Она проснулась, когда за окном было еще совсем темно, потянулась к будильнику, стоящему на тумбочке возле кровати, но вспомнила, что сегодня суббота, и, следовательно, можно поспать подольше. Так уж был устроен ее организм: она с трудом засыпала после двенадцати ночи, но иногда утром, если никто не потревожит, могла спать часов до десяти. Правда, такое счастье выпадало редко, и она ценила его. Аля поплотнее закуталась в одеяло и с удовольствием опять погрузилась в сон. Когда снова открыла глаза, то ей показалось, что спала она совсем недолго, может, минут двадцать, но, видимо, это было не так, потому что за окном рассвело.
Звонок в дверь раздался во второй раз. Он был длинным и нетерпеливым, стоявший за дверью явно не церемонился. Пришлось встать. Аля накинула халат и побрела к двери.
- Кто? - спросила она, с трудом сдерживая зевоту.
- Алевтина, я это, я. Открой.
От соседки, как от стихийного бедствия, спасенья не было, и Аля, вздохнув, впустила ее.
Ивановна, так ее звали, жила рядом в однокомнатной квартире, поэтому иногда наведывалась к Але по делу и без дела. Женщиной она была очень любознательной и, конечно же, знала все и обо всех в подъезде. Никто не мог сказать точно, сколько старушке лет, но и деятельной она была без меры тоже.
Сейчас Ивановна помогала дочери, живущей в частном доме, воспитывать двух ребятишек, содержала в порядке огород и делала еще множество других дел. Вот поэтому Аля и не удивилась, когда узнала, что стала она трижды в неделю готовить еду и убирать квартиру еще одному соседу по лестничной площадке, около месяца назад снявшему здесь жилье.
Но как ни старалась Ивановна, однако кроме того, что соседа зовут Артуром Михайловичем, живет он тихо и одиноко, женщин домой не водит, много курит, по субботам пьет пиво, сказать о нем ничего не могла. Деньги он оставлял точно первого и пятнадцатого числа на кухонном столе, а находиться в квартире она могла только, когда его не было дома.
Правда, движимая любопытством, старушка, как-то столкнувшись с ним на лестничной площадке, попыталась заговорить, но новый сосед готовности поддержать разговор не проявил. Не останавливаясь, торопливо пробормотал, что ему некогда, и прошел мимо, при этом на его лице отразилось такое неудовольствие, что Ивановна, испугавшись лишиться заработка, попыток больше не возобновляла.
Сегодня старушка была возбуждена как никогда.
- Знаю, знаю, - затараторила она, проходя в кухню, - что ты любишь в субботу поспать, но тут такое дело...
- Чаю попьем? - невежливо перебила ее Аля, потому что другого способа остановить поток речи попросту не было.
Ивановна лишь отрицательно покачала головой и продолжила рассказ. Оказывается, внуки заболели гриппом, дочка сама нездорова, надо было бы пожить у них недельку, помочь, она уж и собралась, вот только Артура Михайловича решила предупредить, что вряд ли найдет время на следующей неделе готовить ему еду. Он после ее звонка открыл дверь, но был настолько бледен и слаб, что она помогла ему лечь и вызвала врача.
- Алевтина, у него никого нет, помочь некому, ведь он сам врачу и дверь не откроет, а мне кроме тебя и попросить-то некого. Соглашайся, а? Не можем же мы его одного в беде бросить? А мне к дочери бежать надо.
Что было делать? И Аля, по учительской привычке помогать каждому, кто нуждался в помощи, согласилась, ходя до этого дня нового соседа не видела ни разу.
В квартире Артура Михайловича ничего примечательного кроме белых стен не было. В зале находился, видно, что дорогой, широкий диван, на котором он и лежал, укрытый клетчатым пледом. На рядом стоящем столике Аля заметила несколько газет и книгу на английском языке. Одно кресло оказалось развернутым так, чтобы было удобно смотреть телевизор, стоящий на низенькой длинной тумбочке. Возле второго, задвинутого в угол комнаты, приютился небольшой письменный стол с компьютером.
Аля заглянула во вторую комнату. Большую ее часть занимала широкая кровать, аккуратно заправленная покрывалом в тон пледу. С прикроватной тумбочки смотрел на нее светильник в виде совы, а рядом моргали зеленоватым светом цифры маленького будильника, который называют дорожным. В углу находился такого же внушительного размера шкаф. Ни фотографий, ни картин... Ничего, что могло бы хоть немного рассказать о хозяине. При ее появлении новый сосед не открыл глаз, видно было, что ему совсем плохо. Аля, стараясь не суетиться, проветрила спальню, расправила кровать, удивившись красоте и качеству светло-кремового постельного белья. Все вещи были дорогими, но какими-то безликими, как в гостинице; казалось, что человек, сдававший квартиру, и не собирался обосновываться здесь навсегда.
- Артур Михайлович, - позвала Аля, наклонившись к нему. - Артур Михайлович, я - Алевтина, соседка. Меня Ивановна попросила присмотреть за Вами до прихода врача.
Веки больного дрогнули, но и только. Она подождала немного, потом осторожно дотронулась до его плеча.
- Я хочу, чтобы Вы перешли на кровать, там будет удобнее. А потом начнем лечиться. Я морс приготовлю...
Сосед, по-прежнему не открывая глаз, тяжело дышал, и Аля совершенно растерялась, не зная, что еще сказать или сделать. Но вот он заговорил:
- Прошу, говорите тише. У меня очень болит голова.
- Хорошо, хорошо, - обрадовавшись, зашептала она. - Давайте я помогу... А потом избавлю от головной боли. Я умею, меня еще бабушка научила. Ну, попытайтесь встать.
Больной медленно опустил с дивана сначала одну ногу, потом другую. Аля обхватила его за плечи и помогла сесть, потом осторожно, шаг за шагом они двинулись к спальне. Рука, лежавшая на ее плечах, была горяча даже сквозь футболку. Глаз он так и не открыл.
До кровати оставалось буквально два-три шага, когда мужчина начал заваливаться куда-то вбок. Аля обхватила его двумя руками и, чтобы удержать, прижала к себе пышущее жаром тело. Так они стояли, легонько покачиваясь, довольно долго. Он был высок, и лицо Али оказалось прижатым к горячей влажной шее, поэтому ей пришлось вдыхать запах его волос и кожи. И это, к ее удивлению, не было неприятным. Туалетная вода соседа, надо признать, оказалась хороша. Запах лаванды едва различался, и Аля могла бы поспорить, что уловила еще запах бергамота и лимона. Однако в целом, несмотря на выраженный цветочный аромат, это был запах, который способен выбрать для себя далеко не каждый мужчина.
Но вот он слегка отодвинулся от нее и едва слышно прошептал:
- Простите, закружилась голова. Спасибо...
Аля хотела ответить, однако не смогла, потому что голос неожиданно пропал, и она лишь тихонько пробормотала что-то не совсем вразумительное. Мужчина мучительно закашлялся, и ей пришлось опять прижать это горячее тело к себе. Наверно, она могла бы стоять так очень долго, потому что ей было совсем не тяжело...
Наконец он был уложен в постель.
- Послушайте, Артур Михайлович, сейчас я Вас покормлю, потом полечу, потом оботру теплой водой с уксусом, чтобы сбить температуру. Вернусь через минуту.
Она собиралась принести из дома куриный бульон, который, к счастью, был сварен только вчера. С тех пор, как Аля осталась одна, приготовление пищи было сведено к минимуму. Бульоны постепенно вытеснили супы и борщи, а вместо второго все чаще готовились какие-то простенькие салатики.
Бульон был подогрет, но он наотрез отказался от еды, с трудом осилив длинную фразу:
- Сначала лечение, потом обтирание, потом еда.
Что было делать? Не спорить же с ним, в самом деле? И ей пришлось согласиться.
Аля долго массировала больному голову, легко касаясь кожи подушечками пальцев, и внимательно рассматривала его лицо. Черные волосы были коротко острижены, виски густо серебрились сединой. Губы резко очерчены, на правой стороне нижней змеился довольно заметный шрам, который, однако, совсем ее не портил. Нос можно было бы тоже как-то описать, но ей ничего не приходило в голову, поэтому Аля просто назвала его подходящим носом, ведь он и вправду подходил к этому лицу. Лоб был высоким, подбородок упрямым, только вот худоба... Еще немного, и человека можно будет назвать болезненно худым. О глазах она не могла сказать ничего, потому что они были до сих пор закрыты. Мужчина был красив, очень красив... Такие должны, наверно, состоять у государства на учете и давать клятву иметь не менее десяти детей.
Когда Аля закончила, то зачем-то поднесла руки к своему лицу и вновь близко почувствовала его запах. Интересно, почему это так волновало ее? Однако крамольная мысль была тут же забыта. В этот момент ей меньше всего хотелось что-то анализировать.
- Ну вот, первую часть плана мы выполнили. Вам легче? - спросила она по-прежнему тихо.
- Почти не болит. Хорошо-то как... - прошептал он и снова закашлялся.
Из большой комнаты Аля принесла маленький столик и поставила его возле кровати.
- Артур Михайлович, я хочу сделать так, как когда-то делала моя мама. Чтобы сбить температуру, надо обтереть все тело водой с уксусом. И ноги тоже... - Аля замялась, - но для этого надо как-то снять с Вас пижамные брюки.
Она почувствовала, что краснеет, и это ей явно не понравилось. Однако раздумывать было некогда: сосед открыл глаза. Только вот кроме боли Аля в них, к сожалению, ничего не увидела. Видно, не зря Ивановна как-то назвала его глаза пустыми. Такими они и были.
Он смотрел куда-то мимо нее и молчал. Аля опять смутилась. Ей вдруг захотелось сказать, что если он не захочет, то она может и не делать этого. Просто накормит и тихо посидит в соседней комнате, ожидая прихода врача, а потом сходит в аптеку. И больше сосед никогда ее не увидит. Однако вместо этого произнесла каким-то нервным шепотом:
- Я не собираюсь Вас домогаться, - и для чего-то добавила, - честное слово!
Наверно, ему и вправду стало немного легче, потому что на этот раз ответа ждать не пришлось.
- После того, как целый час обнимала, давай уж без китайских церемоний. Зови меня Артуром, говори мне ты и делай со мной все, что хочешь, только не уходи. Мне и вправду совсем хреново, - он немного помолчал и жалобно добавил, - пожалуйста.
Когда Аля опять посмотрела на него, то увидела, что глаза были вновь закрыты.
- Вот и хорошо, - сказала она голосом, которым разговаривала с учениками, желая показать свое недовольство, - вот и познакомились. Можешь звать меня Алевтиной. И тоже на ты. Только запомни, что я тебя не обнимала, я тебе помогала.
Она немного помолчала, подождала ответа, но, увидев, что отвечать он и не собирается, отправилась к себе домой за уксусом и полотенцами.
Измотанный большим количеством вызовов врач появился только около четырех, сказал, что у больного типичный грипп, выписал гору рецептов, надавал кучу советов, просил внимательнее следить за течением болезни, потому что возможны осложнения, и звонить, если станет хуже. Поскольку сходить в аптеку кроме нее было некому, Аля быстро собралась, решив по дороге заскочить в магазин. Артур лишь пошевелил пальцами в знак того, что услышал, когда она предупредила, что вернется через час. Он по-прежнему большую часть времени лежал с закрытыми глазами.
Когда все дела были, наконец, сделаны, Аля, не заходя к себе, сразу же направилась в квартиру соседа.
- Я уже здесь. Как ты? - спросила она шепотом, наклоняясь над ним.
Артур медленно открыл глаза.
- Ты долго ходила, болит опять голова, помоги...
И Аля побежала мыть руки, чувствуя себя виноватой.
На этот раз боль долго не уходила, и она массировала ему голову до тех пор, пока не почувствовала, как он расслабился.
- Спасибо, я посплю... Не уходи...
Она успела заставить больного выпить таблетки прежде, чем он заснул.
На часах была половина седьмого, когда Артур попросил воды. Аля была рада, что он проснулся, потому что ровно в семь ей надо было быть дома. Павел-Пауль всегда был точен. Она напоила больного морсом, потом помогла повернуться на бок. Он по-прежнему был очень горячим.
- Артур, я должна быть дома через десять минут. Вернусь через полчаса, - пообещала она.
- Это обязательно?
Аля улыбнулась, услышав вопрос. Что же он ведет себя как дитя малое, словно боится остаться в квартире один? Какой странный, однако, этот новый сосед.
- Совершенно обязательно, - вздохнув, заверила она.
- Хорошо, полчаса, не больше.
Глаз он так и не открыл.
