У-у 8: Бедная Лиза
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Лиза резко открыла глаза, понимая, что разбудил её не синеватый утренний свет и не посторонний звук, а стойкое внутреннее ощущение чьего-то молчаливого присутствия. И это никак не мог быть Слава. Ведь, он, даже если усердно пытался оберегать её сон, то всё равно делал это весьма шумно.
Незнакомая комната, в которой она проснулась, скорее походила на чердак, нежели на спальню. Возле скрипучей полуторной кровати - громоздкий покосившийся шкаф, за ним неустойчивая пирамида из коробок, а в самом углу высокий деревянный стул, где вчера им кое-как удалось примостить свои дорожные сумки. По другую сторону от двери беспорядочно наставленный допотопный хлам: старый пузатый телевизор, синий газовый баллон, большое настенное зеркало в пластиковой, облупившейся раме.
В голубом сумраке каждая тень теперь казалась живой и подвижной, но самая тревожная из них, определенно, пряталась в глубине мутного от времени и пыли зеркала. И чем дольше Лиза вглядывалась в его отражение, тем сильнее ей начинало казаться, что неизвестный наблюдатель затаился именно по ту сторону зазеркального пространства. Она немного подалась вперед, чтобы развеять неожиданные страхи, как изнутри самой густой темноты угла, прямиком навстречу её встревоженному взгляду, медленно проступило неясное белое пятно. Лиза вскрикнула от неожиданности и отпрянула к стене.
Из-за шкафа неторопливо выползло бледное морщинистое лицо, а за ним и маленькое сгорбленное тельце. С трудом опознав в этом жутковатом существе Славину бабушку, девушка замерла в молчаливом изумлении. Бабушка подняла вверх указательный палец, что по всей вероятности должно было означать 'внимание', затем приложила его к губам и, помахав ей напоследок, исчезла так же бесшумно, как и появилась.
На редкость неприятное пробуждение. Лиза вытащила из-под подушки телефон и посмотрела на часы. Было ещё только семь пятнадцать, а Слава уже встал. Она безвольно упала на подушки, занимая его место, и подумала, что если вдруг ему неожиданно захотелось сходить с отцом на рыбалку или за грибами, то пусть идет, а ей обязательно нужно отоспаться. Закрыла глаза, призывая себя ко сну, но из-за глупой, глухонемой бабки организм уже так взбудоражился, что в голову полезли беспокойные мысли.
Выбравшись из приятной нагретой за ночь постели, Лиза накинула на плечи одеяло и, кое-как справившись с рассохшейся рамой, отворила окно. Отсюда открывался печальный вид неизбежного природного умирания. Черные от ночного дождя березы трагично покачивали тонкими спутанными ветвями, тщетно хватаясь за последние пожелтевшие листья. А мрачные кроны их соседок - сосен устало держали на своих шпилях непомерную тяжесть свинцового неба. Во дворе два здоровенных бесхвостых белых пса грустно лежали под яблонями, прикованные тяжелыми цепями к коротким чугунным столбикам возле высоченного бетонного забора.
Пронизывающий ноябрьский ветер ворвался в душную, натопленную комнату. В нем удавалось различить ароматы хвои, прелой листвы и сушеных трав. И даже неприятный кисло-сладкий запах, который, казалось, витал здесь повсюду, теперь ощущался не так отчетливо. Пальцы вмиг окоченели. Но спускаться вниз и идти через весь дом на улицу ради первой сигареты, уж очень не хотелось.
Семейство Славы трудно было назвать симпатичным и приветливым. Глухонемая бабка выглядела, пожалуй, самой безобидной. Потому что беззубый и беспалый отец с блуждающим тревожным взглядом, пугал Лизу ещё больше. Он то и дело вставал, потом сразу же садился, потом опять вставал, подходил к комоду, выдвигал один за другим ящики, но ничего не брал, просто возвращался обратно за стол, чтобы через несколько минут снова подняться и пойти открывать буфет. Все отчего-то называли его Пашук, хотя это прозвище не имело никакого отношения ни к его имени, ни к фамилии. Что-то закрепившееся из детства и настолько устоявшееся в семье, что даже собственные дети произносили слово "пашук" так, как если бы хотели сказать "папа". На вид ему было лет семьдесят, но скорей всего настоящий возраст был съеден долгими годами пьянства и тяжелой физической работы, которые без труда читались на его припухшем, обветренном лице.
По дороге сюда Слава сказал, что отец недавно перенес инсульт и сделался болезненным и странным, но Лизе отчего-то казалось, что раньше Пашук был ещё менее приятным человеком. Домашние и гости держались с ним осторожно, вежливо посмеивались над несмешными шутками и делали вид, будто понимают, о чем он там бормочет. Иногда Пашук начинал говорить очень громко и шепеляво, тогда все затихали и внимательно слушали, опасаясь ненароком перебить. Особенно Лизе не понравился его тост про семью. Что якобы каждый член семьи должен ради общего дела приносить себя в жертву. И что семья - это большая лодка, в которой того, кто не гребет, необходимо выкидывать за борт. У Лизы никогда не было своего дома и родных, поэтому она могла только догадываться о том, как на самом деле складываются взаимоотношения между близкими людьми, но определенно в своих фантазиях о дружной семье ей представлялось совсем другое. Когда они только вышли из ЗАГСа, Лиза чувствовала себя абсолютно счастливой, потому что была уверена, что теперь в её жизни появятся люди, которым она будет нужна, и которые будут нужны ей.
До вчерашнего дня она лишь один раз видела Славиного старшего брата - Влада. Здоровенного мрачного мужика в старом вязаном свитере с широким воротом и серой затертой куртке-пилот, какие вышли из моды лет пятнадцать назад. Лицом он был похож на брата, но всё остальное: и комплекция, и тяжелый немигающий взгляд, и грубый, низкий голос, было какой-то своеобразной пародией на утонченного голубоглазого и нежного Славу. Они встретились в кафе, где Влад должен был передать какие-то документы. Лиза рассматривала эту встречу, как особый жест доверия. Ведь это произошло ещё до того, как Слава сделал ей предложение. Поэтому держалась она очень дружелюбно, хотя Влад едва обращал на неё внимание и весь вечер просидел, скрестив на столе заскорузлые мозолистые пальцы, лишь раз расцепив их, чтобы одним махом опрокинуть в себя кружку темного пива.
