В современном движении французского пролетариата двумя ведущими силами выступают студенты и маргинализированная молодежь пригородов. К ним, сколь мы можем судить, все более активно присоединяются прекаризированные (то есть работающие временно, в плохих условиях, с ненормированным рабочим днем, на основе индивидуальных контрактов) рабочие мелких предприятий, торговых фирм и т.п. Имеющие гарантированную работу рабочие крупных промышленных предприятий пока что образуют не авангард движения, а его увесистый хвост - чем опровергается старая марксистская догма, что именно промышленные рабочие станут авангардом мировой революции и искупителями прошлых страданий человечества.
Марксисты старых времен имели дурную привычку записывать все непонятные для них слои и классы - т.е. всех, кто не был ни промышленным рабочим, ни капиталистом, - к мелкой буржуазии. Студенчество было для них всего-навсего частью мелкой буржуазии. В дйествительности, если студенчество и было в Западной Европе частью мелкой буржуазии, то только в романтическую эпоху буржуазных революций первой половины 19 века и в прозаическую эпоху прогрессивных буржуазных реформ второй его половины. С тех пор многое изменилось.
Эволюция капитализма и растущие потребности капиталистического производства создали надобность во все большем количестве кадров капиталистического производства - в научно-технических и инженерно-технических работниках, врачах, учителях и пр. Эти кадры стало уже невозможно черпать в нужном количестве из самих эксплуататорских классов, поэтому после окончания Второй Империалистической войны двери ВУЗов открылись (в определенных пределах, разумеется) для детей рабочих. Май 1968г. стал первым выступлением этих разночинцев позднего капитализма, выходцев из пролетариата, не утративших связи со своими отцами и не желавших становиться ни рабами, ни господами.
Французская система высшего образования двуслойна (в Англии эта двуслойность проявляется еще ярче): есть "высшие школы" и есть университеты. В "высших школах" готовят к руководящим должностям детей буржуев и начальников, в университетах дети пролетариев и полупролетариев получают необходимую квалификацию, чтобы самим стать пролетариями и полупролетариями. Становиться пролетариями они не хотят, отсюда - их активное сопротивление принудительной пролетаризации.
Современный немецкий социально-революционный теоретик Карл-Хайнц Рот в своей книги "Возвращение пролетариата" пишет о процессе репролетаризации, происходящем в настоящее время во всем капиталистическом мире. Под "пролетарием" Рот понимает в этом своем тезисе не просто рядового наемного работника, лишенного власти и собственности, но именно такого наемного работника, каким он был в 19 веке до введения различных социальных гарантий - работника, отданного в полную и ничем не ограниченную власть хозяина. Таких классических пролетариев, таких отверженных все больше и больше в современном капиталистическом обществе (достаточно посмотреть на рабочих-мигрантов!), и именно такие пролетариями предлагают стать французским студентам. Нет ничего удивительного, что они всеми силами сопротивляются подобной пролетаризации.
В деградировавшем до буржуазного прогрессизма марксизме преобладала точка зрения, что быть пролетарием, быть наемным рабочим - это хорошо, это предмет гордости и причина самоуважения. Пролетарскую гордость больше всего любили пропагандировать кающиеся левые интеллигенты, никогда не работавшие в антисанитарных условиях на заводах и не знавшие, что такое вздрагивать от косого взгляда мастера. Так же любили пропагандировать пролетарскую трудовую доблесть партийно-профсоюзные чиновники, пару лет в молодости проработавшие на заводах и уверовавшие, что это до конца жизни дает им моральное право выступать от имени рабочего класса.
Сами рабочие относились к вопросам трудовой морали и пролетарской гордости по-другому. Как сказал автору этой статьи один рабочий, "работать на заводе - это быть роботом, автоматом", но рабочие - не роботы, а люди, и потому всеми средствами, от стихийной, вялотекущей, неорганизованной волынки до великих социальных революций сопротивлялись превращению их в роботов.
