- Неужели? - девушка удивлённо вскинула брови. Проповедник тяжело вздохнул.
- Да. Именно так.
Удивительно, как быстро можно устать от человека. Перекинулись парой фраз, а ощущение, будто она допрашивала его в течение часа. Люди редко задавали вопросы после выступления, а те, которые задавали, довольствовались любым ответом и быстро оставляли проповедника в покое.
- И как тебе такое в голову приходит! Ты сам до всего дошёл?
Несносная девчонка. Глупая. Он проповедник, зачем ему до чего-то доходить? Это дело нанимателей.
У проповедника начала неметь левая нога. Одно из немногих неподконтрольных ощущений, оно же - первое ощущение, которое когда-то научило проповедника контролировать себя.
- Почему ты молчишь? Не бойся, я никому не скажу.
Настырная. Глупая и настырная. Отвяжись. Что в контракте было сказано на эту тему?
- Сам. Да, сам.
- Неубедительно как-то.
Проповедник обязан сохранять спокойствие. Кажется, в контракте был и такой пункт.
- Иди домой, пора спать, - он мягко улыбнулся. Отточенное до автоматизма умение.
- Я не маленькая.
Нога уже почти не чувствовалась, и проповеднику пришлось опуститься на кстати оказавшуюся рядом скамейку. Девушка, очевидно, восприняла это как приглашение к продолжению беседы и радостно заулыбалась.
- Я Тася.
- Я проповедник.
Сохранять спокойствие, проявлять терпимость.
- Просто проповедник? А имя?
- Просто проповедник.
- Можно я буду звать тебя проповедник (ИМЯ)? (ИМЯ) был моим лучшим другом, он жил в бочке. И умер тоже в бочке, - она вздохнула. Такая чёрная пластмассовая бочка с белыми ручками. Впрочем, тебе это вряд ли интересно.
Таким образом, проповедник получил имя (ИМЯ). Он редко вспоминал этот случай. Однажды он пытался восстановить в памяти лицо той девушки, но ему это не удалось.
Придя с проповеди, он сел на пол, сцепил руки за шеей и принялся раскачиваться из стороны в сторону. Раньше, стоило только принять такое положение, проповедник становился мыслителем. Теперь же он был просто (ИМЯ), что, впрочем, его никак не трогало.
Проповедник (ИМЯ) раскачивался, размышлял и получал от этого удовольствие. Он с удивлением и лёгким трепетом первооткрывателя обнаруживал, что "стучать зубами" - очень верное словосочетание, полностью передающее процесс, происходящий с человеком от холода. Проповедник любил подмечать подобные точные словосочетания. Начало коллекции положило вычитанное у кого-то "поцеловал кончики пальцев" - так делают, когда что-то особенно нравится. Он решил, что неплохо бы составить перечень подобных словосочетаний, но быстро отмёл эту затею. Такая коллекция хороша, пока не попала на бумагу. Иначе она становится банальной и совершенно бесполезной. Проповедник улыбнулся своему маленькому увлечению, поцеловал кончики пальцев и сощурился от удовольствия - как же, действительно, точно сказано!
Но теплее от этой радости не стало. По спине пробежали мурашки. Проповедник нехотя встал, потянулся и огляделся.
Пустая бесцветная комната.
Яркие краски оставляют яркие впечатления. Комната проповедника была бесцветной: бесцветные шершавые обои, покрытый пылью и половой краской бесцветный пол, бесцветная, в потёках, побелка на потолке, бесцветная дверь из крашеной фанеры. Сейчас она откроется и в комнату войдёт жена. Нет, не войдёт, поправился проповедник. В квартире отсутствует кто-либо, способный прервать его размышления. И что-либо тоже отсутствует. Правда, в соседней комнате есть скрипучий диван, но пользы от него больше, чем вреда: на нём удобно спать. Проповедник часто приходил с работы, ложился на диван и засыпал. Работа выматывала, наниматели иногда просили выступать по несколько раз в день, и, хоть это доставляло проповеднику определённое удовольствие, сил на размышления у него не оставалось.
Пару раз было так, что, вернувшись с работы довольно поздно, проповедник долго не мог заснуть. В такие моменты он вспоминал детство.
Когда-то проповедник учился в школе. Лёжа на диване и слушая поскрипывания пружин под собой, он пытался оживить воспоминания о школьных годах. Память точно сохранила одно: когда взрослые говорили, что не помнят, чему их учили на естествознании в пятом классе, будущий проповедник им не верил. Теперь же он не мог точно сказать, было ли у него в пятом классе естествознание.
Как бы то ни было, проповедника всё устраивало. Он жил в своём уютном коконе и не хотел ничего менять. Все бытовые вопросы за него решали наниматели; за это проповедник периодически выступал перед публикой. Тексты выступлений всегда давались заранее, чтобы он успел подготовиться. Подготовка была основной частью работы. Проповедник внимательно читал принесённые ему листы, проникался предлагаемыми в них идеями и заставлял себя в эти идеи поверить. Это он умел делать в совершенстве.
Всю жизнь проповедника донимала немеющая нога. Это очень мешало ему на предыдущем месте работы. Заподозри кто-нибудь, что с ногами у проповедника не всё в порядке, его бы тут же вышвырнули. Много лет ему приходилось притворяться, что с ногой всё замечательно. За это время у него выработалась особая методика, навык отточился до совершенства. Проповедник заставлял себя слепо верить в то, что всё хорошо, и следом за ним в это верили коллеги и начальство. Поняв, что в этом деле он достиг вершин, которых мало кто достигал, проповедник решил сменить работу. Он до сих пор не мог определить, кто же кого нашёл и кому с кем больше повезло: проповеднику с нанимателями или нанимателям с проповедником.
