицая некоторые изменения, которые, всё же, произойдут скорее вопреки, чем благодаря, стоит напомнить, что в данном конфликте Россия либо не задействует, либо не имеет средств, способных привести к собственной политической перезагрузке.
Так, почему с терриконов Донбасса не спустится национальная элита? Дело в принципиальной анонимности российской армии. Силуэты участников российской спецоперации сливаются в тень государственной машины, единой и обезличенной, которая привносит упорядочность в медийно расхристанную Украину. Но элита — это прежде всего право на публичность, те, кто может и не боится показывать себя. Статус элиты всегда связан с тем, позволено ли кому-то демонстрировать своё превосходство, но с наступлением века информации это уже не знаки сословной принадлежности, а демонстрация как таковая, включённость в отношения активист-проводник-толкователь-спонсор.
Стоит вспомнить, что за время боевых действий со стороны России не появился ни один воин, узнаваемый на уровне всего общества и всей страны. Армия осталась анонимной, молчаливой и скрытной. В этом нет ничего удивительного, так как сам смысл СВО состоит в подавлении любой личной активности, в воцарении государства, в привнесении правил и распорядка. Следовательно, искать какую-то «элиту» нужно не среди персоналий и публичности, а среди определённых структур.
Существует ли в России структура, достаточно масштабная, чтобы уметь справлять государственные функции, и достаточно независимая, чтобы при этом не слиться с ним? Ответить можно только указанием на потенциальность — структуру Евгения Пригожина, создавшего как влиятельную сетку Telegram-каналов, так и боевые подразделения, безусловно связаные с государством и в то же время достаточно автономные, чтобы держаться особняком. Евгений Пригожин идёт с государством параллельным курсом, альтернативно сочетая активизм и государственную покорность. Когда был взят город Соледар, Пригожин заявил: «Еще раз хочу подчеркнуть, что в штурме Соледара не участвовали никакие подразделения кроме бойцов ЧВК «Вагнер»207, хотя тот же завод Кнауф брали армейские подразделения МО РФ, как и в боях за охват Соледара участвовали десантные подразделения России, например 106 ВДД. Манера выступлений Пригожина строится на особом низовом популизме, находящим отклик в сердце народа: «бездарность» армейского командования, трусость власти, коварные замыслы толстосумов, оторванность начальников от рядовых, бездна социального расслоения208. Это дискурс того российского активизма, который, в отличии от западного коллеги, падает на подготовленную почву и даёт самые обильные всходы. Евгений Пригожин ведёт медийную войну с МО РФ, даже допуская неоднократные оскорбления семьи министра обороны209, что напоминает классическую вендетту. При этом медийное влияние Пригожина к концу 2022 года заметно переросло медийное влияние Рамзана Кадырова, который по каким-то причинам резко снизил свою первоначальную активность. Можно предположить, что даже такой резкий по меркам России активизм всё ещё находится на чётком контроле государства. И можно быть уверенным, что оно запомнит всё сказанное в свой адрес.
Наряду с Рамзаном Кадыровым, Пригожин оказался единственным покровителем российского активизма, которого СВО вознесла на вершины авторитета. Будущее пригожинских структур неизвестно210, но то, что они выросли не снизу, а свесили своё корневище сверху, вновь показывает централизованность любых российских изменений.
Это ставит во главу изменений не право, волю или иные абстрактные нормы, а вещь вполне конкретную — компетенции. Изменения в России потянет за собой не какой-либо ценностный набор, а умение взаимодействовать с реальностью, настолько масштабен оказался разверзнувшийся кризис.
11. Луковые стрелки, мокрые глаза.
Обилие текста, посвящённого украинской тематике, хоть и простирается от геополитики к дискурсивным заботам, крайне редко уделяет внимание такому фактору конфликта как активизм. Даже самые передовые работы, отражающие блеск фукианской лысины, всё ещё борются с мета-нарративами, деконструируют язык, рассматривают власть как систему иерархических дискурсов и, конечно, говорят об идентичности, но активное действие, тот бурлящий низовой водоворот, брызги которого в 2014 году долетели до самого верха, всё ещё остаётся в стороне от анализа.
Не отрицая нужность подобных подходов, а также не считая активизм единственно необходимой описательной концепцией, данный текст попытался увидеть за медийной деятельностью нечто большее, чем просто инструмент влияния больших сил. Можно задаться вопросом, в чём смысл изучать строение молотка, если следует найти руку, что его держит, но в хоре аналитики о заказчиках давно затерялся и ждёт нового поручения охотливый исполнитель.
В современности появляется всё больше акторов с очень разными представлениями о правильном устройстве мира. То, чем они инспирированы — религиями, медиа, теориями, капиталом, технологиями — всё ещё важно, но большое описательное поле и великие мир-системные сдвиги не позволяют ощутить стереоскопичность невидимых изменений, ту незаметную сетку мелких трещин, что покрывает социальное и хочет жить в мире крошева и осколков. Помимо движений ВВП нужно рассматривать движения тел, чьё-то обиженное бормотание, зависть и требуху.
Итак, насколько можно судить, первоначальная задумка России заключалась не только в объявленной денацификации и демилитаризации Украины, но и в её деактивации, в принуждении расхристанного дискурса к понятным государственным отношениям, в которых Россия чувствовала себя уверенно и хотела вновь о чём-то договориться. Об этом свидетельствует компромиссная военно-политическая стратегия, щадящий характер боевых действий211, не дегуманизирующая информационная политика, промедление с созданием военно-гражданских администраций, нежелание втягивать в противостояние российское общество, мгновенная готовность к переговорам и долгое сохранение в целостности ключевой инфраструктуры противника — от энергосистемы212 до систем управления.
Само по себе обращение к силе было вызвано разочарованностью России в Словах, в бесплодности диалога, о чём откровенно сказал Владимир Путин:
Хочу чётко, прямо сказать: в сложившейся ситуации, когда наши предложения о равноправном диалоге по принципиальным вопросам фактически остались без ответа со стороны США и НАТО, когда уровень угроз для нашей страны значительно возрастает, Россия имеет полное право принимать ответные меры обеспечения собственной безопасности. Именно так и будем поступать.213
Любая война — это сорвавшийся диалог, но вместо бахтианской идеи о вечном выслушивании друг друга стоит задуматься вот о чём: если диалог свивается в бесконечность, не значит ли это, что нам попросту нечего друг другу сказать? Если бы существовала возможность по-настоящему понять другого человека, не просто допустить правомочность его аргументов, а воспринять его основание как своё собственное, нужно ли нам было бы говорить? До бесконечности — уж точно нет, а значит, «равноправный диалог» невозможен, ибо он не способен расценить другого человека как равного, ибо расценить кого-то как равного, значит, расценить его как самого себя. Предел равенства — это жертва собственной онтологией, то, на что готов только Бог. Именно невозможность диалога пытаются скрыть Слова, уверяющие, что надо говорить, говорить, говорить, то есть оставаться в текущем. Именно против этого выступила Россия, насуплено двинув Реальное на Слова.
Собственно, что и называется деактивацией.
Сама по себе деактивация ни разу не проговаривалась даже на полуофициальном уровне, но инструментально только она способна воплотить заявленную Россией денацификацию. Если демилитаризация может быть осуществлена непосредственно, как уничтожение военного потенциала, денацификация в трайболистском конфликте может решиться только полной оккупацией, что Россия — насквозь проносясь через беззащитные Сумы — изначально не планировала, а после и не могла осуществить. Следовательно, раз добиться денацификации физическими мерами невозможно, остаётся отдалить активизм от государственных институтов, что не менее трудновыполнимая задача, которая всё так же затягивает конфликт. Но чем дольше он оказывается затянут, тем больше объявленная спецоперация превращается в классическую войну. Превращение это связано не с самим характером боевых действий, а с постановкой более естественных военных целей и соразмерным выделением средств для их достижения. Хотя разрыв между ожиданиями и тем, о что они разбиваются, по-прежнему велик, что вызывает приступы негодования у немногочисленного российского актива.
Тем не менее, в 2022 году Россия за считанные месяцы пройдёт ту же эскалацию, которую Украина прошла за восемь лет. Сам формат СВО — это старое, нежизнеспособное понимание Украины и России, их потенции и возможностей. Даже откол территорий от Украины — это всё ещё инструмент, а не цель России. Со временем он обречён затупиться и быть заменён. Благодаря недостаточному формату СВО, она приведёт как к укреплению государственности Украины (парадокс), так и к возвращению компетенций Россией (парадокс). Последняя хотя бы на время, но затребует свой актив, чтобы после победы знакомо избавиться от него.
Победа России на поле битвы неизбежна так же, как и собирание всех возможных поражений на пути к ней. Повествование о фашизме превратит российскую победу в ещё одно мифическое сокрушение «объединённого Запада», который вновь вторгся в границы Отечества. Возможность дипломатического разгрома, подобного Берлинскому трактату 1878 г., как и неравнозначность технической победы в полях изначально заявленным целям, а также ограниченность этой победы, момент не просто публицистичный, а даже порочный, ведь когда в центре внимания оказывается не причина, а цель насилия, смертоубийству подыскивается моральный эквивалент.
Куда важнее, что в 2022 году начался первый преждевременный акт большого, на десятилетия, системного перехода-перетока сил даже не от «Запада» к «Востоку», а из Слов в Реальное, поэтому, пока кто-то говорит о сиризации конфликта, нужно говорить об украинизации мира. Мир раньше срока ступил в несколько десятилетий непрерывных конфликтов, в одну долгую спорадичную войну, даже в войну по доверенности, где следующим большим противником России обречена стать связка Турция-Азербайджан, уникальная дуопия государственных активистов, занимающихся экстерриториальным этническим шантажом.
В любом случае, следует задать вопросы не о военной стратегии, луковые стрелки которой слезят глаза, не о политических превращениях, не об уставших за полвека Словах, а о том, способен ли инструментарий государства одолеть инструментарий медийного активизма? Какая из этих методик эффективнее, выигрышнее, долговечнее? Отступят ли Слова перед Реальным? Достаточно ли государства для Реального? Способно ли тяжеловесное кондовое государство с бакенбардами XIX столетия быть успешнее вертлявой периферийной пигалицы? И что сильнее — компетенция или активность?
Можно предположить, что активизм потерпит в этом столкновении поражение. В основе активизма лежат Слова, то есть торговля абстракциями, мнениями, информацией, оттенками смыслов, повествованиями, этакой спекулятивной неоднозначностью, но масштаб разверзнувшегося конфликта таков, что мир хотя бы на время откатится к примитиву, к материальному и насыщенному. Нефти, насмешливо именуемой жижей, и продовольствию, презрительно именуемому жратвой. Внимание к украинскому зерну, с которым так усердно стараются связать страшное слово Голод, пугает уже не наррацией, но вполне зримым истощением глобального Юга214, а пылающие города и гибель людей — уже самая горькая действительность из всех возможных. Именно на Реальное поставила Россия, именно об этом она талдычит всем, кто хочет жить в одних только Словах:
Напрашивается вывод: на смену экономики мнимых сущностей неизбежно приходит экономика реальных ценностей и активов. По оценке экспертов, уже в ближайшие годы, это объективный анализ, будет запущен процесс конвертации глобальных резервов, — просто им деваться некуда при таких дефицитах, — из теряющих свою стоимость валют в настоящие ресурсы, — другие страны, конечно, будут это делать, — такие, как продовольствие, энергоносители, другое сырьё.215
Насколько объективна такая оценка — вопрос, но то, что из неё исходит стратегия действий России, несомненно. При этом, уничижительно называя Запад «экономикой мнимых сущностей», совсем уж зря забывается, что в то же время это крупнейшая экономика Реального — фармацевтики, ВПК, микроэлектроники, той же нефти и продовольствия. Исторически Запад — это товар, обросший политическими требованиями. Расстроить чужой дискурс не составляет труда, пока он остаётся самолюбивым индюшачьим восторгом, но, если активист упакован зримыми плодами этого дискурса, сразиться с ним куда как сложнее.
Что, собственно, Украина и показывает: взятая на полное содержание, предоставляющая единственное, что может предоставить — людей, она превратила свою территорию в полигон, значимость которого сокращается тем больше, чем более сильную теорию и оружие на нём применяют216. Украина объясняет такую позицию битвой за собственный суверенитет, но, если реактивная российская политика сокращает его экстрактивно, в величине контролируемой территории и населения, качественное усечение украинского суверенитета происходит совсем с другой стороны, причем запоздалое российское вмешательство вызвано как раз вторым, западным участием. В этой ответности и неторопливости корень множества российских неудач.
Когда русский националистический актив требует немедленного уничтожения украинского государства и приходит в закономерную ярость, что Россия не собирается этого делать, а рассматривает СВО как инструмент дипломатического принуждения — это всё ещё показывает сосредоточенность на понятиях XIX-XX вв. как самого актива, так и российского государства. Россия не хочет признать, что никто из Слов не собирается принять ограниченность её СВО, а прямо считает её войной, геноцидом, захватом и оккупацией, чем калечный формат СВО, разумеется, не является. Российский нацактив же не хочет признать, что речь идёт не об уничтожении Украины, а о её деактивации, то есть сохранении Украины в неопасном, устраивающем Россию виде.
Что сопряжено с рядом объективных трудностей, так как каждая воюющая сторона претендует на общее будущее на общем пространстве. Это делает невозможным какой-то окончательный договор и долгий соседский мир: Россия готова на него при сохранении деактивированной Украины, Украина не готова на него при сохранении России. При этом Россия верно понимает необходимость устранения распоясавшихся активистов, но недооценивает власть Слов и переоценивает степень воздействия на них силы. Возвращению государства, которому не нужны потеря трети экономики и четверти населения217 и с которым бы Россия хотела договориться на рациональных основаниях, мешает аффектация дискурсом, отказывающимся принять Реальное. В свою очередь, русский националистический ответ, который на самом деле жаждет получить ту же возможность самовыражения, что и у его украинских коллег, видит проблему в наличии Украины как таковой. В определённом смысле это так — оставаясь существующей, Украина всегда будет воспитывать националистический актив посредством институтов школьного образования и политики памяти, но это тоже Реальное, с которым приходится считаться уже самой России, ведь у неё нет ни возможностей, ни желания уничтожить всю Украину. Следовательно, России необходимо минимализировать вред и максимализировать прибыль от её существования. Поэтому Россия так медленно, но неуклонно поддавливает Украину к заключению всеобъемлющего договора, условия которого ухудшаются для Украины с каждым этапом кампании, подобно тому, как в первые дни СВО речь шла об отказе от Донецкой и Луганской областей, а в середине 2022 года уже об отказе от Запорожской и Херсонской. Но при всём желании России рассматривать происходящее не как что-то бесповоротное, Слова рассматривают его именно так, а значит, никакой договор без фатального поражения одной из сторон невозможен. Но текущий формат СВО не предполагает тотального уничтожения Украины, неторопливость чего Слова воспринимают как слабость и близкое поражение России, следовательно — бессмысленность каких-либо переговоров. Нетрудно заметить, что даже в военных действиях воспроизвёлся тот же шизофренический характер украино-российских отношений, что и в мирное время. Из этого следует неизбежная радикализация России, которую Реальное вынудит превратить СВО в войну и неизбежная радикализация Запада, который вынужден будет попробовать превратить Россию в Нереальное. Поэтому горячая фаза конфликта растянется на годы, а последствия его на десятилетия.
В любом случае Украину ждёт усечение территориального и демографического потенциала, так как это первая в истории человечества большая война, которая идёт на территории, где произошёл второй демографический переход. Вопрос масштаба этого усечения сугубо прикладной. Важнее задуматься о том, укрепит ли СВО позиции активизма на Украине или наоборот усилит государство?