Марксисты с их культом капиталистического прогресса неспособны были понять, что именно это сопротивление работников их насильственной пролетаризации было великим источником революционной силы раннего рабочего движения. Для марксистов луддиты, крушившие станки, являлись непонятным эпизодом, ставящим под вопрос марксистское отожествление буржуазного прогресса с интересами угнетенных классов, между тем как луддизм, будучи движением реакционным в плоскости индустриального прогресса, был революционным прорывом в иную плоскость - плоскость всеохватывающего человеческого освобождения.
То, что в авангарде сопротивления новому циклу пролетаризации идут именно молодые пролетарии - студенты, неудивительно. Пожилые рабочие в значительной части своей сломаны и укрощены капитализмом, многолетний опыт жизни при котором заставил их поверить, что плетью обуха не перешибешь и что борьба бесполезна. Этого гнетущего опыта постоянных поражений нет у молодых пролетариев, и именно поэтому они способны первыми выступить на борьбу.
Другой важной категорией участников движения является безработная и самозанятая молодежь пригородов, эти отверженные из отверженных. Многие из марксистских организаций воротят от них нос, и действительно, современная люмпенизированная молодежь выглядит совершенно непривлекательно и неспособна быть сознательным авангардом революции. Однако и без участия отверженной пролетарской молодежи с ее скопившейся великой ненавистью революция будет невозможна.
Современный мировой капитализм переживает эпоху деиндустриализации. Подобно тому, как в 19веке и в первой половине 20 века вторичный сектор, промышленность, оттеснил на задний план первичный сектор, сельское хозяйство, и сам стал ведущим сектором капиталистической экономики, так во второй половине 20 века и в начале 21 века третичный сектор оттесняет на задний план вторичный сектор, промышленность.
В этой деиндустриализации переплелись прогрессивные и паразитарные черты. Социализм невозможен как одна большая фабрика, одна большая фабрика с ее иерархическим разделением труда неизбежно воспроизводит капитализм. Социализм означает превращение науки в непосредственно производительную силу, ведущей областью труда при социализме будет труд ученого, труд, все более перестающий быть трудом и превращающийся в свободную жизнедеятельность. Однако капитализм проводит деиндустриализацию совершенно не в интересах скорейшей победы социализма. Производительные силы при капитализме потенциально безграничны, тогда как рынок ограничен, при росте производительных сил они упираются в преграду узости рынка, и капиталистам не остается ничего иного, как ограничивать производство. Если то, что вчера производили 50 рабочих, сегодня могут произвести 20, и если то, что при новом уровне техники произведут 50 рабочих, все равно не найдет сбыта на рынке, капиталисту не остается ничего иного, кроме как уволить 30 рабочих. Уволенные рабочие становятся не учеными, не поэтами и не врачами, а безработными и обречены пребывать в гетто отверженности, в гетто, в котором растут и из которого не могут выйти их дети. Этим детям не остается ничего иного, кроме заниматься изматывающей борьбой за выживание, перебиваться случайными заработками или мелким криминалом и дрожать при виде каждого мента и каждого мафиози (впрочем, те из них, кто чувствует в себе силу, могут рискнуть сами пойти в менты или мафиози).
В России люмпенизированная среда насквозь проникнута буржуазно-индивидуалистическими ориентациями, коллективизма и взаимопомощи здесь меньше, чем не только у промышленных рабочих, но и чем у соблюдающих понятия буржуев. Во Франции, из-за того, что люмпенизированная молодежь там в значительной части - это дети пролетариев-мигрантов из черной Африки, арабских стран и небольших сельских и городских сообществ Греции, Италии и Португалии,, сохранивших в определенной степени общинные традиции, дело обстоит несколько по-другому.
Очень талантливый и оригинальный современный исторический материалист Иммануэль Валлерстайн заметил, что рост численности рабочих-мигрантов привел к возрождению в капиталистических метрополиях того пролетариата, который был там в первой половине 19 века: пролетариата, не интегрированного в политическую систему капитализма, не считающего страну, подвергающую его безжалостной эксплуатации, своей родиной, а потому готового к бунту - бунту, способному при определенных обстоятельствах перерасти в революцию. Капитализм 21 века больше похож не на регулируемый капитализм 20 века, а на ничем не ограниченный капитализм 19 века. Поэтому и борьба современных пролетариев по многим своим параметрам похожа на борьбу пролетариев раннего капитализма. Современным революционерам следует сделать из этого все выводы, и учиться не у Бебеля, Каутского и Грамши, а у Бабефа, Бланки и Бакунина, у революционных марксистов из левокоммунистических течений, у революционных народников из ПЛСР и ССРМ и у пролетарских анархистов из аргентингской ФОРА.