Чуть позже Слава между делом обронил, что брат его деревенский пень, и что неприветливость на его лице - всего лишь смущение в обществе хорошенькой девушки.
Но по приезду, Лиза поняла, что первое впечатление её не обмануло. Дом Морозовых оказался отнюдь не милым загородным гнездышком, а доисторическим каменным уродцем, обнесенный сплошным бетонным забором, и охраняемый пятью или шестью злющими цепными собаками. Одна из которых, якобы, даже отгрызла Пашуку пальцы.
Здесь Лизе было гадко всё, начиная от обстановки и заканчивая отвратительным запахом. Ещё живя в детдоме, Лиза больше всего боялась окунуться в нечто подобное. В то, что ассоциировалось у неё с грязным постельным бельём, грудой пустых пивных бутылок, каждодневной рутинной возней и непременным зомбиящиком по вечерам.
Вчера за столом они сидели не как молодожены, а как едва знакомые люди. Никто не кричал "горько" и не желал счастья. Точно девушка свалилась на головы хозяев неприятным сюрпризом, будто младший Морозов привез не молодую жену, а затащил на ночь случайную подружку.
Весь вечер хохотала только пышногрудая и румяная Олюня - гражданская жена Пашука. Чуть позже оказалось, что у Олюни есть ещё и дочь Настёна, тщедушное растительное существо в кресле-каталке. Которое весь вечер сидело, упершись лбом в стену, а при малейших попытках развернуть кресло, начинало жалобно поскуливать. Были за столом и гости. Семейная пара с двумя малолетними детьми из соседней деревни. Тихие, немолодые и очень грустные люди, а также черноволосая красавица в летах, по виду цыганка.
Лиза чувствовала себя ужасно и, хотя блюда выглядели весьма аппетитно, есть ничего не могла. Слава тоже почти не ел и был непривычно раздраженным и рассеянным. Лиза и не предполагала, что свадьба её пройдет настолько уныло. В конце концов, когда Пашук стал особенно нервозен, а у Влада начал заплетаться язык, Слава вдруг вскочил и, силой выдернув Лизу из-за стола, отвел её спать. Особенно неприятным в этой ситуации было то, что он не предложил ей просто уйти, а потащил спешно, как если бы они опаздывали на поезд. Но обида быстро улеглась, и всю ночь Лиза отчаянно прижималась к мужу, словно в поисках утешения от удручающих впечатлений прошедшего дня.
Когда же выкуренная до самого фильтра сигарета потухла сама собой, Лиза неожиданно увидела внизу на улице Славу. Он вышел из дома, подошел к машине, хотел было сесть, но тут его кто-то окликнул. Это был Пашук, он подбежал к сыну и начал совать в руки большой полиэтиленовый пакет. Но Слава рассержено отмахнулся и исчез в машине. Завелся мотор. Пашук нехотя раскрыл здоровенные чугунные ворота и, как только путь оказался свободен, машина, фыркнув, выехала со двора.
Что случилось? Лиза чересчур сильно захлопнула окно, схватила телефон и набрала номер мужа. Вначале гудка не было, а потом механический женский голос ответил ей, что абонент не отвечает или временно недоступен.
Девушка поискала скинутую наспех одежду, и если свитер обнаружился прямо сверху, то джинсы как сквозь землю провалились. Она заглянула под кровать, за телевизор и даже в шкаф. Потом полезла в сумку. Сумка оказалась на удивление лёгкая: ни джинсов, ни черных спортивных штанов. На самом дне болталось только нижнее бельё, толстовка, да клетчатая шерстяная юбка, которую предложил взять Слава на случай, если понадобится "принарядиться".
Нехотя натянув юбку, Лиза остановилась перед зеркалом, собирая руками непослушные каштановые волосы в хвост, как вдруг в дверь постучали. Звук оказался таким резким и неожиданным, что она вздрогнула, и волосы снова рассыпались по плечам.
- Ой, солнышко, уже проснулась, - приторно защебетала Олюня. - Я так и знала, что ты ранняя пташка. Это замечательно. Боже мой, какая ты красивая! Теперь я вижу, и попка, и грудки, и талия - всё на месте.
С утра Олюня оказалась не менее вульгарной, чем накануне.
- Доброе утро, - вежливо поздоровалась Лиза. - Вы не знаете, куда Слава поехал?
- Кто? Ярик? По делам. Вечно у этих мужиков какие-то дела. Ты давай спускайся завтракать. Бабка такой омлет готовит - обалдеешь.
- Ярик? - удивленно переспросила Лиза. - Это ещё кто?
- Ну, Слава, Слава, - отмахнулась женщина и ушла.
К Лизиному облегчению на кухне она нашла только цыганку и девушку-инвалида. Цыганка поставила перед Лизой тарелку с ещё дымящимся омлетом.
- Как спалось? - тихо спросила цыганка, внимательно изучая её лицо.
- Спасибо. Хорошо, - от души намазав кусок белого хлеба маслом, отозвалась Лиза.
- Здесь такой воздух, что вмиг заставляет забыть о любых недомоганиях.
Вспомнив про неприятный запах, Лиза улыбнулась:
- Очень надеюсь, в ближайшие лет десять обойтись без недомоганий.
- Я тоже надеюсь, - многозначительно сказала цыганка. - Главное, не зли мужа. Ведь, где обида, там и гнев. А в гневе люди перестают быть людьми.
- Что вы! Слава совершенно не умеет злиться. В нем этого нет. Он очень мягкий и покладистый. Порой, даже чересчур. Иногда вместо того, чтобы поругаться на меня, он лишь отворачивается и страдает.
- Тебя не смущает, что он из простой деревенской семьи? А если он вдруг решит остаться здесь и заняться хозяйством?
- Я думаю, здесь очень скучно, - призналась Лиза. - Если круглый год прозябать в подобном месте, то не ровен час превратиться в доживающую свой век отупевшую матрону. Лично я представляю свою жизнь в гораздо более красочных тонах. Друзья, путешествия, веселая работа, во всяком случае, уж точно не сельское хозяйство. Да и Слава прекрасно понимает, что я достойна намного большего, чем заброшенный домик в глуши. Знаете, детский дом прекрасно учит выбиваться из серости и идти своим путем.