Павел-Пауль появился в ее жизни около двух лет назад. Однажды она прокомментировала какое-то событие в "Одноклассниках", ему понравился ход ее мыслей, он ей написал. Она ответила. Так завязалась переписка. Павел когда-то жил в России, в Германии его стали называть Паулем. Прошло меньше месяца, и они уже ежедневно общались по скайпу. Павлу было далеко за шестьдесят, и он был одинок. Жена умерла молодой, а он больше не женился. Сейчас Павел жил недалеко от Берлина с семьей сына. О себе ее новый друг рассказывать не любил, поэтому Аля знала только, что он не работает и много времени проводит в постели из-за больного позвоночника.
С самого начала они договорились, что разговаривают не более пятнадцати минут в день. Говорили обо всем. Павел любил читать и часто советовал прочесть ту или иную книгу. Она рассказывала о школе, о проделках учеников, он - о своих внуках, о молодежи Германии, она - о прошедшем дне, он - о своих планах. Аля привыкла к этим беседам, даже стала слушать так любимую им классическую музыку, к которой была, по правде сказать, раньше довольно равнодушна, и он радовался этому и хвалил ее.
Иногда Павел пропадал на какое-то время. Он говорил, что должен навещать старую тетушку, но всегда предупреждал, когда позвонит. Без него Аля скучала. Возвращался он от тетушки уставшим, почти больным, а на вопросы о здоровье отвечал, что во всем виновата долгая дорога.
С недавнего времени частой темой их разговоров стала возможная встреча летом. Павел собирался показать ей Альпы.
Как и предупреждал врач, температура к вечеру подскочила, дыхание Артура вновь стало тяжелым. Ей было его очень жаль. Ночью больного мучил кашель. Она перепробовала все: давала ему лекарство, горячее питье. Он совсем ослаб и почти не открывал глаз, отчего временами Але делалось страшно. К двум часам ночи она была настолько измотана беготней из комнаты в спальню, что почти не ощущала его запаха от пледа, в который куталась, сидя на диване и ожидая нового приступа кашля. Артуру стало легче, когда она приподняла подушки и почти посадила его. Казалось, он задремал. Она присела на другой край кровати, решив посидеть здесь еще какое-то время, а потом постараться заснуть на его диване.
Проснулась Аля от того, что почувствовала на себе чей-то взгляд. Она осторожно приоткрыла глаза и тут же соскочила с кровати.
- Прости, я нечаянно, - опустив глаза, покаянно прошептала еще хриплым со сна голосом.
Что-то заскрипело в горле Артура, наверно, это должно было обозначать смех.
- Обнимала, стащила пижамные брюки, спала рядом, - просипел он охрипшим голосом. - А что скажет муж, когда узнает?
- Кто же ему расскажет? - улыбнулась она.
- Я, разумеется.
- Значит, не получилось из меня матери Терезы? - засмеялась Аля, а потом совершенно другим голосом добавила. - Будешь смеяться надо мной - оставлю одного.
- Не буду. Не уходи, - опять просипел Артур. - Помоги встать, мне надо...
Она помогла ему сесть, справиться с длинным банным халатом. Он опять обнял Алю за плечи. Они шли медленно, голова у него, наверно, кружилась, но он справился. Когда Артур вышел из ванной, то показался ей еще бледнее, чем был. Аля молча подошла и подставила свое плечо.
- Зубы почистил, - прошептал он, - а на душ не хватило сил.
Она посмотрела на него, но в глазах ничего кроме усталости и боли по-прежнему не было. От жалости к нему Але хотелось заплакать.
Утро прошло в хлопотах. Она сменила Артуру футболку, которая оказалась влажной после ночи, еще раз обтерла его большое и явно тренированное, без капли жира, тело теплой водой с уксусом, заставила выпить кружку бульона и съесть кусочек омлета, несмотря на то, что глотать ему было, видимо, очень больно. Затем наступила очередь таблеток. От всего этого он опять ослаб и, кажется, собирался заснуть. Аля, стараясь идти как можно тише, уже почти вышла из комнаты, когда услышала его шепот:
- Не уходи, положи руки на глаза, так болят...
Она сидела возле него долго, положив кончики пальцев на веки, потом легонько помассировала виски, погладила его брови, снова вернулась к векам. В голове пульсировала только одна мысль: что же я делаю с тобой, и что же ты делаешь со мной, что же мы оба делаем?
К вечеру температура опять повысилась, головная боль была настолько сильной, что Артур пару раз даже коротко застонал. Але было страшно оставлять его, но к семи она была дома и неожиданно для себя сделала то, чего не собиралась делать, рассказала Павлу об Артуре.
Ночь была тяжелой. Больной долго не мог заснуть. Аля тоже прилегла на его диване и увидела сон. В нем она гладила руками лицо Артура, и, признаться, ей это очень нравилось. Когда заметила, что ему неприятны эти прикосновения, что он упорно молчит и отворачивается, то попыталась заглянуть в его глаза и увидеть нечто, очень для нее нужное и важное. Однако этого так и не удалось сделать.
Аля проснулась поздно, около девяти, и почувствовала себя совершенно разбитой, поэтому, видимо, и не сдержалась, когда во время очередного обтирания, низко наклонившись над ним, услышала хриплое:
- Я все-таки мужчина...
- ... с чистыми зубами и не очень чистыми мыслями, - добавила Аля. - А впрочем, можешь приплюсовать это к списку моих грехов.
На ее слова он не отреагировал никак.
Школа была закрыта на карантин, и директор разрешил не выходить на работу два дня. Аля была ему за это благодарна. От врача она знала, что улучшение самочувствия при гриппе наступает обычно через четыре дня, и в среду собиралась оставить больного одного. За целый день Артур не проронил ни слова, только вечером опять пожаловался на головную боль. И она терпеливо пыталась эту боль убрать, а потом положила ладони ему на лоб и сидела так до тех пор, пока он не заснул.
Ночь прошла спокойно: Аля вставала только два раза, чтобы послушать дыхание больного. Утром она немного понежилась в теплой воде своей ванны и в начале восьмого, прекрасно чувствуя себя и едва сдерживая неизвестно откуда взявшуюся улыбку, вошла к нему в спальню. Артур лежал поверх одеяла в уже знакомых ей пижамных брюках и свежей футболке.
- Доброе утро, - просипел он.
- Доброе, - улыбнулась Аля.
Артур еще немного помолчал, а потом сообщил, словно она могла этого не заметить:
- Сил хватило на душ...
Его слова можно было понять по-разному. Алей они были восприняты как намек на то, что ему стало лучше, поэтому ей здесь делать больше нечего. Надо было просто-напросто распрощаться и уйти, но она не могла этого сделать, потому что ноги словно приросли к полу.