Вот что пишут неглупые идеологи русской буржуазии: "...несмотря на наличие значительного слоя бедных, социальная напряженность классовых отношений в Америке неуклонно снижается. Об этом свидетельствует спад активности профсоюзного и рабочего движения... Основная причина этого парадокса заключается в маргинализации бедных в США. Можно предположить, что в настоящее время эту категорию населения составляют граждане, не имеющие возможности или просто не умеющие выражать свой протест в цивилизованных формах - путем участия в партиях, профсоюзах, забастовках. Если наши предположения верны, то эта категория требует к себе постоянного внимания, поскольку ее протестный потенциал может разрешиться массовыми акциями неповиновения" (Ф.Д. Бобков, Е.Ф. Иванов, А.А. Свечников, С.П. Чаплинский. Современный глобальный капитализм. М., 2003, с. 62).
Господа буржуа правильно поняли суть дела. Отверженные современного общества не могут выражать свой протест в "цивилизованных формах", они могут долго и покорно влачить свою безысходную ношу, но когда они восстают, то колеблются троны.
Вот что писал о пролетаризированных массах египетский маоист Махмуд Хуссейн: "В спокойное время пролетаризируемые массы спокойны и унижены, но когда они восстают во время переворотов и социальных сдвигов, они являются авангардом массового движения и сил оппозиции и разрушения. Пролетаризируемые массы - и это их важная особенность - живут за пределами "уважаемого" общества. Поскольку они не интегрированы в общество, они необходимым образом исключены из регулирования классовых отношений между эксплуататорами и эксплуатируемыми. Они поэтому меньше, чем другие трудящиеся, в т.ч. промышленный пролетариат, преданы легальным, юридическим ценностям, благодаря которым увековечиваются отношения эксплуатации. Они особенно равнодушны к реформистской демагогии правящего класса, единственное средство которого для подавления борьбы этих масс - это безжалостные репрессии.
Во время периодов социальных волнений, когда пролетаризированные массы пробуждаются, они становятся в той же степени нетерпимыми, в какой были покорны во время социальной стабильности. Зияющая классовая пропасть, которая отделяет их от оккупантов и их местных протеже [Махмуд Хуссейн описывает ситуацию, когда в Египте еще стояли британские войска], от их жизненного стиля и их привилегий, делает любой диалог и любой компромисс невозможным. Едва пролетаризированные массы приходят в движение, их ненависть становится безграничной... Мелкобуржуазные интеллигенты не понимают и боятся ту способность пролетаризированных масс к терпению, которая в период волнений превращается в способность к крайнему насилию". (Mahmood Hussein. Class conflict in Egypt: 1945 - 1970. N.Y. - L., 1973).
Ни в коей мере не идеализируя пролетаризированные и люмпенизированные массы и не питая иллюзий, что "разбойник - это первый революционер", мы не должны уподобляться в то же время египетским мелкобуржуазным интеллигентам, и поворачиваться спиной к стихийному, темному, дикому, грязному и бестолковому, но подлинному пролетарскому протесту молодежи пригородов. Революцию совершают не чистенькие и гладенькие, а проклятые и отверженные.
Как можно видеть, одним из маневров французской буржуазии является сейчас попытка натравить друг на друга студентов и молодежь пригородов. Эта попытка сопровождается частичными успехами, но развитие революционной борьбы невозможно без объединения в общем действии всех революционных пролетариев - от высокообразованных пролетариев умственного труда до деклассированной молодежи пригородов.
Теперь следует рассмотреть роль промышленного пролетариата. Эта роль во многом похожа на роль крестьянства в русской революции начала 20 века. Русское крестьянство было огромным массивом, сохранившимся от прошлых, доиндустриальных порядков, без его участия настоящая революция в России была невозможна, но оно не могло выступить в качестве инициатора, застрельщика революции. Революция в 1917г. началась не в деревне, а в городе, крестьянство втянулось в нее потом. Следует отметить, что в 1917г. революцию в деревню принесли крестьянские сыновья - молодые солдаты-фронтовики.