Возможны разные варианты. Катастрофическое военное поражение Украины неминуемо разломит государство, возвысив местные формирования и их местных спонсоров, как это было в 2014 году. Медленно проигрываемая война возвысит на Украине государство, как это происходит в середине 2022 года218. Внешнее довольствие в условиях войны также сосредоточится на государственных институтах, что укрепит их, как и сохранение Россией ключевой украинской инфраструктуры. Война, как вещь реальная, с пробуксовкой возвращает Украине государственный инструмент взаимодействия с действительностью, но только пока сама война остаётся ограниченной, то есть не непосильной для Украины. А Россия — по вышеозначенным причинам — воюет именно ограничено219.
К слову, именно ограниченность спецоперации является причиной постоянного расширения войны.
Вольно или невольно, но текущие действия России возвращают Украине её государственность. Это парадоксальный, даже безумный вывод, который идёт вразрез со всеобщей убеждённостью, что Россия пришла эту государственность забрать. Укрепление власти президента Зеленского, связанное с ориентацией на него иностранных и устранением местных активистских покровителей — вот полугодовой итог военных действий. Пока Россия экстрактивно забирает земли, на Украине качественно укрепляется центральная власть — нечто для трёх украинских десятилетий немыслимое220. Но как только боевые действия окажутся замороженными, государственное цементирование неминуемо послабится как из-за истаивания внешней поддержки, так и из-за потерь собственной экономики.
Можно лишь с точностью сказать, что демографическое будущее Украины — это уникальная смесь многочисленных стариков и малочисленных радикализованных активистов.
В свою очередь, Россия также столкнётся с новым для неё феноменом активизма. Во-первых, это деятельность сложных, аффилированных с государством структур, таких как корпоративная сетка Евгения Пригожина или этнократия Рамзана Кадырова, чью деятельность можно вновь охарактеризовать как бег по соседним с государством дорожкам. Во-вторых, это массовый низовой активизм, пробуждённый мобилизацией. Необходимость самому себя обмундировать, противостоять закостеневшей системе, отстаивать свои права и судьбу — вот лишь немногие следствия вынужденного обращения государства к обществу. Можно увидеть сколь жадный восторг вызвала мобилизация у запревших активистов, увидевших в ней всё — от юнгеровских анархов, минитменов и рыцарства до становления корпораций и комитета солдатских депутатов. Вновь не отрицая определённых изменений, которые произойдут в России под влиянием мобилизации, стоит напомнить, что осмыслять её (пусть и с учётом низовых требований) по-прежнему будет государство, так как только государство способно дать компетентный ответ на развернувшийся кризис — настолько значим он оказался221.
Поэтому российская борьба с активизмом продолжится и внутри страны. Будучи востребованным по примеру Каткова и его «Московского вестника», внутренний российский актив будет вновь отстранён от субъектности, как только в патриотических костылях отпадёт хотя бы видимая необходимость. Неохотно, помимо воли, терпя убыток, российское государство обречено обратиться к обществу, но так же обречено отвернуться от него, как только государство вновь ощутит себя сувереном.
Поэтому не стоит понимать данный текст как филиппику активизма и апологию государства — между этими понятиями нет даже антагонизма, но нет его только тогда, когда в обществе сохраняется разум. Следовательно, наиболее эффективный, долгий и стратегический ответ России состоит не в создании собственного активизма, а в рационализации общественно-политической жизни, то есть в поощрении компетенций. Одно из измерений украино-российского конфликта и есть столкновение активистского пафоса и спокойного, уверенного знания. Компетенции — вот самый сильный российский сюжет, отчего Россия так нервно реагирует на сомнения по поводу своего профессионализма, особенно в военной области.
Следует понимать, что компетенция не равна эффективности. Компетенция — это возможность для эффективности, та база — индустриальная, технологическая, культурная — на основе которой возможна выработка каких-то решений. Как правило, компетенция атакуется картинкой, сочным сравнением, попыткой хлёстко всё умалить, обесценить одним ярким примером. В медийном психозе компетенция увязывается исключительно с эффективностью, что есть подлог, так как можно быть эффективным, но не иметь компетенций (Украина), а можно иметь компетенции, но не быть эффективным (Россия). Но даже если принять всю критику российских компетенций за данность222, эта слабость способствует залатыванию обнажившихся брешей. Масштаб разверзнувшегося кризиса таков, что Реальное давно перевесило чью-то отдельную волю или безграмотность, а значит, история встала на лыжню, с которой почти невозможно сойти.
Таким образом разрешается главное недоразумение данного текста: почему в его основу положен толерантный Юрген Хабермас, один из самых детрансцендентализирующих философов, а не понятный набор консерваторов? Почему не Аксаков-Леонтьев и, раз уж всё равно немцы, не Арнольд Гелен — к слову, один из первых важных критиков активизма? Ведь консервативный ответ давно противостоит активизму как метафизика крови и почвы, презрение молвы, шаг одиночки, мобилизация народного духа и сто два года Эрнста Юнгера.
Для понимания следует спросить кое-что ещё: «Является ли Россия сложным обществом?». Если ответ — «да», то очевидно, что российское общество может оставаться соединённым (не единым) только посредством какой-то абстрактной солидарности. В данный момент, в 2022 году, такую солидарность заменяет политика гашения Владимира Путина, пытающегося сглаживать всю российскую сложность так же, как в 2017 году успешно сгладили юбилей Октябрьской революции. Но долго подмораживать общество невозможно — особенно если не собираешься рвать больные зубы. Рано или поздно, но придётся выблукать к какой-то солидарности, успех которой возможен только при всеобщности её охвата. Консервативный ответ в силу своей политической природы не способен дать такой охват, хотя наиболее популярный рецепт российского «спасения» как раз состоит в превращении России в «истинную» консервативную Европу XIX века, в этакий традиционалистский хаб для всех «здоровых» мировых сил. Даже если опустить сомнения в соответствии России такой миссии, как и забыть о том, что консерватизм XIX столетия с треском проиграл свой бой, для сохранения цветущей российской сложности необходимо онтологическое, а не политическое положение, шершавая китовья спина, на которой может стоять что угодно, в том числе милый многим консерватизм.
Кит этот зовётся публичным употреблением разума, драгоценным наследием Канта, обращённым в действующую гласную сферу, которая совместит различные компетенции в выработке необходимых рациональных решений.
Это самое опасное и действенное, что может предпринять Россия по отношению к Западу, который на уровне лучших своих умов и лучших своих агрегаторов распространяет многовековое и чрезвычайно характерное обвинение: Россия ненормальна, ее глава безумен, народ инаков, а сам характер жизни пропитан необъяснимым сумасшествием. Со времён открытий Фуко обвинение в безумии стало самым страшным из всех возможных. Обвинение в умалишённости гораздо хуже обвинений в бесчеловечности, так как отказывает в биологической полноценности обвиняемому, который отныне недееспособен, не может отвечать за свои действия и поэтому выведен из высокого ранга противника в безумца, с которым нельзя спорить и которого нельзя уважать. Безумие — это даже не враг, это кто-то вообще не осознающий себя и реальность223, не субъект, а оболочка, тело без мотивов и идентификации, тот, кто действует во власти необъяснимых опасных сил.
Поэтому, когда Слова называют кого-то безумцем, с ним хотят поступить хуже, чем с тем, кого называют маньяком, преступником или убийцей.
Действенный ответ на это один — разум, что для России означает ровно одно — необходимость построения публичной сферы для выработки и задействия всех имеющихся у неё компетенций в сложном делиберативном обсуждении.
Каков должен быть первый шаг будущего обсуждения?
Раз Россия делает ставку на Реальное, ей необходимо иначе отнестись к его природе: не как к чему-то однозначному или неизменному, а как к связанности человеческих обязательств. Реальное не находится где-то в стороне, покорно ожидая открытия, а осуществляется во взаимодействии человека, в многообразии его практик. Потому Реальное многолико, изменчиво, рассыпчато, текуче, плавко, но — вещественно, зримо, ответно. Нужно расслышать Реальное не в эхе советского марксизма (то, что существует безотносительно человеческого сознания), а как то, что разделяет собой мыслящие субъекты. И тогда случится простейшее и оттого поразительное чудо: Реальное окажется не отчуждённой объективной однородностью, пригодной для самодержавного управления, а полем договора, которому необходим собеседник, потому что в единственном числе в таком Реальном делать совершенно нечего.
С принятием подобного взгляда на Реальное становится возможна выработка делиберативного мнения, то есть мнения, сложенного в обоснованном публичном общественном пространстве, способном утвердить нарушаемый то в пользу Слов, то в пользу государства баланс. Парадоксально, но такой вариант возможен как раз потому, что в России отсутствует такое конкурентное явление как политика, заложники мнения (активисты) подвергаются в ней гонениям, капитал и медиа подчинены силовому аппарату, частное оказалось под запретом политизации, а Слова зависимы от Реального, то есть в России государству подконтрольны те факторы, которые в своё время выродили европейскую публичную сферу. Но о какой публичной сфере вообще можно говорить, если в России так легко и обильно осуждаются даже невинные Слова?
Во-первых, настоящие обсуждения проходят не среди тех, кто сидит за интернет-ширмой с напяленным на руку кафтаном Петрушки, а на этаже профессиональных компетенций. Из-за своей редкости и значимости эти компетенции пока что не страдают из-за своих же выводов. Даже такой тихушник как Владимир Путин вынес на публичное экспертное обсуждение ряд важных пробем224, а после признал необходимость принимать даже эмоциональную критику225. Во-вторых, само по себе воление отдельных лиц уже давно сломлено гравитационным колодцем исторического события. Чтобы выбраться из него необходимо взаимодействовать с Реальным, и это взаимодействие произойдёт независимо от воли тех или иных начальствующих лиц. В-третьих, на данный момент у России физически присутствуют сильные интеллектуальные и технические традиции, собственная IT-среда, достаточное количество населения и ресурсов, чтобы употребить их на выработку разумной, свободной, спокойной и самой разнообразной солидарности.
Сможет ли Россия достигнуть её?
Вероятность такого исхода невелика.
Добившись поставленных целей, государство проведёт деактивацию тех немногих внутренних сил, еще способных на самостоятельное рациональное суждение. Вместо того, чтобы дать вызреть незаинтересованной дискуссии, соотнести самые разные аргументы и дать ход компетенциям, после победы Россия ответит на кризис усилением и без того перекаченного государства, которому будет поручено сформировать начатки правильной «идеологии» 226. Вопреки кажущейся мощи и необходимости такого решения, оно совершенно ошибочно, что, к сожалению, не раз показывал исторический опыт России.
Вероятней всего, российский ответ опять окажется в стане хорошо знакомой централизации и выхолощенности, когда исполнительность будет поставлена выше профессионализма, лебезение выше ума, а чинопочитание замаскируют под субординацию. В таком случае в России всегда мечтается о совсем ином варианте спасения:
Подавайте нам Иоанна Грозного. Эту хлыстовскую политику, со скорпионами, обедней, трезвоном, юродивыми... Богомерзкую и безумную. Она всему миру противна, но нас-то, русских, она одна и насытит.
К черту ratio. Я хочу кашу с трюфелями. А на рай потому именно и надеюсь, что всеконечно признаю и утверждаю ад.227
Вернуться от сноски к тексту можно нажав стрелку «назад» поисковика.
* Данный текст был написан в августе 2022 года и с тех пор существенно не менялся: тезисы его не корректировались, а фактура не правилась. Если последующие события и вносились в текст, то лишь в качестве иллюстрации уже высказанных в нём идей. Их всего три: 1) Россия воюет с активизмом; 2) В этой войне Россия вынужденно обопрётся на внутренний активизм, с которым также позже столкнётся. По итогу военно-патриотический активизм, который решит самостоятельно политизировать себя, окажется зачищен властью; 3) Выход из ловушки активизма состоит не в контрактивизме, а в поощрении компетенций.
1 «Ведущие страны НАТО для достижения своих собственных целей во всём поддерживают на Украине крайних националистов и неонацистов, которые, в свою очередь, никогда не простят крымчанам и севастопольцам их свободный выбор — воссоединение с Россией <...> ...мы будем стремиться к демилитаризации и денацификации Украины». См. Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/6vddo [Дата обращения: 06.08.2022].
2 Термин «русскоязычный» обычно трактуется как иноэтничная принадлежность к русской культуре и рассматривается как метод российского влияния (в том числе самой Россией), но «русскоязычный» это и поэтапный дисциплинарный способ дерусификации. Ведь русскоязычный это только статус, но не данность, а значит, он может быть легко пересмотрен. Поэтому «русскоязычные» так удобны для тех «европейских» стран, где проживает большое количество русских: таких людей легко убедить в том, что их русскость лишь один из культурных стандартов, который можно сменить на доминирующий. В свою очередь, русскоязычные неожиданно превращаются в русских, когда требуется показать, что Россия воюет именно с русскими, которым вне пределов России вполне хорошо. В крайне показательном интервью главный редактор Московского центра Карнеги А. Баунов выдал всю предсказуемую симптоматику: «Посмотрите, как русские востока и юга Украины бьются с россиянами. Русскоязычные дают отпор российской армии». См. Postimees: [cайт]. URL: https://archive.ph/bcbd7 [Дата обращения: 06.08.2022].
3 Если показуха Ляшко известна, случай Маркова не на слуху. См. КоммерсантЪ: [cайт]. URL: https://archive.ph/cgeqe [Дата обращения: 06.08.2022].
4 Термин «запад» неудачен и со временем обречён исчезнуть, но уместной замены West and Rest пока ещё не выработано. Оправдание использования слова «Запад» состоит в том, что говорить о нём из Украины или России куда легче и точнее, чем из Франции или США. К тому же 24 февраля 2022 года опять подновило существующее разделение: West однозначно занял антироссийскую позицию, Rest заняли не-антироссийскую позицию. Определять приходится именно так, потому что Россия не является головным представителем Rest и не имеет за спиной его сплочённой поддержки. При этом Россия показывает модель поведения, на которую пока не отважился никто из Rest, но которую все незападные страны принимают в расчёт. Под западом (со строчной буквы) текст подразумевает географическое положение, под Западом (с прописной) наиболее экономически развитые страны с политическими институтами демократии.
5 Дзарасов Р.С. За лучшую долю! Украинский кризис сквозь призму мир-системного подхода. — М., ЛЕНАНД, 2016. — С. 80. Исследование Дзарасова вышло слабым и публицистичным, но в данном случае автор ссылается на работу влиятельного американского аналитика Гленна Кесслера.
6 Языковая, этническая, культурная расколотость по отношению к событиям в Киеве была подытожена киевским агентством Research & Branding Group в исследовании с 4 по 9 декабря 2013 года: 48,6% украинцев поддерживали Майдан, 45,2% выступали против при чётком территориальном делении по Днепру. См. Research & Branding Group: [cайт]. URL: https://archive.ph/7aJOv [Дата обращения: 06.08.2022].
7 На государство сбросили всё немодное — обеспечение теплом, светом, отведением отходов, оставив активистам самое модное — обеспечение информацией. При попытке активистов решить объективную проблему получалось что-то вроде непальской эпопеи Зоряна Шкиряка. Единственная сугубо государственная привилегия, к которой активисты проявили подлинный интерес — это фискальная сфера, сбор и распределение налогов, таможня.
8 Подробнее см. Гройс Б. Коммунистический постскриптум. — Москва: Ад Маргинем Пресс, cop. 2014. — 111 с. Поддерживая Гройса не с феноменологических, а с исторических позиций: строго говоря, сталинское тоталитарное государство не было ни тоталитарным, ни, собственно, государством. Тоталитарным его не позволяет признать не только слабость техники, не способной на то время к полному контролю общества, но и особенность человеческих языковых игр: слово — нечёткая вещь, несомый им смысл зависит от контекста, который постоянно вынужден прояснять говорящий. Это создаёт лакуны, в которых можно поступать свободно или неподотчётно. Знаменитое сталинское: «Вы спросите: какой уклон хуже? Нельзя так ставить вопрос. Оба они хуже, и первый и второй уклоны», — образцовый пример заполнения таких лакун, попытка очертить весь смысловой контекст, что и разламывает его абсурдным: «оба хуже». См. Сталин И.В. Cочинения. — Т. 7. — М., Государственное издательство политической литературы, 1952. — С. 337. Институты государства в СССР за исключением контрольно-надзорных находились в зачаточном состоянии вплоть до самой его кончины: всей полнотой власти обладали партийные, а не государственные структуры. Так, номинальным главой советского государства до 1946 года был не Сталин, а Калинин (глава ЦИК СССР), при этом полнотой власти не обладавший.
