- Проснулась? - женщина заглянула в приоткрытую дверь. - Вижу, что проснулась. Вот и хорошо. Надо поговорить.
Она неторопливо вошла в комнату и остановилась у кровати младшей дочери.
- Маринка поздно вечером звонила. Хотела и с тобой своей радостью поделиться, да ты уже спала.
Все это было не совсем обычно: старшая сестра задушевными разговорами Юлю никогда не баловала, а в последнее время и вовсе старалась не замечать.
- Что-то случилось? - тихо спросила девушка и нехотя открыла глаза.
Мать окинула взглядом фигуру дочери. Еще подростковую худощавость не могло скрыть даже пушистое цветное одеяло, которым девочка была укрыта.
Женщина перевела взгляд на ее бледное после сна лицо и в очередной раз отметила сходство с отцом, чей портрет висел тут же в комнате. Она с досадой поморщилась и отвела глаза.
- Я думаю, что сегодня ты должна перебраться к своей бабушке.
Она сказала это так спокойно и холодно, что Юле сразу стало понятно: мать решения не изменит. Непонятным было только одно: почему надо было уехать именно сегодня.
Какое-то время женщина ожидала ответа, но его не последовало, и она продолжила:
- Мы договаривались, что ты уедешь после выпускного вечера, но так уж получилось... Страшного ничего нет: захочешь - сможешь и из города приехать. Всего-то два часа в дороге ...
Она опять замолчала, ожидая хотя бы возражений, и, не дождавшись, ворчливо добавила:
- Чего молчишь? Чистая копия папаши своего: он тоже, бывало, в пол уставится, и слова путного от него не дождешься.
Юля наконец-то подняла на мать глаза, они были спокойны. То, что младшая дочь умела держать себя в руках, всегда не нравилось женщине и раздражало ее. Вот ведь как бывает на свете: отца своего Юля никогда не видела, а унаследовала все его замашки. От показной сдержанности матери не осталось и следа. Раздражение сквозило в каждом сказанном слове.
- Подумаешь, выпускной... Вот не хочет Маринка, чтоб вы с Сергеем целый вечер друг на друга смотрели и улыбались, ведь не дети уже. Вечером он с дедом Никодимом к нам придет. Раз замуж Маринку позвал, то пора и о свадьбе поговорить. А тут ты, невеста вечная...
Она уже не в первый раз так называла дочь, и Юля не обратила на это никакого внимания. Однако услышать еще раз о предстоящей свадьбе сестры и Сергея было больно. Об этой новости Юля узнала пару дней назад. И вовсе она не подслушивала, просто мама со старшей дочерью разговаривала по телефону слишком громко. Делалось это, скорее всего, специально, чтобы младшая дочь заранее узнала о приближающемся событии. Она и слышала. Тогда первым желанием девушки было побежать к деду Никодиму и расспросить его обо всем услышанном, но она сумела вовремя остановиться. Зачем ей нужны были какие-то подробности, если она знала главное? Правильно, незачем!
Хорошо, что на дворе был поздний вечер. Можно было поскорее юркнуть в постель и притвориться спящей, а потом дождаться, когда мать уйдет в свою комнату, и, наконец-то, заплакать. Но и плакать долго было нельзя, чтобы утром не опухли глаза и никто ни о чем не догадалась.
А вот теперь новая напасть: приходилось отказаться от выпускного вечера, для которого и платье, и туфли были давным-давно куплены любимой бабушкой.
- Так я вам не помешаю, уйду на это время из дома. До выпускного осталось всего два дня.
Юля произнесла эти слова и тут же пожалела об этом, потому как знала, что для матери ее доводы и просьбы никогда ничего не значили.
- Нет, нельзя, - женщина для пущей убедительности даже покачала головой и усмехнулась. - Кончилось твое время, походила в его невестах, теперь сестре уступи место.
Вот все и встало на свои места: любимая дочь замуж выходит, а ей, Юле, в этом доме больше делать нечего. А может быть, мать была права? Нечего младшей дочери под ногами у жениха и невесты путаться. Что же... Надо уезжать. Девушка согласно кивнула головой.
- Хорошо, через час меня здесь не будет.
- Вот и правильно, - услышала она в ответ.
Сборы были недолгими, потому как бабушка просила брать лишь самое необходимое. Осталось только одно дело: попрощаться с Сергеем. Юля взяла листок бумаги и быстро написала: " Сережа! Поздравляю со свадьбой, желаю всего самого хорошего! Юля. P.S. Я остаюсь жить у бабушки." А теперь записку надо было оставить там, где он ее обязательно найдет. Чтобы мать ни о чем не догадалась, девушке пришлось осторожно выбраться во двор через окно.
Узенькой тропинкой она пробежала по огороду к старенькой баньке, одной стеной примыкающей к соседнему участку. Нужно было только осторожно отвести в сторону пару держащихся на одном гвозде штакетин, чтобы оказаться по другую сторону забора. Там, у самой стены, и находилась скамейка, где она встречалась c Сергеем, чтобы наговориться вдоволь в те дни, когда он приезжал навестить деда. Записка легла в потаенное место между бревнами. Она знала точно, что, узнав о ее неожиданном отъезде, Сергей непременно сюда заглянет.
Через какое-то время Юля уже ехала в автобусе, смотрела в окно и очень старалась не заплакать, потому что для слез была ночь. Успокаивало лишь то, что известие о скорой свадьбе Сергея и холодный кивок матери на прощание оставались в прошлой жизни. Она знала, что в новой жизни ей будет хорошо: бабушка любила единственную внучку.
А в это время женщина стояла в комнате младшей дочери и, казалось, бездумно смотрела на стену. Туда, где совсем недавно висел портрет молодого человека, который так и не стал ей мужем, портрет отца ее второго ребенка.
Никаким отцом в то время он еще не был, просто незадолго до ухода в армию по настоянию своей матери зашел к знакомому фотографу. Так и получилось, что на последней сохранившейся фотографии молодой человек был чуть старше своей дочери, и сейчас их сходство без труда мог заметить каждый. Кроме того, она была такой же худенькой и высокой. Такой же темноволосой и привлекательной. Как быстро летит время! Если бы не эта уже начавшая желтеть от старости фотография, женщина и не вспомнила бы, каким он был. Да и зачем ей это помнить? Она свои обещания выполнила.
Видимо, пришла пора надежнее спрятать в самых дальних уголках памяти, а еще лучше навсегда забыть, как без любви, только ради крыши над головой для себя и своего ребенка, окрутила она молодого парня, расстроила его свадьбу, а в результате осталась одна с двумя детьми на руках. Те несколько месяцев, что они прожили вместе, счастливыми назвать было трудно. В будущем муже ее раздражало абсолютно все. Чего стоила одна только привычка подолгу молча сидеть перед печью и смотреть на огонь! Женщина чувствовала, что ей никогда не достучаться до его сердца, что даже рождение ребенка не изменит ничего в их отношениях, и это выводило ее из себя. Ее недовольству не было конца.