Точно так же современный промышленный пролетариат есть огромный массив, сохранившийся со времен индустриального капитализма в нашу эпоху, когда капитализм вступил в стадию деиндустриализации. Без промышленных рабочих, которые могут как парализовать капиталистическое производство, так и наладить (в союзе с инженерами, учеными и т.д.) производство на новых началах - ни того, ни другого не могут сделать сами по себе ни студенты, ни молодежь из пригородов - революция невозможна. Однако промышленные рабочие в меньшей степени задеты новейшими тенденциями упадочного капитализма, чем пролетарии третичного сектора, с одной стороны, и чем безработная молодежь, с другой, и именно поэтому не могут быть инициативным ядром революции. Промышленные рабочие сейчас не находятся ни на острие общественного прогресса, ни в самой глубокой точке общественного упадка. Если проводить аналогию с военным искусством античности, то студенты и молодежь пригородов, это - легкая пехота, начинающая бой, а промышленный пролетариат - тяжелая пехота, вступающая в бой последней, но решающая его судьбу.
Поэтому мы не должны впадать ни в рабочистские иллюзии о передовой роли промышленного пролетариата, ни в не менее вредные новолевые иллюзии о том, что промышленные рабочие переродились, обуржуазились и полностью потеряны для дела революции. Подобно тому, как в России в 1917г. крестьян на революцию подняли крестьянские сыновья - фронтовики, так и сейчас студенты из пролетарской среды могут (и должны) привлечь к движению своих отцов и братьев с заводов. Сколько мы знаем, шаги в этом направлении делаются, на открытые студенческие общие собрания приходят рабочие и пенсионеры - родители и деды студентов, которые солидаризируются с борьбой своих детей и внуков и разносят ее дух дальше.
Следует сказать о еще одной важной особенности современной борьбы во Франции и ее отличии от мая 1968г. В мае 1968г. промышленный пролетариат Франции жестко контролировался Французской компартией и ее профсоюзом - ВКТ, которые пресекали, в т.ч. путем прямого насилия, все попытки революционных студентов установить непосредственные контакты с рабочими. По свидетельству участника событий, французского левого коммуниста Анри Симона, профбюрократы, просто захлопунули перед носом у студентов двери заводов. За прошедшие 38 лет ФКП превратилась в ни живую, ни мертвую партию, а профсоюзы сильно ослабли, и хотя и сохраняют в определенной степени контроль над пролетариатом, но этот контроль уже не носит того тотального, всеохватывающего характера, какой имел место в 1968г.
Ослабление профсоюзов и левобуржуазных эсдековских и "коммунистических партий, разочарование пролетариев во всех них - это не только французское явление. Оно обусловлено отказом капитала от политики классового компромисса и превращением левых партий и профсоюзов из посредников между трудом и капиталом в прямые орудия буржуазного господства. Вот что пишут о разочаровании пролетариев в партиях и профсоюзах авторы книги "Современный глобальный капитализм": "...Действительно, организаторами выступления в Сиээтле (а в последующем и во всех других местах) оказались вовсе не коммунистические, социалистические, рабочие партии, а нетрадиционные общественные организации, к которым массы потянулись, испытывая потребность освободиться от "рабочей бюрократии". Приходится констатировать, что массы, которые не согласны с доминантами современной политики и экономики, в значительной степени утратили доверие к своим прежним лидерам" (Ф.Д. Бобков, Е.Ф. Иванов, А.А. Свечников, С.П. Чаплинский. Современный глобальный капитализм. М., 2003, с.170). Дело не только и не столько в альтерглобалистах. Все крупнейшие пролетарские выступления последних лет (Албания, Аргентина, Кабилия и т.д.) происходили без руководства профсоюзов и против него.
