Отуманенная и дряхлеющая осень благоухала ароматами пряных листьев, душистых костров и печёных яблок. Гоняла по полям листодёр, гасила дождевыми потоками последнее тепло, и заковывала облака в железные обручи.
Фаберу было немного грустно и тревожно. Но сегодня он принял решение и больше не хотел откладывать задуманное. Единственная возможность продлить человечеству жизнь и сохранить разум.
Переводя стрелки часов-времени, он рассчитывал попасть в прошлое, а оказался в будущем. Выходило так, что время течёт не линейно, а по кольцу. Мир рождается, живет, умирает, чтобы потом опять начать всё сначала.
Фабер сразу же заявил о своём открытии. О том, что он ученый и что пришел из прошлого. Но этим людям было всё равно. Их не интересовало время. Они находились вне прошлого и будущего, где-то в сакральной вечности. Слишком добрые, наивные и блаженные.
Так, хромоногий кузнец, создающий огонь при помощи слов, сразу же согласился приютить Фабера в своей хижине. Пекарь стал бесплатно приносить ему свежий хлеб, а молочник выделил кувшин для утреннего молока. Тем не менее Фаберу будущее не нравилось. В нем не было ни межгалактических полётов, ни высокоразвитых технологий, ни виртуальных миров. В нем не было ничего, о чём Фабер всегда мечтал.
А потом, он познакомился с Сивиллой - девушкой, плетущей из овечьей шерсти облака. Она была так хороша, что Фабер, случайно заглянув в амбар, застыл, как деревянный истукан. Сивилла сидела на низеньком табурете, обхватив коленями большущий мешок так, что её загорелые лодыжки чересчур соблазнительно выглядывали из-под подола. Фабер никак не мог отвести взгляд и от них, и от тонких запястий, так ловко крутящих облачный пух, и от бёдер, покачивающихся в такт каждого её движения. И от ореховых глаз, и от бирюзового кулона на шее.
Сивилла оказалась приветливой и разговорчивой. Это она рассказала Фаберу, что всё началось с Великой эпохи излечения от агрессии. По её словам - страшной болезни прошлого, поразившей не одно поколение. Агрессия не давала возможности устанавливать ментальные связи. Поэтому люди, думая, что причиняют боль другим, на самом деле, лишь поедали самих себя. Точно листья одного дерева, вздумавшие воевать меж собой.
Потом она сказала, что плетет облака. А Фабер решительно опроверг: облака состоят из воды. Но Сивилла так засмеялась, будто была умнее и мудрее его.
- Это мифология веривших в физику древних, - заверила она. - Позволять природе образовываться самой по себе, бесцельно. Мы же научились превращать идею в материю и обрели единство.
Её слова лишний раз подтверждали, что в этом мире простодушных Фаберу делать нечего. Он был слишком образован для того, чтобы принять столь нелогичную чудесность.
Однако девушка его заинтересовала, и он стал приходить каждый день. Будто бы послушать, а на самом деле посмотреть. Порой, ему становилось даже любопытно, но эти помыслы быстро пресекались им же самим. Настоящий ученый не вправе принимать магию, какой бы правдоподобной она ни была. И ни большой дождевой горшок на площади, ни озорные огоньки блуждающих чаровниц, ни лунная паутина, развешенная по заборам, ничто не могло поколебать его истинных и здравых убеждений.
А однажды он увидел, как на лугу парень с девчонкой превратились в диких лошадей и резво унеслись за горизонт.
- Так проявляется взаимная любовь, - пояснила Сивилла. - Третий закон сенсорного потока. Чувства обретают материальность. И от них рождаются дети.
- Что за ерунда, - сказал Фабер. - Дети рождаются просто от физической связи мужчины и женщины.
Но Сивилла не поняла, о чем это он. Оказывается, в их наивном представлении то были единые и неделимые вещи.
Со временем влечение Фабера становилось всё назойливее. Он приходил и чего-то ждал, не в силах просто перевести стрелки часов и вернуться домой. Злился на себя, на Сивиллу и на весь этот неагрессивный, но заблудший народ. Даже задумался о превращении в коня, что, разумеется, не могло не пугать.
- Я не должна, - в ответ на его пространный намёк Сивилла показала бирюзовый кулон. - Без абсолютной чистоты нельзя прикасаться к небу.
И вот, уставший от томления и маеты Фабер, в очередной раз, пожирая взглядом ноги Сивиллы, внезапно и ясно осознал суть своей миссии: уберечь мир от бессмысленного падения. Дать им шанс, вернуть то, от чего они так легкомысленно избавились, возродить страсть, огонь и борьбу.
Осень предрекала зиму. Земля вращалась вокруг Солнца. Всё шло своим чередом, соблюдая непоколебимые законы мироздания. И то, что Фабер задумал, больше не казалось ему диким и порочным, а вполне обоснованным и необходимым.
Когда он схватил Сивиллу за руки, она вскрикнула, но почти не сопротивлялась. Лишь глаза расширились от непонимания и ужаса.
- Я подарю вам новую жизнь, - прошептал он ей на ухо, тяжело дыша, - вы построите ракеты. Вы будете завоёвывать инопланетные миры, и открывать другие вселенные.
Он ударил её по лицу и разодрал платье. Сивилла пыталась умолять, но это лишь укрепило его решимость и распалило страсть, приправленную горечью томления. Бирюзовый кулон беспомощно заметался по её груди, и Фабер без сожаления сорвал его. Результат всегда оправдывает действия. Её ребенок даст начало новому и правильному поколению прогресса.
А потом он вышел на пустую песчаную дорогу, тянущуюся вдоль бескрайних и уже голых нив, вдохнул в последний раз воздух уходящей Эпохи невинности и, с чувством выполненного долга, перевел часы назад.