А он винил за все произошедшее только себя, однако не находил ни сил, ни желания хоть что-то изменить, смотрел в пол и молчал. Оставалось лишь надеяться, что после родов отношения с этой чужой и нежеланной женщиной изменятся к лучшему. Не зря ведь мужики рассказывали о чудачествах своих жен, когда те были в таком же положении. Вот так и получилось, что за то прожитое вместе время ни он, ни она не нашли друг для друга ни одного доброго ласкового слова. Вполне вероятно, что именно поэтому женщина и перенесла неприязнь с без пяти минут мужа на дочь, родившуюся уже после его смерти.
Если посмотреть со стороны, то их небольшая семья казалась абсолютно нормальной. Обе девочки были одинаково одеты и накормлены, мать никогда не поднимала на них руку, но все же было нечто, что их разделяло. Старшая могла часами крутиться возле обожаемой мамочки - младшей это не дозволялось. Не то чтобы мать, не выслушав ребенка, гнала его от себя. Нет, такого не было. Но ее постоянно демонстрируемое равнодушие в конце концов дало свои плоды: младшая постоянно чувствовала себя нелюбимой, всегда в чем-то виноватой и обращалась к матери лишь в случае необходимости.
Старшая в их семье всегда была для Юли эталоном для подражания. Ее постоянно хвалили, ставили младшей в пример. И Юле мало-помалу пришлось свыкнуться с мыслью, что она по какой-то неизвестной ей причине не достойна любви сестры и матери. Тогда она сделала то, что чаще всего и делают нелюбимые дети: замкнулась в себе. И не появись в ее жизни Сергей, кто знает, как бы сложилась судьба Юли: нелюбимые дети редко бывают счастливыми и успешными.
Женщина неторопливо отвела глаза от стены, на которой остался лишь сиротливо торчащий и потемневший от времени гвоздь, и подумала, что теперь в этом доме уже никогда не будет ни так не похожей на нее младшей дочери, ни ненавистного портрета. Она медленно покачала головой, словно отгоняя ненужные воспоминания, потом пожала плечами и вышла из комнаты, почему-то осторожно прикрыв за собой дверь.
А в это время дед Никодим суетился на своей кухоньке, ожидая приезда внука, и размышлял о том, как воспримет Юля известие о женитьбе Сергея. Да еще на ком! На ее старшей сестре. Вчера он решился-таки с Юлей об этом поговорить и, может, попытаться ее успокоить. Все-таки не чужая она ему, считай, на глазах выросла. Когда поменьше была, частенько забегала, сейчас вот реже, но все равно старика не забывала.
Подкараулил, когда Юля кормила кур, окликнул через забор, попросил зайти. Она согласно кивнула головой, но так и не пришла. По всему выходило, что знала уже о свадьбе, поэтому и не захотела ненужных теперь разговоров. А по лицу ничего и не увидишь, это она с детства такая скрытная. Мать, бывало, начнет за что-то ругать, а она ни слова в ответ не скажет, все молчком да тишком, даже в лице не переменится. И от сетрицы-козы ей тоже частенько доставалось; та все норовила на младшую не только свою работу по дому и огороду свалить, но еще и матери наябедничать. На чьей стороне была мать - и без слов ясно. Но только и у Юли имелся свой кусочек радости - его внук Сергей. Хотя был он старше, давно жил в городе, а любил соседскую девчонку как сестру, да и она в нем души не чаяла.
А в это время Сергей и Марина подъезжали к поселку. Она, довольная собой и жизнью, всю дорогу говорила о том, как они будут счастливы, кого пригласят на свадьбу, куда поедут в первый отпуск. Он не особо вслушивался в ее слова и, если было нужно, просто кивал головой, давая понять, что со всем согласен. Насторожился только, когда услышал знакомое имя.
- Очнись, второй раз уж тебя спрашиваю. Ты Юльке сообщил, что женишься? Вот потеха: невестой была одна сестра, а женишься на другой! Поди все слезы бедолага выплакала...
Марина, откинув голову, весело рассмеялась, а Сергею вдруг стало жарко от неожиданно накатившей волны злости. Он прижался к краю дороги, остановил машину и повернулся к невесте.
- Слушай внимательно, повторять не буду. Если хоть словом, хоть взглядом, хоть намеком обидишь Юлю, в загс пойдешь одна.
Потом он долго шарил по карманам, ища зажигалку, и, наконец, найдя ее, закурил. До поселка доехали молча. Марина злилась и на себя, и на Сергея, а он не обращал на это никакого внимания и думал Юле. Как-то слишком быстро и незаметно превратилась она из маленькой девочки с тоненькими косичками, смешно торчащими в разные стороны, в настоящую девушку, но их отношения от этого никак не изменились и были по-прежнему ровными и дружескими. И хотя ему и в голову не приходило говорить с ней о каких-либо чувствах, что-то обещать, на что-то намекать, но на душе все равно было гадко и тоскливо.
Да, ему нравилась милая замкнутая девочка, и Сергей знал, что был для нее единственным человеком, с которым она могла говорить открыто и обо всем. Была еще живущая в городе бабушка, но он подозревал, что внучка от нее многое о своей жизни скрывала просто потому, что не желала расстраивать.
А от него, Сергея, никаких тайн не было. Да если бы она как-то не так на него хоть раз посмотрела, он бы заметил сразу! Поэтому-то молодой человек и был абсолютно уверен, что никаких романтических чувств к нему Юля не испытывала. Кроме того, он давно жил жизнью взрослого самостоятельного человека, и в ней, в этой самой безалаберной холостяцкой жизни, вчерашней школьнице, конечно же, места не было.
Вспомнился и последний разговор с дедом о юной соседке. Такие разговоры дед заводил время от времени, и Сергей, не чувствующий за собой какой-либо вины, предпочитал весело отшучиваться. Да и как можно было всерьез относиться к словам старика, любящего поворчать по поводу и без повода?
Конечно, деда, взявшего после смерти дочери на воспитание маленького внука, Сергей любил и всегда прислушивался к его мнению, но, честное слово, в этом вопросе дед Никодим не был прав. Маленькая девочка, не нашедшая тепла в своей семье, и он, Сергей, не имевший, кроме деда, других родных, были одиноки и тянулись друг к другу, вовсе не раздумывая ни о каких-то там чувствах, ни о том, как это будет воспринято другими людьми. Казалось, чужое мнение их совершенно не интересовало.
- Нехорошо ты с девчонкой поступаешь, Серега, - старик затянулся папиросой и неодобрительно покосился на внука. - Она ведь уж не маленькая. Они, молодые, ныне умные да ранние. А влюбится в тебя? Как я понимаю, тебе, кобелю, это и в голову не приходило?
- Дед, никакой я не кобель, - смеясь, отмахнулся от этих слов Сергей. - Мы с Юлькой дружим уж сто лет. Где ты увидел любовь? Вот окончит школу, переедет в город к бабушке, познакомится с хорошим парнем и помашет нам с тобой ручкой. А я ни на ней, ни на какой другой жениться еще лет пять не собираюсь.
- Я и говорю, что чистый кобель.