- Аля, - услышала она его голос, - подойди, сядь здесь.
Она наконец-то сдвинулась с места и присела на краешек кровати, ожидая, что он хоть что-то скажет на прощание. Но он молчал, словно о чем-то раздумывая. Аля подождала еще минуту, потом глубоко вздохнула и встала.
- Пойду, если больше не нужна. Еду на пару дней найдете в холодильнике, таблетки - на столе. Поправляйтесь, Артур Михайлович.
- Подожди, Аля, подожди... Я хотел поблагодарить...
Что-то пошло не так, он совсем не хотел, чтобы она уходила сейчас, ведь обещала же, что пробудет с ним и сегодняшний день, но уж если так все обернулось, то даже и лучше... Однако ситуацию надо было как-то смягчить, что ли...
- И еще... - поэтому заторопился он, - твой муж никогда не узнает, что ты была здесь... Не беспокойся и не бойся... А где он?
- Я не боюсь, - тихо ответила Аля, - но Вы уж постарайтесь, пожалуйста, меня даже случайно не выдать. Муж уж очень ревнивый... Сейчас он в командировке.
- Скоро вернется?
- Скоро...
- Ааа... - протянул Артур.
Говорить было больше не о чем. Она передернула плечами, словно что-то сбросила с них, на минуту подняла на него глаза, и он, позднее вспоминая об этом, мог поклясться, что столько же тоски и обиды на жизнь видел когда-то давно в глазах старой больной собаки. Когда хлопнула входная дверь, Артур еще какое-то время слушал тишину, а потом подумал о том, как же хорошо, что есть на белом свете сердобольные соседки, которые не дадут умереть раньше срока, и просто прекрасно, что они вовремя умеют уходить. Но на душе стало почему-то так тоскливо, так гадко, что он громко, длинно, замысловато выругался и полез под одеяло.
К вечеру опять поднялась температура, заболела голова, и от боли Артур не мог открыть глаз.
- Вот так когда-нибудь и подохну один, - сказал он и вспомнил о прохладных руках Али, - как собака под забором.
И зачем он с ней так? Что она ему плохого сделала? Отблагодарил тем, что пообещал ничего не рассказывать мужу! Артур громко застонал... Теперь было можно, никто не услышит, никто не придет...
А Аля вернулась домой. От хорошего настроения не осталось и следа. Она переоделась, слегка подкрасила губы, и от этого бледность стала еще заметнее. На работу идти не хотелось, не было сил, но и сидеть дома было невыносимо. Ноги не хотели слушаться, но она шла, с трудом глотая так и не пролившиеся слезы, а в голове крутилась дурацкая старая частушка.
Эх, бедная я,
Такая несчастливая.
Была бы я стеклянная,
Упала б и разбилася.
Как же все-таки жаль, что она не из стекла...
Кончался декабрь, приближался Новый год. Поскольку Артур никак не мог выбросить из головы, что обидел ни в чем не повинную женщину, то сделал то, что сделал бы на его месте любой нормальный мужик: купил самую большую коробку конфет и вечером отправился к ней. Дверь открыл спортивного вида высокий парень и довольно неприветливо поинтересовался, чего ему надо. Артур объяснил, что хотел бы поговорить с Алевтиной. Парень, кивнув головой, велел ждать. Ожидание было недолгим, вскоре он вернулся и с довольной ухмылкой сообщил:
- Просила передать, что Вы ее уже за все поблагодарили, велела больше не приходить.
- Хорошо, не приду, - покорно ответил Артур и зачем-то поинтересовался. - А ты кто?
- Я? - удивился парень. - Я - Никита.
- Понятно, - протянул он. - Ну, пока, Никита.
- Ты вот что, и вправду больше не приходи, я тебе ее расстраивать не позволю, - сказал парень и закрыл дверь.
Артур еще некоторое время постоял в коридоре, затем поплелся в свою квартиру и уже в комнате с удивлением обнаружил, что все еще держит в руках коробку конфет. Коробка и вправду была большой, и ему пришлось потрудиться, чтобы затолкать ее в мусорное ведро.
Это был первый Новый год, который Артур встречал в одиночестве. Раньше рядом всегда были люди, нужные и ненужные, но были... К длинному празднику он подготовился хорошо: купил несколько пачек пельменей, фрукты, какие-то консервы, колбасу и сыр, а самое главное, бутылку шампанского и две - коньяка.
Он давно хотел поговорить с Ивановной, чтобы она несколько разнообразила меню, потому что борщи, котлеты и винегрет уже не лезли в горло, но все как-то не получалось. Теперь уж он побалует себя, родимого. Еще двадцать восьмого он оставил деньги на столе вместе с запиской, в которой предупредил старушку, что во время праздников будет дома и сам справится с уборкой и готовкой, поэтому приходить не надо, потом подумал немного и дописал, что за январь он заплатит ей полностью. Осталось только оставить для нее кое-какие деньги, чтобы она могла купить себе подарок. Так Артур и сделал. Вечером он обнаружил на столе открытку с поздравлениями, а в холодильнике - большую чашку с холодцом. Все, кажется, было хорошо, он хотел праздника...
Вечером Артур устроился в кресле перед телевизором, долго и старательно переключал каналы, в снифтер время от времени подливал коньяк, чем-то закусывал, но все было напрасно: праздничное настроение не приходило. И, черт возьми, он точно знал, чего ему не хватало.
Около десяти Артур, прихватив бутылку шампанского, первый раз позвонил Але. За дверью было тихо. Тогда он стал звонить каждые полчаса, потому что знал точно: все когда-то возвращаются домой, придет и она. Артур не думал о том, что скажет Але при встрече, о том, что где-то существует ее муж. Все это казалось совершенно неважным, главным стало увидеть ее.
В подъезде было шумно, слышалась музыка, все время хлопали двери, кто-то пел. Весело было всем, но только не ему. Артур в который уже раз посмотрел на часы и увидел, что через несколько минут Новый год встретит Москва, поэтому и вышел опять на лестничную площадку. И тут увидел ее... Аля стояла возле своей двери и прощалась, видимо, с подругой. Артур встал поодаль, решив терпеливо дождаться конца разговора. Он подумал, что никогда не видел Алю в шубке, а она ей очень шла. Потом Артур стал прислушиваться к разговору, потому что говорили явно о нем.
- Кто это? - спросила подруга, покосившись на незнакомца, который смотрел на них, не скрывая своей заинтересованности.