Что касается Франции, то доверие французских пролетариев к левобуржуазным партиям, к "социалистам" и "коммунистам" было потеряно за последние четверть века, когда эти левобуржуазные партии, чередуясь у власти с партиями правобуржуазными, проводили политику, ничем не отличимую от политики этих последних. Итогом стала деморализация и апатия у старшего поколения пролетариев. Крах веры в то, будто к социализму можно прийти парламентским путем, вызвал у большинства пролетариев неверие в то, что к социализму можно прийти вообще.
Упадок левых партий сопровождался и упадком профсоюзов, которые сохранили во Франции сильные позиции только в государственном секторе, т.е. не среди рабочих промышленных предприятий, а среди коммунальщиков, железнодорожников, преподавателей и т.п. Вот как с горечью душевной описывают процесс упадка партий и профсоюзов английские троцкисты из Workers" fight, братской группы сильнейшей французской троцкистской организации "Лютт увриер" ("Рабочая борьба"): "Старое поколение рабочих активистов не было заменено молодым. Французский эквивалент британских местных профессиональных советов часто управляется горсткой активистов-пенсионеров, которые отчаянно пытаются удержать их на плаву...Аналогичная ситуация и в Англии... Сколько рядовых рабочих на самом деле активны в Лейбористской партии? Кто теперь верит, что политика может принести изменения в жизнь рабочего класса?" (Internationalist Communist Forum, N73, december 2005. France 1981-2005. 25 years of attacks against the working class, p.27).
После краха старого реформистского рабочего движения осталась пустота, которая очень часто заполняется всяким реакционным хламом. Но с другой стороны, именно из этой пустоты может возникнуть замечательный революционный протест и именно она может стать предпосылкой к восприятию новых революционных идей. Поэтому революционеры должны не оплакивать прежнее реформистское рабочее движение, а участвовать в той пролетарской борьбе, которая есть.
Пролетарские выступления последних лет либо представляли собой стихийные бунты против полицейского произвола и обнищания (Лос-Анджелес, Индонезия, Франция ноября 2005г.), либо катализатором этих выступлений являлась борьба разных группировок буржуазии, а детонатором взрыва пролетарской ненависти служили махинации и произвол правящего режима ("цветные революции" в СНГ), либо, наконец, они были социальным протестом против какой-то одной язвы буржуазного общества (пенсионерские выступления в России в начале 2005г. и современная студенческая борьба во Франции). Политическая и социальная революция, без соединения которых свержение капитализма невозможно, оставались разъединены. Ближе всего к их соединению подошли восставшие пролетарии Албании и Аргентины, и именно в Албании и Аргентине пролетарским выступлениям был присущ самый высокий уровень самоорганизации. Однако даже в Албании и Аргентине не было идеи-силы, т.е. вошедшего в кровь и мозг пролетариев представления о том обществе, за которое стоит бороться и умирать. Одна из важнейших задач революционеров - дать эту идею-силу.
В заключении рассмотрим вкратце вопрос, какая часть пролетариата может быть теперь авангардом пролетарского движения. По мнению активиста ленинградской Региональной партии коммунистов И. Абрамсона, эта авангардная роль перешла теперь от промышленных рабочих к научным и инженерно-техническим работникам: "Как в армии и вообще в вооруженных силах роль различных их видов меняется со временем, так и в составе пролетариата происходит смена авангардных отрядов. Если передовым отрядом пролетариата до середины 20 века являлся индустриальный рабочий класс, то ныне на роль авангарда законно претендуют и это исторически ответственное место занимают научные и инженерно-технические работники, занятые в сфере высоких технологий. Если раньше, 50-70 лет назад, уровень развития металлургии и машиностроения определял уровень экономики той или иной страны, то сегодня это - хайтэк. Поэтому, если тогда естественно основное внимание революционеров-марксистов обращалось на работу с рабочими крупных заводов индустриальных центров, то сегодня научно-технические и инженерно-технические работники должны занять ведущие позиции перед новыми решительными схватками с мировым капиталом. Кстати, научно-технический и инженерно-технический компоненты пролетариата как социальные субъекты более остальных подготовлены к переходу в "царство свободы". Это люди, как правило, творческого