- Это в ваше время, если до калитки проводил, кулечек конфет подарил, семечек в карман отсыпал, то сразу к попу. Сейчас все не так, - весело парировал внук.
- Да понял я уже, что правнуков мне не дождаться. Не скоро еще ты, кобель, нагуляешься!
Сергей опять засмеялся, а дед с досады сплюнул и отправился к реке, где им в тени старой ивы была собственноручно сооружена скамейка. Старый пес, прихрамывая, уныло поплелся следом за ним, зная, что старик будет долго жаловаться ему на легкомыслие внука и всего молодого поколения, на боль в ногах и пояснице, на плохой сон и еще Бог знает на что. А он, верный друг, постарается не заснуть слишком быстро и будет старательно делать вид, что внимательно ловит каждое слово хозяина.
Часть вторая
Бабушка встретила внучку радостно: все-таки родная кровь, память о единственном
сыне. В этом же году девушка поступила в институт. В сентябре приехал Сергей и привез в подарок от деда Никодима корзину яблок. Юля вышла его проводить. Они медленно шли по улице, пока не оказались в каком-то скверике.
- Давай посидим, - сказал Сергей, останавливаясь возле скамейки. - Давно пора нам поговорить.
Юля молча кивнула головой, соглашаясь. Сергей никак не мог начать разговор, и это было так не похоже на него, что она удивилась.
- Прости, не сказал о свадьбе заранее, - наконец-то заговорил он. - Глупо все как-то получилось.
Он опять замолчал, не зная, как поведать о том, что произошло. Не рассказывать же на самом деле Юле, как случайно встретился с Маринкой на какой-то вечеринке, а утром проснулся с ней в одной постели. Потом было еще несколько встреч. Просто так, без всяких обязательств. Когда почувствовал, что все больше и больше втягивается в ненужные ему отношения, встречи прекратил, сказав, что это все ни к чему хорошему не приведет. Марина, к его удивлению и радости, отнеслась к словам о расставании совершенно спокойно. Они мирно распрощались, но через месяц она разыскала Сергея и сообщила, что ждет ребенка. Сделать аборт он и не предлагал, знал, что откажется. Что было делать? Сам без родителей рос и ребенку своему такой судьбы не желал. Так и женился.
Молчала и Юля. Почему-то вспомнилось, с каким нетерпением она ждала окончания школы. В то время ей казалось, что именно тогда Сергей увидит в ней, наконец-то, не только соседскую девчонку, которую всегда считал то ли подружкой, то ли сестрой, но и влюбленную в него девушку. Обидно, что в их отношениях так ничего и не изменилось с тех самых пор, когда ей было всего-то пять лет, а он перешел в десятый класс.
- Какая ерунда, - наконец тихо произнесла она, - сказал ты или нет. Словно от этого что- то бы изменилось. И от матери я ничего нового не услышала. Жаль только, что не удалось побывать на выпускном вечере: очень уж не хотелось выслушивать еще и насмешки
- Вот за это и прости, - покаянно вздохнул он. - Я же говорю, что глупо все получилось.
- За что прощать, Сережа? Я понимаю: мое детство прошло, и у каждого из нас своя дорога. Спасибо, что так долго был в моей жизни.
Юля встала.
- Подожди, - он тоже встал и взял ее за руку, - ты что же, прощаешься со мной? Пожалуйста, не делай этого. Я хочу, чтобы ты знала, что между нами никогда ничего не изменится. Ты и дед - мои самые родные люди. Так будет всегда. Ты мне веришь?
Она, не поднимая глаз, кивнула.
- Я всегда тебе верила.
- Вот и хорошо. А теперь скажи, можно мне приходить иногда?
- Если захочешь, - она осторожно высвободила свои пальцы из его горячей ладони. - И не забудь поблагодарить деда Никодима за яблоки.
Юля медленно возвращалась домой и думала об этом странном разговоре. Конечно же, она очень постарается научиться жить без надежды на будущее с Сергеем. И вместе с этим решением крепло понимание: от того, что внутри, уйти невозможно. Это не любить человека очень даже легко и просто, а любить без взаимности всегда больно и сложно.
И все-таки жизнь обещала впереди много хорошего. Юля радовалась произошедшим переменам, бабушка радовалась вместе с ней. Наталья Петровна была женщиной деятельной, общительной и уже предвкушала, как они вместе с внучкой, а не только с подружкой Зиной, которая в то время часто болела, будут проводить вместе свободное время.
Баба Зина, как называли ее соседи по подъезду, жила одна в соседней квартире. Муж давно умер, а дочь вышла замуж за немца и укатила в Германию, объяснив при прощании матери, что взять ее с собой не сможет, но будет всячески заботиться о ней и часто приезжать. И, действительно, не забывала: звонила пару раз в месяц и один раз, когда у старушки отнялись ноги, приехала. Надо было решать, что делать с матерью. Выход был один: сдать в дом престарелых.
Но тут тихая баба Зина неожиданно для всех взбунтовалась и заявила, что умирать будет только в своей постели, поэтому и уговорила Наталью Петровну обменять принадлежащую ей двухкомнатную квартиру на ее трехкомнатную.
- Наташенька, - упрашивала она подругу, вытирая слезы дрожащими от волнения пальцами, - соглашайся, Христа ради! Ты внучке хорошую квартиру оставишь, она тебе век благодарна будет. Деньги за обмен не отдавай, за это досмотришь меня.
- Не знаю, что и сказать, - разводила руками Наталья Петровна.
- Соглашайся, я больше года не проживу. Ты меня и похоронишь.
После таких слов они начинали плакать вместе.
Предложение было заманчивым, но все же Наталья Петровна колебалась. И причин было несколько: во-первых, у нее самой часто побаливало сердце, а уход за лежачим человеком - дело тяжелое; во-вторых, квартира подруги Зины была больше всего на десять квадратных метров. Деньги это были не такие уж и большие, чтобы на них можно было нанять сиделку, а самой только контролировать. А это значило, что вся работа ляжет на плечи не только Натальи Петровны, но и внучки, потому как одной ей не справиться. Но желание оставить в наследство Юле большую квартиру пересилило все страхи и опасения: она согласилась. Дочь бабы Зины таким решением матери осталась недовольна, но делать было нечего, и пришлось, скрипя зубами, дать согласие. Обмен состоялся.
Жилось Юле с бабушкой в то время довольно тяжело: баба Зина всю жизнь проработала в библиотеке и пенсию имела маленькую. При переезде в своей бывшей квартире Наталья Петровна сделала ремонт, купила для подруги специальную медицинскую кровать для лежачих больных, бесшовное белье и многое-многое другое. Однако большая часть денег уходила на лекарства, средства гигиены и часто приглашаемую массажистку. Сбережения на черный день, которыми когда-то в душе гордилась Наталья Петровна, быстро таяли. Прошел год, потом еще год. Деньги были уже давным-давно отработаны, и Наталья Петровна после долгих раздумий решилась на разговор с дочерью подруги. Разговора, правда, не получилось.