9 Там, где вера в дискурс особенно сильна, это является общим местом. См. Wolfson S.J. Byron, Shelley, and Now Zelensky // The Atlantic, 18.06.2022. Статья начинается с прекрасного: «To appreciate the special power of the Ukrainian president, we need to listen closely to his words, and remember the inspiring poets who came before him».
10 Даже такой государственный институт как армия активисты попытались продублировать на основе добровольческого движения, объявив в феврале 2015 о создании штаба, который бы координировал действия добровольческих батальонов. См. Независимая газета: [cайт]. URL: https://archive.ph/Zb3hm [Дата обращения: 09.04.2022].
11 Одно из таких суммирований принадлежит украинскому философу Сергею Дацюку, который в а-интеллектуальном тексте о необходимости семантической войны подтверждает, что «В семантической войне цепляются к словам — но на концептуальном уровне, а не на уровне 'что вы имели в виду?'». См. ХВИЛЯ: [cайт]. URL: https://archive.ph/QvjT2 [Дата обращения: 06.08.2022].
12 Чисто в техническом, языковом отношении важно, что для определения сути власти, то есть для отличия своих от чужих, украинская сторона сразу же вспомнила старый мем Гражданской войны «паляница». То есть обыкновенный языковой эссенциализм, где правильно произнести «паляница» мог только коренной украинец. Как и всякий эссенциализм он тут же столкнулся с суровой реальностью, а именно с множеством иноязычных граждан Украины.
13 Самый наглядный из сотен подобных примеров явила Належда Савченко, успевшая совершить хоббитовское путешествие туда и обратно: от героя в предательницу и вновь в героя.
14 Байша О. Дискурсивный разлом социального поля: уроки Евромайдана. — М., Изд. дом Высшей школы экономики, 2021. — 184 с.
15 «Назовем самых известных авторов УП, вошедших в новую украинскую власть после победы. Сергей Лещенко, Мустафа Найем, Виктория Сюмар, Егор Соболев и Светлана Залищук были избраны в украинский парламент; Вячеслав Кириленко стал министром культуры, Арсен Аваков — министром внутренних дел, а Андрей Парубий — секретарем Национальной безопасности и Совета обороны Украины». См. Байша О. Указ. соч. С. 100.
16 Байша О. Там же. С. 72.
17 YouTube: [cайт]. URL: https://archive.ph/tTWTh [Дата обращения: 06.08.2022]. Интеллектуальное превосходство Венедиктова над активистами во главе с Мустафой Найемом вызвало восторг российской аудитории в духе хорошо известного Отечеству желания поставить кого-нибудь на место. Но в активистских спорах совершенно неважно кто кого перекусал, важно — под чьим патронажем это произошло. В данном случае Венедиктов стал участником уже сколоченного фрейма, вписался в рамку события, хотя и попытался расширить её до всего украинского общества. В общем, в мире Слов важен не тот, кто участвует в диалоге, а тот, кто его модерирует.
18 Байша О. Там же. С. 48.
19 Ещё в 2009 году Институт русского языка им. В.В. Виноградова дал ответ, что употребимыми являются две нормы («в» и «на»), где норма «в» является политкорректной, а «на» традиционной. См. Гугл-диск [Электронный ресурс]. URL: https://archive.ph/pM5PY [Дата обращения: 06.08.2022].
20 Кожев А. Понятие Власти. — М., Праксис, 2006. — С. 16.
21 Выкидывание чиновников в мусорку имело больше связей не с законом о люстрации, а со средневековой практикой публичных телесных наказаний. Когда в первые месяцы после 24 февраля 2022 года государство на Украине ослабло, активисты из народа с великой радостью бросились приматывать обвинённых в мародёрстве к столбам и сечь их подручными средствами, не говоря уже о более кровавом «суде». Публичность, неизбирательность, унизительность наказания — классические признаки «суда» во время отступления государства. О, насколько же показательны в свете этих событий типические умозаключения либерального мыслителя Игоря Клямкина о Донбассе: «Я писал о том, как это выглядело в жизни. О том, как публично секут плетьми мародеров. О том, как в чем‑то провинившихся прогоняют через строй вооруженных палками боевиков. Писал и о народном суде в городе Алчевске, где собранные в Доме культуры несколько сот человек выносят смертный приговор за изнасилование посредством голосования. И еще о том, как реагировали на эти мои писания идеологи и пропагандисты альтернативной цивилизации и они же имперские патриоты. Суд в Алчевске они безоговорочно одобрили, увидев в нем борьбу с преступностью по законам военного времени. Однако никаких законов военного времени на Донбассе не было, а разницей между судом по таким законам и беззаконным «судом» при отсутствии таковых оппоненты сочли целесообразным пренебречь. Такова особенность имперско‑патриотического сознания. В нем понятие о праве подменено понятием об абсолютной правоте имперского патриотизма безотносительно к праву». См. Клямкин И.М. Какая дорога ведет к праву? — М., Либеральная миссия, 2018. — С. 28. Поразительно, насколько огромная тысячестраничная книга может быть выстроена вокруг устаревших бинарных оппозиций вроде империя/нация, не желая замечать, что нет ни классической империи, ни классической нации, а смысл конфликта лежит совсем в другой плоскости. Иначе придётся признать, что массовые украинские самосуды февраля-марта 2022 года также вызваны «имперско-патриотическим сознанием». Ну, или услышать, что здесь-то, в отличии от там-то, военное время было, понимать надо!
22 Росбалт: [cайт]. URL: https://archive.ph/91Lfk [Дата обращения: 06.08.2022].
23 В июне 2020 на кассе киевского супермаркета «АТБ» активист из очереди потребовал у мужчины, покупающего колбасу, разговаривать на украинском (также существуют бытовые толкования конфликта). В ходе потасовки палка колбасы оказалась сломана о голову активиста. См. Ren.TV: [cайт]. URL: https://archive.ph/Waq1X [Дата обращения: 06.08.2022].
24 Активистка Ирина Фарион устроила скандал в книжном из-за «московского» и английского языков. См. Replyua.net: [cайт]. URL: https://archive.ph/68A3J [Дата обращения: 06.08.2022].
25 В Днепре отвоевавшие за украинское государство военные на уроке патриотического воспитания были подвергнуты травле со стороны ученика-активиста из-за русской речи. См. Лента: [cайт]. URL: https://archive.ph/6TMdf [Дата обращения: 06.08.2022]. Как говорят о таких мусульмане: «Они будут унижены и не найдут себе помощников. Как же скверен такой исход!».
26 Достаточно взглянуть на принятый в 2017-м году Закон Украины № 2145-VIII «Об образовании», запрещающий с 5-го класса обучение на всех языках кроме языков коренных народов (с предметным послаблением для языков ЕС) см. Верховная Рада: [cайт]. URL: https://archive.ph/GdMNc [Дата обращения: 06.08.2022]. Простейшая двухходовочка о выдавливании русского языка была завершена в 2021 принятием Закона Украины № 1616-IX «Про коренные народы Украины», который признал коренными только крымских татар, караимов и крымчаков. см. Верховная Рада: [cайт]. URL: https://archive.ph/smszP [Дата обращения: 06.08.2022].
27 Показательны действия активистской группы С14, исполнявшую для СБУ грязную заказную работу. См. Обозреватель: [cайт]. URL: https://archive.ph/qg8yr [Дата обращения: 06.08.2022].
28 Самый наглядный и затянутый пример такого рода из десятков подобных — убийство в 2015 году Олеся Бузины, украинского активиста, занимавшего опасно устаревшую для пост-2014 года малороссийскую позицию. Вопреки расхожему мнению, понятие «малоросс» не этнографическая директива Москвы, а изобретение Киева XVII-XVIII веков, где оно же и сгинуло на рубеже ХХ-ХХI столетий. Толкование убийства Бузины почти всегда увязывалось с некой его «пророссийскостью» или «антиукраинскостью», но смысл расправы в том, что малоросс — это модель «множественной идентичности и лояльности», одновременной про-украинскости и не-украинскости, которая была куда более опасна для новой однозначности 2014 года, чем любые российские симпатии.
29 Столько голосов набрал единый кандидат от националистов на украинских выборах 2019 года Руслан Кошулинский. При широкой цитации этого факта куда реже упоминается, что второстепенный Кошулинский был выдвинут, чтобы не мешать действующему президенту Петру Порошенко собрать националистический электорат в борьбе с Зеленским. Лозунг «Армiя, мова, вiра» сцементировал вокруг Порошенко политических националистов, выступающих за жёсткую ассимиляцию и культурную гомогенность нации (почти 16% голосов), а за бортом (Кошулинский) оказались маргиналы этнического эссенциализма. Также при попытках показать снижение националистической представленности украинского государства обычно приводится исчезающая популярность какой-нибудь «Свободы», но при этом не упоминается, что год от года сам общественный климат Украины становится всё более националистичным, а прежде вызывающие нормы «Свободы» становились общественной нормой. Например, первая половина президентства Зеленского (2019-2021) подавалась националистическим активом как капитуляция и национальное предательство, но националистический уровень этого «реванша» был во много раз выше, чем при вроде бы «национальном» президентстве Ющенко.
30 Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/hLBca [Дата обращения: 06.08.2022].
31 В отличие от тех учёных, кто выкликал кончину СССР из идеологических побуждений или прогнозировал её на основании некой выборки, Рэндалл Коллинз стал первым, кто вывел её из могущественной теории: «В начале 1980-х гг. ядерный ужас достиг апогея; тогда же мобилизовалось движение против ядерного оружия под лозунгом «пять минут до полуночи». Я решил применить свою геополитическую теорию, чтобы посмотреть, что она предсказывает относительно текущей ситуации. Даю честное слово, у меня не было предварительного суждения о том, какие могут получиться результаты. Геополитическая теория включает пять принципов причинных процессов, связанных динамикой накопления. К моему удивлению, все пять главных принципов теории показывали, что СССР прошел пик своего могущества, и предсказывали его будущий упадок. Данный результат не был симметричен: большинство этих принципов предсказывали, что могущество Соединенных Штатов будет стабильным и останется примерно на том же уровне». См. Коллинз Р. Макроистория: Очерки социологии большой длительности. — М., УРСС: ЛЕНАНД, 2015. — С. 79.
32 Согласно базе www.elibrary.ru количество научных работ о «геополитике» за период 2006-2013 гг. составило 2308, а за период 2014-2021 уже целых 6837, увеличившись на 196%, то есть почти в три раза. Также увеличился научный интерес к национализму, работы о котором в тех же границах скакнули с 2278 до 5956, увеличившись на 261%. [Дата обращения: 05.06.2022].
33 Менталитет — это попытка антропологов поговорить о бессознательном. Корни понятия уходят к ранним работам Леви-Брюля, упрощавшего рассудочные способности первобытных народов. См. Леви-Брюль Л. Первобытный менталитет. — СПб.: «Европейский Дом», 2002. — 400 с. Исторический антрополог Михаил Кромм приводил в пример романы Пруста, где французское слово «ментальность» имело уничижительное значение в духе «Ну и ментальность!», как бы умственной неразборчивости, присущей низшим слоям населения. Приспущенность ментальности была характерна для исторической антропологии ХХ в., где ментальность раскрывала как свои сильные, так и слабые стороны. Ментальность критиковали за то, что она преувеличивает душевную спаянность того или иного общества, выкраивая подробные карты ума на основании предельно малого числа источников. С другой стороны, это были хоть какие-то карты, по которым можно было проследить волнительную структуру различных групп. Поразительное внимание к ментальности в России обусловлено тем, что она первой из подходов антропологизированной истории пришла на русскую землю в 1970-х и оказала влияние на многие постмарксистские исследования. С привычно «русским» восприятием ментальности как закодированного национального духа можно ознакомиться в Колесов В.В. Русская ментальность в языке и тексте. — СПб.: Петербургское Востоковедение, 2006. — 624 с. С другого, либерального фланга, ментальность вновь неверно понимается как некое глубинное мышление. См. Клямкин И.М. Какая дорога ведет к праву? — М., Либеральная миссия, 2018. — 1064 с.
34 В секту украинство сужают этнически заинтересованные персонажи как М. Ольшанский или Е. Холмогоров, что есть давняя линия русского национализма, впервые начертанная, по-видимому, Василием Шульгином: «Как и другие сектанты, украинствующие могут быть разделяемы на три категории». См. Шульгин В.В. Украинствующие и мы. — Издание Н.З. Рыбинского, Белград, 1939. — С. 1. На психические отклонения напирали «специалисты» более широкого профиля. См. #Вашиновости: [cайт]. URL: https://archive.ph/f9fvR [Дата обращения: 06.08.2022].
35 К примеру, продвигаемая советником Офиса Президента Украины А.Н. Арестовичем концепция «Украина-Русь». Её более строгий извод связан с историком Михаилом Грушевским, а вольный — с польским этнографом XIX в. Франциском Духинским, полагавшим, что русские не являются славянами. О теории Духинского в 1863 году одобрительно высказался отец современного политического активизма Карл Маркс: «Выводы, к которым приходит Духинский: название Русь узурпировано московитами. Они не славяне и вообще не принадлежат к индогерманской расе, они intrus, которых требуется опять прогнать за Днепр и т. д. Панславизм в русском смысле, эти — измышление кабинета и т. д. Я бы хотел, чтобы Духинский оказался прав и чтобы по крайней мере этот взгляд стал господствовать среди славян». См. Маркс К. Энгельс Ф. Сочинения. Т. 31. М., 1963. — С. 107. Позже, в 1870 году, Маркс отчасти признал свою неправоту и неправоту Духинского: «Если поляк Духинский объявил в Париже великорусское племя не славянским, а монгольским и пытался доказать это, выказав при этом немало блистательной учености, то с точки зрения поляка это было в порядке вещей. Тем не менее данное утверждение неверно. Не в крестьянстве русском, а только в русском дворянстве сильна примесь монголо-татарских элементов». См. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 32. М., 1963. — С. 541. Далее Маркс начинает доказывать безусловную монгольскую сущность русской политики. Забавно, что точно такие же «тезисы» об азиатскости, монгольстве, коммунистическом ордынстве русских отстаивают современные украинские антикоммунисты. Достаточно ознакомиться с речью Карла Маркса от 22 января 1867 года, в которой можно заменить слово «поляк» на «украинец», дабы получить правильную прогрессистскую статью: «Снова польский народ, этот бессмертный рыцарь Европы, заставил монгола отступить. <...> Итак, для Европы существует только одна альтернатива: либо возглавляемое московитами азиатское варварство обрушится, как лавина, на ее голову, либо она должна восстановить Польшу, оградив себя таким образом от Азии двадцатью миллионами героев...». См. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 16. М., 1960. — С. 205-206.