Цыганка слушала Лизу с приоткрытым ртом, отчего её передний золотой зуб то и дело поблескивал. Она была так сосредоточена, что когда девушка договорила, несколько долгих секунд сидела молча, перебирая гладкие кругляшки рябинового браслета. А потом вдруг откинулась на скрипучий стул и громко рассмеялась своим мыслям. Инвалидка вздрогнула, крепко зажмурилась и, скинув с себя шерстяной плед, горько заплакала.
Испугавшись, Лиза подскочила к Настёне, подняла плед, и попыталась утешить, но пришедшая на шум Олюня, молча увезла дочку с кухни.
- Пойдем, погуляем? - предложила цыганка.
Перед домом вплоть до самого забора росло много деревьев, Лиза в них совсем не разбиралась, тем более голые, почти совсем облетевшие, они были безликими и жалкими. Но ей хотелось думать, что всё это яблони, и весной они прекрасно цветут бело-розовыми душистыми цветами.
- Идем, - властно сказала женщина, ухватив девушку за локоть. - А то мне скоро ехать.
Они обошли вокруг дома, гаража, хлипкой соломенной беседки, и Лиза увидела огромный сельскохозяйственный двор. Черную, взрытую землю, подготовленную к зимнему отдыху, череды грядок и здоровенные стеклянные теплицы, а где-то вдалеке, за острыми обнаженными прутьями кустов, множество одноэтажных каменных построек, длинных и прямоугольных, как пеналы.
- Они там, - сказала цыганка, указывая острым ногтем в сторону построек.- Но мы туда не пойдем.
- Кто они? - не поняла Лиза.
- Свиньи, конечно. Главная гордость Пашука. Странно, что ты ещё об этом не знаешь.
- Я почти ничего не знаю, - призналась Лиза.
- Свиньи - это не секрет. Морозовы всегда занимались ими. Думаешь, как они живут? Говорят, у них самая вкусная свинина на свете. Нам направо.
Цыганка свернула с посыпанной влажным, немного подмерзшим песком дорожки в сторону самого заросшего места на участке. Лес самовольно пробрался туда через стену и продолжал постепенно наступать. В глубине, вдоль забора, проходила широкая сухая канава, засыпанная листьями и мхом. За ней, прямо в стене, виднелось нечто вроде люка или низенькой, металлической двустворчатой калитки, с огромным навесным амбарным замком.
- Что это? - удивленно спросила Лиза.
- Это проход, - ответила цыганка так, будто от этих слов сразу всё разъяснялось.
- И куда он ведет?
- Он не ведет, а приводит. Никогда не пытайся заходить туда! - её черные брови сошлись на переносице. - Лес кишит волками и прочими страхами.
Лиза безразлично пожала плечами:
- Да я и не собиралась.
- Даже из любопытства не ходи, - не унималась цыганка. - Помни. Это не выход, а вход.
- Послушайте, во-первых, у меня нет ключа, а во-вторых, мы сегодня же уедем отсюда. Но цыганка уже увлеченно искала что-то в просторных карманах длинной многослойной юбки цвета макового поля. А когда нашла, то крепко зажав в кулаке, переложила прямо в руку Лизе, не дав даже взглянуть, что там.
- Это - последний шанс. Тогда, когда совсем не осталось надежды. И обязательно повяжи красное.
Лиза хотела раскрыть руку, чувствуя, что в ней лежит нечто твёрдое и холодное, но заметив неодобрительный взгляд, просто сунула это в свой карман и иронично поинтересовалась:
- А коричневый не сойдет?
- Коричневый - цвет маскировки и страха, красный же - опасности и власти. Подобное притягивается подобным, - по-прежнему серьёзно сообщила цыганка. - В нашем мире этого почти не различишь, но там, откуда они приходят...
Лиза слушала вполуха, с твёрдым намерением сейчас же собрать вещи и, как только приедет Слава, немедленно убраться отсюда.
Они возвращались тем же путем.
- Просто открой и жди, - твердила цыганка.
- Зачем вы мне это говорите?
- Да, зачем я это говорю? Может, всё ещё обойдется.
- Что обойдется? - каждый раз Лизе казалось, что она никак не может ухватить нить разговора.
- Ты выглядишь очень наивной, и это меня тревожит.
Девушка начала злиться:
- О чем вообще речь?
- Ни одно гадание не дает верного решения. Потому что его нет. Можно получить направление, но определенность - никогда. Но и без карт советую тебе поскорее разобраться со своим семейным положением и не задавать никаких лишних вопросов. И, в случае чего, красное - обязательно, оно должно тебе как-то помочь.
Девушка хотела ответить, но тут в черных глазах цыганки промелькнул страх и, резко обернувшись, позади себя Лиза увидела Влада. Слышал ли он их разговор, не ясно. Она даже не знала, что в этих словах дурного, но испугалась не меньше цыганки.
Влад, выдвинув вперед тяжелую челюсть, молча, исподлобья разглядывал Лизу. Его взгляд, прямой и вызывающий, чрезвычайно смутил Лизу.
- Я готов ехать, - сказал он цыганке, не поворачивая головы.
- Да, да, конечно, - засуетилась та, - Мне только сумку из дома взять.
Она исчезла, а Влад так и не сдвинулся с места. Его массивная фигура угрожающе возвышалась над Лизой, точно вот-вот он раздавит её своей огроменной лапой, наступит и разотрет в пыль.
- Ты что, болеешь? - спросил он неожиданно.
- Нет, - прошептала Лиза едва слышно.
- Бледная какая-то.
- Не успела накраситься, - почему-то она оправдывалась.
- Не нужно больше краситься. Так лучше.
Даже появлению неуклюже переваливающегося Пашука Лиза обрадовалась.
- Чё стоим? - прошепелявил он, грубо пихая Влада в плечо. - Займись делом.
- Скажите, пожалуйста, когда вернется Слава?
Пашук посмотрел на Лизу так, точно заметил только сейчас и, усмехнувшись беззубым ртом, передразнил:
- Слааава, Слааава. Первый раз о таком слышу. Что за фрукт?
- Куда он поехал?
Пашук с издевкой подмигнул Владу:
- О ком это она?
- Ну, уж точно не про меня, - отозвался тот, довольно скалясь.
Из дома вышла цыганка со своими пожитками, и, издалека помахав всем рукой, забралась в кабину белого проржавевшего грузовичка, припаркованного возле гаража.
Влад лениво потянулся, отчего короткий свитер задрался, оголяя круглый волосатый живот. С удовольствием пошкрябав по нему ногтями и широко зевнув во весь рот, он сообщил, что вернется к обеду, и наконец ушел.
А Пашук, ещё раз смерив Лизу оценивающим взглядом маленьких бегающих глазок, вдруг щёлкнул корявым пальцем здоровой руки ей по носу:
- Чё разнюнилась? Всё путём.
От такого обращения девушку передёрнуло. Эти мужчины были ей противны до омерзения. Останься Слава в родительском доме, как говорил Пашук "в семье", то наверняка бы тоже стал таким: неопрятным, вонючим и животнообразным.
Лиза просто ушла в дом. Там оказалось тихо и пусто, но по-прежнему неприятно. Скрипучие полы, истертые до серости ковровые дорожки, линялые занавески, мягкая мебель из потрескавшегося кожзама, бог знает кем исцарапанные двери, деревянные ступени лестницы все в жирных пятнах, и повсюду этот невыносимый запах: навоза, пива, пота и страха.
Но тут до её слуха донеслись странные звуки. На первом этаже, в ближайшей к лестнице комнате, что-то монотонно и требовательно постукивало. Время от времени стук становился то очень громким, то почти неслышным. Лиза приложила ухо к двери. И различила тяжелые и прерывистые вздохи. Скорей всего, то была Настёна, но Лиза всё равно стояла и слушала, как загипнотизированная. Было в этих звуках нечто завораживающее, какое-то магнетическое притяжение ненормальности. Она надавила на дверь чуть сильнее, и та бесшумно растворилась.
В тускло освещенном пространстве возле окна сидела девушка в инвалидной коляске и стучала маленькой безвольной ладошкой по деревянному столу. Голова её была склонена, а худенькое тело в махровом халате покачивалось ровно в такт каждому удару. Настёна не заметила, как вошла Лиза и снова глубоко вздохнула, будто собиралась запеть. От её ушей тянулись черные проводки наушников, она слушала музыку. Эта спальня дышала свежестью накрахмаленных простыней - удивительный контраст со всем остальным домом. На стенах нежно-голубые обои в синий цветок, у самого входа большое трюмо с косметикой, расческами, шкатулками и фотографиями в рамочках. Белый пушистый овечий коврик на полу возле кровати, из-под которой выглядывала медицинская утка.
Лиза мельком взглянула на фотографии, но не смогла удержаться, и всё же взяла одну в руки. На ней была Настёна. Красивая, юная и здоровая. Лиза хотела посмотреть и вторую фотографию с женихом и невестой, но неожиданно в её кармане пиликнул мобильник, оповещая о том, что он срочно нуждается в зарядке. Настёна подняла голову и, увидев Лизу, перестала стучать.
Девушка попятилась, и тут кто-то больно ухватил её за волосы сзади.
- Это хорошо, что ты такая любознательная. Значит умная и быстро разберешься, что к чему, - зашептала Олюня прямо в ухо. От неё разило чесноком и сыростью.
- Мы тебе здесь рады, поэтому постарайся никого не разочаровать. Просто расслабься, и тогда ничего не будет.
Она ещё сильнее дернула за волосы, и слёзы невольно брызнули из Лизиных глаз. Затем хватка ослабла, и девушка в ужасе отпрянула в сторону. А довольно улыбающаяся во все свои румяные щёки Олюня подошла к дочери и погладила её по голове.
- Хорошая у меня девочка? - совсем другим голосом спросила она. Таким, как тогда утром, когда говорила Лизе, что она красивая. - Подойди-ка сюда. Ну!
Оторопевшая Лиза послушно подошла и остановилась возле Настёны.
- Теперь она тебе как сестра будет. Ты это понимаешь, Елизавета?
Выждав немного и будто получив ответ, женщина дружелюбно сказала:
- Ну, тогда подойди и поцелуй её. Она очень любит ласку. Она нежная девочка.
В каком-то забытье Лиза поспешно чмокнула в щёку инвалидку и стремглав бросилась к себе.
- Ты должна помочь мне принести дрова, - крикнула ей вслед Олюня, но Лизе уже было не до того.
Забежала, захлопнула дверь и для надежности задвинула телевизором.
Часы показывали тринадцать тридцать, Славы всё не было, а заряд батареи на её телефоне заканчивался. Пришлось заглянуть в сумку мужа. Но зарядки там не оказалось, точно так же как одежды, бритвы, и даже зубной щётки.
На этот раз Лиза закурила, уже не открывая окно. Плевать теперь она хотела, что там подумают эти родственнички. Сумасшедшего утра с неё было вполне достаточно. Грязь, вонь, грубость, цепные собаки, свиньи, полный дом садистов и дебилов. Это было выше её супружеского терпения и вежливости. Нет уж. Такая семья ей ни за какие коврижки не нужна. Пусть Слава сам с ними разбирается, а она себя не на помойке нашла. Настолько унизительно даже в детском доме с ней никто не обращался. Она ещё немного постояла возле окна, глядя как Пашук наполняет сеном тележку и везет её в сторону свинарников, а затем решительно вскинула сумку на плечи. Уйти хоть куда, пусть даже до ближайшей деревни, там наверняка ходят автобусы до станции. Понятное дело, что до дома она доберется только к полуночи, но это будет хороший урок для Славы. Разве можно бросать молодую жену вот так на съедение своей свинской родне?
Внизу бабка уже накрывала большой стол. Увидев девушку, старушенция пораженно застыла со стопкой чистых тарелок в руках.
- Вещи, которые вы украли, отдадите Славе, - бросила Лиза на ходу, совершенно позабыв, что та ничего не слышит. Громко захлопнула за собой входную дверь, и тут же нос к носу столкнулась с Олюней, тащившей из погреба две банки солений.
- Почему не пришла помогать? У нас так не принято.
Лиза ничего не ответила, просто обошла её, направляясь к воротам.
- Ты это куда? - взвизгнула женщина. - Совсем совесть потеряла? Эй, Пашук, Пашууук! Сноха твоя свалить решила. Ни спасибо, ни до свидания.
Олюня заметалась, не зная куда деть банки, а когда наконец пристроила их на ступеньку, то ничего не замечающую Лизу уже догонял Пашук с палкой для травли собак. Хорошенько размахнувшись, он ударил девушку по плечу и, невольно ойкнув, Лиза упала вперед, на колени.
- Вот, коза, - выругался Пашук. - Дня не прошло, уже выступает.
Олюня резво подскочила и от души пнула девушку в спину.
- Слышь, давай без истерик. Ты сама идешь в дом, а мы тебя не трогаем. Сядем там, поговорим, - примирительно предложил Пашук, тыкая Лизу палкой.
В тот же момент за забором послышался гул мотора. Лизино сердце ёкнуло от предчувствия скорого спасения. Наконец-то Слава! Машина остановилась, замок на воротах звякнул, они заскрипели и растворились. Ржавый грузовичок Влада, громыхая, вкатился во двор и остановился.
- Что у вас такое? - строго спросил он, высовываясь из окошка.
- Да так. Прогуливаемся, - Олюня хитро сощурилась.
Тогда Влад резко распахнул дверцу кабины, и неожиданно зло рявкнул:
- Я не понял! Чо происходит? Совсем оборзели?
На лице Пашука заиграла гадливо-стыдливая улыбочка.
- Разговариваем просто, - попятился он назад, пряча палку за спину. - Ничего такого.
- Я же предупреждал вас, чтоб не лезли!
Пока они препирались, Лиза на четвереньках отползла в сторону, встала и, ощутив внезапный адреналиновый порыв, на подгибающихся, трясущихся ногах выбежала за ворота.
Ветер обдувал, холодил и кружил голову, будто её тело, плечо, ноги существовали отдельно, а мысли отдельно. С одной стороны от дороги тянулось бескрайнее сжатое поле, а с другой, сколько хватало взгляда, простирался глухой, недобрый лес. И от этой пейзажной бесконечности Лизе казалось, что бежит она совсем медленно, еле-еле, быть может, даже просто топчется на одном месте, точно на беговой ленте тренажёра. Да и неровная, вся в колдобинах сельская дорога, упрямо сопротивлялась любому торопливому движению. И, стоило немного ускориться, как нога прямиком опустилась в мелкую предательскую рытвину, лодыжка подвернулась, и девушка во второй раз за последние десять минут, позорно свалилась на землю.
Затем к ней быстро, почти сразу, подошел Влад. Наклонился, поднял за ворот и волоком потащил назад, отчего замшевые мыски её ботинок тут же протерлись до блестящих проплешин.
Он с лёгкостью занес её в дом, опустил в прихожей на пол, и привалил к стене, точно мешок с картошкой.
- Жива?
И тут, насилу разлепив пересохшие губы, потрясенная Лиза закричала. Высоко, пронзительно и жутко. Поначалу Влад попросту закрыл уши руками, сдержанно ожидая окончания приступа, а затем, потеряв терпение, влепил ей звонкую и смачную пощёчину. Девушка моментально стихла и медленно осела прямо там же где и стояла. В доме снова воцарилась привычная гнетущая тишина, нарушаемая лишь позвякиванием столовых приборов.
Очнулась Лиза в кровати, хорошенько укутанная двумя одеялами и переодетая в чужую ночнушку. Плечо всё ещё ныло. За окнами стояла непроглядная темень, поэтому выбираться из постели пришлось почти на ощупь. Стараясь не думать о том, что произошло с ней накануне, она босиком прошлепала до двери, тихонько приоткрыла и выскользнула на лестницу.
На первом этаже, должно быть в столовой, горел свет, оттуда доносились невнятные, приглушенные голоса. Лиза спустилась на второй. Включать свет в ванной комнате не стала, чтобы ненароком никто не заметил.
Получается, Слава оставил её. Эта мысль пришла как непреложный факт, как само собой разумеющееся и уже не подлежащее сомнению. Уехал он добровольно, забрал свои вещи, заодно и зарядку от её телефона, отключил мобильник и, судя по всему, никакие объяснения в его планы не входили. Это было очень обидно, больно и непонятно.
Лиза в раздумье замерла перед темным зеркалом над раковиной. Её собственный силуэт, размытый и призрачно-зловещий, глядел на неё из какой-то другой реальности.
Голоса из столовой теперь были слышны очень явственно и, выйдя в коридор, Лиза прислушалась.
- Что ущербно одним, очень даже на руку другим. Мы будем полными придурками, если не воспользуемся ситуацией. Но я-то уже фиговый производитель, сам знаешь, так что теперь всё на тебе. Приплод нужен срочно. К весне из-за санкций цены взлетят до небес. Так что сосредоточься на деле. Остальное подождет, - возбужденно вещал Пашук.
- Всё это здорово, - бесцеремонно перебила его Олюня, - но одна я с вашей этой девкой нянчиться не собираюсь.
- Может её пару недель на барбитале подержать? - задумчиво предложил Пашук. - А как с делами управимся, то...
- Ну, уж нет, - сердито оборвал его Влад. - А если организм потравится? Мне уродцы не нужны. С нас одной дебилки хватает.
- Тише, тише, не кипятись, всё сделаем в ажуре. Сразу посадим на цепь, и дело с концом.
- Да, у вас в ажуре, а мне жратву таскай, на толчок води и истерики выслушивай, - гнусаво забухтела Олюня.
- Жить захочет, притрется, - успокоил её Влад. - А дети родятся, уже сама от них никуда не денется. Всего-то девять месяцев перетерпеть. Она красивая, потомство будет что надо.
- Ты сейчас лучше о свинках думай, а наследников настругать успеешь, - фыркнул Пашук.
Влад начал что-то отвечать, но тут голос у него сделался ещё более сиплым и грубым, а слова зазвучали путано и неразборчиво.
Одолеваемая любопытством, Лиза спустилась на одну ступеньку, присела на корточки, и выглянула вниз. То, что предстало перед её глазами, не укладывалось ни в какие рамки разумного. Это было сродни вспышке извращенного болезненного сознания, гротескной фантасмагории Босха, шокирующей первобытной фантазии.
Лицо Влада больше не могло называться лицом, в прямом смысле этого слова, то была морда огромного клыкастого хряка, который недовольно тряс серебристо-коричневой щетинистой головой. Изо рта хряка высунулся розовый заостренный язык: короткий, толстый и мокрый, словно перезревший корнеплод. Тело же его всё округлилось и раздалось в стороны, но он не встал на четвереньки и не захрюкал, а лишь неуклюже поднялся со стула, налил себе полную рюмку водки и опрокинул её залпом.
Лизу затошнило.
- Вот и хорошо, - прохрипел Пашук, в его внешности также происходили какие-то чудовищные метаморфозы.
Не дожидаясь их окончания, Лиза бросилась в свою комнату, захлопнула дверь, задвинула телевизором. Кошмар и не думал заканчиваться. В её понимании превращение людей в свиней находилось полностью за пределами добра и зла, где-то в области сна или какого-то иного страшного мира. Это было гораздо большим, нежели она когда-либо могла себе вообразить, то, что делало всё происходящее с ней окончательно иррациональным.
Чудесный солнечный день. Один из таких осенних дней, когда лето будто раздумало уходить. Голубое чистое небо, лучи, сверкающие в окнах домов и отражающиеся в стеклах витрин. То был чудесный день. Пятница. Они поженились в пятницу. Так мило и просто, так естественно и легко, так многообещающе романтично.
- Морозов Владислав Алексеевич, согласны ли вы взять в жёны Сорокину Елизавету Андреевну?
- Сорокина Елизавета Андреевна, согласны ли вы взять в мужья Морозова Владислава Алексеевича?
И больше никого, ни единого лишнего человека, только он и она. Только солнце и небо, только две подписи и два штампика в паспортах. Никакой мишуры, риса и звона монет. Он просто был лучший. Самый лучший и светлый человек в её жизни, синеглазый, нежный и ласковый.
Когда же Лиза вновь приоткрыла глаза, то точно такой же сияющий солнечный свет, уже разливался по всему чердаку, а это означало, что она весь остаток ночи провела возле двери.
И, хотя на возвращение Славы рассчитывать больше не стоило, паника немного улеглась. Достаточно было избавиться от розовых очков и признаться себе, как всё обстоит на самом деле. Она - идеальная жертва. Такой человек всегда может исчезнуть и об этом никто не узнает. Даже подружки вряд ли забеспокоятся. Вышла замуж, уехала с мужем, значит, у неё всё хорошо.
А Морозовым ничего не стоит заставить её выполнять любые их дикие прихоти или просто усыпить, а потом убить, или сразу убить, без всякого снотворного. Но убивать они её не хотели. Судя по разговору, Лиза была нужна им для размножения. Ей мигом вспомнилось кабанье рыло Влада, его слюнявый и мясистый язык, щетинистая кожа и тошнота снова подкатила к горлу. Человекосвин, сам оплодотворяющий свиней, теперь собрался наделать таких же мерзопакостных хрякоподобных отродий.
Натянув одежду, Лиза смело спустилась вниз. Дом снова замер, лишь из комнаты Настёны доносились те самые звуки, что и накануне.
Ещё вчера на кухне она приметила прикрученный к стене старый кнопочный телефон с черным пружинистым проводом, связывающим трубку и базу. Лиза сняла трубку и послушала гудок. Связь работала. Кому звонить она не знала, потому что не помнила ни одного номера мобильного телефона. Поэтому, собравшись с духом, набрала 02. Томительные гудки, казалось, длились целую вечность. Наконец, трубку сняли, и после нескольких секунд сосредоточенного сопения, тихий мужской голос сказал 'аллё'.
- Это полиция? - недоверчиво спросила Лиза.
- Ну, да. Это Горлов.
- Помогите, пожалуйста. Мой муж пропал, а его родственники меня заперли и не хотят выпускать.
- Как вас зовут, и где вы находитесь?
- Я - Лиза Сорокина. А где нахожусь, понятия не имею. В какой-то глуши. Тут рядом, кажется, деревня - Масловка.
- А мужа как зовут?
- Слава Морозов.
- А, Морозовы, - голос полицейского заметно потеплел. - Чего у вас там случилось?
- Говорю же, меня заперли. Я хочу уехать, а они не пускают. Пожалуйста, приезжайте. Это очень-очень срочно!
В соседней комнате послышалась возня, и Лиза поспешно громыхнула трубкой о стену, но не успела отойти и на пару шагов, как телефон яростно затрезвонил в ответ. Только вошедшая на кухню бабка даже и ухом не повела, а лишь хитро подмигнула, точно знала ещё что-то, о чем Лиза и не догадывалась.
На ум сразу же пришел вчерашний разговор с цыганкой. И как она могла забыть? Отошла подальше с бабкиных любопытных глаз и, запустив руку в карман, выудила оттуда небольшой круглый ключик. Не было никаких сомнений, что это ключ от той самой странной калитки в заборе. Пусть цыганка и сумасшедшая, но ключ-то совершенно реальный, а это означало, что Лиза вполне может им воспользоваться. Волки? Да тут полон дом свиней, которые пострашнее волков будут. Что-то было ещё про красную одежду. Цвет опасности и власти. Может, красное отпугивает свиней? Хотя сейчас ей бы больше пригодилось охотничье ружье. Наверняка у Морозовых должно быть оружие, правда, до этого момента она видела в основном топоры да тесаки, но поискать всё же стоило.
Прошлась по второму этажу. Пять запертых дверей в длинном тёмном коридоре с одной стороны, и всего одна с другой. Лиза дернула за ручку, дверь отворилась. Огромная комната, почти пустая, была залита солнечным светом, беспрепятственно проходящим сквозь оконные решетки. Возле дальней стены большая железная кровать, на потолке неожиданная роскошь - огромная хрустальная люстра. Несколько деревянных стульев, прикроватная тумбочка с телевизором. Больше ничего. Чуть подальше ещё одна комната с большим дубовым стулом, опоясанным толстой цепью, за ней крохотные туалет и душ. Вот, оказывается, о чем они говорили! То самое место, где её собирались держать, пока не родит. По коже пробежали мурашки. Если она как можно скорее не покинет этот дом, самые реальные ужасы из всех, что она когда-либо могла вообразить, не заставят себя ждать.
Непривычное оживление внизу, протестующее кудахтанье Олюни и незнакомый мужской голос, моментально вывели её из задумчивости.
Посреди гостиной стоял невысокий благообразный мужичок в сером форменном пиджачке.
Завидев Лизу, он радушно улыбнулся:
- Я полицейский Пётр Степанович Горлов. А вы - Лиза? Это вы звонили?
Олюня стояла рядом с ним взволнованно теребила подол платья.
- Вы сказали, будто в доме что-то случилось, но, как я вижу, тут всё тихо и спокойно.
- Ничего не спокойно! Я срочно хочу уехать отсюда, пожалуйста, увезите меня. Мой муж пропал, а я хочу вернуться домой! - требовательно сказала Лиза.
- Как так пропал? - Пётр Степанович вопрошающе поглядел на Олюню.
- Никуда он не пропадал, - беззаботно отозвалась та. - Как обычно на рынок мясо повез. Скоро вернется.
От такой наглости Лиза опешила:
- Зачем вы врете? Вчера утром Слава сел в машину и уехал. Больше он не возвращался.
- Так, - сказал Пётр Степанович. - Какой такой Слава? Я вообще не понимаю, о ком речь.
- Городская, - по укоризненному тону Олюни было понятно, что она имеет в виду.
- Младший сын Пашука - Слава, - сказала Лиза твёрдо. - Мы поженились на днях.
- Вы, девушка, какой день свадьбу-то отмечаете? Совсем запутались? Младший сын Пашука - Ярослав давно уже женат. Я сам на его свадьбе с Настёнькой гулял. Кстати, как она? - Пётр Степанович сострадательно воззрился на Олюню.
В ответ женщина тоже изобразила мученическое лицо:
- Всё по-прежнему, без проблеска надежды.
- Да, жаль. Такая девчонка была - огонь. И как только её угораздило из окошка вывалиться, ума не приложу. А за Влада, признаюсь, я рад. Давно ему пора было остепениться, стать тут настоящим хозяином. Так что поздравляю! И куда говоришь, он пропал?
Лиза застыла как вкопанная. До неё никак не могло дойти то, что сейчас сказал полицейский.
- Это бред. Ерунда какая-то! Я не выходила замуж за Влада, я...
- Что ж ты это такое говоришь-то, бесстыжая? - Олюня кинулась к серванту. - Вот же ваше свидетельство о браке!
Она достала полупрозрачную бумажку и сунула под нос Петру Степановичу.
- А вот паспорт Влада. Видите, что написано? Штампик и всё такое.
- Дайте сюда! - Лиза вырвала из её рук бордовую книжечку.
С первой страницы на неё смотрело красивое лицо Славы или почти Славы. Быть может, чуть более круглое и лобастое, это был он, почти он, но не совсем. Помнится, когда они подавали заявление, Лиза ещё посмеялась - какой ты здесь толстый, и Слава ответил: - Когда жил дома, то очень много кушал.
- Смешная такая, - пожурил Петр Степанович. - Молоденькая. Вижу у вас всё хорошо. Спокойно. Тогда я поеду.
- Нет! - Лиза протестующе раскинула руки. - Вы должны забрать меня с собой. Я выходила замуж за другого человека.
- Ну вот, начинается, - печально вздохнул полицейский. - Ещё и месяца не прошло, а уже на попятную. Знаешь, девочка, все через это проходят. Быт, заботы, притирка, нужно научиться подстраиваться друг под друга. Только тогда получится крепкая семья.
- Не нужна мне эта семья! Они хотят заставить меня рожать себе подобных уродцев. Пойдемте, я вам покажу, что они там устроили.
- А когда замуж выходила, о материнстве не думала? Не хотела детей? - Пётр Степанович негодовал. - Дикие нынче женщины стали, глупые и наглые.
Не дослушав его Олюня вышла, и тут же вернулась с большим полиэтиленовым пакетом, тем, который Пашук пытался отдать Славе.
- Это вам и вашей жене. Мясо очень свежее и вкусное. Извините уж нас за лишнее беспокойство.
Полицейский расползся в довольной улыбочке.
- Ну, что вы, не нужно. Это лишнее.
Но пакет взял и спешно вышел из дома. Лиза побежала следом за ним:
- Пётр Степанович, я вас умоляю. Я вам денег заплачу. Много. У меня друзья в Москве есть. Они помогут.
- Ну и где сейчас твои друзья? - неожиданно злобно сказал он. - Всё бы вам деньгами мерить, а семьёй и детьми брезгуете. И вообще, я не имею права никого забирать, если его жизни ничего не угрожает. А твоей жизни - не угрожает.
- Угрожает! - чувствуя, как подкатывают слёзы, в отчаянии закричала Лиза. - Вы не понимаете!
- Да? - Пётр Степанович секунду смотрел на Лизу, а затем расхохотался. - Иди, отдохни, у тебя под глазами синяки от недосыпа.
- Это не от недосыпа! Он меня вчера ударил. Влад ударил. И Пашук палкой. Сейчас я покажу синяк.
- Говорю, поспи и всё пройдет.
Олюня, стоявшая сзади, злорадно прыснула. Разговор был окончен.
Взбешенная Лиза яростно продиралась сквозь ветви кустов и деревьев, сейчас в ней скопилось гораздо больше злости, чем страха. Её жизнь не может просто так закончиться, слишком много у неё было планов на будущее, чтобы в один день превратиться в племенную свиноматку. Что угодно, пусть даже смерть, но только не это. Должно быть, Настёна придерживалась того же мнения, но у неё не получилось. Значит Слава или, как там его - Ярик, тоже из этих? В это верилось слабо, но других объяснений не было. Лиза перепрыгнула через канаву и сразу оказалась перед квадратной, обшитой металлическими листами двустворчатой дверкой.