- Что Вы хотите? - заявила "заботливая" дочь. - Обмен сделали, а теперь заявляете, что денег не хватает! А может, Вы всю квартиру заграбастать хотите? Не выйдет! Только попробуйте мать бросить или квартиру на себя переписать! Я Вас засужу!
- Деточка, да что ж ты говоришь? - чуть не плакала Наталья Петровна. - Мы давно уже деньги отработали. У меня больше нет сил, да и Юленьке надо по-другому молодость проводить. Приезжай, надо что-то решать.
В ответ послышалось решительное:
- Приехать не могу.
Баба Зина со страхом прислушивалась к разговору.
- Наташенька, - спросила она дрожащим от волнения голосом после того, как дочь в раздражении бросила трубку, - ты ведь меня не бросишь, не сдашь в дом престарелых?
Наталья Петровна в растерянности опустилась в кресло и прижала руки к горевшим от унижения и чувства беспомощности щекам.
- Бог с тобой, Зина! Проживем как-нибудь, - только и смогла она сказать своей подруге.
После этого разговора Наталья Петровна долго не могла успокоиться: поднялось давление, началась бессонница, постоянно болело сердце. Перед восьмым марта она дольше обычного пробыла у подруги, а утром не проснулась. Так Юля осталась одна.
В этот день она впервые после переезда в город позвонила матери, которая теперь жила в семье старшей дочери и нянчилась с внучкой.
- Я на похороны не приду, - безразличие сквозило в каждом сказанном матерью слове, словно разговор шел не о смерти свекрови, а о каком-то совершенно обычном деле. - Ребенок болеет, не с кем оставить. Как-нибудь справляйся сама.
- Я поняла. Справлюсь.
И она справилась. Помогло письмо Натальи Петровны, которое Юля нашла в комоде вместе с перетянутой резинкой тоненькой стопкой денег. Кроме последних слов прощания и любви бабушка подробно написала, куда следует обратиться насчет похорон. От какой-либо помощи Сергея Юля наотрез отказалась. Ей хотелось именно самой сделать для родного человека то последнее, что она могла.
Сергей, несколько обиженный этим непонятным отказом, на похоронах был, но после поминок быстро уехал. Приехал лишь вечером другого дня, привез продукты и приготовил нехитрый ужин.
- Вставай, надо поесть, - войдя в комнату, тихо сказал он и коснулся плеча сидевшей на диване девушки.
- Мне страшно, - Юля медленно повернулась к нему и повторила, - Сережа, мне очень страшно.
- Конечно, страшно, - тут же с готовностью согласился он, - кто же думал, что так получится? Но я буду помогать деньгами. Проживем, не бойся.
- Нет, ты не понял, - в голосе девушки послышалась легкая досада, - я не об этом. Раньше знала, что у меня есть ты и бабушка. Потом не стало тебя, а сейчас и бабушки. Остаться одной страшно.
Сергей сел рядом и обнял ее. Он чувствовал боль Юли, знал, кем был для нее, и понимал, что если бы не смерть Натальи Петровны, то слова об отношении к нему, Сергею, никогда бы не прозвучали. И еще он прекрасно помнил, как сам учил маленькую девочку сдержанности в словах и проявлении эмоций, потому что так легче было жить нелюбимой дочери в родной семье. Юля оказалась прекрасной ученицей.
Она тоже обняла его. Обняла так доверчиво, как когда-то давным-давно... Лето в том году было жаркое, и многие ребята старались провести день у воды. Маленькой девочке было всего пять, когда она увязалась за старшей сестрой, собравшейся с подругами на реку купаться. Ей почему-то казалось, как она потом рассказывала Сергею, что каждый человек умеет плавать точно так же, как каждый - ходить. Она бесстрашно вошла в воду и сразу же была подхвачена сильным течением. На ее счастье, это заметил Сергей, загоравший с ребятами тут же на берегу. Воды Юля, конечно же, наглоталась, очень испугалась, но все, к счастью, закончилось хорошо.
Он нес на руках спасенную малышку, а она, все еще объятая страхом, по-детски доверчиво прижималась к нему, крепко обхватив руками за шею, словно боялась отпустить. Всю дорогу до дома девочка молчала, и он лишь изредка чувствовал, как вздрагивало от старательно сдерживаемых всхлипов ее худенькое тельце. Только у самого дома она подняла голову с его плеча, как-то очень по-взрослому посмотрела в глаза своему спасителю и вдруг сказала:
- Когда вырасту, буду твоей невестой.
Сергей, растерявшийся от таких слов, не нашел ничего лучшего, как ответить:
- А я твоим женихом.
С тех пор и стали их в шутку называть женихом и невестой, а Сергей никогда не тяготился тем, что оказался главным человеком в жизни маленькой девочки. Потом он окончил школу, уехал в город, поступил в институт. На субботу и воскресенье приезжал домой, к деду. И не было случая, чтобы молодой человек не нашел времени для своей подружки. Долгие разговоры велись обычно на скамейке за старенькой банькой, стоящей на границе с соседним участком.
Был он ей в то время и вместо брата, и вместо подружки, знал обо всех мечтах, бедах и очень жалел маленькую девочку, у которой никак не складывались отношения с матерью и сестрой. А потом Сергей женился. Юля и не знала, что на свете бывает такая боль, и еще долго пыталась понять, почему он до последнего скрывал отношения со старшей сестрой. Раньше она считала, что если ты не имеешь тайн от другого человека, то вправе рассчитывать на взаимность. Как она, оказывается, ошибалась! Иногда девушке хотелось поговорить об этом с Сергеем, но она так и не решилась начать разговор на эту тему.
- Не говори так, я же по-прежнему с тобой, - услышала она тихий успокаивающий голос друга и почувствовала, как его ладонь осторожно погладила ее по голове.
Ему же вдруг стало стыдно, потому что произнесенные слова были всего лишь самыми обычными словами утешения, а если разобраться, то в них не содержалось и грамма правды. Не был он с ней, и она с ним не была. Сергей представил, как после его ухода Юля опять останется одна в пустой квартире, не зажигая света, будет сидеть на том же самом месте и так же бездумно смотреть в темное окно. Вот в этом были и правда, и настоящая цена его словам!
Понимала это и Юля, поэтому и не стала отвечать Сергею. Не было никакого смысла продолжать разговор ни о чем. Оба молчали. Она не знала, как жить дальше, а он не знал, чем помочь и как облегчить ее боль. Молчание становилось невыносимым.
- Извини, мне пора, - первым решился нарушить его Сергей, убрал руки с ее плеч и осторожно отстранился. - Зайду завтра.
Без его рук Юле на миг стало холодно, и она зябко повела плечами. Вечер и ночь обещали быть печальными и бесконечно долгими.
По дороге домой он думал о Юле. После его глупой женитьбы все между ними было зыбко и, как ему казалось, непрочно. Сейчас-то он понимал, что именно в то время должен был отойти в сторону, дать ей жить своей жизнью, но тогда, к своему удивлению, сделать это не смог. Да и сейчас не может.