36 Чистым сравнением занимается монография Додонов Р. О. Конфлiкт на Сходi України у дзеркалi соцiально-фiлософської рефлексiї. — Український iнститут стратегiй глобального розвитку та адаптацiї, Вiнниця: ГЛОБУС ПРЕСС, 2016. — 200 с. Обыкновенная компаративистика очень популярный сюжет украинской научной и публицистической мысли — перебирание исторического вариатива от Гражданской войны в Испании до Хорватской «Молнии» служит для неё ключом к решению проблем Донбасса. Концептуализация сходств должна разрешить территориальные проблемы в пользу Украины, но благодаря этой же позиции Украина оказалась не способна уяснить специфику Донбасса, который по аналогии поставили в ряд с Приднестровьем-Абхазией-Осетией даже на обложке означенной монографии, но который в 2022 году оказался примером совсем другой лиги. Власть параллелей сыграла с теоретиками украинско-русского конфликта злую шутку — увлёкшись ими, никто из них не предвидел масштаб 2022 года. С другой стороны, немногочисленные западные историки, писавшие о Донбассе, работали с ним исходя из Слов, представляя Донбасс сложной пограничной территорией. Концепция «пограничности» выступала на стороне Украины, т.к. инаковость Донбасса для Украины не вызывала сомнений, а вот инаковость Донбасса для России неожиданно отделяла от неё регион. По такому пути пошёл историк Хироаки Куромия, увидевший в Донбассе отголосок дикого поля. См. Куромiя Г. «Свобода i терор у Донбасi». Українсько-росiйське прикордоння, 1870-1990-i роки. Київ, Видавництво Соломiї Павличко «ОСНОВИ», 2022. — 510 с. Можно заметить, что реальная история пошла по совсем иным дорогам.
37 С 1991 по 2014 год, то есть до всех территориальных потерь, Украина лишилась 12% своего населения (6280500 человек). Для сравнения население России, до сих пор терпящей чудовищную демографическую катастрофу, с 1991 по 2014 уменьшилось на 3% (4606815 человек). Украина оставалась одной из немногих стран в мире, чей ВВП на душу населения в 2018 году был меньше, чем в 1990 (3965 долларов против 3310), а довоенный «пик» был достигнут ещё в 2008 году (3322 доллара на душу населения). Общеизвестные данные взяты из официальных статистических сборников и аналитики Всемирного банка.
38 Так, можно много говорить об «экономической свободе», но достаточно посмотреть, когда в России отменили винную монополию (1998) и мораторий на продажу земли (2003) и когда это произошло на Украине (2020 и 2021 соответственно). По мораторию на продажу земли Украина до 2020 года находилась в одном ряду с такими передовыми европейскими странами как Северная Корея, Таджикистан, Конго, Венесуэла и Куба.
39 Опрос «Вокс Украины» показывает ориентацию 73,3% населения на левый авторитаризм (вторая позиция 17,3% ориентирована на лево-демократический строй). В этом опросе важен дополнительный вопрос: «Скажите, где бы Вы расположили сами себя на шкале, где 0 означает «Левые», а 10 означает «Правые»?», где к левым себя отнесли 8,1% опрошенных, а к правым 19,2% при 25,3% центристов и 47,4% неопределившихся. Хотя подавляющее большинство относит себя к сторонникам вмешательства государства в экономическую и личную жизнь, те, кто может отличить «правое» от «левого», то есть понимающие политические координаты, больше относят себя к правым. Иными словами, политические активисты хотя и являются на Украине меньшинством, гораздо заметнее и чётче аморфного большинства. См. Вокс Украина: [cайт]. URL: https://archive.ph/mCOUg [Дата обращения: 06.08.2022]. По данным группы «Фокус» 74% опрошенных также высказались за вмешательство государства в экономическое распределение и личную жизнь, то есть за левый авторитаризм. См. Фокус: [cайт]. URL: https://archive.ph/CEAS8 [Дата обращения: 06.08.2022]. Такая разница между политическими настроениями большинства украинцев и наличествующей политикой как раз говорит не о народном, но об активистском представительстве во власти. Оно, к слову, может быть даже вполне демократичным: как правило, активистское меньшинство голосует более сплочённо и его проще мобилизовать мелким символическим поощрением. Тогда как большинство разделено и молчит.
40 В 2019 доковидном году вывоз 10-ки самых востребованных украинских экспортных товаров за вычетом одной позиции включил только сырьё и полуфабрикаты. По данным Минэкономики это кукуруза (10,4%), масло подсолнечное (7,6%), пшеница (7,3%), окатыши из железной руды (3,2%), железные концентраты (2,8%), провода и кабели (Украина делала автомобильную скрутку для европейских концернов, 2,6%), слябы (полуфабрикаты из углеродистой стали, 2,6%), рапс (2,5%), соя (2,3%), макуха (1,9%). См. Дебет-кредит: [cайт]. URL: https://archive.ph/nKBE4 [Дата обращения: 06.08.2022]. Для сравнения (не совсем корректного) десятка экспортных позиций России в 2019 году включала в себя: топливо минеральное (62,08%), чёрные металлы (4,29%), драгоценности (3,61%), секретный код (2,58%), реакторы ядерные (2,13%), древесину и изделия из неё (2,04%), удобрения (1,99%), злаки (1,87%), алюминий и изделия из него (1,38%), электрические машины и оборудование (1,32%). Ситуация крайне неутешительная, но всё же с проблеском научно-технического потенциала: в десятке российского экспорта есть три товарных группы самого верхнего передела: военное и специальное оборудование (секретный код SS), реакторы ядерные (код 84), электрические машины и оборудование (код 85). См. Русская торговля: [cайт]. URL: https://archive.ph/9ThrH [Дата обращения: 06.08.2022].
41 Если более точно: Гражданская война — это столкновение нескольких правд в контурах разделившегося народа и государства. «Правда» метафора уверенности в тех ценностях, что подвигает людей без принуждения брать в руки оружие и погибать.
42 Подобная формулировка успешно повторялась вплоть до февраля 2022 года. См. КоммерсантЪ: [cайт]. URL: https://archive.ph/0tWsa [Дата обращения: 06.08.2022]. Политолог Фёдор Лукьянов сумел точно уловить здесь следующее противоречие: раз, по мнению Владимира Путина, русские и украинцы - это один народ, значит на 2022 год эта общность находится в состоянии Гражданской войны. На что политику пришлось кратко согласиться: «Отчасти да». См. Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/19nMU [Дата обращения: 23.11.2022]. В неожиданном ключе гражданской войны — на сей раз для Запада — заговорил об украинском конфликте такой знаковый контр-активист как Джордан Питерсон. См. Youtube: [cайт]. URL: https://archive.ph/fythp [Дата обращения: 07.04.2023]. То есть новую симптоматику всё чаще пытаются описывать посредством старых, разобранных уже понятий. Достаточно ли их описательной мощи? Или это всё ещё контрперенос?
43 Вспоминание Николая Валуева примечательно тем, что его реформаторская половинчатость предполагала построение наднационального проекта с инкорпорированием национальных элит в рамках умеренно-представительной системы. Ровно то, что раз за разом строится в РИ-СССР-РФ: лояльность как плата за доступ к централизованной системе власти, что раз за разом порождает как недовольство русского национализма, который тоже платит, но к системе власти не допущен, так и сепаратизм национальных элит при разрушении централизованного государства.
44 Донецко-Криворожская республика была ликвидирована 17 февраля 1919 постановлением Совета обороны РСФСР под председательством Ленина в ответ на доклад Сталина: «Просить т. Сталина через Бюро ЦК провести уничтожение Кривдонбасса». См. Ленинский сборник XXXIV. ОГИЗ, 1942. — С. 102. Вопреки распространённому мнению, что украинизацию проводил только Ленин, а Сталин её сразу же прекратил, первый теоретический текст о необходимости коренизации написал именно Сталин («Политика советской власти по национальному вопросу в России», 1920). Разногласия между Лениным и Сталиным по национальной политике летом 1922 года связаны не только со спором о независимости/автономизации, но и с тем, что в ленинском проекте РСФСР потребовался бы свой самостоятельный ЦИК и Совнарком, а значит, у русских были бы свои самостоятельные управленческие институты, которые в силу размера РСФСР стали бы вторым, помимо партии, центром власти. Монополист Сталин допустить этого не мог: даже куценькое бюро ЦК ВКП(б) по РСФСР просуществовало меньше года (1936-1937). Украинизация РСФСР продолжалась до 1932 года, а УССР украинизировали до 1938 года и, в меньшей степени, после. Даже приостановка активной украинизации в 1932 г. была связана не с личной убеждённостью Сталина, а с тем, что а) стало понятно, что советская коренизация не смогла лишить силы местные национализмы; б) коренизированные кадры наиболее активно сопротивлялись коллективизации; в) ускоренная индустриализация и централизация обострила отношения центр-периферия. Парадокс сталинского полновластья в том, что террор по национальному признаку прекрасно сочетался с коренизацией. К примеру, уже после критики украинизации 1933 года и террора против «буржуазных националистов», ЦК 3 июня 1935 постановил назначать в руководство украинских наркоматов только этнических украинцев, чего не требовал даже в 20-х. К тому же политика ассимиляции и т.н. «нейтралитета», то есть невмешательства в состязание культур (в котором на тот момент победила бы русская) всегда резко осуждалась Сталиным. См. Мартин Т. Империя «положительной деятельности». Нации и национализм в СССР, 1923-1939. — Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН) Фонд «Президентский центр Б.Н. Ельцина», 2011. — С. 30. 109. 121. 219. 229. 319. 339-341. 491. 497-498. Пытавшийся в 1953 г. удержаться у власти Берия также сделал ставку на национальные окраины и даже ослабил давление на ту самую УПА.
45 Перевезенцев С. Линия фронта — прошлое // Россия в глобальной политике, № 2-3, МАРТ-ИЮНЬ, ЧАСТЬ I. — С. 68-82. Это тот прискорбный уровень современной российской патриотической украинистики, которая довольствуется терапевтическими тезами: «Нынешнее государство Украина — детище коммунистического проекта...», «...в основе большинства историко-политических конструктов, предлагаемых сегодня гражданам Украины, лежат ложь и фальсификация» и т.п.
46 ОУН i УПА в 1943 роцi: Документи. — Київ: Iнститут iсторiї України НАН України. 2008. — С. 287. На страницах 34-36 можно ознакомиться с ранней апологией геноцида от украинской исторической науки. Дескать, события на Волыни были ответом на провокации поляков, связанных с Гитлером: «Однак, слiд пам'ятати, що бiльшiсть атакованих упiвцями польських поселень були перетворенi на польськi самообороннi бази, в яких разом iз поляками часто оборонялися й нiмецькi окупанти (док. № 46)». Без какой-либо критики источника, изложенные в документе № 46 поводы про «збройну акцiю против польських колонiй», принимаются на веру (С. 188).
47 Motyka G. Ukraiñska partyzantka 1942-1960. Działalność Organizacji Ukraińskich Nacjonalistów i Ukraińskiej Powstańczej Armii. — Warszawa: Rytm, 2006. — S. 328-329.
48 Польща та Україна у тридцятих-сорокових роках XX столiття: Невiдомi документи з архiвiв спецiальних служб. Toм 4. Частина перша. — Варшава-Київ, 2005. — С. 502.
49 Чикаленко Е. Спогади (1861-1907). — Нью-Йорк, 1955. — С. 337.
50 «Вопрос ведь даже не в этом — вопрос в том, чтобы обеспечить законные права и интересы русских и русскоязычных граждан юго-востока Украины — напомню, пользуясь терминологией ещё царских времён, это Новороссия: Харьков, Луганск, Донецк, Херсон, Николаев, Одесса не входили в состав Украины в царские времена, это всё территории, которые были переданы в Украину в 20-е годы советским правительством. Зачем они это сделали, бог их знает. Это всё происходило после соответствующих побед Потёмкина и Екатерины II в известных войнах с центром в Новороссийске. Отсюда и Новороссия. Потом по разным причинам эти территории ушли, а народ то там остался». См. Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/s0SjS [Дата обращения: 06.08.2022].
51 «Напомню, что ни при создании СССР, ни после Второй мировой войны людей, проживавших на тех или иных территориях, входящих в современную Украину, никто никогда не спрашивал о том, как они сами хотят обустроить свою жизнь». См. Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/6vddo [Дата обращения: 06.08.2022].
52 Например, на пленарном выступлении ПМЭФ 2022 года Владимир Путин обосновал события на Украине исключительно темами безопасности и только в последующей дискуссии привёл путанную историческую справку: «Во-первых, мы говорим, Вы сейчас упомянули, возвращаем свое. Исторически — да, конечно. Всё Причерноморье, допустим. Мы на самом деле не претендуем на всё это, но тем не менее это же факт. Новороссия — откуда она взялась? В результате нескольких войн с Турецкой империей. Какая Украина? Причём здесь Украина? Вообще никакого отношения не имеет к этому. <...> Но сформировалась, и ладно. Я уже об этом много раз сказал, мы согласились с этим и с уважением ко всему относились». См. Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/ZIp3V [Дата обращения: 06.08.2022].
53 Проще говоря, слишком широкие получались мазки. В России цивилизационный подход до сих пор изучают не как историографический пример, а как действующего Тойнби, и даже ведут на этот счёт устаревшую формационно-цивилизационную полемику. См. Бузгалин А.В. Цивилизационный подход и «провалы» марксизма: Человек и культура // Вопросы философии. 2014, № 11. — 3-13 с. и ответ Шевченко В.В. Цивилизационный подход под огнём критики // Вопросы философии. 2016, № 2. — 33-44 с. Как будто не было в мировой исторической мысли перехода к миросистемам или, хотя бы, к локальным цивилизациям.
54 Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. — М., АСТ, 2003. — С. 258. Характерно следующее утверждение Хантингтона: «различные парадигмы также позволяют сделать прогнозы, точность которых и является ключевой проверкой работоспособности и пригодности теории». Там же. С. 41. Раз так, Хантингтон сам свою парадигму и развенчал. Тем не менее, Хантингтон получил большую цитацию как раз из-за своего упрощённого метода, который имел слабое академическое, но сильное прикладное (объясняющее) значение. В самом деле, трудно не оценить притягательность такой простой формулировки: «Запад завоевал мир не из-за превосходства своих идей, ценностей или религии (в которую было обращено лишь небольшое количество представителей других цивилизаций), но скорее превосходством в применении организованного насилия. Жители Запада часто забывают этот факт; жители не-Запада никогда этого не забудут». Там же. С. 66.
55 Mearseimer J. The case for a Nuclear Deterrent // Foreign Affairs, Vol. 72, No. 3 (Summer, 1993). — P. 54. Политолог весьма точно предсказывает миллионы беженцев в Европе и крайнюю ожесточённость конфликта в случае полномасштабного столкновения стран. Но далее Миршаймер попадает в вопиющую мимость: «Можно было бы ожидать, что бремя сдерживания возрождающейся России ляжет на доминирующие в НАТО США, что, по сути, вернёт порядок времён Холодной войны, который поддерживал мир в Европе в течение 45 лет. Однако по ряду причин такой исход маловероятен. Соединенные Штаты значительно сокращают численность вооруженных сил в Европе, что приведёт к тому, что они потеряют большую часть своих рычагов влияния на континенте. Даже если Россия будет вести себя агрессивно, американские войска вряд ли вернутся в Европу в большом количестве, главным образом потому, что немцы способны взять на себя большую часть бремени контроля русских». Всё получилось ровным счётом наоборот: Германия до 2022 года была главным партнёром России в Европе, США никуда не отпустили Европу и лишь двигались на её восток. Интересно, что Джон Миршаймер стоял за сохранение Украиной ядерного оружия. И всё же нужно отдать должное этому политическому мыслителю, который в 2022 году отважился повторить, что действия России объясняются темами безопасности, а не какого-то там империализма: «It's not imperialism; this is great-power politics. When you're a country like Ukraine and you live next door to a great power like Russia, you have to pay careful attention to what the Russians think, because if you take a stick and you poke them in the eye, they're going to retaliate. States in the Western hemisphere understand this full well with regard to the United States». См. The New Yorker: [cайт]. URL: https://archive.ph/lPK4g [Дата обращения: 06.08.2022].
56 МИД РФ: [сайт]. URL: https://archive.ph/SC0AZ [Дата обращения: 06.08.2022].
57 Так, Нагорный Карабах признаётся частью Азербайджана, Приднестровье остаётся местом переговоров, Абхазия и Южная Осетия считаются самостоятельными государствами, Крым — частью России.