- Сосед, - коротко ответила Аля, даже не взглянув в его сторону.
Подруга, уже не таясь, принялась внимательно рассматривать Артура. Он на это не отреагировал никак: пусть смотрит, если охота есть, ему не жалко. В себе же он был уверен, потому что всегда знал, что нравится, если уж не всем, то почти всем, женщинам.
- Красавец какой, да еще и один, - произнесла, наконец, подруга задумчиво и повернулась к Але. - Что ж ты такого соседа скрываешь? И галстук у него что надо.
- Перестань говорить глупости, - послышалось в ответ.
Но остановить подругу было, видимо, трудно.
- Эй, сосед, и чего ж ты на нас пялишься, красивых женщин не видел? - засмеялась она, обращаясь к Артуру.
- Я не на Вас, я на Алю пялюсь, - пробурчал он недовольно.
Подруга удивленно покачала головой.
- Ну, Алевтина, тогда оставляю тебя в надежных мужских руках. Завтра позвоню, обо всем расскажешь.
Она снова легко засмеялась и, послав Артуру воздушный поцелуй, удалилась.
Они наконец-то остались одни.
- Алевтина, - произнес он несколько неуверенно, потому что совершенно не представлял, как надо с ней говорить, - Аля, я целый вечер тебя ждал, мне нужно кое-что сказать.
В ответ она слегка улыбнулась краешками губ и ответила, по-прежнему пряча глаза:
- Жаль, но у меня совсем нет времени.
Однако потом все же посмотрела на него и нерешительно добавила:
- Я освобожусь минут через двадцать... Если хотите, можете подождать у меня.
Хотел ли он? Он желал...
Помогая Але снять шубку, Артур, словно невзначай, приблизил лицо к ее волосам и, вдохнув их запах, почувствовал, как мгновенно напряглось тело. Она быстро сбросила сапожки, сунула ноги в смешные с помпончиками тапочки и почти побежала в комнату. Он же еще немного потоптался в коридоре, успокаиваясь, потом пошел вслед за ней. Небольшая комната, видимо, служила кабинетом. Аля сидела за включенным компьютером.
- Артур Михайлович, если Вам удобнее, можете подождать меня в зале, но можете и здесь журналы полистать, - обратилась она к нему.
Он, конечно, предпочел остаться здесь и уселся на маленький диванчик. Слушать чужие разговоры, разумеется, неприлично, но ему было на это наплевать. Он хотел смотреть на Алю. Темно-синее платье ладно сидело на фигуре, но грудь и горло были почему-то закрыты, зато спина... Кожа была бледной, без дурацкого загара, которым любят злоупотреблять некоторые женщины, что ему, кстати, совершенно не нравилось, а по нежным позвонкам хотелось осторожно провести пальцем. Однако лучше было бы наоборот, подумал он, и, прикрыв глаза, представил, как бы это выглядело. Выходило, что очень красиво.
Раздался звонок, и она ответила на вызов. Ему была видна часть монитора, и Артур увидел лицо очень немолодого человека с седыми волосами. Он полулежал, видимо, в кресле, но ни одной морщинки на его белоснежной рубашке и темном безупречно сшитом пиджаке не было.
- Аленький, с Новым годом! - заговорил он. - Положи, цветочек, руку на экран, хочу с тобой поздороваться.
Она засмеялась и выполнила просьбу.
Его рука какое-то время оставалась неподвижной, потом он легонько ею подвигал, будто хотел погладить ее пальцы.
- В такие праздники принято целовать красивым женщинам руки и делать подарки. Я тоже приготовил тебе подарок. Извини, но получишь ты его позже. Договорились? Жаль, что не могу поцеловать тебе руку. А подарок... так, ничего особенного, браслет. Тут три камня, они по цвету подойдут к твоим глазам.
Он покрутил в пальцах довольно массивный, видимо, серебряный, браслет, показывая его со всех сторон. Что и говорить, браслет был хорош. Мужчина с трудом перевел дыхание, казалось, ему было трудно говорить.
- Аленький, - продолжил он, - шампанское готово? Я хочу еще многое сказать до того, как будут бить куранты.
- Боже мой! - воскликнула Аля. - Я чуть не забыла.
Она повернулась к Артуру.
- Пожалуйста, скорее... Шампанское в холодильнике на кухне, и еще захватите два бокала, они на столе.
Когда он вернулся, то увидел, как Аля показывает Павлу свой подарок. Это была белая элегантная летняя шляпа для мужчины. Артур, не желая мешать разговору, направился было к уже знакомому диванчику диванчику, но Аля жестом подозвала его. Он подошел и наклонился к монитору.
- Павел, так получилось, что мы сегодня не одни. Познакомься, это Артур Михайлович, я тебе рассказывала о нем. Артур Михайлович, это Павел, мой лучший друг.
Мужчины ограничились сдержанными кивками.
- А теперь мои добрые слова, - вновь заговорил Павел. - Скоро мы выпьем за Новый год, но еще больше, Аленький, мне хочется выпить за тебя, за радость общения с тобой, за Альпы, в которые мы непременно отправимся летом.
Он сделал паузу, бросил быстрый взгляд на Артура и вежливо добавил:
- Надеюсь, Вы присоединитесь к нам.
- С удовольствием, благодарю за приглашение, - чопорно ответил Артур, - в Альпах я еще не был.
Потом они слушали бой курантов, и он поймал себя на том, что ему неприятно видеть, как эти двое улыбаются друг другу. Но вот Новый год наступил. Артур легко дотронулся своим бокалом до бокала Али, и по комнате разнесся мелодичный звон хрусталя. Шампанское было неплохим, пузырьки защекотали горло. Павел тоже отпил из своего бокала.
- До свидания, друзья мои, я уже вынужден откланяться, - сказал он и грустно улыбнулся. - Да, Аленький, чуть не забыл предупредить. Я уезжаю дней на пять-семь проведать свою старую тетку. Когда вернусь - сразу напишу. А теперь до свидания, друзья, до встречи! Я рад, что в эту ночь вы не одиноки.
Павел опять с трудом задышал, и они увидели, как чья-то рука осторожно взяла из его руки бокал. Изображение на экране исчезло.
Артур и Аля еще какое-то время молчали, потом она сказала:
- Спасибо, что так здорово подыграли. Давайте допьем шампанское...
Он послушно допил и поморщился, шампанское все же всегда было ему не по вкусу.
- Так ты из-за него каждый вечер бегала домой? - спросил он небрежно, по-прежнему делая вид, что не замечает ее выканья.
Аля лишь кивнула головой.
- И давно у вас... - он сделал небольшую паузу, подыскивая подходящее слово, - эта дружба? Он для тебя много значит? И обо мне, значит, рассказала. Зачем?
Она не ответила, и Артур, сам не зная почему, начал злиться.
- Ну, отвечай же, - поторопил он Алю.
Она покачала головой.
- Артур Михайлович, Вы сказали все, что хотели? Пора уходить. Я устала.
Он, кипя от злости, поставил бокал на стол. И, действительно, какого черта притащился в чужую квартиру, что ему здесь надо? Артур стремительно прошел по коридору, подошел к двери, но потом вдруг обернулся и посмотрел на Алю. Взгляды их словно зацепились друг за друга, злость куда-то испарилась, и он уже ничего не понимал, когда услышал свой голос.
- Алечка, не хочу никакой игры словами, ничего не хочу знать. Просто иди ко мне.
Она медленно подошла, все еще не отводя взгляда, и, осторожно проведя кончиками пальцев по его лицу, почти прошептала:
- Я так боялась, что ты не скажешь этого. У меня болят пальцы от желания прикоснуться к тебе.
У него перехватило дыхание.
ОНА
Я проснулась под утро, ощущая спиной грудь Артура, и улыбнулась от того, что чувствовала себя легко и счастливо. Страшное напряжение последних дней исчезло. Его рука лежала на моей груди. Я осторожно приподняла ее и поцеловала косточки пальцев, потом так же тихо положила на то же самое место. По правде сказать, я почти ничего не помнила из нашей ночи, лишь какие-то отрывки. Помнила, как уже под утро, удерживая мои руки над головой, он шепотом просил, чтобы я не торопилась.
- Остановись, Аленька, остановись... - шептал он, - лежи и наслаждайся... Это так просто, как слушать музыку. Ты слушай меня, а я - тебя...
И почему мы все время шепчемся? Он сжал мою голову руками и поцеловал, а я подумала, что всегда хотела, чтоб меня целовали именно так. Если бы меня спросили как, то я бы не смогла ответить. Просто все, что он делал, было именно таким, как мне хотелось. Он перевел дыхание, снова поцеловал меня и слегка пошевелился. Я задохнулась, потому что никогда не испытывала ничего подобного. Все выглядело так, словно кто-то приоткрыл дверь и сказал:
- Добро пожаловать в новую жизнь.
И я без колебаний вошла туда. Пружина в груди и животе закручивалась все туже и туже, это становилось совершенно невыносимым. Я пыталась ему об этом сказать, но не смогла, потому что забыла все слова кроме его имени. Я не знаю, сколько времени мы лежали вот так, на каком я была свете, на том или на этом, пока не почувствовала, что не могу остановить дрожь. Я снова попыталась ему что-то сказать, или о чем-то попросить, я не знаю...
- Я все понимаю, Аленька, - снова услышала я его шепот, - а теперь лети, сделай это для меня.
Хорошо, что я успела схватить его за руку. Там мне не хотелось быть одной.
Когда я вернулась на землю, он все еще лежал, уткнувшись лицом в мои волосы.
- Аленька, - в его голосе послышалось отчаяние, - Аленька, а ведь я мог уйти...
- Глупый, в том-то все и дело, что не мог, - ответила я и, успокаивая, погладила Артура по плечу, - я знаю, что ты сначала просто немного испугался.
Возражений от него не услышала.
ОН
Я почувствовал ее пробуждение и хотел сказать, что проснулся тоже, но не успел. Аля осторожно положила мою руку, обнимавшую ее, на край подушки, тихо встала и подошла к окну. Если бы я не догадался, что она хочет помолиться, честное слово, я бы окликнул ее, а так получилось, что подсматриваю. Губы Али едва шевелились, я не мог разобрать слов, но чувствовал, что она о чем-то просит Бога. Как у нее все просто, подумал я, она решила, что Бог за окном и все слышит. Мне стало ее жалко, уж о просьбах-то к нему я мог порассказать немало.
Когда Аля вернулась в постель, я крепко прижал ее к себе. Мне хотелось, чтобы она отдохнула еще хоть немного. На душе было хорошо и тихо. Так не было уже давно. Я почти провалился в сон, но окончательно заснуть не смог, потому что вдруг почувствовал ее беспокойство. Так, подумал я, приплыли, и, сам не знаю почему, сразу решил, что это обычное женское желание "обсудить", как это теперь называется. Мне стало как-то неуютно, все эти мечты о будущем совместном рае надо было прекратить сразу, немедленно, поэтому я спокойно поцеловал Алю в щеку и спросил:
- Ты молилась о нас? О чем просила?
Казалось, она будет молчать вечность, однако все же со вздохом сожаления ответила:
- Значит, ты все видел... Я этого не хотела...
Мне оставалось только хмыкнуть. Я, правда, не думал ее обижать, но все было ясно, все было как на ладони, ведь любой мужик бы догадался, о чем может просить женщина после такой ночи. Видит Бог, мне не хотелось затрагивать эту тему, я боялся предсказуемости, боялся, что она может все испортить. Женщины это любят, хлебом их не корми, только дай поговорить о неземной любви. В их понятии любовь - это постель, а постель - любовь. Такое уж у них устройство мозгов, но ведь я-то уже сто лет назад знал, что все далеко не так.
Да, меня к ней тянуло невыносимо, это сущая правда, но сюсюканья о чувствах я не хотел, я его просто не выносил, оно меня доводило до бешенства. И когда какая-нибудь дуреха, думая, что уж если осчастливила мужика, то отчего же и про любовь не поговорить, начинала с умным видом рассуждать о том, в чем не соображала ничего, я моментально приходил в ярость и просто-напросто приказывал ей закрыть рот.
Лучше бы я Алю не спрашивал. Как говорится, меньше знаешь - лучше спишь. Может, и она бы промолчала. Но я со своим дурацким характером... От того, что услышал в ответ, у меня сумасшедше забилось сердце, и стало трудно дышать. Все оказалось не так, как я, умник хренов, думал... Оказывается, она все знала наперед, знала, что совсем скоро я уйду из ее жизни, и была с этим заранее согласна.
- Я просила сделать так, чтобы, когда ты в последний раз выйдешь из моего дома, я думала о тебе не хуже, чем в эту минуту.
Вот что я услышал! Если бы она знала, о чем просит! Что я сумею найти для нее в своей душе? Скорее всего, ничего, кроме обычного стандартного набора слов. Там уже давно пустыня...
Я слегка прикусил кожу на ее плече, потом несколько раз провел по этому месту языком.
- Алечка, - прошептал я, - немедленно повернись ко мне, иначе я просто умру.
Такого я от себя не ожидал, и пальцы мои дрожали, а скулы сводило от желания. Еще я помню, как извинялся за то, что ничего не могу для нее сделать сейчас, потому что хотел ее немедленно.
- Потом я буду другим, Аленька, - шептал я, - а пока просто лети и не бойся, я тебя догоню.
Я себя не узнавал. Она опять держалась за мою руку.
Там, куда мы стремились, было прекрасно.
ОНА
Когда я проснулась, был день. Я осторожно выскользнула из постели и направилась в душ, потом натянула на себя джинсы и свитерок. На кухне, стараясь не шуметь, приготовила нехитрый завтрак. Из спальни по-прежнему не доносилось ни звука. Я подошла к окну и стала смотреть на улицу. Было безлюдно, народ еще спал. Мне стало страшно. Мне стало очень страшно, что он уйдет. Хорошо, если сразу, без всяких слов, из спальни - в дверь. Ненужных пустых слов я боялась больше всего.
Его шагов я не услышала.
ОН
Ночь есть ночь, а утро есть утро, и неправда, что одно плавно перетекает в другое. Между ними стена. Жаль, что нет серьезных научных исследований на тему "Утро в жизни мужчины". Я бы почитал, а, может, кое-чем и дополнил. Каждый мужчина знает, каково это просыпаться в чужой постели, если даже с вечера все прошло нормально: фигура оказалась неплохой, запах тоже не вызвал неприятных ассоциаций. Я говорю, конечно же, не о парфюме, а о естественном запахе женщины, который, собственно, лично для меня имеет большое значение и сразу настраивает или не настраивает на соответствующий лад. Просто моментально понимаешь, твое это или не твое.
Не знаю, как для кого, а для меня пробуждение - сущее наказание, потому что не люблю я с самого утра ломать голову над серьезными вопросами. Сначала начинаешь мучительно вспоминать, а что там было вчера, и потом уже решать, нужно ли тебе хоть какое-то продолжение, иногда лишь в виде кружки кофе, или, разыграв с честными глазами невинную простоту и торопливо сообщив, что проспал, достаточно побыстрее выскочить из квартиры. Конечно, каждая женщина достойна секса, но не каждая - дважды, с этим я был полностью согласен.
А иногда бывало и так, что пребывал я не в том настроении, чтобы что-либо предпринимать, поэтому просто-напросто отдавался на милость дамы и разрешал делать с собой все, что придет ей в голову. Пусть тешится, если так хочется, в конце концов, женщины всегда в лучшем положении: сымитировать оргазм легко, попробуй-ка сымитировать эрекцию.
Не лучшим образом дело обстоит, если ты находишься у себя дома. Первым делом требуется осторожно приоткрыть глаза и скосить их в сторону соседней подушки. Тут тоже может быть несколько вариантов. Самый простой из них, когда женщина спит, и у тебя есть время решить, что же с ней делать дальше. Иногда хочется продолжения, но иногда - просто дать денег, как говорили в мое время, на трамвай и на булочку, и отправить ее досыпать домой. Сейчас это называется дать денег на такси.
Следующий вариант труднее. Женщина может уже лежать рядом в полной боевой раскраске и поощрительно улыбаться, ожидая от мужчины новых подвигов в ее честь. Тут надо действовать быстро и с фантазией. Я не люблю обижать женщин, очень не люблю, но иногда без этого просто не обойтись. Иначе они не понимают, а я не терплю, чтобы мной хоть как-то манипулировали.
Гораздо хуже, когда женщина, уже пробравшись на кухню, исследует недра холодильника в желании поразить мужчину кулинарными изысками. Посыл при этом такой: раз мне хорошо, пусть будет хорошо и тебе, согласна на отношения.
Совсем продвинутая может накинуть твою рубашку, словно сообщая, что смотрела и она американские фильмы, знает, что мужик должен испытывать при созерцании такой красоты на своей кухне чувство глубокого удовлетворения. Да, вариантов сотни, и реакция у нашего брата должна быть на высоте. Конечно, женщины о нас думают не лучше, а порой и хуже, но это уж их дело.
Не так давно пришлось мне почти двое суток ехать в поезде. В купе нас было двое. Попутчик, полковник в отставке, к обычным дорожным разговорам расположен не был, все время молча лежал, о чем-то раздумывая, или так же молча сидел, уставившись в окно. Я ему не мешал: мало ли какие обстоятельства бывают у людей. Было скучно, я почти все время спал, а когда спать надоело, то начал лениво листать оставленную каким-то забывчивым пассажиром книгу, сиротливо лежащую на столе. Кое-что в ней привлекло мое внимание, и я углубился в чтение. Интерес мой был вполне объясним: ни о чем подобном раньше читать не приходилось. Да и слышать тоже... Это как-то выбивалось из моего понимания ситуации.
Автор писал: "Но иногда случается ночь... Иногда случается такая ночь, утро после которой покажется жестоким и немилосердным, потому что даст возможность узнать о себе то, о чем ты, возможно, боялся даже думать или не догадывался вовсе. Проснувшись, ты еще ничего не помнишь и несколько минут проводишь расслабленным в счастливом неведении, но потом... Потом в памяти начинают всплывать отдельные картины, и ты, потрясенный, отказываешься верить, что совершал все эти безумства, и не можешь понять, куда исчез тот невообразимый восторг ночи, который совсем недавно, кажется, переполнял тебя?
Не понимаешь так много... Откуда, например, брались слова, которые были сказаны? Как и когда закрались в душу и поселились там необузданные желания, иногда довольно странные, от которых, казалось, вскипала кровь? И почему не появилось ни малейшего желания или возможности от них отказаться? Куда, наконец, пропал разум? И в какой момент сердце стало ощущаться тяжелым сгустком чего-то темного, непонятного, подчиненного только одному желанию?
И ты еще долго будешь удивляться всему произошедшему, потому что безумцем себя, конечно же, никогда не считал и в дальнейшем считать таковым не собирался. Потом на душе станет тяжело и тревожно. Позднее придет время раскаяния и стыда. Но, черт возьми, после всех раздумий и переживаний ты еще ни один раз назовешь эту ночь прекрасной! И хорошо, что подобное случается очень и очень редко".
Помню, я перечитал эти строки раз, потом второй и задумался. Мне было интересно, являлось ли описание такого утра только фантазией автора, или же он пытался поведать о том, что существует в реальности? И как назвать то, что произошло ночью? Ярчайшим взрывом эмоций? Невероятной страстью? Кратковременным помутнением сознания? Автор, как мне показалось сначала, имел в виду страсть, но тогда почему он ни разу не использовал этого слова, а лишь назвал поведение героя простым безумством? Не найдя однозначного ответа, отложил книгу, однако посмеяться и посчитать написанное чушью собачьей не смог, потому что знал, что на свете бывает все. А если это так, то оставалось только радоваться, что меня минула чаша сия. Нет, я, помешанный на контроле, не желал себе ничего подобного, даже если потом это можно будет назвать прекрасным. И сомнительных подарков от судьбы не ждал, не жду и ждать никогда не буду.
Когда проснулся, то, не открывая глаз, понял, что Али нет рядом. И мне это не понравилось, очень не понравилось. Я быстро оделся и пошел ее искать. Она стояла на кухне у окна, спиной ко мне. Я подошел, обнял ее и поцеловал в макушку. Она была очень напряжена.
- Доброе утро, - сказал я, целуя ее еще раз, - как спалось?
Аля, пожав плечами, не ответила.
- Знаешь что, - я провел пальцем по ее шее и легонько пощекотал за ухом, - знаешь что, я, конечно, ценю, что ты оставила для меня пути к отступлению, но не надейся на это: я не уйду, даже если будешь выгонять. Пойду, приведу себя в порядок, и через полчаса позавтракаем. Хорошо?
Честное слово, я говорил правду, я этого хотел. Когда-то мой друг старлей говорил, что судьба, как и снайпер, бьет без промаха, и не следует убегать от них - умрешь уставшим. Я и не собирался убегать, пусть все идет так, как идет.
Плечи ее наконец-то обмякли, и я услышал тихое:
- Хорошо.
Пиджак я на всякий случай оставил в спальне. Так мне было спокойнее.
ОНА
Странно, что он пьет слабый кофе с молоком. Хорошо, что молоко нашлось. Я смотрела, как Артур ест, и мне это очень нравилось. Пальцы у него были длинные нервные и гибкие с ухоженными красивой формы ногтями. Он ловко управлялся ножом и вилкой, не говорил с набитым ртом, был хорошо выбрит, красив, имел дорогой парфюм... Я могла бы перечислять еще долго. В общем, получалась какая-то картинка для подражания да и только. Потом я подумала, что не смогла бы сказать о нем ничего конкретного. Конечно, хорошо было бы знать несколько больше: кто он, откуда и зачем его занесло в наш Богом и властями забытый Городок, какая у него специальность, чем занимается, женат ли... Но отсутствие этих знаний меня почему-то меня абсолютно не беспокоило. Важно было лишь то, что он рядом.
Кофе был допит. Артур, вытащив из пачки сигарету, пересел в кресло и стал рассеянно смотреть в окно. Я чувствовала, что он чем-то обеспокоен, поэтому-то мы никак и не могли найти нужный тон. А утренние слова... Просто Артур сделал мне приятное, разрядил обстановку, так сказать... Ночь прошла, я ее запомню надолго, а, может, навсегда, потому что никогда не была столь женщиной, да уж, наверно, никогда и не буду. Как это говорят, дура средних лет - легкая добыча? Только вот охотящихся, добавляют при этом, мало. Кого искать в нашем спивающемся и вымирающем Городке? Да и стоит ли искать? У каждого своих проблем выше крыши, с ними бы разобраться. Нет, пазлы не сходились. Я стала собирать посуду и складывать ее в мойку, но он меня остановил.
ОН
Я понимал, что должен поговорить с ней, как-то успокоить, сказать, по крайней мере, сколько времени собираюсь здесь пробыть, ведь мы не дети, на одних эмоциях далеко не уедешь. Слова, которые ожидает женщина после совместно проведенной ночи, я, конечно, знал, не раз говорил, иногда даже веря в их искренность, но все они казались мне лживыми и не подходящими по отношению к Але, и я не мог произнести их.
- Послушай, Алечка, - сказал я, - что-то ты совсем скисла, давай-ка поговорим. Мне очень хочется, чтобы ты поняла, что с того момента...
Тут я запутался, но надо, так надо...
- Словом так, ты должна понять, что все, что я сделаю или не сделаю, ни в коем случае не навредит тебе. Я просто этого не допущу.
ОНА
Артур говорил, а я смотрела в его глаза и понимала, как трудно ему что-то объяснить, почти так же, как трудно было прийти сюда. И я решила помочь ему, помочь себе, помочь нам. И пусть его тайны останутся вместе с ним, они мне не нужны, мне нужен он.
- Остановись, - прервала я Артура, - хочу предложить тебе заключить договор. И называться он будет "Отдых от горестей жизни". Как тебе названьице? Так вот, мы живем здесь и отключаем телефоны, о прошлом друг друга не спрашиваем и по нему не плачем, будущее не загадываем и планов никаких не строим, ты ничем не обязан мне, а я - тебе, поэтому каждый волен разорвать договор, когда сочтет нужным, без объяснения причин. Кажется все, я ничего не пропустила? Что ты скажешь о таком предложении?
Меня, видимо, занесло, потому что в конце своей речи я заявила торжественным голосом:
- А теперь, если стороны согласны, они должны поцеловаться. Можно два раза...
ОН
Я, конечно, поцеловал ее не два раза. Какая же Аля умница! Я и впрямь начинал верить, что мне, наконец-то, повезло. Но ведь и я тоже не лыком шит, поэтому потребовал обсудить еще и дополнение, которое состояло из следующих пунктов: она забудет о ночных рубашках, будет вставать вместе со мной и, наконец, ходить дома только в халате. Я так хотел, и точка!
Договор вместе с моим дополнением был принят без обсуждений, встречных предложений не поступало кроме одного, совсем маленького. Она спросила, что же ей делать, если я на несколько минут отойду, а ей будет холодно. И я торжественно пообещал подарить на такой случай свою любимую серую футболку. Договор мы заключили сроком на пять дней. Эту цифру назвал я. И, черт возьми, сделаю все, чтобы ничего не испортить. А там посмотрим.
Торжественное празднование по случаю вступления договора в законную силу заняло довольно много времени, может, поэтому я забыл включить телефон.