Бывали дни, когда, едва открыв утром глаза, Сергей уже знал, что должен встретиться с Юлей. Чтобы освободить несколько часов, приходилось лгать жене, теще, но стыдно при этом почему-то не было и невыносимо хотелось только одного: поскорее увидеть, как вспыхнет в глазах Юли радость, как она торопливо опустит ресницы, чтобы скрыть ее. Этого Сергею вполне хватало до следующей встречи. И это было все, что он мог себе позволить, не обманув доверие Натальи Петровны и не нарушив данное ей слово. Сдерживало его еще и понимание, что, сказав Юле А, придется сказать и Б, а это уничтожит семью и разрушит с большим трудом построенный им карточный домик. На то, чтобы оставить ребенка, он пока решиться не мог.
Это была одна из первых встреч после ее переезда в город. Он зашел вечером после работы, чтобы пригласить девушку на прогулку. Пока она переодевалась, Наталья Петровна осторожно прикрыла дверь в комнату и обратилась к гостю:
- Скажите, Сергей, зачем Вы приходите? Что вам надо от моей внучки?
Он, конечно, ждал этого вопроса, имел готовый ответ, поэтому сразу же и ответил, не опуская глаз:
- Мы слишком долго были друзьями, и я не понимаю, почему сейчас не можем ими остаться.
- Почему? - изумленно и достаточно эмоционально воскликнула Наталья Петровна, но тут же понизила голос. - Вы на самом деле не понимаете? Так я скажу! Вы женаты, и жена Ваша ни кто-нибудь, а сестра Юли, и скоро появится ребенок. Вы старше, умнее, вот и оставьте мою внучку в покое, не портите ей жизнь.
Конечно, старушка была во всем права, но Сергей не собирался сдаваться.
- Обещаю, что ничем и никогда не обижу Юлю, а если у нее появится близкий друг, то сразу же отойду в сторону.
Наталья Петровна после этих слов как-то сникла и даже стала казаться ниже ростом.
- Я понимаю, что не могу заставить отказаться от встреч ни Юлю, ни Вас. Но хотя бы дайте слово, что не допустите никаких вольностей до тех пор, пока не будете свободным. Не делайте несчастной Юлю, я Вас очень прошу.
- Я даю слово, - все так же серьезно и не пряча глаз, сказал Сергей, потому что и сам хотел в это верить. - Право, не стоит ни о чем беспокоиться.
Переживай - не переживай, плачь - не плачь, а день всегда сменит ночь. Учебу бросать Юля не собиралась, поэтому надо было найти работу. И не просто работу, а такую, которая позволила бы ухаживать за бабой Зиной. От материальной помощи Сергея, опять же к его неудовольствию, она наотрез отказалась, а мать жизнью дочери по-прежнему не интересовалась.
Со времени переезда Юли в город она позвонила только раз. Это случилось через полгода после свадьбы старшей дочери и Сергея. Трубку взяла бабушка. Мать сообщила, что переезжает жить в город к Марине и зятю, а потом поинтересовалась, можно ли ей продать дом, так как нашелся покупатель, а ей на новом месте эти деньги очень бы пригодились. Бабушка сухо ответила, что дом завещан Юле, и только она может решать вопрос о его продаже. Мать, засмеявшись, сказала, что иного ответа от глупой старухи и не ожидала, после чего положила трубку, забыв поинтересоваться делами дочери младшей.
Узнав об этом разговоре, Юля нисколько не расстроилась: она уже давно научилась не ждать от матери ничего хорошего. Однако перед сном долго всматривалась в лицо отца на портрете, который висел сейчас в ее комнате, пытаясь найти причину, по которой он смог оказаться вместе с этой лишенной сердца женщиной. Но как Юля ни старалась, так и не смогла представить родителей даже стоящими рядом.
После похорон прошла уже неделя, но дело с поиском работы так и не сдвинулось с места. На девять дней Юля приготовила нехитрый обед для тех, кто захочет прийти и помянуть бабушку. Пришли несколько соседок, в основном таких же старушек, какой была Наталья Петровна. Девушке было грустно, хотелось плакать.
- Как же ты, деточка, жить-то будешь? - спросила одна из них перед уходом.
- Не знаю, как-нибудь, - Юля вытерла набежавшие слезы. - Я и не думала никогда, что бабушка может умереть.
- Что ж делать! - вздохнула соседка. - Беда, конечно, для тебя большая, но надо держаться. Что решила с учебой? Бросишь?
- Нет, бабушка была бы недовольна. Работу надо хоть какую-то найти.
Все горестно покачали головами.
- Добрая ты девочка: Зину не бросаешь. Надо бы тебе помочь, у людей поспрашивать...
Помощь пришла уже к вечеру: одна из старушек сообщила, что к концу месяца в соседнем доме освободится место уборщицы.
- Соглашайся, лучше ничего не найдешь.
- Да я согласна.
Юля и вправду обрадовалась. Теперь она была уверена в завтрашнем дне.
- И вот еще что, девочка, - старушка улыбнулась и потерла друг о друга постоянно мерзнувшие руки, - ты такой работы не стыдись. Все мы живем так, как живем. И не горюй, все хорошее в твоей жизни еще впереди.
Юля закрыла дверь, опустилась на пол и, зажимая рот ладонями, зарыдала, хотя до ночи было еще далеко.
Первый раз после похорон она спала спокойно. Ей снились молодой отец, которого она никогда не видела, и любимая бабушка. Они казались по-настоящему счастливыми, и Юле с ними было очень хорошо. Проснулась рано, а проснувшись, долго не открывала глаза, надеясь, что чудесный сон вернется еще хоть на минуту. Вспомнилось, как бабушка, после переезда внучки в город, рассказывала ей об отце.
Когда-то давно жила Наталья Петровна с сыном в том самом доме, из которого уехала Юля. Сын пришел из армии, его дождалась девушка, и дело шло к свадьбе. Жить с молодыми в одном доме Наталье Петровне не очень хотелось, поэтому она с радостью дала согласие, когда ее позвал замуж знакомый вдовец. Был он из этого же поселка, знал Наталью Петровну чуть ли не с пеленок и понимал, что лучшей подруги найти не сможет.
Жить стали в городе, где у него была двухкомнатная квартира. И все бы хорошо, но прожила она вместе супругом только два недолгих года. Случилось так, что муж поехал в Израиль навестить дочь и внука, а вернувшись, затосковал по ним еще больше. Когда-то он был противником переезда в другую страну, но вот сейчас... Наталья Петровна очень переживала, однако нашла в себе силы сказать:
- Собирайся. Я все понимаю: семья есть семья.
- Как немного обживусь, тебя вызову, - в сотый раз перед посадкой в самолет обещал огорченный разлукой супруг, и она в ответ лишь согласно кивала головой.
А сын устроился работать на железную дорогу обходчиком. Невеста доучивалась в городе, поэтому свадьбу отложили до лета. Однажды, возвращаясь с работы, увидел он на станции плачущую женщину. Худенькая девочка лет пяти-шести испуганно жалась к матери и тоже тихо плакала. Знакомая кассир начала рассказывать, что женщина сошла с проходившего поезда. Ехала она на Дальний Восток к каким-то малознакомым родственникам, надеясь там и остаться, но в поезде ее ограбили. Не осталось ни вырученных за проданный дом денег, ни документов. Возвращаться назад было не к кому, впереди ее без денег никто тоже особо не ждал. Закончилось это невеселое повествование неожиданным вопросом.