58 Причём в последний раз, 24 октября 2014 года, с явной неохотой отвечая на вопрос западного журналиста, помянувшего Новороссию: «А вы что, разве об этом не знаете? Вы что, не знаете, что в 1922 году часть земель, которую как раз вы и называете... в общем то, всегда исторически называли эти земли Новороссией. Почему? Потому что это по существу был один регион с центром в Новороссийске, поэтому назывался Новороссией». См. Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/tSGo0 [Дата обращения: 06.08.2022]. На итоговой большой пресс-конференции 18 декабря 2014 на вопрос о будущем Новороссии Владимир Путин от ответа уклонился, начав говорить о Донбассе и юго-востоке Украины. См. Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/A2FSh [Дата обращения: 06.08.2022]. Впервые на международной арене Владимир Путин высказал цивилизационный аргумент на саммите НАТО в Бухаресте в 2008 году, когда там было обещано принять в свой состав Украину.
59 На пресс-конференции после встречи с главой ОБСЕ Дидье Буркхальтером Владимир Путин приветствовал начавшийся с Украиной диалог: «И в этой связи просим представителей юго-востока Украины, сторонников федерализации страны перенести намеченный на 11 мая текущего года референдум, с тем чтобы создать необходимые условия для этого диалога». См. Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/Z122E [Дата обращения: 06.08.2022].
60 «Я призываю силы ополчения открыть гуманитарный коридор для украинских военнослужащих, оказавшихся в окружении, для того, чтобы избежать бессмысленных жертв, предоставить им возможность беспрепятственно выйти из района боевых действий, воссоединиться со своими семьями, вернуть их матерям, жёнам и детям, срочно оказать медицинскую помощь раненым в результате военной операции». См. Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/DkZ5w [Дата обращения: 06.08.2022]. Можно заметить, что уже в 2014 году власть имущие избегали слова «война».
61 Известия: [cайт]. URL: https://archive.ph/7egKH [Дата обращения: 06.08.2022].
62 Уортман Р. С. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. — М., ОГИ, 2002. — Т. 1: от Петра Великого до смерти Николая I. — С. 76.
63 Меткое замечание поэта Волошина, развитое Бердяевым, уже в 1930-е получило прописку в постпокровской советской исторической науке. Вехой считается постановление СНК и ЦК ВКП(б) «О преподавании гражданской истории в школах СССР». Так в советский марксизм пришла героика «исторических деятелей». В том же году начал выходить роман «Пётр Первый», но очевидные линии петровизации Сталина и сталинизации Петра не стоит переоценивать: в знаменитой сталинской речи 7 ноября 1941 года с русскими историческими именами Пётр I упомянут не был, а после войны, в 1947 году, Пётр I послужил для Сталина олицетворением проникновения Запада во внутренние дела России: «Петр I — тоже великий государь, но он слишком либерально относился к иностранцам, слишком раскрыл ворота и допустил иностранное влияние в страну, допустив онемечивание России». В этой же беседе с Эйзенштейном, Сталин из всех царей отдаёт предпочтение Ивану IV, что более чем симптоматично. См. Марьямов Г. Кремлевский цензор. Сталин смотрит кино. — М., Киноцентр, 1992. — С. 84-92.
64 Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/R1ysh [Дата обращения: 06.08.2022].
65 Само по себе наличие территориально-этнического конфликта не является препятствием для вступления в НАТО. Впервые необходимость их мирного решения была прописана в «Исследовании о расширении НАТО» 1995 года: «States which have ethnic disputes or external territorial disputes, including irredentist claims, or internal jurisdictional disputes must settle those disputes by peaceful means in accordance with OSCE principles. Resolution of such disputes would be a factor in determining whether to invite a state to join the Alliance». См. НАТО: [cайт]. URL: https://archive.ph/Vsm0v [Дата обращения: 06.08.2022]. Уже в 1999 году в Вашингтоне был принят пошаговый «План действий по вступлению в НАТО», где в пункте «Aspirants would also be expected» сказано, что «to settle ethnic disputes or external territorial disputes including irredentist claims or internal jurisdictional disputes by peaceful means in accordance with OSCE principles and to pursue good neighbourly relations;». См. НАТО: [электронный ресурс]. URL: https://archive.ph/HEZ1P [Дата обращения: 06.08.2022]. Призыв к кандидатам передан словом «expected», которое можно перевести как «ожидание» и как «требование». Если «ожидание» подразумевает рекомендательный характер, то есть остаётся в семантических границах «мы надеемся», «мы предполагаем», «мы считаем, что хорошо бы», то значение «требования» вполне ультимативно и обязательно. К примеру, «A student is expected to do his homework» в том же пассивном залоге предполагает необходимость сдачи домашнего задания. Ловкая формулировка оставляет зазор: в зависимости от ситуации наличие конфликта как может служить препятствием для вступления в НАТО, так и нет. Всё зависит от его интенсивности и направленности: обстановка в Грузии или на Украине действительно блокирует вступление этих стран в НАТО, но не на основе какого-либо железобетонного пункта, а просто в силу определённых политических последствий. При необходимости США могут ими пренебречь.
66 Обычно вспоминают Прибалтику, что можно парировать даже без территориально-военных сравнений: удобнее обороняться с двух направлений или с одного?
67 См. пункты 3, 7, 9 «Протокола о результатах консультаций Трехсторонней контактной группы» (Минск-1). ОБСЕ: [cайт]. URL: https://archive.ph/RoCOJ [Дата обращения: 06.08.2022].
68 В частности, об этом в послании к Верховному Совету Украины сказал президент Порошенко: «Росiя з окупованих нею територiй Донеччини та Луганщини хоче утворити, як хтось сказав, протекторат Донбас, i на своїх умовах iнфiльтрувати його в склад України, щоб пiдривати нас iз середини. Скажу коротко, ми цього робити не дозволимо i так не буде». См. Президент Украины: [cайт]. URL: https://archive.ph/tEFgx [Дата обращения: 06.08.2022].
69 Согласно плёнкам Дергача, общение Путина и Порошенко можно назвать чуть ли не приятельским. «Жму руку, спасибо большое», — говорит некто, похожий на Порошенко; «Обнимаю, до свидания, давайте», — отвечает некто, похожий на Путина. См. РБК: [cайт]. URL: https://archive.ph/NucGq [Дата обращения: 06.08.2022].
70 Подсчитано на основе официальных сообщений.
71 В 2016 году Пётр Порошенко национализировал крупнейший частный банк в стране («Приватбанк»). Он же всеми силами сопротивлялся созданию Высшего антикоррупционного суда Украины на основе западных лекал, подписав соответствующий указ с «национальной» поправкой только 11 апреля 2019 на финише предвыборной гонки с Зеленским. Вопреки постоянным призывам к приватизации, её план при Порошенко ежегодно выполнялся на смешные 1-2%. Уже в октябре 2019 новоизбранный Зеленский подписал указ об отмене списка запрещенных к приватизации государственных предприятий, действовавшего с 1999 года, что привело к ускорению (незначительному) распродажи госсобственности. Это определило ослабление западной поддержки Порошенко, которую Атлантический совет облёк в пример двух погибших украинских активисток: Екатерины Гандзюк и Ирины Ноздровской. См. Atlantic Council: [cайт]. URL: https://archive.ph/h55JC [Дата обращения: 06.08.2022]. Если упрощать: Пётр Порошенко, будучи олигархом, хотел перераспределить Украину внутри Украины. Владимир Зеленский, будучи медийным активистом, хотел перераспределить Украину вовне Украины. Нетрудно заметить с какой личностью России было привычнее вести дела.
72 В очередных плёнках Дергача некто с голосом Байдена отчитывает за теракт в Крыму кого-то с голосом Порошенко. См. РБК: [cайт]. URL: https://archive.ph/e0Qnl [Дата обращения: 06.08.2022].
73 Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/6vddo [Дата обращения: 06.08.2022]. О невыполнении Украиной Минских соглашениях было лишь кратко упомянуто в обращении Владимира Путина от 21 февраля, когда Россия признавала самостоятельность ЛДНР. Больше эти соглашения не педалировались. См. Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/Uu5Ii [Дата обращения: 06.08.2022].
74 Прославилось неудачное разведение в Золотом (октябрь 2019), когда новоизбранный Зеленский спасовал перед военным активистом. Этот случай обычно толкуют как личную слабость президента, тогда как он показывает само отсутствие государственно-властных отношений: сценический разговор ведут два активиста по поводу каких-то непонятных активистских замут. См. Севастополь: [cайт]. URL: https://archive.ph/lZMa8 [Дата обращения: 06.08.2022].
75 Президент России: [cайт]. https://archive.ph/Ug7Ko [Дата обращения: 06.08.2022]. В статье есть интересный пассаж, высвечивающий опасение России по поводу безопасности, нежели по поводу прав русских на Украине: «Наряду с этим — не просто полная зависимость, а прямое внешнее управление, включая надзор иностранных советников за украинскими органами власти, спецслужбами и вооружёнными силами, военное «освоение» территории Украины, развёртывание инфраструктуры НАТО. Не случайно, что упомянутый скандальный закон о «коренных народах» принимался под прикрытием масштабных натовских учений на Украине».
76 КоммерсантЪ: [cайт]. URL: https://archive.ph/oMQpV [Дата обращения: 06.08.2022].
77 Каких-либо прозрачных данных на этот счёт не существует, но по обмолвкам фискальной службы Украины предприятия ЛДНР в 2014 году уплатили Украине 23,3 млрд гривен налогов, в 2015 — 9,9 млрд. См. Апостроф: [cайт]. URL: https://archive.ph/rvOiX [Дата обращения: 06.08.2022]. Размер выплат снижался год от года, составив в 2017 году около 2 млрд, но продолжался минимум до 2019 года. См. EurAsia Daily: [cайт]. URL: https://archive.ph/O3OGV [Дата обращения: 06.08.2022]. В Донецке на 2022 год не был даже национализирован особняк Рината Ахметова.
78 Готовность к переговорам была высказана Россией уже 24 февраля, а первый раунд переговоров состоялся 28-го числа. См. ТАСС: [cайт]. URL: https://archive.ph/N2v7P [Дата обращения: 06.08.2022].
79 Если вновь упрощать, Россия всегда хотела говорить с Украиной напрямую, один на один, где могла бы осуществить своё преимущество, а Украина всегда хотела говорить с Россией через посредников, где могла бы сократить, а то и вовсе опустить российское преимущество. Поэтому даже военизированный Порошенко пользовался большей благосклонностью России, так как его олигархический статус был связан с Украиной, а куда более миролюбивый Зеленский благосклонность России почти сразу растерял, так как, не имея устойчивых позиций внутри страны, опёрся на определяющую поддержку извне. Так сложился неразрешимый парадокс: чем сильнее Россия настаивала на разговоре один на один, тем сильнее Украина звала посредников, но чем сильнее Украина звала посредников, тем сильнее напирала Россия. Украина хотела обеспечить свою безопасность за счёт чужих, но приход чужих являлся причиной для обнуления безопасности со стороны России. Получился политический Тяни-Толкай, как ни подойди к которому, получишь одно и то же: чем сильнее Украина звала НАТО, тем больше напирала Россия; чем больше напирала Россия, тем сильнее Украина звала НАТО. Споры о том, кто первый начал тянуть-толковать значения не имеют. Важно то, почему этот шизофренический канат вообще оказался в руках противоборствующих команд.
80 Брифинг МО РФ от 24 февраля 2022 года. См. РИА Новости: [cайт]. URL: https://archive.ph/awu3v [Дата обращения: 06.08.2022].
81 На протяжении всех восьми лет конфликта пресс-службы МО ЛДНР и МО РФ последовательно разделяли ВСУ и «нацбаты», где последние либо стреляли в спину ВСУ, либо служили идеологическими комиссарами. Дескать, во всём виноваты военные активисты, а простые государственные вояки давно бы положили вражде конец. Хотя основную тяжесть войны с украинской стороны вынесли как раз ВСУ, а не разрекламированные батальоны. К примеру, в брифинге МО РФ от 14.06.2022 заявлялось, что «...подразделение заградотряда украинских националистов открыло по военнослужащим 54-й бригады ВСУ перекрестный огонь в спину. В результате данного расстрела получили смертельные ранения и погибли 32 украинских военнослужащих». И только к концу 2022 года эта традиция стала понемногу отступать: «Причем речь идет не только о бойцах «Азова» и других радикальных организаций, а о военнослужащих вооруженных сил Украины, выполняющих официальные приказы своих командиров. Их приверженность неонацистской идеологии и воплощение ее принципов на практике убедительно доказывают преступную суть существующего на Украине режима». См. МИД РФ: [cайт]. URL: https://archive.ph/hATta [Дата обращения: 23.11.2022]. Тогда как на первоначальном этапе Владимир Путин отделял зёрна от плевел: «Еще раз обращаюсь к военнослужащим вооруженных сил Украины. Не позволяйте неонацистам и бандеровцам использовать ваших детей, ваших жен и стариков в качестве живого щита. Берите власть в свои руки. Похоже, нам с вами будет легче договориться, чем с этой шайкой наркоманов и неонацистов, которая засела в Киеве и взяла в заложники весь украинский народ». См. Президент России URL: https://archive.ph/2npsL [Дата обращения: 06.08.2022].
82 Активистское мышление в ВСУ можно увидеть на примере массовых обращений солдат к общественности и государству. Собравшись вместе, солдаты рассказывают о бедственном положении на фронте и просят что-либо изменить, иначе они отказываются выполнять приказы. Массово такие записи начали появляться в первый месяц позиционной войны, в мае 2022. В них участвовали батальоны 101-й, 115-й бригады ТрО, 2 и 3 батальоны 79-й ДШБ, 75 егерская бригада, 42-й батальон 57-й бригады, 8-й батальон 10 огшбр и т.п. До мобилизации сентября 2022 года со стороны России публичные жалобы поступали от мобилизованных в ЛДНР: обращения записывали 3 батальон 105 полка и 4 батальон 107 полка, просившие дать отдых после штурма Мариуполя, а также жёны мобилизованных в Ровеньках. Но разница даже не в числе обращений, а в том, что со стороны Украины они считались действенными и допустимыми, а со стороны российских сил они оставались не востребованными. Только после начала мобилизации в самой России, ей пришлось столкнуться с аналогичным активистским поведением. России ещё только предстоит познакомиться с солдатским активизмом, тогда как Украина вынуждена ответить на него усилением государства. Так, в декабре 2022 Верховным Советом Украины был принят закон №8271 об ужесточении наказания за невыполнение приказов и дезертирство См. Известия: [cайт]. URL: https://archive.ph/KSDDr [Дата обращения: 25.12.2022]. Закон настойчиво проталкивало государство и также настойчиво отталкивало активистское сообщество. См. Свiдомi [cайт]. URL: https://archive.ph/L8YXB [Дата обращения: 25.12.2022]
83 Достаточно вспомнить ошеломляющий факт: в первые недели при занятии значимых украинских населённых пунктов там не создавались (за исключением Купянска) военно-гражданские администрации и не уничтожалась символика украинского государства, то есть СВО не ставила перед собой задачи оккупации Украины, но только давления на неё. Первые ВГА по-настоящему заработали только в конце марта-апреле, указ об упрощённом принятии в российское гражданство жителей Херсонской и Запорожской областей появился 25 мая. См. Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/yFXAb [Дата обращения: 06.08.2022]., а решение об упрощённом предоставлении российского гражданства всем жителям Украины было принято только 11 июля. См. Официальный интернет-портал правовой информации: [cайт]. URL: https://archive.ph/L4Uny [Дата обращения: 06.08.2022]. Несложно заметить, что российские цели на Украине конкретизируются и ужесточаются в зависимости от отказа Украины вести переговоры: в первые недели СВО Россия выдвигала куда как более умеренные требования.
84 Антропов О.К. Политический активизм русской эмиграции 1920-1940-е гг. — Астрахань: Издатель: Сорокин Роман Васильевич, 2016. — С. 4.