труда, те самые "homo creator", по А. Бузгалину, у кого уже сегодня труд - не только жизненная необходимость, но и действительно, первая жизненная потребность... Выяснив усложнившийся, расширившийся состав современного пролетариата, ведущий отряд которого по характеру труда существенно отличается от индустриальных рабочих прошлого, мы должны отметить в связи с этим две отличительные особенности обоих авангардов. Цеховые условия труда индустриальных рабочих повседневно способствуют укреплению изначально присущего заводским рабочим коллективизма, общности интересов, по крайней мере на уровне цеха или даже завода. Это объективно облегчает партийным пропагандистам формировать у этих пролетариев классовое самосознание. Новые пролетарии, инженерно-технические, особенно же - научные работники обычно отделены и отдалены друг от друга. Их труд, главным инструментом которого является персональный компьютер и/или какой-либо приборный комплекс, индивидуализирован. Этот фактор объективно затрудняет формирование у новых пролетариев сознания классовой общности. Но, с другой стороны, другая особенность новых пролетариев - высокий образовательный уровень - играет компенсирующую роль, объективно облегчая понимание социалистической перспективы и необходимости целенаправленной классовой борьбы. Отмеченные особенности диктуют иные императивы для левых политических движений, для марксистских партий по сравнению с привычными для 19-20 (до его середины) веков. Пропаганда должна быть максимально доказательной, убедительной..." (И. Абрамсон. Социальная структура современного российского общества и задачи левых сил// Альтернативы, 2005г., сс. 15, 17).
Мы не будем здесь критиковать отдельные частности в рассуждениях Абрамсона, выделим лишь его главную мысль: авангардом революционного движения являются сейчас не промышленные рабочие, а научные и инженерно-технические работники, преимущественно сферы высоких технологий. К подобной мысли близок и крупнейший теоретик современной левой социал-демократии Борис Кагарлицкий, который в своей книге "Восстание среднего класса" относит к авангардной категории современного пролетариата квалифицированных и грамотных работников третичного сектора и хайтэка.
Подобная идея кажется весьма привлекательной, особенно для людей, воспитанных на марксистской парадигме. Эта мысль не может быть отброшена сходу. Но проблема заключается в том, что до сих пор работники хайтэка никак не проявили себя в качестве социально-революционной силы (не считать же социально-революционным движением альтерглобализм, ядро которого действительно составляет "продвинутая молодежь"!). Радикальные и подлинные забастовки в России в 1990-е годы происходили не в НИИ и КБ, а на шахтах и градообразующих предприятиях (Выборг и Ясногорск), т.е. в старых отраслях производства.
Правда, Абрамсон приводит цифры, что в некоторые годы ельцинской и раннепутинской эпохи количество бастовавших учителей превосходило количество бастовавших рабочих. Однако забастовка забастовке - рознь, и профсоюзные и строго легальные забастовки учителей могут превосходить рельсовую войну и Ясногорск по количеству, но сильно уступают им по качеству.
В конце 1960-х годов некоторые французские левые социалисты (например, автор книги "Новый рабочий класс" Серж Малле) предлагали ориентироваться не на рабочих традиционных отраслей (металлургия, машиностроение и т.д.), а на рабочих новых производств (химия и нефтехимия, нефтепереработка, электроника), которые, с точки зрения этих левых социалистов испытывали интерес к своему труду и потому были заинтересованы не только в повышении зарплаты, но и в рабочем самоуправлении. Однако наибольшего радикализма борьба промышленных рабочих в мае 1968г. достигла на заводе "Рено", относящемся к традиционной отрасли - автомобилестроению. За прошедшую треть века если кто-либо из рабочих перечисленных Сержем Малле отраслей если и сыграл где-либо революционную роль, то это нефтяники в Иранской революции 1978г. Иран, однако, был страной зависимого капитализма, а иранские нефтяники - пролетариями первого поколения, так что объяснение причин их революционности следует искать не в специфике выполняемого ими труда. В общем и целом можно сказать, что предложенная Малле ориентация преимущественно на рабочих новых отраслей кончилась ничем, а предлагаемая Абрамсоном, Кагарлицким и РКП-КПСС ориентация на научную и инженерно-техническую интеллигенцию не прошла еще проверку практикой.