- Может, возьмешь их к себе на пару недель, пока не определятся, как дальше жить будут?
Молодой человек еще раз посмотрел на женщину и ребенка. Они уже перестали плакать, внимательно прислушивались к разговору и с надеждой смотрели на того, кто мог им хоть чем-то помочь.
- Ладно, возьму. Пару недель пусть поживут, - сказал он, уже думая о том, как лучше их разместить.
Наталья Петровна так никогда и не узнала, как же получилось, что через какое-то время ее сын и эта женщина оказались в одной постели. Когда сын рассказал матери, что намерен вскоре жениться на постоялице, она и смогла только растерянно спросить:
- Ты что, полюбил ее?
- Какая там любовь? - грустно ответил он. - Что уж теперь... Беременная она...
Наталья Петровна заплакала, а сын только вздыхал и виновато отводил глаза в сторону.
- Долгим век тебе покажется, - вытирая глаза платочком, грустно сказала мать. - Тяжело с нелюбимым человеком жить.
Но в этом она оказалась совершенно не права: долгим век ему не показался. Вскоре после памятного разговора сын Натальи Петровны попал под поезд. Говорили, что пытался спасти щенка, который каким-то образом оказался на путях. Правда это или нет, так она и не узнала: свидетелей тому не было. Вот поэтому никто разбираться в этом деле особо не стал, и смерть молодого человека сразу же назвали несчастным случаем. Скорее всего, так оно и было.
Настал час, когда после похорон и поминок Наталья Петровна, ребенок и женщина, собиравшаяся стать женой ее сына, остались одни. Хозяйка дома устало опустилась на стул и внимательно посмотрела на этих двоих, со страхом ждущих ее решения. Идти им было некуда.
- Ты ждешь ребенка от моего сына? - хрипловатым от пролитых слез голосом тихо спросила мать.
- От него, - так же тихо выдохнула женщина.
- Что собираешься делать?
- Рожать, - не задумываясь, ответила она.
Стало очевидно, что ответ был подготовлен заранее. Наталья Петровна хотела что-то сказать, но женщина остановила ее едва заметным движением руки и добавила:
- Если будет, где жить...
Все было так предсказуемо! Именно такого ответа и ожидала Наталья Петровна от этой женщины с недобрыми настороженными глазами.
- Оставайтесь здесь. Ребенок моего сына должен жить в его доме.
Женщина суетливо закивала головой и попыталась растянуть в улыбке тонкие бледные губы.
-У меня есть ряд условий, - Наталья Петровна провела ладонью по щекам. Они опять оказались мокрыми. - Первое, как только ребенок подрастет, он будет проводить у меня столько времени, сколько захочет. Второе, после окончания школы он будет жить со мной, потому что у меня кроме него никого нет и никогда не будет, а у Вас уже есть дочь.
Женщина опять согласно закивала головой.
Попрощавшись, Наталья Петровна покинула дом. Всю дорогу до города она молила Бога, чтобы у этой чужой женщины родился ребенок, похожий на ее сына. И Бог ее услышал. Ни в какой Израиль Наталья Петровна, конечно же, не поехала: здесь была могила сына, здесь родилась его дочь.
Часть третья
Была холодной и долгой зима, весна - прохладной и с частыми заморозками, лето - дождливым и каким-то нерадостным. Вот и осень ничем не радовала. Еще только конец сентября, но небо постоянно затянуто низкими тучами. Чуть ли не ежедневно льет дождь, отчего, где только можно, образовались лужи, наполненные то ли темной водой, то ли жидкой грязью.
Юля вышла из учебного корпуса, остановилась на крыльце и посмотрела на небо. Вроде бы немного прояснилось. Если повезет, то до дома сможет добраться до дождя. Девушка заторопилась к автобусной остановке, но шаг приходилось то и дело замедлять: сапожки были старенькими и промокали, если случалось неосторожно наступить даже в неглубокую лужу. На новые в этом году денег не хватило, зато она сумела скопить на теплую куртку и надеялась проходить в ней не только осень, но и зиму.
На остановке, как всегда в это время, было много студентов. Юля встала поближе к проезжей части дороги, чтобы в числе первых войти в автобус, и оглянулась. Многие из стоящих тут учились с ней на одном курсе, но были и те, которых она знала только в лицо. А народ все подходил. Вот несколько парней с другого факультета встали рядом. Юля услышала, как они договаривались о встрече вечером в кафе. К ним подошли еще двое, и разговор стал более оживленным. Этих двоих Юля знала, как знали их, наверно, все в институте. Детки богатых родителей. Об одном из них говорили, правда, что отец его перед институтом отправлял в армию. Для просветления мозгов, наверно. Интересно, помогло ему это или нет? И чего они сегодня на остановке забыли? Обычно приезжают и уезжают на своих машинах.
Смех за спиной Юли раздавался все чаще. Обсуждали какого-то неизвестного Мишку. Но вот кто-то из них шутливо толкнул стоящего рядом приятеля, тот, конечно же, в долгу не остался. Кончилось все плачевно: один из богатеньких, уворачиваясь от толчка, налетел на девушку. Бордюр вдруг оказался не таким широким, каким виделся Юле вначале, и она не устояла на ногах.
Когда пришла в себя, то поняла что стоит на коленях в жидкой грязи, упираясь руками в шершавый асфальт. Поза была, прямо скажем, не совсем изящной, колени и ладони ломило от боли и холода. Она на минуту представила, как выглядела со стороны, и от стыда и огорчения чуть не заплакала. Однако надо было как-то вставать.
- Давай помогу, - голос раздался совсем рядом.
Юля подняла глаза и увидела протянутую руку. Один из богатеньких, не пожалев дорогой обувки, с виноватым видом стоял в грязной жиже рядом с ней. Проезжающие машины сбавляли скорость и объезжали этих двоих, стараясь не окатить их грязью.
- А не пошел бы ты к черту? - пробормотала она, вытаскивая руки из холодной липкой жижи и оглядывая куртку.
Чуда не произошло: она была вся в грязи. Сумка валялась рядом и тоже мало походила на себя. А самым ужасным было то, что жидкие брызги грязи попали на лицо и шею и теперь стекали грязными неровными дорожками под воротник свитера.
Думать долго не приходилось. Юля расстегнула куртку, вытерла руки о свитер, который остался сухим и чистым. Радуясь, что длинные волосы оказались стянутыми резинкой, сдернула с головы вязаную шапку и кое-как вытерла лицо. Не глядя на богатенького, который по-прежнему стоял рядом, отбросила шапку в сторону, двумя пальцами подцепила ремень сумки, поднялась и пошла прочь от остановки, старательно пряча лицо от любопытных.
Она отошла уже довольно далеко. Идущие навстречу люди бросали на девушку сочувствующие взгляды и, не останавливаясь, шли дальше, торопясь по своим делам.