85 Топольский Е. Методология истории. — М., ИНИОН АН СССР, 1977. Т. 2. — С. 352.
86 Хабермас Ю. Между натурализмом и религией. Философские статьи. — М., Весь Мир, 2011. — С. 19. Хотя это лишь ироничное переиначивание Хабермаса, всегда критиковавшего радикальный консерватизм за его положительную оценку молчания.
87 Турен А. Возвращение человека действующего. Очерк социологии. — М., Научный мир, 1998. — С. 120.
88 Там же. С. 119.
89 Концепция публичной сферы излагается на основе теории Юргена Хабермаса. См. Хабермас Ю. Структурное изменение публичной сферы. Исследования относительно категории буржуазного общества. — «Весь мир», 2016. — 344 с. Концепция давно окритикована как за свою идеалистичность, предполагающую существование нормативной интеллектуальной среды, так и за безусловную позицию, с которой можно говорить об обществе. Ведь такая позиция и такой субъект чисто умозрительны, доступ к высказыванию всегда затруднён (законодательно, экономически, возрастом, дееспособностью и т.п.), а прямолинейность развития публичной сферы условна. Впрочем, сам Хабермас в предисловии к переизданию 1990 года всё это прекрасно понимал. Развитие публичной сферы США в концепции Хабермаса не учитывалось. Почему текст вдруг задействует именно Хабермаса, а не какую-либо из радикальных или консервативных идей, объясняется в последней главе.
90 Хабермас Ю. Структурное изменение публичной сферы. С. 116-117.
91 Там же. С. 257-260.
92 К примеру, скандал вызвал английский агитационный фильм «Гунн — всегда гунн», в конце которого утверждалось, что даже торговля с Германией после войны будет невозможной из-за её зверств. Парламент немедленно набросился на «Министерство информации» с тем, что вопрос торговли будет обсуждаться правительством, а не пропагандистами. Лассуэлл Г.Д. Техника пропаганды в мировой войне. — М., 2021. — С. 80-81.
93 Хобсбаум Э. Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век «1914-1991». — Независимая газета, 2004. — С. 457.
94 Yearbook of International Organizations, Ed. 36, Vol. 1B, 1999/2000. — P. 2357.
95 Yearbook of International Organizations, Ed. 58, Vol. 1A, 2021/2022. — P. XIX.
96 Цыганков П.А. Политическая социология международных отношений. — М., Радикс, 1994. — С. 184.
97 Шмидт. Э. Коэн Д. Новый цифровой мир. Как технологии меняют жизнь людей, модели бизнеса и понятие государства. — «Манн, Иванов и Фербер», 2013. — 510 с. Пожалуй, не существует более откровенного бестселлера, где представители технической интеллигенции открыто признавались бы, что интернет-активизм должен служить демократическим государствам ради подавления не-демократических государств. Прелестна незамутненность следующего пассажа: «Как и многие другие технологические новшества, сбор всеобъемлющих биометрических данных в перспективе может помочь решить застарелые социо-политические проблемы, что вызывает у диктаторов обильное слюноотделение. Однако на каждый репрессивный режим, собирающий биометрические данные для притеснения собственного населения, найдется открытое, стабильное и прогрессивное общество, делающее такие же инвестиции по совершенно иным причинам». Кроме того, в «исследовании» используется классический троп активистской пропаганды, когда неизвестному лицу, благодаря его инициативности, пророчится великое будущее. Так книга поступила с неким кенийцем Энтони Мутуа, который изобрёл «ультратонкий кристаллический чип», который может производить электричество, если при ходьбе положить его под стельку ботинка: «Чип, изобретенный Мутуа, вот-вот начнут производить серийно, и, если ему удастся снизить его стоимость, это будет гениальное устройство». И вот прошли многие годы, нет ни чипа, ни прославившегося Мутуа, но остался тот же принцип поощрения туземного активиста, который должен замлеть от предоставленного ему внимания.
98 Хабермас Ю. Между натурализмом и религией... С. 16.
99 Парсонс Т. О структуре социального действия. — Изд. 2-е. — М., Академический Проект, 2002. — С. 82- 83. Парсонс чрезвычайно инструментальный и применимый мыслитель, поэтому его идеи в данном тексте используются выдернуто, даже поверхностно, с неизбежным, но необходимым упрощением.
100 Все персонажи подобраны случайно, без системы, являются активистами и могут быть легко заменены на любого представителя своего кластера. Следующие страницы обойдутся почти без сносок, которые бы перегрузили сюжет мелкими незначащими ситуациями. Тем не менее, каждому утверждению найдётся своё обоснование.
101 Парсонс Т. Указ. соч. С. 113.
102 Живой журнал: [cайт]. URL: https://archive.ph/uzdDw [Дата обращения: 06.08.2022].
103 24канал: [cайт]. URL: https://archive.ph/2ME6F [Дата обращения: 06.08.2022].
104 19 августа 2014 Семён Семенченко написал в неизменном Facebook: «Мы в Иловайске. Вчера батальон 'Донбасс', отдельная рота батальона 'Днепр', 2-й взвод батальона 'Азов' вели тяжёлые бои на подступах к городу <...> Судя по отчаянному драпу из города сторонников 'русского мира', делать охваты и рейды мы уже научились». См. Twitter: [cайт]. URL: https://archive.ph/jDuyu [Дата обращения: 06.08.2022]. Состав участников захода в Иловайск указывает на зачинщика операции в лице МВД, в состав которого и входили многочисленные добробаты. Об этом, пытаясь переложить вину за Иловайск с плеч армии, говорил Главнокомандующий ВСУ Виктор Муженко: «Это была инициатива руководства МВД. Там были добровольческие батальоны, которые ни Генеральному штабу, ни штабу АТО не подчинялись вообще». См. День: [cайт]. URL: https://archive.ph/iAPxN [Дата обращения: 06.08.2022].
105 См. DS-news: [cайт]. URL: https://archive.ph/tkaI5 [Дата обращения: 06.08.2022].
106 Евразия: [cайт]. URL: https://archive.ph/hZy2r [Дата обращения: 06.08.2022]. Тогда Корчинский очень точно уловил пафос противостояния серой немодной бюрократии и яркого романтического активизма: «Внешнюю и внутреннюю политику постсоветских государств проводят бюрократы и коррупционеры. Они не способны эффективно противостоять застрахованным со стороны Запада фанатикам, романтикам и авантюристам неправительственных структур».
107 Отсылка к знаменитому желанию Корчинского «украшать города не строениями, а руинами». Эстетико-провокационные взгляды Корчинского превратились в примитивнейший национализм сразу же как только представилась возможность для их воплощения.
108 Первенство выражения судя по всему принадлежит активисту за права чернокожих Джону Роберту Льюису, американскому конгрессмену, прославившемуся ухмылкой при аресте в 1960-х. По словам самого Льиюса от 2015 года, он улыбался, потому что знал, что находится на правильной стороне истории: «Even though I was arrested, I smiled bc I was on the right side of history. Find a way to get in the way». См. Twitter: [cайт]. URL: https://archive.ph/AB2MJ [Дата обращения: 06.08.2022]. Позже Льюис употреблял сей символ веры во внутренних американских делах, но источником инверсии Льюиса вероятно было выражение президента США Барака Обамы в 2014 году по поводу России: «Russia on the wrong side of history». См. BBC: [cайт]. URL: https://archive.ph/54Tpt [Дата обращения: 06.08.2022]. Союз президента, построившего свою предвыборную кампанию на образе активиста за гражданские права из 1960-х и всамделишного активиста из той же эпохи, разумеется, не случаен, а предопределён логикой истории, которая не может быть ни правильной, ни неправильной, а лишь слегка ироничной.
109 Байша О. Указ. соч. С. 78.
110 YouTube: [cайт]. URL: https://archive.ph/Sdzb6 [Дата обращения: 06.08.2022].
111 Хабермас Ю. Указ. соч. С. 188.
112 Маркс К. Энгельс Ф. Сочинения. — Т. 3. М., 1955. — С. 4.
113 Как таковой экономический рост начался только в конце XVIII столетия, когда мировая экономика, разогнанная промышленной революцией, стала расти на 2-3% в год и выше вместо усреднённого однопроцентно-столетнего ползка предыдущих 20,000 лет. Селищев А.С., Селищев Н.А. Китайская экономика в XXI веке. — СПб.: Питер. 2004. — С. 42. Парадокс экономического роста в том, что с ним не соотносится рост уровня счастья. Зато, при всех необходимых уточнениях и оговорках, с экономическим ростом соотносится рост равенства внутри рассматриваемого общества, хотя разрыв между обществами при этом увеличивается. См. Кларк Г. Прощай, нищета! — М., Изд-во Института Гайдара, 2012. — 542 с.
114 Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости. Избранные эссе — М., «МЕДИУМ», 1996. — С. 65.
115 Молер А. Фашизм как стиль. — Новгород, «Толерантность», 2007. — 56 с.
116 Клямкин И.М. Какая дорога ведет к праву? С. 21.
117 Кошкина С. Майдан. Нерассказанная история. — К.: Брайт Стар Паблишинг, 2015. — С. 126. Книга является типичным образцом догматичного активизма.
118 Загребельний I. Майдан. Хронiки недореволюцiї. — Арт-Прес, 2014. — С. 8.
119 Майдан отрицательно определяли как явление постмодернизма, что верно методологически, но дискурсивно — в том, что Майдан утверждал — это, напротив, чистый модерн с его верой в рациональный (!) цивилизационный (!) единый (!) и не Запад даже, а общий прогрессистский путь, который необходимо пройти от тьмы к свету. Это забавно и это как раз не было проделано, но Майдан стоило бить постструктурализмом его же интеллектуальных спонсоров, высмеивать его устаревший мета-нарратив, его дофукианскую рациональность, его дофеминистскую эмансипацию, его экспансивную деколониальность. При некоторой прыткости можно было бы показать, что современной прогрессистской теории больше соответствует молчащее меньшинство Донбасса, лишённое своего голоса мелкими и большими империалистами, и на озвучивание которого нужно двинуть силы мировой критической мысли. Если бы она была критической и, тем более, мыслью.
120 Например, получила хождение «теория» о том, что война на Донбассе была вызвана желанием Хантера Байдена согнать местное население с земли, чтобы добывать на освободившихся территориях сланцевый газ. Газ = деньги, деньги = выгода, но «выгода» лишь одна из множеств моделей поведения, которая не может в обязательном порядке объяснить каждый социальный случай.
121 Попов А. Что случилось с Украиной // Россия в глобальной политике, № 2-3, МАРТ-ИЮНЬ, 2018. Часть I. — С. 18.
122 В ответ на популистский призыв встать на колени перед погибшими украинскими солдатами, Ирина Геращенко выламывается вперёд: YouTube: [cайт]. URL: https://archive.ph/My3gE [Дата обращения: 06.08.2022].
123 Коллинз Р. Макроистория: Очерки социологии большой длительности. С. 13.
124 В 2020 году это число выросло до 53 (!) человек, то есть с 0,0003% до 0,0015% от четырёх миллионов украинских школьников. Для сравнения в Крыму за этот же период число обучающихся на крымско-татарском держалось на уровне 6000-7000 человек (выше, чем при Украине), то есть на этом языке обучалось около 3% учащихся Крыма или примерно 0,04% всех школьников России. См. ЮНИАП: [cайт]. URL: https://archive.ph/zKn3Y [Дата обращения: 06.08.2022]. При всём пафосе спасения крымско-татарского языка на Украине существовала только одна школа, где крымско-татарский был основой обучения (а не преподавался как предмет), но даже в Новоалексеевской школе №1 (Херсонская область) обучение на крымско-татарском велось только в младших классах.
125 При этом крымские татары имели важное внутреннее положение для Турции, так как в ней проживает около трёх миллионов человек с крымско-татарскими корнями.
126 Последняя такая попытка состоялась в феврале 2020. После встречи с президентом Турции Р. Эрдоганом президент Украины Владимир Зеленский сообщил о постройке на Херсонщине города-сада за счёт финансирования Турции. См. Любимый Херсон: [cайт]. URL: https://archive.ph/84oDV [Дата обращения: 06.08.2022].
127 Лента: [cайт]. URL: https://archive.ph/Da6ap [Дата обращения: 06.08.2022].
128 Regnum: [cайт]. URL: https://archive.ph/m7LC4 [Дата обращения: 06.08.2022].
129 Известия: [cайт]. URL: https://archive.ph/aIvNk [Дата обращения: 06.08.2022].
130 Украина.ру: [cайт]. URL: https://archive.ph/lrQYC [Дата обращения: 06.08.2022].
131 В 2021 году Турция экспортировала на Украину товаров на 4,1$ млрд., а импортировала только 3,2$ млрд.
132 Форбс.уа: [cайт]. URL: https://archive.ph/jmwXe [Дата обращения: 06.08.2022].
133 Екельчик С. Человеческое тело и национальная мифология: некоторые мотивы украинского национального возрождения XIX века // Казань: Ab Imperio, 3/2006. — 23-54 с.
134 В первоначальном употреблении (1925) «пролетарская по своему содержанию». См. Сталин И.В. Указ. соч. С. 138.
135 Гончар О. Щоденники. — Київ, «Веселка», 2004. Том 3. — С. 329.
136 Национализм и формирование наций. Теории — модели — концепции. — М., Институт славяноведения и балканистики РАН, 1994. — С. 76-77. На первом этапе у интеллектуалов возникает интерес к народной культуре, на втором этапе формируется интеллектуальная группировка, стремящаяся к построению национального государства, на третьем появляется массовое национальное движение. Этапы не последовательны, не эволюционны и могут обращаться вспять.
137 Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917-1923 / Сборник статей; — М., Новое литературное обозрение, 2014. — С. 239. Ожидаемо, что Путвис был помещиком, занимался сельским хозяйством и вообще ценил крестьянский дух народа.
138 Одним из первых законов, который попытался отменить Верховный Совет Украины, был закон «Об основах государственной языковой политики № 5029-VI», за отмену которого проголосовали уже 23 февраля 2014. Закон давал право использовать в регионах наряду с украинским тот язык, который считали родным более 10% местного населения. И хотя отмена закона не была утверждена и.о. президента, сама поспешность отмены стала одним из катализаторов гражданских волнений юго-востока Украины. Классический пример торопливости украинского национализма, стоивший ему существенных территориальных и демографических потерь. См. Портал государственной Рады: [cайт]. URL: https://iportal.rada.gov.ua/ru/news/Novosty/Soobshchenyya/88116.html [Дата обращения: 06.08.2022].
139 Мартин Т. Империя положительной... С. 367.
140 Например, самый известный публичный интеллектуал Украины — это традиционалист Андрей Баумейстер, но ряд продвигаемых им идей, вроде мысли о том, что Украина является мини-империей, которая не должна подавлять цветущую сложность своих составляющих, никоим образом не соотносятся с наличной украинской действительностью (жёстким национализмом), то есть Баймейстер, при своей информационной представленности не имеет хотя бы минимального влияния на реальное. Для сравнения другой традиционалист, Александр Дугин, будучи маргинальной (и когда-то активистской) фигурой, не имеет в информационном пространстве России сколько бы то значимого представления, но при этом на идеи Дугина российская реальность откликается куда сильнее, чем украинская на идеи Байместера.
141 Верховная Рада: [cайт]. URL: https://archive.ph/Mqzs1 [Дата обращения: 06.08.2022]. Власть Слов показывает следующая деталь: 5% траты на оборону были зафиксированы при Зеленском, которого националистические активисты обвиняли в реванше, хотя вроде как незрадный Порошенко в обращении к Верховному Совету в 2016 году заявил, что траты в 3% предельны для украинской экономики: «Та бiльше, на жаль, i це правда, ми собi дозволити не можемо — вiйськове навантаження на бюджет та соцiальну сферу i так критично велике». Президент Украины: [cайт]. URL: https://archive.ph/tEFgx [Дата обращения: 06.08.2022].
142
В ходе реальных боевых действий 2022 года Украина быстро перешла на полное внешнее довольствие, которое и оказывает решающее значение в развернувшемся противостоянии. Вопреки всем бюджетам, роль Украины изначально заключалась в поставщике дешёвой и мотивированной пехоты, что принципиально не могло купировать угрозу России (то есть сделать её вторжение невозможным или относительно безболезненным для Украины).
143 Лайф: [cайт]. URL: https://archive.ph/xPjjj [Дата обращения: 06.08.2022].
144 Insider: [cайт]. URL: https://archive.ph/3XAvP [Дата обращения: 06.08.2022].
145 Униан: [cайт]. URL: https://archive.ph/laTnm [Дата обращения: 06.08.2022].
146 Лэссуэлл Г.Д. Техника пропаганды в мировой войне... С. 57.
147 Вехой маркетинга считается устроенное лордом Нортклиффом состязание за первый перелёт над Ла-Маншем в 1908 году. Хитрость его была в том, что победа лётчика служила прославлению спонсора.
148 Лассуэлл Г.Д. Указ. соч. С. 26-30. Все пункты без исключения находились в пуле антигерманской пропаганды времён ПМВ.
149 Следует понимать важную семантическую разницу: Россия не хочет занимать антифашистскую позицию, Россия хочет губить фашизм.
150 «Сволочь, свинья антисемитская, по-другому сказать нельзя», — высказался о польском дипломате 1930 х гг. Владимир Путин. См. РБК: [cайт]. URL: https://archive.ph/UV6Pi [Дата обращения: 06.08.2022].
151 Из открытого письма исторических активистов, изучающих ВМВ и её наследие. См. Jewish Journal: [cайт]. URL: https://archive.ph/gJYpg [Дата обращения: 06.08.2022].
152 Образцовая манипуляция состоит в ответе патетикой идентичности (он тот-то и тот-то, поэтому не мог сделать того-то и того-то) на строгий аргумент идеологии: «Победивший на выборах с 74% голосов Владимир Зеленский имеет еврейские корни. Во время Второй мировой войны три родственника Зеленского стали жертвами Холокоста, а его родной дед прошел войну в составе Красной армии и был награжден боевыми орденами». См. Русская служба BBC: [cайт]. URL: https://archive.ph/I9Was [Дата обращения: 06.08.2022].
153 Telegram: [cайт]. URL: https://archive.ph/xZiL5 [Дата обращения: 06.08.2022].
154
Вопреки взаимным обвинениям и фактуре вроде горящих железнодорожных цистерн с химическими веществами, первое задокументированное свидетельство сознательного использования некого химического концентрата в качестве оружия принадлежит украинской стороне. См. Telegram: [cайт]. URL: https://archive.ph/L2Lou [Дата обращения: 06.08.2022]
155
Зарплата мобилизованных граждан на 2022 год составила 205 тысяч рублей в месяц, что более чем в пять раз выше медианной зарплаты по России того же года. Стоит ещё раз повторить: дело не в том, что такая сумма эквивалентна жизни, а в том, что впервые в российской истории российский солдат воюет не за спасибо.
156 На племенной характер вражды указывает и достаточно быстро распространившиеся слухи, затем призывы, а после и кастрация пленных — изуверский спутник любого трайболистского конфликта.
157 Подавляющая антиукраинская политика Российской империи последней трети XIX века (Валуевский, Эмский указы) всё ещё связана не с националистической логикой русских, а с логикой имперской лояльности. Русский национализм в Российской империи развиться так и не успел, но его модели отношения к украинству предполагали (в основном) не сохранение его лояльности, а поглощение, переработку и усвоение украинцев в русских. Тем не менее, запоздавшее романовское нациестроительство стало одним из факторов развала Российской империи. См. Лор Э. Русский национализм и Российская империя: кампания против «вражеских подданных» в годы Первой мировой войны. — М., «НЛО», 2012. — 301 с.
158 С первых дней СВО российские медиа ежедневно рассказывают про героев спецоперации, но ни один из них не стал национальным символом, подобно десяткам украинских примеров. И это не только сознательная политика. Это сам смысл СВО: приход размеренного дисциплинированного государства в дикое дискурсивное поле.
159 Telegram: [cайт]. URL: https://archive.ph/58qlF [Дата обращения: 06.08.2022]. Струна и дальше показывал поразительную скромность: RT: [cайт]. URL: https://archive.ph/rhu5k [Дата обращения: 25.12.2022]. Стоит дополнить, что это не только сознательная позиция отдельного человека, но и общая направленность российской армии: тайная и анонимная. Например, в ВС республик Донбасса куда больше вольности и медийности.
160 В качестве подтверждения можно провести нехитрый мысленный эксперимент: уже к июлю 2022 харьковская бабушка полностью исчезла из российского медиа-пространства, будто её и не было. Тогда как действительно консолидирующие символы не исчезают, а вечно претворяются в жизнь.
161 Нашумевшее выступление советника МО РФ Андрея Ильницкого 26.05.2022 в Совете Федерации РФ. См. YouTube: [cайт]. URL: https://archive.ph/fnTEh [Дата обращения: 06.08.2022].
162 Ильницкий М. Ментальная война России // Военная мысль, №8, август 2021. — С. 19.
163 Ильницкий объявляет, что «Политика РФ должна и обязана носить элемент цивилизационной миссии», что сразу же делает её узницей жёсткого контура, который будет с лёгкостью определять действия России для всего остального мира, а значит, делать их уязвимыми для внешнего воздействия. Жертвой такого контура однажды стала Российская империя со своим панславизмом и СССР с коммунистической догматикой. То, с какой алчностью выходят на Западе исследования о современной российской идеологии ещё раз подтверждает ту неодолимую жажду понимания российских мотивов, которые ожидается вновь разложить. Когда в ходе теракта августа 2022 была убита дочь Александра Дугина, западные Слова немедленно определили это как «Daughter of 'spiritual guide' to Putin's Ukraine invasion killed in car explosion». См. CNN: [cайт]. URL: https://archive.ph/ekTbs [Дата обращения: 21.08.2022]. Дугин никогда не оказывал какого-либо влияния на российскую внешнюю политику, не формулировал её, а только комментировал и уж тем более не был «Putin's Brain». Тем не менее, Запад назначил Александра Дугина на роль кремлёвского демиурга, формирующего идеологический курс России, хотя у России не было и нет никакой чёткой идеологии. Корень подобной одержимости в том, что для Запада ХХ век был веком победного идеологического противостояния. В духе истории успеха Запад желает видеть тот же конфликт идеологий и в XXI веке, но противостоящие Западу силы не являются идеологическими (за исключением некоторых направлений исламизма). Поэтому невозможна Холодная война 2.0., так как демократия и даже авторитаризм — это не идеологии, а политические системы. Также стоит заметить, что в общем виде «идеология» это не «коммунизм» или «национализм», а прежде всего картезианские постулаты, то есть запрос на субъекта, индивида, однородное пространство, в котором возможны какие-то управленческие манипуляции с реальностью, грубо говоря, это надежда вернуть модерн, что не просто невозможно, а опасно — всё равно что прийти на перестрелку с ножом — так как модерн был с лёгкостью расщеплён постструктурализмом, на цифровых пасынков которого предлагается вновь нацелить дульнозарядный мушкет.
164 Об особом, не воинственном характере российской спецоперации свидетельствует тот факт, что российское МО долго не показывало нанесение ударов по живой силе противника. Если азербайджанцы сразу же начали публиковать чудовищное армянское гуро, Россия впервые показала кадры поражения скопления украинских военнослужащих только 29-30 марта (под Харьковым). Смена риторики на чуть более жёсткую произошла с середины апреля 2022: 17.04.2022 в утреннем брифинге Минобороны впервые показали трупы украинских солдат. Далее картинки поражённой живой силы пошли одна за другой. В вечернем брифинге 22 апреля солдаты выбегают из разрушенного объекта; в вечернем брифинге 23 апреля показана стрельба по толпе военнослужащих; в утреннем брифинге 27 апреля показаны трупы с Александровки (Херсонская область); первого мая показан удар по украинским военным; 18 мая бьют по артиллерийскому расчёту. Но даже в таком виде наглядно отличие России от официальных информационных стратегий Азербайджана и Украины: не показывать потери вражеской стороны и не заниматься трупоедством.
165 Примечательно возведение мурала со «святой Джавелиной» в мае 2022 года в Киеве. Изображение «святой Джавелины», с которой и срисован мурал, изначально было создано на русском OSINT-ресурсе Lostarmour.info в качестве высмеивания украинского культа западного оружия. Но так как активист — это пользователь, который предельно серьёзен к насмешке, некий Кристиан Борис уже зарегистрировал бренд «Святой Джавелины», доходы от которого перечисляет украинской стороне. См. Газета.уа: [cайт]. URL: https://archive.ph/DP5fj [Дата обращения: 06.08.2022].
166 Со стремлением к успеху и ревностью по отношению к нему России всю сложность конфликта связывают такие лица как глава Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен: «Ukraine has gone through hell and high water for one simple reason: Its desire to join the European Union». См. Еврокомиссия: [cайт]. URL: https://archive.ph/B3uih [Дата обращения: 06.08.2022]. То, что Верховный Совет Украины впервые объявил о стремлении вступить в Евросоюз ещё в 1993 году (закреплено в 1998 году в Стратегии интеграции Украины в ЕС) при этом не учитывается. То есть очевидно, что намерение вступить в ЕС не является прямой причиной конфликта. Тем не менее, отсюда же столь популярные аналогии про мужа (Россию) и ушедшую жену (Украину), где муж вламывается в дверь чужой квартиры с криком «Люби меня». Подобные аналогии выдают полное индокринирование, так как замешаны на теме успеха и неудачника — одном из ключевых западных нарративов. Как пример можно привести смехапанораму «The Late Show with Stephen Colbert», где в 2014 году на многомиллионную аудиторию Украина оказалась представлена как девушка, ушедшая от парня-России к парню-США. Пикантность ситуации в том, что сравнение предложил не кто-нибудь, а главный редактор «Foreign Affairs». См. YouTube: [cайт]. URL: https://archive.ph/2v23g [Дата обращения: 23.11.2022].
167 О, эти большие, инопланетные буквы смотрятся так покровительственно рядом с природным украинским говором: «NASAMS зараз буде їх лускати як соняшник!». Как же здесь не обожествлять? И вот, меметизированную картинку неостановимых ударов Украине дала только американская РСЗО HIMARS с первой декады июля 2022 года. Оставляя за скобками качество и количество этих ударов, важно отметить их последовательность, некую ждущесть, которая обнадёживает взволнованного зрителя тем, что новый удар обязательно произойдёт и обязательно порадует. Это совершенно новая сериальная черта хода боевых действий, когда важна не эффективность удара и даже не его эффектность, а его неизбежность, наркоманское ожидание нового поражения, ритм которого помогает забыть реальное поражение: как бы тяжело оно не было, будет и ответ. При этом соразмерность ответа значения не имеет. Собственно, даже в отношении к оружию виден сущностный русско-украинский водораздел: Украина превозносит отдельные, как бы выдающиеся образцы, способные в одиночку что-то переломить, то есть ставит на оружейный активизм, тогда как Россия молча давит системой, которая даёт эффект в сумме, а не по отдельности. После долгого перебора западного вооружения, именно на HIMARS оказалась возложена медийная ответственность за ряд неудач российской армии. Тогда как винить нужно PowerPoint.
168 Их появление у Украины дело времени, но в пылу милитаристского подсчёта, когда активисты всех сторон сравнивают образцы российской и западной техники, не все заметили, что между российскими ракетами и западным противотанковым вооружением неожиданно прожужжал квадракоптер «Mavic» китайской компании «DJI», главный и притом незаметный символ этой войны. Только так, меж сражающихся гигантов, всегда и проскальзывают большие мировые изменения, в данном случае — возвышение Китая.
169 См. POLITYKA: [cайт]. URL: https://archive.ph/WaZYV [Дата обращения: 07.04.2023]. Ещё примечательнее обложка этого майского выпуска, которая оповещает максимой: «Posjanie jak orki». Расизм — это подвижная граница вытеснения, за которой пребывает Другой.
170 И хотя на официальном уровне Россия не кичилась второй позицией в мире вооружённых сил, это почётное и условное место ей год за годом присуждал справочник «The Military Balance». Что крепило самоуверенность российских болельщиков.
171
См. Fox News: [cайт]. URL: https://archive.ph/c2BF6 [Дата обращения: 07.02.2023]. Говоря об общей ущербности российского пропагандистского контура, как-то забывается, что до февраля 2022 весь мир был уверен в колоссальной и кратно превосходящей мощи российской армии над украинской. Следовательно, российские медиа свою главную задачу выполнили. Что ещё раз показывает с какой лёгкостью современный мир очаровывается Словами.
172
См. ГЛАВКОМ: [cайт]. URL: https://archive.ph/rpEVo [Дата обращения: 07.02.2023].
173 В частности, так охарактеризовал норвежские гаубицы М109А3 Главнокомандующий ВСУ Валерий Залужный. См. Сегодня: [cайт]. URL: https://archive.ph/XOTJd [Дата обращения: 06.08.2022].
174 См. РБК: [cайт]. URL: https://archive.ph/9iY1t [Дата обращения: 06.08.2022].
175 Эмоциональное, но весьма точное признание Владимира Путина о нелогичности и парадоксальности всего происходящего на пятый месяц СВО. См. Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/X5Rqc [Дата обращения: 06.08.2022].
176 «От имени всех евреев, окружённых в Азовстали» к евреям и Израилю обратился некий Виталий Александрович Барабаш. См. YouTube: [cайт]. URL: https://archive.ph/SBAFK [Дата обращения: 06.08.2022].
177 YouTube: [cайт]. URL: https://archive.ph/2v23g [Дата обращения: 06.08.2022].
178 Reuters: [cайт]. URL: https://archive.ph/Fd6gh [Дата обращения: 06.08.2022].
179 Nationalpost: [cайт]. URL: https://archive.ph/wiDB6 [Дата обращения: 06.08.2022].
180 Попытки российских медиа создать аналоги украинской «эвакуации» были встречены насмешкой собственных же сторонников. «Перегруппировку» и «жест доброй воли» не высмеял только ленивый, но именно этот смех подчёркивает неумелое владение Словами российской стороны и их беспрекословную власть на правом берегу Днепра. Медиа России реакционны. Они пытаются запоздало объяснять события, тогда как западные медиа пытаются их формировать. Даже концептуальная попытка ИА «Regnum» объявить Украину (б)УССР и называть её только так, со временем была тихо свёрнута.
181 Watling J. Reynolds N. Ukraine at War: Paving the Road from Survival to Victory // RUSI Special Report, 4 July 2022. — С. 16. В качестве наглядного примера «эгалитарной культуры» можно ознакомиться с откровениями бойцов кадровой украинской 24-й ОМБр, где с 14:35 есть попросту феноменальный момент: «Так как командир третьего взвода не мог адекватно оценивать ситуацию, личным составом взвода было принято решение о передаче командования Димону. Димона на следующий день убили свои же». См. Youtube: [cайт]. URL: https://archive.ph/6fud3 [Дата обращения: 06.08.2022]. Как показывают исследования, западное пренебрежение к тактической выучке русских проистекает от вермахтовских генералов, обучавших свежесозданные натовские войска. Тактическая грамотность и неграмотность — чуть ли не основной троп западной военной мысли. Он постоянно используется в медийных целях. См. Кривопалов А.А. Указ. соч. С. 344-345.
182 Радiо Свобода: [cайт]. URL: https://archive.ph/zHcFD [Дата обращения: 06.08.2022].
183 Классика активистского унижения людей — это «извинения на камеру». В равной степени этот метод используют левые, правые, этнические, прогрессивные, государственные активисты. Объяснительная командира батальона «Восток» А. Ходаковского перед чеченскими активистами за своё нейтральное, но не понравившееся активистам мнение. См. YouTube: [cайт]. URL: https://archive.ph/BgmXB [Дата обращения: 06.08.2022].
184 К примеру, в боевых действиях сравнительно мало участвуют казаки, ещё одни сословные российские активисты. В данной кампании их можно заметить в ЛНР и отчасти в Запорожье. Постепенно география их участия расширяется, но это несравнимо с той бурной деятельностью, которую казаки развили в 2014. Оценки участвующих в СВО казаков находятся около 1200 человек. См. КоммерсантЪ [cайт]. URL: https://archive.ph/19wkt [Дата обращения: 09.08.2022].
185 Полноценная и быстрая мобилизация в духе армий модерна в России трудновыполнима из-за реформы кадрированных частей, проведенной Анатолием Сердюковым. Кадрированные части в России фактически отсутствуют, оставшись в качестве четвертых полков развёрнутых дивизий (за некоторым исключением в лице 90-й или 150-й дивизии) и МСБр (за некоторым исключением вроде 58-й армии). См. Кривопалов А.А. Украинская кампания и развитие новых оперативных тенденций // Международные отношения и мировая политика. Том 9, № 3, 2022. С. 346. На Украине, напротив, кадрированная система сохранилась в более изначальном, советском виде, что позволило быстро создать численный перевес. При этом власть Слов никуда не делась — Украина пытается насмехаться над советскостью России, приписывая ей, к примеру, несуществующее численное превосходство. См. Кривопалов А.А. Указ. соч. С. 346-347. В первую фазу войны Украина даже пошла на стратегию СССР 1941 года: отдалённый аналог ополчения (батальоны ТРо) пытается сдержать наступление противника, пока в тылу формируются боеспособные подразделения в т.ч. на основании западной помощи.
186 Со временем российское государство пошло по пути централизации добровольческой помощи и установлении над ней регулирующего органа, что вызвало недовольство тех малых волонтёрских групп, которые самостоятельно помогали отдельным подразделениям. См. Telegram: [cайт]. URL: https://archive.ph/tk3DC [Дата обращения: 25.12.2022].
187 Их первоначальный заход на 16 марта 2022 года по неясным причинам перенесли на 19 марта, хотя кое-какие действия «на нуле» происходили ещё 22 февраля 2022 года. Информация из личных источников.
188 Чечня-сегодня: [cайт]. URL: https://archive.ph/6QWmL [Дата обращения: 06.08.2022].
189 Российский университет спецназа: [cайт]. URL: https://archive.ph/ziOCd [Дата обращения: 25.12.2022]. Хотя на «земле» ситуация сложнее.
190 Regnum: [cайт]. URL: https://archive.ph/8Wgn9 [Дата обращения: 06.08.2022].
191 КоммерсантЪ [cайт]. URL: https://archive.ph/19wkt [Дата обращения: 09.08.2022].
192 Рамзан Кадыров выступил с предложением, которое выходило далеко за полномочия главы одного из регионов Российской Федерации: «Я считаю, что каждый руководитель региона вполне в состоянии подготовить, обучить и укомплектовать хотя бы одну тысячу добровольцев». См. Telegram: [cайт]. URL: https://archive.ph/Wf6NH [Дата обращения: 21.09.2022]. Кратко это можно охарактеризовать, как бег по соседним с государством дорожкам. Слово «самобилизация», предложенное Кадыровом, хорошо отображает смысл возможного в России активизма.
193 В первых числах октября 2022 г. на портале «Госуслуги» была открыта свободная запись в добровольцы, что можно считать датой государственного разворота по отношению к низовому патриотическому активизму.
194 Ограниченная мобилизация в России была объявлена только спустя двести дней войны. См. Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/5JPce [Дата обращения: 21.09.2022]. Можно заключить, что Россия вновь проводит реактивную эскалацию, прибегая к повышению ставок только в самый последний и не самый выгодный момент.
195 Штомпка П. Социология социальных изменений. — М., Аспект Пресс, 1996. — С. 246.
196 Известен случай Александра Сладкова, полностью лояльного журналиста, вытуренного с Донбасса и дошедшего с жалобой до президента России. См. Комсомольская правда: [cайт]. URL: https://archive.ph/ZPgTa [Дата обращения: 06.08.2022]. Или случай врача Юрия Евича, внёсшего неоценимый вклад в медицинскую подготовку российских солдат, за что и получил обвинение в дискредитации армии. См. Telegram: [cайт]. URL: https://archive.ph/nfqhY [Дата обращения: 10.04.2023].
197 Слово «война» попало в России под запрет пацифистского и предосудительного употребления, тогда как в качестве аналитического инструмента «войну» использовать не возбраняется. Данный текст использует слово «война» в качестве инструментального понятия.
198 Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/iBa8v [Дата обращения: 06.08.2022].
199 Русская служба BBC: [cайт]. URL: https://archive.ph/F9btC [Дата обращения: 06.08.2022].
200 Вконтакте: [cайт]. URL: https://archive.ph/4q7NV [Дата обращения: 06.08.2022].
201 Telegram: [cайт]. URL: https://archive.ph/6wrPj [Дата обращения: 06.08.2022].
202 Дон-24: [cайт]. URL: https://archive.ph/caXKL [Дата обращения: 06.08.2022].
203 Слова прозвучали на встрече не с общественностью, а с депутатами, то есть законодательной властью, от которой опять ждут направления и регуляции общественности. См. Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/JBsoO [Дата обращения: 06.08.2022].
204 Тесля А. Первый русский национализм... и другие. — М., Издательство «Европа», 2014. — С. 36.
205 Миллер А. И. «Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIXв.). — СПб.: Алетейя, 2000. — С. 148.
206 Тесля А. Первый русский национализм... и другие. С. 52.
207 Telegram: [cайт]. URL: https://archive.ph/HnI5o [Дата обращения: 07.04.2023].
208 Telegram: [cайт]. URL: https://archive.ph/jyXsn [Дата обращения: 22.04.2023].
209 Telegram: [cайт]. URL: https://archive.ph/ZHcM2 [Дата обращения: 07.04.2022]. Также см. Telegram: [cайт]. URL: https://archive.ph/c52Pw [Дата обращения: 07.04.2023].
210 После военного мятажа июня 2023 года, устроенного Евгением Пригожиным, судьба его структуры оказалась предрешена. Генезис военного мятяжа группы 'Вагнер' имеет активистскую природу: к лету 2023 года Евгений Пригожин оказался единственным активистским феноменом России, отказавшимся ставить свой активизм под контроль государства (подписание контракта с МО РФ). Понимая, что его узнаваемость и значимость после освобождения Бахмута неуклонно падают, а государство перестаёт нуждаться в активистской поддержке, Пригожин решился на военный мятеж. В его основе лежала классическая активистская вера в безоговорочную поддержку населения. Примечательно, что Евгений Пригожин совершил ровно ту же ошибку, которую он вменяет высшему военному руководству России в феврале 2022: Пригожин совершенно неверно оценил настроения народа. В данном случае — русского. Что ещё раз доказывает: активизм неминуемо вытесняет компетенции как в структуре, так и в отдельно взятой голове, из-за чего вчерашний герой становится предателем.
211 К примеру, в ходе боевых действий не повторилось ничего равного Амирии 1991 года.
212 Первый существенный удар по украинской энергосистеме Россия нанесла только в ночь на 12 сентября, на седьмой месяц СВО. Удару подверглись Харьковская ТЭЦ-5, Змиевская ТЭЦ, Павлоградская ТЭЦ-3, Кременчугская ТЭЦ. Дальнейшие атаки показали, что целью России преимущественно является не само производство энергии, а её маневровые мощности. При этом удар был реактивен, то есть ответен за потерю части Харьковской области и носил характер предупреждения, о чём высказался Владимир Путин: «Но будем считать, что это предупреждающие удары. Если дальше ситуация будет развиваться подобным образом, ответ будет более серьёзным». См. Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/34KOb [Дата обращения: 17.09.2022]. Что подтвердилось 10 октября, в куда как более массовых ударах по украинской инфраструктуре в ответ на попытку уничтожить Крымский мост. Пока аналитики рассматривали эффективность этих ударов, за скобками осталась некая российская дифференцированность, последовательно увязывающая методы ведения войны с действиями противника. Поступки России опять оказались выжидательны и ответны, будто они всё ещё вплетены в изощрённую дипломатическую сетку, тогда как адресаты этих «предупреждений» не рассматривают их как останавливающий «шлепок по губам» или подталкивание к переговорам. Вся сложная российская семафорная система, должная о чём-то намекнуть, кого-то остановить и к чему-то принудить, рассматривается противниками России исключительно в логике военного потенциала. Западные аналитические материалы первой поры СВО полны удивления, почему Россия не занимается уничтожением ключевой инфраструктуры противника, которое началось только осенью 2022. Напрашивается вывод: чем дольше идут боевые действия, тем больше СВО превращается в обыкновенную войну со всей её понятной механикой. Тогда чем же была СВО? Неким военным курьёзом? Военно-политическим поддавком? Подконтрольным сном в уютной кремлёвской берлоге?
213 Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/Uu5Ii [Дата обращения: 06.08.2022].
214 Вопреки Словам, нарёкшим украинское зерно избавителем от мирового голода, это зерно направилось не в Африку, а в наиболее платежеспособные и развитые страны. На август 2022 г. Всемирная продовольственная программа зафрахтовала лишь одно судно, которое непосредственно доставит зерно голодающим в места вроде Йемена или Сомали. Слова объясняют это тем, что смысл вывоза украинского зерна в снижении рыночной стоимости продовольствия и тем самым облегчении продовольственного бремени. Тем не менее, в момент зернового кризиса речь шла всё же о том, что украинское зерно непосредственно требуется голодающим ртам, и это уже прямая подмена. См. The New York Times: [cайт]. URL: https://archive.ph/7h874 [Дата обращения: 06.08.2022]. О подмене в сентябре 2022 также высказался Владимир Путин: «По Всемирной программе продовольствия ООН, которая как раз и подразумевает помощь самым нуждающимся странам, было загружено всего два корабля, — подчеркну, — только два из 87, и на них было вывезено 60 тысяч тонн продовольствия из двух миллионов тонн. Это всего три процента, которые направлены в развивающиеся страны». См. Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/RcyFj [Дата обращения: 08.09.2022]
215 Слова президента России на ПМЭФ 2022 года. См. Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/ZIp3V [Дата обращения: 06.08.2022].
216 При дележке СССР Украине достался важнейший стратегический ресурс — люди, колоссальные 52 000 000, с не менее впечатляющей для экс-СССР плотностью населения в 75 человек на квадратный километр. Такая населённость стала не последней причиной превращения Украины в живое поле экспериментов. В качестве полигона Украину презентовал как министр обороны А. Резников, так и его заместитель В. Гаврилов. См. MilitaryTimes [cайт]. URL: https://archive.ph/22bdm [Дата обращения: 26.09.2022].
217 Падение ВВП Украины по итогам 2022 составит не менее 30%. О кризисном состоянии украинской экономики ДО систематических ударов по энергосистеме можно прочитать в Macroeconomic Policies for Wartime Ukraine // Centre for Economic Policy Research. London-Paris, 2022. — 28 p. Глава Института демографии и социальных исследований Украины на 1 января 2023 года оценивал численность наличного населения в границах 1 января 2022 года от 28 до 34 миллионов человек. См. Укрiнформ [cайт]. URL: https://archive.ph/W1iHW [Дата обращения: 07.04.2023].
218 К примеру, в июле 2022 года якобы лишились украинского гражданства такие ключевые спонсоры активизма 2014 года как Игорь Коломойский и Геннадий Корбан. Война укрепляет позиции центральной власти и лично президента Владимира Зеленского. См. РБК: [cайт]. URL: https://archive.ph/tUcWy [Дата обращения: 06.08.2022]. Удару подверглось даже турецко-активистское влияние, сюжет которого рассматривался в данном тексте. См. Известия: [cайт]. URL: https://archive.ph/JrlTY [Дата обращения: 13.09.2022].
219 Перечислять эту «ограниченность» можно сколь угодно долго. Доходит до вопиющих случаев. При абсолютной нехватке личного состава в зоне СВО, с 1 по 7 сентября 2022 года Россией были проведены учения «Восток-2022», где было «задействовано свыше 50 тысяч военнослужащих, более пяти тысяч единиц вооружения и военной техники, в том числе 140 летательных аппаратов, 60 боевых кораблей, катеров и судов обеспечения». См. Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/GIbkH [Дата обращения: 07.09.2022].
220 В частности, самый богатый человек Украины, предприниматель Ринат Ахметов, напрямую пожаловался толкователю украинской политики, что президент Зеленский строит жёсткую авторитарную модель власти. Челобитная Ахметова — свидетельство конца олигархической вольницы. См. The Washington Post: [cайт]. URL: https://archive.ph/0d3sC [Дата обращения: 08.12.2022].
221 Так, в официальную рабочую группу, отвечающую за решение мобилизационных проблем, неожиданно были включены держатели известных tg-каналов и военкоры. См. Официальный интернет-портал правовой информации: [cайт]. URL: https://archive.ph/Hkv6L [Дата обращения: 25.12.2022].
222 Соответствие России необходимым компетенциям — сюжет для отдельного эссе. Вкратце можно отметить, что востребованными оказались две крайности: утверждения о полной некомпетентности России и утверждения о полной компетентности России. Проблема даже не в том, что истина где-то посредине, а в том, что её местоположение очень трудно установить, так как говорить о компетенциях можно только тогда, когда известны поставленные цели и задачи, а они покрыты мраком тайны. То, что хочет Украина — понятно, её компетенции можно вычислить. То, что хочет Запад — понятно, его компетенции можно вычислить. Но то, чего хочет Россия — непонятно, о её компетенциях можно только гадать, вычисляя их по косвенным данным и признакам, как пытается делать этот текст. Кроме того, компетенция вещь кумулятивная и скрытая, тогда как их медийная критика персональная и наглядная. Разницу можно увидеть на следующем примере: в относительно спокойном доковидном 2018 году Украина построила в подконтрольной Донецкой области около 40 000 квадратных метров жилья, а в неполный и разрушительный 2022 год Россия возвела около 100 000 квадратных метров жилья в одном только Мариуполе. См. Укрстат [cайт]. URL: https://archive.ph/aS2Js [Дата обращения: 07.09.2022]. Подобного рода незаметные соотношения и называются компетенциями.
223 После 24 февраля сумасшедшим Путина назвали премьер-министр Нидерландов, президент Чехии Милош Земан, ряд членов Европарламента и другие европейские политики. Примечательно суждение посланника ЕС, канцлера Австрии Карла Нехаммера, единственного действующего европейского лидера, встретившегося на август 2022 с Владимиром Путином: «I think he is now in his own war logic. He thinks the war is necessary for security guarantees for the Russian Federation, he doesn't trust the international community. He blames the Ukrainians for genocide in the Donbas region. So, well, he is now in his world, but I think he knows what is going on now in Ukraine». См. Youtube: [cайт]. URL: https://archive.ph/syORv [Дата обращения: 06.08.2022].
224 Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/JAvva [Дата обращения: 23.11.2022]
225 Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/sPYhA [Дата обращения: 25.12.2022]
226 Первые ласточки этого решения уже разрезали российское общественное пространство. Одной из них стал депутат Госдумы Н. Бурляев, объявивший о сплочении творческих деятелей в «Культурный фронт России». См. КоммерсантЪ: [cайт]. URL: https://archive.ph/AWPS7 [Дата обращения: 23.11.2022]. Самым громким событием стал президентский указ по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностях. См. Президент России: [cайт]. URL: https://archive.ph/hQq9b [Дата обращения: 23.11.2022].
227 Розанов В. В. Мимолетное. — М., Издательство «Республика», 1994, Т. 2. — С. 172.
|