Общение с публикой очень увлекало его, и иногда проповедник жалел, что его вызывают так редко. У него было много свободного времени, которое он почти целиком тратил на размышления и тренировки в своей бесцветной комнате. Всё было прекрасно, и проповедник не раз радовался тому, как удачно устроился в жизни. Каждый день он убеждался, что лучше, чем сегодня, быть не может. Единственное, что во всём этом было не так - проповедника, который с такой самоотдачей нёс людям своё слово, никогда не существовало. Не было на самом деле суммы тех чёрточек, которые составляют проповедника. Была материальная оболочка, тело, которое могло ходить, открывать рот и, пропуская воздух через голосовые связки, издавать звуки. Всё остальное находилось в воображении хорошенькой танцовщицы, которая сейчас возвращалась с проповеди, улыбаясь чему-то своему.
Танцовщицу зовут Тася. На ней обтягивающие джинсы. Она возвращается домой по тихому переулку. Наконец выглянуло солнце, но улыбается она не ему. Улыбается она своим воспоминаниям. Сегодня девушка нашла то, что давно отчаялась найти.
Вчера Тася, как обычно, вернулась с работы далеко за полночь. Она подошла к двери, вставила ключ в замочную скважину и провернула три раза против часовой стрелки. Практически бесшумно проникла в комнату, разделась, не включая свет, и легла на приготовленную заранее кровать. Слева раздавалось тихое посапывание.
Вообще-то говоря, Тася почти никогда не утруждала себя размышлениями о смысле бытия. Ей было не до того: нужно было работать, учиться и терпеть бесконечные нападки соседки Алины. Но на этот раз мысли сами лезли к ней в голову. Она думала о том, как резко люди исчезают и как незаметно появляются в её жизни.
Тася долго не могла заснуть и ворочалась в кровати до тех пор, пока Алина не проснулась и не принялась её отчитывать. Гневный шёпот Алины разбудил третью соседку, которая, не разобравшись в происходящем, тоже накинулась на Тасю. Чтобы избежать очередного бессмысленного скандала, юная танцовщица укуталась во фланелевый халатик и выбежала в коридор, громко хлопнув дверью. В коридоре никого не было. У туалетов никто не курил. Из-за дверей не доносилось ни звука.
Было тихо.
За спиной послышались лязгающие звуки: соседки закрылись изнутри. Девушке ничего не оставалось, как отправиться на общую кухню. Включить свет ей удалось не сразу. Рука никак не могла нащупать выключатель. Наконец, намигавшись вдоволь, загорелись две люминесцентные лампы. В кухне было пусто и холодно. Тася закрыла форточку, поёжилась и села на кафельный пол. За неделю она очень устала, и грела её только одна мысль: завтра будет очередная проповедь.
Тася не пропускала ни одного выступления безымянного проповедника. Её завораживала та убеждённость, с которой он говорил. Она понимала, что ей недоступны мысли, которые проповедник хочет донести до людей, но это её не смущало; неделю за неделей она ходила его слушать. Его искренний запал был тем единственным, что связывало девушку с настоящей жизнью, что не давало ей окончательно стать куклой.
Стать куклой она боялась больше всего. Когда Тася была маленькой девочкой, у неё был друг, который постоянно предостерегал её от этого. Она никогда не видела своего друга, но это не мешало им общаться. Он жил в старой чёрной бочке, которая стояла на балконе рядом со сломанным холодильником. Раньше Тася часто приходила к этой бочке и разговаривала со своим другом. Он во многом был похож на безымянного проповедника: такой же смелый, открытый и уверенный в своих словах. Когда пришло время, девушка уехала учиться. Вернувшись домой через год, она не обнаружила чёрной бочки на месте. Родители сказали, что её друг умер. Тася заплакала. К счастью, обстоятельства очень скоро вынудили её устроиться на работу, и у девушки не осталось времени на тоску.
Свою работу танцовщица не любила, зато работа любила её: во время тасиных выступлений всегда были аншлаги. Она танцевала на ножах, гвоздях и битом стекле. Ничего нового в этом не было, люди всё это видели и раньше; нынешнюю толпу сложно удивить изящными па на острых лезвиях. Любовь зрителей обеспечивалась совсем не этим. Чему толпа была и будет рада всегда, так это настоящим эмоциям, настоящей боли и слёзам. Их Тася могла выдать с избытком. Девушка презирала свою публику, но ежедневно кричала, стонала, плакала и извивалась, якобы не в силах выдержать боли, терзающей её стройные ножки.
Тася поморщилась, вспоминая довольные физиономии бездушных простаков, не отрывающих от неё взгляда, и принялась изучать свои ноги. Привычным жестом танцовщица отстегнула левую ступню и поднесла поближе к глазам, чтобы лучше рассмотреть. На ступне было множество выбоин, две довольно глубокие. Завтра перед проповедью нужно обязательно зайти в комнату и залатать их. Вечером снова на работу.
Девушка отстегнула вторую ногу и прижала её к щеке.
Очень хотелось спать. Холодный пол не позволял забыться. Пустая, абсолютно пустая кухня приводила Тасю в ужас. Поборов гордость, девушка наконец решила вернуться в комнату. Попыталась встать. Вовремя опомнившись, пристегнула ноги на место и, превозмогая усталость, поднялась. Шаги давались тяжело - кажется, правая нога плохо пристёгнута.
В коридоре Тасе встретился полураздетый мужчина. Он остановился и проводил девушку взглядом. Танцовщица никак не отреагировала. Она легонько толкнула дверь в свою комнату, и та поддалась.