- Куда же ты идешь? - услышала она явно обращенный к ней вопрос.
Юля остановилась и медленно обернулась. Шедший за ней юноша остановился тоже.
- Я спрашиваю, куда ты идешь?
Наверно, это могло показаться странным, но ответа на вопрос она не знала, просто шла и шла, чтобы очутиться подальше от этого места. Какой позор! Вероятно, завтра в институте знакомые и незнакомые будут потешаться над тем, как она принимала грязевую ванну.
- Не знаю, - наконец тихо ответила девушка и всхлипнула. - Не знаю, как до дома добраться.
- Вот только не плачь, ладно? - попросил он и виновато вздохнул. - Я отвезу. У меня недалеко машина. Идем!
Он свернул на боковую дорожку, а она покорно поплелась следом. До парковки дошли довольно быстро. Он вытащил из багажника кроссовки и, присев на сидение машины, переобулся. Грязная куртка Юли нашла место в том же пакете, что и его сапоги, а вместо нее на девушку был натянут какой-то толстый безразмерный свитер.
- Хорошо, что после тренировки забыл вынуть, - пробормотал он, застилая полотенцем сидение.
Она хотела ответить, но не смогла, потому что зубы начали стучать от холода.
В подъезде им никто не встретился, и Юля была этому рада. В сумку, конечно же, тоже попала грязная вода, но ключи нашлись. Онемевшими от холода пальцами она попыталась открыть дверь, но получалось плохо. Он молча взял ключи из ее рук и открыл сам. В коридоре Юля стянула с себя свитер и протянула богатенькому.
- Вот возьми и уходи. Я тебя простила.
- Зачем ты так? - хмуро спросил он, забирая свитер. - Давай помогу чем-нибудь... Чайник, может, поставить?
Юля, не отвечая, отвернулась и стала стаскивать сапожки. Молодой человек потоптался возле двери, повздыхал, потом открыл дверь и, не прощаясь, вышел. К грязной обуви присоединились и остались лежать на полу такие же грязные джинсы и сумка. Девушка на цыпочках, чтобы не испачкать пол, отправилась в ванную.
Через час она уже лежала на кровати, укрытая до самого носа теплым одеялом, но все равно не могла согреться. Надо было встать и приготовить чай, выпить таблетку от простуды и не забыть обработать чем-нибудь саднящие ранки на коленях и ладонях. Надо было, надо было, но... Слезы наворачивались на глаза, когда она вспоминала, в какой позе измеряла глубину лужи. Завтра на парах стыда не оберешься. Хотя нет, утром в институт она не пойдет: куртка и сапоги не высохнут, а других нет.
Юле стало еще тоскливее, когда она вспомнила, что куртка осталась в машине, и неизвестно было, когда богатенький вспомнит об этом и привезет ее. Нет, встать все же придется хотя бы для того, чтобы проверить, нет ли дыр на коленях джинсов. Как это все некстати! Придется тратить свой НЗ, последние деньги, оставшиеся после похорон бабушки. Юля нехотя выбралась из-под одеяла и отправилась на кухню, но в коридоре остановилась и удивленно осмотрелась. А удивиться было чему: вместо брошенных испачканных вещей на полу чернело лишь грязное с неровными краями пятно.
Только в пять часов она открыла дверь соседней квартиры. Обычно девушка приходила раньше и задерживалась у бабы Зины часа на полтора - два. Надо было дать старушке лекарство, растереть ее немеющие руки и ноги, выслушать мнение о последних новостях, затем о перипетиях героев очередного сериала, потом покормить больную, провести влажную уборку квартиры, проветрить... В десять часов следовало прийти еще раз, чтобы приготовить бабу Зину ко сну и проститься до половины седьмого утра.
Юля вернулась домой и сразу же легла. Голова болела, опять зазнобило. Она плотнее укуталась в одеяло, закрыла глаза и задремала. Проснулась неожиданно от странного ощущения, что находится в квартире не одна, но почему-то не испугалась.
- Слушай, не бойся, я сейчас свет включу, - услышала она уже ставший знакомым голос.
Щелкнул выключатель, и девушка невольно зажмурилась от яркого света, а когда открыла глаза, то увидела стоящего в проеме двери парня.
- А, это ты, - проговорила она и опять закрыла глаза. - Куда дел мои вещи? Положи все на место и уходи.
Холодная рука легла на лоб. Прикосновение показалось девушке таким успокаивающим и приятным, что она не оттолкнула ее.
- Температуры вроде бы нет, но таблетки все равно надо выпить, - прокомментировал он. - Где аптечка?
Спорить совершенно не было сил, и Юля ответила кратко:
- На кухне.
Конечно, надо было выгнать его немедленно, но оставаться одной в квартире не хотелось. Она уже устала от постоянного одиночества.
- Меня, между прочим, Павлом зовут, - сообщил он, положив на тумбочку таблетки и ставя стакан с водой.
- Юля.
Получилось как-то хрипло, и она откашлялась.
Прядь волос упала на глаза. Чтобы ее поправить, девушка вытащила руку из-под одеяла и тут же почувствовала на ней пальцы Павла.
- Так и знал, что ранки даже не обработала. Давай хоть сейчас это сделаем, быстрее заживут. Я кое-что принес.
Он осторожно водил пальцами по болезненным ранкам на ладонях, мазь холодила кожу, и это тоже неожиданно оказалось приятным. Юноша был так близко, что Юля слышала его дыхание и даже чувствовала слабый запах парфюма. Она прикрыла глаза и подумала о странности всего происходящего. Очевидно было, что после ухода Павла придется очень постараться, чтобы поскорее обо всем забыть.
Юля понимала, что эти прикосновения не значили для него ровным счетом ничего, то есть были лишь простой услугой, формой извинения. Она удивилась своим мыслям, потому что ей нельзя было и думать о подобных глупостях. На них просто-напросто не оставалось времени, сил и желания.
- А сейчас покажи колени, - заявил он таким обыденным тоном, словно она каждый день перед завтраком ему их демонстрировала.
Это был уже явный перебор, пора было с ним попрощаться.
- Слушай, Паша... - начала она, но он ее перебил.
- Знаю, знаю: опять начнешь меня выгонять. Скоро уйду, а колени показать придется.
Он улыбнулся - и спорить расхотелось. Захотелось оказаться заболевшей маленькой и слабой девочкой, о которой заботится кто-то родной и близкий. Юля, откинув одеяло, осторожно села в кровати и наклонилась, чтобы подтянуть вверх брючину пижамы, но голова неожиданно закружилась, и она, прикусив губу, чтобы не застонать, снова откинулась на подушку.
- Лежи уж, я сам все сделаю, - тихо сказал он и присел на край кровати.
Когда закончил, осторожно укрыл одеялом и спросил, отстраняясь:
- Ты обедала сегодня?
Вопрос, конечно, был самым обычным в будничной жизни любого нормального человека, но после смерти бабушки никому не было до этого никакого дела, никто ей таких вопросов не задавал и, наверно, долго еще не задаст. Те несколько раз в месяц, когда приходил Сергей, были, разумеется, не в счет. Девушке вдруг стало невыносимо жалко себя, и глаза наполнились влагой. Пришлось их закрыть. Стало стыдно перед совершенно незнакомым парнем за несдержанность и слабость, поэтому Юля, так и не открыв глаз, отвернулась.