Она просто выберется с участка, вглубь леса не полезет, только пройдет вдоль стены до дороги, а там будет всё время двигаться неподалёку, укрываясь под сенью деревьев. План рисковый, но выполнимый.
Ключ подошел, а замок поддался сразу, без лишних усилий. Приоткрыв одну створку, девушка заглянула внутрь. Пахнуло сыростью и холодом. Солнце ещё только начало садиться, и всё кругом было залито его золотистым светом, но там, за дверью царили непроглядная густая темень и мертвое безмолвие, будто она не калитку отворила, а крышку древнего бездонного колодца. Лиза поёжилась. "Никогда не ходи" - теперь не казалось ей таким уж и глупым предупреждением. Но ведь это действительно последний шанс. Сегодня же они посадят её на цепь и будут держать до тех пор, пока Влад не оплодотворит всех своих свиней. А там уже и её черед. Но цыганка всё же хотела помочь, только Лиза тогда ничего не слушала и не понимала. Но пусть так. Раз уж в мире существуют твари наподобие Морозовых, то он не может существовать по тем законам и правилам, которыми Лиза руководствовалась прежде. Тогда единственным человеком, который хотел объяснить ей эти правила, была цыганка. Очень жаль, что Лиза так поздно это поняла.
Открыв вторую створку дверцы, она немного подождала, но ничего не произошло. Её лишь окатило такое сильное зловоние, что приторный запах свинарников стал почти не ощутим. Значит, оставалось найти красное.
В свинском доме все вещи были тусклые, почти бесцветные, и ничего красного ни разу не попадалось ей на глаза.
- У вас есть что-нибудь красное? - прямиком спросила она Олюню, будто ничего и не случилось.
- Нам и без красного цирка хватает, - огрызнулась та.
- И что, даже никакой старой кофточки или рубашки?
- Мы живем скромно, без лишних притязаний. А красный обязывает. Сначала Олюня пристально следила за Лизиным сосредоточенным хождением по дому, но когда та принялась заходить в комнаты и раскрывать шкафы, не выдержала.
- Что ты творишь, идиотка? - сквозь зубы процедила женщина. - Ищешь выход в шкафу? Там его нет, уж поверь. Но будешь паинькой, останешься целой и невредимой. Родишь парочку ребятишек, успокоишься, полюбишь наш скромный уголок. А если повезет, и к весне поднимутся цены на свинину, то мы разбогатеем и купим ещё земли. Посмотри, какие у тебя перспективы. Какая разница Ярик или Влад? Они же так похожи. Только один пустой и бесплодный, а другой - полон жизни и мужских сил.
Лиза задумалась.
- Но Слава никогда при мне не становился таким...Таким, как Влад.
- Конечно, нет. У него неполадки с гормонами. Но почему-то именно он всегда привлекал женщин. Парадокс. Даже моя дуреха наотрез отказалась выходить за Влада и предпочла Ярика. Ей цыганка нагадала, дескать, будут жить вместе и умрут в один день. И вот, погляди, чем всё закончилось. Сиганула сдуру с чердака, когда узнала, что у неё перед семьёй общественный долг. Мелкая эгоистичная тварь.
- И Слава её просто так взял и отдал? Как и меня?
- А что он? Семья есть семья, такие, как они, держатся друг за друга, иначе вымрут.
- Значит, всё обман с начала и до конца?
- Да брось, свиньи кроме себя никого не любят. Поэтому мы так легко сошлись с Пашуком. Кормит, поит, содержит - что ещё надо?
- Такими словами вы заманивали свою дочь, или она понятия не имела, что её ждет?
- Я и сама не имела понятия, - призналась Олюня. - Не ждала, не гадала, а пристроилась. У нас в деревне и мужиков-то почти нет. Уж лучше живой и здоровой, да при мужике, чем немой, или слепой, или вообще мёртвой.
Слушая Олюну, Лиза машинально продолжала перебирать пальцами вещи в шкафу. Выдвинула ящик с бельём, и тут что-то очень яркое, огненно-алое, призывно мелькнуло среди однотонного однообразия тряпок - тоненькая шелковая лента, изящно опоясывающая подарочную коробку из-под мыла.
Она аккуратно вытянула ленту и зажала в кулак.
- Давайте так, вы ничего не рассказываете Морозовым про Петра Степановича, а я обещаю вести себя терпеливо, - примирительно сказала она, закрывая ящик.
Круглое лицо Олюни вмиг озарилось, она будто бы даже помолодела лет на пять.
- Знаешь, Елизавета, ты мне начинаешь нравиться. Из тебя может выйти толк. Возможно, ты даже заменишь мне дочь.
- Ну, уж нет, - испугалась девушка.
Олюня громко рассмеялась, и как ни в чем не бывало, сообщила:
- На ужин сегодня баклажаны.
Баклажаны оказались очень вкусные, но Лиза съела совсем немного. С каждой минутой она сникала всё больше и больше. Ни отпертая дверца, ни красная, повязанная вокруг ноги, чтобы никто не заметил, ленточка не работали. Никакого волшебства не происходило, а это означало, что цыганка просто очередная сумасшедшая, и что выбираться придется самой.
Морозовы как обычно пили и вели себя отвратительно, Влад уже откровенно хватал Лизу за коленки, а Пашук травил сальные анекдоты. Она, как и обещала, старалась терпеть, хотя и сдерживалась с трудом.
- Чё это ты сегодня такая милая? - вдруг подозрительно спросил Влад, цепляя Лизу за подбородок шершавыми пальцами. - Вчерашний урок понравился? Может тебе чаще по мордасам давать? За мной дело не станет. Только попроси.
Пашук и Олюня громко загоготали, а глухонемая, поддерживая всеобщее веселье, захлопала в ладоши.
- Лучше бабке скажи, пусть она мне джинсы вернет, - попыталась сменить тему Лиза. - На улице холодно и ветер.
- Бабка - молодец, - сказал Пашук. - Работает в верном направлении. А мы тебе дубленочку из сундука достанем, если, конечно, будешь хорошо себя вести.