Быть может, несостоятельной окажется вся марксистская иерархическая схема пролетариата, по которой одна из частей пролетариата неизбежно является ведущей, а другие - ведомыми. Но даже если эта схема и подтвердится, то проблема боевого союза всех слоев пролетариата сохраняет свое первоочередное значение.
Понятно, что актив социально-революционного движения будет состоять в значительной мере из пролетариев умственного труда. Будут ли это по преимуществу интеллигенты - гуманитарии, или же ученые-естественники и ИТРы, вопрос пока что полностью беспредметный. Но даже в том случае, если Абрамсон и Кагарлицкий правы, перед социально-революционным движением, костяк которого составлят научные и инженерно-технические работники, возникнет проблема установления товарищеского союза со всеми остальными группами пролетариата - с промышленными рабочими, с рабочими-мигрантами, с самозанятыми, с безработными и т.д. Без такого союза победа революции невозможна.
Костяк революционно-социалистического движения Англии в ранний, еще дочартистский период образовывали квалифицированные и грамотные ремесленники. Чего сильнее всего боялись английская буржуазия и аристократия - так это соединения сознательного протеста ремесленников-социалистов со стихийным бунтом чернорабочих. Такое соединение дало бы революцию в Англии, но его не произошло, и революция в Англии не случилась. С соответствующими изменениями история повторится снова. Капитализм во Франции рухнет, когда революционно-социалистическая идея- сила воодушевит достаточно большое число студентов, вместе с которыми пойдут, движимые этой же идеей-силой парни из пригородов, и когда студенты и молодежь пригородов, расшатав капиталистическое государство, подвигнут на борьбу промышленных рабочих. Без соединения всех этих трех потоков пролетарского движения социальной революции не будет...
***
Что должны делать социалисты-революционеры в современных пролетарских движениях?
Первое. Они не должны поворачиваться к этим движениям спиной как к подозрительным, неполноценным и не отвечающим канонам марксистского этапа рабочего движения. Напротив, они должны активно участвовать в них.
Второе, участвуя в таких движениях, они никоим образом не должны разделять иллюзии и предрассудки участников движения или подлаживаться к таким иллюзиям и предрассудкам. Напротив, они должны всегда отстаивать самостоятельность пролетарской борьбы против всех буржуазных фракций, против партий и профсоюзов.
Третье. Они должны отстаивать единство пролетариев всех категорий в общей борьбе, и не питая иллюзий об инициативной авангардной роли промышленных рабочих, видеть в них тяжелую пехоту, которая, возможно, вступает в бой последней, но именно от которой зависит исход боя, откуда следует, что вовлечение промышленных рабочих в общую борьбу является для первыми начавших бой пролетариев других категорий важнейшей задачей.
Четвертое. Революционно-социалистическое инициативное меньшинство должно своим действием убеждать своих товарищей - пролетариев, что борьба возможна, а своим словом объяснять результаты и перспективы этой борьбы. Оно должно быть как пропагандистским обществом, так и боевой дружиной. В процессе пролетарской борьбы оно должно критиковать примиренческие и легалистские иллюзии, отстаивать методы прямого действия и формы организации прямой демократии - т.е. власть общих собраний с избранными и подконтрольными делегатами.
Пятое. Революционно-социалистическое инициативное меньшинство путем пропаганды и примера должно восстановить в сознании пролетариев идеал безвластного коммунизма как идею-силу, как образ общества, за которое стоит бороться и умирать.
Шестое. В момент непосредственно революционной ситуации инициативное меньшинство решительными ударами может расшатать и опрокинуть государственный аппарат капитализма, не для того, чтобы заменить его своим собственным государством, а чтобы очистить поле для свободного творчества масс.
Седьмое. После революции революционное меньшинство не становится новой властью. Его сила- исключительно моральна, оно влияет на пролетариат исключительно убеждением и примером. Оно должно отстаивать всеобщие интересы пролетарского освободительного движения и его будущее. Задача революционно-социалистического меньшинства в таком случае - критиковать все уклоны в сторону реставрации, которые будут возникать то тут, то там, а при необходимости - пресекать эти уклоны собственным действием и собственной инициативой.