- Ясно, - вздохнул Павел, - пойду на кухню.
Таблетки она выпила, но от еды наотрез отказалась, сказала, что поужинает позже. Он не стал спорить, просто молча уселся рядом на стул. Молчала и она.
- Ну что, тебе лучше?- спросил Павел через некоторое время.
Она приоткрыла глаза.
- Да, только опять зазнобило.
- А хочешь, я лягу рядом?
Вот для чего, для чего ему надо было испортить эти добрые минуты? Юля не знала, обижаться или нет на эту глупую выходку, поэтому и не нашла ничего лучшего, как коротко спросить:
- Зачем?
- Какая же ты недогадливая! - он старался говорить серьезно, но на самом деле с трудом сдерживал ухмылку. - Буду обнимать, пока не согреешься.
Юле стало смешно, она повернулась к нему и слегка улыбнулась.
- Вот, как я понимаю, и все: кончился хороший мальчик Паша, на смену пришел богатенький Павел. Спасибо за предложение, но работай грелкой где-нибудь в другом месте. Ключи не забудь оставить, любитель кого-нибудь погреть!
- Уж и пошутить нельзя, - проворчал он, вставая. - Вот так и разбиваются честные мужские желания о бетонную стену женского непонимания. Поправляйся!
Замок щелкнул. Юля посмотрела на часы. Было без четверти десять. Время собираться к бабе Зине.
Прошла ночь, наступило мудрое утро. Температура, все же поднявшаяся к ночи, несколько снизилась, но девушка все равно не ощущала себя выздоравливающей. Болезнь в ее нынешнем положении не меняла ничего: за старушкой, кроме Юли, ухаживать было некому, да и лестничные клетки подметать и мыть все равно придется. Это была хоть и грязная, но работа, и потерять ее было просто невозможно. Выгоды в ней было две: во-первых, не тратилось время на дорогу, а во-вторых, работать можно было и ночью.
Следующий день оказался мучительно длинным. Почти до ночи ждала Павла, но он так и не появился. Ждала, чтобы отдать пакеты, которые обнаружила на кухне. В одном были разные вкусности и фрукты, а в других - новые вещи. Юля долго рассматривала и даже примерила и джинсы, и теплые ботинки, и куртку, и берет. Все приобреталось в дорогом магазине, сумка тоже. Потом вещи перекочевали обратно в пакет, который был без сожаления отложен. Нет, ничего ей от Павла не надо. Все купит сама.
Но утром, несколько успокоившись, продукты все же выложила на стол. Пришлось утешить себя мыслью, что больным всегда приносят что-нибудь вкусное. А остальное все же решила непременно вернуть. Если с деньгами будет совсем плохо, она обратится к Сергею. Он сам об этом не забывает напоминать во время их редких встреч. А вот от нового знакомого не возьмет ничего. Так будет правильно.
Не пришел Павел и еще через день. Юля подумала и решила, что приходить ему еще раз было совершенно незачем. Совесть успокоил и ладно. Только вот забыл спросить, нужна ли ей эта благотворительность. От одиночества и тишины квартиры накатила тоска, и девушка, кляня себя за несдержанность, позвонила Сергею. Позвонила, как она себя убедила, лишь для того, чтобы узнать, не собирается ли он поехать в поселок, как здоровье деда Никодима, все ли в порядке с домом бабушки. И еще, чтобы сообщить, что заболела. Сергей молча выслушал и, пообещав перезвонить, отключился.
На душе стало еще хуже, когда через полчаса она прочитала краткое сообщение, в котором он пообещал приехать на днях. Наверно, права была бабушка, повторяя внучке из раза в раз, что гнать Сергея надо в шею. Во-первых, потому что он, женатый человек, неизвестно с какими целями ходит и внучку смущает. А во-вторых, ни мать, ни сестра, узнай об этих встречах, их бы, если уж совсем мягко сказать, не одобрили. Разошлись, как говорится, пути-дорожки, и ничего тут не поделаешь. Выход из этого положения бабушка предлагала тоже: постараться бывшего друга поскорее забыть, жить дальше и больше думать о себе.
Она с бабушкой не спорила, понимая, что старушка имела повод для беспокойства. Но что делать, если так получилось, что ни Сергей, ни она не хотели рвать эти странные отношения. Иногда он мог подолгу не давать о себе знать, а потом начинал звонить и приезжать чуть ли не каждый день. Наверно, такое поведение было как-то связано с его семейной жизнью. Девушка этого не знала, только чувствовала, что счастлив в браке с ее сестрой он, конечно же, не был.
Последняя встреча была более чем короткой. Он приехал явно чем-то расстроенный, молча сел рядом, словно хотел о чем-то рассказать, а минут через десять, так и не проронив ни слова, ушел. Она этому не удивилась. Значит, так было ему нужно. А расспрашивать о чем-то было поздно и глупо: на все возможные вопросы Сергей ответил, женившись на Марине.
Юля не понимала, почему из всех окружающих ее людей именно Сергей был ей так нужен, и стыдилась своей привязанности к теперь уже женатому человеку. Но решение было принято уже давно, и менять его она не собиралась: лучше стыдиться и раскаиваться, чем лишиться единственной возможности видеть дорогого человека.
Если признаться, иногда измученная неопределенностью Юля подолгу размышляла о этих непростых отношениях. Смогла бы она их изменить, сделать более близкими? Она была уверена, что да, смогла бы. Останавливало лишь сомнение, что это прибавит ей и Сергею счастья. И еще... Как бы Юля ни относилась к сестре, но оказаться с ее мужем в одной постели и тем самым причинить ей еще больше зла, чем уже причинила, она не могла и не хотела. Вот и выходило, что ситуацию мог изменить только Сергей, уйдя из семьи, но он, к сожалению, не торопился. Как долго все это будет продолжаться, Юля не знала, как не знала и того, к чему могут привести ее расспросы. Поэтому и молчала, довольствуясь тем малым, что имела.
И все-таки Павел появился. Дверь наглец открыл, конечно же, прихваченным им неизвестно зачем бабушкиным ключом, который после ее смерти так и остался сиротливо лежать на полочке возле зеркала. То, что Павел предварительно позвонил, его, разумеется, не извиняло. Юля ожидала гостя в коридоре, всем своим видом стараясь показать, что дальше ему хода нет.
- Ключи!
Она протянула руку, и он, не забыв сделать скорбное лицо, вернул их.
- Ты, наверно, болела, а я не приходил. Извини, решил, что у тебя все в порядке. А вот сегодня заглянул к вам в аудиторию, сказали, что тебя уже несколько дней нет.
Юля абсолютно не желала втягиваться в ненужный разговор, но выслушала Павла терпеливо, а когда он замолчал, направилась в комнату.
- Подожди здесь, я принесу вещи.
Она уже сделала несколько шагов, когда услышала резкое: